Быть уверенным в себе, в своих идеях и словах сегодня не в моде. Умение и желание отстаивать свое мнение перерождаются в форму гордыни. Зато называть себя дураком как минимум достойно, такой взгляд общество расценивает скромностью, для меня отдающей пафосом, и показателем скрытой мудрости. И в рамках борьбы за равенство это вполне логичный результат, стать умными у всех не вышло, осталось массово стать дураками и не выделяться, чтобы не дай Бог кто-нибудь не подумал, что ты ставишь себя выше других людей. Политика "ИМХО", постоянного уточнения после каждого слова, что это только твой взгляд и ты не претендуешь на большее. Политика вечного блефа и лукавства - претендуешь. Каждый человек уверен в правоте своего взгляда, как-только он осознает его ошибочность, он его меняет. И я такой же, я с легкостью несколько раз на дню признаю себя тапком необразованным, до тех пор, пока не нахожу достойного собеседника, интересного мне, способного и рассуждать, и слышать. Гордыня? Безусловно. Я горд и я знаю себе цену. Высокая самооценка? Да. Но которую я способен доказать, не барахтаясь в грязи дешевых отговорок и самобичевания. Жестокость, холодность, логика, цинизм и плеть на поясе за обаятельной улыбкой художника. Я такой и другим уже не буду. А тенденции моды пусть разбирают другие, у меня свой путь, которым я вполне доволен, потому что между стремлением стать лучше, двигаясь вперед, и стремлением нравится всем и каждому - пропасть.

(с) Аль Квотион

Они боятся сделать шаг. Показать лицо, позвонить и сказать правду, встретится за чашечкой горячего ароматного напитка и поговорить. Да просто быть собой, не той смешной марионеткой образа с мышлением поисковой программы и безвкусно идеальной красотой аватарок, а просто человеком, не больше, но и не меньше. Они скребут изнутри панцирь иллюзорного одиночества и ждут того, кто сделает шаг за них, занимая свой досуг поиском все новых и новых самооправданий бездействию. Они боятся сделать шаг, потому что за окном дождь, а не Эйфелева башня в лучах солнечного Парижа, волосы растрепаны, возле глаз пролегли первые морщинки, в словах то и дело чувствуются пробелы знаний и дрожь неуверенности, настроение портится невзначай, медленная жизнь оседает тучностью тела, творчество тает в бытовухе, сказочные дворцы превращаются в облезлые обои и невымытую посуду, свобода в ворчащих стариков родителей, богатства души теряются за нищетой быта и недовольным начальством на работе, а сам человек уже не хочет быть собой, вживаясь в свою любимую марионетку, не способную, не готовую сделать шаг. Но, Боже мой, как легко шагать по тряпичному миру общей нерешительности.

(с) Аль Квотион

Ночь. Сладких снов. Уютной дремы.
Покоя дому и душе.
Обьятий трепетных - влюбленным.
А детям - ярких миражей.
А мне... Мне чай и сигарету,
Мне холст и краски, мне слова,
Звезду, затерянную где-то,
Где начинается весна.

(с) Аль Квотион 

Мы часто рассуждаем о Божественном вдохновении, о порыве, данном свыше, волшебстве неземного откровения. Когда художники видят во сне свои будущие картины, когда поэты пишут стихи на одном дыхании, захлебываясь словами, когда ученые кричат эврика, а в их расширенных зрачках сходится в ровную формулу то, что было лишь предчувствием чего-то большого. Прорыв, открытие, экстаз. Манна небесная или... плод труда? Результат одержимости своим делом? Ведь человек, полной грудью вдыхающий свое творчество, будь то искусство, наука, что-угодно, человек живущий этим, влюбленный в свою работу, каждый день пропускающий сквозь разум, сквозь душу, сквозь сердце мысли, идеи, размышления, чувства, все оттенки выбранного ремесла, больной этой неудержимой страстью, рано или поздно начинает переносить ее на все области жизни, создавая еще один парадокс подсознания. Так домохозяйка, каждый день взвешивающая учебу своего сына, волнующаяся за него, вдруг начинает видеть во сне, как он проваливает экзамен. И если реальность по стечению обстоятельств складывается аналогично сну, то ее живой страх, остро переживаемый каждый день, явится аналогом вещего сна, тем самым Божественным откровением, являясь на деле не большим, чем стандартной функцией мышления. Но как хочется человеку верить в чудо, в богоизбранность, в касание ангельских крыл. Так пусть будет каждому по вере его.

(с) Аль Квотион

Зима неспешно отступает
И тает снег, тот самый снег
Который мы с тобой, родная,
Раскрашивали в теплый смех.
Под ним - весна. Живет, стремится.
Ты чуешь март в своей груди?
Ты хочешь заново влюбиться,
Ты хочешь, милая, скажи?
Зима уйдет. Хватаясь вьюгой
За память, боль, за что-то в нас
Щемящее внутри недугом
Остывших душ, закрытых глаз.
Зима уйдет. Уйдет из сердца,
И уходя, научит нас:
Меня - что от любви не деться,
Тебя - любить как в первый раз.

(с) Аль Квотион

Каждый может дать только то, что он имеет. Прозаическая правда, так часто игнорируемая человеком. И мы учим летать неоперенных орлят, нелепые, пафосные, никогда не знавшие неба клуши. Каждый бомж таит секрет баснословного богатства, каждый, задыхающийся в одиночестве, точно знает рецепт абсолютного счастья, каждый дурак мнит себя источником вселенской мудрости, каждая разведенная пара передает учение, как сохранить семью, каждый ребенок кажется себе взрослым. Я, конечно, утрирую, я надеваю колпак клоуна и смеюсь, я шут и балабол, в моих словах нет ничего, кроме слов, но все же... Пряча взгляд, в прицеле которого танцует раздетая душа, я все чаще понимаю: каждый может дать только то, что он имеет.

(с) Аль Квотион

I am the love that dare not speak its name.
А. Дуглас "Две любви"

Альфред Дуглас, английский поэт, более известный не творчеством, а своими отношениями С Оскаром Уайльдом, создал в своей поэзии два образа любви: легкую, светлую, солнечную, цветущую Любовь, соединяющую юношей и девушек, и Любовь бледную, печальную, молчаливую, двуликую, вторым лицом которой является стыд. Ту любовь, которая связала его самого с великим писателем. Но творцы не священники, чтобы петь мораль, они всегда - испытатели, пробующие на прочность привычные рамки мира ли, общественного устоя ли, в вечном поиске вдохновения, нового взгляда, нераскрытого таинства красоты. Я уже писал, что автор и его произведение являются единым целым организмом, но это взгляд и мироощущение самого автора, а вот глазами зрителя.. любое созданное произведение самодостаточно и, начиная существовать, перестает зависеть от своего создателя. И любовь творца, какой бы она ни была, остается личным счастьем или трагедией самого творца. Все остальное зависит исключительно от культурности, интеллигентности, образованности и воспитания зрителя. Кто-то, стоя возле величайшей Моны Лизы, увидит произведение искусства, которому нет равных, почувствует всю глубину свето-тени, по-своему оценит систему мазков, а кто-то толкнет локтем в бок своего спутника и скажет: "слышь, Клав, а говорять Да Винчи педиком был". Но дремучее судачество, сплетничество, базарность, использующие творчество как инструмент обсуждения личной жизни художника итогом собственного невежества и одиночества, толкает искать не духовный толчок, не акт личностного развития, но человека, живого, настоящего и желательно в чем-то порочного, грешного, с темными пятнами биографии, чтобы потом с ехидством сказать: "а вот тут то я чище и умнее его". Что касается второй любви Альфреда Дугласа, то я склонен считать, что гомосексуализм это не то, к чему стоит стремится, это всегда либо травма, пережитая в детстве, либо комплексы, возросшие до серьезного отклонения, либо сильнейшая неуверенность в себе в отношениях с противоположным полом, либо психическое отклонение, болезненный выкидыш проблем социума, либо общая пассивность и ведомость за более сильной, яркой личностью. Причин много, называть все я не стану. Но это всегда либо личный выбор, либо недочет и пробел воспитания, не имеющий ничего общего с творчеством. А тем зрителям, которые видят в произведении только аспекты биографии, предстоит еще многому и многому научиться.
(с) Аль Квотион

Любое произведение искусства, будь то картина, поэма, симфония или что-то еще, перечислять можно действительно долго, это всегда либо загадка, либо демагогия. На загадки имеют право мастера, более-менее признанные культурной частью общества, которые создают свои произведения без объяснений и ответов, позволяя зрителю самому искать тот смысл, ту тайну, те нюансы души, которые ты вложил в свою работу. Итогом все равно становится демагогия, но рожденная из лукавого молчания автора, рассуждение зрителя, его попытка понять увиденное. И в целом, в этом основная задача искусства, эстетически-духовное развитие личности, попытка заставить его задуматься, посмотреть на мир под другим углом, проложить путь к прекрасному и за руку отвести к нему. Есть и произведения, изначально построенные на демагогии, на объяснениях автора, какую именно мысль вложил он в свое творчество, что хотел сказать этим. И ленивый зритель, не желающий думать, искать самостоятельно, ждущий подробного полуобьяснения-полуоправдания, теряющий культурность, приходящий к банальным ценностям животного мира, потребитель любого творчества в попытке быть большим, чем есть. Либо с целью показать себя, свое собственное творчество в размахе недоразвитых крыльев нефилима, снисходительно соглашаясь ради этого оценить чужое произведение, но всегда - поверхностно, всегда - итогом собственного одиночества, заставляющего все чаще говорить о себе, всегда - не с целью жадной необходимости духовного роста. Таких всегда большинство, круг богемный или около-богемный, круг творцов и ценителей во все времена был довольно узким и ограниченным, изредка расширяясь посредством моды на искусство, но в итоге возвращаясь на круги своя. И выбирая среди возможных граней, я выберу молча и взахлеб читать хорошие книги по вечерам, жадно вдыхать атмосферу живописи, не попадаясь на глаза, досуже скользящие по галереям, вживаться в музыку, растворяться в ней, находя невероятные смены чувств, и, возвращаясь в свою квартирку, снова брать краски, скрипку, слова и говорить, говорить, говорить, каждым штрихом создавая свой собственный храм, в который я однажды уйду навсегда.
(с) Аль Квотион

Если честно, то я не люблю отмечать праздники, выделять из общей среды бытия особые дни для того, чтобы простить или начать, для рукопожатия или поцелуя. День всех влюбленных, повод признаться в своих чувствах, повод сказать дорогому человеку, что он дорог, повод сделать приятную мелочь и устроить маленький праздник для двоих и повод вспомнить, что у нас есть кто-то еще, кроме наших избранников, кто нам тоже не менее важен, будь то друзья, родные, или просто любимый кот, лениво развалившийся на коленях. Но если ты влюблен, если ты любишь, этот повод есть в каждом дне твоей жизни. И не нужен день святого Валентина, не нужен один единственный день холодного февраля, чтобы нарвать цветов, принести завтрак в постель и пойти на сумасбродное сумасшедшее свидание с человеком, только встреченным или разделившим с тобой много лет и привычным до каждого слова, до каждой черты. Или чтобы сказать друзьям, что они делают твою жизнь светлее, просто тем, что они есть, именно такие, какие есть. Или набрать номер и сказать, просто так, без цели, без повода: "мама, знаешь, я тебя люблю. Спасибо тебе, мама." Я не люблю праздники. Но я люблю видеть людей счастливыми. И такими же я хотел бы видеть вас, каждого из тех, кто прочтет эти слова или никогда не узнает о них.

(с) Аль Квотион

Но тем не менее, уважая чужие взгляды... С праздником. Цветы для тебя. Да, пахнут они очаровательно...

Можно сфотографировать цветок. Тем самым запечатлев мгновение цветения навсегда, в чем-то умножив красоту мира, просто поделившись обрывком данности с другими. У меня есть цветок, смотри, он красив. Но люди творческие, люди больные прекрасным, одержимые искусством, бессменные любовники муз фотографируют не цветок. Они фотографируют форму, мысль, настроение, раскрывая внутренний мир души художника, иное виденье мира внешнего, пропущенное сквозь муки и восторг акта сотворения произведения. И в простом цветке начинают говорить любовь и одиночество, боль и счастье, грусть и радость, личная трагедия сердца и жаркий вкус открытия. Потому что искусство определяется не инструментами творчества, а умением сказать и быть услышанным, умением затронуть те струны человеческой души, которые толкнут очевидца этого маленького чуда к новому осмыслению мира, к возможности понять, почувствовать, становясь глотком воздуха для просыпающейся души. А инструменты... остаются лишь инструментами. И не так важно, фотографируешь ты, пишешь, рисуешь или воздвигаешь воздушные замки мечты из собранного под ногами мусора, ты остаешься - творцом. И пусть в большинстве случаев тебе скажут: "здорово, ты сфотографировал цветок, а вот у меня тоже на окошке стоит горшок с обильной растительностью", но найдется тот, кто заглядывает глубже, кто умеет не только смотреть, но видеть, зритель, настоящий зритель художника, являющийся неотъемлемой частью любого искусства. 

(с) Аль Квотион

Красота в глазах смотрящего. Но что происходит с ней, когда никто не смотрит?

Красоты не существует без зрителя, без очевидца, без свидетеля. Ребенок, любующийся весенним цветением, мужчина, повторяющий пальцами изгибы тела любимой женщины, девушка, следящая за переливами заката, отраженного в море, старик, устало улыбающийся солнечным бликам в волосах его внуков, все они находят свою красоту, она вызревает в них, согревает душу, но... Что есть красота женщины в глазах муравья? Что есть красота цветка в глазах рыбы? Красота это оценка данности, понятия красоты условны, личностны, глубоки, но не обьективны. Красота это внутреннее переживание, чувство видящего, красота вечна, красота для каждого своя. И тот акт, блик жизни, который ты считал красивым, который обожествлял и возвеличивал в своем сердце, который толкал тебя на подвиги и поэмы, на музыку и картины, в котором видел ты своего бога, в котором находил любовь... как только ты закроешь глаза и отвернешься, станет данностью, фактическим элементом бытия, одним из. И являясь зачастую бессменным катализатором творчества, красота не вовне, не вокруг, она в тебе самом, делая любое творчество неотделимым от творца, соединяя их в единое целое, до той степени близости, что становится невозможным сказать: "это поэт, а это его стихи" или: "это музыкант, а это его музыка", оставляя только скомканное "это все - он, и тело его, душа дробятся на больной взгляд, дрожащие плечи, слова, звуки, остаются на холсте системой мазков". И то огромное, живущее в сердце, поглощающее разум, требует выхода, продолжения, нацеливает на вечный поиск сквозь штормовой конфликт души, который с легкостью обьясняет любые муки творчества, но который всегда остается личной тайной автора.

(с) Аль Квотион
 

Ну что тут скажешь, я влюблен
В глаза, в слова, в улыбку, в плечи,
В волос блестящих черный лен,
В шальных идей ростки и смерчи.
Влюблен. И хочется опять
Уметь понять, остаться рядом,
Прижать к себе и целовать,
И целовать куда попало.
Гулять в дожде, писать стихи,
Хранить тепло, смеяться шуткам,
Рвать звезды с неба и дарить,
И греть дыханьем ее руки.
А если вдруг придет беда,
То отстоять простое счастье,
И вместе встретить холода,
И вместе с ней весны дождаться.
Теряться в сумерках времен,
Тянуться к губ ее изгибу.
Ну что тут скажешь, я влюблен.
И знаешь, Господи, спасибо.

(с) Аль Квотион                                

Я хожу и горблю плечи,
Раздражаясь без причин.
Я не ставлю в церкви свечи
И не праздную почин.
Я такой же, я обычный,
Только формула не та.
Только строгий мир приличий
Поменял во мне цвета.
Так же суету ругаю,
Подчиняясь суете.
И хочу поближе к раю,
Прозябая в конуре.
Сгорбленный я снова всуе
За немой толпой бреду,
Только на спине тащу я
Крылья, небо и звезду.

© Аль Квотион

* из ранних стишат

Не хочется ничего говорить, нет желания что-то писать. Нет, я могу сказать себе надо, могу сесть и выродить шаблонную зарисовку о любви ли, о жизни ли, оперируя словами и образами, которые так или иначе заденут струны случайных душ, ключи к которым разбросаны под ногами, стоит лишь наклонится и поднять. Я даже могу сделать изящный шахматный ход на площадке пиара всего и вся и завернуть получившуюся пустоту в яркий фантик, сделав ее бестселлером. Без-цели-ром. Хорошо продаваемой возней на ринге бессмыслия, игры в слова и переливания из пустого в порожнее заочно хороших идей, сформулированных не мной. И стать одним из многих модных нынче авторов, собрав аудиторию одиноких, загнанных жизнью людей, жаждущих стать хотя бы сторонними соучастниками чего-то высокого, мудрого, светлого и вечного. А после с ядовитой ухмылкой на лице собирать урожай восторгов, адресованных не столько мне, сколько собственному желанию быть тонко-чувствующим, невероятно-развитым человеком. Но есть внутри какой-то штрих, оттенок души, отголосок совести, который не дает врать. И поэтому... Не хочется ничего говорить, нет желания что-то писать. Зато есть холсты, есть огромный мир за окном, которым можно поделится, повесив на шею фотоаппарат, есть я, обычный человек, в меру живой, со своими идеями и ошибками, есть данность, нырнув в которую чуть глубже, можно и без стихов так наглотаться красоты, что она еще долго лукавым светом будет отсвечивать в глубине глаз.

© Аль Квотион

...аллейку.