Хотел бы я в гневе
Вдребезги вазу разбить!
Разбить бы сразу -
Девяносто девять -
И умереть.



Исикава Такубоку. 1885-1912

Джеймс Тиссо. Молодая девушка, держащая японские предметы. 1865

НА СЕВЕРНОМ БЕРЕГУ,
ГДЕ ВЕТЕР, ДЫША ПРИБОЕМ,
ЛЕТИТ НАД ГРЯДОЮ ДЮН,
ЦВЕТЕШЬ ЛИ ТЫ, КАК БЫВАЛО,
ШИПОВНИК, В ЭТОМ ГОДУ?



Исикава Такубоку. 1885-1912

Сушёная коробочка водяного каштана. Природный шип-ловушка на подошве соломенной сандалии ниндзя. 1560-е

Неизвестный мастер


Ваза с изображением сцен из жизни воина
Минамото Есицунэ. Около 1880

Слоновая кость, серебряная облицовка,
сплав на основе меди и золота

ДОЛГИЕ ДНИ ВЕСНЫ
ИДУТ ЧЕРЕДОЙ... Я СНОВА
В ДАВНО МИНУВШЕМ ЖИВУ

Ёса Бусон. 1716-1778

СЕГОДНЯ ПРИСНИЛОСЬ МНЕ,
ЧТО В ГАЛЕРЕЕ СЕЛЬСКОГО ХРАМА
Я НОГОЙ НАСТУПИЛ
НА ГРЕБЕНЬ,
УКРАШЕННЫЙ МОТЫЛЬКОМ.


Исикава Такубоку. 1885-1912

ДА, ГОВОРЯТ НЕДАРОМ,
ЧТО ТАК ПРЕКРАСНА ПРЯДКА ВОЛОС,
СЛУЧАЙНО УПАВШАЯ НА ЛИЦО.
Я ЗАСМОТРЕЛСЯ,
ПОКА ТЫ ПИСАЛА.


Исикава Такубоку. 1885-1912

Её муж, казалось, был одним из самых интеллигент-
ных японцев.
Это ему не мешало слегка презирать её,
потому что она была всё-таки женщина.
С утра он садился за книги
в толстых кожаных переплётах
с полуистершимися золотыми буквами
и усиленно старался быть ещё интеллигентней.
Она приносила ему чай в библиотеку
и ставила чёрный лакированный поднос
с нарисованными фазанами,
на котором лежали кусочки сырого тунца,
деревянные палочки
и блюдечко соевого соуса.
Он полузамечал её,
занятый мыслями о всемирном духе,
и она уходила подстригать розы
тяжёлыми серебряными ножницами,
доставшимися от дедушки-самурая,
который, помимо того что был хорошим садовником,
был генералом, покончившим жизнь по методу
харакири,
после того как его запылённые ботинки солдата
ступили на борт американского крейсера "Миссури",
а руки дрожали от тяжести бумажки о капитуляции,
шуршавшей в руках непосредственного начальника.
Женщина долго не мыла пахнущие садом ладони,
а потом принималась готовить обед,
и во время принятия пищи была одарована
молчанием думавшего о вечности супруга.
Потом она споласкивала тарелки,
а тоненький розовый лепесток,
сидящий, как бабочка, на запястье,
вместе с водой сливала в кухонную раковину.
Тем временем время раздумий о жизни и смерти
заканчивалось по швейцарским часам её мужа,
и мысли его, отключая понятие смерти,
уже направлялись единственно в сторону жизни.
Муж выскальзывал из рабочего кимоно,
надевал похрустывающую сорочку
с нагрудным инеем тонких кружев,
а жена помогала вдевать в манжеты золотые запонки
с изображеньями восходящего солнца.
Затем он влезал во французский костюм из тергаля,
слегка приталенный, с ненавязчивой искрой,
а вместо домашних гэта надевал итальянские мокасины
из кожи ни в чём не повинного нильского крокодила.
Муж не прощался, не предупреждал,
когда он вернётся.
Его "до свидания!" было -
намеренно праздничный рёв уносящейся в сумрак
машины -
фургонной "тойоты", но чаще - двухместного "ягуара".
А она садилась к старинному зеркалу из Китая,
и кончики пальцев пытались разгладить морщины
на лбу или около глаз - продолжавших мерцать ещё
молодо,
как влажные тёмные вишни на белом фарфоре лица.
Машина домой возвращалась уже на рассвете,
устав, как набегавшаяся собака,
и если бы шкура её не была полированной,
на ней бы висели колючки кустарника жизни ночной.
Муж требовал чая, потом "алька-зельцер" - таблетку-шипучку,
великое изобретение бывших врагов,
которые сбросили бомбу на Хиросиму,
но всё-таки мучились тоже с похмелья частенько,
и это духовно сближало их с пьющими
детьми Страны восходящего солнца.
Муж прямо в костюме заваливался на одеяло
и вмиг засыпал,
а она с него стаскивала мокасины
с прилипшей к подошве раздавленной сигаретой,
заметив на ней от помады кровавенький ободок,
а также и то, что к тергалю пристал волосок
натурального парика
из Южной Кореи,
а также и то, что на левой манжете нет
одного из двух солнц восходящих.
Потом и она засыпала:
по бабушкиному совету,
представив осеннюю рощу, и пруд с изумрудной тиной,
и школьную чёрную доску на мёртвой воде.
Она рисовала на школьной доске своим взглядом,
как мелом,
6.30 - час утреннего пробужденья,
и взглядом тихонечко доску на дно погружала,
но так, чтобы нужная цифра светилась оттуда
сквозь жёлтые листья, покачиваемые прудом...


Евгений Евтушенко. Снег в Токио. Японская поэма. 1974. Отрывок

ЖЕНА
ДЕРЕВЕНСКОГО ВРАЧА.
ВСЁ В НЕЙ ПРЕКРАСНО,
ДАЖЕ СКРОМНЫЙ УЗЕЛ ВОЛОС,
ТУГО ЗАКОЛОТЫХ ГРЕБНЕМ.


Исикава Такубоку. 1885-1912

НЕЗРИМАЯ ВЕСНА!
НА ОБОРОТЕ ЗЕРКАЛА
УЗОР ЦВЕТУЩИХ СЛИВ.

Мацуо Басё. 1644-1694













Ито Шинсуй. 1898-1972. Зеркальце

Солнце зимнего дня,
Тень моя леденеет
У коня на спине.

Мацуо Басё. 1644-1694

Гнедого жеребца
Я лихо погонял.
Мне помогал один приятель...
Он рос без матери
И воровать привык.

Исикава Такубоку. 1885-1912

Вы не бывали в чайном домике
Напротив виллы адвоката?
И на бамбуковом ли столике
Поила чаем вас Кин-Като?

Что вам она читала в томике
Цветов восточного заката?
Глазами, резвыми как кролики,
На вас смотрела ли Кин-Като?

В благоуханьи карилопсиса
Вы с ней сидели ли покато,
Следя, как от желанья лопался
Костюм вуалевый Кин-Като?

Скажите мне, какими темами
Вы увлекли жену фрегата?
О, вероятно, кризантэмами
Ваш торс украсила Кин-Като!..




Игорь Северянин. Кин-Като. 1911







Охара Косон. 1877-1945. Любимец

Неизвестный мастер. Ваза с изображением сцен из жизни воина Минамото Есицунэ. Около 1880. Слоновая кость, серебро, золото, медь

Топ-топ, лошадка моя.
Вижу себя на картине -
В просторе летних лугов.




Погонщик! Веди коня
Вон туда, через поле!
Там кукушка поёт.




Даже на лошадь всадника
Засмотришься - так дорога пустынна,
А утро такое снежное!




Мацуо Басё. 1644-1694








Музыкант в императорском дворце Киото

МАСАНАО (из Киото). Лежащий кролик в кимоно. 18 век. Слоновая кость, янтарь

Словно дождь зашумел
На вершинах леса.
Пронеслись обезьяны.
До чего же они
На людей похожи!

Исикава Такубоку. 1885-1912





Хашимото Кансэцу. Обезьяна. 1940. Шёлк, краски, вертикальный свиток

Когда гляжу я
На лунный лик - как грустно,
Как тяжело мне!
Хоть осень и не может
Прийти ко мне до срока.



Оэ но Чисато. 9 век


Иппицусай Бунчо. 1725-1795

ИККОСАЙ ОГАВА СОМИН. Фермеры у мельницы. Конец 19-го века. Окимоно. Слоновая кость, дерево