«Россия - карлик, я поставлю её на колени.» Карл 12-й, XVIII век.
Швеция навсегда лишилась статуса великой державы.
«Я покорю отсталую Россию.» Фридрих, середина XVIII века.
В 1759 году русская армия вошла в Берлин.
«Россия - колосс на глиняных ногах.» Наполеон, XIX век.
В 1814 году русская армия взяла Париж.
«Я завоюю СССР к концу года.» Гитлер, XX век.
В 1945 году покончил с собой, когда советская армия вошла в Берлин.
"«Прежде всего совершенно необходимо одержать победу над Россией на Украине… Это единственный способ достижения долгосрочного мира в Европе" Лиз Трасс премьер министр Британии. Отправлена в отставку через 45 дней.
"Мы хотим видеть Россию ослабленной до такой степени, чтобы она не могла делать такие вещи, как она сделала..."
Куликовская битва (Мамаево или Донское побоище) — крупное сражение между объединённым русским войском во главе с Великим князем Владимирским и князем московским Дмитрием Ивановичем и войском правителя части Золотой Орды Мамая, состоявшееся 8 сентября (ст.ст.) 1380 года в районе к югу от впадения реки Непрядва в Дон, на Куликовом поле (юго-восток Тульской области). Решающая победа русских войск в Куликовской битве стала важным шагом на пути к восстановлению единства Руси и будущему свержению золотоордынского ига, которое в эпоху, последовавшую за Куликовской битвой, существенно изменило свой характер в сторону большей самостоятельности великих московских князей.
Федеральный закон от 13 марта 1995 года № 32-ФЗ «О днях воинской славы и памятных датах России» установил день воинской славы 21 сентября (по новому стилю) — День победы русских полков во главе с великим князем Дмитрием Донским над монголо-татарскими войсками в Куликовской битве.
Г. Эразм Пильц, вождь "примирительной" или "угодовой" партии в Польше, 25 лет издававший в Петербурге газету "Kraj", напечатал в Варшаве брошюру: "Русская политика в Польше", которой предпослал "Открытое письмо руководителям русской политики". Брошюра, судя по отсутствию выставленной цены, не предназначена в продажу; но она обильно рассылается, и, между прочим, прислана более или менее выдающимся русским публицистам. На странице 37 вклеен розовый полулисточек с приглашением: "Автор сочинения "Русская политика в Польше" обращается к своим русским читателям с просьбой не отказать сообщить ему свои впечатления и замечания по адресу: Варшава, Пенкная, 16. Эр. Ив. Пыльцу".
Исполняем желание автора. Брошюра не блещет новизною мысли и силою тона. Могло бы быть одно и другое, но этого нет. В авторе не чувствуется настоящей силы гражданина и патриота, а именно "угодовец", - человек неопределенного цвета, который нигде не может сыграть роли. В длинном посвятительном письме "Руководителям русской политики" он рассказывает историю своих литературно-политических стараний, которые на самом деле были только литературными, так как, по его же сознанию, они вообще ни к чему не привели, пошумели и отшумели... Но тут же он упоминает с великим благоговением о здешнем петербургском адвокате Спасовиче, сотруднике "Вестника Европы", в таких терминах: "Человек этот не только в своем собственном, но и в русском обществе играл выдающуюся роль, и он до конца моей жизни был моим другом и учителем". Почему для Спасовича, вся деятельность которого протекла в России, который был старшиною петербургских присяжных поверенных, который писал, кроме исключений, по-русски, - почему для него русское общество не было "своим собственным", а таковым было, очевидно, польское общество, и тогда к русскому он относился как чужестранец и инородец, что ли? Мы не будем ломать копий за то, чей был покойный Спасович, так как это не покойный Гомер, о котором спорили семь эллинских городов, но очень характерно для брошюры, для г. Пильца и, может быть, для самого Спасовича, что после смерти последнего говорятся такие вещи о нем, каких при жизни, очевидно, нельзя было сказать. И кто знает, дал он или не дал к этому повод. Маленький пример этот очень, так сказать, иллюстрирует: около поляков все как-то нетвердо, неустойчиво, ломается, гнется и фальшиво, - и это, пожалуй, есть самая трудная часть польского вопроса и русско-польских отношений. Русские никак не могут "опереться дружески" на плечо или на руку западных и католических братьев: обопрешься - обманешься, поверишь - оступишься...
Полякам давно следовало бы обратить внимание на то, почему отношение русских, как общества, так и правительства, совершенно другое к восьмимиллионному польскому населению, нежели к еще более численному татарско-мусульманскому населению Средней Азии, тоже окраинному, - нежели к грузинам на Кавказе и немцам в Балтике? Даже к армянам и финнам, претендующим на автономию и со временем на сепаратизм, тон отношений несколько иной, чем к полякам. И нельзя скрыть, что к полякам он всего хуже. Раз относящийся один и тот же, явно, что причина разницы лежит в лице, к которому он относится. В данном случае - к полякам. Финны явно говорят, чего они хотят, - "отдельного государства, слитого с Россией лишь персонально в лице монарха". Армяне кричат о "Великой Армении", со столицей, должно быть, на Арарате, выше всех столиц мира. Это - фантазия и археология, но на степени больной мечты, которая иногда доводит до судорог. Немцы, наконец, говорят о всегдашнем, теперешнем и будущем своем родстве и единстве с великою германскою культурою, о том, что они оазис этой культуры среди русского варварства, но, что, служа в русских рядах, - в чиновничестве или армии, - они будут служить верою и правдою. И вполне оправдали это. Правда, они всегда ломали русский язык, нисколько не прикидываясь нежными к "русскому отечеству", и, кажется, даже "отечеством" не называли Россию, но в высшей степени добросовестно и преданно служили русскому государству, и в обширном значении, и в частном: уважали непосредственное начальство и не за страх только, но и за совесть исполняли его волю, его приказания, его мановения. Немцы, и в частности балтийские немцы, всегда были отличными русскими служаками, от Барклая-де-Толли до незаметного офицера и коллежского асессора. Они уважали и уважают русское государство, не враждебны русскому правительству и только никак не могут выучиться хорошо говорить по-русски. Русские настолько умны, что совершенно могут извинить им это считанье себя "варварами", отчасти и справедливое, - и пользуются их настоящею службою с настоящею благодарностью. Не питая особых симпатий к немецкому духу, к немецкой мелочности, к немецкой кое в чем тупоголовости, русские в высшей степени серьезно относятся к этому этнографическому материалу, уважают балтийскую окраину, верят немецкому слову и немецкому делу.
На минувших выходных была в Пятигорске. Прогулялась по залам музея Лермонтова. Перед экспозицией во втором зале тупо замерла. На ней - портрет царя. Николая I. Страшный дядечка, старый, квелый, жуть берёт. Портрет точно нарочито затемнён и состарен. А рядом - Он, Поэт, солнцеликий красавец. И каждому ясно, что царь - подлец и завистник, погубил прекрасного поэта...
Стоп. Тут что-то не то. Внешность поэта описывается стократ. «Он был дурен собою, говорит Ростопчина, и эта некрасивость порешила образ мыслей, вкусы и направление молодого человека с пылким умом и неограниченным честолюбием..." Меринский говорит о том же. «Лермонтов был далеко не красив собой и в первой юности даже неуклюж. Арсеньев : «Будучи очень некрасив собой, мал ростом, крайне неловок и злоязычен..." И таких воспоминаний - десятки, запаришься цитировать. И от него почти не осталось портретов - разве что собственного производства... Полного портрета в рост - нет. Этот, по свидетельству современников, куда лучше оригинала. Но, если бы я не знала, кто на нём изображен, я бы куда больше внимания уделила бы галунам, аксельбантам, пуговицам и меховой опушке гусарского костюма, нежели незначительному лицу малорослого офицера.
С императором, ясное дело, другая история. Парадных и не очень портретов осталось много. Приукрашен ли он на них? Не знаю, но свидетельства придворных фрейлин, аристократов того времени и заезжих послов одинаковы: все упоминают о красоте молодого царя.
Ну, пойди пойми, что бабы-то под красотой понимают, но всё же на разных портретах видны осанка, рост, фигура, лицо. Красивый ровный лоб, светлые глаза. Черты правильные, классические. Ничего так. Очень даже...