О своей жизни Чехов писал скупо, без охоты и достаточно официально. "У меня болезнь: автобиографофобия, - "признавался" он в 1899 году. - Читать про себя какие-либо подробности, а тем паче писать для печати – для меня это истинное мучение". Но множество записных книжек писателя, его писем, воспоминаний о нем современников и фотографий - материал более чем достаточный, чтобы открыть для себя Чехова.

Факт № 100. «Было поистине изумительно то мужество, с которым болел и умер Чехов!», - сказал Бунин после его смерти

Со своей болезнью Чехов жил долгие годы, казалось, что она то отпускала его, то, наоборот, подступала все ближе.  

Многие современники Чехова в своих воспоминаниях не раз подтвердят одну и ту же мысль: Антон Павлович никогда не говорил о своей болезни и не жаловался на здоровье, даже в самые тяжелые моменты делая вид, что все в порядке, и боясь расстраивать близких и друзей.  

"Он даже и вида не подавал, что ему плохо. Боялся нас смутить... Я сам однажды видел мокроту, окрашенную кровью. Когда я спросил у него, что с ним, то он смутился, испугался своей оплошности, быстро смыл мокроту и сказал: Это так, пустяки. Не надо говорить Маше и матери", - вспоминал брат Чехова Михаил Павлович об эпизоде, случившемся за несколько лет до смерти Чехова.   

А вот что писал Чехов Суворину: "Я на днях едва не упал, и мне минуту казалось, что я умираю. Быстро иду к террасе, на которой сидят гости, стараюсь улыбаться, не подать вида, что жизнь моя обрывается… Как-то неловко падать и умирать при чужих". 

А Левитан писал в письме Илье Репину так: "Сердце разрывается смотреть на Чехова - хворает тяжко, видно по всему - чахотка, но улыбается, не подает вида, что болен. Интересно, знает или не знает правду? Душа за него болит". 

Находясь в Баденвейлере, Чехов писал маме и сестре: "Здоровье мое поправляется, входит в меня пудами, а не золотниками", "Здоровье с каждым днем все лучше и лучше"... Меж тем силы оставляли его с каждым днем.  

В статье, напечатанной в немецкой газете после смерти Чехова, его лечащий доктор Эрик Шверер писал: "Он переносил свою тяжелую болезнь, как герой. Со стоическим, изумительным спокойствием ожидал он смерти. И все успокаивал меня, просил не волноваться, не бегать к нему часто, был мил, деликатен и приветлив". 

"Было поистине изумительно то мужество, с которым болел и умер Чехов! ", - позже скажет о нем Бунин.

Факт № 99. Антона Павловича Чехова похоронили кладбище Новодевичьего монастыря рядом с могилой отца

Михаил Павлович Чехов вспоминал, что узнал о смерти Антона Павловича от своего двоюродного брата Жоржа. В своей известной книге «Вокруг Чехова» он пишет: «2 июля 1904 года я приехал в Ялту, чтобы навестить своих мать и сестру. Тогда Антон Павлович с женой находились за границей, в Баденвейлере. Когда пароход приставал в Ялте к молу, то мне кто-то помахал с берега шляпой. Это был мой двоюродный брат Жорж, служивший агентом в Русском обществе пароходства в Ялте и вышедший на мол принять пароход. Он узнал меня издали, приложил рупором ладони ко рту и крикнул мне с берега:
- Антон скончался!

Это ударило меня как обухом по голове. Хотелось заплакать. Вся поездка, вся эта прекрасная с парохода Ялта, эти горы и море сразу же померкли в моих глазах и потеряли цену.

<…> Сестра в это время была с братом Иваном Павловичем в Боржоме. Послали ей срочную телеграмму, а от матери все время скрывали. Ничего еще не подозревавшая, она радостно встретила меня, стала угощать, - но кусок не шел мне в рот...»

Хоронить Чехова было решено в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря. Утром 5 июля гроб с телом Чехова отправился из Германии в Москву. Было решено, что тело прибудет через Вержболово (прим. ред. – сейчас Вирбалис, город в Литве) в Петербург, а оттуда в Москву.

Газета «Русское слово», следившая за событиями, связанными с похоронами писателя, сообщала тогда: «тело Чехова, в сопровождении Ольги Леонардовны, отправлено 4-го июля через Вержболово в Петербург, а оттуда прибудет в Москву, вероятно, 9-го числа утром. На Николаевском вокзале будет отслужена лития, а затем похоронная процессия направится в Новодевичий монастырь».

Брат писателя Михаил вспоминал о самих похоронах так: «Мы приехали в Москву к самым похоронам. Нас встретил на вокзале в Москве В. С. Миролюбов и повез в карете к университету, так как тело уже прибыло из Петербурга и его несли с Николаевского вокзала в Новодевичий монастырь. Если бы наш поезд опоздал, то мы так бы и не попали на похороны. Несметные толпы народа сопровождали гроб, причем на тех улицах, по которым его несли, было прекращено движение трамваев и экипажей, и вливавшиеся в них другие улицы и переулки были перетянуты канатами. Нам удалось присоединиться к процессии только по пути, да и то с трудом, так как в нас не хотели признавать родственников покойного и не пропускали к телу. Московская молодежь, взявшись за руки, охраняла кортеж от многих тысяч сопровождавших, желавших поближе протиснуться к гробу.

Так мы дошли до самого монастыря под охраной молодежи, которая заботливо оберегала нас от толпы. Когда же процессия стала входить в узкие монастырские ворота, началась такая давка, что я пришел в настоящий ужас. Каждому поскорее хотелось пробраться внутрь, и получился такой затор, что если бы не та же распорядительная молодежь, то дело не обошлось бы без катастрофы. Еле пронесли сквозь ворота гроб, еле вдавились в них мы с депутатами и близкими к покойному людьми, а народ все напирал и напирал. Слышались возгласы и стоны. Наконец ввалилась на кладбище вся толпа - и стали трещать кресты, валиться памятники, рушиться решетки и затаптываться цветы.

Брата Антона опустили в могилу рядом с отцом. Мы взглянули в нее последний раз, бросили по прощальной горсти земли, она ударилась о крышку гроба - и могила закрылась навсегда».

Факт № 98. Горький был возмущен тем, как хоронили Чехова

Чехов умер в Германии, а хоронили его в России. Транспортировка тела на столь большие расстояния требовала определенных условий. С этим связана чуть ли не скандальная история о том, как тело великого русского писателя было доставлено в Москву в вагоне, на котором красовалась надпись "Для перевозки свежих устриц". 

Горький в письме к Е.П. Пешковой возмущался: "Этот чудный человек, этот прекрасный художник, всю свою жизнь боровшийся с пошлостью, всюду находя ее, всюду освещая ее гнилые пятна мягким, укоризненным светом, подобным свету луны, Антон Павлович, которого коробило все пошлое и вульгарное, был привезен в вагоне "для перевозки свежих устриц" и похоронен рядом с могилой вдовы казака Ольги Кукареткиной. Это - мелочи, дружище, да, но когда я вспоминаю вагон и Кукареткину - у меня сжимается сердце, и я готов выть, реветь, драться от негодования, от злобы. Ему - все равно, хоть в корзине для грязного белья вези его тело, но нам, русскому обществу, я не могу простить вагон "для устриц". В этом вагоне - именно та пошлость русской жизни, та некультурность ее, которая всегда так возмущала покойного".

Горького также возмущал тот факт, что «часть небольшой толпы, собравшейся на вокзал встретить писателя, пошла за гробом привезенного из Маньчжурии генерала Келлера и очень удивлялась тому, что Чехова хоронят с оркестром военной музыки. Когда ошибка выяснилась, некоторые веселые люди начали ухмыляться и хихикать. За гробом Чехова шагало человек сто, не более». И те, что были среди этой толпы, толком не знали кого они на самом деле хоронят. Горький писал, что ему очень запомнились два адвоката «оба в новых ботинках и пестрых галстуках - женихи. Идя сзади их, я слышал, что один <…> говорит об уме собак, другой, незнакомый, расхваливал удобства своей дачи и красоту пейзажа в окрестностях ее».

Факт № 97. Чехов умер в ночь на 2 июля 1904 года на руках жены

3 июля (по старому стилю) газета «Русские ведомости» писала: «в ночь на 2-е июля, в 3 часа, скончался от паралича сердца на руках у жены известный писатель Антон Чехов, в Германии, в Баденвейлере».

Летом 1904 года Чехов уехал на курорт в Германию из-за резкого обострения туберкулеза. Русская пресса тогда активно следила за здоровьем писателя и регулярно писала о нем. За два дня до смерти писателя (1 июля по старому стилю) в газете «Русское слово» даже появилась заметка о том,  что Чехов заметно поправляется и «осенью рассчитывает вернуться в Крым и поселится на ялтинской даче». Но, увы, вернуться в Крым Чехову уже не удалось.

По свидетельству жены Ольги Книппер, в начале ночи Чехов проснулся и попросил послать за доктором. После он велел дать шампанского. «Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки: «Ich sterbe». Потом повторил для студента или для меня по-русски: «Я умираю». Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского…», покойно выпил всё до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда».

Факт № 96.  Чехов с женой мечтали о ребенке, но их мечтам не было суждено сбыться

Чехов с женой мечтали о ребенке, но их мечтам не было суждено сбыться.

2 ноября 1901 года Чехов писал Ольге Леонардовне: "А что ты здорова и весела, дуся моя, я очень рад, на душе моей легче. И мне ужасно теперь хочется, чтобы у тебя родился маленький полунемец, который бы развлекал тебя, наполнял твою жизнь. Надо бы, дусик мой!"

Из Ялты 28 февраля 1902 года Ольга Леонардовна уезжала в Петербург на гастроли Художественного театра, уезжала в положении, но не знала об этом. Много работала и не берегла себя. И вот 30 марта пришла беда. Вызвали врачей, а вечером ее увезли в клинику, где срочно сделали операцию.

Когда уже послали за врачами, "...я, - писала Ольга Леонардовна Чехову, - начала... догадываться, что это было, и обливалась горючими слезами - так мне жаль было неудавшегося Памфила". Несколько позже с горькой иронией сообщала Чехову: "Не могу удержаться, чтобы не написать остроту Москвина по поводу случившегося: "Осрамилась наша первая актриса, - от какого человека - и не удержала..."

Факт № 95. Чехов всегда умел сказать "хорошую нелепость"

У Чехова была природная склонность к острословию, он любил и умел создавать фразы, западающие в память. Многие из них вошли в наш язык настолько прочно, что уже воспринимаются как "народная мудрость".

"Краткость - сестра таланта" или знаменитое "Если в первом акте на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить" еще хранят печать автора. А вот о том, что фраза "Этого не может быть, потому что не может быть никогда" - из первого чеховского рассказа "Письмо к ученому соседу", уже мало кто знает.

Бунин как-то заметил, что даже если бы Чехов не написал ничего, кроме "Скоропостижной конской смерти" или "Романа с контрабасом", то и тогда было бы ясно, что в русской литературе мелькнул яркий и сильный ум. "Сказать хорошую нелепость дано лишь умным людям", - считал Бунин.

Перечислить все чеховские фразы, вызывающие улыбку, невозможно, вот лишь некоторые из них:

"Тираны и деспоты вы, мужчины, но как вы хитры и прекрасны!"

"Незнакомая девица похожа на закупоренную склянку с неизвестной жидкостью - попробовал бы, да страшно: а вдруг там яд?"

"Если тебе изменила жена, радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству".

"Лучше развратная канарейка, чем благочестивый волк".

"О, женщины, женщины, - сказал Шекспир, и для меня теперь понятно состояние его души".

"Я твой законнорожденный муж".

"Грудь матери - это буфет для ребенка".

Последняя, как ни странно, имеет мало отношения к юмору и выписана из рассказа "Убийство" (1895), может быть, самого страшного из произведений зрелой поры.

Иногда забавные фразы возникали у него случайно, и даже сам Чехов не сразу замечал их "соль".

Писатель Леонтьев-Щеглов, друг Антона Павловича, вспоминал такой случай: "...мы разговорились о "Степи". Именно почему-то вспомнилась в самом начале (где говорится о смерти бабушки) фраза, на которой я запнулся, читая впервые рассказ: "Она была жива, пока не умерла..." Что-то в этом роде.

- Быть не может! - воскликнул Чехов и сейчас же достал с полки книгу и нашел место: "До своей смерти она была жива и носила с базара мягкие бублики". - Чехов рассмеялся. - Действительно, как это я так не доглядел. А впрочем, нынешняя публика не такие еще фрукты кушает. Нехай!" Эта фраза так и осталась в рассказе.

Факт № 94. О чествовании Чехова на премьере «Вишневого сада» Станиславский писал, что оно «оставляло тяжелое впечатление»

На последнюю зиму,  проведенную Чеховым в Москве, пришлись репетиции во МХАТе его  пьесы «Вишневый сад», а на 17 января – день рождения Чехова – была назначена премьера.  По воспоминаниям современников, на премьеру «Вишневого сада» Антона Павловича привезли чуть ли не силой, да и то только к концу третьего действия.

Газета «Новости дня» писала: «Представление "Вишневого сада" превратилось в грандиозное, полное и торжественности и искренности, чествование А.П.Чехова. Автор заслонил пьесу…».

По-другому писал об этом событии Станиславский:  «На самом юбилее, — вспоминал он, — он не был весел, точно предчувствуя свою близкую кончину. Когда после третьего акта он, мертвенно бледный и худой, стоя на авансцене, не мог унять кашля, пока его приветствовали с адресами и подарками, у нас болезненно сжалось сердце. Из зрительного зала ему крикнули, чтобы он сел. Но Чехов нахмурился и простоял все длинное и тягучее торжество юбилея, над которым он добродушно смеялся в своих произведениях. Но и тут он не удержался от улыбки. Один из литераторов начал свою речь почти теми же словами, какими Гаев приветствует старый шкаф в первом акте: «Дорогой и многоуважаемый... (вместо слова «шкаф» литератор вставил имя Антона Павловича)... приветствуя вас» и т. д. Антон Павлович покосился на меня — исполнителя Гаева, и коварная улыбка пробежала по его губам. Юбилей вышел торжественным, но он оставил тяжелое впечатление. От него отдавало похоронами. Было тоскливо на душе…».

Факт № 93.  Последнюю зиму Чехов провел в Москве и радовался этому «как ребенок»

Зимы 1901-1902-го и 1902-1903-го годов Чехов вынужденно жил в Ялте, но как только позволяли обстоятельства, погода и врачи приезжал в Москву: «Милая моя начальница, строгая жена, я буду питаться одной чечевицей, при входе Немировича и Вишневского буду почтительно вставать, только позволь мне приехать», - «молил» он Ольгу Книппер.  

Эти поездки не проходили даром для здоровья Чехова: Антон Павлович расплачивался за них «либо плевритом, либо кровохарканьем, либо длительной лихорадкой», очень изменился внешне. Но несмотря на все проблемы с самочувствием, каждая поездка в Москву была для Чехова праздником. 

Наконец, зиму 1903-1904-го годов – последнюю в жизни Чехова – врачи разрешили провести ему в Москве. «Он радовался и умилялся на настоящую московскую зиму, — вспоминала Ольга Книппер, — радовался, что можно ходить на репетиции, радовался, как ребенок, своей новой шубе и бобровой шапке».  

Но московская погода не могла не сказаться на здоровье Антона Павловича, в феврале он вернулся в Ялту «в значительно худшем состоянии». Продолжал скучать по Москве: «Надумала ли что-нибудь насчет лета? Где будем жить? Хотелось бы недалеко от Москвы, недалеко от станции», - писал он. В апреле Чехов вернулся в Москву снова, но, простудившись по дороге, «получил резкое обострение, плеврит с необыкновенно для него высокой температурой и немедленно по приезде слёг».

Факт № 92. Литературная известность пришла к Чехову после издания сборника "Пестрые рассказы"

Второй изданной Чеховым книгой стал сборник «Пестрые рассказы» (1886). Многие считали, что со сборника "Пестрые рассказы" и началась литературная известность Чехова. В сборник вошли не только «шутовские упражнения», обычные для раннего Чехова, сюда вошли рассказы совсем другого рода, которые русская критика того времени характеризовала фразой "смех сквозь слезы". В одном из первых критических откликов на этот сборник отмечалось умение лаконично, «двумя-тремя штрихами», изобразить характер и "заразительный, струей бьющий юмор» Чехова".

Короленко писал об этой книге: «"Пестрые рассказы" заняли особое место в творческой судьбе Чехова. Эта книга, проникнутая еще какой-то юношеской беззаботностью и, пожалуй, несколько легким отношением к жизни и к литературе, сверкала юмором, весельем, часто неподдельным остроумием и необыкновенной сжатостью и силой изображения».

Чехов переиздает "Пестрые рассказы" в 1891 году, при этом он проводит более строгий отбор: 35 рассказов, вошедших в первое издание, уже не удовлетворяют его, и он исключает их из сборника, а отобранные произведения подвергаются новой редактуре.

Всего при жизни автора сборник «Пестрые рассказы» выдержал 14 переизданий.

Успех последующих изданий Чехова подогрел интерес и ко второму сборнику. Н. М. Ежов в своих воспоминаниях о Чехове отмечал, что «Пестрые рассказы», которые вдруг, недели в три-четыре, разошлись до последнего экземпляра, заставили Антона Павловича по этому случаю заметить: «Чего они (т. е. покупатели) раньше-то смотрели».

Факт № 91. Почти пять лет Чехов проработал «журнальным чернорабочим» в «Осколках»

Чехов сотрудничал со многими юмористическими журналами своего времени. Но, пожалуй, самое видное место принадлежит его работе в петербургских «Осколках».

Некогда популярный поэт Илиодор Пальмин рекомендовал Чехова издателю и редактору «Осколков» Н.А. Лейкину.
Пальмин писал Чехову о Лейкине: «… указал ему на вас, так как читал некоторые ваши хорошенькие, остроумные вещицы, на которые обратил внимание среди действительно бездарной, бесцветной и жидкой бурды московской. Он просил меня познакомить его с вами <…> В материальном отношении, конечно, много нельзя заработать в «Осколках», так как журнал по объему ограничен, но плата в высшей степени аккуратна и добросовестна. Журнал честный, с хорошим либеральным направлением. В цензурном отношении там несколько легче дышится <…> Пишите туда рассказики, повести, очерки, заметочки, всякую всячину. По величине все небольшое, но количественно чем больше, тем лучше. Печатать вас будут скоро».

Лейкин был популярным в купеческой и мещанской среде писателем. Он начинал свою литературную карьеру в шестидесятых годах, сотрудничал в сатирической «Искре» и в «Современнике», помещая очерки и рассказы из купеческой жизни. Как издатель, он, под бдительным оком цензуры, вел «Осколки» в «юмористическом» направлении, хотя сатира этого издания иногда скатывалась до откровенного зубоскальства, все-таки «Осколки» отличались от прочих изданий этого рода некоторой литературной порядочностью.

Так Антон Павлович стал у Лейкина своеобразным "журнальным чернорабочим". Молодой Чехов пишет много. Со своей истовой работоспособностью он не гнушался никакой работой. Он писал подписи к карикатурам, поставлял всевозможную «мелочь», придумывал темы для рисунков, анекдоты и диалоги, вел юмористический календарь, шуточные заметки фенолога, писал пародии, взялся за специальный отдел «Осколки московской жизни». Непрерывная работа для лейкинской фирмы продолжалась пять лет подряд.

Чехов был очень благодарен Лейкину, за предоставленный шанс. Спустя пять лет работы, Чехов пишет ему: «Осколки» - моя купель, а Вы – мой крестный батька».

Факт № 90. Чехов «подбил» Горького писать пьесы

В 1898 году Чехов  прочел только что вышедшие первые два томика рассказов М. Горького и сразу признал «несомненный талант» молодого писателя. Горький удостоился самых высших похвал: он «сделан из того теста, из которого делаются художники - он настоящий». Позже у писателей завязалась крепкая дружба.

Горький относился к творчеству Чехова поистине восторженно, в одном из его писем к Антону Павловичу есть такая фраза: «я хотел бы объясниться Вам в искреннейшей горячей любви, кою безответно питаю я Вам со времен младых ногтей моих, я хотел бы выразить мой восторг перед удивительным талантом Вашим…».

Чехов «подбил» Горького попробовать свои силы в драматургии, в результате были написаны пьесы «Мещане» и «На дне», а повесть «Фома Гордеев» Горький посвятил Чехову. 

В сентябре 1900 года, Чехов прочел в газетах заметку о том, что Горький начал писать пьесу. В одном из писем Антон Павлович продолжает настаивать, чтобы Горький не бросал работу: «Если провалится, то не беда. Неуспех скоро забудется, зато успех, хотя бы и незначительный, может принести театру превеликую пользу».

Факт № 89. Чехов в Ялте всеми силами помогал приезжавшим туда больным туберкулезом

В Ялте Чехов, болезнь которого уже была в довольно тяжелой форме, активно помогал таким же как и он больным чахоткой.

В то время очень многие чахоточные приезжали в Ялту, причем почти без денег, только потому, что были наслышаны об Антоне Павловиче Чехове, который помогает устроиться.

В газете «Приазовский край» была помещена заметка «Помогите чахоточным!», в которой говорилось: «От известного писателя Антона Павловича Чехова, проживающего теперь в Ялте, мы получили печатное воззвание, которому охотно даем место, в полной уверенности, что читатели наши откликнутся на призыв о помощи несчастным больным, находящимся в Ялте при самых ужасных условиях.
В особом письме к нам  А. П. Чехов, между прочим, пишет: «Ялту одолевают приезжие чахоточные; обращаются ко мне; я теряюсь, не знаю, что делать. Мы выпускаем воззвания, собираем деньги, если ничего не соберем, то придется бежать вон из Ялты. Если бы вы знали, как живут здесь эти чахоточные бедняки, которых выбрасывает сюда Россия, чтобы отделаться от них, если бы вы знали, — это один ужас!».

Факт № 87. Чехов «предсказал», что из Рахманинова выйдет «большой человек»

С Рахманиновым Чехов познакомился в Ялте, Рахманинов был аккомпаниатором на концертах Шаляпина.

Позже Рахманинов с гордостью вспоминал, как на одном из  первых концертов к нему подошел Чехов  сказал: «Из Вас, молодой человек, выйдет большой человек». В ответ Рахманинов удивился такому предположению, Чехов же объяснил свое «предсказание» просто – «это написано на вашем лице».

Знакомство Рахманинова и Чехова было не очень близким. Но в одном из писем Чехов просит сестру передать через музыкальный магазин Юргенсона или Гутхейля несколько своих рассказов для Рахманинова.

Рахманинов в ответ тоже преподнес Чехову подарок - экземпляр своей «фантазии для оркестра» с надписью: «Дорогому и глубокоуважаемому Антону Павловичу Чехову, автору рассказа «На пути», содержание которого, с тем же эпиграфом, служило программой этому музыкальному сочинению…»  Сейчас этот экземпляр хранится в библиотеке Чехова в ялтинском Доме-музее.

Факт № 85.  Чехов говорил, что «учился писать» у Лермонтова

О большом интересе Чехова к Лермонтову и о высокой оценке его творчества говорили многие современники Антона Павловича - Бунин, Лужский, Щукин и другие. Чехов и сам признавался: «Я не знаю языка лучшего, чем у Лермонтова. У него я учился писать».

Пожалуй, одним из самых ярких подтверждений такого отношения Чехова к творчеству Лермонтова служит воспоминание Бунина о разговоре с Антоном Павловичем, во время которого тот сказал о «Тамани»: «Не могу понять,  как мог он, будучи мальчиком, сделать это! Вот бы написать такую вещь да еще водевиль хороший, тогда бы и умереть можно!».

«Лермонтовский» след в творчестве Чехова – одна из излюбленных для литературоведов тем.

Факт № 82. Современники вспоминали о Чехове как о человеке «необычайной скромности»

Можно сказать, что известность пришла к Чехову в молодые годы:  в 28 лет он уже был известным писателем, получившим Пушкинскую премию. При этом, по воспоминаниям современников, шумной славы и всего с нею связанного Антон Павлович очень не любил – например, нервничал, когда нужно было выходить на поклоны в театре.

Воспоминания об удивительном сочетании в характере Чехова общительности и  открытости с «необычайной скромностью» «проскальзывают» практически во всех воспоминаниях о нем. Вот как, например, писал о Чехове его современник И.Н. Потапенко: «Он был не из тех, что любят производить впечатление... Когда он замечал, что от него ждут и, что называется, смотрят ему в рот, он как будто старался как можно меньше отличаться от всех».

А по словам английского писателя Томаса Манна, истинное величие Чехова заключалось в его скромности.

Факт № 80. В русском искусстве Чехов отводил себе "98-е место"

В письме к брату Петра Ильича Чайковского, Модесту Ильичу, Чехов писал: "Если говорить о рангах, то в русском искусстве он (П. И. Чайковский) теперь занимает второе место после Льва Толстого, который давно уже сидит на первом. (Третье я отдаю Репину, а себе беру девяносто восьмое)".

К Толстому Чехов относился с необыкновенным уважением и трепетом. Несомненно, в определенный период философия и произведения Толстого оказывали на его творчество большое влияние - особенно сильно оно было в 80-ые годы.

Антону Павловичу принадлежат, например, такие слова: "Если бы умер Толстой, в моей жизни образовалось бы большое пустое место". Или такие - "в своей жизни я ни одного человека не уважал так глубоко, можно сказать беззаветно, как Льва Николаевича" и "Толстой-то, Толстой! Это, по нынешним временам, не человек, а человечище, Юпитер!"

Чайковского, которого Чехов считал одним из талантливейших композиторов, он ценил не менее высоко. "Я готов день и ночь стоять почетным караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич, - до такой степени я уважаю его", - это строки из того же письма, которое Чехов адресовал Модесту Чайковскому.

Факт № 78. Книгоиздательство "Знание" предложило Чехову за "Вишневый сад" небывалый для России гонорар

За свою первую публикацию – рассказ «Письмо к ученому соседу», напечатанный в журнале «Стрекоза» в марте 1880 года – Чехов получил гонорар в размере 5 копеек со строки. Последнее его произведение – пьеса «Вишневый сад» - стоила уже намного дороже.

В январе 1904 года газета «Новости дня» сообщала: «Книгоиздательство «Знание» предложило А.П.Чехову за напечатание "Вишневого сада" 5 000 рублей - по 1 1/2 тысячи рублей за лист. Гонорар - небывалый в России. Пьеса будет напечатана в особом сборнике вместе с произведениями Горького и др.»

Факт № 72  Семь лет «мелиховского сидения» наложили особый отпечаток на творчество Чехова

Усадьбу в Мелихово Чехов купил в 1892 году и прожил здесь до 1899. Брат писателя Михаил Чехов вспоминал: «… семь лет «мелиховского сидения» не прошли для него даром. Они наложили на его произведения этого периода свой особый отпечаток, особый колорит. Это влияние признавал и он сам. Достаточно вспомнить об его «Мужиках» и «В овраге», где на каждой странице сквозят мелиховские картины и персонажи». 

По свидетельствам современников и мелиховских старожилов, село Уклеево (фигурирующее в повести «В овраге») во многом воспроизводит жизнь близких к Мелихову сел Крюково и Угрюмово. Например, в селе Угрюмове на поминках фабриканта Костикова дьячок съел всю икру, о чем долго потом помнили. Этот случай Чехов и воспроизвел в самом начале повести «В овраге», написанной им в 1900 году, уже после отъезда из Мелихово: «Село Уклеево лежало в овраге, так что с шоссе и со станции железной дороги видны были только колокольня и трубы ситценабивных фабрик. Когда прохожие спрашивали, какое это село, то им говорили: - Это то самое, где дьячок на похоронах всю икру съел…»

Факт № 71. Однажды Чехов «угадал» в знакомом Станиславского самоубийцу

Необыкновенная наблюдательность Чехова и его внимание к деталям, без которых не могло бы быть его литературы, находили отражение и в повседневной жизни.

Например, К.С. Станиславский вспоминал такой случай: «Однажды ко мне в уборную зашёл один близкий мне человек, очень жизнерадостный, весёлый, считавшийся в обществе немножко беспутным. Антон Павлович всё время очень пристально смотрел на него и сидел с серьёзным лицом молча, не вмешиваясь в нашу беседу. Когда господин ушёл, Антон Павлович в течение вечера неоднократно подходил ко мне и задавал всевозможные вопросы по поводу этого господина. Когда я стал спрашивать о причине такого внимания к нему, Антон Павлович мне сказал:

– Послушайте, он же самоубийца.

Такое соединение мне показалось очень смешным. Я с изумлением вспомнил об этом через несколько лет, когда узнал, что человек этот действительно отравился».

Факт № 69. Первая постановка чеховских «Трех сестер» имела большой успех

Спектакль по пьесе Чехова «Три сестры» был впервые поставлен в Художественном театре в 1901 году.

Чехов принимал участие в работе над постановкой и в письмах давал советы актерам и Станиславскому. Ольге Книппер, исполнявшей роль Маши, он писал: «Не делай печального лица ни в одном акте. Сердитое, да, но не печальное. Люди, которые давно носят в себе горе и привыкли к нему, только посвистывают и задумываются чаще».

Исполнительнице Наташи, делавшей обход дома во втором действии, Чехов советовал в письме к Станиславскому, что «будет лучше, если она пройдет по сцене, по одной линии, ни на кого и ни на что не глядя, a la леди Макбет, со свечой…»

Постановка имела большой успех. Драматург Найденов писал об этой постановке: «…захотелось жить, писать, работать – хотя пьеса полна печали и тоски… Какое-то оптимистическое горе…» Горький тоже хвалил пьесу, в одном из писем Чехову он упоминает, что «Три сестры» идут изумительно. И даже Ленин, находившийся тогда в Мюнхене, в одном из писем спрашивал мать об этой постановке: «Что это за новая пьеса Чехова «Три сестры»? Видели ли ее и как нашли?»

Сам автор отзывался о постановке довольно скромно: «…"Три сестры" идут великолепно, с блеском, идут гораздо лучше, чем написана пьеса».

Факт № 68. Чехову было «ужасно трудно» было писать «Трех сестер»

Пьесу «Три сестры» Чехов писал в августе – декабре 1900 года, специально для Художественного театра. Руководители МХАТа торопили Чехова. По словам Станиславского, судьба «художественников» «находилась в руках Антона Павловича: будет пьеса – будет и сезон, не будет пьесы – театр потеряет свой аромат».

Работа шла довольно тяжело. 16 октября 1900 года Чехов писал Горькому: «Ужасно трудно было писать "Трех сестер". Ведь три героини, каждая должна быть на свой образец, и все три – генеральские дочки!»

Уже передав пьесу в театр в декабре 1900 года, Чехов продолжал работать над ней, посылая добавленияи поправки.

 Факт № 67. Чехов говорил, что "вылечил бы" князя Болконского

Известно, что Антон Павлович рассматривал некоторые страницы литературных произведений с медицинской точки зрения.

Так, в письме к Суворину Чехов писал: "Каждую ночь просыпаюсь и читаю "Войну и мир". Читаешь с таким любопытством и с таким наивным удивлением, как будто раньше не читал. Замечательно хорошо... Если б я был около князя Андрея, то я бы его вылечил. Странно читать, что рана князя, богатого человека, проводившего дни и ночи с доктором, пользовавшегося уходом Наташи и Сони, издавала трупный запах. Какая паршивая была тогда медицина! Толстой, пока писал свой толстый роман, невольно должен был пропитаться насквозь ненавистью к медицине".

Факт № 66. Чехов любил пошутить и однажды в шутку «убил» Бунина

О необыкновенном чувстве юмора Чехова вспоминали многие его современники. О чересчур серьезных людях он говорил: «если шуток не понимает – пиши пропало». Чехов смеялся над всеми и над самим собой, у него была настоящая страсть к озорству и всяческим мистификациям.

Иван Алексеевич Бунин вспоминал один случай: «Иногда он разрешал себе вечерние прогулки. Раз возвращаемся с такой прогулки уже поздно. Он очень устал, идет через силу, - за последние дни много смочил платков кровью, - молчит, прикрывает глаза. Проходим мимо балкона за парусиной которого свет и силуэт женщины. И вдруг он открывает глаза и очень громко говорит:

- А слыхали? Какой ужас! Бунина убили! В Аутке, у одной татарки!

Я останавливаюсь от изумления, а он быстро шепчет:

- Молчите! Завтра вся Ялта будет говорить об убийстве Бунина!»

Факт № 65.  Дебютные рассказы Чехова  журнал «Стрекоза» назвал «пустым словотолчением»

Первой публикацией Чехова, вероятно, был присланный им в журнал «Стрекоза» рассказ «Письмо к ученому соседу». В рубрике журнала под названием «Почтовый ящик», где печатались рецензии на присланные произведения, появилась заметка: «Москва, Грачевка, г. А. Че-ву. Совсем недурно. Присланное поместим».

«Произведение его называлось в рукописи "Письмо к ученому соседу" и представляло собою в письменной форме тот материал, с которым он выступал по вечерам у нас в семье, когда приходили гости и он представлял перед ними захудалого профессора, читавшего перед публикой лекцию о своих открытиях. Это появление в печати первой статьи брата Антона было большой радостью в нашей семье», - вспоминал брат Чехова Михаил Павлович.

А вот другие рассказы Чехова «удостоились» куда более обидных отзывов: «Грачевка, 3. Ап. Ч-ву. Несколько острот не искупают непроходимо пустого словотолчения». «Сретенка, г. А. Ч. Очень длинно и бесцветно… вроде… бумажной ленты, китайцем изо рта вытянутой».

Факт № 61. Чехов заметил у себя первые симптомы туберкулеза во время поездки на Сахалин

4 августа 1897 года в газете «Таганрогский вестник» было напечатано: «Одесские новости» сообщают следующие сведения о состоянии здоровья нашего известного беллетриста А. П. Чехова: «Признаки легочного заболевания обнаружились у А. П. Чехова минувшей зимой. В начале весны у него открылось значительное кровохарканье, сопровождавшееся повышением температуры, потами и другими симптомами беспощадного недуга. Врачи произнесли роковое слово «туберкулез»…».

Многие недоумевают, почему столь квалифицированный врач так долго не могу разглядеть у себя чахотки, симптомы которой давно наблюдал, почему не лечился, не обращался к специалистам. Из писем Чехова следует, что о своей болезни он знал и связывал начало заболевания с поездкой на Сахалин, когда у него «еще по дороге туда случилось кровохарканье», но считать себя больным не хотел.

«Лечение и заботы о своем физическом существовании внушают мне  что-то близкое к отвращению. Лечиться я не буду», - писал он. Как врачу ему было ясно, что лечебный режим туберкулезного больного исключает творческую работу – во всяком случае, в тех формах непрестанного напряжения, как это было у него. Выбор делался вполне сознательный.

Факт № 60. Повесть «Степь» стала «переломом» в творчестве Чехова 

Повесть «Степь» стала «переломом» в творчестве Чехова. Повод для создания «Степи» появился в декабре 1887 года, когда Короленко передал Чехову просьбу публициста Михайлова – написать для «Северного вестника» большую повесть.  

Весной 1887 года Чехов путешествовал по Приазовью и побывал на родине, в Таганроге. Эта поездка, в которой он вспомнил собственное детство, и стала источником вдохновения при написании «Степи».  

«Степь» Чехов написал всего за неполные пять недель, хотя не был связан ни сроками, ни объемом.  В одном из своих писем он упоминал: «… начал пустячок для «Северного вестника»… Когда кончу, не знаю. Мысль, что я пишу для толстого журнала, и что на мой пустяк взглянут серьезнее, чем следует, толкает меня под локоть как черт монаха. Пишу степной рассказ». В письме родным он добавил подробности: «Главное действующее лицо у меня называется Егорушкой, а действие происходит на юге, недалеко от Таганрога». 

По одной из версий повесть «Степь» стала первым произведением Чехова, которое он подписал своим полным именем, а не псевдонимом. 

Критики и читатели хорошо приняли «Степь». Один из друзей писателя, Владимир Гиляровский, писал: «Прелесть! Ведь это же настоящая, настоящая степь! Прямо дышишь степью, когда читаешь».

Факт № 57. После смерти отца Чехову достался перстень с надписью «Одинокому везде пустыня», который он всегда носил с собой

Перстень с печаткой, где была выгравирована  фраза «Одинокому везде пустыня», Павел Егорович заказал в молодости, ею он запечатывал свои письма. По легенде, увидев эту печатку, его отец, Егор Михайлович, решил – сына надо женить.

Уже после смерти  Павла Егоровича перстень перешел к Антону Павловичу. «Припоминалась мне его печать, которой он последнее время запечатывал свои письма. На маленьком красном кружочке сургуча отчетливо были напечатаны слова: "Одинокому везде пустыня"», - вспоминала Лидия Авилова.

Факт № 56. Чехов называл Ялту своей «теплой Сибирью»

Последние годы жизни Чехова прошли в Ялте, куда писатель перебрался из-за обострившейся болезни. В конце 1898 года он купил участок земли, на котором посадил сад и построил дом по проекту архитектора Л.Н.Шаповалова.

Первое время с Чеховым в Ялту жили сестра Мария Павловна и мать Евгения Яковлевна.Лечащий врач Чехова И. Н. Альтшуллер  писал: «Сестра его Мария Павловна, очень всегда заботившаяся о брате Антоне и духовно больше всех близкая ему, когда выяснилось положение, была уже готова покинуть Москву и переехать совсем в Ялту... Но после его женитьбы план этот по психологически понятным причинам отпал».

Чехов и Ольга Книппер поженились в 1901-м, и их разлука (Книппер играла во МХАТе и нечасто приезжала в Ялту) не могла не сказаться на душевном состоянии Чехова. Там же, в Москве, остались знакомые писателя, друзья, издатели, любимый им МХАТ. Город, где Чехов чувствовал себя словно в ссылке, он прозвал своей «теплой Сибирью».