Сегодня снова читаю А.С.Пушкина (Dragomir)

Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь
Без памяти вбежала.
Вопросами отец и мать
К Наташе стали приступать.
Наташа их не слышит,
Дрожит и еле дышит.  

Читать далее

Случайно нашел в инете
Автор под ником Dim

Давным-давно, ленивым тёплым летом,
В заветные, лихие времена
Людей ещё не ведала планета,
Лишь чувствами была населена.

Беспечность щебетала на полянке,
Фантазия бурлила от идей,
Вставало Нетерпенье спозаранку,
Задумчивость гуляла средь камней.

Смущенье убегало от Бесстыдства,
В тени деревьев возлежала Лень,
Везде свой нос совало Любопытство,
Упорство же трудилось целый день.

Воскликнуло Безумие: - Давайте
Сыграем в прятки? Я буду водить!
Но Гордость заявила: - Вы играйте,
А как я прячусь - то не вам судить.

Лень не спеша укрылась под кустами,
Босая Нежность убежала в рожь,
Взлетела Вера в небо над лесами
И чистой правдой притворилась Ложь.

В стволе грозой расщепленного дуба
Нашёл своё укрытие Успех.
Внизу, слегка покусывая губы,
Таилась Зависть, молча глядя вверх.

Металось Благородство по округе
И уступало лучшие места:
Расщелина - для Верности-подруги,
А в озеро нырнула Красота.

И вот все разбежались торопливо,
Потом, когда закончило считать,
Безумие воскликнуло игриво:
- Ну, кто не спрятался? Всё, я иду искать!

Нашлись легко и Страх, и Нетерпенье,
Блеснул на солнце Мужества доспех,
Не выбрало укрытия Сомненье,
А Зависть взглядом выдала Успех.

На небе Вера говорила с Богом,
Дрожал вулкан, где притаилась Страсть,
Бурчала Вредность, что упёрлась рогом,
Лень под деревьями сопела всласть.

Потом нашлась Надежда в свете солнца,
Талант, в сухом зарывшийся песке,
И Простота, прозрачная до донца,
И Утончённость в лёгком волоске.

Но вот Любовь найти не удавалось.
Заметив розы дивной красоты,
Безумие тихонечко подкралось,
Внезапно вдруг раздвинуло кусты.

И ахнул дуб, заплакали березы,
Сверкнула рока тонкая игла:
За красоту шипами платят розы -
И глаз своих Любовь не сберегла.

Безумие упало на колени,
Молило о прощенье целый мир...
С тех пор Любовь слепа, с ней ходит тенью
Безумие - как вечный поводырь.

Посольство, в котором принимал участие Олеарий, подробно, день за днем, описано им, и это описание представляет собой одно из замечательнейших литературных явлений XVII века, а вместе с тем, благодаря своей точности, является и одним из важнейших источников для изучения истории России того времени.  Читать далее

КАКОВЫ ОБЩИЕ ОТПРАВНЫЕ ТОЧКИ НАШЕГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ: ЧЕЛОВЕК ЭТОТ КРАСИВ? БЛЕСТЯЩАЯ, ГЛАДКАЯ И ПЛОТНАЯ КОЖА, ГУСТЫЕ ВОЛОСЫ, ЯСНЫЕ, ЧИСТЫЕ ГЛАЗА, ЯРКИЕ ГУБЫ. НО ВЕДЬ ЭТО ПРЯМЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ ОБЩЕГО ЗДОРОВЬЯ, ХОРОШЕГО ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ, ОТЛИЧНОЙ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ. КРАСИВА ПРЯМАЯ ОСАНКА, РАСПРЯМЛЕННЫЕ ПЛЕЧИ, ВНИМАТЕЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД, ВЫСОКАЯ ПОСАДКА ГОЛОВЫ - МЫ НАЗЫВАЕМ ЕЕ ГОРДОЙ. ЭТО ПРИЗНАКИ АКТИВНОСТИ, ЭНЕРГИИ, ХОРОШО РАЗВИТОГО И НАХОДЯЩЕГОСЯ В ПОСТОЯННОМ ДЕЙСТВИИ ИЛИ ТРЕНИРОВКЕ ТЕЛА... 

Читать далее

Андрей Чернов

Неизвестный стих Александра Пушкина на листе с портретами декабристов

«…Мы уславливаемся, каким именем нам аукаться, как нам перекликаться в надвигающемся мраке» – так, подхватив слова Блока о «веселом имени Пушкина», в феврале 1921 года сформулировал Ходасевич.

Владислав Ходасевич хотел написать биографию Пушкина.
Не смог. Не посмел.

Два века Россия мучительно ищет «свой путь». И никак его не найдет. Это означает, что для глобальных пушкинских обобщений время пока не пришло.

Научная биография Пушкина не написана. Вместо нее в распоряжении неленивых и любопытных читателей только пятитомная «Летопись жизни и творчества…». Первый том составлен более полувека назад М.А.Цявловским, прочие – нашей современницей Н.А.Тарховой.

Казалось бы, Пушкин изучен вдоль и поперек. В XX веке вышло семнадцатитомное академическое Полное собрание сочинений. Сегодня Пушкинский Дом (Институт русской литературы РАН) начал выпуск второго академического собрания, в котором будет довольно много весьма существенных текстологических уточнений. Еще в 1990-х с помощью принца Чарльза факсимильно изданы рабочие тетради поэта. Качество издания таково, что при сканировании с этого издания типографский растр не просматривается и при многократном увеличении.

Читать далее

Литератор Минаев 1860-е

 Читать далее

Названия не привожу. Надеюсь, что кто-нибудь узнает по картинкам

Читать далее

Александр Степанович Грин (псевдоним, настоящее имя Александр Стефанович Гриневский, 23.8.1880 - 8.7.1932) - русский писатель, автор знаменитой повести "Алые паруса", классик отечественной литературы.

Родился в г.Слободской Вятской губернии в семье ссыльного поляка Стефана Гриневского.

В 1896 году окончил 4-классное Вятское городское училище и уехал в Одессу. Вел бродячую жизнь, работал матросом, рыбаком, мыл золото на Урале, служил в армии, где вступил в партию социалистов-революционеров. В Севастополе вел социалистическую агитацию, за что был арестован и осужден.

Наказание отбывал в тюрьме и трех ссылках. Публикуется с 1906 года. Первый рассказ - "Заслуга рядового Пантелеева" - носил агитационный характер, за что тираж брошюры был конфискован жандармами. Вскоре Грин отходит от непосредственной политической деятельности и в дальнейшем работает как профессиональный литератор.

В 1912 году приезжает в Петербург. В это время Грин пишет в основном рассказы. После революции, которую Грин пережил очень болезненно, что видно по его произведениям 1918-1919 годов, главной темой его творчества становится столкновение свободы и несвободы, особенно ярко проявившееся в романах "Блистающий мир" (1923), "Джесси и Моргиана" (1929) и "Дорога в никуда" (1930). Одним из лучших произведений Грина считается символическая повесть-феерия "Алые паруса" (1923). В 1924 Грин переезжает в Феодосию. Постепенно его творчество входит в явный конфликт с идеологическими установками партии и Грина почти перестают издавать. В 1930 году писатель перебирается в Старый Крым, где два года спустя умирает от рака легких.

Замечательные иллюстрации к произведениям Грина создали Савва Бродский, А.Хрящевский, Надя Рушева.

Алые паруса

  Читать далее

Капитан, медля, провел пухлой ладонью по “начесу взаймы”, положил чугунные локти на стол и с задумчивой ленцой, чувствительно поинтересовался:
— Тяжело головке? Пьян вдребадан? Налакался? Что так осмелел?
— Я не пьющий! — крикнул депутат. — Вы не имеете права!..
— Кустенко! — позвал капитан и пошевелил мощными плечами. — Внуши-ка гороховому депутату уважение к милиции. Вломи ему как следует! И чтоб красную агитацию не разводил, сукин сын, пьяница! Он думает, к теще на блины приехал! Научи его уважению, мать его за ногу! — И он, скосив мясистую щеку, притронулся к затылку: — У меня от него давление поднимается!

В то же мгновение белокурый лейтенант равнодушно швырнул удостоверение депутату под ноги и, уже не улыбаясь, молниеносным прямым тычком ударил его, будто поршнем, в подбородок. Депутата отбросило назад, и, почти падая на спортивного парня, успевшего поддержать его за спину, он замычал, кровь изо рта потекла на нижнюю губу, он хотел что-то сказать или крикнуть, но тут же второй удар под самое горло свалил его с ног, и, защищая окровавленными пальцами шею, корчась, он хрипел на полу:
— Какая же вы милиция… палачи, палачи… кого же вы… кого же вы… Безумцы!..

Девушка в джинсах пронзительно завизжала, мужчина-язвенник, весь землисто-серый, выдохнул, как после долгого бега: “Да это никак зверье… христопродавцы милицейские!” И тотчас спортивный парень сделал два шага к столу, где широколицый капитан в рассеянности пожевывал крупными губами тлеющую сигарету, сказал не без призыва к миролюбию:
— Что-то не так, капитан. Жестоко вы. Ведь не менты тут, а милиция.
— Кто еще такой? Документы! Кустенко, проверь у этого пидора документы, — не в полный голос скомандовал капитан. — Второй учитель нашелся из сучьего гнезда! Тьфу ты, гад ползучий!

Он выплюнул изжеванную сигарету, и сейчас же белокурый лейтенант гибким движением гимнастического тела оказался за спиной спортивного парня, рванул его за плечо, повернул к себе и, обозначая образцовыми зубами улыбку, попросил:
— Если разрешите — документик, молодой человек, — и взглянув сквозь светлые деревенские ресницы на удостоверение, воскликнул с полурадостным неверием: — Ха! Вот так улов, капитан! Своя рыбина! Инспектор уголовного розыска! Серегин Владимир Павлович! Сказывается — наш! Старший лейтенант! Предатель из органов! Ну, падло, изменник, кому угрозыск продал? От кого получил деньгу? От нацмена Хасбулатова? От усатого Руцкого? Доллары или деревянные?

В комнате возникло нервозное движение, прокатился гул голосов, милиционеры и омоновцы разом оборотили взгляды на спортивного парня, ленивые глаза капитана зажглись всепроникающими огоньками:
— Изменник, паскуда? А?
— Подозреваю, лейтенант, что доллары или деревянные мог получить ты. Шесть баксов за час. Или крупнее обещали? — не обращая внимания на шум, ровно сказал спортивный парень, ничем не походивший в представлении Андрея на инспектора угрозыска. — Через край стараешься, офицер. Неужели знаешь, где правда? Расскажи, послушаю.
Кустенко, белокурый лейтенант, пренебрежительно бросил на пол удостоверение инспектора Серегина, с нажимом растер его каблуком, как плевок. Серегин сказал тихо:
— Все-таки — подыми его, мент.
— Оно тебе больше не понадобится. Шабаш, инспектор, проиграл!
— И все-таки подыми, говорю, мент.
— Да ты, курвина, наверняка наших на площади гробил! Сука! Предатель! Правду хочешь? Держи, инспектор… — выговорил Кустенко и тем же прямым боксерским тычком ударил парня в лицо. — Нет, предатель, живым ты отсюда не выйдешь! Теперь ты не наш! — крикнул он, глухо смеясь, так же, как смеялись те, пятнистые в скверике, расстреливая казачонка.

То, что произошло в следующую минуту, было резким, неожиданным, разорвавшим что-то неразумное в сознании Андрея, и он увидел, как Серегин крутым взмахом захватил руки лейтенанта, притиснул его к себе, разворачивая спиной, заломив его руку с такой неистовостью, что тот, подломленно изгибаясь, матерясь, испустил нечеловеческий вопль, вмиг разрушающий и его невинную белокурость, и его белозубость, и его противоестественность речи воспитанного городом провинциального парня. И этот животный вопль, перемешанный с изощренным матом, этот крик боли лейтенанта в каком-то полоумии сместил, смешал, перевернул все в комнате — раздались другие крики, ругательства, команды, мстительные, злобные голоса, сразу метнулись в одну сторону серые фигуры, камуфляжные куртки, столпились, затолкались вокруг лейтенанта и спортивного парня, над его головой засновали, взвивались и опускались кулаки, взлетала рубчатая рукоятка пистолета, зажатая в пальцах низенького колючего, как еж, разъяренного милиционера, подпрыгивающего в своих хромовых, совсем игрушечных, на высоких каблуках, сапожках, норовящего ударить парня в лицо, которое в разводах крови стало неузнаваемо яростным, отрешенным, страшным лицом человека, понявшего, что его не пощадят.

Юрий Бондарев. "Бермудский треугольник".

Читать далее

Читать далее