1925-й год. Знаменитый танцевальный зал Монпарнаса «Бюлье». По большой лестнице, не спеша, спускается Кики, оставляя на каждой ступеньке какую-нибудь часть своего костюма. Когда ступеньки кончаются, на ней нет ничего, кроме диадемы из страусиных перьев. Посетители в восторге. Таким изяществом обладает только монпарнасская знаменитость — Кики.

На фасаде отеля «Истрия» на улице Кампань-Премьер висит мемориальная доска с именами знаменитых клиентов. Среди них — «Кики с Монпарнаса, натурщица и вдохновительница».

Подруга художников, сделавших 20 век, она и сама его сделала. Эрнест Хемингуэй, например, считал, что её влияние было сильнее, чем у английской королевы Виктории.

Кики — символ и легенда Монпарнаса.

Густав Гвоздецкий. Кики де Монпарнас. 1920

В начале 20 века парижские художники потянулись с северной окраины города, с Монмартра, к югу, на многообещающий Монпарнас.

Здесь незадолго перед Первой мировой войной образовались всевозможные общины живописцев со всего света. В тихих кварталах нищие художники находили приют за копеечной чашкой кофе в «Ротонде» Виктора Либиона, где позволялось пощипывать бесплатный свежий багет и листать газеты со всего мира; мамаша Розали могла в своей забегаловке задарма налить тарелку супа изголодавшемуся Модильяни, Шагалу, Кислингу. А благодетель папаша Буше на собственные деньги построил многоэтажное общежитие, названное Улеем. Стараниями этих мудрых и щедрых людей Монпарнас стал домом для художников. 

Когда началась Первая мировая война, ушли воевать монпарнасские знаменитости — художник Моисей Кислинг, поэт Макс Жакоб, и возвращались далеко не все: знаменитый поэт-сюрреалист Гийом Аполлинер был ранен, потом заболел смертельной «испанкой», косившей в 1918-м всех без разбору, а Блез Сандрар, поэт и художник, потерял в бою руку...

Послевоенный Монпарнасс уже не тот, и хотя жизнь налаживалась, во всем проявлялись другие правила. В Европу хлынули доллары из неразрушенной Америки. Монпарнасская богема быстро обретала признание у новых заокеанских покупателей.

Художники богатели, наступали райские времена — Пабло Пикассо, например, переехал в дом с лифтом, к вздорожавшим полотнам Марка Шагала было не подступиться, Кислинг коллекционировал автомобили.

А бедствовали те, кто пил: Хаим Сутин сидел без денег; успешный во всех отношениях Амедео Модильяни пропивал всё, даже те 200 франков, что ежемесячно присылала его мать.

Монпарнас наводнили туристы. Всем находилось занятие, в культуре наступила эпоха «золотых двадцатых годов». Моды, звезды эстрады сменяют друг друга с неимоверной быстротой. Любимое развлечение — кабаре с песенками и скетчами, легкомысленными танцами и молодой мечтой о съемках в кино. Почти как в знаменитом фильме Боба Фосса «Кабаре» — где берлинская Лайза Минелли весьма напоминает парижскую .

Кики родилась в Бургундии сто лет назад, в 1901 году — от типографской наборщицы и пришлого угольщика. Ее настоящее имя Алиса, фамилия, которую она носила по матери — Прэн, чтобы не вспоминать о беглом отце Максиме Легро. Все ее братья и сестры были незаконнорожденные, все от разных отцов, и будущая знаменитость с 12 лет трудилась то в типографии, то у переплетчика, иногда тачала солдатские сапоги, временами пекла хлеб. Но в один прекрасный день она бросила всю эту опостылевшую работу и пошла позировать скульптору.

Проведав о том, что её дочь раздевается при мужчинах, мать прокляла Кики, которой не исполнилось тогда ещё и шестнадцати. Её любовник, никому сейчас не известный художник, если ей не удавалось заработать денег, бил её и заставлял идти на панель. Но Кики проституткой не стала, разве что один раз, боясь вернуться без денег, она за три франка обнажила грудь перед гадким вокзальным стариком. А до славы оставалось немного.

Первым проблеском в её жизни стал роман с польским художником Морисом Менжинским. «Роскоши не было, — вспоминала Кики, — но мы были сыты». А туфли на три размера больше — пустяки!

Она подружилась со многими художниками из «Ротонды» и других кафе и поняла, что нашла свою среду. Однажды в «Ротонде» ее заметил загорелый и веселый Моисей Кислинг. «Что это за новая шлюха?» — поинтересовался он. Кики ловко ему ответила, он почуял родственную душу, и в тот же вечер она уже позировала ему.

Моисей Кислинг. Кики де Монпарнас в красном платье

А затем были сеансы у Фуджиты, Модильяни, Сутина, Фриеза, Дерена, Пикассо — у всех знаменитостей Монпарнаса. Каждый схватывал что-то от её богатой натуры. Она сделалась парижской моделью номер один.

Не то, чтобы не было равных ей в красоте — с ней было весело, и Кислинг захлёбывался от хохота, когда она, развлекая его за мольбертом, передразнивала оперных певцов или целый оркестр.

Цугухару (Леонард) Фуджита. Портрет Кики

Вероятно, тогда и пришла ей мысль петь в кабаре. Илья Эренбург вспоминал в книге «Люди, годы, жизнь»:

«Караваны туристов превратили Монпарнас в район ночных развлечений. В „Сигаль“, „Жокее“ танцевали до утра, а красавица Кики с глазами совы печально пела скабрезные песни, особенно выделяя непристойности. Распевая, она опускала голову и раскачивала ею в такт из стороны в сторону. Движения её были точные и законченные. Она слегка поводила бедрами, медленно, почти незаметно. На ней всегда была шаль, она подчеркивали плавность и тягучесть её движений».

Мягко улыбаясь, она пела свой коронный номер: народную песенку, но с новыми словами монпарнасского поэта Десноса: «Девушки из Камаре уверяют, что все они девственницы, но ...». Богатый Париж хлынул в «Жокей».

Напевшись, Кики собирала деньги с клиентов, бродя по залу со шляпой одного из посетителей, «одолженной» в раздевалке.

Пела она и в знаменитом «Быке на крыше», и здесь прославленный Жан Кокто подарил ей ожерелье, достойное королевы.

Она и была неоспоримой королевой кафе.

Назовите любое знаменитое имя тех лет — Эрнест Хемингуэй, Марсель Дюшан, Фернан Леже — все были от нее в восторге, ценили ее артистизм, талант рассказчицы и наряды, которые она мастерила всегда сама.

Добавьте к этому ее лицо, обладавшее тем чудесным свойством, что новый макияж и смена прически делали Кики неузнаваемой.

Могли ли пройти мимо люди с фото- и кинокамерами?

В 1921 году на Монпарнасе поселились два друга — фотограф, художник и кинематографист Ман Рэй и художник-дадаист Марсель Дюшан (тот, что в свое время подрисовал усики Джоконде и выставил перевернутый унитаз с подписью «Фонтан»). Роман Ман Рея с Кики стал началом ее большой славы: она была главной моделью в его фотоэкспериментах, которые Рей называл рейографией (соединяя свою фамилию со словом «луч») или называл дада-графией.

Получив поддержку поэта, сценариста, художника Жана Кокто, Ман Рей быстро занял одно из важнейших мест на Монпарнасе. Его шумные ссоры с Кики разносились по всем кафе перекрестка Вавен. Быть сфотографированным Ман Реем — значило стать посвященным в парижскую знать.

В 1924 году Ман Рей сделал один из самых известных снимков в истории фотоискусства — коллажное изображение Кики под сюрреалистическим названием «Скрипка Энгра».

Монпарнасские мастера были и первыми экспериментаторами в кино, а Кики стала одной из первых звезд экрана. Фернан Леже предлагал снимать фильмы, лишенные предварительного сценария, скрепляя картину «сочетанием ритмических образов». Эзра Паунд использовал в съёмках призматические линзы, дробящие лицо Кики на отдельные фрагменты: в кадрах мелькали ее глаза и рот, винные бутылки сменялись геометрическими фигурами, прыгала мебель и марионеткой дергался Чарли Чаплин. Ленты длинными не были (минут 15-20) и назывались в духе сюрреалистического времени: «Механический балет», «Бесчеловечный», «Возвращение к разуму».

Имя Кики отныне прочно связалось с техническим и эстетическим поиском в визуальных искусствах, а кадр из фильма «Звезда Моря» — Кики с розой в зубах — разошелся тиражом 300 000 экземпляров.

Она сама шила себе наряды и чужому вкусу подчиняться не любила. В один прекрасный день, когда Ман Рэй подарил ей два исключительно дорогих платья от Шапьярелли, она, не задумываясь, разрезала их пополам и моментально сшила разные половинки.

Ее фантазия не ограничивалась нарядами, румянами на коленях или четырьмя оттенками зеленых теней для глаз. Кики была еще и художницей. В 1927 году приятели решили устроить ее выставку. В предисловии к напечатанному каталогу поэт Робер Деснос воскликнул:

«У тебя, моя дорогая Кики, такие красивые глаза, что мир увиденный ими, прекрасен».

Ман Рэй. Кики де Монпарнас

На выставке был «весь Монпарнас», и газеты объявили ее самым успешным вернисажем года. Кики была в отличной форме и, не задумываясь, заявила министру внутренних дел Альберу Саро, собирателю и другу многих художников:

«Парень ты неплохой, но дурацкие твои министры здесь ни к чему. Давай, живи с нами, будешь мне позировать».

В конце 20-х Ман Рей уговорил ее взяться за мемуары. Она и это сделала с блеском. Когда «Мемуары Кики» с восторженным предисловием Эрнеста Хемингуэя вышли из печати, тысячи поклонников осадили книжный магазин на бульваре Распай: за тридцать франков был обещан экземпляр мемуаров, автограф и поцелуй Кики. Английские и американские издатели бросились с предложениями перевода и наилучших гонорарных условий.

Ман Рэй. Кики де Монпарнас

В 1929 году в Париж приехал Сергей Эйзенштейн, и хотя французы согласились на его лекцию в Сорбонне, в показе его лент было отказано. И тут Кики не задержалась со своими вполне левыми репликами:

«Правительства осознали невероятную силу творчества. Фильмы Эйзенштейна запрещены, потому что они опасны, опасна сила правды. Его гений вызывает страх у робких и восхищает тех, кто любит кино».

Каждое высказывание, каждое движение Кики подхватывалось и запечатлевалось. Анри Брока, издатель богемно-артистического журнала «Париж Монпарнас» посвящал ей целые страницы, а во время гала-вечера всей монпарнасской братии на улице Гетэ (улице Веселья), Кики под восторженные возгласы была избрана Королевой Монпарнаса.

Трудно сказать, какого признания она добилась бы в дальнейшем, но грянул тот самый кризис 1929 года, похоронивший под собою всю художественную жизнь Европы и Америки. Рухнули огромные состояния, почти вся монпарнасская колония американцев — 25-30 тысяч человек — отправилась на родину. Лишившись пенсий, потеряв контракты и другие возможности заработка, оставшись без куска хлеба, некоторые записались в безработные, другие гонялись за случайной удачей, чтобы не погибнуть с голоду. Минуло то время, когда туристы устраивали бури и веселые оргии в кафе на перекрестке Вавен. Парижу стало не до Кики.

Брассай. Кики в кабаре де Флер, Монпарнас. 1932

Она, правда, по-прежнему пыталась петь перед редкими посетителями. Кое-как зарабатывала на вино и наркотики. Те двадцать лет, что предстояло ей прожить, — заполнены пустотой. Об этих годах никто не вспоминает.

Кто-то видел ее после Второй мировой войны: еле передвигая опухшие ноги, спившаяся, похожая на отравленную цыганку, бродила она в «Куполе» от столика к столику, навязываясь погадать.

Она умерла в пятьдесят лет, и похороны ее походили на грустное карнавальное шествие: ленты с надписями, золотые венки от кафе и ресторанов — «Жокея», «Дома», «Куполя» — этапы её легкой жизни. Но из друзей-художников, провожавших ее на нищенское кладбище Тиэ, пришел один лишь сентиментальный японец — Цугухару Фуджита.

Простая правда последних лет Кики не затмила для него ее чудного мифа.

_Иван Толстой________________________________________________