А как же сексуальность, спросите вы. О, этого было в бабулях предостаточно. У них были, как сейчас модно выражаться «сиськи». У одной – натуральные, у другой - ну, не будем об этом, дело давнее… и все это великолепие подчеркивалось покроем блузок, жакетиков. Дамы были хрупкие, нежные, со стальным характером – обе. Хотя, на людях они выглядели, как две голубицы.
А что носили дома? Настоящая леди и дома должна выглядеть на миллион долларов. Это значит, что никаких халатов. Халат только утром, дойти до ванны и все. Дома носят домашние платья. Это такие платья из мягкой ткани, а покрой немного свободный. Дома не ходят в тапках, это как халат – только утром. Дома обувают домашние туфли, это не тапочки, и не туфли, что-то среднее. Моя бабушка (папина мама) была либералкой и в 70-х она сшила себе брюки, и надевала их дома. Моя подруга однажды (это было очень давно), не разглядела меня через дверь и подумала, что я – мальчик. Она хотела выглядеть получше и напялила на себя малиновый бархатный халат, и в таком виде пошла открывать двери. Я долго смеялась, а она не могла понять почему. Гостей, любых, в халате не встречают. Никогда. Запомните это. Тем более, если это особенный гость. Халат - только за дверью спальни.
На фото – винтажная модница.

"Назад в СССР, назад в СССР", – поется в популярной песенке. Это было так давно, ужасно давно, но помнится все, как будто было вчера. В те далекие времена нас часто мучил голод. Нет, не подумайте, что нам нечего было есть. Вот этого как раз хватало, иногда даже слишком.
А все от того, что в моем отчиме, очень редко, не чаще раза в год, но просыпался еврей, мирно дремавший на дне его генетической памяти. Далекие предки, коротавшие свой век на пороге собственных лавочек, или путешествовавшие с караванами заморских товаров взыгрывали в его крови и звали на подвиги. Тогда полковник кидался в предпринимательскую деятельность. Например, доставал большой крепкий чемодан в чехле из маскировочной ткани, сдувал с него пыль и летел в далекий город Владивосток. Билет полковнику полагался бесплатный и никто не спрашивал за каким лешим его понесло на другой конец континента, не за туман же в конце концов, как поется в другой глупой песне. Ох, не за туманом ехал туда мой отчим. Назад он возвращался с полным чемоданом икры, красной рыбы, сушеных кальмаров, которых тогда вообще никто во Львове не видел, и прочих деликатесов, вроде плавников акулы и консервов из мяса кашалота. Частично эта роскошь распродавалась знакомым с прибылью, но что-то оставалось для внутреннего потребления. Вы когда-нибудь икру под шубой пробовали? То-то… Так о каком же голоде речь? Нам нечего было читать. А читать очень хотелось, и не газету «Правда». Выручал самиздат. Раз в месяц моя мама шла на свидание с неким Лешей и возвращалась домой с поклажей. Это были стихи Мандельштама, Пастернака и Цветаевой перепечатанные на тонкой папиросной бумаге. Романы Булгакова, Оруэлла и иже с ними отксеренные нелегально в каких-нибудь НИИ. Вкусно попахивали небывалыми приключениями книги о рисунках в пустыне Наска, о фресках Тассили, и о людях, похищенных НЛО. Долг Леше приходилось отдавать натурой, и тогда в доме появлялась печатная машинка и мама по вечерам громко стучала по клавишам с феноменальной скоростью. Все это богатство не пряталось, а наоборот, лежало повсюду в нашем жилище. Мои подружки, после первого разговора с мамой сразу были записаны в идиотки, да и дома у нас постоянно торчала только Ванда, а Ванда и книги – ой, не смешите меня. Слова – самиздат я не знала. Что это все не законно и за это могут даже посадить, даже не догадывалась, пока у нас в школе не стали ругать какого-то Солженицына, который написал книгу с романтическим названием «Архипелаг ГУЛАГ». От такого названия в воображении возникала далекая цепь островов где-нибудь в тропическом море. Что такое ГУЛАГ я тоже не ведала.
- Вот бы почитать? – вздохнула я мечтательно.
- Ты что, дура?, - сказала Ванда, это запрещенная литература. За это знаешь что полагается?
- Слушай, а тебе не кажется странным, что эту книгу никто не читал, а все осуждают?
- А тебе не кажется странным, что у нас говорят, что в Америке бедность и безработица, а какие вещи оттуда везут! – сказала разумная Ванда.
Я была с ней согласна на все сто, у нас в стране много странного. Придя домой из школы я решила немного заняться рукоделием. Мне срочно понадобились оранжевые нитки и я полезла в мамин шкафчик, набитый всякими разностями, в виде пуговиц, ниток неходовых цветов и пяльцев для вышивания. Под коробкой со всей этой фигней лежала книга. Какая-то очень аккуратная, красивая маленькая книжица без картинок на обложке. «Архипелаг ГУЛАГ» – прочла я название, издано в США. Так, интересно. Я села на пол прямо пред открытым шкафом и …
«Году в тысяча девятьсот сорок девятом напали мы с друзьями на
примечательную заметку в журнале "Природа" Академии Наук. Писалось там
мелкими буквами, что на реке Колыме во время раскопок была как-то обнаружена
подземная линза льда -- замерзший древний поток, и в нем – замерзшие же
представители ископаемой (несколько десятков тысячелетий назад) фауны. Рыбы
ли, тритоны ли эти сохранились настолько свежими, свидетельствовал ученый
корреспондент, что присутствующие, расколов лед, тут же ОХОТНО съели их.….»
- Интересно,- подумала я, - про животных. И стала читать дальше.
Мир вокруг вокруг потускнел и расплылся в серую муть, я унеслась в прошлое ссыльного Солженицына, и не заметила, как надо мной встала мама и спросила дрожащим голосом.
- Ты много уже прочла?
- Нет, - ответила я.
- Дай книгу сюда и никому не говори, что видела. Особенно в школе. Ты поняла. - В ее голосе было столько страха, что я тоже испугалась, безоговорочно отдала книгу и пообещала никому не говорить. Вечером я подслушала тихий скандал, доносившейся из-за двери спальни.
- Ты совсем сдурел, зачем ты ее притащил и где только взял?
- Не бойся, мне ее подарили, - возражал полковник.
- Кто подарил, ты ее стащил где-то.
- Нет? Ты мне сама все уши прожужжала, что хочешь почитать «Архипелаг», вот и прочла.
- Говори, где взял?
- Во Владивостоке. Я был в гостях в одном доме, ну и увидел на столе и взял. Хозяин чуть в обморок не хлопнулся, когда узрел ее у меня в руках.
- А ты что?
- Сказал, что приберу это отсюда от греха подальше. Мне ответили, что берите конечно, нам уже не надо. Я и взял.
- И потащил на самолет. А если бы тебя обыскали?
- Меня, полковника в форме? Мне с вас смешно!
-Но что нам теперь делать? Сжечь рука не поднимается. Леше отдать?
- Чтобы он тебя заложил первую? Чем ты думаешь?
- Это ты притащил, вот и думай, как от нее избавиться.
Отчим придумал. Подарил книгу моему папе, он его недолюбливал.
В густом потоке самиздата было два ручейка, которые никогда бы не смешались, если бы не информационный голод. Это была религиозная литература и порно. В нашем доме была Библия, Псалтырь и Закон божий. И, однажды, моя мама принесла от переплетчика книжицу с картинками, обложка который очень напоминала коричневую обложку нашей Библии. Называлась она – «Секреты Востока, шестьдесят поз для удовольствия». Картинки, безжалостно искаженные примитивной копировальной техникой были едва различимы, но сомнения не оставляли – Восток только в одном обогнал Запад, в этом самом. Пока на западе изобретали паровоз, на Востоке занимались совсем другим делом. Не зря их там уже миллиард в одной Индии. Книгу от меня прятать не стали, не Солженицын. Да и я уже подросла к тому времени. Мне было пятнадцать. От нечего делать я сидела и рассматривала картинки. Среди них попадались занятные, как из упражнений йогов, и такая книжка у нас была. Йога тоже распространялась через самиздат. На одной из картинок мужественный усатый индус совокуплялся с длинноволосой дамой, подвешенной к шесту за руки и ноги. Подпись под картинкой гласила – охотник на леопарда радуется добыче. Я разглядела, что дамочкина грудь прикрыта чем-то пятнистым, напоминающим шкуру зверя. За этим занятием меня и застал родной отец, пришедший меня навестить.
- Что читает чадо?, - спросил папа.
- Чадо не читает, чадо картинки разглядывает.
- Мурзилку?
- На, посмотри, что Леша маман сосватал, - я протянула папе книгу.
- Ого, сказал папа, интерес-но, интересно…
- Эй, отдай.
- Я не Эй, я твой отец, чадо. Погоди, дай посмотреть.
Кого-то может и удивит такой диалог между папой и дочкой, в конце семидесятых, когда СССР был, а секса не было. Но в нашей семье считали, что любая несвобода начинается с простейших секретов. Большая ложь, берет начало с крохотной лжи, с лживого ответа, на вопрос маленького человека, откуда берутся дети.
В битве за книжку победил папа. Раньше у него было невинное хобби - маленькие супружеские измены, из-за которого моя мама в свое время, забрала меня и ушла жить к родителям. Теперь он из штанов выпрыгивал, что бы доказать, как она ошиблась, потеряв такого мачо!
Пролистав пару страниц, папа сказал:
- Занятное чтиво. Дай.
- Не могу, мать меня убьет.
- Между прочим ее супруг мне Солженицына подарил. Ты в курсе?
- Папа, у нас за порнографию статья.
- Мое порно – мое право,- изрек папа историческую фразу, исчезая с книгой в прихожей. Задержался в дверях и поднял руку в коммунистическом приветствии:
- Но пасаран, они не пройдут!

Винтажные котики. На моего Мурю похожи. У меня было похожее колечко, но сломалось. Обожаю подобное мещанство.

Что носить, а что – нет. Да. Трудная задача. В детстве мне нравились ткани в горошек. «Нет, горошек – это для горничных!» - говорили бабушки. Да кто этих горничных в совке видел? Полоску? Нет, мелкая синяя с белым полоска допускается для деловой блузки. Еле заметная - может быть на костюме. И всегда – вертикальная. Горизонтальная – это тельняшка. Свитер в полоску – Боже упаси! Леди это не носят. Красное – нет, черное – нет. Белое? Ты что, доктор? Природные цвета, чистые или смешанные, без яркости и вульгарности. Клетка, только маленьким девочкам, шотландка, на юбку. Все. А Шанель, спросите вы? Какая Шанель, эти правила были еще до нее. По понятиям моих бабушек, английская королева одевается не как леди. Крупные цветы на шляпе – вульгарно, аляповатые аппликации из цветов же – ужас. Акриловые красители – мама моя, таких цветов в природе нет! А тропики, спросите вы? Ответ, а у нас что, Африка? А украшения. Эта та еще засада. Мои бабушки украшений не носили. Часы и обручальное кольцо. У них не были проколоты даже уши, я уже не говорю о татуировках. В театр надевалась нитка бус из искусственного жемчуга, еще одно кольцо. Все. Бабушки носили шляпы, даже летом. Зимой – шубы. В их время не было сапог, носили ботинки на каблуке и глубиной под косточку. Лето, благодатное время! На дачу можно было поехать в платье в цветочек, в соломенной шляпке и с такой же корзиной. В тон. Москва – не Нью-Йорк. Существовало понятие – летнее пальто. Ох, как это было красиво! Сумки были маленькими и большими, но носились перекинутыми через руку. Кто видел хоть раз мою бабушку с хозяйственной сумкой? А? Для этого есть муж! Все, точка. Но я видела, как батон иногда стыдливо прятался в ридикюль. Пастилу, сладости моим бабушкам безоговорочно упаковывали в коробку, и это в совке! Продавщицы перед ними робели и я тоже. Обнимать, целовать можно было маму, деда, а бабушек даже не хотелось. Они целовали меня в лоб сухими губами, но я знала, что они меня очень любят, потому как они пугались, когда со мной что случалось. А я была такая разбойница, что поводов хватало.
Р.S. Все это я пишу на работе, выдалась минута свободы. На мне полосатенький свитер, связанный собственноручно, черные джинсы и что-то среднее между кроссовками и ботинками, на ногах. Бабушки были бы недовольны.

На фото зверь, который называется ридикюль.

Я иногда думаю, что как можно было жить среди обычных людей и сочинять такое... Послушайте Вивальди. Сегодня он самый исполняемый композитор.

Пришлось сменить пароль. Не смогла сюда сразу зайти. Какая-то гадость очередная. Может мне новую рекламу подсунули, или чего-нибудь похуже... А с фото рекламу убрали, спасибо!

Когда я начинала все это писать, то была уверена, что сюжет будет заверчен вокруг Моисея. Так и представлялся Моисей, который уводит свой народ за горизонт, а где-то из-за угла за ним наблюдает угловатый подросток с внимательными глазами и все запоминает. И вот, пожалуйста: Бог - един. Подросток становится фараоном и понеслось. Меня же больше заинтересовал сюжет: Фараон и его женщины. И так, приступим. Шахматная доска, в центре фигура Короля-фараона, но у него не одна королева, а целых четыре. Первая, самая сильная – Королева-мать, Тейе. Рядом с ней, Королева – жена, Нефертити. Законная королева, не уступающия никому своего титула, но уже нелюбимая, покинутая, родившая фараону шесть дочерей, и не давшая наследника. Две младшие королевы, без законных титулов, но не менее важные: Младшая королева – Кия, возлюбленная, подруга, заменившая Нефертити у трона и в храмах, на церемониях в честь Атона. Она родила фараону дочь… что делать, опять девочка. Еще одна королева, вышедшая из небытия совсем недавно. У нее нет имени. Все, что о ней есть в новостных лентах, она - дочь Тейе и сестра Эхнатона, и мать единственного его сына – Тутанхамона. Того самого, о котором говорят, что для того чтобы прославится ему достаточно было умереть. Не совсем так. Он покончил с Атоном – многоруким богом своего отца. Четыре стихии. Тейе – Земля, начало всему. Плодоносящая, мать множества сыновей и дочерей. Она хочет одного – своего потомка на троне, свою кровь. Для этого она способна на многое. Возможно, даже на убийство. Нефертити – Вода, ласковая, текучая, податливая. Как ручей, всюду следует за своим мужем. Но ручей пересох. Кия – Огонь, яркая, сильная, прекрасная. У нее все впереди, она - надежда фараона. Может эта простолюдинка родит ему долгожданного наследника? Но есть еще одна Королева, назовем ее Ири… Попалось мне такое имя, возможно, что оно мужское. И так, Ири – Воздух. Неуловимая и загадочная. Какой она была? Можем фантазировать. О ней вообще ничего неизвестно, кроме того, что она двойник Нефертити и мать будущего фараона. На фото: маска Тутанхамона.

Попались удачные сиськи. Дита, как всегда, идеальна.Далее: сиськи Диты фон Тиз в исполнении сестер Поповых.

Проклятье, встать пришлось в 6.00. В воскресенье ездила в город Острог, там где Федоров Библию печатал. Сняла вот такой пейзажик.

Ведь, если я не ошибаюсь, это меццо!

КотоОпята

Про приборы я уже писала. К сожалению, эта наука мне не пригодилась. Устриц я никогда не ела, хотя и знаю как. Идем дальше.
УМЕНИЕ ДЕРЖАТЬ ЯЗЫК ЗА ЗУБАМИ.
Самое трудное правило. "Если не можешь сказать что-то умное, полезное или приятное - лучше помолчи." - говорили мои бабушки. Ой, как трудно! Дело в том, что умное - не всегда приятное. Особенно неприятно, когда ты такая умная, что выделяешься из окружения. Тогда окружению становится неприятно. Но это - не про меня. Еще одно трудное правило: "Никогда не спорь, не вступай в пререкания с теми, кто ниже тебя по положению." Не спорь с дворниками, не отвечай на хамство продавцов и официантов( и таможенников - себе дороже). Эти люди самой судьбой поставлены "на место". И дело совсем не в избитой фразе: " не унижайся, не опускайся до их уровня". От нее несет высокомерием. Просто не вступай в споры и не требуй "жалобную книгу", пожалей их. Удались, гордо подняв голову. Вот так. Ужасно трудно, особенно если у тебя холерический темперамент помноженный на южное происхождение, и эту продавщицу хочется не только послать по известному адресу, но и настучать по голове. Иногда не выдерживаю и говорю. В этот момент мои бабушки дружно переворачиваются в гробах на Ваганьковском и я замолкаю.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ уже не от имени бабушек.
Тут в дамских дневниках я стала часто натыкаться на подобные фразы, передаю не дословно, но смысл такой.
"Не пихайте мне букеты в комментарии - это пошлость. Ах, я такая интеллектуалка, я Сарамаго читала, а вы мне розочки блестящие засылаете." Так, вот это, по мнению моих бабушек, тоже пошлость, такие выступления. Я сама розочки высылать не буду, но если вам они нравятся, если вы прочли мою писанину и она тоже вам понравилась и вы прислали букет, то мое дело сказать "спасибо" и "мне приятно", - тем более, что это правда. Если не хочешь букетов, закрой дневник и читай только себя любимую и восхищайся сама собственной гениальностью в этом море уродов. Ведь то, что сейчас пошлость через 50 лет будет винтаж, как те жуткие открытки с девочками, которыми полон интернет и которые я называю "радость педофила".
Если вам захочется прислать мне блестящих котов, засылайте смело. Или ворону на черепе " с готским приветом" - легко, главное от чистого сердца. А все остальное, и советы бабушек, не так важно.
P.S. Пользуясь случаем, благодарю за симпатии и сердечки, уже присланные.
Ща еще картинку прикреплю.

Урок номер два. Столовые приборы. Я скажу кто ты, посмотрев как ты ешь – говорила моя бабушка. Самая трудная часть светского воспитания, после умения держать язык за зубами. Нужный эффект достигался путем удара чада по лбу ложкой, не сильного удара, но обидного (я потерла битый лоб). Ничего трудного в этом нет, нужно только запомнить, что вилку держат не так, как ложку, а так, как нож. И все. А, еще, все едят с ножом, кроме супа и торта. Фрукты едят, разрезая предварительно на куски специальным ножом. Есть специальные вилки для сыра, лимона и десерта. Если что-то не режется, то есть это не надо, не думайте, что зубы крепче ножа. Если в рыбе есть кость, то ее не выплевывают в глаз неприятному соседу и не достают рукой, а цепляют вилкой и кладут на край тарелки. Если вам попался кусок, который не разжевать, нужно совершить героическое действо - запить водой и проглотить, рискуя получить заворот кишок. Суп не доедают, не красиво скрести ложкой по дну тарелки. Гостю положено попробовать все. Если гость что-то не ест, то ему подают отдельное блюдо, замаскированное под то, что едят все – очень полезное правило, особенно для вегетарианцев. «Ах, я мяса не ем…», - но при этом носят кожаную обувь и принимают лекарства, испытанные на животных. Не люблю лицемеров. Если вы чего-то не едите, предупредите хозяев заранее, чтобы не привлекать к себе внимание за столом. Вот полное накрытие вместе с рюмками. Ничего военного, если разобраться всего один раз. Правда, тут все показано очень условно. В детстве мне не сладко приходилось с такими бабушками. Мне не давали на улице есть мороженное, его несли домой и ели из вазочки. Однажды дед забыл эскимо в кармане и оно у него там растаяло. Бутерброды на улице – кошмар! Вода из автомата – ужас! Конфеты разворачивать на улице грязными руками – нельзя! Но не жалейте меня. С каким удовольствием я все это делала, когда бабушек-дедушек не было рядом. Единственное, что мне позволялось, есть на улице – красный петушок на палочке.

Вот что я нарыла в интернете, но это не все. Если есть еще одна странная вилка, то она для рыбы. А, нет фруктового ножа.

Но не только графам и поэтам ставили во Львове памятники. Имел и портной Килинский свой монумент в Стрийском парке, который не один львовянин не осмелился бы назвать парком Килинского. Имел и сермяжный герой из-под Рацлавиц свой памятник в Лычаковском парке, названом, конечно, в его честь парком Бартоша Гловацкого. Однако пора уже оставить в покое всяческих графов, героев и поэтов из бронзы и камня. Еще кто-то подумает, что в «моем Львове» совсем не было живых людей. А ведь графов было у нас полным полно, героев – без счета, а поэтов тоже можно было насчитать несколько сотен. С первым в своей жизни передвигающимся поэтом я познакомился в переполненном поезде, который отвозил воскресных отдыхающих из Брюховичей во Львов. Даже в коридоре там была такая давка, что я едва не задавил почтенного старика с седой, но красиво подстриженной, бородой. Он посмотрел на меня добрыми глазами и ласково так стал расспрашивать: как меня зовут, в какую школу я хожу, кем бы я хотел стать, что читаю и т.д. «Инспектор какой-то, - подумал я, - советник двора Дворского или черт знает кто». Было мне тогда 13 лет, и я не доверял доброжелательным старцам, которые задают странные и очень личные вопросы. Вдруг старичок спросил:
«А знаешь ли ты, кто я?» Я не имел понятия и испуганно помотал головой.
«И ты не учил на память моих стихов?»
Меня объял панический страх, а вдруг нужно будет что-то продекламировать. Но тут страх сменился любопытством: кто же это может быть. – Дайте подумать, - Мария Конопницкая! – блеснула догадка, потому что за наибольшее количество стихов и других подобных творений в наших учебниках благодарить мы должны были именно ее. Но здравый смысл предостерег меня и удержал от того, чтобы произнести это имя вслух. Мария Конопницкая, кем бы она не была, но была - все же женщиной, а этот старый пан – женщиной не был. Так кто же это? Думай, думай… Кроме Конопницкой, нам в школе не жалели задавать длинных предлинных стихотворений Сырокомли.
- Пан Сырокомля? – воскликнул я растроганно. Старик нахмурился. И из его глаз, подобных глазам святого Николая, исчезли теплые добрые искорки. Только стекла поблескивали, как лед.
- Нет! – сказал он сурово. – Отгадывай!
Я чувствовал, что лечу в пропасть, тону. Как утопающий за соломинку, я зацепился за его бороду, за его седую, ухоженную бороду и очки. Я, кажется, уже их где-то видел. Видел в иллюстрированных журналах. С каждой минутой его лицо казалось мне все более и более знакомым. А ведь это он!
- Пан Сенкевич? – прошептал я восхищенно. Милый дядечка теперь преобразился в страшного дядьку.
- Как тебе не стыдно такое говорить. Сенкевич не пишет стихов. А знаешь ли ты стишок: «Кто ты, кто ты? – маленький поляк!»?
-Знаю, знаю и на едином дыхании читаю на память вторую строку: «Белый орел – твой знак!». Я спасен, но и дальше не имею понятия кто же автор. Но он уже подобрел. Его гордыня, так живо реагирующая на признание, даже в таком преклонном возрасте,уже успокоена. Он не предполагал, что я могу не знать его фамилии, зная на память его известное произведение.
- Приходи ко мне, сынок, в Оссолинеум – ответил он с добротой в голосе, получишь от меня книжечку.
Приехав домой, я первым делом заглянул в учебник и узнал, что имел честь ехать из Брюховичей с Владиславом Белзой. Но так никогда я не навестил его в Оссолинеуме.
Вот так прошла моя первая встреча с живым поэтом. Знакомство с другими прошло уже не так беспокойно. По крайней мере, для них. Постепенно я познакомился почти со всеми поэтами, которые жили во Львове. Например, знал я слепого Станислава Баранчае, сотрудника «Химеры», переводчика «Фауста», и вечного юношу Станислава Маяковского, полониста, который массово выпускал стихи и читал их многочисленным поклонницам в гимназии Стжаяковской, а потом выбрасывал ( стихи, а не поклонниц) в объемистый кофр или сундук, оттуда только некоторые совершали путешествие в редакцию местного издательства. Любил я дискутировать с важным гордецом Йозефом Едличем, тонким лириком и театральным рецензентом. Перевел он прекрасных « Птиц» Аристофана. Знал я, конечно, и Генриха Збежховского, и по сей день жалею о том поступке, который я совершил в безумье молодости, - написал ему при жизни некролог, который напечатали в познанском «Курорте». Престарелый уже Збежховский ответил мне колким стихотворением в сатирическом журнале «Сверчок», что мне даже польстило. Да, ужасные мы бываем в молодости. Нет у нас жалости к погубленным карьерам. Растоптанные амбиции, вечная борьба с бытом несчастных товарищей для нас является только темой для шуток. Пока жизнь нас самих не ударит по лбу – не догадываемся даже, сколько печального отречения накапливается а поэте, который для куска хлеба, а в этом случае – ради глотка вина или родственных ему напитков, должен каждый день писать стишки в «Ежедневную газету» или в « У Каса». Збежховский быстро забыл мою студенческую шутку и очень сердечно писал обо мне в той самой газете, где и были опубликованы злополучные стишки, которые я высмеял в том некрологе. Теперь действительно он уже умер и не может прочесть этих слов, которыми я с ним прощаюсь и прошу прощения у его буйной, цыганской и такой Львовской души.

На фото - Оссолинеум

Новое фото от Taras Perevarukha

Давайте петь смеяться и плакать, давайте заниматься любовью и войной, давайте пить вино и предаваться упоительному безделью, и грустить иногда. Ведь все равно корабль, зовущийся жизнью, скрывает в трюме смерть, и мы везем этот страшный груз изо дня в день, стараясь о нем не вспоминать. Так давайте же, пока ангел еще не поднес к губам трубу, в которую он протрубит в наш смертный час, пока она висит на его плече: пить вино, смеяться и плакать! Наполним бокалы кровью лозы и поднимем их за героев, за тех, кто, не смотря на смерть в трюме, чихали они на нее, плывет за золотым руном, за тех, у кого Итака всегда впереди. За Александра Данилова, за «золотое руно» его искусства. Будь здоров, дорогой, плыви дальше! А мы немножечко подглядим. Можно?
Сайт художника: http://www.daniloff-art.it/
Спасибо Гуле Алексеевой за то, что познакомила с таким мастером.

Читать далее...

Вечная память. Настоящая актриса была.

Вот он, золотой гроб. Тело неизвестного фараона рассыпалось в прах, как только мумию распеленали. Но кое-что осталось. И по этим останкам сегодня уже многое можно установить, что и было сделано в феврале 2010 года. Сведения – свежак. Мы, наконец, получили ответы на вопросы, мучавшие египтологов целых сто лет. Мумия в золотом гробу принадлежит Эхнатону. Ему на момент смерти было… приблизительно 45 лет. Никакими генетическими заболеваниями покойный не страдал. Как написал один юморист – анализы оказались в порядке. От чего умер? Вот вопрос. На него нет ответа. Мягкие ткани не сохранились. В конце жизни Эхнатон опирался на палку. Видимо, был болен, а может – слеп? Открыл свои тайны не только золотой гроб. Мы можем теперь точно сказать, что Тутанхамон был сыном Эхнатона. Умер, скорее всего, от малярии. Он был не только сыном Эхнатона, но и племянником. Его родила родная сестра Эхнатона, дочь Тейе, чье тело, найденное в гробнице КV32 сначала приписывали Нефертити. Там же были обнаружены и останки Тейе. Предположительно, гробница КV32 в долине царей принадлежала ее семье. Так и не нашли тела Нефертити. Мы можем только гадать, была ли она фараоном после смерти мужа. Ответ отрицательный. Был найден всего один ушебти, ответчик Нефертити, маленькая статуэтка из гробницы, хотя саму гробницу так и не нашли. На статуэтке надпись – царица Нефертити, жена Эхнатона. Нет, она не была фараоном. Но загадок стало не меньше, а больше. От чего умер Эхнатон? Что произошло в его семье? Почему на теле Тейе и ее дочери, матери Тутанхамона следы ударов на голове, что предполагает насильственную смерть? Кто был таинственный соправитель Эхнатона? Откуда появился Сменхкара, следующий фараон? Почему он отрекся от престола в пользу Тутанхамона. Может он умер? Десятки вопросов. Похороненный в Амарне, в женском гробу, Эхнатон был перевезен в долину царей при правлении Тутанхамона, его сына. Гроб, переделанный для Эхнатона, подвергся сознательной порче и у него нет лица. На сосудах, возможно предназначавшихся Кийе или Тейе – женское лицо. От него осталось множество изображений и ни один фараон не привлекает к себе столько внимания, как Эхнатон. А теперь, слабонервным лучше не смотреть. Вот что от них осталось. Кости Эхнатона и мумии Тейе, ее дочери, так похожей на Нефертити, Аменхотепа III и Тутанхамона. Им 3,5 тысячи лет.И так они выглядели при жизни.
Читать далее...

Но хорошее от Быкова...