В буддизме есть такое понятие «нирвана», высшее проявление духа. Когда нет никаких желаний, нет никаких страстей, но есть абсолютная гармония и, скажем так, понимание мира. Но поскольку буддизм для нас очень далекое и сложное дело, то к нирване мы стремимся нечасто.
К чему я всё это говорю? Очень важно войти в контакт с информационным космическим слоем, который находится неизвестно где, но он существует, потому что питает всех сочинителей талантливых, которые дотягиваются до этого слоя: и композиторов, и художников, и музыкантов, и режиссеров.
У меня был памятный случай с Григорием Гориным.

Однажды он мне позвонил: «Знаешь, Марк, я придумал новую пьесу».

– «О ком?» – «О кошках».
Я к кошкам всегда относился с уважением, но не с любовью (с любовью я отношусь к собакам). И я немного скептически отреагировал: «А что кошки могут делать?» Он говорит: «Как что? Петь, танцевать, влюбляться. Вообще как-то шустро себя вести».

Но он, видимо, почувствовал мой скепсис и к своему замыслу охладел. А довольно скоро появился знаменитый мюзикл Cats. С моей точки зрения, это, конечно, далеко не случайно. Это прикосновение к тому информационному слою, к которому надо тянуться.⠀
  Я думаю, что мне удается иногда... Сейчас, с высоты своих лет, смотрю на пройденный путь и склоняюсь к тому, что таким спектаклем стал, наверное, «Юнона и Авось». Мы с моими сподвижниками уловили нечто важное, какую-то свежую общечеловеческую тему, витающую в воздухе.

Помимо «Юноны…» это, конечно, и «Поминальная молитва» – весьма примечательный спектакль. Он шел в те годы, когда популярным был обмен делегациями. К нам приходили грузины и говорили, что эта постановка – про них, приходили молдаване, а также представители других народов и тоже утверждали, что – про них. Я в самом деле не ставил спектакль, как говорится, «на еврейскую тему».

Я говорил про общечеловеческую боль, а она без деления на национальности одинакова для каждого из нас.

Марк Захаров