Как ясен август, нежный и спокойный, Сознавший мимолетность красоты. Позолотив древесные листы, Он чувства заключил в порядок стройный.
В нем кажется ошибкой полдень знойный, С ним больше сродны грустные мечты, Прохлада, прелесть тихой простоты И отдыха от жизни беспокойной.
В последний раз, пред острием серпа, Красуются колосья наливные, Взамен цветов везде плоды земные. Отраден вид тяжелого снопа, А в небе журавлей летит толпа И криком шлет «прости» в места родные.
Как ясен август, нежный и спокойный,
Сознавший мимолетность красоты.
Позолотив древесные листы,
Он чувства заключил в порядок стройный.
В нем кажется ошибкой полдень знойный,
С ним больше сродны грустные мечты,
Прохлада, прелесть тихой простоты
И отдыха от жизни беспокойной.
В последний раз, пред острием серпа,
Красуются колосья наливные,
Взамен цветов везде плоды земные.
Отраден вид тяжелого снопа,
А в небе журавлей летит толпа
И криком шлет «прости» в места родные.
Чувственное стихотворение Константина Бальмонта о любви: такое хочет слышать каждая женщина
"Константин Бальмонт - русский поэт" - такую лаконичную надпись можно прочесть на надгробном камне писателя на его могиле во Франции. Но что такое поэт, а особенно русский? Это - пылкое сердце, это кипящие страсти, это революционный дух и повышенное чувство справедливости. Другими словами - это такой набор качеств, которые никак не позволяют жить спокойно и сыто, почивая на лаврах.
Таким отчаянным и вечно гонимым был Константин Бальмонт. Его жизнь буквально состояла из противоречивых поступков, которыми он готов был навредить сам себе, лишь бы оставаться честным перед самим собой.
В стихотворении поэт чувственно передает свое стремление быть с любимой женщиной, перед такими словами не устояла бы ни одна дама.
Стало понятно, чем этот человек сводил с ума своих избранниц, которых у него, надо сказать, было немало, и все они искренне и страстно любили поэта в ответ. А ведь его не назовешь выдающимся красавцем!
Когда расцветают гвоздики в лесах,
Последние летние дни истекают.
В гвоздиках июльские дни замыкают
Ту юную кровь, что алеет в лучах.
И больше не вспыхнут, до нового года,
Такие рубины, такая свобода.
Мой зверь – не лев, излюбленный толпою,-
Мне кажется, что он лишь крупный пёс.
Нет, жёлтый тигр, с бесшумною стопою,
Во мне рождает больше странных грёз.
И символ Вакха, быстрый, сладострастный,
Как бы из стали, меткий леопард;
Он весь – как гений вымысла прекрасный,
Отец легенд, зверь-бог, колдун и бард.
Ещё люблю я чёрную пантеру,
Когда она глядит перед собой
В какую-то нежизненную сферу,
Как страшный сфинкс в пустыне голубой.
Но если от азийских, африканских
Святых пустынь мечту я оторву,
Средь наших дней, и плоских и мещанских,
Моей желанной кошку назову.
Она в себе, в изящной миньятюре,
Соединила этих трёх зверей.
Есть искры у нее в лоснистой шкуре,
У ней в крови – бродячий хмель страстей.
Она проходит в комнтатах бесшумно,
Всегда свою преследуя мечту,
Влюбляется внезапно и безумно,
И любит ведьм, и любит темноту.
В её зрачках – непознанная чара,
В них фосфор и круги нездешних сфер,
Она пленила страшного Эдгара,
Ей был пленён трагических Бодлер,-
Два гения, влюбленные в мечтанья,
Мои два брата в бездне мировой,
Где нам даны безмерные страданья
И беспредельность музыки живой.
Фея сделала находку:
Листик плавал по воде.
Из листка построив лодку,
Фея плавает везде.
Под стеной речного срыва
Показался ей налим,
Он мелькнул пред ней красиво,
И исчез, неуловим.
Дальше больше. Дышат травы
В светлом зеркальце реки.
Целым островом - купавы,
Целым лесом - тростники.
Ей тритоны удивлялись,
Проползая бережком.
И, смешные, похвалялись
Ей оранжевым брюшком.
Плавунцы в воде чернели
И пускали пузыри,
Обещались - в самом деле
Быть ей свитой до зари.
Всё бы, всё бы было складно,
Но внезапно с ветерком
Стало сумрачно, прохладно,
Громыхнул далёкий гром.
Лодку Феи ветер, вея,
Опрокинул, - не со зла,
Но однако ж вправду Фея
Утонуть в реке могла.
Но она лишь усмехнулась,
Миг, - и в замок, до грозы,
Фея весело вернулась
На спине у стрекозы.
Константин Бальмонт. Находка Феи. 1905
Ширли Барбер. Сказки волшебного королевства
Иллюстрация к сказке "Заколдованные"
Изд-во "Эксмо" - 2017
Я был желанен ей. Она меня влекла,
Испанка стройная с горящими глазами.
Далёким заревом жила ночная мгла,
Любовь невнятными шептала голосами.
Созвучьем слов своих она меня зажгла,
Испанка смуглая с глубокими глазами.
Альков раздвинулся воздушно-кружевной.
Она не стала мне шептать: «Пусти... Не надо.
Не деве Севера, не нимфе ледяной
Твердил я вкрадчиво: «Anita! Adorada!» * Обожаемая (исп.).
Тигрица жадная дрожала предо мной, —
И кроме глаз её мне ничего не надо.
"Сонет", 1894
