|
![]() Е.Е. Кузьмина. Предыстория Великого шёлкового путиЧетверг, 19 Января 2023 г. 18:30 (ссылка)
Кузьмина, Е. Е. Предыстория Великого шёлкового пути / Федерал. агентство по культуре и кинематографии, Рос. ин-т культурологии. — М : РИК : URSS, 2009 (Скачать книгу можно здесь)
![]() Фамирид. Слепец-философ, изобретатель музыкиПонедельник, 16 Января 2023 г. 08:00 (ссылка)
![]() Семь чудес гиперборейца АбарисаПонедельник, 02 Января 2023 г. 08:00 (ссылка)
Матвейчев Олег Анатольевич Аннотация: В статье рассматриваются особенности трансформации образа Абариса в связи с более общим вопросом культа выходцев из отдаленных земель, занесших в эллинский мир прежде неведомую мудрость. Анализ исторических источников о жизни и деятельности Абариса демонстрирует, что его вполне рациональный и простой для понимания образ у древних авторов (Пиндара, Геродота, Платона и др.) приобрел в эпоху эллинизма совершенно фантастические черты, что может объясняться как общим состоянием общественного сознания, характеризующегося интересом к мистицизму, иррационализму и экзотическим культам, так и уходом из исторической памяти форм мышления, традиций, метафизических инвариантов, привнесенных в культуру догомеровской Греции вторгшимися в средиземноморско-балканский регион индоевропейскими племенами. В связи с этим задача, которая может быть поставлена перед исследователем, состоит в демифилогизации образа Абариса, что позволило бы избавить его от позднейших наслоений и выявить его истинные черты. К числу привнесенных фантастических черт, которыми был наделен Абарис, относятся его якобы способность летать верхом на стреле, умение ориентироваться с ее помощью на местности, спасать города от эпидемий, лечить заговорами, т.е., словом, обходиться без еды, предсказывать землетрясения, моровые болезни и небесные явления. Привлекая как античные тексты, так и современные исследования, автор предлагает ряд рациональных версий, объясняющих возможное происхождение представлений об этих чудесах. Отдельно рассматривается любопытная версия ирландского филолога Э. Доддса, согласно которой Абарис выступает представителем северного шаманизма, дислоцированного на родине протоиндоевропейского этноса. Демифилогизация образа Абариса не только дает ключ к объяснению "темных мест" нашего знания о его личности и деятельности, но и выводит нас на более широкую проблему – проблему рецепии древними греками индоевропейской ментальной матрицы как важнейшего условия формирования современной западной цивилизации. Страна Гиперборея служила для греков чем-то вроде нашего Тридевятого царства. Именно здесь локализовались все чудеса мира. Здесь, как считалось, родилась богиня Лето (Arist. Hist. anim. VI, 35) и потому более всех богов гиперборейцы почитали ее сына Аполлона (Diod. Sic. II 47), якобы именно отсюда явившегося в Дельфы (Himer. Orat. XIV, 10). По Диодору, большинство жителей священного города, посвященного Аполлону – кифаристы, "и они беспрерывно, играя на кифарах в храмах, возносят богу гимны и песни, прославляя в них его подвиги" (II 47) [цит. по: Лосев 1996: 464]. Возможно, именно по этой причине сребролукий бог света каждую зиму оставлял свои Дельфы и прилетал на отдых в земли гиперборейцев – ему хотелось побыть среди поэтов, певцов, философов, каковых в ту пору в Элладе было мало, а то и не было вовсе. О "гипербореях, служителях Аполлона" пел и Пиндар (Ol. III, 16-17), описывая их счастливую и беззаботную жизнь вдалеке от цивилизации: Ни вплавь, ни впешь Никто не вымерил дивного пути К сходу гипербореев … Там стожертвенным приношением богу закалывались ослы, Там длящимся весельям и хвалебным словам Радуется Аполлон … Ни болезни, ни губящая старость Не вмешиваются в святой их род. Без мук, без битв Живут они, избежавшие Давящей правды Немезиды. (Pyth. X, 29-44) [Пиндар 1980: 109-110]. Как идеальное царство описывал Гиперборею Плиний Старший: "За <Рифейскими> горами, по ту сторону северного ветра … обитает раса счастливых людей, что зовутся гиперборейцами; они доживают до глубокой старости и славятся сказочными чудесами. Здесь, как полагают, находятся петли, на которых подвешен небосвод, и крайние пути созвездий. Солнце светит там по шесть месяцев подряд, … всходит один раз в год, в середине лета, и заходит в середине зимы. Это благодатная страна с восхитительным климатом и без всяких вредных ветров. Домами для туземцев служат леса и рощи; богам они поклоняются как поврозь, так и всем приходом; не знают они ни раздоров, ни печалей. Смерть приходит к ним лишь когда они пресытятся жизнью" (Hist. IV, 89-91) [Pliny 1961: 187]. Традиция сохранила имена людей, прибывших в Элладу из страны Аполлона. По рассказу Геродота, однажды гиперборейцы послали с дарами богу на Делос девушек Гипероху и Лаодику, отрядив с ними для охраны пятерых мужчин. На родину посольство так и не вернулось, и впредь северяне передавали дары Аполлону по цепочке через своих соседей (IV, 33) – аримаспов, исседонов, скифов. А до того из Гипербореи прибыли на Делос другие две девушки, Арга и Опида, причем, в компании своих богов – Аполлона и Артемиды (IV, 35). Более того, даже само Дельфийское святилище, по некоторым сведениям, – дело рук пришельцев с дальнего Севера: "Местная поэтесса Бойо, написавшая гимн дельфийцам, говорит, что это прорицалище было основано в честь бога людьми, прибывшими от гиперборейцев; в их числе был и Олен; он был первым пророком бога и первый произносил пророчества в гекзаметрах" (Pausan. X 5 4) [Павсаний 2002: 251]. Есть также свидетельства (Евсевий, Ргаер. evang. V 28, 4), что и все делосцы являются не кем иным, как выходцами все из той же Гипербореи. "Это одинокое свидетельство, но оно характерно", – замечает А. Ф. Лосев [Лосев 1996: 475]1. Вспоминая Гипероху и Лаодику, Аргу и Опиду, Олена и Астерия, а также фракийца Орфея, шведский историк Я. Киндстранд указывает, что "когда в Греции объявлялись варвары, известные своей мудростью, они всегда приходили с Севера, и их мудрость всегда проявлялась в религиозной сфере, связанной в большинстве случаев с культом Аполлона" [Kindstrаnd 1981: 18; приводится по: Дремин б.г.] Наиболее известен из этой плеяды культурных героев Орфей. Несмотря на то, что в исторической реальности Певца начали сомневаться уже в классический период (Аристотель категорически отрицал существование Орфея (De philos. fr. 7 Ross = fr. 9 Rose)), влияние орфического учения на греческую культуру трудно переоценить. Прямо или опосредованно оно заложило основы греческой философии, оказав особо сильное влияние на Пифагора, Анаксимандра, Гераклита, Ксенофана, Парменида, Эмпедокла, и, что особенно важно, Платона ("Федон", "Федр"), через которого был воспринят и разработан сначала неоплатонизмом, а через неоплатонизм – и христианством целый комплекс идей о теле и душе. Орфей почитался как родоначальник мистерий и первый оракул (последующие пошли уже от него). Среди прочих пришлых учителей Греции следует выделить Абариса и Анахарсиса, которые "пользовались у греков большим уважением, так как они обнаруживали своеобразные черты скромности, простоты и справедливости своего народа" (Strab. VII 3, 8) [Страбон 1964: 276]. Но если образ Анахарсиса на века закрепился в античной культуре как образ "мудреца-дикаря", критика цивилизации и проповедника простой и скромной жизни, то имя Абариса прославили в большей степени совершенные им чудеса. Анализ исторических источников о жизни и деятельности Абариса демонстрирует, что его вполне рациональный и простой для понимания образ у древних авторов приобрел в эпоху эллинизма совершенно фантастические черты, что может объясняться как общим состоянием общественного сознания, характеризующегося интересом к мистицизму, иррационализму и экзотическим культам, так и уходом из исторической памяти форм мышления, традиций, метафизических инвариантов, привнесенных в культуру догомеровской Греции вторгшимися в средиземноморско-балканский регион индоевропейскими племенами. К числу подобных привнесенных фантастических черт, которыми был наделен Абарис, относится, в первую очередь, его якобы способность летать верхом на стреле, которая не отмечалась ни Пиндаром, ни Геродотом (согласно отцу истории, Гипербореец просто все время носил ее с собой (IV, 36)), но всячески акцентировалась неоплатониками и поздними софистами. Единого мнения по поводу предназначения стрелы Абариса, с которой мудреца неизменно ассоциировали начиная с Геродота, впрочем, не было никогда. Ликург Афинский полагал, что стрела была нужна Абарису как жрецу в качестве символа Аполлона – он предъявлял ее как своего рода удостоверение [Лебедев 1989: 96]. По Гимерию, Абарис просто ходил, вооруженный луком (Himer. Orat. XXV, 4); стрела в таком случае служила ему боеприпасом. В свою очередь Фотий объяснял, что стрелой Аполлона метафорически именуется красноречие, и именно на такой-то стреле Абарис и облетел все земли и все моря [Латышев 1948б: 249]. Своя версия нашлась и у Оригена, отмечавшего способность Абариса бегать со скоростью летящей стрелы. Что, по мнению александрийца, отнюдь не является признаком божественности, как сказали бы многие. "Допустим, что действительно божественность наделила Авариса Гиперборейца такой силой, благодаря которой он мог носиться со скоростью стрелы. Но какую же пользу мог получить от этого род человеческий? Чем была полезна скорость, равная полету стрелы, и ему самому? — и все это при том предположении, что вся эта история нисколько не заключает в себе вымысла, что все это действительно происходило, хотя бы и под влиянием некоторой демонической силы" (Orig. С. Cels. III, 31) [Ориген 2008: 617]. Но чаще всего, особенно, в эллинистический и более поздние периоды, стрелу Абариса наделяли поистине фантастическими свойствами, представляя ее как средство передвижения. В своей биографии Пифагора Порфирий поведал об Абарисе, прозванном Воздухобежцем за то, что на полученной в дар от Аполлона стреле он "перелетал и реки, и моря, и бездорожья, словно бежал по воздуху" (V. Pyth. 29) [Порфирий 1986: 421]. О том же и рассказ Ямвлиха (буквально слово в слово повторенный за его учителем2): "у Абарида <было прозвище> “Ступающий по воздуху”, так как когда он ехал на дарованной ему стреле Аполлона Гиперборейского, как бы ступая по воздуху, он переправлялся через реки, моря и непроходимые места (V. Pythag. XXVIII 136) [Ямвлих 2002: 89]. Та же легенда воспроизводится и у эпического поэта Нонна Панополитанского: Абарис юный также по небу часто летает, Если Феб на стреле его отпускает в поездку. (Nonn. Dion. XI, 132-133) [Нонн 1997: 114]. Летание на стреле подчас интерпретируется, даже современными авторами, вполне буквально. О. Фомина, в частности, напоминает, что многие древние авторы, "настойчиво говорят о летательных способностях гиперборейцев, то есть о владении ими техникой полета. Такими, правда, не без иронии их описал еще Лукиан3. Может ли быть такое – чтобы древние жители Арктики владели техникой воздухоплавания? А почему бы и нет? Сохранились ведь во множестве изображения вероятных летательных аппаратов – типа воздушных шаров – среди наскальных рисунков Онежского озера" [Фомина 2014]. Возможно и другое объяснение – с помощью такого явления, которое сегодня представляется нам не более чем научной фантастикой, а именно – телепортации, которая могла быть обычной практикой для представителей жреческой касты гиперборейского народа. Ямвлих, впрочем, предложил и еще одну любопытную версию, рассказав, что золотая стрела, которой обладал Абарис, указывала тому дорогу (V. Pythag. XXVIII, 141) и выступала, таким образом, не только транспортным средством, но и устройством для ориентирования на местности. Весьма интересная гипотеза, особенно, если учесть возможное происхождение Абариса с Рифейских (Уральских) гор. Если ей найдутся другие подтверждения, то получится, что жители Гипербореи знали компас с магнитной стрелкой более чем за полторы тысячи лет до китайцев (первое упоминание о нем содержится в трактате Шэнь Ко "Записи бесед в Мэнси", относящемуся к 1086 г. [Needham 1954: 135]). В рамках рерационализации образа Абариса можно предположить, что его знаменитая стрела являлась ни чем иным, как стрелкой его путеводного устройства, казавшегося грекам невероятным чудом. Тот же Ямвлих, однако, повествует еще об одной удивительной особенности стрелы Абариса – оказывается, именно с ее помощью Гипербореец совершал свои вошедшие в легенду санитарно-гигиенические процедуры (V. Pythag. XIX, 91). Согласно Пиндару, Абарис появился в Элладе при лидийском царе Крёзе [Лебедев 1989: 96], т.е. в промежутке между 560 и 546 гг. до н. э. Целью его поездки был отнюдь не интеллектуальный туризм и желание посмотреть мир (в подобные поездки отправлялись греки, но не варвары) и вряд ли только "возобновление старинной дружбы и родства с делосцами", на чем настаивает Диодор (Diod. Sic. II 47) – будучи жрецом Аполлона (Porph. V. Pyth. 28; Iambl. V. Pythag. XIX, 90), Гипербореец, очевидно, выполнял в Греции какую-то функцию, связанную с отправлением культа. По словам афинского грамматика Гарпократиона, Абарис прибыл послом от гипербореев во время распространившейся по всей земле моровой язвы, чтобы совершить моление Аполлону (Латышев 1948: 263). Миссия оказалась успешной: "Лакедемон после произведенного им в этой земле очищения уже не заражался чумой, тогда как прежде эта болезнь часто поражала его из-за того, что он расположен в неудачном месте: над ним возвышаются Тайгетские горы, и стоит отметить, что это создает духоту. Абарид также очистил Кносс на Крите. Известны и другие свидетельства способности Абарида производить очищения" (Iambl. V. Pythag. XIX, 92) [Ямвлих 2002: 67]. Как было сказано, сделано это было Абарисом при посредстве стрелы, которую он всегда носил с собой. Рационального объяснения, каким образом можно очистить город от чумы с помощью подобного приспособления, у нас нет (о технологиях, существовавших в Гиперборее, пока можно только догадываться), однако символическое объяснение дать этому факту довольно несложно. Стрела – атрибут Аполлона как бога солнечного света и, в другом аспекте, бога-врачевателя. Очевидно, что в аполлоновской стреле воплотились представления о целительных и животворящих свойствах солнечного света. Получив ее в дар от своего бога (Iambl. V. Pythag. XXVIII, 136), жрец Абарис обрел вместе с нею и чудесные способности к врачеванию и обеззараживанию огромных территорий. Впрочем, вполне возможно, что именно за свои чудесные способности и диковинную мудрость Абарис прослыл среди греков жрецом Аполлона, таковым отнюдь не являясь. Как это случается и поныне, сработал стереотип: если мудрец с Севера, то непременно – служитель Аполлона (в VI в. до н.э. процесс его рецепии в греческой религии еще не завершился, и этот бог по привычке воспринимался как чужой, заграничный)4; если умеет делать необъяснимые вещи – значит, волшебник. Что касается эпидемиологических мероприятий, проводимых отдельно взятым гиперборейцем в масштабе целых полисов, то для их рационального объяснения опять придется обратиться к смелым гипотезам. Можно предположить, что страна Гиперборея обладала более совершенной медициной, нежели Эллада. Доступные им представления о гигиене и санитарии станут достоянием просвещенной Европы лишь в XIX-XX вв. Интересна в этом ключе формулировка Платона, называющего Абариса заклинателем от болезней (Charm. 158b). Гипербореец лечит заговорами, т.е., словом, и тем предвосхищает практику логотерапии и психоанализа, которая станет реальностью для Европы в тех же XIX-XX вв. Вместе с тем, лечить словом он мог не только с точки зрения содержания и смысла, но и с точки зрения определенных ритмических воздействий. Во все века целители использовали в своей практике молитвы, стихи, мантры, зикры, задавая пациенту определенный ритм позитивных вибраций. Лечение музыкой было развито у греков, особенно, у пифагорейцев, к которым Абарис был отнесен Ямвлихом (Iambl. V. Pythag. XXXVI, 267 etc). Не исключено, что первична в данном случае была ритмотерапия, практикуемая Гиперборейцем, который был старше Пифагора как минимум на одно поколение5. Удивляла греков и еще одна особенность Абариса: он никогда не ел (Hdt. IV, 36; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 141 etc), т.е., по формулировке Э. Доддса, "был настолько опытен в технике поста, что мог почти совсем обходиться без человеческой пищи" [Доддс 2000: 2008]. Значение поста могло заключаться как в сознательном аскетизме, упражнении тела на пути к освобождению духа (т. е. в религиозном смысле), так и в соблюдении строгой диеты для здоровья тела. После Абариса пост стал составной частью мистических практик у пифагорейцев и орфиков. От них эту практику позаимствовали стоики. А уже у них – христианские аскеты. Абарис вошел в народную память и как предсказатель будущего. Согласно Ликургу Афинскому, став боговдохновенным, Гипербореец "изрекал оракулы и прорицания" [Лебедев 1989: 96]. Порфирий и Ямвлих сообщают, что, подобно Пифагору, Абарис обладал способностью безошибочно предсказывать землетрясения (Porph. V. Pyth. 28; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 135). Об умении Абариса предсказывать землетрясения, а также моровые болезни и небесные явления свидетельствует и Аполлоний Родосский [Латышев 1948а: 307-308]. Свои предсказания Абарис не только провозглашал, но и записывал. Суда перечисляет его произведения: оракулы, которые называют "Скифскими", "Свадьбу реки Гебр", "Очищения", "Теогонию" в прозе и "Прибытие Аполлона к Гиперборейцам" в стихах [Лебедев 1989: 97]. Подобные предсказания могут пониматься как прогнозы, которые делаются на рациональном, научном ("научном") основании. Для современного человека не кажется удивительным умение ученых предсказывать начало эпидемии или природные катаклизмы. Вполне вероятно, что определенной научной базой для такого рода прогнозов обладали и гиперборейцы. Ирландский филолог Э. Доддс в книге "Греки и иррациональное" доказывал, что способность к предсказаниям будущего, вызывавшая неизменное удивление у греков, является сущностным признаком шаманизма, до сих пор существующего в Сибири и оставившего следы своего прошлого пребывания на огромной территории от Скандинавии до Индонезии. В контакт с народами – носителями шаманской культуры греки вступили, по мнению Доддса, в Скифии, а также во Фракии. Среди магов и мыслителей, связавших греческую традицию с Севером, Доддс называет Орфея, Эпименида, Аристея, Гермотима, живших в VII-VI в. до н.э. – все они имели те или иные черты шаманов, например, умение путешествовать в духе и способность к колдовству. Отдельно Доддс упоминает гиперборейского шамана Абариса, умевшего летать верхом на стреле (что, возможно, тоже являлось аллегорией путешествия в духе). Говоря о религиозном значении стрелы в шаманизме, Доддс вспоминает, что у бурят она используется стрелы для возвращения душ больного, а также на похоронах; что шаманы могут прорицать по полету стрелы; и что "внешняя душа" у татар иногда находится на стреле. "Другие шаманы летают по воздуху на кнуте, подобно ведьмам, летающим на помеле" [Доддс 2000: 238]. Таким образом, по Доддсу, Абарис выступает представителем северного шаманизма, дислоцированного на родине протоиндоевропейского этноса. Весьма удивительным представляется тот факт, что будучи человеком явно чужой для греков культуры (чем они объясняли многочисленные чудеса Гиперборейца), Абарис, однако, достаточно быстро вписался в греческое общество, как бы сказали сегодня – натурализовался. Этот факт подчеркивал, например, софист Гимерий: "Говорят, что мудрец Абарис был родом гиперборей, а по языку – эллин; по одежде и внешнему виду – скиф, но чуть только пошевелит языком, – его слова казались исходящими из среды Академии и самого Ликея" (Himer. Orat. XXV) [Латышев 1948б: 248]. Итак, задача, которая может быть поставлена перед ответственным исследователем проблемы трансформации образа Абариса, состоит в его демифилогизации, демистификации или, если угодно, в рерационализации, что позволило бы избавить его от позднейших наслоений и выявить его истинные черты, погребенные "в завале расхожего". В свою очередь, это выводит нас на более широкую проблему – проблему рецепии древними греками индоевропейской ментальной матрицы как важнейшего условия формирования современной западной цивилизации. В любом случае, демифилогизация образа Абариса – ключ к объяснению "темных мест" нашего знания о его личности и деятельности, на протяжении многих веков являвшихся предметом широких разногласий. Библиография 1. Доддс 2000 – Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб.: Алетейя, 2000. 507 с. 2. Дремин б.г. – Дремин Г. Анахарсис – человек и легенда / URL: http://annales.info/skif/small/anaharsis.htm 3. Латышев 1948 – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №1. С. 221-315. 4. Латышев 1948а – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №2. С. 213-314. 5. Латышев 1948б – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №3. С. 217-330. 6. Латышев 1952 – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1952. №2. С. 265-323. 7. Лебедев 1989 – Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I / Ред. А. В. Лебедев. М.: Наука, 1989. 576 с. 8. Лосев 1996 – Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии // Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М.: Мысль, 1996. С. 5-680. 9. Лукиан 2001 – Лукиан Самосатский. Любители лжи, или Невер // Лукиан Самосатский. Сочинения. В 2 т. Т. 2. СПб.: Алетейя, 2001. С. 196-211. 10. Нонн 1997 – Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. СПб.: Алетейя, 1997. 540 с. 11. Ориген 2008 – Ориген. Против Цельса // Ориген. О началах. Против Цельса. СПб.: Библиополис, 2008. С. 404-790. 12. Павсаний 2002 – Павсаний. Описание Эллады. В 2 т. Т. 2. М.: ООО "Изд-во АСТ", "Ладомир", 2002. 503 с. 13. Пиндар 1980 – Пиндар. Пифийские песни // Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М.: Наука, 1980. С. 58-115. 14. Порфирий 1986 – Порфирий. Жизнь Пифагора // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. С. 416-426. 15. Рыбаков 1994 – Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1994. 608 с. 16. Страбон 1964 – Страбон. География. Л.: Наука, 1964. 944 с. 17. Фомина 2014 – Фомина О. Гиперборейцы. Дети солнца. М.: Рипол, 2014. 270 с. 18. Ямвлих 2002 – Ямвлих. О Пифагоровой жизни. М.: Алетейа, 2002. 192 с. 19. Kindstrаnd 1981 – Kindstrаnd J. F. Anacharsis. The Legend and the Apophtegmata. Uppsala: Almqvist & Wiksell, 1981. XXII, 176 p. 20. Kretschmer 1924 – Kretschmer P. Alaksandus, König von Vilusa // Glotta. 1924. Bd. XIII. S. 205-213. 21. Needham 1954 – Needham J. Science and Civilization in China. Vol. 1. Cambridge U. Press, 1954. XXXVIII, 320 p. 22. Pliny 1961 – Pliny. Natural History. Vol. II. Libri III-VII. Cambridge, Mass.: Harvard University Press; London: William Heinemann LTD, 1961. 664 p.
![]() Семь чудес гиперборейца АбарисаПонедельник, 12 Декабря 2022 г. 08:00 (ссылка)
Матвейчев Олег Анатольевич Аннотация: В статье рассматриваются особенности трансформации образа Абариса в связи с более общим вопросом культа выходцев из отдаленных земель, занесших в эллинский мир прежде неведомую мудрость. Анализ исторических источников о жизни и деятельности Абариса демонстрирует, что его вполне рациональный и простой для понимания образ у древних авторов (Пиндара, Геродота, Платона и др.) приобрел в эпоху эллинизма совершенно фантастические черты, что может объясняться как общим состоянием общественного сознания, характеризующегося интересом к мистицизму, иррационализму и экзотическим культам, так и уходом из исторической памяти форм мышления, традиций, метафизических инвариантов, привнесенных в культуру догомеровской Греции вторгшимися в средиземноморско-балканский регион индоевропейскими племенами. В связи с этим задача, которая может быть поставлена перед исследователем, состоит в демифилогизации образа Абариса, что позволило бы избавить его от позднейших наслоений и выявить его истинные черты. К числу привнесенных фантастических черт, которыми был наделен Абарис, относятся его якобы способность летать верхом на стреле, умение ориентироваться с ее помощью на местности, спасать города от эпидемий, лечить заговорами, т.е., словом, обходиться без еды, предсказывать землетрясения, моровые болезни и небесные явления. Привлекая как античные тексты, так и современные исследования, автор предлагает ряд рациональных версий, объясняющих возможное происхождение представлений об этих чудесах. Отдельно рассматривается любопытная версия ирландского филолога Э. Доддса, согласно которой Абарис выступает представителем северного шаманизма, дислоцированного на родине протоиндоевропейского этноса. Демифилогизация образа Абариса не только дает ключ к объяснению "темных мест" нашего знания о его личности и деятельности, но и выводит нас на более широкую проблему – проблему рецепии древними греками индоевропейской ментальной матрицы как важнейшего условия формирования современной западной цивилизации. Страна Гиперборея служила для греков чем-то вроде нашего Тридевятого царства. Именно здесь локализовались все чудеса мира. Здесь, как считалось, родилась богиня Лето (Arist. Hist. anim. VI, 35) и потому более всех богов гиперборейцы почитали ее сына Аполлона (Diod. Sic. II 47), якобы именно отсюда явившегося в Дельфы (Himer. Orat. XIV, 10). По Диодору, большинство жителей священного города, посвященного Аполлону – кифаристы, "и они беспрерывно, играя на кифарах в храмах, возносят богу гимны и песни, прославляя в них его подвиги" (II 47) [цит. по: Лосев 1996: 464]. Возможно, именно по этой причине сребролукий бог света каждую зиму оставлял свои Дельфы и прилетал на отдых в земли гиперборейцев – ему хотелось побыть среди поэтов, певцов, философов, каковых в ту пору в Элладе было мало, а то и не было вовсе. О "гипербореях, служителях Аполлона" пел и Пиндар (Ol. III, 16-17), описывая их счастливую и беззаботную жизнь вдалеке от цивилизации: Ни вплавь, ни впешь Никто не вымерил дивного пути К сходу гипербореев … Там стожертвенным приношением богу закалывались ослы, Там длящимся весельям и хвалебным словам Радуется Аполлон … Ни болезни, ни губящая старость Не вмешиваются в святой их род. Без мук, без битв Живут они, избежавшие Давящей правды Немезиды. (Pyth. X, 29-44) [Пиндар 1980: 109-110]. Как идеальное царство описывал Гиперборею Плиний Старший: "За <Рифейскими> горами, по ту сторону северного ветра … обитает раса счастливых людей, что зовутся гиперборейцами; они доживают до глубокой старости и славятся сказочными чудесами. Здесь, как полагают, находятся петли, на которых подвешен небосвод, и крайние пути созвездий. Солнце светит там по шесть месяцев подряд, … всходит один раз в год, в середине лета, и заходит в середине зимы. Это благодатная страна с восхитительным климатом и без всяких вредных ветров. Домами для туземцев служат леса и рощи; богам они поклоняются как поврозь, так и всем приходом; не знают они ни раздоров, ни печалей. Смерть приходит к ним лишь когда они пресытятся жизнью" (Hist. IV, 89-91) [Pliny 1961: 187]. Традиция сохранила имена людей, прибывших в Элладу из страны Аполлона. По рассказу Геродота, однажды гиперборейцы послали с дарами богу на Делос девушек Гипероху и Лаодику, отрядив с ними для охраны пятерых мужчин. На родину посольство так и не вернулось, и впредь северяне передавали дары Аполлону по цепочке через своих соседей (IV, 33) – аримаспов, исседонов, скифов. А до того из Гипербореи прибыли на Делос другие две девушки, Арга и Опида, причем, в компании своих богов – Аполлона и Артемиды (IV, 35). Более того, даже само Дельфийское святилище, по некоторым сведениям, – дело рук пришельцев с дальнего Севера: "Местная поэтесса Бойо, написавшая гимн дельфийцам, говорит, что это прорицалище было основано в честь бога людьми, прибывшими от гиперборейцев; в их числе был и Олен; он был первым пророком бога и первый произносил пророчества в гекзаметрах" (Pausan. X 5 4) [Павсаний 2002: 251]. Есть также свидетельства (Евсевий, Ргаер. evang. V 28, 4), что и все делосцы являются не кем иным, как выходцами все из той же Гипербореи. "Это одинокое свидетельство, но оно характерно", – замечает А. Ф. Лосев [Лосев 1996: 475]1. Вспоминая Гипероху и Лаодику, Аргу и Опиду, Олена и Астерия, а также фракийца Орфея, шведский историк Я. Киндстранд указывает, что "когда в Греции объявлялись варвары, известные своей мудростью, они всегда приходили с Севера, и их мудрость всегда проявлялась в религиозной сфере, связанной в большинстве случаев с культом Аполлона" [Kindstrаnd 1981: 18; приводится по: Дремин б.г.] Наиболее известен из этой плеяды культурных героев Орфей. Несмотря на то, что в исторической реальности Певца начали сомневаться уже в классический период (Аристотель категорически отрицал существование Орфея (De philos. fr. 7 Ross = fr. 9 Rose)), влияние орфического учения на греческую культуру трудно переоценить. Прямо или опосредованно оно заложило основы греческой философии, оказав особо сильное влияние на Пифагора, Анаксимандра, Гераклита, Ксенофана, Парменида, Эмпедокла, и, что особенно важно, Платона ("Федон", "Федр"), через которого был воспринят и разработан сначала неоплатонизмом, а через неоплатонизм – и христианством целый комплекс идей о теле и душе. Орфей почитался как родоначальник мистерий и первый оракул (последующие пошли уже от него). Среди прочих пришлых учителей Греции следует выделить Абариса и Анахарсиса, которые "пользовались у греков большим уважением, так как они обнаруживали своеобразные черты скромности, простоты и справедливости своего народа" (Strab. VII 3, 8) [Страбон 1964: 276]. Но если образ Анахарсиса на века закрепился в античной культуре как образ "мудреца-дикаря", критика цивилизации и проповедника простой и скромной жизни, то имя Абариса прославили в большей степени совершенные им чудеса. Анализ исторических источников о жизни и деятельности Абариса демонстрирует, что его вполне рациональный и простой для понимания образ у древних авторов приобрел в эпоху эллинизма совершенно фантастические черты, что может объясняться как общим состоянием общественного сознания, характеризующегося интересом к мистицизму, иррационализму и экзотическим культам, так и уходом из исторической памяти форм мышления, традиций, метафизических инвариантов, привнесенных в культуру догомеровской Греции вторгшимися в средиземноморско-балканский регион индоевропейскими племенами. К числу подобных привнесенных фантастических черт, которыми был наделен Абарис, относится, в первую очередь, его якобы способность летать верхом на стреле, которая не отмечалась ни Пиндаром, ни Геродотом (согласно отцу истории, Гипербореец просто все время носил ее с собой (IV, 36)), но всячески акцентировалась неоплатониками и поздними софистами. Единого мнения по поводу предназначения стрелы Абариса, с которой мудреца неизменно ассоциировали начиная с Геродота, впрочем, не было никогда. Ликург Афинский полагал, что стрела была нужна Абарису как жрецу в качестве символа Аполлона – он предъявлял ее как своего рода удостоверение [Лебедев 1989: 96]. По Гимерию, Абарис просто ходил, вооруженный луком (Himer. Orat. XXV, 4); стрела в таком случае служила ему боеприпасом. В свою очередь Фотий объяснял, что стрелой Аполлона метафорически именуется красноречие, и именно на такой-то стреле Абарис и облетел все земли и все моря [Латышев 1948б: 249]. Своя версия нашлась и у Оригена, отмечавшего способность Абариса бегать со скоростью летящей стрелы. Что, по мнению александрийца, отнюдь не является признаком божественности, как сказали бы многие. "Допустим, что действительно божественность наделила Авариса Гиперборейца такой силой, благодаря которой он мог носиться со скоростью стрелы. Но какую же пользу мог получить от этого род человеческий? Чем была полезна скорость, равная полету стрелы, и ему самому? — и все это при том предположении, что вся эта история нисколько не заключает в себе вымысла, что все это действительно происходило, хотя бы и под влиянием некоторой демонической силы" (Orig. С. Cels. III, 31) [Ориген 2008: 617]. Но чаще всего, особенно, в эллинистический и более поздние периоды, стрелу Абариса наделяли поистине фантастическими свойствами, представляя ее как средство передвижения. В своей биографии Пифагора Порфирий поведал об Абарисе, прозванном Воздухобежцем за то, что на полученной в дар от Аполлона стреле он "перелетал и реки, и моря, и бездорожья, словно бежал по воздуху" (V. Pyth. 29) [Порфирий 1986: 421]. О том же и рассказ Ямвлиха (буквально слово в слово повторенный за его учителем2): "у Абарида <было прозвище> “Ступающий по воздуху”, так как когда он ехал на дарованной ему стреле Аполлона Гиперборейского, как бы ступая по воздуху, он переправлялся через реки, моря и непроходимые места (V. Pythag. XXVIII 136) [Ямвлих 2002: 89]. Та же легенда воспроизводится и у эпического поэта Нонна Панополитанского: Абарис юный также по небу часто летает, Если Феб на стреле его отпускает в поездку. (Nonn. Dion. XI, 132-133) [Нонн 1997: 114]. Летание на стреле подчас интерпретируется, даже современными авторами, вполне буквально. О. Фомина, в частности, напоминает, что многие древние авторы, "настойчиво говорят о летательных способностях гиперборейцев, то есть о владении ими техникой полета. Такими, правда, не без иронии их описал еще Лукиан3. Может ли быть такое – чтобы древние жители Арктики владели техникой воздухоплавания? А почему бы и нет? Сохранились ведь во множестве изображения вероятных летательных аппаратов – типа воздушных шаров – среди наскальных рисунков Онежского озера" [Фомина 2014]. Возможно и другое объяснение – с помощью такого явления, которое сегодня представляется нам не более чем научной фантастикой, а именно – телепортации, которая могла быть обычной практикой для представителей жреческой касты гиперборейского народа. Ямвлих, впрочем, предложил и еще одну любопытную версию, рассказав, что золотая стрела, которой обладал Абарис, указывала тому дорогу (V. Pythag. XXVIII, 141) и выступала, таким образом, не только транспортным средством, но и устройством для ориентирования на местности. Весьма интересная гипотеза, особенно, если учесть возможное происхождение Абариса с Рифейских (Уральских) гор. Если ей найдутся другие подтверждения, то получится, что жители Гипербореи знали компас с магнитной стрелкой более чем за полторы тысячи лет до китайцев (первое упоминание о нем содержится в трактате Шэнь Ко "Записи бесед в Мэнси", относящемуся к 1086 г. [Needham 1954: 135]). В рамках рерационализации образа Абариса можно предположить, что его знаменитая стрела являлась ни чем иным, как стрелкой его путеводного устройства, казавшегося грекам невероятным чудом. Тот же Ямвлих, однако, повествует еще об одной удивительной особенности стрелы Абариса – оказывается, именно с ее помощью Гипербореец совершал свои вошедшие в легенду санитарно-гигиенические процедуры (V. Pythag. XIX, 91). Согласно Пиндару, Абарис появился в Элладе при лидийском царе Крёзе [Лебедев 1989: 96], т.е. в промежутке между 560 и 546 гг. до н. э. Целью его поездки был отнюдь не интеллектуальный туризм и желание посмотреть мир (в подобные поездки отправлялись греки, но не варвары) и вряд ли только "возобновление старинной дружбы и родства с делосцами", на чем настаивает Диодор (Diod. Sic. II 47) – будучи жрецом Аполлона (Porph. V. Pyth. 28; Iambl. V. Pythag. XIX, 90), Гипербореец, очевидно, выполнял в Греции какую-то функцию, связанную с отправлением культа. По словам афинского грамматика Гарпократиона, Абарис прибыл послом от гипербореев во время распространившейся по всей земле моровой язвы, чтобы совершить моление Аполлону (Латышев 1948: 263). Миссия оказалась успешной: "Лакедемон после произведенного им в этой земле очищения уже не заражался чумой, тогда как прежде эта болезнь часто поражала его из-за того, что он расположен в неудачном месте: над ним возвышаются Тайгетские горы, и стоит отметить, что это создает духоту. Абарид также очистил Кносс на Крите. Известны и другие свидетельства способности Абарида производить очищения" (Iambl. V. Pythag. XIX, 92) [Ямвлих 2002: 67]. Как было сказано, сделано это было Абарисом при посредстве стрелы, которую он всегда носил с собой. Рационального объяснения, каким образом можно очистить город от чумы с помощью подобного приспособления, у нас нет (о технологиях, существовавших в Гиперборее, пока можно только догадываться), однако символическое объяснение дать этому факту довольно несложно. Стрела – атрибут Аполлона как бога солнечного света и, в другом аспекте, бога-врачевателя. Очевидно, что в аполлоновской стреле воплотились представления о целительных и животворящих свойствах солнечного света. Получив ее в дар от своего бога (Iambl. V. Pythag. XXVIII, 136), жрец Абарис обрел вместе с нею и чудесные способности к врачеванию и обеззараживанию огромных территорий. Впрочем, вполне возможно, что именно за свои чудесные способности и диковинную мудрость Абарис прослыл среди греков жрецом Аполлона, таковым отнюдь не являясь. Как это случается и поныне, сработал стереотип: если мудрец с Севера, то непременно – служитель Аполлона (в VI в. до н.э. процесс его рецепии в греческой религии еще не завершился, и этот бог по привычке воспринимался как чужой, заграничный)4; если умеет делать необъяснимые вещи – значит, волшебник. Что касается эпидемиологических мероприятий, проводимых отдельно взятым гиперборейцем в масштабе целых полисов, то для их рационального объяснения опять придется обратиться к смелым гипотезам. Можно предположить, что страна Гиперборея обладала более совершенной медициной, нежели Эллада. Доступные им представления о гигиене и санитарии станут достоянием просвещенной Европы лишь в XIX-XX вв. Интересна в этом ключе формулировка Платона, называющего Абариса заклинателем от болезней (Charm. 158b). Гипербореец лечит заговорами, т.е., словом, и тем предвосхищает практику логотерапии и психоанализа, которая станет реальностью для Европы в тех же XIX-XX вв. Вместе с тем, лечить словом он мог не только с точки зрения содержания и смысла, но и с точки зрения определенных ритмических воздействий. Во все века целители использовали в своей практике молитвы, стихи, мантры, зикры, задавая пациенту определенный ритм позитивных вибраций. Лечение музыкой было развито у греков, особенно, у пифагорейцев, к которым Абарис был отнесен Ямвлихом (Iambl. V. Pythag. XXXVI, 267 etc). Не исключено, что первична в данном случае была ритмотерапия, практикуемая Гиперборейцем, который был старше Пифагора как минимум на одно поколение5. Удивляла греков и еще одна особенность Абариса: он никогда не ел (Hdt. IV, 36; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 141 etc), т.е., по формулировке Э. Доддса, "был настолько опытен в технике поста, что мог почти совсем обходиться без человеческой пищи" [Доддс 2000: 2008]. Значение поста могло заключаться как в сознательном аскетизме, упражнении тела на пути к освобождению духа (т. е. в религиозном смысле), так и в соблюдении строгой диеты для здоровья тела. После Абариса пост стал составной частью мистических практик у пифагорейцев и орфиков. От них эту практику позаимствовали стоики. А уже у них – христианские аскеты. Абарис вошел в народную память и как предсказатель будущего. Согласно Ликургу Афинскому, став боговдохновенным, Гипербореец "изрекал оракулы и прорицания" [Лебедев 1989: 96]. Порфирий и Ямвлих сообщают, что, подобно Пифагору, Абарис обладал способностью безошибочно предсказывать землетрясения (Porph. V. Pyth. 28; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 135). Об умении Абариса предсказывать землетрясения, а также моровые болезни и небесные явления свидетельствует и Аполлоний Родосский [Латышев 1948а: 307-308]. Свои предсказания Абарис не только провозглашал, но и записывал. Суда перечисляет его произведения: оракулы, которые называют "Скифскими", "Свадьбу реки Гебр", "Очищения", "Теогонию" в прозе и "Прибытие Аполлона к Гиперборейцам" в стихах [Лебедев 1989: 97]. Подобные предсказания могут пониматься как прогнозы, которые делаются на рациональном, научном ("научном") основании. Для современного человека не кажется удивительным умение ученых предсказывать начало эпидемии или природные катаклизмы. Вполне вероятно, что определенной научной базой для такого рода прогнозов обладали и гиперборейцы. Ирландский филолог Э. Доддс в книге "Греки и иррациональное" доказывал, что способность к предсказаниям будущего, вызывавшая неизменное удивление у греков, является сущностным признаком шаманизма, до сих пор существующего в Сибири и оставившего следы своего прошлого пребывания на огромной территории от Скандинавии до Индонезии. В контакт с народами – носителями шаманской культуры греки вступили, по мнению Доддса, в Скифии, а также во Фракии. Среди магов и мыслителей, связавших греческую традицию с Севером, Доддс называет Орфея, Эпименида, Аристея, Гермотима, живших в VII-VI в. до н.э. – все они имели те или иные черты шаманов, например, умение путешествовать в духе и способность к колдовству. Отдельно Доддс упоминает гиперборейского шамана Абариса, умевшего летать верхом на стреле (что, возможно, тоже являлось аллегорией путешествия в духе). Говоря о религиозном значении стрелы в шаманизме, Доддс вспоминает, что у бурят она используется стрелы для возвращения душ больного, а также на похоронах; что шаманы могут прорицать по полету стрелы; и что "внешняя душа" у татар иногда находится на стреле. "Другие шаманы летают по воздуху на кнуте, подобно ведьмам, летающим на помеле" [Доддс 2000: 238]. Таким образом, по Доддсу, Абарис выступает представителем северного шаманизма, дислоцированного на родине протоиндоевропейского этноса. Весьма удивительным представляется тот факт, что будучи человеком явно чужой для греков культуры (чем они объясняли многочисленные чудеса Гиперборейца), Абарис, однако, достаточно быстро вписался в греческое общество, как бы сказали сегодня – натурализовался. Этот факт подчеркивал, например, софист Гимерий: "Говорят, что мудрец Абарис был родом гиперборей, а по языку – эллин; по одежде и внешнему виду – скиф, но чуть только пошевелит языком, – его слова казались исходящими из среды Академии и самого Ликея" (Himer. Orat. XXV) [Латышев 1948б: 248]. Итак, задача, которая может быть поставлена перед ответственным исследователем проблемы трансформации образа Абариса, состоит в его демифилогизации, демистификации или, если угодно, в рерационализации, что позволило бы избавить его от позднейших наслоений и выявить его истинные черты, погребенные "в завале расхожего". В свою очередь, это выводит нас на более широкую проблему – проблему рецепии древними греками индоевропейской ментальной матрицы как важнейшего условия формирования современной западной цивилизации. В любом случае, демифилогизация образа Абариса – ключ к объяснению "темных мест" нашего знания о его личности и деятельности, на протяжении многих веков являвшихся предметом широких разногласий. Библиография 1. Доддс 2000 – Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб.: Алетейя, 2000. 507 с. 2. Дремин б.г. – Дремин Г. Анахарсис – человек и легенда / URL: http://annales.info/skif/small/anaharsis.htm 3. Латышев 1948 – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №1. С. 221-315. 4. Латышев 1948а – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №2. С. 213-314. 5. Латышев 1948б – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №3. С. 217-330. 6. Латышев 1952 – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1952. №2. С. 265-323. 7. Лебедев 1989 – Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I / Ред. А. В. Лебедев. М.: Наука, 1989. 576 с. 8. Лосев 1996 – Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии // Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М.: Мысль, 1996. С. 5-680. 9. Лукиан 2001 – Лукиан Самосатский. Любители лжи, или Невер // Лукиан Самосатский. Сочинения. В 2 т. Т. 2. СПб.: Алетейя, 2001. С. 196-211. 10. Нонн 1997 – Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. СПб.: Алетейя, 1997. 540 с. 11. Ориген 2008 – Ориген. Против Цельса // Ориген. О началах. Против Цельса. СПб.: Библиополис, 2008. С. 404-790. 12. Павсаний 2002 – Павсаний. Описание Эллады. В 2 т. Т. 2. М.: ООО "Изд-во АСТ", "Ладомир", 2002. 503 с. 13. Пиндар 1980 – Пиндар. Пифийские песни // Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М.: Наука, 1980. С. 58-115. 14. Порфирий 1986 – Порфирий. Жизнь Пифагора // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. С. 416-426. 15. Рыбаков 1994 – Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1994. 608 с. 16. Страбон 1964 – Страбон. География. Л.: Наука, 1964. 944 с. 17. Фомина 2014 – Фомина О. Гиперборейцы. Дети солнца. М.: Рипол, 2014. 270 с. 18. Ямвлих 2002 – Ямвлих. О Пифагоровой жизни. М.: Алетейа, 2002. 192 с. 19. Kindstrаnd 1981 – Kindstrаnd J. F. Anacharsis. The Legend and the Apophtegmata. Uppsala: Almqvist & Wiksell, 1981. XXII, 176 p. 20. Kretschmer 1924 – Kretschmer P. Alaksandus, König von Vilusa // Glotta. 1924. Bd. XIII. S. 205-213. 21. Needham 1954 – Needham J. Science and Civilization in China. Vol. 1. Cambridge U. Press, 1954. XXXVIII, 320 p. 22. Pliny 1961 – Pliny. Natural History. Vol. II. Libri III-VII. Cambridge, Mass.: Harvard University Press; London: William Heinemann LTD, 1961. 664 p.
![]() Запад и Индия. К вопросу о взаимовлиянии культур (продолжение)Понедельник, 28 Ноября 2022 г. 08:15 (ссылка)
Высокого уровня развития достигла в Индии и астрономия, основы которой были переняты у греков после походов Александра. Оснастив ее своими достижениями в области математики, индийские ученые быстро превзошли своих греческих коллег и в преобразованном виде "вернули" науку о звездах в Европу – также через арабов. Матвейчев Олег Анатольевич начало
![]() Запад и Индия. К вопросу о взаимовлиянии культурПонедельник, 28 Ноября 2022 г. 08:00 (ссылка)
Матвейчев Олег Анатольевич Аннотация: В статье исследуются характер контактов Индии и западного мира с древнейших времен по XX в. Древнейшее проникновение на субконтинент индоевропейской культуры фиксируется на основании археологических, этнолингвистических исследований, а также методов ДНК-генеалогии в районе II тыс. до н.э. Вместе с языком переселенцы дали местным народам индоевропейскую религию и космогонию, основали там кастовую систему и заняли высшие касты. Непосредственные контакты античного Запада начались в VI в. до н.э.; первым греком, рассказавшим об Индии, был Скилак Кариандский. В его свидетельствах, равно как и в более поздних трудах Геродота и Ктесия Книдского, Индия предстала как диковинная, полная чудес периферия мира. Эта традиция будет господствовать в европейской литературе вплоть до Нового времени. В эпоху эллинизма начинается процесс взаимовлияния и взаимообогащения индийской и западной культур – как в области философии, религии, искусства, так и в сфере технологий. В VIII в. культурным мостом между Индией и Западом стал Арабский халифат. Через арабов в Европу попала индийская математика, ставшая основой великой научной революции XVII-XVIII вв. Визиты европейцев в Индию в XII-XV вв. либо имели мессианский характер, либо имели задачей поиск царства легендарного пресвитера Иоанна. С XVI в. начались попытки западной колонизации Индии. Колонизаторы разрушили вековой уклад жизни народов Индостана. К середине XIX в. наиболее передовые секторы индийской индустрии были разрушены за счет навязанного Великобританией экономического либерализма, "открытия" индийского рынка для английской продукции и т.д. Слабая информированность о восточных цивилизациях и культурно-политическая предвзятость породили миф об отсталости Индии и односторонности цивилизаторских процессов. Высокомерно-снисходительное отношение к Индии со стороны Запада имеет место и в наше время – притом, что вклад этой страны в мировую науку и культуру трудно переоценить. Тема Востока и Запада в трудах многих европейских мыслителей ограничивалась взаимоотношениями "Старого Света" с Востоком ближним – Египтом, Малой Азией, Византией, Персией, арабским миром. По словам академика В. В. Струве, западные историки "замыкались в кругу средиземноморских стран, оказавших непосредственное влияние на культуру европейских народов", история же Индии и Китая "не включалась в историю других народов древности" [Струве 1941: 13]. Один из крупнейших французских востоковедов Г. Масперо закрепил это разграничение и в терминологии, отделив от стран дальней Азии так называемый "классический Восток", историю которого он рассматривал не иначе как введение к истории европейских народов. Характерно, что в фундаментальном труде Масперо "Древняя история народов Востока" не нашлось ни строчки для Индии или Китая [Масперо 1903]. В представлении европейцев страны дальней Азии обретались где-то далеко в стороне от столбовой дороги развития цивилизации. Предельно четко эту точку зрения выразил Гегель, утверждавший, что "Китай и Индия находятся еще, так сказать, за пределами всемирной истории, как предпосылка тех моментов, лишь благодаря соединению которых начинается животворный исторический процесс" [Гегель 1993: 157]. "Истории индийского общества нет, по крайней мере, нам она неизвестна", – вторил Гегелю записной "западник" К. Маркс [Маркс 1957: 224]. Слабая информированность о восточных цивилизациях и культурно-политическая предвзятость породили миф об отсталости Востока и односторонности цивилизаторских процессов. Между тем, взаимовлияние и взаимообогащение восточной и западной культур – процесс, пусть и дискретный, но имеющий очень долгую историю. И, судя по всему, гораздо более долгую, чем было принято считать до недавнего времени. Наиболее древней из существовавших на территории Индостана, считается т.н. Хараппская (Индская) цивилизация, открытая в начале 1920-х гг. в результате раскопок в Синде и Пенджабе. Это была урбанизированная цивилизация с развитой материальной культурой, установившая контакты с ближними и дальними соседями – изделия индийских мастеров той эпохи были найдены в Средней Азии, Месопотамии и регионе Средиземноморья. Знаменитый английский археолог Дж. Маршалл датировал эту культуру 3250-2750 гг. до н.э. Закат Хараппской цивилизации произошел за несколько веков до вторжения в Индостан индоевропейских племен. Придя в Индию, индоевропейские народы основали там кастовую систему и заняли высшие касты. Это подтверждается, в частности, данными ДНК-генеалогии, согласно которым к индоевропейской гаплогруппе R1a1 относятся примерно 16% всего мужского населения Индии (или 100 млн человек) [Клёсов, Тюняев 2010: 525], причем, в высших кастах этот показатель достигает 72% [Sharma etc 2009]. Вместе с языком переселенцы дали местным народам индоевропейскую религию и космогонию (структурное и содержательное сходство индийских Вед с другими индоевропейскими источниками, от Авесты до греческих теогоний и "Голубиной книги" (сборника восточно-славянских духовных стихов XV-XVI вв., уходящих корнями в далекую эпоху индоевропейской общности), отмечали многие исследователи, в т.ч., А. Мейе, Ж. Дюмезиль, В. Топоров, А. Зайцев, Т. Гамкрелидзе, В. Иванов, М. Серяков и др.) Аналогичное вторжение индоевропейцев в течение III-II тыс. до н.э. было в Иран, Грецию и др. территории. На основе индоевропейской ведической религии и брахманизма сформировался индуизм, одна из наиболее крупных по числу последователей религий мира, а также буддизм, ныне – одна из ведущих мировых религий, оказавшая решающее культурное влияние на страны Юго-Восточной Азии и, косвенно, практически, на все человечество. Таким образом, общение между Западом и Востоком, взаимообогащение культур и взаимовлияние на идентичность народов было куда более древним, чем свидетельствует историческая память. Но и позднейшие культурные взаимовлияния были вполне плодотворными. Первым греком, побывавшим в Индии и оставившим рассказы о своем странствии, был уроженец Карии Скилак, участвовавший в походе Дария І на Индию. Покорив плодородную долину Инда около 518 г. до н.э., персидское войско возвратилось сухим путем, а Скилак по поручению царя отправился в плавание вниз по реке Инд, а затем – морем до Египта. Завоевания Дария послужили установлению оживленных торговых связей между Индией и Ближним Востоком и началу контактов Индии с Западом. Недошедшее до наших дней сочинение Скилака1 стало первым источником греческих знаний об Индии. Вероятно, из него стало известно у греков и само название "Индия" – от реки Инд (древнеперс. Hindu < санскр. Sindhu ‘река’); сами индийцы называют свою страну Бхарат. На труды Скилака опирался Геродот2, почитавший Индию краем обитаемой Земли (далее лежит безжизненная пустыня3 (IV 40)), а народ ее – самым многочисленным из всех известных (III 94). Племена же его многообразны. Одни носят одежду из тростникового лыка, другие – из "древесной шерсти" (хлопка4), одни питаются сырой рыбой, а другие – своими недужными сородичами. Есть и третьи, что кормятся лишь травой и не убивают живых существ (IV 98-100)5. В индийской земле много золота; гигантские муравьи, когда роют себе норы, выносят его из-под земли, а инды собирают. Нагрузив золотой песок в мешки, они удирают со всех ног, чтобы муравьи не успели их растерзать (IV 102-105). Необходимо отметить, что сюжет о "муравьином золоте" имеет определенно индийское происхождение – в частности, о нем повествуется в "Махабхарате" (II 48 etc). Таким образом, в сообщении Геродота мы имеем свидетельство о проникновении в греческую культуру индийских преданий еще в V в. до н.э. Еще более живописную картину рисует Ктесий Книдский, служивший придворным врачом у Артаксеркса II. По его рассказам, золото инды добывают из особого источника, сначала оно жидкое, а потом застывает. А еще есть источник, из которого течет вино, притом очень приятное. А еще они вбивают в землю железо, чтобы отвратить тучи, град и ураганы6. А море у них такое горячее, что, поднимаясь на поверхность, рыба тут же сваривается. Масло они добывают из особого озера – плывут по нему на челнах и черпают, сколько надо. Едят они и сезамовое масло, и ореховое, но озерное лучше. В реке у них водится червь, такой громадный, что питается верблюдами. Из него добывают масло, которое, на что бы ни было полито, воспламеняется и сжигает все древесное и все живое. В середине Индийской земли живут пигмеи высотой всего в полтора локтя. Их бороды – самые большие среди всех людей. А в горах живут люди с собачьими головами7, калистрии. Они черные и очень справедливые, племя их насчитывает до ста двадцати тысяч человек. Есть и другое племя, они рождаются седыми, а с тридцати лет начинают чернеть. У этих людей по восьми пальцев на каждой руке, а уши такие огромные, что покрывают руки до локтей. (Phot. 72, 45а-50а) [Ктесий 2007]. Сообщение Ктесия было чрезвычайно популярно и в эпоху античности, и в Средние века. Его стремился превзойти Арриан, его цитировали Аристотель и Диодор Сицилийский, Страбон и Плиний Старший, его штудировал патриарх Фотий. "Долгая жизнь этого труда объясняется тем, что его автор первый взглянул на Индию как на “страну чудес”, “загадочную периферию” античного мира, куда “удобно” было помещать диковинных животных, странные народы и племена" [Бонгард-Левин, Бухарин, Вигасин 2002: 6]. По-настоящему открыли Индию для греков походы Александра Великого (325-324 гг. до н.э.) Завоевание новых территорий сопровождалось учеными предприятиями по их изучению. Проведав о гимнософистах ("нагих мудрецах"), Александр послал разузнать об их делах и речах капитана своего корабля Онесикрита. Ученик Диогена Синопского, тот и гимнософистов изобразил как, в сущности, тех же киников, только более устойчивых к зною (Strab. XI 1, 63-65). Возможно, сказались трудности перевода: старейший из софистов, Манданий, разговаривал с Онесикритом через посредство трех переводчиков, а потому не смог донести до него всех тонкостей своего учения – "это ведь все равно, что требовать, чтобы чистая вода текла через грязь" (Strab. XI 1, 64) [Страбон 1964: 665]. Другие авторы, Неарх, Аристобул и Птолемей, были свободны от влияния каких-либо философских школ, и увиденное описывали четко, по-военному. Специалист в области фортификаций Аристобул рассказал о географии и климате Индии, ее флоре и фауне. Главный флотоводец греков Неарх, совершивший плаванье вниз по Инду, а затем к устью Тигра и Евфрата, составил отчет о путешествии, подробно описав обычаи и верования индийцев, а также их ремесла и технологии. Военачальник Птолемей Лаг, впоследствии царь Египта, оставил в своем рассказе об Индийском походе факты главным образом военной истории8. Сопровождала Александра и целая группа специально нанятых философов, в т.ч. Пиррон, выведший свою философию, согласно Диогену Лаэртскому, из встреч с гимнософистами. Вернувшись в Грецию, Пиррон создал собственное философское направление – скептицизм – основные положения которой весьма близки восточным учениям: "Он ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истинно ничто не существует, а людские поступки руководятся лишь законом и обычаем, – ибо ничто не есть в большей степени одно, чем другое" (D. L. IX 61) [Диоген 1986: 352]. Завоевания Александра затронули лишь небольшую часть Индии, основные же ее государства находились много дальше – в долине Ганга. Более или менее ясные представления об этих землях греки получили уже при диадохе Селевке Никаторе, основателе обширной империи со столицей в Антиохии9. В 305 г. до н.э. Селевк достиг берегов Инда и попытался продолжить экспансию вглубь субконтинента, однако встретил серьезнейшее сопротивление со стороны Чандрагупты, царя Магадхи. Чтобы достичь с ним мира, Селевку пришлось лишиться Восточной Гедросии, Арахосии и Паропамиса, которые вместе со всей северо-западной Индией вошли в состав государства Магадха. Это событие имело важное цивилизационное значение. В Арахосии со времен походов Александра находились греческие колонии, теперь, по договору с Селевком, населяющие ее греки становились подданными могущественной империи Маурьев, впервые объединившей практически все государства на территории Индостана. "Именно это общение народов, живших в пределах одной державы, было основой греко-индийского культурного синтеза, характеризующего последующую эпоху" [Вигасин 2007: 11]. В качестве компенсации за территориальные потери Никатор получил пятьсот боевых слонов10. Ко двору Чандрагупты был отправлен посол Мегасфен. Отчет Мегасфена о многолетнем пребывании в Паталипутре лег в основу его сочинения "Индика", оказавшего глубокое влияние на позднейшую традицию. В нем он подробно описывал как удивительную природу Индии, так и своеобразие ее социального устройства. В частности, Мегасфен сообщил об отсутствии у индийцев института рабства11 (тема, весьма актуальная для эллинистической литературы), впервые описал систему каст, особенности индийской бюрократии и структуру царских доходов, а также подробно рассказал о философских школах брахманов и шраманов. С образованием Парфянского царства контакты эллинистического Средиземноморья с Индией прекратились, однако плодотворный культурный взаимообмен между греческой и индийской цивилизациями только активизировался, ведь к востоку от Парфии сохранялись анклавы эллинской культуры – как в Арахосии, так и в Греко-Бактрийском царстве, образовавшемся в 250 г. до н.э. в результате распада империи Селевкидов. В условиях упадка империи Маурьев греко-бактрийские цари совершали успешную экспансию вглубь Индии. Дальше всех – вплоть до территории нынешней Бирмы – продвинулся Менандр, царь отпавшего от Греко-Бактрии Греко-Индийского царства. За масштабы его завоеваний античные авторы сравнивали его с Александром Македонским (Strab. XI 11, 1). Менандр (Милинда в санскритской и палийской транскрипциях) был покровителем и приверженцем буддизма (широко известен сборник его диалогов с монахом Нагасеной – "Вопросы Милинды"), его роль в распространении этой религии оценивается в буддийской традиции так же высоко, как роль царей Ашоки и Канишки. Из детального анализа "Вопросов Милинды" следует, что 1) греки составляли в Индии отдельное (и привилегированное) сословие; 2) через греков индийцам стали известны водяные часы – клепсидра; 3) индийцы переняли у греков специфические особенности их риторики (что видно из синтаксиса текстов бесед); 4) индийским буддистам было знакомо учение Платона (беседа о колеснице (кн. II, 1-й день) сюжетно и типологически близка платоновскому "Теэтету") [Парибок 1989: 48-53; Васильков 1989: 92-103]. Все это демонстрирует, насколько глубоко было взаимопроникновение греческой и индийской культур в то время. К эпохе Менандра относится и появление такого причудливого явления, как греко-буддизм. Среди других заимствований индийцами у греков стоит отметить искусство изготовления монет, а также иконографический образ Будды, который связывают с изображениями Аполлона Дельфийского12. В середине I в. до н.э. в связи с открытием Гиппалом использования муссонов для плавания через открытый океан возобновились коммерческие и культурные контакты Индии с античным Средиземноморьем, прежде всего, Египтом, а позднее и Римом, импортировавшими из Индии пряности (особенно перец), ценное дерево, рис, благовония, драгоценности, шелк и хлопчатобумажные ткани, а также железные и стальные изделия, в производстве которых индийским мастерам не было равных в мире. Траты римлян на восточную экзотику были таковы, что вызывали негодование у иных ревнителей строгости и аскетизма. "Индия забирает не менее 50 млн сестерциев из нашей державы и взамен отдает товары, которые у нас продаются во сто крат дороже", – сокрушался, например, Плиний Старший (Plin. Hist. VI 101) [Плиний 2007: 110]. В свою очередь индийские государства вывозили из Европы вино, папирус, ладан, медь, олово, свинец, масло и мед, а также танцовщиц для царского гарема (Peripl. Maris Eryth. 49). При этом внешнеторговое сальдо было явно в пользу Индии, о чем свидетельствует, в частности, значительное количество римских монет в индийских кладах. От индийцев римляне впервые узнали о Китае – стране, лежащей по ту сторону Эритрейского моря, т.е. Индийского океана. Начавшие морские сношения с Китаем еще во времена династии Цинь (255-206 гг. до н.э.), индийцы называли китайцев "сина", отсюда и наименование страны13. Круг античных авторов, писавших об Индии в то время, довольно широк: описания ее природы и обычаев содержатся у Цицерона, Диодора, Страбона, Квинта Курция Руфа, Диона Хрисостома, Плутарха, Арриана, Клавдия Птолемея, Флавия Филострата и др. Особое внимание – в условиях кризиса античной культуры – вызывали восточные духовные учения и религии. В учениях и образе жизни брахманов философы поздней античности видели образец высокой мудрости и духовной чистоты (Philostr. V. Apoll. II. 1; Dio Chr. XLIX 7 etc) Глубокий интерес к индийской философии проявляли неоплатоники, в т.ч. Плотин и Порфирий [Порфирий 2011 etc]. Уже в начале III в. европейцам были известны Упанишады (идеи из них впервые пересказываются Ипполитом в "Опровержении всех ересей" (Hippol. Ref. I 24)), а также учение Будды (первое упоминание о нем содержится в "Строматах" Климента Александрийского (Clem. Strom. I 71)). Христианские апологеты тщательно изучали доктрины индийских мудрецов и ставили их себе на вооружение в борьбе против язычества. Сношения Римской империи с Индией продолжались до III в.; затем господство над путями мировой торговли на суше и на море перешло к персам, и европейцы надолго утратили прямую связь со странами дальней Азии. Культурным мостом между Индией и арабо-европейским Западом стала Сасанидская Персия, живо интересовавшаяся культурой восточного соседа. Примерно в VI в. в Персию попала индийская игра в шахматы, распространившись оттуда сначала в арабский мир, а затем в Европу, став самой популярной из интеллектуальных игр в истории человечества. В 712 г., когда арабы заняли Синд в качестве плацдарма для дальнейшей экспансии в Индию, началась плодотворная история взаимоотношений индийской и арабской цивилизаций. Именно через арабов в Европу попали передовые знания индийцев в области математики, в т.ч. десятичная система исчисления, понятие ноля, концепция абстрактного числа и зачатки алгебры и тригонометрии. В IX в. багдадский математик аль-Хорезми впервые использовал в своем трактате "Китаб аль-джабр ва-ль-мукабала" ("Книга о восполнении и противопоставлении") индийскую десятичную систему. В XII в. этот труд был переведен на латинский язык английским философом Аделардом Батским, что произвело подлинную революцию в европейской науке, сделавшую возможными большинство великих открытий и изобретений. От имени аль-Хорезми произошел термин "алгоритм", а от названия его труда – слово "алгебра". "Хотя Аделард вполне осознавал, что Хорезми многим обязан индийской науке, алгоритмическая система была приписана арабам, как и десятичная система цифр. Между тем мусульмане помнят о ее происхождении и обычно еще называют алгоритм словом “хиндизат” – “индийское искусство”" [Бэшем 2007: 314]. Без преувеличения, можно заявить, что именно индийцы научили Европу считать. Индийская математика – при арабском посредстве – стала основой великой научной революции XVII-XVIII вв. и сделала возможной компьютерную революцию XX в., создав мир, в котором мы ныне живем. продолжение
![]() Матвейчев: евразийство-неоевразийство-архиевразийство (часть 2)Понедельник, 21 Ноября 2022 г. 21:00 (ссылка)
![]() Матвейчев: евразийство-неоевразийство-архиевразийство (часть 2)Понедельник, 21 Ноября 2022 г. 17:00 (ссылка)
![]() Гиперборея как «своё иное» русской мысли (окончание)Понедельник, 26 Сентября 2022 г. 09:30 (ссылка)
Представитель точных дисциплин, доктор химических наук А. А. Клёсов, отвечая на возражение Грот, заметил, что привык оперировать измеряемыми величинами, и в данном случае дискуссия ведется лишь о терминах [Клёсов 2013b]. К представителям "гиперборейских" концепций этногенеза Клёсов куда менее благодушен. Профессор протестует против самого термина "Гиперборея", использование которого в каком бы то ни было тексте, по его словам, тут же выводит его из научного оборота [Клёсов 2013a], и против склонности обозначать этим термином все, что угодно, подгоняя под "гиперборейскую" концепцию любые факты. Не приходится удивляться холодному отношению к гиперборейской тематике официальной науки. И дело тут отнюдь не в ее стремлении "замолчать правду". Никакой конспирологической подоплеки здесь нет: "Что не нравится науке – это неубедительность, необоснованность, “срезание углов”, датировки “на пальцах”, топорность и небрежность в описании исследований и его результатов. Вот туда надо смотреть при поиске причин “замалчивания”" [Клёсов 2013a].
![]() Гиперборея как «своё иное» русской мысли (продолжение)Понедельник, 26 Сентября 2022 г. 09:15 (ссылка)
![]() Гиперборея как «своё иное» русской мыслиПонедельник, 26 Сентября 2022 г. 09:00 (ссылка)
Матвейчев Олег Анатольевич Аннотация: Статья представляет собой историографический и теоретический обзор взглядов русских мыслителей XVIII-XXI вв. на т.н. гиперборейский вопрос, которые анализируются в широком историческом контексте с акцентом на политико-идеологический аспект данной проблематики. В статье впервые прослеживается ряд этапов и направлений в развитии представлений о Гиперборее в русской мысли самого широкого спектра – от академической истории до поэзии и эзотерики. Изучается связь гиперборейской проблематики с ключевыми проблемами современной истории, археологии, лингвистики, этнографии, в т.ч., с вопросами этногенеза индоевропейских народов, прародины индоевропейской языковой семьи, ранних миграций человека, топонимики древних славян и др. Рассматривается репрезентация гиперборейского вопроса в науке и публичном дискурсе, исследуется его роль в конструировании национальных идеологий. Выявляются специфические свойства гиперборейского мифа в его паранаучной интерпретации и особенности влияния на него культурно-социальной среды. Эпитетом "гиперборейская" Русь обзавелась, сама еще того не ведая, на заре своей писаной истории. "Страшной грозой гиперборейской" назвал патриарх Фотий яростную армию русов, осадившую в 860 г. на двухстах кораблях Константинополь [Фотий 2000: 31]. Географическим понятием "Гиперборея", восходящим к трудам Птолемея, пользовались европейские путешественники, посещавшие в XVI в. Московию с дипломатическими, научными и коммерческими визитами – Франческо да Колло, Сигизмунд фон Герберштейн и др. "Жителем Эллады", который "ныне стал гиперборейцем" называл себя в письме, адресованном в 1552 г. некоему Макробию, знаменитый афонский богослов Максим Грек, прибывший в Москву для помощи в исправлении церковных книг и проведший там половину жизни [Максим Грек 1993: 240]. Вовлечение русских мыслителей в "гипербореанскую" проблематику состоялось, однако, многим позже, в XVIII в. К этому времени термин "Гиперборея" лишился своей негативной коннотации, связанной с ужасом перед угрозой с северо-востока вкупе с глубоким презрением к варварам, и встал на службу национальному мифотворчеству. Если итальянский Ренессанс ознаменовался поиском идеалов в наследии великих предков – древних римлян, то североевропейские ученые искали способы доказать историческое превосходство своих народов над греками и римлянами, возводя свой род к гиперборейцам, воспринимаемым как совершенно реальный народ. Так, нидерландский ученый Иоанн Горопий Бекан настаивал на происхождении от гипербореев кимвров – предков антверпенцев, исландско-норвежский историк Тормодус Торфеус – норвежцев. Поборниками идеи "шведской Гипербореи" были Юхан Буре, Георг Штэрнъельм, Олаус Верелий, Олоф Рудбек. Пытаясь доказать свое происхождение от "богоизбранного северного народа", они прибегали к вольным трактовкам античных источников и смелым этимологизациям, пока еще не основанным на надежной научной методологии1. Метод вольной реконструкции "испорченных" имен и топонимов был призван обосновать не только исключительную роль страны свеев в мировой истории, но и ее притязание на ведущее положение в современной Европе (в XVI-XVII вв. Швеция выступала на международной арене как великая держава). Шведский дипломат Петр Петрей, один из основоположников т.н. норманской теории, в своей "Истории о великом княжестве Московском" (1615) доказывал с помощью этого метода шведское происхождение варягов, призванных княжить на Русь – Рюрика, Синеуса и Трувора: "Русские не могут так правильно произносить иностранные слова, как мы, но прибавляют к ним лишние буквы, особливо когда произносят собственные имена; так Рюрик мог называться у шведов – Эрик, Фридерик, Готфрид, Зигфрид или Родриг; Синеус – Сигге, Свен, Симон или Самсон; Трувор – Туре, Тротте или Туфве" [Петрей 1997: 219]. Таким образом, получалось, что основателями великокняжеской династии крупнейшего восточноевропейского государства – Древней Руси – также были шведы. Такого рода гипотезы всецело поощрялась шведской короной и в течение как минимум двух веков включались в школьные программы. "Но мало того, – добавляет исследователь вопроса Л. Грот. – Эти произведения старались распространять в Европе, ими повышался и международный престиж Швеции. На Европейском континенте ими стали увлекаться первейшие властители дум. Объясняется это тем, что готицизм, в рамках которого пропагандировалось величие древнего народа готов, очень поддерживался мыслителями Германии, стремившимися с его помощью отражать нападки итальянских гуманистов на немецкоязычное население Священной Римской империи. К XVII-XVIII вв. готицизмом заинтересовались английские и французские мыслители. На этой волне труды шведских историков-фантастов с благосклонностью читали и в Англии, и во Франции. Монтескье, Вольтер писали: вот ведь, надо же какая великая Швеция… была в древности! Этими фантазиями увлекался и Байер, познакомившись с ними через переписку со шведскими литераторами и филологами и затем перевезя их в Петербург как модные достижения западноевропейской мысли" [Грот 2013a: 5]. Уроженец Кёнигсберга Готлиб Байер был приглашен в Петербургскую академию наук в 1726 г. в числе прочих зарубежных специалистов. В круг его интересов входила генеалогия русского государства, которой историк посвятил работу "О варягах". В ней он утверждал, что понятие "варяги" относилось к скандинавам дворянского происхождения, нанимавшимся на службу к русским в качестве воинов или гражданских управленцев [Байер 1767: 8]. В духе Петрея и Горопия Бекана Байер доказывает свой тезис, производя имена древнерусских князей и дружинников от "исковерканных" скандинавских. Так, в имени "Игорь" он слышит "Ингвар", "Ивар"; "Олег" – это, несомненно, "Олав"; и даже "Святослав" "от нормандского языка испорчено", а именно, от имени "Свен" [Байер 1767: 16]. Само слово "варяг", по Байеру, – не что иное, как финско-эстонское "варас", "разбойник", в русском ему соответствует "вор" (будто спохватившись, Байер уточняет, что "разбойники" – слово не обидное: так называли встарь и воинов, а те "не токмо в свирепствах к насильству упражнялись, но и при случае к купечеству ума употребляли" [Байер 1767: 40]. Вывод Байера, что своей государственностью русские обязаны не собственным предкам, но иностранцам-скандинавам, был характерен для всех пришлых учителей российской истории. По словам исследователя проблемы В. И. Меркулова, "немецкие академики-норманисты искали научное обоснование для иноземного господства в России. Политическая цель норманнской теории и состояла в том, чтобы доказать неспособность русского народа к самостоятельному историческому развитию и представить его в качестве объекта для колонизации" [Меркулов 2005: 76]. Именно эта установка отвратила от норманской теории М. В. Ломоносова и в известной мере В. Н. Татищева, отмечавшего тенденциозность Байера, который "хотя в древностях иностранных весьма был сведом, но в русских много погрешал" [Татищев 1994: 93]. Н. М. Карамзин, напротив, стал горячим приверженцем норманизма. Впрочем, гипербореанские гипотезы шведских ученых он встретил довольно скептически, иронизируя по поводу попыток узурпации шведами самого имени Гипербореи. Приводя в "Истории государства российского" плиниево описание блаженной северной страны за Рифейскими горами, он заметил: "Сие описание, основанное на баснословии греков, пленило воображение некоторых ученых мужей севера, и всякий из них хотел быть единоземцем счастливых гипербореев. Олав, или Олоф Верелий, Шведский профессор, доказывал, что гипербореи обитали в его отечестве. Рудбек, также Швед, утверждал, что самое имя их есть скандинавское: Yvwerboren ‘люди высокого роду’ (Atlantica, т. I, стр. 367). Торфей хотел обратить Норвегию в страну Гиперборейскую. Мы, русские, могли бы также объявить права свои на сию честь и славу!" [Карамзин 1989: 175]. Желающие объявить таковые права в нашем отечестве вскоре нашлись. В 1815 г. в журнале "Чтение в Беседе любителей русского слова" была опубликована статья русского стихотворца и драматурга Василия Капниста "Краткое изыскание о гипербореанах. О коренном российском стихосложении". В целом согласившись со своими предшественниками Олофом Рудбеком и Жаном Байи, доказывавшими, что "науки и просвещение воссияли от северных стран" [Капнист 1960: 176], Капнист, однако, настаивал, что колыбелью цивилизации надлежит считать Россию. Над своей 20-страничной статьей автор работал весьма продолжительное время – с конца 1780-х по 1814 г., аккумулировав практически все доступные на тот момент античные источники по гиперборейскому вопросу и ознакомившись с мнениями на этот счет европейских ученых. Капнист обращает внимание на тот факт, что древние писатели недвусмысленно указывают на то, что "знания переселилися к ним от севера: первейшие из числа великих мужей, во мраке невежества Грецию просветивших, были северные уроженцы" [Капнист 1960: 171]. Среди них – "отец богов" Зевс, "образователь небесной сферы" Атлас, "изобретатель огня" Прометей, "установитель в Финикии богослужения солнцу" Девкалион и, конечно, Аполлон, "бог вещественного и умственного света", житель и наставник Гипербореи, культ которого позднее был перенесен в Грецию Страна гипербореев находилась близ северной оси Земли. В глубокой древности эти места отличались знойным климатом (здесь Капнист отсылает нас к Плинию), и первоначально люди жили здесь беззаботно – пока по истечении множества веков не случилось "прохлаждение северного края, склонением эклиптики или уменьшением внутреннего огня земли причиненное" [Капнист 1960: 175]. Это заставило гиперборейцев стать учеными и изобретателями – они приручили огонь, научились хлебопашеству и т.д. Но морозы все крепчали, и северный народ был вынужден покинуть свой прежде благодатный край, разнеся в южные пределы свои знания и свою мудрость. Именно гиперборейцы стали прямыми предками русского народа. В пользу данного тезиса Капнист приводит несколько аргументов. Во-первых, античные авторы прямо указывают на месторасположение Гипербореи – за Рифейскими горами, а эти Рифейские горы – суть Урал, от века русский край. Во-вторых, им был явно знаком русский обычай носить шапки-ушанки, которые, правда, преобразились в их рассказах "в длинные уши панагиенов, обвивающих оными все тело свое" [Капнист 1960: 170]. Но главное доказательство – это удивительное сходство древней греческой музыки с простонародным русским пением, которое Капнист демонстрирует на примере гимнов Пиндара. Автор считает невозможным, что "пение славного греческого стихотворца, забытое в отечестве его" могло перенестись и "удержаться одним преданием слуха в толь отдаленном простом народе": "Не благоразумнее ли будет заключить, что оно, как слуху русскому свойственное и коренное, родилось и осталось здесь; а в Грецию быв перенесено, имело участь всего не природою впечатленного, но заимствованного по произволу" [Капнист 1960: 176-177]. Капнист не скрывал, что в своих разысканиях он преследовал цели не столько научные, сколько идеологические: доказательство "пред прочими народами преимущества русского языка, музыки и стихосложения" и возвращение русскому слову его "природной собственности". В этом моменте его установки мало, чем отличались от интенций скандинавов. "Искреннее желание мое, – признавался он, – чтобы ныне, когда отечество наше превознеслося славою над всеми царствами земными, не презрели мы собственности его в богатствах словесности и перестали подражать древним, а наипаче современным чужеземцам, которые теперь должны за честь себе поставить быть нашими подражателями" [Капнист 1960: 181]. Искренний порыв писателя-патриота, увы, не был поддержан его современниками, насмехавшимися над его желанием вознести лапотных русских над цивилизованными европейцами и ловившим его на каждой неточности и чересчур смелых допущениях. А Николай Гнедич даже посвятил Капнисту издевательское стихотворение: – Что нового у нас? – "Открыта тьма чудес: Близ Колы был Сатурн, за Колой Геркулес, Гора Атлас в Сибири! Чему ж смеешься ты?.. И музы и Парнас — Все было в древности на полюсе у нас. Гиперборейцы мы, – нас кто умнее в мире!.. Пиндар учился петь у русских ямщиков!.. Гомер дикарь, и груб размер его стихов... И нам ли подражать их лирам, петь их складом?.. У русских балалайка есть!.. И русские должны, их рода помня честь, Под балалайки петь гиперборейским ладом! Вот наши новости..." – Ты, друг мой, дурно спал И въяве говоришь, что говорил ты в бреде. "Божуся, автор сам нам это все читал!" – Где, в желтом доме? – "Нет, в приятельской беседе". [Гнедич 1984: 78]. Возвращение в обиход гиперборейской тематики состоялось на рубеже XIX-XX вв., во времена, названные Серебряным веком русской культуры. Одним из главных героев того времени был Фридрих Ницше, чье творчество стало доступным российской читающей публике в начале 1890-х гг. В своих книгах Ницше с сокрушительной критикой обрушивался на современную ему эпоху, отмеченную деградацией жизненных сил, противную "инстинкту роста, власти, упрямого существования". Миру мещанской рассудительности, пошлости и беззубого сострадания к тому, что давно созрело для гибели, он противопоставил Гиперборею – суровую страну в северных льдах, край чистой витальности и доблести духа, где только и может быть воплощен высший тип человека – "своего рода сверхчеловек в пропорции к человечеству в целом". "Мы гиперборейцы – мы хорошо знаем, как далеко в стороне живем, – писал Ницше. – “Ни по земле, ни по воде не найдешь ты пути к гиперборейцам”, – это еще Пиндару было известно о нас. По ту сторону Севера, льда, смерти – там живем, там наше счастье... Мы открыли счастье, мы ведаем путь, мы вышли из лабиринта тысячелетий. Кто еще-то его нашел? – Уж не “современный” ли человек? … Такой “современностью” мы переболели – худым миром, трусливыми компромиссами, добродетельной нечистотой современных утверждений и отрицаний, Да и Нет. … Лучше жить во льдах, чем среди современных добродетелей и прочих южных ветров! … Мы жаждали молний и подвигов, куда как далеко от нас было счастье немощных – “покорность”" [Ницше 2009: 110]. Популярность мыслителя, воспевшего языческую древность, полную ярости, отваги и воли к мощи, превосходила в России той поры все пределы. "Обаяние Дионисово сделало его властителем наших дум и ковачем грядущего", – восклицал Вячеслав Иванов [Иванов 1994: 27]. Ницшеанское "мы, гиперборейцы" было подхвачено русским Серебряным веком, пронзив творчество Константина Бальмонта [Бальмонт 2010], Вячеслава Иванова [Иванов 1974], Александра Блока [Блок 1960; 1965]. Название "Гиперборей" носил один из популярнейших литературных журналов Петербурга, издававшийся в 1912-1913 гг. Сергеем Городецким, Николаем Гумилевым и Михаилом Лозинским. Конгруэнтен "гиперборейству" Серебряного века феномен "скифства" – своего рода поэтического неоязычества. Теоретическим источником идей для "скифской группы" послужила книга немецкого филолога Отто Шрадера "Индоевропейцы", в которой автор доказывал тезис, что прародина праиндоеропейцев находилась естественном ареале лошади – на юге России, в "скифских" черноморско-каспийских степях [Шрадер 2012]. Идеологом скифства был литературовед Разумник Васильевич Иванов-Разумник. К его группе примыкали ведущие литераторы того времени – Андрей Белый, Есенин, Брюсов, Пришвин, Ремизов, Клюев, Замятин и автор бессмертного "Да, скифы – мы!.." Александр Блок. Всех их объединял взгляд на революцию как на мессианское народное движение в противовес буржуазной обывательщине. В своей статье "Две России" Иванов-Разумник напишет о языческом мессианстве России – молодом, полным сил, безудержном в своем варварстве народе с особым предназначением в мире: "Да, на Руси крутит огненный вихрь. … Старый Запад закрутит, завьет наш скифский вихрь. Перевернется весь мир" [Иванов-Разумник 1918: 231]. Идея слома существующего строя, накрепко связанная с представлением о русско-"скифском" ("гиперборейском") мессианстве, полностью завладела умами тогдашнего "креативного класса". Эстетские поэтические салоны превратились в мастерские революции. Властители дум вдалбливали в умы общественности мысль о неизбежности падения "кровавого режима". Ты – царь, и, значит, весь ты ложь И мы сметем царя! – обещал Бальмонт в 1906 г. [Бальмонт 1969: 340]. Революция представлялась им, прежде всего, как революция духа, призванная напоить мир новой музыкой, разбудить "всю человеческую душу во всем ее объеме" (А. Блок). "Революционные силы суть струи артезианских источников; сначала источник бьет грязью; и – косность земная взлетает сначала в струе; но струя очищается; революционное очищение – организация хаоса в гибкость движения новорождаемых форм, – писал Андрей Белый. – Громовые гласы в немом и бесформенном паре есть чудо рождения жизни из недр революции" [Белый 1917: 13-14]. Понимание А. Белым революции как теургического средства изменения мира коренится в его увлечении антропософией Рудольфа Штейнера, представлявшей собой не что иное, как христианизированный вариант теософии Елены Блаватской. Ее "Тайная доктрина" (1888) оказала огромное влияние на гуманитарную мысль XIX-XX вв. Не прошла мимо нее и тема Гипербореи, которая рисовалась ей как громадный арктический континент, населенный представителями т.н. Второй коренной расы, телесная форма которых была промежуточной между астральной и физической2. Эта раса была уничтожена Вторым Человечеством, "составленным из самых разнообразных, гигантских получеловеческих чудовищ – первыми попытками материальной природы при построении человеческих тел" [Блаватская 2004: 161]. Гиперборея отнюдь не была, по Блаватской, райским местом, как это мнилось грекам: "вечно цветущие страны (Гренландия среди других) Второго Материка были последовательно превращены из Эдемов с их вечной весной в гиперборейский Гадес. Превращение это произошло вследствие смещения великих вод Планеты, океанов, изменивших свои русла; большинство Второй Расы погибло при этой первой судороге эволюции и затвердевания Планеты во время человеческого периода" [Блаватская 2004: 161]. Представление о существования в древности северного палеоконтинента, где находилась прародина человечества, составляет суть т.н. арктической (полярной) гипотезы. Ее появление связывают с именем астронома Жана Сильвена Байи, отстаивавший идею о Гиперборее как северной колыбели цивилизации, затонувшей еще в незапамятные времена, в своей переписке с Вольтером (1777-1778) [Байи 2003]. Ту же идею развивали американский религиовед Уильям Ф. Уоррен ("Найденный рай на Северном полюсе", 1885: Уоррен 2003) и индийский санскритолог Бал Гангадхар Тилак ("Арктическая родина в Ведах", 1903: Тилак 2001), опиравшиеся в своих исследованиях на современные им данные палаогеографии, палеобиологии, этнографии и сравнительного языкознания. Придерживаясь концепции о нахождении в Арктике прародины индоевропейцев, покинутой ими в VIII-VI тыс. до н.э. под влиянием наступающих холодов, Тилак нашел множество аргументов в ее пользу в древних ведических и других сакральных текстах, описывающих, по его мнению, реалии приполярных регионов. В России на труд индийского брахмана жарко откликнулся популяризатор науки, биолог по образованию Евгений Елачич, выпустивший в 1910 г. книгу "Крайний Север как родина человечества, на основании новых исследований естественно-исторических и филологических наук". В ней он не только подытожил доводы своих предшественников Уоррена и Тилака, но и привел ряд новых доказательств того, что выделение человека из общей семьи человекообразных обезьян состоялось именно в полярных широтах, а не в Африке и не на Зондских островах, как это считалось ранее. По убеждению Елачича, только полярная гипотеза способна избежать противоречий при объяснении особенностей расселения по Земле далеких предков человека [Елачич 2010: 250]. Если для биолога Елачича вопрос о родине человечества стоял как строго научный вопрос о происхождении человека как биологического вида, то для большинства его западных современников, обращавшихся к полярной теории, эта проблема носила более практический характер. Деятели германского движения фёлькише и созданного на его основе Общества "Туле" (Г. Лист, Й. Либенфельс, Р. Зеботтендорф и др.) развивали нордическую тематику для доказательства превосходства "ариогерманской расы", напрямую наследующей гиперборейцам, над всеми прочими и возрождения духа древней северной цивилизации, "империи всех немцев". Они верили, что секреты древней Гипербореи-Туле, обладавшей передовой наукой и сакральными знаниями, не были потеряны. Их можно и должно найти, чтобы использовать для преобразования мира и построения нового мира, госпожой которого по "историческому праву" должна стать Германия. В Третьем Рейхе Гиперборее-Туле был придан статус национального проекта. "Острову предков" посвящались научные исследования, но и картины живописцев, "исторические" романы, тематические выставки. На поиск Туле снаряжались специальные экспедиции в северные страны. Впрочем, ощутимых результатов они не принесли. Напротив, экспедиции, предпринятые в 1920-е гг. в Советском Союзе, оказались вполне плодотворными. Одной из них была поисковая экспедиция на Кольский полуостров (в "Русскую Лапландию"), снаряженная в январе 1921 г. по решению Ученой конференции при Институте по изучению мозга и психической деятельности, возглавляемого В. М. Бехтеревым. Предметом научного интереса был загадочный феномен, наблюдающийся в районе Сейдозера – мерячение, состояние, близкое к шаманскому трансу. Начальником экспедиции был назначен физиолог Александр Барченко, занимавшийся проблемами телепатии и "мозговых лучей" и давно мечтавший найти таинственную страну Агарта, о которой писал французский эзотерик Сент-Ив д’Альвейдр, – очаг величайшей культуры, ныне скрытый в подземных глубинах. На Севере Барченко провел около двух лет. Загадка мерячения так и не была разгадана, однако побочным результатом полевой работы стали удивительные находки, среди которых были ориентированные по сторонам света массивные гранитные стелы, широкая мощеная дорога, каменная фигура размером "с Исаакиевский собор", сидящая в позе йога, пирамида, таинственные подземные ходы. Петроградская "Красная газета" в статье "Лапландия – колыбель цивилизации" (19 февр. 1923) охарактеризовала их как "остатки древнейших культур", относящиеся "к периоду, древнейшему, чем эпоха зарождения египетской цивилизации" [цит. по: Шишкин 1999: 76]. По мнению Барченко, эти находки доказывали, что местные жители, лопари (саамы), происходят от какой-то более древней культурной расы. К докладам Барченко, сделанным им по результатам экспедиции, научное сообщество отнеслось неоднозначно. "Лапландские" экспедиции академика А. Е. Ферсмана (1920-1924) и А. Колбановского (1923) не нашли в этих местах никаких артефактов; находки группы Барченко были признаны объектами природного происхождения. Небольшая заметка в "Красной газете" вызвала неожиданно громкий резонанс. Сюжет о затерянных на дальнем Севере остатках древней цивилизации стал основой научно-фантастических произведений Андрея Платонова ("Эфирный тракт", 1927), Льва Гумилевского ("Страна гипербореев", 1927). Известный популяризатор науки и плодовитый автор серии ЖЗЛ, Гумилевский впервые донес данные, полученные экспедицией Барченко в Русской Лапландии, до широкого читателя, и впервые же связал их с античными представлениями о Гиперборее [Гумилевский 1927]3 (сам Барченко этот топоним, насколько известно, не употреблял). Тем временем для сбора новых сведений и установления связи с мистическими вождями мира – махатмами, укрывающимися в сакральных пещерах "Агарты-Шамбалы", Барченко начал приготовления к походам в Тибет и в Афганистан, которые, однако, не состоялись (по некоторым сведениям, вместо Барченко глава Наркоминдела Г. В. Чичерин поддержал аналогичную Центрально-азиатскую экспедицию Николая Рериха [Брачёв 2006: 184]). Не попав в "Шамбалу", в 1925-1927 гг. Барченко предпринял экспедиции в другие заповедные места – на Алтай и в Крым, в район пещерных городов Мангуп и Эски-Кермен. Представления Барченко о Золотом веке, отстоявшем от нашего времени на многие тысячелетия, высокоразвитом доисторическом обществе, где господствовала "Великая всемирная федерация народов, построенная на основе чистого идейного коммунизма" [Барченко 1999a: 307], резко противоречили марксистской теории исторического развития, базирующейся на идее прогрессизма. "Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой", – учил В. И. Ленин [Ленин 1972: 103]. Сам Барченко, однако, был уверен, что учение о Шамбале не только не противоречит, но даже родственно марксистской философии: "Главнейшие идеологи марксизма Маркс, Энгельс и Ленин, не зная о великой 1000-летней исторической ошибке западной науки, гениальной интуицией, очистив и переработав результаты западного научного опыта, осознали ближайшие к центральной теоретической тайне <Братства> основы универсальной синтетической истины, в свое время ставшей достоянием культуры, хранимой глубоким Востоком. Эта истина осознана ими вплоть до общей формулировки основного космического процесса, лежащего в основе тантральной тайны <Братства> [Барченко 1999b: 348]. Свое учение Барченко проповедовал среди членов созданного им тайного общества "Единое трудовое братство", куда в числе прочих вошел ряд сотрудников ОГПУ, в т.ч. один из высших руководителей ведомства Глеб Бокий. Цель ЕТБ заключалась в овладении утраченной Древней наукой (Дюнхором) и построению на ее основе идеального социального государства по образцу Шамбалы-Агарты. В мае 1937 г. Барченко был арестован. Ему вменялась в вину контрреволюционная деятельность и шпионаж в пользу Англии (именно так был истолкован его поиск связей с мистическими сектами Центральной Азии). 25 апреля 1938 г. Барченко был осужден и расстрелян, а вскоре та же участь постигла и его куратора Бокия. Поиск тайных доктрин и загадочных цивилизаций был отложен на неопределенный срок – в то время страна решала совсем другие задачи. Тема Гипербореи, однако, не исчезла из круга научных интересов советских ученых. Во второй половине XX в. в связи с общим оживлением в советской истории античной философии ряд авторов обращается к отдельным вопросам, связанным с гиперборейской проблематикой4. Интерес, в частности, представляла традиционно занимающая важное место в изучении общеисторического процесса проблема географической принадлежности северных народов в "Аримаспее", ставшей источником Геродота, а также у более поздних авторов. Диапазон локализации гипербореев у исследователей этой проблемы оказался чрезвычайно широк. Так, Л. А. Ельницкий был склонен, отождествляя Рипейские горы с Кавказом, искать гиперборейцев на восточном побережье Каспийского моря [Ельницкий 1961: 38; 60-61]. И. В. Пьянков счел прототипами гиперборейцев "лесные племена Сибири" [Пьянков 1967: 177]. Б. А. Рыбаков, напоминая, что "название “гиперборейцы” является не именем народа, а нарицательным обозначением: “самые северные”" [Рыбаков 1981: 410], а таковые по мере расширения ойкумены все время менялись, утверждает однозначно, что гиперборейцы Геродота – это "живущие у моря северные соседи западной части праславян, т. е. прибалтийские племена I тысячелетия до н. э., область которых начиналась почти сразу за Вислой на восток и тянулась широкой полосой в глубь Восточной Европы вплоть до бассейна Оки и Клязьмы" [Рыбаков 1981: 415]. С "областями от Северо-Восточной Европы до Зауралья" связывали народы "Аримаспеи" индолог Г. М. Бонгард-Левин и иранист Э. А. Грантовский [Бонгард-Левин, Грантовский 1983: 35]. Книга Бонгард-Левина и Грантовского "От Скифии до Индии" (1974, 2-е изд. 1983), посвященная происхождению древнеарийских племен, стала значительной вехой в истории гиперборейского вопроса. Одной из центральных тем книги стал т.н. "северный цикл" мифологических и космологических представлений индоиранцев, отразивший реалии арктической зоны (Полярная звезда в зените, северное сияние, полярные день и ночь, Северный Ледовитый океан – "Молочное море" за великими горами и т.д.) и совпадающий с греческими описаниями Гипербореи. Подвергнув критике устаревшую еще в начале XX в. концепцию Уоррена-Тилака об арктической прародине, Бонгард-Левин и Грантовский приходят к выводу, что "северный цикл" – не есть некое архетипическое воспоминание об общем индоевропейском прошлом. Основываясь на современных данных археологии, лингвистики, этнографии, авторы устанавливают, что древние греки получили знания о Крайнем Севере от скифов, принадлежавших, в свою очередь, к более общей индоарийской традиции [Бонгард-Левин, Грантовский 1983: 67]. Но и в этой традиции северные сюжеты являются элементом привнесенным, а именно – от финно-угорских племен, с которыми арийцы в течение длительного периода находились в тесных контактах. "Некоторые из таких … мотивов, казалось бы, можно рассматривать лишь как типологически сходные, но и здесь имеются факты, говорящие о непосредственной связи сюжетов данного круга. На это указывают детальные совпадения в целом ряде характерных представлений и мифологических образов, а также принципиально важные лингвистические свидетельства: соответствия слов, связанных с этим кругом представлений, в различных финно-угорских и индоиранских языках (обозначение мифического “моря”, “ветра” и имени персонифицированного Северного ветра, “горы” и названия священных гор, экстатического средства, с помощью которого, в частности, жрецы совершали “полеты” на священные горы и Северный океан). Так предки индоиранских племен “познакомились” со священными северными горами, Северным океаном, “полярными” явлениями. Тем же путем много позже общеарийской эпохи “северные” сюжеты скифской мифологической традиции продолжали дополняться сведениями о “полярных” областях" [Бонгард-Левин, Грантовский 1983: 148-149]. Установив источник гиперборейских сюжетов, авторы делают важный вывод о наиболее вероятном расположении индоевропейской прародины, обнаруживая ее в областях юго-восточной Европы – от Днепра до Урала [Бонгард-Левин, Грантовский 1983: 153]. Другой круг вопросов, связанных с гиперборейцами, касался происхождения культа Аполлона. О том, что он не является исконно греческим, религиоведы начали говорить еще в середине XIX в. После публикации в начале XX в. ряда работ У. фон Виламовица-Мёллендорфа, наиболее влиятельной стала гипотеза о малоазийском происхождении златовласого бога; с ней согласен и А. Ф. Лосев [Лосев 1957: 270]. Но не менее настойчиво Аполлон связывался исследователями и с Севером ойкумены, в частности, с гипербореями и Фракией, на что указывает Ю. В. Откупщиков [Откупщиков 1988: 40-41]. О зарождении аполлонического культа "в Юго-Восточной Европе на стыке племен греко-македоно-фригийской общности с племенами древнеевропейского ареала", прежде всего, предками германцев, пишут Л. A. Гиндин и В. Л. Цымбурский, подчеркивая, что хетто-лувийской Анатолии этот бог "вполне чужд" [Гиндин, Цымбурский 1996: 248-249]. Соответствие по многим признакам между Аполлоном и древнеславянским Дажьбогом находит Б. А. Рыбаков [Рыбаков 1981: 352; 432]. В любом случае, исследователи сходились в убеждении, что со сребролуким богом в эпоху античности ассоциировалась негреческие, непонятные и недоступные эллинам мудрость и магические способности чужеземцев. Обстоятельное исследование вопроса связи темы Гипербореи с культом Аполлона содержится в книге А. Ф. Лосева "Античная мифология в ее историческом развитии" [Лосев 1957], где также исследуется сущность мифологического сознания. Значительные результаты были получены классическими филологами и историками философии в области изучения античных свидетельств о Гиперборее. Наиболее полная и до сих пор не утратившая научного значения коллекция фрагментов была собрана российским филологом Василием Латышевым ("Известия древних писателей, греческих и латинских, о Скифии и Кавказе", 1893-1906). Фрагменты Аристея и Абариса опубликовал Андрей Лебедев [Лебедев 1989]. Значительную ценность представляет собрание фрагментов Гекатея Абдерского, подготовленное А. В. Подосиновым [Гекатей 2012]. Наследию Аристея и Абариса был посвящен ряд важных исследований, суммирующих все существующие о них сведения и содержащие их глубокую философскую и культурно-историческую интерпретацию. Среди них выделяются работы Д. А. Щеглова [Щеглов 2010], И. В. Пьянкова [Пьянков 1967; Пьянков 2005], Е. А. Круглова [Круглов 2003] и др.5 Продолжение
![]() Синташтинка или андроновкаПонедельник, 05 Сентября 2022 г. 11:30 (ссылка)
![]() Матвейчев об истоках демагогии и демократии (Греция) | Часть 1Четверг, 01 Сентября 2022 г. 17:30 (ссылка)
![]() Орфей: явление с Севера (постановка вопроса)Понедельник, 22 Августа 2022 г. 09:00 (ссылка)
![]() К вопросу об индоевропейской основе ранней греческой философииПонедельник, 15 Августа 2022 г. 09:00 (ссылка)
![]() Олег матвейчев с Большого Синташтинского курганаПятница, 15 Июля 2022 г. 19:30 (ссылка)
![]() Индоевропейские истоки платоновской теории трех сословийПонедельник, 30 Мая 2022 г. 09:00 (ссылка)
|
|
LiveInternet.Ru |
Ссылки: на главную|почта|знакомства|одноклассники|фото|открытки|тесты|чат О проекте: помощь|контакты|разместить рекламу|версия для pda |