- Как после химиотерапии поля, - говорит сеструха про деревню. – Пока с реки идем – купальник высыхает на сухарь.
Засуха убивает всю деревенскую экзотику напрочь. Коровы слепнут от мух и оводов, приходят из стада с заплаканными глазами. Сестра всю тетрациклиновую мазь на Жданку извела. Копыта от жаркой земли трескаются и, если не лечить, корова может даже обезножеть.
Мама моя (год как пенсионерка, в прошлом секретарь партийной организации) решила возглавить кампанию против злой тетки Засухи и организовала крестный ход. Три престарелые подруги пошли с иконами на Подгорье (небольшой лесок под горой, у реки). Омылись святой водой (там бьет источник), пошептали молитвы. А потом долго всматривались в марево – не шлет ли бог дождичка.
Бог думал целые сутки: отпускать деревне грехи или наказать неурожаем.
И вот час назад над деревней собрались тучи и Небо уронило тугие капли.
- Судя по цвету тучи – будет обложной, - говорит мама по телефону, боясь сглазить.
Третьеводни тоже было короткое замыкание на небе, тучи сбежались, поискрили - бог любит спецэффекты – и пошли спать.
- Даже пыль не прибило! – сокрушается сестра.
За коленопреклоненной бабулей следит четырехлетняя внучка Полинка. Тоже бухается об пол и причитает:
- Спасибо тебе, господи.
И крестит себе лоб и коленки. 
Думаю, когда городскую девочку привезут-таки в Челябинск, ее ближайшие родственники из атеистов упрекнут нашу родню в невежестве и дремучих суевериях.
А местный батюшка, кстати, когда ему позвонили верующие, благословения на дождик не дал. Видно, у него есть с богом какие-то свои договоренности на милость к деревне Владимировка. А может…барометр у батюшки показывает …сушь и чтобы не подрывать авторитет – батюшка капризничет…
В общем, если вам невлом, пожалуйста, помолитесь за деревню Владимировка. Попросите для нее дождя! 
 

Маман моя хорошо мышей содержит. Два мешка муки, выданные на паи в совхозе, начаты? Начаты!  Ну еще всякие разные нычки идут на десерт. Страшно пострадало копченое сальце, забытое дедом-охотником. Мыши ведут себя как дембеля. Маман обороняется мышеловками. На дембелей действуют нервно разве что волчьи капканы. 
- Слышь, Серая, иванна нам подсыпала яду. Там, за комодом. Выглядит аппетитно, как охотничьи колбаски. Но ты не жри, - говорит одна мышь другой мыши.
 - Да знаю я, ик, - отвечает Серая товарке. – Надысь, ик, соблазнилась, так вставило от яду, чуть не померла. 
Иногда к маме в избу закатываются две объевшиеся белки. Это дворовые кошки  трехшерстной породы, живущие на сеновале. Они заходят за парным молоком, и когда дембеля ведут себя совсем отвязно, то кошки, неманевренные в силу своей перманентной беременности,  демонстрируют задуманную учебником биологии пищевую цепочку.  Хруст стоит до потолка. Маман в обмороке. Зато батю-охотника зрелище не травмирует.
Вообще у мамы всем животным хорошо. Пес Каштан, местный нано-медведь, стал еще круглее. Его страшно полнит свалявшаяся в валенок шерсть. Но что может Каштан против полчищ мышей?  
Если бы мне лет этак десять назад сказали, что я проеду 350 километров, чтобы посадить свеклу и сделать парник под огурцы, я бы подумала, что не про меня. 
Любовь к родине – она вне логики  и вне расстояний. У маленькой девочки Герды брат Кай был родиной и она шла с оленем на север. Моя родина – это 350 км в сторону юга.  Там ходят стада мышей, воет на луну пес Каштан и властвует злая тетка Засуха. Местные фермеры, оценив долгосрочный прогноз на лето, решили не чикаться и не сеять. Зачем уходить в минус?
- Оставим под пары, пусть годик земля отдохнет…
Моя родина  – это поле подснежников под Варной. Едешь по трассе, а в траве – будто стада бройлерских цыплят. Мохнатые, желтые. Можно зарыться в букет и вот он… лепестковый щекотный поцелуй родины. Только бойтесь энцефалитных клещей. Но у меня, тьфу, иммунитет…
350 км в рамках одной человеческой жизни – это три часа пути, если ехать не по правилам. И 4, если не нарушать. Это квадратная задница, и рваные сосуды в глазах, потому что не все выключают дальний свет.
А ехать надо. Чтобы навестить своих на кладбище, выполоть всю траву, помыть памятник деда и бабушки, прабабки и прадеда. Сесть на скамейку и помянуть. И услышать всегдашнее:
- Ты дверцы не закрывай, они погулять выходят…
Родина – это опять же огород.
-  Надо бы дождя ! – твердишь ты вместе с мамой, копая грядку под петрушку.
Теперь цыпки на руках – твои друзья, заморозки на почве – твои враги.
Ничего не изменилось. На подоконнике помидорная рассада в человеческий рост. Черной курицы режут крылья, чтобы не залетала в огород и не разоряла грядку с чесноком. И мечты все те же: про виноград, колоновидные яблони и плетистые розы.
А обратно с малой родины я ехала наперегонки с дождевой тучей. Будто вела ее на привязи, как корову с колокольчиком. И пролилась тучка над Южноуральском и Челябинском. И прибила пыль и полила свежевспаханные грядки на радость садоводам.
… Я привезла в Челябинск маму. Маман, пока внук в школе, садится напротив окна, которое выходит  в городские сады. И смотрит, подперев кулачками подбородок.
Видит крепкие , как скворечники, дачки, и людей-муравьев. И еретические костры и виды на урожай. Скоро ей не будут давать спать соловьи. Маман видит в моей родине отражение своей. Тоскует.
- Я когда в деревне живу – о вас беспокоюсь, а когда у вас гощу – про отца думаю! Как он там…?