Он стал легендой ещё при жизни. Наверное, никому другому так не пришлось испытать на себе все превратности маятника пропаганды, то возносившего его имя до небес, то бросавшего в пропасть бесславия. Его незаслуженно забытый трудовой подвиг в годы индустриализации в СССР оказался настоящим велением времени, а в наши дни к этому свершению всё чаще обращаются технологи и управленцы в странах с динамично развивающейся экономикой.

Курс на интенсификацию

Движение передовиков производства возникло в конце XIX века по другую сторону Атлантики, как, впрочем, и сам термин: уже тогда американские промышленники столкнулись с тем, что стоимость рабочей силы оказалась крайне высокой, а карательные меры воздействия уже не приносили результата. Поэтому им было намного дешевле вознаграждать добившихся рекордных показателей на производстве: известно немало случаев, когда предприниматели за усердие полностью погашали рабочим кредиты за квартиру или автомобиль.

Автором этого нововведения был американский сталелитейный магнат Чарльз-Майкл Шваб, и о его методах упоминал даже Дейл Карнеги в своей книге «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Идеи Шваба нашли немало последователей: например, позднее похожие технологии управления применил у себя автомобильный фабрикант Генри Форд.

В первой половине ХХ века движение передовиков производства стало общемировой тенденцией: экстенсивные методы наращивания выпуска продукции себя исчерпали, потребовалось совершенствование технологического цикла, к чему стали активно привлекать рабочих. СССР не мог оставаться в стороне, поэтому на месте Стаханова мог оказаться любой новатор тех лет, причём не только шахтёр, но и представитель другой профессии.

К середине 1930-х годов в советской горнодобывающей промышленности начался переход к механизации труда. Прежняя технология, когда уголь рубился при помощи обушка, доставка добытого минерала из забоя и погрузка осуществлялась саночниками вручную, а откатка производилась на конной тяге, не могла покрыть потребности экономики в основном топливе тех лет. Но технические новшества приживались нелегко: отбойный молоток был ещё крайне несовершенным, капризным и часто ломающимся инструментом. Сжатый воздух, высвобождаясь, поднимал плотное облако угольной пыли, опасной для здоровья горняков и способной взорваться от малейшей искры. Однако главным препятствием к его широкому использованию была устоявшаяся организация труда, при которой забойщик по совместительству две трети подземной смены работал ещё и крепильщиком.

Поэтому в августе 1935 года парторг шахты «Центральная-Ирмино» Константин Петров решился на технологический эксперимент по разделению обязанностей в добычной бригаде. Рубить уголь поручили Алексею Стаханову, ставить крепь — Тихону Щиголёву и Гавриилу Борисенко: наиболее физически крепким, толковым и инициативным рабочим на шахте. Начало знаменитой смены назначили на поздний вечер 30 августа 1935 года: до 1940 года в СССР выходными были числа месяца, кратные шестёрке. Так как на любой шахте нерабочие дни, а также ночное время, обычно посвящаются ремонтным работам, то на производственный процесс эксперимент никак не влиял. Выбрали самый мягкий угольный пласт, в забой заранее доставили всё необходимое. Тем не менее, горняки дали своё согласие не сразу: в адрес парторга его недоброжелателями уже выдвигались обвинения во вредительстве, поэтому в случае неудачи эксперимента ответственность пришлось бы делить на всех.

Но результат превзошёл все ожидания: если брать всю бригаду, то существовавшая норма была перевыполнена в четыре с половиной раза. Однако в те годы весь тоннаж добычи записывался исключительно и полностью «на молоток», то есть — на забойщика. Из-за этого и появилась информация о четырнадцатикратном превышении плана. Чуть позже, и не в последнюю очередь благодаря эксперименту на шахте «Центральная-Ирмино», было принято решение об изменении правил учёта добычи: её стали зачислять на всю бригаду.

Опубликованная в «Правде» заметка о рекорде привлекла внимание Орджоникидзе и Сталина, которые «благословили» рождение стахановского движения. Из наших земляков героями первых пятилеток стали такие новаторы, как трактористка Прасковья Ангелина, машинист Пётр Кривонос и сталевар Макар Мазай.

Одним из популярных пропагандистских штампов современности является миф о «дутых рекордах» Стаханова и его последователей. Это не так: введение научных методов планирования технологического процесса действительно приносило очень щедрые плоды. А само движение заставило пересмотреть технологический процесс и подключить к этому не только инженеров, но и рабочих.

Спустя несколько месяцев слушатель Промышленной академии коллега Стаханова горловчанин Никита Изотов, находясь на практике в Подмосковном угольном бассейне, составил первые циклограммы, основанные на взаимной увязке всех работ, чтобы одна вытекала из другой и не задерживала предыдущую. Это позволило изыскать скрытые резервы, и резко поднять производительность труда.

Далеко не везде шли по пути разделения обязанностей: например, железнодорожники, наоборот, широко практиковали их совмещение, когда поездная бригада выполняла и ремонтные функции. В эпоху паровой тяги, когда экипаж закреплялся за конкретным локомотивом, такая схема позволяла намного улучшить обслуживание техники в депо.

Конечно, стахановское движение, став массовым, не обошлось и без нездоровых явлений, когда некоторая часть хозяйственников стала использовать его на своих предприятиях в целях погони за показателями в ущерб качеству продукции, технике безопасности на производстве и взаимоотношениям в коллективе. Всё это в целом ряде случаев имело место, и отрицать такое было бы по меньшей мере глупо. Но там, где новаторство было настоящим, а не показным, к стахановцам относились хорошо: на предприятии распределялись дополнительные блага, а сами передовики получали возможность карьерного роста в виде направлений на учёбу.

Триумф и трагедия героя

Вскоре после рекорда Алексей Стаханов поступил учиться в Промышленную академию. Точные и инженерные науки ему давались легко, хотя по гуманитарным дисциплинам он безнадёжно «пас задних». В годы войны Стаханов просился на фронт, однако бронь не сняли и направили в Караганду начальником шахты, но с полномочиями инспектировать и другие угольные предприятия района.

В 1943 году шахтёры Кузбасса выступили инициаторами движения «За уголь для победы!». Потребовался арбитр, нарком Василий Вахрушев обратился в ЦК ВКП(б), и там ему посоветовали на эту должность Стаханова. Знаменитого новатора вернули в Москву, где он становится начальником сектора организации соцсоревнования в Наркомате, а после — в Министерстве угольной промышленности СССР. Там он проработал почти полтора десятилетия и, по воспоминаниям сослуживцев, показал себя отличным управленцем.

В 1957 году в судьбе Стаханова произошёл резкий поворот, ставший для него отправной точкой личной трагедии. С этим моментом связано немало домыслов, и некоторые не слишком добросовестные авторы это связывают с личной неприязнью к Стаханову со стороны Хрущёва. Бытует даже расхожая городская легенда, согласно которой глава французских коммунистов Морис Торез имел неосторожность попросить Никиту Сергеевича устроить ему встречу со Стахановым, в ответ на что генсек сказал, что знаменитый ударник рубит уголь где-то в Донбассе.

На самом деле всё это не более чем вымысел: 10 мая 1957 года Хрущёв, в ходе проводимой им экономической реформы, подписал постановление об упразднении всех отраслевых ведомств союзного значения, в том числе и Министерства угольной промышленности СССР. Практически всех его работников в приказном порядке перевели на работу в регионы с резким понижением в должности. Понятно, что многие, в том числе и Стаханов, активно противились этому решению, но пришлось подчиниться. На новом месте службы его способности оценили по достоинству: секретарь тогда ещё Сталинского обкома партии Владимир Дегтярёв берёт Стаханова в трест «Чистяковантрацит» (ныне — «Торезантрацит»), который сам ещё недавно возглавлял.

Столь драматический поворот в карьере, распад семьи, не пожелавшей ехать с ним в провинцию (что означало бы потерю столь вожделённых в те годы жилплощади и прописки в Москве), и несколько лет забвения превратили Стаханова в седого, как лунь, и больного старика. «Жёлтая» пресса и до сих пор любит муссировать тему алкогольной зависимости знаменитого шахтёра, однако все, кто знал Стаханова лично, если и говорили о его пагубной страсти, то с сильной горечью и сожалением.

Возвращение героя к жизни началось после отставки Хрущёва. Вот что об этом вспоминает член Землячества донбассовцев Москвы ветеран журналистики Николай Гончаров:

– В 1965 году, когда я был редактором областной газеты «Радянська Донеччина», ко мне позвонил Дегтярёв, ставший к тому времени первым секретарём Донецкого обкома, и поинтересовался, будет ли интересен Стаханов рабочей молодёжи. Отвечаю, что на многие времена он будет славен и знаменит, у него есть «золотой ключик»: новая техника должна взорвать старую организацию труда, если новшества начинают насильно вводить в прежнюю систему, то ничего толкового не выйдет, и эта прозорливость Стаханова помогла многим новаторам. Дегтярёв попросил подготовить справку для готовящегося слёта молодых победителей семилетки, на котором решили передать отбойный молоток героя самому преуспевающему шахтёру. Стаханов долго не хотел ехать, но его уговорили приодели, причесали, позаботились чтобы не выпил: Дегтярёв его лично усадил в президиум, несмотря на то, что тот пытался устроиться в задних рядах. Стаханов сидел мрачный, но мужественно держался. Собрание открылось словами: «У нас в зале присутствует Алексей Стаханов!» Зал притих, но прошли какие-то доли секунды и разразилась овация, около тысячи человек стоя аплодировали этому человеку.

Спустя пять лет, когда меня уже перевели в Москву в редакцию «Социалистической индустрии», узнал, что Стаханова представили к званию Героя Социалистического Труда. Позвонил нашему донецкому собкору, говорю: «Вези Стаханова в Горловку к памятнику Изотову, сфотографируй с ребятами из горнопромышленного техникума и скажи ему, чтобы ждал хороших новостей!» Но по дороге Стаханов умудрился опохмелиться, так пьяный и попал в кадр. Фотографии доставили к нам в редакцию самолётом, я к тому времени подготовил очерк «Сын Донбасса». В день выхода указа наша «Социндустрия» опередила все остальные центральные газеты СССР, и это было по-донбасски…

Запоздалая награда не принесла Стаханову ничего, кроме новой волны душевной боли: вскоре его настиг инсульт, а последние годы жизни превратились в медленное и мучительное угасание.

Говорят, что нет пророка в Отечестве: некогда знаменитый герой умирал полностью забытый своими. Но в это время о его подвиге заговорили в Японии: там в 1960-х годах экономист Каору Исикава начал успешно культивировать стахановское движение. Рабочие японских заводов и фабрик стали активно создавать кружки качества и даже развернули соревнование между собой за право побить очередной трудовой рекорд. Чуть позднее почин японцев подхватили в Южной Корее, Малайзии, Сингапуре и Тайване: в том числе и благодаря этому «азиатские тигры» добились небывалого экономического роста. Интересно и то, что Стаханова в этих странах до сих пор помнят и уважают.

А нам остаётся только одно: вернуть героя из небытия. Тем более, что память о подвиге Стаханова нам очень скоро понадобится: впереди — возрождение мощи Донбасса как нового бастиона Русского Мира.

Александр ДМИТРИЕВСКИЙ

 

Источник