Марина когда-то была маленькой девочкой и ходила в ненавистную музыкалку. Мама Марины видела дочь … на сцене Ла-Скала. Мама была нотариус. Однажды Марина написала маме заявление по всей форме строгой отчетности:
«Прошу освободить меня от занятий в музыкальной школе (класс скрипки). Я учусь для себя и занимаю чужое место. И не приношу никакой пользе стране». Число. Подпись.
Мама приняла бумагу в документооборот семьи и по диагонали вывела: «Рассмотрим в течение месяца». И добавила устно: «С папой и ремнем!»
Через месяц дочь получила ответ с синими печатями:
« Ваше заявление рассмотрено и Вам отказано в вашей просьбе, потому что учась в музыкальной школе Вы повышаете свой культурный уровень, а стране нужны образованные люди».
Марина не стала скрипачкой, Марина – переводчик.
Ланка ненавидела музыкалку. Ланка говорила маме, что пошла на сольфеджио, а сама бродила по городу, или играла с бульдогом у подруги. Однажды бульдог схватил Ланку за руку и она пришла якобы с сольфеджио с перевязанной кистью. Врать дальше было невозможно. Ланка отходила пять лет в музыкалку, но стала журналистом.
Гоша тоже не хочет ходить в музыкалку. Его мучают головные боли, живот, тошнота и бессмысленность этой жизни. Все варианты уже перепробованы.
Мама Гоши, последняя культурная цитадель в семье, задумывается: А нахер нам все это, действительно, сдалось? Если мы не собираемся сидеть в оркестровой яме?
… Вчера нарыла в бумагах заявление, написанное моей рукой:
« Я, Гоша С., отказываюсь принимать горькое лекарство, прописанное моей мамой. В случае моей смерти прошу никого не винить, я был дурак. Число. Подпись.»
Так как Гоша до сих пор жив, значит, заявление подействовало. Какие все мамы, блин, одинаковые…
