О, женщина, дитя, привыкшее играть
И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,
Я должен бы тебя всем сердцем презирать,
А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!

Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,
Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,
Для прихоти твоей я душу погублю,
Все, все возьми себе - за взгляд очей прекрасных,

За слово лживое, что истины нежней,
За сладкую тоску восторженных мучений!
Ты, море странных снов, и звуков, и огней!
Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!













Женщина - с нами, когда мы рождаемся,
Женщина - с нами в последний наш час.
Женщина - знамя, когда мы сражаемся,
Женщина - радость раскрывшихся глаз.

Первая наша влюбленность и счастие,
В лучшем стремлении - первый привет.
В битве за право - огонь соучастия,
Женщина - музыка. Женщина - свет.

















Я буду ждать тебя мучительно,
Я буду ждать тебя года,
Ты манишь сладко-исключительно,
Ты обещаешь навсегда.

Ты вся - безмолвие несчастия,
Случайный свет во мгле земной,
Неизъясненность сладострастия,
Еще не познанного мной.

Своей усмешкой вечно-кроткою,
Лицом, всегда склоненным ниц,
Своей неровною походкою
Крылатых, но не ходких птиц,

Ты будишь чувства тайно-спящие,
И знаю, не затмит слеза
Твои куда-то прочь глядящие,
Твои неверные глаза.

Не знаю, хочешь ли ты радости,
Уста к устам, прильнуть ко мне,
Но я не знаю высшей сладости,
Как быть с тобой наедине.

Не знаю, смерть ли ты нежданная
Иль нерожденная звезда,
Но буду ждать тебя, желанная,
Я буду ждать тебя всегда.

Стихи Константина Бальмонта

Художник Юрий Ярош, из Белоруссии, родился в 1969 году. В настоящее время живет и работает в Испании. Он прекрасный мастер цвета. И, без всякого сомнения, необычный художник, каждая из картин которого оставляет неизгладимый след в мире ценителей живописи. Его работы находятся в частных и государственных коллекциях Белоруссии, России, Испании, Голландии, Франции и многих других стран.

Все сто пятьдесят четыре сонета Шекспира переведены на русский язык. И притом неоднократно. И по-разному, разумеется: с разной степенью таланта и проникновения в дух подлинника. С 1833 года, когда в "Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду" вышли первые опыты Межевича, многие русские поэты брались переводить сонеты великого англичанина. Постепенно, шаг за шагом, переводы заметно совершенствовались, становились все более точными и поэтичными. Пока, наконец, советский поэт С. Я. Маршак не представил нам подлинного Шекспира... А сначала дело шло трудно. Главным образом потому, что старым переводчикам было просто стыдно за этого "грубияна Шекспира". И правда, каково было нежнейшему Модесту Чайковскому переводить, к примеру, строчку, которая по-английски звучит так: If snow be white, why then her breasts are dun... (Если снег образец белизны, то, увы, ее груди грязно-серого цвета...) Модест Чайковский уклончиво констатирует: Снег с грудью милой не одно и то же... А великосветский виршеплет граф Иван Мамуна, перелагая тот же сонет, продолжает: И фимиама смол Аравии далекой Амброзия ее дыханья не затмит... Хороши "фимиам" и "амброзия", когда в подлиннике сказано абсолютно недвусмысленно: And in some perfumes is there more delight Than in the breath that from my mistress reeks. По-русски это значит: А разные благовония намного приятней, Чем дыхание моей милой, которое... Которое... которое... Увы, в прозаической заметке трудно подобрать русское слово, соответствующее этому почти неприличному английскому reek, которое написал тут Шекспир. Давайте откроем англо-русский словарь, найдем сей глагол. Четыреста лет тому назад он означал то же, что и теперь: "Испускать пар, испарения, отдавать чем-либо неприятным, затхлым"! Недаром относительно этих самых строк Бернард Шоу заметил: "Ни единому человеку, будь то мужчина или женщина, разумеется, не доставил бы удовольствия этот выпад относительно благовоний в четвертом двустишии..." Удивительно, не правда ли? Что же это за сонет? Откуда он взялся? Кажется, ни в одном из русских переводов шекспировских сонетов нет ничего даже отдаленно напоминающего "грязно-серую грудь" и "затхлое дыханье". Это правда, в переводах нет. А в подлиннике есть. В подлиннике знаменитого 130-го сонета. Да, его переводили. И притом неоднократно. И по-разному, разумеется. Кроме М. Чайковского и И. Мамуны мы могли бы процитировать опыты еще и других старых и новых переводчиков, которые так же робко и потому так же безуспешно пытались обойти острые углы этого стихотворения; но лучше обратимся сразу к С. Я. Маршаку. Неужели и этот поистине классический переводчик тоже не сумел (или не захотел?!) хотя бы приблизиться к подлиннику? Ее глаза на звезды не похожи, Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа, И черной проволокой вьется прядь... Само по себе - великолепно, не правда ли? Но только само по себе, безотносительно к Шекспиру! Потому что вместо серо-коричневого слова dun, которое в английском языке со времен Шекспира употребляют обычно как описание лошадиной масти - примерно соловая или чубарая по русской классификации, - нечто весьма деликатное, хотя и "небелоснежное". И к тому же "прядь" и "вьется" и еще "открытые плечи", которых в ту пору не носили и которые у нас сейчас ассоциируются с великосветской красавицей более поздних времен, чуждой естественности, чуждой духу 130-го сонета, чуждой, вероятно, самому автору. Он, надо думать, проявил здесь некоторую смелость, если не сказать наглость, обнаружив, что ему известно, какого оттенка (да еще столь неприглядного!) кожа его милой, скрытая пышным историческим нарядом. И к тому же, напоминаем, он сообщает читателю даже не о плечах возлюбленной, а о ее breasts; любой ученик 5-го класса, изучающий в школе английский язык, подскажет, что это слово в переводе означает "грудь", - впрочем, пятиклассник, вероятно, знает это существительное именно в его единственном числе, и точно так же взрослый поэт В. Шекспир вполне мог бы сказать breast, это не помешало бы ни рифме, ни ритму, - но он недвусмысленно пишет множественное: "груди", чтобы уж никто не заподозрил его в деликатности. А все старые русские переводчики употребляли тут исключительно единственное число. М. Чайковского мы уже цитировали ("Снег с грудью милой не одно и то же"), у Н. В. Гербеля - "Когда снег бел, то грудь прекрасной с ним не схожа", у И. Мамуны читаем: "Со снегом грудь ее не спорит белизною". И только С. Маршак решился тут употребить множественное число, но применительно к "плечам", так что риск был, пожалуй, не велик. Далее: С дамасской розой, алой или белой, Нельзя сравнить оттенок этих щек, А тело пахнет так, как пахнет тело, Не как фиалки нежный лепесток. Чем "пахнут" соответствующие строки у Шекспира, мы уже говорили. Попытаемся же разобраться. Нет, не в том, почему переводчики, даже лучший из переводчиков, перевели лишь 50 процентов шекспировского образа, лишь ту его половину, где сказано, какой его милая не является; а вот какова она на самом деле - это утаили от русского читателя. Попытаемся разобраться, почему сам Шекспир столь немилосердно расправился в этом сонете со своей любимой; может быть, это поможет нам понять и просчеты переводчиков. Прежде всего, и во второй строфе перевода - неточность. На первый взгляд вполне невинная: дамасские разы, которые в ту пору разводили в Англии, по свидетельству современников, не были "алыми или белыми"; они были, как и написано у Шекспира, "красные и белые", то есть красно-белые. И в силу этого своего ботанического свойства неизменно эксплуатировались всеми коллегами-поэтами в качестве сравнения со щеками возлюбленных. Вот теперь и представьте, до какой степени может осточертеть даже этот прекраснейший сорт розы, когда он произрастает буквально в каждом третьем сонете, а общий урожай можно учесть, если известно, что печаталось в те времена (только п_е_ч_а_т_а_л_о_с_ь!) в среднем свыше пятисот сонетов в год. Так обстояло дело не только с дамасскими розами. Начнем с начала. "Глаза-звезды", "уста-кораллы", "кожа как снег", "благовонное дыхание" и дальше из последующих строк "голос-музыка", "походка богини" - все это, как нетрудно догадаться, карманный набор метафор и сравнений, который позволял многим (увы, слишком многим!) предшественникам и современникам Шекспира (увы, также и нашим современникам!) строить сонеты, поэмы и популярные песенки индустриальными методами. И "волосы-проволока", представьте, из того же конструктора. Дело в том, что как раз в конце XVI века в Европе распространилась мода взбивать и н_а_ч_е_с_ы_в_а_т_ь волосы, а чтобы удержать их в этом "воздушном" состоянии, применяли золотую и серебряную проволоку, которую поэты не замедлили воспеть, а затем использовать уже для сравнения с женскими волосами. Проволоку в те времена еще не умели изготовлять п_р_о_т_я_ж_к_о_й, как нынче, - ее ковали вручную; проволока была дорогой, сравнение, соответственно, лестным. И когда Шекспир пишет нарочито прозаично: "черная проволока растет у нее на голове", то это очередное оскорбление - прежде всего друзей-поэтов, которые уже ни с чем иным, кроме проволоки, не умеют сравнить волосы своих возлюбленных, а заодно и собственной любимой. Но только не в том обида, что у нее волосы как проволока. Это, повторяем, изысканный, хотя и штампованный комплимент. Проволока-то не золотая, не серебряная, а ч_е_р_н_а_я - вот что обидно! Потому что в ту эпоху обозвать английскую женщину б_р_ю_н_е_т_к_о_й было равносильно тому, чтобы объявить ее уродкой: черноволосые никак не котировались. Такие времена!.. В переводе и это смягчено, сглажено. Вот только к_о_д_а - замечательная концовка замечательного стихотворения - переведена едва ли не совершенно. У Шекспира: And yet, by heaven, I think my love as rare As any she belied with false compare. У Маршака: И все ж она уступит тем едва ли, Кого в сравненьях пышных оболгали. Удивительно емкое двустишие - у обоих авторов! Ведь оба они, разделавшись здесь уже окончательно со всеми этими лжецами и подхалимами от поэзии, воздали должное своей женщине, притом вовсе не за счет иных, прочих. Нет, в сторону любой женщины, чужой или близкой, сущей или будущей, они поклонились равно любовно, почтительно, благородно. Пройдут годы, новые поколения, наверное, заново прочтут Шекспира, новое время закажет своим поэтам новые переводы; грядущие историки, быть может, станут судить о нас и о наших временах по тому, как мы воспринимали, какими словами переводили для себя великие строки. Но э_т_о двустишие в э_т_о_м переводе пребудет наравне с подлинником - таково наше убеждение сегодня! Однако в целом, на сегодняшний день, весь пародийный и полемический заряд 130-го сонета, его отнюдь не беззлобная ирония, издевательские выпады, то есть самая его суть, - увы! - пропадают при переводе. А ведь автор ради того, чтобы доконать своих поэтических противников, не пощадил даже свою нежно любимую "смуглую леди"; кажется, она его так и не простила, судя по остальным сонетам. Еще бы! Его удары, которые он так щедро раздает всем этим сладкоречивым поэтам, настолько темпераментны и мощны, что даже эхо подобной оплеухи может свалить с ног нежное создание с нездоровым дыханьем и волосами сомнительного цвета. И даже столетия не могут ослабить силу его сарказма, казалось бы... Вот только переводчиков, по-видимому, не задевает его гнев. К последнему шекспировскому юбилею в "Вечерней Москве" появилось очередное переложение все того же 130-го сонета, сделанное Н. Пановым. Нет, никто не может быть против все новых попыток взять эту поэтическую вершину. Больше того, после совершенной в своем роде работы Маршака смелость переводчика, вновь работающего над сонетами, вызывает уважение. Но и эта попытка представляется несостоятельной. И не потому, что переводчик опять исторически неправильно истолковал смысл "черной проволоки" или не передал все те литературные и житейские ассоциации, которые возникали у п_е_р_в_ы_х читателей Шекспира при одном только упоминании "дамасской розы". Действительно, все это можно передать разве что в примечаниях к сонету, а в самом тексте едва ли нужно. Но вот небеззлобная ирония, яростная насмешка - необходимы! А вместо того опять "открытой груди смугловатый цвет" (вполне модно по нынешним временам!), "дыханье не духи" и "чернь волос", которые, "как проволочки, кольцами свиты", и т. п. Что делать, выигрывая в изяществе, проигрываешь в силе. Основной закон поэтической механики! Итак, многократно переводившийся, но все еще не переведенный сонет Шекспира... Придите, дерзкие! И пожалуйста, не о_б_е_р_е_г_а_й_т_е нас, читателей, от автора: как будто мы не доросли до его прямой, резкой, недвусмысленной откровенности, как будто он не наш современник, этот Вильям Шекспир! Р.Кушнерович. Непереведенный сонет Шекспира

 

 

Женщины, которых я любил,
Мне милы и дороги поныне.
Даже и вдали – они богини,
Женщины, которых я любил.

Для меня не меркли никогда
Красота их, молодость и нежность.
Чувствую я власть их, как и прежде,
Через все разлуки и года.

Женщины, которых я любил,
Жизнь мою украсили собою.
Каждая была моей судьбою,
Как и я для них судьбою был.

Я не знаю, где они теперь.
Жизнь мелькнула,
Как прощальный танец.
И хотя любовь в стихах осталась,
Мне печально от былых потерь.

Дай им Бог и счастья, и добра,
И ещё всего, о чем мечталось.
И вдобавок крошечную малость -
Отсвета от давнего костра.

На три жизни мне достанет сил,
Потому что радужной порою
Не прошло случайно стороною
Женщины, которых я любил.

Я знаю, что все женщины прекрасны.
И красотой своею и умом.
Еще весельем, если в доме праздник.
И верностью, – когда разлука в нем.

Не их одежда или профиль римский, –
Нас покоряет женская душа.
И молодость её, и материнство.
И седина, когда пара пришла.

Покуда жив я, – им молиться буду.
Любовь иным восторгам предпочту.
Господь явил нам женщину, как чудо,
Доверив миру эту красоту.

И повелел нам рядом жить, достойно -
По-рыцарски – и щедро, и светло.
Чтоб наши души миновали войны -
И в сердце не заглядывало зло

Нет женщин нелюбимых, 
Невстреченные есть. 
Проходит кто-то мимо, 
Когда бы рядом сесть. 

Когда бы слово молвить 
И всё переменить. 
Былое светом молний, 
Как плёнку, засветить. 

Нет нелюбимых женщин, 
И каждая права. 
Как в раковине жемчуг, — 
В душе любовь жива. 

Всё в мире поправимо, 
Лишь окажите честь... 
Нет женщин нелюбимых, 
Пока мужчины есть.

 

поэт Андрей Дементьев

 

 

художник Слава Грошев (Slava Groshev)

 

 

 

  Сегодня картины Jean Arcelin, написанные маслом в этюдной манере. Я даже в первые мгновения просмотра подумал, что написаны мастихином. Показалось. Большие плоскости, минимумом деталей, нечастые пастозные штрихи. В целом, с внешней стороны, мне понравилось. Живо, крайней степени легко, не вымучено. И при этом узнаваемо. Думаю, некоторым зрителям живопись этого автора также понравится. Есть здесь и интересные моменты с технической стороны…

     Надо сказать, что работы совсем не маленькие. Есть среди них под метр, и даже за метр. Поэтому судить о них по маленьким фото будет некорректно. Особенно  картины с сильной фактурой…

     

 

 

 

       Информации о художнике минимум. Родился Jean Arcelin в июне 1962 года. После учебы в школе Шарпантье, получил степень в области истории искусств в Сорбонне. Там же работал в мастерской с преподавателями, которые совершенствовали свой вкус и навыки в живописи семнадцатого и восемнадцатого века.

 

 

 

 

 

 

 

 

   Художник неоднократно создавал картины на заказ для нескольких крупных компаний. Регулярно выставляется во Франции ​​, Швейцарии и США с 1990 года. Ныне живет и преподает уроки живописи в Париже.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

"...Удары крыльев
оставят в воздухе след.
В воде останется след ударов хвоста.
Сжимают цвет и, как дыню, вcкрывают свет
удары кисти о твердую ткань холста.
Для страстной жизни любая среда вязка:
споткнёшься о дождь, и луч лицо рассечёт.
То звонкий гул, то лиственный шум мазка,
то нервно пульсирующие
поля пустот.
С тяжелых пальцев засохшую краску счисть:
в пространстве рамы, ворочаясь и звуча,
живет, как буква, гибкая, хищная кисть
ваятеля, живописца и скрипача...." 

.

Ты всегда и всюду странно
Очаровываешь взоры.
Я люблю твой взгляд туманный,
Я люблю твои укоры...
Голос твой звучит порывом,
То насмешливо и звонко,
То волшебным переливом,
Будто детский смех ребенка.
А когда опустишь очи,
Близость сердца сердцем чуя,
Я готов во мраке ночи
Умереть от поцелуя...







Я не люблю пустого словаря
Любовных слов и жалких выражений:
"Ты мой", "Твоя", "Люблю", "Навеки твой".
Я рабства не люблю. Свободным взором
Красивой женщине смотрю в глаза
И говорю: "Сегодня ночь. Но завтра -
Сияющий и новый день. Приди.
Бери меня, торжественная страсть.
А завтра я уйду - и запою".






Есть игра: осторожно войти,
Чтоб вниманье людей усыпить;
И глазами добычу найти;
И за ней незаметно следить.

Как бы ни был нечуток и груб
Человек, за которым следят, —
Он почувствует пристальный взгляд
Хоть в углах еле дрогнувших губ.








Дыша духами и туманами, 
Она садится у окна. 
И веют древними поверьями 
Ее упругие шелка, 
И шляпа с траурными перьями, 
И в кольцах узкая рука. 
И странной близостью закованный, 
Смотрю за темную вуаль, 
И вижу берег очарованный 
И очарованную даль. 
Глухие тайны мне поручены, 
Мне чье-то солнце вручено, 
И все души моей излучины 
Пронзило терпкое вино. 







Мы ли - пляшущие тени?
Или мы бросаем тень?
Снов, обманов и видений
Догоревший полон день.
 
Не пойму я, что нас манит,
Не поймешь ты, что со мной,
Чей под маской взор туманит
Сумрак вьюги снеговой?
 
И твои мне светят очи
Наяву или во сне?
Даже в полдне, даже в дне
Разметались космы ночи...
 
И твоя ли неизбежность
Совлекла меня с пути?
И моя ли страсть и нежность
Хочет вьюгой изойти?
 
Маска, дай мне чутко слушать
Сердце темное твое,
Возврати мне, маска, душу,
Горе светлое мое!








































Стихи Александра Блока

Картины Gianni Strino

Не грусти… просто хмурая осень
Наливает печаль до краев…
Тополь листья последние сбросил,
Грустно глянув в окошко твое…

Не грусти… ничего не случилось…
Просто чуть холоднее рассвет…
И небес ледяная унылость
Сыплет наземь тоску прошлых лет…

Не грусти… в этом мире всё тленно –
Только вечны любовь и покой…
Выпьет ночь твою боль непременно…
И укроет янтарной листвой…

Не грусти… сколько зим еще будет…
И тепла золотых сентябрей…
Сколько светлых и радостных будней…
Сколько праздников в жизни твоей…

Не грусти… я ведь тоже заплачу…
Бьется в сердце тревогою дождь…
Я люблю тебя – а это значит…
Значит… ты никогда не умрешь…







Ах, как же тяжело даются дни разлуки!..
Чем дальше от тебя, тем сердцу холодней…
Срываются с небес дождей осенних звуки…
И душу рвёт тоска… и небо всё темней…

Рассыпался сентябрь янтарною печалью…
По золоту листвы крадётся кошкой ночь…
Я с каждым новым днём всё тягостней скучаю!..
И с каждым днём больней мне это превозмочь…




Холодная постель… холодные ладони…
Хрусталь холодных снов ночь режет пополам…
Холодный луч луны прилёг на подоконник,
Отдав всё серебро безмолвным зеркалам…

А как там у тебя?.. скучаешь?.. хоть немного?..
Идут ли там дожди?.. не холодно ль в горах?..
Я для тебя все дни тепло молю у Бога…
Дай, Господи, ему не ведать зло и страх…

Безрадостный рассвет лизнёт багрянцем руки…
И выстудит всю боль… как свечи на снегу…
Ах, как же тяжело даются дни разлуки!..
Ты только приезжай… я выдержу… смогу…

















Господи!.. Храни его от бед!..
Дай ему и мудрости, и силы…
Пусть теплом касается рассвет
Губ его, таких желанно-милых…

Дай ему терпенья всё пройти…
Не упасть… и не остановиться…
Звездочкой в ночи ему свети!..
Солнышком согрей его ресницы!..

Пусть холодный леденящий дождь
Зде’сь прольется, на мои’ ладони…
Пусть души его не ранит ложь…
И печаль морщинки не затронет…

Ты отдай мне всю его тоску,
А ему улыбки – пусть смеется…
Я все боли выплесну в строку,
Чтоб ему побольше было солнца…

Пусть струится благодатный свет,
Свет небес твоих неугасимый…
Господи!.. Храни его от бед!..
Дай ему вернуться невредимым!..






























Ты ушёл… но остались стихи…
И тепло Твоих слов на ладони…
Пусть мы не были очень близки…
Все равно я Тебя буду помнить…

Серебристым дождём за окном
Осень-грусть мне шепнёт Твоё имя…
Плачет небо разбитым стеклом…
Стонет ветер губами сухими…

Ты ушёл… в свой несбывшийся май…
В белый снег… снежно-белой сирени…
Там, где неба качается край…
И из радуги к солнцу ступени…

Многоточьями звёздных огней…
Тихо-тихо… почти невесомо…
Недописанной сказкой своей…
Ты ушёл…
………………………………….
………….я Тебя буду помнить…

Стихи Марины Есениной


Художник Nathalia Picoulet



Nathalia Picoulet родилась на севере Франции в городе Амьен,в 1968 году. Окончила Университет изобразительных искусств и L’Ecole Superieur of design в родном городе. Принимала участие в выставках в Dieppe, Normandy (Aumale, Eu), Amiens, Orleans, Roscoff (Brittany) и Paris,где она жила и работала в течение последних пяти лет.



Спасибо за помощь Г.Розберг.

.

 

Когда-то чудо видел я;
передаю созвучьям ныне
то чудо, но душа моя --
как птица белая на льдине,

и хоть горит мой стих живой,
мне чуждо самому волненье.
Я скован. Холод заревой
кругом. И это -- вдохновенье...










Ее душа, как свет необычайный,
как белый блеск за дивными дверьми,
меня влечет. Войди, художник тайный,
и кисть возьми.

Изобрази цветную вереницу
волшебных птиц, огнисто распиши
всю белую, безмолвную светлицу
ее души.

Возьми на кисть росинки с розы чайной
и красный сок раскрывшейся зари.
Войди, любовь, войди, художник тайный,
мечтай, твори.






Ты на небе облачко нежное,
ты пена прозрачная на море,
ты тень от мимозы на мраморе,
ты эхо души неизбежное...
И песня звенит безначальная.
Зову ли тебя - откликаешься,
ищу ли - молчишь и скрываешься,
найду ли? Не знаю, о Дальняя.




Ты сон навеваешь таинственный.
Взволнован я ночью туманною,
живу я мечтой несказанною,
дышу я любовью единственной.
И счастье мне грезится дальнее,
и снится мне встреча блаженная,
и песня звенит вдохновенная,
свиваясь в кольцо обручальное.




На ярком облаке покоясь,
ты проплываешь надо мной.
Под липами, в траве сырой
я отыскал твой узкий пояс.
Он ослепляет серебром...
Я удаляюсь. В песне четкой
я расскажу дриаде кроткой
об одиночестве моем.
Под липами -- ручей певучий,
темнеют быстрые струи.
Подкидывают соловьи
цветные шарики созвучий...
Вот и янтарная луна.
В луче вечернем, чародейном,
ты дуновеньем легковейным
на небеса унесена...





Будь со мной прозрачнее и проще:
у меня осталась ты одна.
Дом сожжен и вырублены рощи,
где моя туманилась весна,

где березы грезили и дятел
по стволу постукивал... В бою
безысходном друга я утратил,
а потом и родину мою.




И во сне я с призраками реял,
наяву с блудницами блуждал;
и в горах я вымыслы развеял,
и в морях я песни растерял.

А теперь о прошлом суждено мне
тосковать у твоего огня.
Будь нежней, будь искреннее. Помни,
ты одна осталась у меня.





Я видел, ты витала меж алмазных
стволов и черных листьев, под луной,
воздушно выбегала из бессвязных
узоров сумрака на луг лесной.

Твое круженье было молчаливо,
как ночь, и вдохновенно, как любовь...
Руками всплескивала, и тоскливо
склонялась ты, и улетала вновь.

И волосы твои струились, ноги
стремительно сияли, и луна
в глазах плясала... Любовались боги
лесные, любовалась тишина...

А жизнь, а жизнь, распутывая тени,
к тебе тянулась, бредила, звала,
но пеньем согласованных движений
ты властно заколдована была...





 

К тебе, в минувшее, к иной, чудесной доле, душа моя плывет в зазубристой гондоле; осталось горе за кормой.
Я рад, что до конца молчали мы упрямо,
что в пышный, страшный сад не вышли мы из храма
любви глубокой и немой:
на каменных устах прекрасного былого
улыбкою горит несказанное слово,
невоплощенная мечта,--
как световой двойник стоцветной, вечной зыби,
дрожащий, над водой, на внутреннем изгибе
венецианского моста...

 

  И в утро свежее любви
на берег женственно-отлогий
мы выбегали, и твои
босые вспыхивали ноги.

 

Мы задыхались в серебре
осоки сочной, и, бывало,
подставя зеркальце к заре,
ты отраженье целовала.




Твой крест печальный -- красота,
твоя Голгофа -- наслажденье.
Скользишь, безвольна и чиста,
из сновиденья в сновиденье,

не изменяя чистоте
своей таинственной, кому бы
ни улыбались в темноте
твои затравленные губы.










Она давно ушла, она давно забыла...
Ее задумчивость любил я... Это было
в апреле лет моих, в прелестные лета,
на севере земли... Печаль и чистота
сливались в музыку воздушную, в созвучья
нерукотворные, когда, раздвинув сучья,
отяжелевшие от желтых звезд и пчел,
она меня звала. Я с нею перечел
все сказки юности, туманные, как ивы
над серым озером, на скатах, где, тоскливый,
играл я лютикам на лютне, под луной...
Ее задумчивость любил я. Надо мной
она как облако склонялась золотое,
о чем-то сетуя и в счастие простое
уверовать боясь. Ее полуобняв,
рассказывал я сны. Тогда, глаза подняв
(и лучезарная в них осень улыбалась),
она глядела вдаль, и плавно колебалась
тень ивовой листвы на платье, на плечах
ее девических, а волосы в лучах
горели призрачно... и все так странно было...
Она давно ушла, она давно забыла...



О чем я думаю? О падающих звездах...
Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,
алмазною стезей прорезывает воздух,
и вот уж путь ее -- потух...

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.
О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!
Я чувствую -- она лучисто раздробилась
на глубине моей души.



Стихи Владимира Набокова


Картины Mark Arian

Мне не пьётся вино...

Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...



Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.









Святая ночь на небосклон взошла...
В ней столько тайн и загадок:
...На мир дневной спустилася завеса;
Изнемогло движенье, труд уснул...
Над спящим градом, как в вершинах леса,
Проснулся чудный еженочный гул...
Откуда он, сей гул непостижимый?..
Иль смертных дум, освобожденных сном,
Мир бестелесный, слышный, но незримый,
Теперь роится в хаосе ночном?..



Ночное небо так угрюмо,
Заволокло со всех сторон.
То не угроза и не дума,
То вялый, безотрадный сон.
Одни зарницы огневые,
Воспламеняясь чередой,
Как демоны глухонемые,
Ведут беседу меж собой.
Как по условленному знаку,
Вдруг неба вспыхнет полоса,
И быстро выступят из мраку
Поля и дальние леса.
И вот опять все потемнело,
Все стихло в чуткой темноте -
Как бы таинственное дело
Решалось там - на высоте.





Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе,-
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?






Под дыханьем непогоды,
Вздувшись, потемнели воды
И подернулись свинцом -
И сквозь глянец их суровый
Вечер пасмурно-багровый
Светит радужным лучом,
Сыплет искры золотые,
Сеет розы огневые,
И - уносит их поток...
Над волной темно-лазурной
Вечер пламенный и бурный
Обрывает свой венок...





Что ты клонишь над водами,
Ива, макушку свою?
И дрожащими листами,
Словно жадными устами,
Ловишь беглую струю?..
Хоть томится, хоть трепещет
Каждый лист твой над струей...
Но струя бежит и плещет,
И, на солнце нежась, блещет,
И смеется над тобой...



Как тихо веет над долиной
Далекий колокольный звон,
Как шум от стаи журавлиной,-
И в звучных листьях замер он.

Как море вешнее в разливе,
Светлея, не колыхнет день,-
И торопливей, молчаливей
Ложится по долине тень.




Стихи Федора Ивановича Тютчева


Художник из Канзаса Brent Cotton

Это очень интересно, -
От кого река бежит?
Это очень интересно, -
Что в трамвае дребезжит?
Почему скворец поёт?
Почему медведь ревёт?
Почему один в берлоге,
А другой в гнезде живёт?
Это очень интересно, -
Кто деревья посадил?
Кто придумал крокодилу
Это имя Крокодил?
Кто назвал слоном Слона?
Это очень интересно, -
Кто Сазану и Фазану
Дал такие имена?
Это очень интересно -
Поглядеть на муравья,
Это очень интересно, -
Как живёт его семья?
Нелегко живётся ей,
Потому что меньше кошки,
Меньше мухи, меньше мошки,
Всех он меньше, муравей!
Это очень интересно, -
Где ночует стрекоза?
Это очень интересно, -
Почему молчит коза?
Это очень интересно, -
В барабан ли бьёт гроза?
Это, это же чудесно,
Что у всех, у всех детей
И у всех, у всех людей
На лице живут глаза!

Юнна Мориц





























Марина Dieul родилась во Франции. Она проявила большой интерес к живописи
и рисованию с раннего возраста, и ее семья поддерживала ее увлечение. В начале 2000 года, она переехала в Монреаль (Канада), где она в настоящее время и живет. До 2008 г. она нигде не училась и рисовала самостоятельно...
Работы Марины Dieul печатаются в художественных журналах,
Совсем недавно она выиграла приз Уильяма Бугро Best of Show Award, и первое место в розыгрыше категории в Арт-Центра Обновления Салон, и Лучшее Шоу в "Вдохновляющие Цифры" выставки (Butler Institute of American Art). Она является членом Общества "Портрет Канады", Общества "Портрет Америки", и ассоциации Международной гильдии Реализма.
Марина Dieul имеет многочисленные награды и является победителем многих международных конкурсов....

РИСУНКИ
Выполнены, в основном,... углем и мелом...



автопортрет

Спешите делать добрые дела,
пока еще не склевана рябина,
пока еще не ломана калина,
пока береста совести бела.
Спешите делать добрые дела.
В колесах дружбы так привычны палки,
в больницах так медлительны каталки,
а щель просвета так порой мала.
А ложь святая столько гнезд свила,
анчары гримируя под оливы.
У моря все отливы и отливы,
хоть бей в синопские колокола.
Пока сирень в глазах не отцвела,
и женщины не трубят в путь обратный,
да будут плечи у мужчин квадратны!..
Спешите делать добрые дела.




Мир забывает тех,
кому не повезло.
И если ты промазал на дуэли,
забыл свой кортик на чужой постели,
упал с коня
или сломал весло -
спасенья нет.
Тебя забудет мир.
Без вздоха,
сожаления
и плача.
Свою удачу опроверг кумир.
Таков закон.
Да здравствует удача!





Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Это наивно, и это не ново.
Не исчезай, петушиное слово.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил:
толстых, худых, одиноких, недужных,
робких, больных - обязательно нужно,
нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Лось возвращенье весны протрубил,
ласточка крылья над ним распластала.
Этого мало, как этого мало.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Чистой воды морякам под килем,
чистого неба летающим в небе.
Думайте, люди, о боге, о хлебе,
но не забудьте, пока мы живем:
нет раздвоенья у супертурбин,
нет у земли ни конца, ни начала.
Мозг человеческий - как это мало.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.




Защищая свою крутизну,
не печальтесь, что губы разбиты.
Ни погонщику и ни слону,
как слоны, не прощайте обиды.
Шрам притерпится, боль отболит.
Как бы ни были поводы жестки,
никому не прощайте обид.
Защищайте свои перекрестки.
Есть особый изгиб у спины,
принимающий вызов обрыва.
И особая власть у разрыва.
Не прощайте обид, как слоны.
Без любви: ни щепы, ни следа.
Ни чужим, ни своим и ни званым.
Ни тоски, ни слонят, ни саванны.
Как слоны: никому, никогда.







Пока пути чисты,
господь, друзей храни,
и я не жгу мосты
и не гашу огни.
У жизни на краю
не ерзаю, не лгу.
Живу, пока могу,
пока могу - пою.






Не паситесь в офсайте,
в тени у чужого крыльца.
Старых жён не бросайте,
несите свой крест до конца.
Их негладкие руки,
их горькие стрелки морщин —
наши с ними разлуки,
угрюмство домов без мужчин.
От себя не бегите,
есть сроки у каждой зимы.
Старых жён берегите, —
с годами они — это мы.
Что у нас под глазами
кладёт огорченья мешки,
и у них со слезами
не уходит, упав со щеки.
А что было, то будет:
и травы по грудь, - и снега.
От морей не убудет,
пока у морей — берега.




Художник Рубен Беллосо (Rubén Belloso).
Родом он из Севильи.
В свои двадцать пять лет имеет за плечами художественный факультет севильского университета, около десятка различных премий и наград и множество всевозможных выставок в Италии, Испании, Португалии.
Репродукции его картин можно встретить в бессчетном количестве газет, журналов, о них делаются репортажи на телевидении.









Стихи Григория Поженяна- лауреата Государственной премии России (1995).
Человек, прошедший войну. В мирной жизни - моряк.
Когда в 1941 году немцы осадили Одессу и отключили подачу воды, группа разведчиков пробралась к водокачке, захватила ее и пустила в город воду - на несколько часов. В этой акции смертников уцелели немногие. Среди выживших - Григорий Поженян.
Живу один. Дышу один.
Плачу одной судьбой.
Один пришёл. Один уйду.
Один спою свой гимн.
А яблоки в моём саду
легко отдам другим.

(с) galina rosenberg

Любви моей ты боялся зря —Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою




И если ты уходил к другой
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща




Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме событье — страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.

Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.



Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера


Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.



И в тёплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь…
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.

















Фотограф Влад Артазов

Влад – фотограф из Чехии, в портфолио которого не одна сотня интересных и качественных фотографий..Обыкновенные бытовые предметы довольно часто используются фотографами для создания интересных снимков. Например, фотографы пытаются создать вокруг этих предметов независимый сюжет и тем самым наполнить сцену неким смыслом. Влад Артазов (Vlad Artazov) пошел другим путем и показал ситуации из жизни людей, в исполнении обычных гвоздей. Получилось интересно и необычно. Несколько работ сделаны в цвете, однако большинство – черно-белые. Кроме гвоздей, фотограф использовал также молоток, шурупы, гайки и болты.







Нове́лла Никола́евна Матве́ева

(7 октября 1934, Детское Село, нынеПушкин) — русский поэт, прозаик, бард, драматург, литературовед.
Её муж — талантливый поэт Иван Киуру (1934-1992) — был из семьи репрессированных советских финнов.
Новелла Матвеева о себе:
«Нас ласточка петь научила, и полно о том толковать!».
«Как сейчас помню, меня в детской спальне оставляли на ночь одну. И тогда мне в голову начинали приходить вопросы, по-видимому, философской важности. Например, была ли я давно? Была ли я… много, много, много раньше? И где находится это «раньше»?..».
«От трусости, наверное, от страха», — говорит сегодня Новелла Николаевна о своей тяге к уединению, появившейся ещё в детстве. — «Я — человек дикий, вести себя не умею. Мне очень легко выглядеть смешной. Поэтому я стараюсь быть как-то отдельно…»



Корней Чуковский называл её «уходящая».
«Если Окуджава — благодатный дождь, то Новелла Матвеева — удивительный остров»(Зиновий Паперный).
«Помню, в начале шестидесятых, когда я впервые услышал её солнечные, сказочные песни, я почему-то решил, что такие песни может писать только очень счастливый человек… Попав в первый раз в дом к Новелле Матвеевой и увидев чудовищный быт её огромной неприютной коммуналки на Беговой улице, я был потрясён. Каким могучим воображением художника, каким мужеством и оптимизмом должен обладать автор, придумавший свой сказочный мир в такой обстановке!..» (Александр Городницкий).
«Матвееву по-прежнему не с кем сравнить, она — отдельная. Её не представить выступающей на стадионе. В ней есть загадка. И остался без ответа старый вопрос: откуда она?».
«Новелла Матвеева умеет жить в обществе, будучи свободной от него. За что принудительно выселена в прошлое».
«Её тоненький голосок на серебряных подковках, вправленных в звуки гитары, пролетел, прошелестел лёгким и тёплым ветром над затурканной, зачумлённой эпохой».
«Как в старых андерсеновских сказках, волшебный дар был тайно вручён болезненной девочке, замкнутой, испуганной и, казалось, вечно заплаканной. Кто мог представить, что её песни станут отрадой и утешением нескольких поколений?».
«Интровертность (таково истинное имя матвеевской «дикости») нередко свойственна творцам, они платят ею за мощь и живость воображения».



Пусть Живопись нас приютит,
Мои терзанья прекратит.
Единственная, кто дала
Не знать мне и не делать зла,—
Пусть Живопись нас приютит.

Мы красок не приобрели,
Этюдников не завели,
И всё равно не знали мы
Той бесхудожественной тьмы,
Что многих души тяготит...

Пусть Живопись нас приютит!

Мы не расписывали холст,
Не знаем — тонок он иль толст.
Но — слава Живописи!—
В ней
Спасались мы от тёмных дней!
Бывало, вспыхнет, заблестит...

Пусть Живопись нас приютит.

Ван-Дейком-дамой никогда
Не быв, я шла через года.
И Апеллесом ты не стал,
Но ты живописать мечтал!
А кто мечтанье воспретит?
Пусть Живопись нас приютит.
Довоплотит, озолотит,—
Единственная, кто дала
Не знать мне и не делать зла!
Под небом всех кариатид
Пусть Живопись нас приютит!

А грех унынья да простит
Мне Бог...


(с)galina rosenberg

Я жил у моря с самого рожденья.
И с той поры, когда мальчишкой был,
С неотразимым чувством восхищенья
Я безотчетно море полюбил.

Любил я свист кочующего шторма,
Картавых птиц над дюнами любил.
И говор волн подслушивал упорно,
И между дюн мечтательно бродил.



Морской простор необычаен:
И с ураганною тоской,
И с громом волн, и с криком чаек
Непобедим простор морской!
Куда поплыл, кораблик утлый?
Иль самого себя не жаль -
Недолго ярким перламутром
Играет солнечная даль...
Вот он растет, растет из дыма,
Из грома, ветра и тоски
Девятый вал непобедимый
И ни души кругом, ни зги.
И вот он, сердце леденящий,
Летит на мачты, на тебя
Громогрохочущий, кипящий,
Все сокрушая и губя!
В большой беде
матросы-братья.
Кто их любил? Кто их ласкал?
Вот-вот послышатся проклятья
Матросов, гибнущих у скал.
Сигнал “Спасите наши души!”
Кто знает, слышит ли земля?
Средь грома волн,
вдали от суши
Ужасна гибель корабля...
И все же он необычаен
Не только гибелью, - и вот
И громом волн, и криком чаек
Он все зовет тебя, зовет,
Зовет на бой, зовет на волю,
Зовет в сто тысяч голосов,
И вот кому-то в тихом поле
Не даст покоя этот зов,
И кто-то смелый, беспокойный
Услышит зов - рванется в путь,
С достойным встретится
достойный, -
Вот где она, морская суть...









Как хорошо! Ты посмотри!
В ущелье белый пар клубится,
На крыльях носят свет зари
Перелетающие птицы.
Соединясь в живой узор,
Бежит по морю рябь от ветра,
Калейдоскопом брызг и света
Сверкает моря горизонт. if
Вчера там солнце утонуло,
Сегодня выплыло - и вдруг,
Гляди, нам снова протянуло
Лучи, как сотни добрых рук.




Проснись с утра,
со свежестью во взоре
Навстречу морю окна отвори!
Взгляни туда, где в ветреном просторе
Играют волны в отблесках зари.
Пусть не заметишь в море перемены,
Но ты поймешь, как празднично оно.
Бурлит прибой под шапкой белой пены,
Как дорогое красное вино!




Я у моря ходил. Как нежен
Был сапфировый цвет волны.
Море жизнь вдыхало и свежесть
Даже в мертвые валуны,
Прямо в сердце врывалось силой
Красоты, бурлившей вокруг.
Но великой братской могилой
Мне представилось море вдруг.
Над водой бездонно-синей
В годы грозные, без следа,
Сколько храбрых сынов России
Похоронено навсегда!..
Говорят, что моряк не плачет,
Все же слез я сдержать не смог.
Словно брызги крови горячей
Расплескала заря у ног.
Стало сердце болью самою.
Но росло торжество ума:
Свет над морем борется с тьмою,
И пред ним отступает тьма!






От брызг и ветра
губы были солоны,
Была усталость в мускулах остра.
На палубу обрушивались волны,
Перелетали через леера.
Казался сон короче
вспышки залповой.
И обостренность чувств такой была,
Что резкие звонки тревог внезапных
В ушах гремели,
как колокола.
И вот тогда
до головокружения
(Упорством сам похожий на волну)
Я ощутил пространство и движение...
И с той поры
у моря я в плену!
И мне обидно,
если вижу слабого,
Такого, что, скривив уныло рот,
В матросской жизни
не увидит главного
И жалобы высказывать начнет.
Когда бушует море одичалое
И нет конца тревожности “атак”,
Как важно верить
с самого начала,
Что из тебя получится моряк!




Вьюги в скалах отзвучали
Воздух светом затопив,
Солнце брызнуло лучами;
На ликующий залив!

День пройдет - устанут pyки
Но, усталость заслонив,
Из души живые звуки
В стройный просятся мотив.

Свет луны ночами тонок,
Берег светел по ночам,
Море тихо, как котенок,
Все скребется о причал...



Любимый край мой, нежный и веселый,
Мне не забыть у дальних берегов
Среди полей задумчивые села,
Костры в лугах и песни пастухов.
Мне не забыть друзей и нашу школу
И как в тиши июльских вечеров
Мы заводили в парке радиолу
И после танцевали “Вальс цветов”.
А дни идут...
На палубе эсминца
Стою сейчас. Темнеет небосклон.
Чернеют скалы. Волны вереницей
Стремительно бегут со всех сторон.
Смотрю во тьму. И знаю я, что вскоре
Опять маяк просемафорит нам.
И мы уйдем в бушующее море
По перекатным взвихренным волнам...
Любимый край мой, нежный и веселый,
Февральских нив серебряный покров,
И двор пустынный, снегом занесенный...
Как я грущу у дальних берегов!
И передаст стихов живая кратость,
Что с этой грустью радостно дружить,
Что эта грусть, похожая на радость,
Мне помогает Родине служить!





Я устал от зимних
помрачений
Штормовых отчаянных морей.
Вспомню я о тихой, о вечерней,
О далекой родине моей!

Там, мечтая видимо о чуде,
Ходит в поле бабка с батожком,
И на пристань двигаются люди
На конях, в телегах и пешком.


О вине подумаю, о хлебе,
О птенцах, собравшихся в полет
О земле подумаю, о небе
И о том, что все это пройдет,

И о том подумаю, что все же
Нас кому-то очень будет жаль.
И опять, веселый и хороший,
Я умчусь в березовую даль...





Гарин Евгений (1922 - 1994 г.г.), художник-маринист и пейзажист.


Родился в Одессе в 1922 году. Ученик известного художника П.Е. Федотова. Большое влияние на творчество Е. Гарина оказала техника живописи И.К. Айвазовского. "Волна Гарина" - это стремление мастера внести своё видение в морскую тематику. И Гарин весьма преуспел в этом. Его работы очень широко известны в Америке, куда художник эмигрировал и где он написал большинство своих картин, в России творчество художника практически не освещено. Имя русского художника-мариниста можно найти в самых популярных информационных иностранных изданиях, а его картины украшают многие музеи и художественные галереи Америки и всего мира.



Стихи Николая Рубцова

Родился 3 января 1936 года в селе Емецк Холмогорского района Северного края(ныне Архангельской области). В 1940 году переехал вместе со своей многочисленной семьёй в Вологду, где Рубцовых и застала война. Вскоре умерла мать Рубцова и детей распределили в интернаты. С октября 1943 года и до июня 1950 года жил и учился в Никольском детском доме.
В автобиографии Николай пишет, что отец ушёл на фронт и погиб в том же 1941 году. Но на самом деле Михаил Андрианович Рубцов (1900—1962) выжил и после войны женился вторично, оставив собственных детей от первого брака в интернате, жил в Вологде. Николай написал эти строки в своей биографии, как бы желая забыть о своём отце, который не пожелал найти своего сына и взять его к себе после того, как он вернулся с фронта. Далее Николая направили в Никольскийдетский дом Тотемского района Вологодской области, где он окончил семь классов школы. Здесь впоследствии родилась его дочь Елена в гражданском браке с Генриеттой Михайловной Меньшиковой.



Дом в Емецке, где родился Николай Рубцов


С 1950 года по 1952 год будущий поэт учился вТотемском лесотехническом техникуме. Затем с 1952 года по 1953 год работал кочегаром в архангельскомтраловом флоте треста «Севрыба», с 1953 года по 1955 год учился в горно-химическом техникуме Минхимпрома в г. Кировск (Мурманская область). Здесь в то же время оканчивал школу другой детдомовец и будущий известный писатель — Венедикт Ерофеев. С марта 1955 года Рубцов был разнорабочим на опытном военном полигоне.
С октября 1955 года по 1959 год проходил армейскую службу на Северном флоте (в звании матроса и старшего матроса). После демобилизации жил в Ленинграде, работая попеременно слесарем, кочегаром и шихтовщиком на Кировском заводе.
В августе 1962 года Рубцов поступает в Литературный институт им. М. Горького в Москве С пребыванием в институте вскоре возникли проблемы, однако поэт продолжает писать, и в середине 1960-х у него выходят первые сборники.
Погиб 19 января 1971 в Вологде на улице Яшина в доме № 3, в результате семейной ссоры с начинающей поэтессой Людмилой Дербиной (Грановской), на которой собирался жениться (5 января они подали документы в ЗАГС). Судебным следствием установлено, что смерть наступила в результате удушения. Людмила Дербина была осуждена на 6 лет (была досрочно освобождена через 4 года). Биографы упоминают о стихотворении Рубцова «Я умру в крещенские морозы» как о предсказании даты собственной трагической смерти. В Вологодском музее Н. Рубцова хранится завещание поэта, найденное после смерти: «Похороните меня там, где похоронен Батюшков».
Похоронен в Вологде на Пошехонском кладбище.


Г.Розенберг.

Зачем я здесь? И в этом чья вина? Взбесилось сердце? Разыгрались нервы? Ужель быть из последних, пусть и первым, Мне участь стала жалкая мила? Зачем я здесь? Что силюсь доказать? Что Правда есть? Что не погибла Вера? Нелепица! Всему черед и мера: Коль верят лжи, так отчего ж не лгать? Зачем я здесь? Эльбрус не одолеть, Теряя годы у подножья Татры. ...Мечтать о Завтра, в ложе Клеопатры? О кудрях перед плахой сожалеть? Зачем я здесь? Убога роль шута, Перед толпой от казни наслаждённой! Я воевал с собой, и побеждённый, Хочу уйти. Да, знать бы лишь, куда... ...Я ухожу. Но где найти приют? В объятьях шлюхи? Иль на дне стакана? Но что сменю я сменой балагана, Под женский визг и бряцанье валют? Я ухожу. Пусть те меня простят Чьи черепа проломлены случайно - По головам идти всегда печально. Но смысла нет идти по ним назад. Я ухожу. Прости меня и Ты, Обманутая ветреным порывом, Отдав моим желаньям похотливым Свою Любовь и Веру и Мечты... Я ухожу не веруя в Христа, Роняя свет померкнувшего глянца. Я ухожу с желаньем иностранца - Покинуть чужеземные места. Я умираю так и не родясь. Свой первый крик - топя в последнем стоне. Меня зароют в землю в эмбрионе. И ладно б в землю... Так зароют в грязь Я омертвел. Во мне одна латынь. Sit vena verbo! Ergo memorandum! Finita nis. Es qvotum demonstrandum... Finita summa summarum. Amin!

•© Copyright Алан Эббот (alan.abbot@inbox.ru)

...Быть может, я когда-нибудь пойму,
зачем в чуму, я вновь предамся пиру,
и, бросив всё, пойду бродить по Миру,
сменив Покой и Счастье — на суму...
...Быть может, я когда-нибудь пойму,
за ЧТО люблю дорогу к эшафоту;
и почему унылую Свободу —
я с лёгкостью сменяю на тюрьму...
...Быть может, я когда-нибудь пойму,
зачем пред слабым возгоржусь я силой;
зачем смеяться буду над могилой,
но горько стану плакать над "Му-Му"...

...Быть может, я когда-нибудь пойму,

что мне ОДНА начертана дорога.
...Наверное, как все, я верю в Бога.
В него — быть может. Только — не Ему!
...Быть может, я когда-нибудь...
Хотя, я не пойму, пожалуй, и процента.
Я посылаю к чёрту сентименты!

Я ВСЁ ПОЙМУ! НО ТОЛЬКО ЛИШЬ — УЙДЯ...


•© Copyright Алан Эббот (alan.abbot@inbox.ru)

Устал переживать я и любить! И выбираю путь себе попроще: мне хочется забыться... И забыть. ...Поехали по женщинам, Извозчик! Мои былые чувства тронул тлен... Пора менять и жизнь свою, и взгляды: давай махнём к давно забытой ЭНН! Хотя... боюсь, она не будет рада... Сегодня я, Извозчик, покажу, как ИХ Любовь, к Поэту, — не остыла! ...Давай махнём к давно забытой ЖУ! Хотя... боюсь, она меня забыла... Да чёрт-то с ней! Давай возьмём Портвейн, и будем до Восхода веселиться: поехали к давно забытой ДЖЕЙН! Хотя... забыл: она же за границей... ...Вот, что такое Жизненный Экстрим! Вот, что такое значит "не до смеха": КОГДА ТЫ, ВРОДЕ, БАБАМИ ЛЮБИМ — А В ТОЖЕ ВРЕМЯ — НЕ К КОМУ ПОЕХАТЬ.

* * *


"МНЕ КАЖЕТСЯ..."

/ВОСПОМИНАНИЕ 010/


N.N.
С глубокой благодарностью Великому Расулу Гамзатову

за "Мне кажется порою, что..."




Мне кажется порою, что Ты РЯДОМ;
живу, Твой Образ в Памяти храня;
...что полным до краёв укора, взглядом,
откуда-то, Ты смотришь на меня...

С годами, не становишься Ты ближе,
хоть сотни посвятил Тебе стихов...
...Но каждый день, мне кажется, я слышу
почти забытый ЗВУК ТВОИХ ДУХОВ...

...Мне кажется (и было так НЕ ДВАЖДЫ!):
иду в толпе, чуть пьяным от Мечты...
И вдруг Её окликну я, однажды...
...А Та, что обернётся — будешь ТЫ...

Мне кажется порою, всё мне снилось...
Но странен СОН: он — был, и ЕСТЬ-такИ!
...И кажется, что много б изменилось —
едва коснулся я Твоей руки...

...Но — нет! Толпа несёт меня всё дальше...
Несёт туда, в Неведомую Даль...
Всё меньше ЧИСТОТЫ... Всё больше ФАЛЬШИ...
Стакан... Шестая пачка... И ПЕЧАЛЬ...

Я стал, увы, Занудливым и Старым!
И пью теперь Двухзвёздочный Коньяк...
...А мы могли бы стать ТАКОЮ ПАРОЙ!

МНЕ КАЖЕТСЯ...
...ДА ЛАДНО!

ХОТЬ БЫ ТАК...


Датировано: 2010.01.11



Стихи: Алан Эббот

РоссияСлава Иванов


Эх, Россия, моя Россия,
На недолгом твоем веку
Скольких вздернет еще осина
На корявом своем суку?

Скольким вырвут язык, а скольких
Упокоит болотный ил?
Эх, Россия, твои осколки
Я собрал бы, да нету сил.

Растащили тебя, родная,
Без стыда по карманам брюк.
Ты, Россия, теперь иная:
Пустыри да бурьян вокруг.

И пускай утону в трясине,
Но не влезет мне в душу бес.
Эх, Россия, моя Россия,
Ты мой тяжкий, но все же – крест.


© Copyright: Слава Иванов, 2013
Свидетельство о публикации №113041104397

Она продается

Слава Иванов

Она продается на час
И на сутки.
Недорого стоит любовь проститутки.
Сюжетные игры,
Но только для взрослых…
Не нужно цветов и театров,
Все просто.
Смазливая девочка,
Нежное тело…
Ведет себя дерзко
И кажется смелой.
Но пьяная плачет порой
После «смены»,
Два раза, не выдержав,
Резала вены.
Спасли…
На запястьях осталось по шраму.
Она уже год как не видела маму.
А дома не знают…
Боится морали.
Для мамы конечно она в театральном
На третьем…
Актрисою станет известной.
И думает мама – «Все просто чудесно,
Красавица дочка,
Ей можно гордиться!».
А дочь пропадает в борделях столицы…




© Copyright: Слава Иванов, 2011
Свидетельство о публикации №111080308495

Я не умею
Также как все, по утрам на работу
Ехать в набитой до верха маршрутке.
Спать до обеда, как все, по субботам,
Слушать по радио пошлые шутки,
Деньги откладывать (вдруг, что случится),
По воскресеньям в кино непременно,
Не замечать незнакомые лица
И не впускать в свою жизнь перемены,
Вечером шоу на первом канале
Ждать, словно чуда, читать в свете лампы, -
Я не умею. Меня доконали
Стереотипы, стандарты и штампы.


© Copyright: Слава Иванов, 2011
Свидетельство о публикации №111062700701