Памяти J.M., О.Щ. и моей молодости.

    … Вспышка магния перед глазами. Тяжелый ботинок, скользнув по скуле, врезается в надглазье. Отразив удар, нацеленный в почки, я не успеваю прикрыть лицо, только смог чуть отвернуть голову. Жгучая боль разрывает мое лицо. Но я все равно отталкиваюсь руками от земли.

    Бой не закончен. Удар. Я ловлю его. Подсечка с ударом – и один из моих противников на земле. Не двигается. Хорошо. Я выпрямляюсь во весь рост, выпрыгиваю вверх и мой кулак, описав, как снаряд мортиры, параболическую дугу, сверху врезается в переносицу второго. Хруст костей. Аут.

    Третий застыл в четырех шагах. Я поворачиваюсь к нему и не спеша подхожу ближе. Тот бросается наутек, но – поздно. Подсечка и удар с напрыгом – по спине. Аут.

    Распухшими дрожащими пальцами, из-под ногтей которых сочится кровь, я вытаскиваю из помятой пачки сигарету и с пятой попытки зажигаю спичку. Две-три жадных затяжки – внутренний лед тает и меня начинает трясти.

    Я поворачиваюсь и ухожу, ибо «мавр сделал свое дело»…

Blood in the streets

                        runs a river of sadness

Blood in the streets

                        & it’s up to to my thigh

Blood in the streets

                       down the legs of the city

The women are crying

                        red rivers of weeping…

    … Серые деревья, жухлые листья на кустах. Отвратительная чавкающая жижа под ногами – талый снег ноября.Небо, как ни странно, ясное, читое. И полная Луна, как фарфоровое блюдо. Она заливает лесок призрачным светом.

    Я буду шляться здесь до утра, невзирая на промокшие и промерзшие до костей ноги. Лишь изредка, усевшись на пень или поваленное дерево, я отдыхаю, торопливо затягиваясь сигаретным дымом и делая мелкие глотки крепкого из плоской фляжки.

    Эти ночи изменяют меня – медленно, исподволь. Я уже не тот, что вчера.

    И, вне зависимости от того, высплюсь я днем или нет, но завтрашняя ночь полнолуния точно так же протечет песком между моими пальцами. И завтра я буду уже не тот, что сегодня…

The moon is a dry blood beast…

Guerilla bands are rolling numbers

                                  in the next block of green vine

amassing for warfare on innocent herdsman

                                who are just dying…

    … Пахнущая сгоревшим тротилом воронка в щебнистом грунте. На дне ее – два искореженных тела. Еще шевелящееся и дышащее – мое, и неподвижное, холодное – напарника и друга. Мы упали в нее на рассвете – но мертвый, я – живой, и братья по оружию подобрать нас смогут только  после наступления темноты.

    Идет седьмой час светлого времени суток. Наши подойдут только через час.

    Я то лежу в полузабытьи, обнимая АКС, и прижимая к боку набухший кровью тампон индпакета, чутко прислушиваясь к шорохам; то бьюсь в тихой истерике, пытаясь дозваться хриплым шепотом до напарника; то пытаюсь выползти из воронки и выпустить по противнику остатки магазина и получить свое, а не сдохнуть в вонючей яме. Но слабость от потери крови вновь укладывает меня в полузабытье.

    Я не раз видел убитых и сам убивал, но когда меня вынули из воронки, где я пролежал с телом убитого друга бок-о-бок 10 часов, я с трудом узнавал своих. Шок…

It's all over, unknown soldier! It’s all over! The war is over!..

    … Камень скрипит и крошится под ногой. На двух точках опоры я едва ли выдержу вес своего тела. Выбрасываю вверх правую руку. Ободранные пальцы цепляются за малейший выступ. Из-под ногтей сочится кровь, ладони ничего не чувствуют, пот заливает глаза, напряженные мышцы вибрируют. Очень хочется плюнуть на все, разжать пальцы и лететь эти 45 метров, ждать удара б камни.

    Но я преодолеваю стену. Я сижу, свесив ноги, отсасываю из-под ногтей сгустки крови, и сплевываю их вниз…

The moth & atheists are doubly divine

                                       & dying…

    … Полутьма. Я ощупываю повязку на глазу (It’s all over! The war is over!). Ты сидишь напротив меня. Нас разделяет столик. На нем – бутыль вина, два бокала, пачка сигарет, пепельница и зажигалка. Ты внимательно смотришь в мое покореженное – в который уже раз, в очередной раз – лицо. Ты спрашиваешь:

    - Зачем все это?

    Я медлю с ответом и, протянув руку, отвожу иссиня-черную прядь с твоего лица, и улыбаюсь.

    Ты повторяешь вопрос:

    - Зачем все это?

    Я пожимаю плечами.

    - Не знаю. Точнее, я не знаю, как ответить, чтобы ты меня поняла. Наверное – так: это – поиски любви.

    Я вижу твою непонимающую ухмылку, и вновь пожимаю плечами. (I touched her thigh & death smiled.)

17.11.93.

Н. Петергоф.

ЗЫ. Не судите строго - 22 года было.