Юлия Владимировна Друнина прожила жизнь настолько яркую и трагическую, что её биография могла бы лечь в основу романа или сценария к кинофильму – столько она вместила в себя испытаний, подвигов и страстей. Красивой Юлия Друнина родилась, но жизнь свою красивой, хотя и трудной, сделала сама.
Юлия Владимировна родилась в Москве: отец – учитель истории Владимир Друнин, мать – Матильда Борисовна, работала в библиотеке, говорила на трёх иностранных языках и давала уроки музыки. Дочь с самых ранних лет приобщали к культуре. Читала девочка много, отец давал ей классиков, от Гомера до Достоевского, сама она, правда, тянулась к Дюма и Чарской – у них находила запредельную отвагу и искренность чувств.
Стихи Юля писала с детства. Посещала литературную студию при Центральном Доме Художественного воспитания детей, помещавшуюся в здании Театра юного зрителя.
В конце 30-х годов участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение. В результате стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели…» было напечатано в «Учительской газете» и передано по радио. Отец Юли тоже писал стихи и издал несколько брошюр, в том числе о Тарасе Шевченко. И он, сам как поэт не состоявшись, не верил в литературное призвание дочери. Позже она вспоминала:
«И никогда я не сомневалась, что буду литератором. Меня не могли поколебать ни серьёзные доводы, ни ядовитые насмешки отца, пытающегося уберечь дочь от жестоких разочарований. Он-то знал, что на Парнас пробиваются единицы. Почему я должна быть в их числе?..»
Юля мечтала о подвигах и отчаянно жалела о том, что сама ещё так молода, что ни в чём не может поучаствовать, ей казалось, что всё самое главное проходит мимо:
«Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову, покорение полюса, Испания — вот чем жили мы в детстве. И огорчались, что родились слишком поздно… Удивительное поколение! Вполне закономерно, что в трагическом сорок первом оно стало поколением добровольцев…».
По статистике, среди фронтовиков 1922, 1923 и 1924 годов рождения к концу войны в живых осталось три процента. В поэме «Памяти Клары Давидюк», посвященной радистке, погибшей в тылу врага, героически и романтически подорвавшей одной гранатой себя и своего смертельно раненного возлюбленного на глазах у группы фашистов, Юлия Друнина написала – ну, совершенно как бы про себя:
Застенчивость. Тургеневские косы.
Влюбленность в книги, звезды, тишину.
Но отрочество поездом с откоса
Вдруг покатилось с грохотом в войну…
1941 год внёс свои страшные коррективы в судьбу страны, о стихах пришлось забыть. Она сказала о себе: «Я родом не из детства, из войны...» И это казалось правдой. Будто не было детства. Будто сразу – война, первое и самое яркое впечатление жизни. В 1942 году, в самый тяжёлый период войны, только что окончив школу, семнадцатилетней девчонкой Юлия Друнина против воли родителей добровольцем уходит на фронт.
«Школьным вечером, хмурым летом, бросив книги и карандаш, встала девочка с парты этой и шагнула в сырой блиндаж…»
Она радовалась, что попала на фронт, что ей удалось поучаствовать в великих сражениях, но насколько тяжело это было каждый день, изо дня в день… В госпитале, в 1943 году, она написала свое первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии:
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
После очередного ранения и контузии она была комиссована – за 6 месяцев до окончания войны. В Москве Юля – награжденная Орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу» – оказалась в конце декабря, как раз в середине того учебного года, и сразу же пришла в Литинститут. В начале 1945 года в журнале «Знамя» напечатали подборку стихов молодой поэтессы Юлии Друниной. Так началась ее «литературная карьера».
Самым близким человеком для Юли стал ее избранник. Тоже фронтовик, тоже с нашивками за ранения, поэт, однокурсник – Николай Старшинов. От этого брака в 1946 году рождается дочь Елена. Молодая семья героически несёт все тяготы послевоенной жизни. Как писал Старшинов: «Все трудности военной и послевоенной жизни Юля переносила стоически – я не услышал от нее ни одного упрека, ни одной жалобы. И ходила она по-прежнему в той же шинели, гимнастерке и сапогах еще несколько лет…»
Юлия Друнина была участницей Первого Всесоюзного совещания молодых писателей в 1947 году, тогда же получила рекомендацию в Союз Писателей. Но реально вступить в Союз ей удалось еще не скоро… А ту первую публикацию в «Знамени» помнили, стихи Друниной вызвали широкий резонанс – и это в то время, когда чуть ли не все стихи писались на военную тематику! – и ей предложили издать первый сборник. Ее первая книга стихов «В солдатской шинели» вышла в 1948. Имела успех.
А в последующие годы сборники выходили один за другим: «Разговор с сердцем» (1955), «Современники» (1960), «Не бывает любви несчастливой…» (1973), «Окопная звезда» (1975), «Мир под оливами» (1978), «Бабье лето» (1980), «Мы обетам верны» (1983), двухтомный сборник поэзии и прозы в 1989 году и еще, и еще… Выходят книги Друниной и по сей день. Значит, и сейчас ее читают!
Война пробудила когда-то её душу – и бередила память до последнего дня:
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной...
Я — связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу.
В 1954 году тридцатилетняя Друнина поступает на сценарные курсы при Союзе кинематографистов, где знакомится с пятидесятилетним Алексеем Каплером, самым известным советским кинодраматургом, лауреатом всех премий, человеком необыкновенной судьбы. Так в её жизнь вошла Любовь – невероятная, неземная, нереальная, несовременная и нездешняя. Это было как раз, когда у нее не было денег, и стихи не печатались. Записали ее в мастерскую к некому Алексею Каплеру. Кто такой, она понятия не имела. Пришла на первое занятие. И так распорядилась судьба, что из семи слушателей она пришла единственная. И Каплер тоже пришел. А потом — любовь в четверть века!
Он написал для Михаила Ромма «Ленина в октябре» и «Ленина в 1918 году», а после войны прославился «Полосатым рейсом» и «Человеком-амфибией», был создателем и первым ведущим «Кинопанорамы», преподавал во ВГИКе и вообще был человеком уважаемым и знаменитым. Алексей Каплер развелся, Юлия тоже рассталась с Николаем Старшиновым и в 1960 году ушла к Каплеру, забрав с собой дочку. В ее жизни появилось чувство столь огромное, что оно затопило собой всю ее душу и заполнило все ее мысли – так, что даже в стихах того времени она гораздо больше писала о любви, чем о войне! От ее первой любви – того юного комбата, погибшего на войне, которого она так никогда и не забыла – до последней, до Алексея Каплера, прошла целая жизнь, семнадцать лет, вместивших в себя войну и победу, два ранения, замужество и рождение ребенка, а главное – выход ее первой книги. Супружество Каплера и Друниной было очень счастливым. Юлия посвятила мужу, своей любви к нему, огромное количество стихов.
Знакомые говорили, что Каплер «снял с Юли солдатские сапоги и обул ее в хрустальные туфельки». Он действительно любил ее бесконечно, безгранично, он оградил ее от всех жизненных трудностей. Николай Старшинов писал:
«Я знаю, что Алексей Яковлевич Каплер относился к Юле очень трогательно – заменял ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя. Он уладил ее отношения с П. Антокольским и К. Симоновым. Он помогал ей выйти к широкому читателю. При выходе ее книг он даже объезжал книжные магазины, договаривался о том, чтобы они делали побольше заказы на них, обязуясь, в случае, если они будут залеживаться, немедленно выкупить».
Когда Друнина уезжала, он посылал телеграммы в поезд, на борт самолета, а уж в гостиницу — обязательно. А когда Друнина заболела и попала в больницу, он чуть с ума не сошел.
«Родная моя, не знаю, как добрался, когда узнал. Не могу без тебя не то что жить — дышать. Я не знал до конца, как люблю тебя, что ты для меня. Ни одной минуты не буду без тебя, любимая, жить. Я тут с ума схожу от страха. Только будь здоровенькой, а все остальное я сделаю так в нашей жизни, чтобы ты чувствовала себя счастливой совсем-совсем. Моя дорогая, самая красивая на свете, самая благородная, самая умная, жизнь моя, любимая моя, я Богу молюсь, будь здоровой скорее».
Твоя любовь — моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник — каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Она словно предчувствовала свою грядущую беззащитность и неприкаянность – без него… Алексей Яковлевич Каплер умер в сентябре 1979 года. Похоронили его, согласно его просьбе, на кладбище в городке Старый Крым. Юлия Владимировна уже тогда сказала, что хотела бы, чтобы и ее похоронили здесь же, в одной могиле с ним… Она даже побеспокоилась о том, чтобы на его надгробной плите осталось место для ее имени. Почти все стихи ее этого периода полны тоскою о нем:
Как мы чисто,
Как весело жили с тобой!
Страсть стучала в виски,
Словно вечный прибой…
Ничего не могли
Друг от друга таить.
Разорвав повседневности
Серую нить,
Мы попали
В надежные цепи из роз,
Бурных ссор,
Примирений
И радостных слез.
Николай Старшинов писал: «…после смерти Каплера, лишившись его опеки, она, по-моему, оказалась в растерянности; у нее было немалое хозяйство: большая квартира, дача, машина, гараж – за всем этим надо было следить, постоянно прилагать усилия, чтобы поддерживать порядок и состояние имущества. А этого делать она не умела, не привыкла. Ну а переломить себя в таком возрасте было уже очень трудно, вернее – невозможно. Вообще она не вписывалась в наступающее прагматическое время, она стала старомодной со своим романтическим характером…»
В 1990 году Юлия Друнина была избрана депутатом Верховного Совета СССР, хотя не любила заседания и совещания... Вступая в депутатский корпус, она хотела защитить интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане. Она не могла видеть, как страдают фронтовики ее поколения, как просят милостыню в переходах покалеченные мальчишки. Когда Друнина поняла, что реально изменить ничего не может, она вышла из депутатов. События 21 августа 1991 года Друнина встретила восторженно. Однако 15 сентября уже писала: «И все же, все же не хотелось бы впадать в эйфорию. Кое-что беспокоит очень. Не слишком ли подчас легко и лихо принимаются решения по сложным вопросам». Рухнуло все, чему верила и служила, ушел из жизни тот, кого любила.
Она полюбила в одиночестве ездить на дачу. Сидеть, закутавшись в теплый платок, смотреть сквозь холодное стекло на сад – мокрый, осыпающийся, зябкий. Она чувствовала, как жизнь ее уходит, вместе с этими опадающими листьями.
Живых в душе не осталось мест —
Была, как и все, слепа я.
А все-таки надо на прошлом —
Крест,
Иначе мы все пропали.
Иначе всех изведет тоска,
Как дуло черное у виска.
Но даже злейшему врагу
Не стану желать такое:
И крест поставить я не могу,
И жить не могу с тоскою...
Когда был закончен сборник «Судный час», посвящённый Каплеру, Юлия Владимировна уехала на дачу, где 20 ноября 1991 года написала письма: дочери, зятю, внучке, подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. Ни в чем никого не винила. Твердым почерком написала предсмертную записку, в которой почти нет эмоций: строгие и точные указания, точнее, просьбы, что нужно делать после ее смерти дочери, зятю («Андрюша, не пугайся. Вызови милицию, и вскройте гараж»), внучке, подруге, которых очень любила. Встала из-за стола, вышла, закрыла дверь и пошла в гараж, закрылась в нем, села в машину, включила мотор и… отравилась выхлопными газами.
Предсмертное письмо Юлии Друниной подруге заканчивается так: «А теперь, пожалуй, самое-самое сложное. После кремации урну надо отвезти в Старый Крым и захоронить ее рядом с памятником А. Я. Под плитой, понимаешь? Я бы с удовольствием сделала это сама, но… Еще бы мечталось перенести на плиту наш общий снимок, который прилагаю. Так надо! Господи, спаси Россию!». Ее главное желание – быть похороненной в одной могиле с Алексеем Каплером – исполнилось.
Крымские астрономы Юлия и Николай Черных назвали одну из далеких планет Галактики именем Юлии Друниной. И это стало лучшим памятником Юлии Друниной: свет далекой звезды, свет, пронзающий время и расстояния, негасимый свет…