ЖЕНЩИНЕ

Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!

Валерий БРЮСОВ

Никто и никогда не спел и не споёт для нашего чудного мира такого всеобъемлюще-сумасшедшего и восторженного гимна женщине. Для слышашего его впервые - потрясение и озарение. Тем, кто возвращается к гимну - новые открытия и озарения. Отзвуки арийского матриархата так и пронизывают каждую его восторженную строку и ты воспаряешь вместе с ним душой к тому, чего нет чище и прекрасней в мире - любви к женщине. Не даром арийская Правь и Женщина - синонимы, наполненные в его строках гордым ведическим смыслом. Вели-и-ик...

Первой блондинкой в истории человечества считается греческая богиня любви Афродита. Красавица, родившаяся из пены морской, получила волосы от всемогущего Зевса.
Среди современных блондинок пальма первенства,безусловно, принадлежит актрисе Норме Джин Мортенсен (Мэрилин Монро). Но моё и Брюсова посвящение, несомненно принадлежит Афродите.

За длительность вот этих мигов странных,
За взгляд полуприкрытый глаз туманных,
За влажность губ, сдавивших губы мне,
За то, что здесь, на медленном огне,
В одном биенье сердце с сердцем слито,
Что равный вздох связал мечту двоих,—
Прими мой стих,
Ты, Афродита!

За то, что в дни, когда поля, серея,
Покорно ждут холодных струй Борея,—
Твой луч, как меч, взнесенный надо мной,
Вновь льет в мой сад слепительность и зной,
Что зелень светлым Аквилоном взвита,
Что даль в цветах и песни реют в них,—
Прими мой стих,
Ты, Афродита!

За все, что будет и не быть не может,
Что сон и этот будет скоро дожит,
Что видеть мне, в час сумрачных разлук,
Разомкнутым кольцо горячих рук,
Что тайно в страсти желчь отравы скрыта,
Что сводит в Ад любовь рабов своих,—
Прими мой стих,
Ты, Афродита!

Валерий БРЮСОВ

Ни намёка нет на Элладу: Аквилон, холодные струи Борея. Да и с чего Элада, коли детишки-шалунишки Олимпийцы, загнав в Гиперборее предков-титанов в Тартар, при каждом удобном случае возвращались из Эллады на свою прародину. Только Зевс сидел сиднем, чтобы трон не попёрли: были желающие.
Аполлон раз в 19 лет отправлялся в Гиперборею, за что и получил прозвище Гиперборейский. Такое же прозвище имел Геракл, именно в Гиперборее загнавний, наконец, Кимерийскую лань. Во второй раз Геракл ходил туда уже выручать друга Прометея: именно там, а не на Кавказе, как выдумывают грузины, был прикован этот благодетель и покровитель ариев. А у грузин и Иисус (прости Господи!) грузин, да и родился, конечно же в Тбилиси.
Но мы с вами о богах и титанах. На Астрее, сиречь Звёздных (Солнечных, Соловейских, Соловках) островах скрывалась от ревнивой Геры титанита Лето, пока не родила близнецов Аполлона и Артемиду. Аполлон, как я уже говорил, не просто забавы ради раз в 19 лет в Гиперборею на лодке летал, но и Зевсу молниемёты подзаряжал. Он же по просьбе Афины убил Медузу-Горгону и содрал с неё кожу для щита Афины. Нравы тогда были ещё те, не очень-то божественные.
Артемида в Гиперборее охотиться любила и уж коли разойдётся девонька, зверушкам бедным приходилось зело несладко. И только Афродита, ради которой я и затеял этот экскурс, скромненько приходила поплескаться в Гиперборейских волнах. Ох, держались бы вы, поэты, от неё, красавицы любвеобильной с бёдрами как арфа, подалее...

Итак, это — сон, моя маленькая,
Итак, это — сон, моя милая,
Двоим нам приснившийся сон!
Полоска засветится аленькая,
И греза вспорхнет среброкрылая,
Чтоб кануть в дневной небосклон.

Но сладостны лики ласкательные,
В предутреннем свете дрожащие,
С улыбкой склоненные к нам,
И звезды, колдуньи мечтательные,
В окно потаенно глядящие,
Приветствия шепчут мечтам.
Так где ж твои губы медлительные?
Дай сжать твои плечики детские!

Будь близко, ресницы смежив!
Пусть вспыхнут лучи ослепительные,
Пусть дымно растаю в их блеске я,
Но память о сне сохранив!

Валерий БРЮСОВ

Ох уж этот путаник и факир, серебристой паутинкой словес и томных междометий тонко создающий пространства и потаённые смыслы. Как же он тих и тягуче-медлителен, как завораживает его призыв, нет, намёк даже на призыв к любовному кружению в звёздном танце, какое томление в каждом звуке и жесте души, затронутой любовной негой. Ну как тут не откликнуться хотя бы и робким поцелуем, приводящим однако,... да что это я? Вы всё прекрасно знаете. Восхищает деликатность, с которой он соблазняет, да и остальное, ей, Богу, чудесно! Коли есть любовь...

***
...Я вернулся на яркую землю,
Меж людей, как в тумане, брожу,
И шумящему говору внемлю,
И в горящие взоры гляжу.

Но за ропотом снежной метели,
И под шепот ласкающиx слов -
Не забыл я полей асфоделей,
Залетейскиx немыx берегов.

И в сияньи земныx отражений
Мне все грезятся - ночью и днем -
Проxодящие смутные тени,
Озаренные тусклым огнем.

Валерий БРЮСОВ

Будут, будут ещё долго мерещиться смутные тени в пещере, а шопот будет казаться шумом горного потока. Таков высокий дар поэта-провидца: вообразить до мельчайшей подробности то, что пережили другие.
Рухнул на выходе из пещеры тысячелетний сланцевый козырёк, и было четырнадцать километров и двадцать шесть долгих часов в незнакомых лабиринтах пещеры, ощупаных обнажённым мозгом и преодалённых на подсознании. Так и вышел я прямо на рунические надписи, будто через толщу древнейшей реликтовой породы звавшие меня. Я уже был этой породой, пещерой, токами воздуха и мерцания в ней, токами Знания...
Это были старые надписи, очень старые. Руны, руны, руны...И не только они. Идеограммы, заставившие сердце стукнуть почти гулко в пещере, чьи своды незримым росчерком природных пилястров стремительно уходили в высь и темноту. Темнота упиралась открывшемуся внутреннему зрению, рычала в инфразвуке, рвала просветлённое волей сознание в клочья, изводя желанием и молчать, и зайтись в крике; и рвануться в неведомое, и застыть каменным истуканом .
Что я и сделал, подавив нервный смешок. Собрал воедино всю волю, сосредоточился на внутреннем отражении внешнего информационного фона и снова бросил "взгляд" на руны. Знакомые незнакомки. Через минуты (часы, годы) их анимация потаённых смыслов прекратила свою стремительную круговерть и успокоила моё "мерячащее" сознание мягкими касаниями озарений. Ничего необычного: мне предлагалось мысленно прочесть отвор и пропеть мантру. Ещё, кажется, хвалили...или благодарили... скорее второе...извечная благожелательность древних.
Теперь идеограммы, точнее, идеографическое письмо, должно было мне кое-что объяснить. Тибетские письмена...Такими же писана самая древнейшая арийская Традиция Дюн-Хор - "Солнечная колесница". Краешек которой был мне показан в прошлое посещение Сейдозера. Как ныне оказалось, он, тот краешек, был ключом-отвором, осевшим в глубине подсознания.
И теперь выводящим меня из завала и ловушки, устроенной почти наверняка. Прямо под звёзды...

Отведал-таки я вволю своего асфоделя: такая вот практика, указующая, что не для удушья цивилизации сотворён человек разумный, что место его там, где камень и вода рассказывают неведомое, а звёзды спускаются с неба, чтобы приветствовать твоё возвращение.
Ну можно ли не вернуться?!

ЗНОЙНЫЙ ДЕНЬ

Белый день, прозрачно белый,
Золотой, как кружева...
Сосен пламенное тело,
Зноем пьяная трава.

Пробегающие тучи,
Но не смеющие пасть...
Где-то в сердце, с силой жгучей,
Затаившаяся страсть.

Не гляди так, не зови так,
Ласк ненужных не желай.
Пусть пылающий напиток
Перельется через край.

Ближе вечер... Солнце клонит
Возрастающую тень...
Пусть же в памяти потонет
Золотой и белый день.

Валерий БРЮСОВ

Решил поискать у этого кудесника смыслов что-то в честь начинающейся 20-го июля перуницы, а нашёл вот это. И вспомнил, как в поле каждая былинка, казалось, вопрошала ещё вчера с терпеливым смирением: ну где эта сумасшедшая гроза, где она заплутала? Над Москвой гроза гуляла, когда уезжал в Лукоянов, во всей красе, под Нижним - лило немеряно, ну а мы, что - рыжие? "Рыжие, однако," - смеялся я сквось слёзы, так мне их жаль было, - "посмотрите ещё на себя в лужах утром." Выгорели, золотистые бедняжки, но - держатся, кажется я их взбодрил, а ведь слова сказано не было? Но я верил отчего-то в предчувствие - быть грозе. Так и случилось сегодня и уже в третий раз повторяется прямо в эти минуты, хоть Перун ещё на подходе. Но разве же он может Род свой без милости оставить?!

Любовь обладает потрясающе огромной магической властью над людьми. Это чувство вызывает безумный шквал эмоций: радость, страдание, ревность, сомнение, надежду. Давно замечено, что влюбленный подобен безумцу. К Брюсову, о ком настойчиво тянет меня за мезинец моя "серебряная" любовь написать хоть маленькое эссе, это относится в меньшей, чем к тому же Бальмонту, степени, хотя в лирике Валерия Брюсова любовь доведена до уровня трагедии, она болезненна, всепоглощающа. Страсть его граничит с геройством, которое является расплатой за проявление чувств. Любовь — лишь миг, в который вложено немыслимое количество оттенков мастера потаённых смыслов этого великого чувства. Это мгновение коротко, а на горизонте уже маячит «темная завеса безвестных дней».
Часто у него путь влюбленных прегражден множеством препятствий, которые разъединяют их навечно. В качестве утешения за тайную или неразделенную любовь им остаются лишь мечты. Однако именно в этих мечтаниях и заключен «родник красоты». В стихах о любви Брюсова лирический герой активен, он буквально бурлит сильнейшей страстью. Лишь в поздний период творчества Брюсова его герою удается одержать верх над силой страсти. А вот живого, осязаемого образа любимой он не дает, ворожит, прячет его за арабесками символов и серебряной паутинкой вязи волшебных образов. Она не выражает никаких чувств, эмоций, он не дает ей говорить. Его лирический герой подобен менестрелю и напротив бурно изливает свои сердечные переживания. Брюсов в стихах о любви представляет всю многооттеночность любовной страсти.

Да, можно любить, ненавидя,
Любить с омраченной душой,
С последним проклятием видя
Последнее счастье - в одной!

Стихи о любви Брюсова собраны в особые циклы — «Еще сказка», «Баллады», «Элегии», «Эрот, непобедимый в битве», «Мертвые напевы» и другие. Но ни в одном из любовных стихов этих циклов нет той напевности, легкости, возвышенности, которые обычно присущи для любовной лирики. Страсть поднимает человека до уровня мистических откровений. Для любовных стихотворений Брюсова это скрыто обилием жречески-религиозных образов поэта-символиста.

В моей душе преображенной,
От всех условий бытия,
Как мысль от тени, отрешенной,
Восстанет вся любовь моя,
Весь круг бессилия и счастья,
Все дни, что вечностью прошли,
Весь вещий ужас сладострастья,
Вся ложь, вся радуга земли!

Но обычно Брюсов в своих стихах о любви выходит за рамки декадентского раскрытия темы. В любовных стихотворениях он воспевает земное, истинно человеческое чувство, ту любовь, которая облагораживает своей силой и искренностью. Для меня всегда будет стоять в отдельном ряду величайший гимн женщине. Расстанемся с ним на этой ноте пока в светлой грусти и неизбывной надежде на радости его будущих откровений...

В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где все единственно и неслучайно.

Не говори мне, что ты любишь меня!
Я боюсь аромата роз,
Я боюсь опьянений дня,—
Не говори мне, мой милый, что ты любишь меня.

Я люблю часы задумчивых слез,
Я люблю мечты — о невозможном.
В нежных фиалках неисполненных грез
Фантазии больше, чем в запахе роз.

О, если бы жить всегда в волненьи тревожном,
Чего-то искать, не зная чего,
Не встречаясь со счастьем ничтожным...
О, если бы жить невозможным!

Валерий БРЮСОВ

Вот и закончилась весна с её сумасшедшими экзистенциями любви, а у "серебряных" любовь не уходит со сменой времён года и даже эпох, она просто преобретает новые формы или уютно обживаясь в старых мудростью постижения и жертвенной самоотдачи. И всегда мечта сопутствует любви, расширяя пределы её владычества до космических, где мы царствуем как дети и как творцы. Удивительную радость обретения мира во всей его цельности и красоте подарил нам Он, который и сам есть Любовь и нас делает в лучшие наши минуты Любовью, как способом постижения этого прекрасного мира - мира, в котором мы живём и любим.

ЖЕНЩИНЕ

Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!

Валерий БРЮСОВ

Каждый из "серебряных" на свой лад славил женщину. Я не люблю соревновательно-оценочных интонаций при сравнении творений гениев: каждый хорош и велик по своему. Но вот этот гимн женщине вызывает у меня немое восхищение и слезу восторга. Может оттого, что в жизни мне не удалось исполнить завет богов и любовь не стала главным жертвенным искусом на пути воина? Я за неё и бился и жизнь отдать готов был - не представилось. Но жизнь продолжается, что ждёт меня на этом пути? Пока вот Брюсов с его невероятной строкой, вынесенной мной в заголовок. Она одна стоит всех песен и баллад, гимнов и славословия менестрелей. Так будем же вечно помнить эту мудрость и видеть только это в своих любимых. И молиться...

В БУДУЩЕМ

Я лежал в аромате азалий,
Я дремал в музыкальной тиши,
И скользнуло дыханье печали,
Дуновенье прекрасной души.

Где-то там, на какой-то планете,
Без надежды томилася ты,
И ко мне через много столетий
Долетели больные мечты.

Уловил я созвучные звуки,
Мне родные томленья постиг,
И меж гранями вечной разлуки
Мы душою слилися на миг.

Валерий БРЮСОВ

Вот так иногда дремлешь мыслями в полузабытьи спокоен и беспечен: старая любовь перестала будоражить и звать, оставив на память тихую грусь и благодарность к предмету недавней страсти и обожания. Новая...Да на что опять затевать это сумасшедствие?! Хорошо же вот так бродить по сумеркам подсознания и отзываться на любой флюид волнения скорбной улыбкой мудреца Екклезиаста: и это пройдёт...
И вдруг... Как будто сквознячок протянул вдоль комнаты невидимую струю неведомого эфира, шевельнул волосы и нежным током освежил внезапно вспыхнувшие жаром щёки? Сердце трепыхнулось беспокойно раз, другой...И вдруг восторг наполнил душу до краёв: узнал...
Такое единственное, затаённое в самых дальних сокровищницах души чувство есть у каждого, кто умеет и любить, и - мечтать. Неведомым путём пришло оно однажды к душе твоей, да и поселилось в ней навсегда. Несбывшееся Бегущей, зов Аэлиты, песня Сольвейг...
Светлая тоска по тому, что было когда-то уловленно в едином миге слияния с твоей космической судьбой, и тихая радость от судьбы земной, в которой ожидает тебя новая любовь, предчувствие которой и занесла невидимая струя неведомого эфира...

***
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Какая странная нега
В мире холодного сна!

Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Проходят бледные тени,
Подобны чарам волхва,

Звучат и клятвы, и пени,
Любви и победы слова...
Проходят бледные тени,
Подобные чарам волхва.

А я всегда, неизменно,
Молюсь неземной красоте;
Я чужд тревогам вселенной,
Отдавшись холодной мечте.
Отдавшись мечте - неизменно
Я молюсь неземной красоте.

Валерий БРЮСОВ

Терпкая страсть у Бальмонта и холодная созерцательнось у Брюсова: бесконечны грани любви. Вот тут гимн красоте неземной, но в это почему-то слабо верится. Так и видится холодная красавица, поведшая соболиной бровью в сторону поэта и он горит внутренним жаром, но сверху восторженная и в то же время нежная холодно-рассудочная созерцательность. Вы верите? Я вот нет, как и в случайный изгиб соболиной брови: там скрыто тако-о-о-ое...

БЫТЬ БЕЗ ЛЮДЕЙ

В лицо мне веет ветер нежащий,
На тучах алый блеск погас,
И вновь, как в верное прибежище,
Вступаю я в вечерний час.

Вот кто-то, с ласковым пристрастием,
Со всех сторон протянет тьму,
И я упьюсь недолгим счастием:
Быть без людей, быть одному!

Валерий БРЮСОВ

Сегодня у меня Брюсов. И одиночество...
Необъяснимо разгулялось после болезни воображение. Ушёл от всех видов общения, а сюда - не сразу и с неохотой... Почитал Волошина: всё подряд оспорить хочется. Тоже мне занятие для мизантропа-любителя.
Вот в этой коротенькой реплике, и возразить нечего, да и не стоит. У каждого, уверен, были такие состояния и вспомните, как жадно возвращались мы к человеческому общению, пронзительно ощутив своё временное одиночество. И я ощутил: с нетерпением жду. Утром всё дурное должно кончиться, радость бытия выплеснет меня на прогулку в мир просто русских людей... Пока же - необъяснимая тоска и одиночество...
А он, Брюсов, уловил это на кончик пера и подарил мне к моим размышлениям. А я - вам...

ГОЛОС ИНЫХ МИРОВ

Пусть мучит жизнь, и день, что прожит,
Отзвучьем горьких дум тревожит,
И душу скорбь коварно гложет;
Взгляни в ночные небеса,
Где пала звездная роса,
Где Млечный Путь, как полоса,
Пролег и свет на светы множит;
Вглядись покорно в чудеса,—
И Вечность нежно уничтожит
В тебе земные голоса,
Бессонной памяти положит
Повязку мрака на глаза;
Застынет, не упав, слеза,
И миг в безбрежном изнеможет!

Целит священная безбрежность
Всю боль, всю алчность, всю мятежность,
Смиряя властно безнадежность
Мечтой иного бытия!
Ночь, тайн созданья не тая,
Бессчетных звезд лучи струя,
Гласит, что с нами рядом — смежность
Других миров, что там — края,
Где тоже есть любовь и нежность,
И смерть и жизнь,— кто знает, чья?
Что небо — только порубежность
Планетных сфер, даль — колея,
Что сонмы солнц и наше "я"
Влечет в пространстве — Неизбежность!

Валерий БРЮСОВ

У Брюсова есть редкий дар: умение собеседовать. Многие титаны "серебряного" столь самодостаточны, что заняты только собой: строят свою вселенную, любовь, просто отношения свои с миром. И нет им дела до того, как это воспринимается. Брюсов столь деликатен, что соткан в творчестве из одних модальностей и полутонов, невольно приглашающих к духовному соучастию. Найдёшь внезапно среди его размышлений своё, только что мучившее и не отпускавшее, и вот оно... нет, не откровение пророка, а простая догадка вслух деликатно и как бы для себя: а так-то не лучше ли?
Небо нынче очистилось славно! Хорошо, что дорожка тут длинющая и просторная: вид на пол неба открывается, но лучше всего видны будут сестрички Плеяды, да Капелла в Возничем с другого конца парка, пониже и полевее которой конечно же Близнецы: мальчишки мои. Любовался я звёздами вместе с ними, так много для меня открывшими в этом мире. И, вспомнив об этом, точно росой умылся, вроде даже покой снизошёл на душу. Я ещё вернусь сегодня к звёздам, когда они появятся на Чистопрудном бульваре, а пока вот бурчу что-то под нос: по мальчишкам скучаю ужасно. Приедет Мишка и продолжим с небом общаться...
Всё хорошо будет, верьте мне, люди...

В Волошинских "Путями Каина" здесь уже прозвучала для вас библейская тема в понимании "серебряных". Вот вам ещё подарок от великих...
БИБЛИЯ

О, книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомленный дух — тебе!

В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста —
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!

Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Евой — искушенье Змия,
С голубкой возвращенной — Ной!

Все, в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костер сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец — жив!

И кто, житейское отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!

Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!

Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих —
Еще светлей, еще лучистей
Творят ряд образов твоих!

Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!

И сколько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.

Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаешь — алтарь пред человеком,
О Библия! о книга книг!

Ты — правда тайны сокровенной,
Ты — откровенье, ты — завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!

Валерий БРЮСОВ

Постижение и понимание "серебряными" священных текстов потрясает. Среди предреволюционных испытаний веры и нравов как сумели пронести они светлое чувство к Богу через кокаиновые салоны и мистицизм, безверие Святейшего синода с Распутиным и Илиодором, взявшего в секретари патриархии любовника князя Мещерского Манусевича-Мануйлова?! Вот с кого, с "серебряных" должно брать пример: не обличением, но красотой служили они вере. И остались потому от них не политические памфлеты Аверченко, Зощенко и Аркадия Бухова, над всем тихо глумившимися, а то светлое, тревожащее душу и пробуждающее в человеке самое светлое и возвышенное, что ежедневно дарят они. То, за что мы им, "серебряным", ныне так благодарны...

...и, покинув людей, я ушел в тишину,
Как мечта одинок, я мечтами живу,
Позабыв обаянья бесцельных надежд,
Я смотрю на мерцанья сочувственных звезд.

Есть великое счастье - познав, утаить;
Одному любоваться на грезы свои;
Безответно твердить откровений слова,
И в пустыне следить, как восходит звезда.

Валерий БРЮСОВ

И снова Брюсов и одиночество у него и у меня. Я всегда любил наблюдать его одиночество от символа, с которым они всё более расходились, как мечта и реальность, до тончайших кружев ощущений-касаний: реальность у Брюсова столь тонко окружала тебя потаёнными смыслами, что ты буквально терялся пытаясь отделить своё от его. И долго сиживал потом где-то в укромном уголке с его молитвенным образом, напомнившим вдруг Его и Вселенское Его одиночество в эти дни ожидания прихода Его к нам, да так и задрёмывал, прости Господи, без молитвы, такой покой и Благодать, дары твои, уносили меня к мирам мечты и любви. Скоро...

ПРОРОЧЕСТВА ВЕСНЫ

В дни отрочества, я пророчествам
Весны восторженно внимал:
За первым праздничным подснежником,
Блажен пьянящим одиночеством,

В лесу, еще сыром, блуждал.
Как арка, небо над мятежником
Синело майской глубиной,
И в каждом шорохе и шелесте,

Ступая вольно по валежникам,
Я слышал голос над собой:
Все пело, полно вешней прелести:
"Живи! люби! иди вперед!
Ищи борьбы, душа крылатая,
И, как Самсон из львиной челюсти,
Добудь из грозной жизни - мед!"

И вновь весна, но - сорок пятая...
Все тот же вешний блеск вокруг:
Все так же глубь небес - божественна;
Все та ж листва, никем не смятая;

Как прежде, свеж и зелен луг!
Весна во всем осталась девственной:
Что для земли десятки лет!
Лишь я принес тоску случайную
На праздник радости естественной, -
Лишь я - иной, под гнетом лет!

Что ж! Пусть не мед, а горечь тайную
Собрал я в чашу бытия!
Сквозь боль души весну приветствую
И на призыв земли ответствую,
Как прежде, светлой песней я!

Валерий БРЮСОВ

Вот уж и не первый день перебрасываемся с Великим Символом краткими и не очень репликами. Привлекло меня впервые тут не 16-17 лет, как отрочество, а именно АРИЙСКОЕ совершеннолетие Духа, наступающего с неизведанных времён у арийского мальчика в 15. Много с этим связано, но не о том я сейчас, по мере более глубокого прочтения его серебряных паутинок словесной вязи. Сегодня, едва не получив нервный срыв, как искал я у него с его искромётной, полной таинственных символов, жизни ответы на свои, пока ещё зреющие вопросы! А он - ковш студёный на голову: понянчил свои слабости? Вперёд! И вот я уже вступаю с ним в перекличку и песней восторга и творимой сегодня, сейчас, упоением над будущеми, возможно не без приправы горечи, победами над собой и кривулями судьбы, как ночным покаянием за минуты слабины. Это пройдёт: пою!

ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

Я не знаю других обязательств,
Кроме девственной веры в себя.
Этой истине нет доказательств,
Эту тайну я понял, любя.

Бесконечны пути совершенства,
О, храни каждый миг бытия!
В этом мире одно есть блаженство -
Сознавать, что ты выше себя.

Презренье - бесстрастие - нежность -
Эти три, - вот дорога твоя.
Хорошо, уносясь в безбрежность,
За собою видеть себя.

Валерий БРЮСОВ

Я вчера притчу написал - её не поняли или не приняли, хотя это - из Нави послание, прозрачное как слеза. И как всегда, "серебряные" приходят на помошь. Брюсов, как почуяв моё беспокойство и недоумение, вот сегодня "случайно" открылся на нужной странице и нужными и важными для меня размышлениями. Чудо, волшебство. Через любовь подняться над собой, как я поднимался над её нераздельной противоположностью - смертью. И шлейф себя, который я разглядел за собой, помог мне вернуться в Явь. Чтобы "за собой видеть себя". Такие они - "серебряные"...

МУЧИТЕЛЬНЫЙ ДАР

И ношусь, крылатый вздох,
Меж землей и небесами.
Е. Баратынский

Мучительный дар даровали мне боги,
Поставив меня на таинственной грани.
И вот я блуждаю в безумной тревоге,
И вот я томлюсь от больных ожиданий.

Нездешнего мира мне слышатся звуки,
Шаги эвменид и пророчества ламий...
Но тщетно с мольбой простираю я руки,
Невидимо стены стоят между нами.

Земля мне чужда, небеса недоступны,
Мечты навсегда, навсегда невозможны.
Мои упованья пред миром преступны,
Мои вдохновенья пред небом ничтожны!

Валерий БРЮСОВ
У "серебряных" есть уникальный дар: они не только выкладывают сложные пласты многомерностей в каждой своей фразе, но и как бы прилагают к нему некий божнственный камертон, который отзывается на именно сегодняшний твой тон души и настрой сердца. У меня вот побывал Волшебник и томление по делу сменилось ясной уверенностью: я созрел в больничных койках у дыханий своих смертей за три месяца, как вызревал бы ещё год в суете Нижегородчины. И тут Брюсов дал предметный урок самоанализа, который привёл меня разом в чувство. Уж коли этому гиганту приходили в голову такие проблески космического восприятия жизни и он не уходил от ответа, мне тоже следует "остановиться, оглянуться". И теперь я категорически счастлив и уверен в своих анимациях: я готов. Спасибо Господу, Брюсову...и Волшебнику: я снова на Пути!

В ГОРНЕМ СВЕТЕ

Я сознаю, что постепенно
Душа истаивает. Мгла
Ложится в ней. Но, неизменно,
Мечта свободная - светла!

Бывало, жизнь мутили страсти,
Как черный вихрь морскую гладь;
Я, у враждебных чувств во власти,
То жаждал мстить, то мог рыдать.

Но как орел в горах Кавказа,
За кругом круг, уходит ввысь,
Чтоб скрыться от людского глаза,-
Желанья выше вознеслись!

Я больше дольних смут не вижу,
Ничьих восторгов не делю;
Я никого не ненавижу
И - страшно мыслить - не люблю!

Но, с высоты полета, бездны
Открыты мне - былых веков:
Судьбы мне внятен ход железный
И вопль умолкших голосов.

Прошедшее, как дно морское,
Узором стелется вдали;
Там баснословных дней герои
Идут, как строем корабли.

Вникая в смысл тысячелетий,
В заветы презренных наук,
Я словно слышу, в горнем свете
Планетных сфер певучий звук;

И, прежнему призванью верен,
Тот звук переливаю в стих,
Чтоб он, отчетлив и размерен,
Пел правду новых снов моих!

Валерий БРЮСОВ

И вечерок этот, приправленный терпкими запахами зарождающейся жизни, когда, набирающий силу, шел я от Доктора с хорошими вестями; и предчуствие тихой радости скорой встречи с настоящим чаем с мятой, чем порадовал меня вчера в мимолётной встрече Волшебник, разом создающий добрый настрой; и звенящую тугой тетивой спираль сумасшедшах дел, что закрутил я вкруг своего почти вынужденного простоя, хочу я закончить в иных потоках: чистоты, света и мудрости. Вечер пал внезапно, точно тать на плечи, ошеломив меня напоследок яростным выплеском холодной мороси, но не сбивший настроя: вырвался на минутку из облачной пелены, но не поссорил мою мятущуюся душу с миром. Вот же когда и мысль светла и помысел чист, как слеза дитя. Душа уже унялась, успокоилась и занялась поиском: над чем бы потрудиться.
Такую возможность всегда готовы предоставить любимые мои "серебряные": открывай и читай! И снова открывай: уж сколько раз читано, а всяк по иному звучит. В настроение ли, просто от неизбывной жажды мудрости и благородства - того не ведаю, да и не хочу искать, а вот наслаждаться этим баюкающим душу величием бытия, уловленным на кончик пера, не устану, верно, до исходних дней моих...

Первой блондинкой в истории человечества считается греческая богиня любви Афродита. Красавица, родившаяся из пены морской, получила волосы от всемогущего Зевса.
Среди современных блондинок пальма первенства,безусловно, принадлежит актрисе Норме Джин Мортенсен (Мэрилин Монро). Но моё и Брюсова посвящение, несомненно принадлежит Афродите.

За длительность вот этих мигов странных,
За взгляд полуприкрытый глаз туманных,
За влажность губ, сдавивших губы мне,
За то, что здесь, на медленном огне,
В одном биенье сердце с сердцем слито,
Что равный вздох связал мечту двоих,—
Прими мой стих,
Ты, Афродита!

За то, что в дни, когда поля, серея,
Покорно ждут холодных струй Борея,—
Твой луч, как меч, взнесенный надо мной,
Вновь льет в мой сад слепительность и зной,
Что зелень светлым Аквилоном взвита,
Что даль в цветах и песни реют в них,—
Прими мой стих,
Ты, Афродита!

За все, что будет и не быть не может,
Что сон и этот будет скоро дожит,
Что видеть мне, в час сумрачных разлук,
Разомкнутым кольцо горячих рук,
Что тайно в страсти желчь отравы скрыта,
Что сводит в Ад любовь рабов своих,—
Прими мой стих,
Ты, Афродита!

Валерий БРЮСОВ

Ни намёка нет на Элладу: Аквилон, холодные струи Борея. Да и с чего Элада, коли детишки-шалунишки Олимпийцы, загнав в Гиперборее предков-титанов в Тартар, при каждом удобном случае возвращались из Эллады на свою прародину. Только Зевс сидел сиднем, чтобы трон не попёрли: были желающие.
Аполлон раз в 19 лет отправлялся в Гиперборею, за что и получил прозвище Гиперборейский. Такое же прозвище имел Геракл, именно в Гиперборее загнавний, наконец, Кимерийскую лань. Во второй раз Геракл ходил туда уже выручать друга Прометея: именно там, а не на Кавказе, как выдумывают грузины, был прикован этот благодетель и покровитель ариев. А у грузин и Иисус (прости Господи!) грузин, да и родился, конечно же в Тбилиси.
Но мы с вами о богах и титанах. На Астрее, сиречь Звёздных (Солнечных, Соловейских, Соловках) островах скрывалась от ревнивой Геры титанита Лето, пока не родила близнецов Аполлона и Артемиду. Аполлон, как я уже говорил, не просто забавы ради раз в 19 лет в Гиперборею на лодке летал, но и Зевсу молниемёты подзаряжал. Он же по просьбе Афины убил Медузу-Горгону и содрал с неё кожу для щита Афины. Нравы тогда были ещё те, не очень-то божественные.
Артемида в Гиперборее охотиться любила и уж коли разойдётся девонька, зверушкам бедным приходилось зело несладко. И только Афродита, ради которой я и затеял этот экскурс, скромненько приходила поплескаться в Гиперборейских волнах. Ох, держались бы вы, поэты, от неё, красавицы любвеобильной с бёдрами как арфа, подалее...

СОНЕТ К ФОРМЕ

Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе.

И я хочу, чтоб все мои мечты,
Дошедшие до слова и до света,
Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, разрезав том поэта,
Упьется в нем и стройностью сонета,
И буквами спокойной красоты!

Валерий БРЮСОВ

Сонет, сегодня царит сонет! Воскресение Господне подступает, жизнь моя обретает смысл именно сейчас, после очередной смерти. Много в ней исключительно по новому открылось для меня радениями друзей, феи и Волшебника, в новом свете, который я не всегда видел только в напряжении боя воина-одиночки, упрямо не принимавшего помощь в отрешении ведения и постижения нового Слова и Света, даденного мне по благости Твастыря.
"Дошедшие до слова и до света"...А ведь именно для нас с вами в сей миг пел из своего далека Брюсов, как божественную гармонию имел в виду он нашу тянущуюся к Свету душу, именно ей посвящал своё точёное творение: ей и Богу. Вот уж и Светлое Воскресение подступает: всё крепче дух любви и звонче молитва отзывается в душе ... Слово и Свет!