Осень, как средство потерять рассудок, пользуется постоянным и устойчивым спросом. И как не стать безумцем или поэтом в таком языке как русский!

Северный ветер в сентябре допускает двусмысленность. Все это из-за моей неспособности ясно мыслить, из-за несдержанности, из-за склонности к импровизации и беспорядку. И, как следствие, никак не удается излечиться от собственного интеллекта: от бредовых видений, скабрезного юмора, грубых шуток.

Обычно сравнительно легко, как понос или насморк, я переношу насмешки и юмор в стиле Ахилла и Приама, короля Лира, Дон Кихота, Панурга, Давида и Пилата, Екклезиаста, Сократа и Саванароллы.

Осень - время похотливых подробностей, слабости, время учиться приносить в жертву темные недра своей души.
Время становиться другим.
Время отрекаться от своей экстравагантности.

Ведь перестав мыслить, можно погрузиться в неслыханные высоты самолюбования.

Может настала пора, изучив арамейскую каллиграфию, начертать на пергамене вот эту фразу: "Время преодолевать свои изысканные стародавние тревоги".

Видимо наконец-то пробил час очередной революции злодеев, целью которой будет главнейшая злодейская привилегия - привилегия читать уютные зимние романы и сочинять стихи, прославляющие эпоху грядущих белых мух, которые всегда прилетают вместе с холодным московским ветром.

Пора, возненавидев пустопорожний ход истории, отобрать у вещей имена и бросить их в огромный костер, на котором сгорают все мои и ваши надежды, спрятать в бороде циничную слезу и ощутить наконец очарование упадка, вычитая из полета золотых листьев мрачную глупость всех умников и мудрых братков летних эпох моей жизни.

Пора понять, что коллекция наших охуительных чаяний, история надежд и мечтаний - всего лишь система недоразумений, иллюзию которой мы сохраняем из нашего любопытства к разгадыванию того, какие трансформации произойдут с этой смесью скотобойни и стариковского рокНролла.

Возможно существует некая болезнь, называемая по немецки Der Nordwind, а по нашему, по русски - северный ветер.
Его идеальное пространство могло бы располагаться в точке пересечения Эллады, Москвы и Сингапура времен Вертинского. Там где встречаются агора, вертеп и салонный вымысел.

Ветер позволяет ощутить легкость осени.
Бремя распада, уныния, меланхолии.
Сознание готово помутиться, рассматривая совокупность возможного и несостоявшегося. И только одна ностальгия подсказывает, что тут нужен порыв: забвение уроков прошлого, экзальтация и пыл, а также рациональная классификация всех видов моего неистовства.

И тогда последняя и великая грядущая битва в снежки между всепобеждающим добром и непобедимым злом, между неврозом и варварством подходя к своему логическому финалу возможно возбудит мое любопытство, которое позволит почувствовать себя совершенно мертвым и тем не менее абсолютно живым.