Добро пожаловать в сообщество, посвященное Владимиру Высоцкому!
Здесь вы можете найти любую информацию, которая касается как творчества поэта, так и его жизни. Приветствуется публикация редкой и интересной информации - фотографий, видео, статей, книг и т.д.
Прежде чем вступить в сообщество, ознакомьтесь с правилами.
Стихи Проза Биография Статьи Воспоминания Аудио записи Видео Высоцкого Серии фотографий
Без заголовка |
|
Илья Рубинштейн. В ту ночь, когда закончилась эпоха. Часть 3 |
Прыг-скок. А как закончилась упаковка пришлось опять соскочить на водку. И в первые запойные дни глюковалось ЕМУ одно и то же - будто раненый смертельно в бою, вскрывает ОН зубами индпакет и загоняет в себя весь запас обезболивающих морфинов. А после, лёжа на спине, улыбается истерзанному трассерами небу. В точности, как американский солдат в одном из фильмов, виденных ИМ в Лондоне, во время первого своего приезда к Колдунье.
Но в глюке своем, конечно же, был ОН солдатом русским - с войной и смертью сроднившимся задолго до рождения. Как каждый русский солдат. И потом уже, годы спустя, разгрызая зубами ампулы, ловил он часто себя на том, что помнил свой последний бой так отчётливо, будто не в глюке водочном когда-то умирал морфином обдолбанный, а в очень конкретной, хотя и далекой по времени яви...
Хотя, конечно же, ОН никогда не воевал. Но почему-то всегда твердо знал, что воевал. И что на этой войне ЕГО убили. Вот только не знал - когда. А отца не убили. Потому что ЕГО отца не могли убить. Других отцов могли. Могли и убили. Как у Гарика Конецкого, Вовчика Екимова и Гульки Зайнулиной. Или как у Нольки Рыбака, чья мать получила похоронку за полчаса до того, как Левитан зачитал на всю страну сообщение о долгожданной Победе. И когда весь их самотёчный двор, высыпав к двум доминошным столам, плакал и выпивал приныканное к заветному случаю винишко, Нолькина мать тоже плакала и выпивала. Но плакала и выпивала совсем о другом.
- Говно это, а не Победа, если Наум не вернулся.
Так сказала Нолькина мать в пьяные глаза их самотёчного двора после первых залпов салюта. Тихо сказала. Чтоб не услышал Нолька, пристроившийся вместе с другим пацаньём ко всеобщей гулянке лишь на самом её излете. Сказала и запетляла бесслёзно в ночную, на свой «Калибр». Подарив Нольке живого отца на ещё один день.
И сын живого пока отца втихаря от взрослых потягивал першистую мадерку, весело горланя с НИМ в дуэте беспонтовую песенку на мотив «Лезгинки», подслушанную в электричке у какого-то инвалида.
Дело было в дни войны, в дни эвакуации,
Целовались мы с тобой у канализации!
Дурацкую песенку. С ещё более дурацким припевом.
Вай - джан, Биробиджан, какой ты хороший!
В Каракуме есть ишак на тебя похожий!
Потом, уже вконец раздухарившись от первой в жизни выпивки, прямо на столах бацали они с Нолькой чечёточку. По-взрослому бацали, в точности как артист Крючков из довоенного кинофильма «Трактористы», который когда-то очень давно смотрели с отцами в кинотеатре «Колизей». Вернее это они с Нолькой смотрели, а отцы ждали их на одной из чистопрудных лавочек, слушая под «Жигулёвское» трансляцию матча ЦДКА-«Спартак» из большого чёрного динамика лодочной станции. Ждали улыбчиво и в охотку, беспокоясь лишь о том, как бы колизеевский сеанс не закончился раньше пива и трансляции. Совсем не так, как ждали уже их самих всю войну ОН вместе с Нолькой - навзрыд и до холодка под ребрами, в крик заклиная страшную дерматиновую сумку почтальонши Красавиной совместно выдуманной причиталкой «е-моё, горе не моё».
А оказалось всё-таки, что «моё». В смысле его, Нолькино. О чём тот ещё не знал, бацая с ним на пару чечёточку из довоенного кинофильма «Трактористы». И ОН не знал, весело подтаптывая и подпевая Нольке.
Дело было в дни войны, в дни эвакуации,
Целовались мы с тобой у канализации!
Метки: высоцкий проза владимир высоцкий илья рубинштейн |
Илья Рубинштейн. В ту ночь, когда закончилась эпоха. Часть 2 |
- Стал бы, если б встал бы, а, в натуре?!
Атаман быдловато хихикнул и, глотнув из чекушки, рыгнул на весь кинозал.
- Ну, стал бы.
ОН ответил шепотом. Хотя вознамерился отбакланить в тон Атаману - так же шутейно и, как бы, между прочим. А получилось шепотом. Но не из-за стеснялок перед заполовинившей маленький зальчик публикой - атамановская кодла была здесь «в законе» и масть держала крепко. Так что гыкни ОН во все свои сипатые связки ответ Атаману - никто из зрителей, в большинстве своем местных, самотёчных, и не обернулся бы. Как не обернулся никто и не зашикал ни на самого Атамана, ни на Рваного с Лукой, гунявым смехуечком оценившими юмор командора. Но ОН ответил Атаману шепотом. Потому что в эту самую секунду Колдунья улыбнулась с экрана именно ЕМУ. Не Атаману, не Рваному, не Луке, а ЕМУ.
- Ну, стал бы.
- Стал бы! - Атаман снова рыгнул и продул гильзу «казбечины». - А она не стала бы! Босота, бля!
Но ОН уже не слышал Атамана, а тупо смотрел на то, как Колдунья весело раздевалась в предвкушении регулярной половой жизни с тощим брюнетистым фраерком из богатой семьи. И получалось, что за мгновенье до этого улыбалась она совсем не ЕМУ, а этому брюнетистому. И брюнетистый всё понял, как надо. И очень толково завалил Колдунью в заграничную траву-мураву.
- А как она ему дала! Расскажешь - не поверится! - Атаман заслюнявил об ладошку чинарик и сунул его за ухо. - Так что, босота, вместо тебя её пока другой дёрнет! А ты, вон, с Лукой да Рваным Гульку Зайнулину на хора ставь, ага?!
Умный Атаман. А как не быть умным, когда самого подпирает. И слышно и видно это по всему - от ладошек потных, по чекушке аж скрипящих, до пуговок торгсиновских на гульфике шевелящихся. Того и гляди сорвутся пуговки с гульфика, да и стрельнут прямо в экран, где больше жизни любят друг дружку брюнетистый и Колдунья. Так что и ты, корешок разлюбезный Атаман, тоже стал бы. Ещё как стал бы. Тем более, и встал на Колдунью у тебя не хуже, чем у других. А может, и лучше даже. Вот только с тобой она тоже не станет. Потому и цепляешь ты крайних, «босотишь» почем зря и понтуешься с явным перебором - дескать, клал я, пацаны, на вашу Колдунью, поскольку давно уже являюсь мужчиной созревшим и малолетками не интересующимся. А у самого чекушка под ручонкой поскрипывает и пуговки торгсиновские - ну, очень нервно на гульфике дышат. Смотри, детство своё не вспомни, не вздрочни ненароком, не опозорься по запарке перед царством своим самотечным! И потому - сам ты, Атаман, босота. Причем самая, что ни на есть, распоследняя...
Понятно, не сказал ОН всего этого Атаману, а молча схавал и «босоту», и Гульку Зайнулину, и все остальное, что должен был схавать. Схавал, в точности как тогда, когда столкнул их впервые давнишний августовский вечер....
Хотя, вообщем-то, сложно назвать «столкновением» встречу груженого под завязку товарняка и легковесной дрезины. Гибелью дрезины назвать можно ту их первую встречу, но никак не столкновением. И дрезиной, конечно, были ОН и Гарик Конецкий, а товарняком - Атаман со своей кодлой...
Это потом, в один из похмельных вечеров, напишется ЕМУ о том, что «ударил первым я тогда – так было надо» и о том, что персонаж, против кого вышли эти они, «которых было восемь», оказался в порядке, первым достав перо. А в тот вечер годичной давности было совсем не до песен, и расклад «их было восемь» в ЕГО и Гарика жизни встретился первый раз. Ведь жили они с атамановской пацанвой до этой самой встречи в совершенно разных колодах. И в их с Гариком колоде никогда не было ни Атаманов, ни «хоровой» половой жизни с доступной Гулькой Зайнулиной, ни, тем более, финарей с наборными ручками, сделанных втихаря старшими братанами на своих «Компрессорах» и «Калибрах». Вместо Атаманов и финарей жили у них в колоде вальяжный Вертинский «на ребрышках» и ослепительный Беня Крик из города Одессы, а вместо «хоров» и «гоп-стопов» - «смертельные» дуэли «за честь прекрасных дам» на трофейных отцовских «вальтерах» с залитыми свинцом стволами, тихушные чтения вслух опального поэта Есенина, эпатажно-брезгливое отношение к противоположному полу и редкие выходы в новый коктейль-холл сада «Эрмитаж» с тайным помыслом повстречать там одну из тех, кому традиционно и эпатажно нахамил сегодня утром, проходя мимо соседней женской школы…
Они с Гариком и шли в тот августовский вечер в коктейль-холл. Но не за мифическими сверстницами-недотрогами. А за чем-то другим - легким, воздушным и в меру шалавистым. Потому что за лето сильно повзрослели и очень многое в жизни поняли. Шли с тридцаткой на кармане у Гарика, и с сороковником - у НЕГО. Шли с уверенностью, что именно сегодня всё и решится. Решится в свободной от родителей Гариковской квартире, куда вернутся они за полночь, каждый со своим легким, воздушным и в меру шалавистым. Чтобы проснуться наутро не учениками девятого класса мужской средней школы номер 143, а людьми, познавшими, наконец, то, о чем так здорово пел Вертинский, писал одесский литератор Бабель и сочинял поэт Есенин Сергей Александрович...
Но Атаман был умным. Умным и хитрожопым. И из всей толпы, канающей тем августовским вечером к «Эрмитажу» по Самотеке, выцепил именно их, с семьюдесятью рублями на двоих. Рублями, которые ради вечера этого откладывали они в заначки целое лето: Гарик - в сочинском своем санатории, а ОН - в деревне под Киевом, где провел у отцовской родни два последних месяца каникул.
- Что курим, фраерки?
Выросший из ниоткуда Атаман коротким движением выбил пачку «Герцеговины Флор» из нагрудного кармана Гариковской «вельветки». И дорогие папироски вмиг разлетелись по ладоням и заушьям так же, из ниоткуда, появившейся кодлы. Вслед за этим, по законам жанра, должна была последовать пауза, чтобы, по реакции «фраерков» на первый «заезд» в их сторону, оценить дальнейшую перспективу «гоп-стопа». Но паузы не последовало, поскольку товарняк сразу понял, что перед ним всего лишь дрезина. А дрезину нужно просто сбрасывать с колеи, и двигаться себе спокойно дальше, по расписанию.
- Котлы можно глянуть?
ОН ещё даже не понял, что имел в виду Атаман под словом «котлы», как отцовские часы, впервые надетые лишь сегодня, вспорхнув с запястья, ушли вслед за папиросками гулять по урловым татуированным ладошкам.
- Это не его часы, ребята.
Свою фразу Гарик почему-то выдавил из себя голосом пионера-героя Вали Котика. Вспомнив, видимо, от безысходности одну из своих ролей в драмкружке при Центральном доме железнодорожника.
- Да ты не ссы. Пусть позырят пацаны - они, может, таких котлов никогда не видали. Или, может, тебе в падлу?
- Это не мои часы.
ОН тоже хотел подать свою реплику, как Гарик - уважительно, но твердо. Однако на голос ЕГО в эту секунду свалилась роль безымянного и униженного просителя из какого-то чеховского рассказа. И дрезина весело пошла под откос.
- А капуста?
Атаман входил в знакомый кураж и тон его, как всегда в эти минуты, становился участливым и даже соболезнующим. Но это не помешало ему, как бы невзначай, вынуть из-за спины финарь и сквозь наборную его рукоятку посмотреть на падающее за Самотёку солнышко. Посмотреть и убрать финарь назад. Будто и не имел он ничего в виду, кроме как узнать по солнышку закатному московское время. И, может быть, даже с точностью до шестого сигнала.
- Так что с капустой, пионеры? Или она тоже не ваша?
- Какая капуста?
ОН увидел, как отцовские часы упали в карман задроченного бушлата самого низенького из кодлы.
- Да эта вот капуста!
Атаман и подошедший ближе Рваный, как фокусники, исполняющие давно заученный номер, сделали руками два синхронных движения, и семь червонцев из ЕГО и Гарика карманов вслед за папиросами и часами скоропостижно ушли в кодлу...
А мимо шел празднично-вечерний народ и ничего не видел. Или делал вид, что ничего не видит. А с другой стороны, что такого особенного должен был этот народ видеть? Ну, встретились знакомые ребята, ну, разговаривают, ну, передают что-то друг другу из рук в руки. Всё тихо и пристойно. Как говорится, спасибо товарищу Сталину за образцовый правопорядок на улицах города-героя Москвы. А что пара светлых и аккуратных курточек вельветовых ну никак не вписывается в дюжину клифтов заношенных да бушлатиков навырост - так страна со дня Победы Великой, почитай, ещё и червонца не разменяла. А потому живут все, как могут: кто клифты да бушлаты по два раза на год перешивает, а кому подфартило курточку из вельвета сыночку справить. Но главное, что дружно все живут, одёжу во главу не ставя и друг дружке не завидуя. Ну, в точности, как пацаны эти - хозяевами жизни новой и мирной посреди улицы вставшие и толкующие спокойно о делах своих молодых и комсомольских...
- Часы хотя бы отдайте. Это отцовские, с фронта ещё.
- Часы?! - Атаман гневно сощурил глазки, развернулся и грозно пошел на притихшую кодлу. - А ну, кто у пацанов часы отцовские отобрал? Волки позорные! Ты?! Ты?! Ты?! Ты?!
Последним мотнул стриженой головой низенький в матроском бушлате.
- А это что?
Атаман вынул из бушлата низенького ЕГО часы и поднес их к делано испуганному лицу подельничка.
- Это мои котлы, Атаман!- низенький щелкнул своим грязным ногтем по фиксатому переднему зубу, а затем им же, ногтем, чиркнул себе по шее - Мне их кузина подарила на день ангела! Сукой буду!
- Зачем же ты так? - Атаман повернулся к НЕМУ и Гарику. – Кузина братишке своему двоюродному подарок на именины замастырила, а ты… Не стыдно тебе? Обманываешь старших, да ещё и куришь. Это очень плохо.
А потом своей татуированной пятерней он сотворил ЕМУ шмасть. То же самое с Гариком проделал Рваный. Это потом ОН узнал, что пальцами по лицу - от лба до подбородка - называется шмастью. Шмастью, которую не делают, не исполняют, не причиняют, а именно сотворяют. Сотворяют, как нечто волшебное, после чего стоящий перед тобой человек сразу превращается в существо среднего рода - жалкое, униженное и никого больше не интересующее. Но об этом всём ОН узнал потом. А тогда ЕГО просто чуть не вырвало от прикосновения грязных атамановских пальцев к своим глазам и губам...
Давно уже запел в «Эрмитаже» прогрессивный американский певец Робсон. И те, воздушные и шалавистые, что должны были оказаться через пару часов в пустой квартире Гарика, сделали первые глотки из длинных фужеров. А ОН стоял и думал о том, что если бы сейчас произошло чудо, и вернулись к ним назад семьдесят рублей с отцовскими часами, они всё равно не пошли бы туда. Потому что долго ещё будет стекать с их лиц липкая шмасть, сотворенная Атаманом и Рваным. Может быть даже всю оставшуюся жизнь. И ещё ОН понял, что наврали всё и Вертинский, и Есенин, и одесский литератор Бабель. И не было никогда никакого благородного Бени Крика. А был, есть и всегда будет Атаман со своей кодлой. И ещё - всегда будет шмасть, которую сотворяет Атаман одуревшим залетным малолеткам из чужой колоды. И если хочешь, чтобы с лица твоего никогда больше не стекала эта шмасть, жить нужно в той колоде, где банкует не Вертинский Александр Николаевич, а Синицын Павел Сергеевич - простой советский комсомолец из ремесленного училища номер 732, по кличке Паша-Атаман. Или просто - Атаман. Атаман, по которому в голос рыдали бараки всех лагерей державы со дня зачатия его форточницей Изольдой-Теремок от скокаря Кости-Струны, майданщика Саши Македонского или щипача-законника Ираклия Буридзе, очень любившего петь «под марафетом»:
Метки: высоцкий проза владимир высоцкий илья рубинштейн |
Илья Рубинштейн. В ту ночь, когда закончилась эпоха. Часть 1 |
Илья Рубинштейн
В ТУ НОЧЬ, КОГДА ЗАКОНЧИЛАСЬ ЭПОХА
абсолютная фантазия
М О С К В А 2001
Папе моему посвящается
Прыг-скок. Баю-бай. Зря всё-таки Алик с Нюшкой шухер подняли на всю Москву. И бригаду из Склифа зря вчера вызвали. И маму зря из Кисловодска дёрнули. Очень всё зря. Прыг-скок. Девочка прыгает наверху. Соседка. И ОН тоже сегодня «спрыгнет». Да не «спрыгнет», а «спрыгнул» уже. Как только Алик ЕМУ ампулу последнюю «двинул», стало ясно, что «спрыгнул». Вколол-то ведь Алик не наркоту, а релашку обыкновенную - такую же точно, что и в самый первый раз, когда вытаскивал ЕГО из запоя перед «Лиром». И отпустило сразу. Так что всё - гуляй, рванина! Это не маме. Это птице серой. А мама гладит по темечку и думает, что ОН спит. Баю-бай. А ОН не спит совсем и всё видит. И птицу серую, с груди на окно перелетевшую. И маму заплаканную. И слышит всё - как на кухне Алик шприцы кипятит, а Нюшка что-то ему поёт. Или не поёт, а плачет. Или смеётся. Наверное, смеётся всё-таки - тоже, видно, догадалась, что «спрыгнул» ОН с иглы, и кончилась мучиловка. Прыг-скок. Это она вчера сама так сказала Колдунье по телефону. Колдунья - как, мол, дела, а Нюшка - никак, мучиловка обычная. И Колдунья из Парижа посочувствовала ей. Без всякой ревности. Искренне совершенно. Оттого, что не знала ещё, что «спрыгнет» ОН завтра. То есть, теперь уже сегодня. И ещё не знает она, что любит ОН её как раньше. Вместе с Нюшкой. Они ведь обе для НЕГО, как одна. Баю-бай. Надо маме сказать, чтобы вытолкнула из окна птицу. Прыг-скок. И чтобы соседей набрала по телефону - пусть не прыгает больше девочка наверху. Или это подкумарная птица серая в окно клювом стучит? А окно открыто наполовину. Глупая, падла. Как по рёбрам топтаться, во время «ломки» - мозгов хватает, а дыру в окне увидеть - сразу тук-тук. Или прыг-скок. Странно, что мама птицу не гонит. Думает, наверное, это та, отцовская, с гимнастёрчатыми крыльями. И из деликатности не замечает. Только не отцовская она, птица эта, а ЕГО. И улетает только после «раскумарки», да и то не каждой - одной «раскумарки» ей теперь уже мало. После «раскумарки» и «прихода» нужно ещё о чем-нибудь холодном подумать. ОН об этом сам недавно догадался, когда в одном из разговоров призналась птица, что родом откуда-то с юга. А, значит, боится холода. И теперь, вернее раньше, когда ещё не «спрыгнул» ОН, сразу после того, как «двинулся», думать начинал о зиме. Прыг-скок...
«Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела...»
- Мы думали как - закидаем их будёновками на границе, а потом добьём под марш товарища Буденного!
Капитан Отрижко слюнявил «казбечину», пил из графина желтую воду и по офицерски горел глазами. А где-то совсем рядом месяц май барабанил в окна сиренью и расколдованные от зим женщины вдыхали первые дожди.
- Мы думали как - если завтра война...
- …и самураи у речки перейдут границу... - выкрав у капитана кусочек самой любимой тирады, ОН нервно скрипнул пружиной глубокого кожаного кресла. - Дядя Лёш, у меня репетиция через полчаса.
- А ты все равно послушай! Отца не слушаешь, так хоть меня послушай!
И ОН послушал. Про Жукова и Будённого, про товарища Сталина и Курскую дугу. Долбанную эту дугу, где капитана - тогда еще младшего лейтенанта - вытащил за ворот комбинезона из горящего танка ЕГО отец. Послушал ОН и про международное положение, оставляющее желать, невзирая на все мирные инициативы ленинского Центрального Комитета. Послушал, как слушал всегда, заходя в кабинет к капитану - скучающе-уважительно. И капитан был ЕМУ благодарен. Во-первых, за спасителя отца, с кем провоевал до самой Праги, а во-вторых за то, что ОН был одним из немногих, кто относился к нему, капитану Отрижко, не как к представителю органов, так бесславно - как выяснилось недавно - запятнавших себя кровью собственного народа, а просто как к человеку, таким вот странным образом заканчивающему службу свою в Вооруженных Силах. Заканчивающему по приказу. А приказ - это святое...
Приказ есть приказ. И капитан Отрижко никогда не обсуждал приказов. Ни тогда, когда взвод его тупо бросили на высотку, которую всего через пару часов можно было взять без единого выстрела, и уж тем более не доводить дело до восьмидесятипроцентной потери личного состава четырёх отрижковских экипажей; ни тогда, когда его, боевого офицера, всего за пятилетку до полной выслуги, дёрнули вдруг из гарнизона, в течение месяца оформили перевод в «соседнее» ведомство и «бросили» на режимную часть богемного учебного заведения, готовящего артистов и режиссеров для советского театра.
«Так-то вот, товарищ товарищ Отрижко… Спасибо, хоть не в комендантскую роту» - благодарил про себя судьбу капитан, получая с утра очередную телефонограмму от нового руководства. А потом наливал себе первый стакан из казённого графина, закуривал «Казбек» и просил секретаршу вызвать к себе ЕГО. Для рассказов о суровых военных годах и сложной международной обстановке. И упредить заодно - по-родственному - чтоб по дурости своей молодой и богемной не наломал ОН дровишек с театральными своими дружками. Но это - если телефонограмма была особой важности. Как, например, сегодня.
- Про «Каховку» это он, что ли, написал?
- Про Каховку не он, дядя Лёш.
- А он про что?
- Он - про жизнь.
- Про жизнь... - капитан свободной от «казбечины» рукой налил себе новый стакан и красиво, по-армейски, залпом его опростал. - И что же за жизнь у него была такая, если на похороны нечисть одна слетается, а?
- Обычная жизнь, дядя Лёш. Я на репетицию опоздаю.
Про репетицию сказал ОН, как отец - упрямо и с трещиной в голосе. С трещиной, по которой и вычислил ЕГО капитан год назад на одном из курсовых показов.
В душный репзальчик, где давали что-то про войну - правильное и невзаправдашнее, - новоявленный «начрежима» театрального ВУЗа забрёл тогда просто так, без всякого дела. И уже собирался по-тихому выйти, как вдруг на сцену вышел Семка. Друг его Семка-Семен. Но почему-то с лётными петлицами вместо танковых и в звании старшины. Вышел и что-то сказал своим упрямым, с трещиной, голосом плачущей по раненому комбату красивой санитарке. И раненый комбат тут же выздоровел, и все втроём спели они песню про Каховку. Или про Гренаду. Капитан точно не помнил. Потому, что в ту минуту, по-военному четко и безальтернативно мыслил о том, что если внешние данные объекта могут порой в этой жизни повторяться, то второго такого голоса в мире быть не должно. Упрямого и с трещиной. Которым Семка Вершинини яростно материл замешкавшиеся на марше экипажи и пьяно дерзил на полковых гулянках штабникам с рыбьими комиссарскими глазами.
И он не ошибся. И понял, что не ошибся, после того, как, поднявшись в свою комнатку с графином, отыскал в сейфе личное дело студента, с первой страницы которого весело глядел на него Семка - комроты «два» четвертого отдельного танкового батальона, приданного девятого мая одна тысяча девятьсот сорок пятого года пехотной дивизии генерала Ерёмина. Под чешским городом Прагой. Где и расстались они с Семкой после того, как обоих легко подранило в последней наступательной операции великой войны. И в тот день тоже буянила весна. Точно как сегодня. Когда бывший танкист Отрижко втолковывал Семкиному сыну почему не стоит уподобляться кощунствующим стилягам и появляться на похоронах поэта, за свою жизнь ни строчки не написавшего о Каховке, Гренаде или хотя бы тачанке-ростовчанке. Да даже не поэта, а так, отщепенца с овощной фамилией, оклеветавшего в книжках своих всё самое святое, за что справедливо и пропечатанного в газетах «свиньёй» и прочими гневными, но справедливыми эпитетами.
- Даёшь мне слово офицера?
- Я же не офицер, дядя Лёш.
- Это не играет значения! Ты - сын офицера.
- Ну, даю.
- Иди тогда. И учись, чтобы отец за тебя не краснел.
И ОН пошел. На репетицию сегодняшнего капустника. И забыл через минуту и о капитане, и о похоронах, куда не пошёл бы и без капитановских предостережений. Потому, что тридцатый уже день месяц май барабанил в окна сиренью, расколдованные женщины вдыхали первые дожди, а в общаге девушка по имени «Весна» дарила и убивала надежды...
«Как летом роем мошкара летит на пламя, слетались хлопья со двора к оконной раме...»
Метки: высоцкий проза владимир высоцкий илья рубинштейн |
Илья Рубинштейн. Французский сон. Интервью Александра Митты |
Интервью третье
Метки: высоцкий владимир высоцкий митта александр митта илья рубинштейн |
Август 1971 года. Во время круиза по черному морю. Сочи, г. Джубга |
|
|
Август 1971 года. Во время круиза по черному морю на т/х "Шота Руставели". Сочи, г. Джубга, пансионат "Заря". Высоцкий, Марина Влади, отдыхающие. Фото из архива Сергея Демина.Vladimir_Vysotsky
Метки: высоцкий море кавказ сочи черное море владимир высоцкий марина влади шота руставели теплоход джубга |
Незвестная рукопись Высоцкого 2 (исправлено 17 апреля) |
|
Илья Рубинштейн. Французский сон. Интервью Валерия Янкловича. Часть 2 |
А кем эти женщины потом оставались по отношению к Высоцкому?
По разному они в судьбе его оставлись. Не все. Но кто-то оставался. Я вспоминаю случай, когда уже будучи больным и вообщем-то зная, что скоро ему… И вот он однажды мне говорит: «Ну-ка собери всех девушек моих». Я ему: «Что, значит, собери»? «Ну позвони, пускай придут все.» «Кто все?» «Ну, ты сам знаешь. И чтобы были все в белом». Ну я начинаю обзванивать и они все приходят, ночью. Причем никто из них друг с другом знакомы не были. И каждая по очереди заходила к нему в кабинет, где он лежал, и о чем-то с ним говорила. И самое главное, что они пришли все в белом. Так вот - каждая заходила в кабинет, и о чем он там говорил с ними я не знаю. Но выходили оттуда все какие-то просветленные. И уезжали. Я думаю, что это было не спонтанно, а как-то специально Володей задумано. Поскольку он понимал, что осталось ему недолго. И что-то ему нужно было им всем сказать.
А какой он мог поступок совершить ради женщины?
Ну, вот тебе, например, поступок. Володя очень не любил рано вставать. Но ради одной девушки он вставал в шесть утра, ехал за ней домой, а потом вез ее на «Мерседесе» в институт. Представляете, подъезжает в то время «Мерседес» к институту. А в «Мерседесе» рядом с ней сам Высоцкий. И он понимал, что она делает на нем какой-то пиар себе, но очень терпимо в этом подыгрывал ей. А вечером Володя заезжал к ней в институт, встречал ее и отвозил домой. Другой пример - танцовщица из ансамбля Моисеева. Он мог приехать с ней на вокзал, чтобы проводить ее на гастроли. И весь ансамбль при этом просто замирал от зависти к тому, что ее сам Высоцкий провожает. Так иногда он ее еще и с цветами провожал, чтобы она себя ощущала на голову выше все своих подруг-танцовщиц. И Володя довольно часто делал такие вещи. Он мог прийти к той же танцовщице домой, поскольку ей было очень важно, чтобы, например, бабушка увидела, что за ней ухаживает Высоцкий. И с этой бабушкой он мог два часа разговаривать обо всем - о блинах, о грибах или о гарнитуре из карельской березы. Причем разговаривать абсолютно заинтересованно. Ну и бабушка, понятно, просто млела от всего этого. Или еще случай - я помню мы приехали из Сочи и познакомились там с двумя первокурсницами, которые оказались дочерями двух главных московских режиссеров. И буквально сразу он поехал в сочинскую «Березку», купил французского шампанского и всякого другого. Потом сам приготовил для них спагетти, подносил им фужеры, галантно ухаживал, создав для них на 2 часа такую красивую западную жизнь. Причем без всякого прицела на какие-то отношения. Потому что мы с самого начала знали о том, что в этот же вечер они улетают в Москву.
А Марину чем он удивлял? Ну кроме шкурок, о которых вы рассказали.
Безусловно, Марину ему было труднее удивить. За исключением, пожалуй, вот тех соболиных шкурок ну и, конечно, песен со стихами.
Не секрет, что ради Марины он оставил вторую жену и двух сыновей. Как он вообще вопрос с бывшей семьей разрешал?
Для него вопрос с сыновьями очень сложно разрешался. Ведь Люся Абрамова в какой-то момент вообще лишила его права общения с детьми. И он это жутко переживал. И поскольку я в последние годы как бы во многих его чисто бытовых вещах участвовал как администратор, то даже превозил бывшей семье деньги от него. Всю зарплату с премиями, которую Володя получал в театре, он полностью отдавал детям. А поскольку он был на какое-то время лишен общения со своими детьми, то часто переключался на детей чужих. Вот на моего сына перенес Володя часть неисрасходованной своей родительской любви. Да Володины дети и сами вообщем-то не очень к нему тянулись. И только в последние полгода его жизни, они к нему как бы потеплели. Поскольку уже повзрослели - Аркашка тогда уже заканчивал школу, а Никита учился в 8-ом или 9-ом классе. И вот в это время они стали к нему приходить на спектакли и домой. По долгу с ним беседовали. Уже сами, без матери. А за предыдущие 5 лет я знаю всего три случая его общения с детьми.
Ну вот вы отвозили детям зарплату отцовскую. Они при этом не спрашивали вас о нем - как, мол, папа там живет?
Нет-нет. Потому что в них какая-то обида сидела на Володю. Которая, видать, культивировалась в них. И, в конце концов, вылилась всё это на той пресс-конференции по поводу книги Марины В восемьдесят девятом году.,. Когда они заявили, что будут подавать на нее в суд. Вообще то, что ребята тогда натворили… Особенно Никитка… Я думаю, он сейчас локти себе кусает. Ведь так, как повела себя Марина после смерти Володи… Ни одна женщина в этом мире себя бы так не повела.
Мужественно, достойно?
Не только мужественно и достойное. Она так всем распорядилась, она так для всех все устроила, она так хотела всем все отдать. И она очень хотела с детьми Высоцкого навести контакт. И с родителями его. Ведь, когда она прилетела на похороны, родители Володи говорили: «Мариночка, мы только с тобой, ты наша единственная дочка, и надеемся, что ты всегда будешь с нами, а мы за тобой». Марина пригласила тогда Нину Максимовну к себе во Францию. И буквально в день похорон через помощника Брежнева выбила разрешение на то, чтобы Володину квартиру переписали на его мать. Нина Максимовна и Семен Владимирович говорили в те дни, что слово Марины для них закон. И вдруг буквально в момент такое перерождение. А началось все с памятника у Володи на могиле. Я не знаю, кто их всех – я имею в виду родителей Высоцкого и его сыновей - так настроил. Марина даже предположить не могла, что Люся, дети и родители вдруг так восстанут против этого памятника, который был ей придуман-то вообщем просто и гениально – метеорит на котором выбито всего два слова: Владимир Высоцкий. И ей казалось, что они все поняли ее. Но вдруг в один из дней она узнала об их варианте памятнике и была просто обескуражена. Ведь Марина после смерти Володи сразу написала завещание, где говорилось о том, что она хотела бы быть похоронена в могиле мужа. Но когда ей стало известно про новый вариант памятника и про то, что могилу Володи за ее спиной Нина Максимовна записала на себя, с ней даже не посоветовавшись, она была просто в шоке. И сразу свое завещание аннулировала. Но и после этого она все равно пыталась как-то наладить с ними отношения. Хотя, естетственно, не приехала на открытие этого бездарного памятника. Ну а потом была та самая пресс-конференция по поводу ее книги. И ничего ее, может быть, так сильно не расстроило после смерти Володи, как выступление его детей на той пресс-конференции. Я тогда впервые увидел эту сильную женщину такой подавленной и потерянной. Для нее выступление Никиты стало страшнейшим ударом. Она восприняла это, как дикую несправедливость. У нее в глазах стояли слезы...
А когда вот лично вы видели их последний раз вместе?
Я думаю, что это был 79-й год… А нет. Конечно в 80-м, когда она на Новый год приезжала. На даче у Володарского.
Марина тогда уже знала о Ксюше?
Метки: высоцкий владимир высоцкий илья рубинштейн валерий янклович |
Илья Рубинштейн. Французский сон. Интервью Валерия Янкловича. Часть 1 |
Интервью второе
ВАЛЕРИЙ ЯНКЛОВИЧ
продюсер;
с середины семидесятых двадцатого столетия и до конца жизни
Владимира Высоцкого его бессменный импресарио
Когда вы первый раз увидели Марину Влади на экране, и какое она произвела на вас впечатление?
Увидел я ее, естественно, как и миллионы российских, а тогда советских зрителей в «Колдунье». И, конечно, не стал исключением из всех мужиков, которые, естественно внутри себя, мечтали если не обладать такой женщиной, то хотя бы увидеть ее живьем. Безусловно, Марина привела меня в шоковое состояние. Ничего подобного до «Колдуньи» на экране я не видел.
Предполагали ли вы в тот момент, когда смотрели «Колдунью», что вам доведется познакомиться с этой женщиной.
Нет, конечно, нет. Я думаю, что ни у кого тогда не могло возникнуть такого предположения, даже у самого Высоцкого.
А когда, впервые услышав о том, что некий артист Владимир Высоцкий закрутил роман с Мариной Влади, вы поверили в это или не поверили? Ваша реакция на это какой была?..
Впервые слухи об этом до меня дошли в 69-ом году. Я работал тогда в Воронеже в театре и играл в спектакле «Интервенция», зная о том, что снят фильм «Интервенция» и одну из главных ролей в фильме играет Высоцкий. И уже тогда где-то среди актерской братии ходили слухи, что он якобы женился на Марине Влади. Но для меня это был еще все-таки некий миф. Я, думаю, и в Москве их роман вызвал шок, а для периферии это было нечто, ну просто сродни запуску, я не знаю, спутника или Гагарина. И как актера, конечно, меня обуяла такая белая мощная зависть. Зависть от несбыточности мечты, зависть от того, что тебя это никак не касается и никогда не коснется. И все это вкупе с неким таким сожалением и уважением одновременно - что есть в СССР некий счастливец по фамилии Высоцкий, который взял да задвинул и Францию с Россией одновременно.
Понятно, что в тот момент, когда познакомились Владимир Семенович и Марина Владимировна вы не присутствовали. Но что-то вы ведь знаете об их знакомстве?
Ну, конечно. Это все достаточно прописано уже. Вспоминая же Володю, когда я уже его знал, могу сказать - если ему нравилась женщина, то он делал все, чтобы она обратила на него вниманию. И думаю, когда он впервые увидел Марину и подошел к ней, с напором заявив: «Вы будете моей женой» – а случилось это в ВТО, куда она пригласила таганковцев после того, как увидела спектакль «Пугачев» и Высоцкого в роли Хлопуши – он то уже для себя что-то решил. И, конечно, по напору этому и по воспроизведению этого напора ему равных не было. Я, во всяком случае, за годы проведенные рядом с ним, не знаю ни одного случая, чтобы какая-то женщина ему отказала.
Но, а чем на ваш взгляд Владимира Высоцкого пленила Марина Влади? Залетная звезда, «Колдунья» - это отчасти понятно…
Ты знаешь - я думаю, что это понятно даже не отчасти. Потому что, если для нас для всех она изначально была, конечно, первой посетившей СССР западной звездой, то для него сыграло огромное значение еще и то, что она была русская. То есть то, что он мог с ней говорить на родном языке, и ему не нужно было напрягаться по этому поводу, и она его понимала. А это, сейчас по себе знаю - я большую часть живу в Америке – очень и очень важно. Тем более для поэта и певца. И я совершенно его понимаю.
Ну, а что могло заинтересовать в Высоцком Марину при первой их встрече?
Ну, мне трудно говорить за нее. Я думаю, что она не встречала такой энергии мужской до него. Ведь вот это не соответствие его физических данных тому внутреннего напора... Мне кажется, она не встречала до него такого мужского начала, которое клокотало в Володе в тот момент, когда он впервые к ней обратился и сказал: «Ты будешь моей женой». Сразу. Не зная ее, толком еще не познакомившись. Ведь, я думаю, что для всех нас, мужчин того времени, она была неким фетишем что ли таким женским, и для Володи в том числе. И для нее такая бесшабашность и безаппляционность стали полной неожиданностью.
А можно ли говорить о том, что сразу или пусть, может быть, спустя какое-то время после начала этого романа социальный статус Высоцкого взмыл на недосягаемую высоту?
Метки: высоцкий владимир высоцкий илья рубинштейн валерий янклович |
Фото недели 8. 0015, 0498 |
Дорогие читатели!
Две представляемые фотографии достаточно известны. Одна из них -
- была напечатана в издании "Владимир Высоцкий. Собрание сочинений в семи томах. Venda Publishing Co., Velton Verlag GmbH & BBE GmbH, 1994. Составитель Сергей Жильцов" (инф. с сайта Маши Школьниковой - http://www.kulichki.com/vv/media/photo/0090.html) с подписью: 1973 год.
Другая из этой же серии -
- предполагалась, как фото из серии "Набережные Челны 1974", однако, по сравнению с другими фотографиями из Набережных Челнов, эта версия не подтверждается.
Вся серия в фотоархиве - http://www.vsvysotsky.ru/post72134397/
Есть ли у Вас есть какая-нибудь информация об этих фотографиях, или дополнительные снимки к серии, будем очень благодарны.
Обсуждение серии на форуме.
С уважением,
ведущие рубрики.
Метки: фото высоцкий владимир высоцкий фото недели неизвестные фото |
Предположительно 1973 или 1974 год. Место неизвестно |
|
|
Метки: фото высоцкий владимир высоцкий фото недели неизвестные фото |
Илья Рубинштейн. Французский сон. Интервью Ивана Дыховичного. Часть 2 |
Это какой год был?
Я очень боюсь цифры называть. Где-то, наверное, год семьдесят третий. И как Володя мне рассказывал - у него самое сильное впечатление было, когда он увидел Алешу Дмитриевича, с которым Марина его познакомила чуть ли не в первый день. Она ведь была в тусовке, как сейчас говорится, и знакомила его с таким кругом людей, что Володя просто балдел от фамилий людей, которых знал заочно и которые вот сейчас вместе с ним выпивали и не выпивали, просто сидели за одним столом, общались с ним, разговаривали о жизни, искусстве, просили спеть. И его очень поначалу мучило, что он плохо говорит на их языке. Это, конечно, мешало общению. Но Марина блестяще помогала ему в этом вопросе. И вот когда Володя впервые увидел Дмитриевича, семью его всю, то, значит – я помню, рассказал мне такую историю об этом - купил он клубнику чтобы как-то их угостить. Просто выбежал на улицу и купил клубнику. Для русского же человека в те времена клубника зимой - это конец света. И вот он купил два пакета немытой клубники и высыпал в ресторане, где пел Дмитриевич, прямо на стол. Но для них-то всех клубника зимой – было делом обычным. Однако они так тихо ели вместе с песком эту клубнику, а довольный Володя говорил им: «Ешьте, ешьте, угощайтесь, если кончится – я еще куплю». Ну и потом он был поражен тем, что Алеша Дмитриевич такой старый, усталый, больной как только запел, весь преобразился и превратился в ту самую вокальную легенду русскоязычной Франции. В общем, первая Володина поездка во Францию произвела на него мощнейший эффект. Причем, понимаете - его поразили не вещи, не магазины, а поразило общение. Общение и свобода.
А как получилось так, что какое-то время Марина вместе с Высоцким жили вместе с вами и вашей супругой в одной квартире?
Знаете, это был момент абсолютно естественный, а мне все время его в заслугу какую-то ставят. Я совершенно не собирался никогда никому об этом рассказывать. Просто тогда было плохо с жилищным вопросом у всех, и то, что если вы своего друга оставляли у себя ночевать или кто-то у вас жил - это было нормой жизни….
У нас с женой была очень большая квартира, как нам тогда казалось, теперь это уже смешно. Там было 4 комнаты. А Володя все время снимал квартиры в разных местах. Но, наконец, ему удалось уговорить какой-то кооператив, и он получил разрешение на свою квартиру. Ту, что на Грузинской. Но дом этот дом только строился. А Володю в очередной раз выкинули из какой-то съемной квартиры. Между тем Марина как раз собралась приехать к нему сюда на несколько месяцев. И я тогда сказал: «Володя, какая проблема. Мы живем вдвоем. Ребенок у бабушки. Все будет нормально. Будете жить у нас, если Марину это не смущает». И он сказала: «Ну, все, тогда мы из Парижа поедем прямо к вам». И вскоре они мне позвонили, что они уже выезжают. Купили машину, я помню, «Мерседес». Марина купила. И Володя мне все время звонил с дороги и говорил: «Ты не представляешь, на чем я еду, ты увидишь, ты оценишь, что это за автомобиль». И я помню, что они въехали во двор на автомобиле, а на крыше этого автомобиля лежал огромный двуспальный матрас, который теперь продается во всех магазинах. Но тогда это было почти как «Мерседес». И помню как мы с Володей очень долго, смешно заносили этот матрас в мой дом. Все тетечки, которые на скамеечке сидели, эти лифтерши, они, значит, с ненавистью контролировали этот процесс и всё не могли поверить, что это реально Володя, а рядом с ним Марина Влади. И что они будут жить в этом доме. А мы тем временем внесли матрас в квартиру, положили его на пол и вот они на этом матрасе прожили где-то полгода в нашем доме.
Девушка-мечта из кино детства и вдруг в вашей квартире. Не закомплексовали?
Ну, к этому моменту мы были довольно уже близкие люди. И с Мариной, кстати говоря, совершенно не было никакой в этом смысле дистанции. Она была прелестным человеком в жизни, к русскости её были еще прибавлены французский такт и деликатность. Она в доме вела себя свободно, мы хохотали целые дни. Ну, во-первых, мы все работали, поэтому у нас не было такого, что мы с утра до вечера в доме. К нам приходили гости - их, наши - они были вместе общие друзья. И это было очарованием, потому что вы знаете - есть период в жизни, когда вы хотите видеть все время любимых тебе людей у себя в доме, а тогда же единственная форма общения не ресторан был, а дом и никакая это была не кухня, а комната, в которой мы сидели, в которой мы спорили, говорили. И Марина, по-моему, была счастлива. Мы жили в разных комнатах, никому не мешали. Была одна ванная, но эта проблема не глобальная. Если люди любят друг друга, радуются тому, что они утром садятся вместе пить чай или кофе, что может быть приятнее. Я мечтал, чтобы многие мои друзья со мной жили какое-то время. Сейчас это все, наверное, как-то странно выглядит, а тогда...
Ну, а память сохранила какие-то фрагменты? Например, просила ли Марина Высоцкого петь? И если да - то часто ли?
Метки: высоцкий владимир высоцкий марина влади иван дыховичный илья рубинштейн |
Илья Рубинштейн. Французский сон. Интервью Ивана Дыховичного. Часть 1 |
ИВАН ДЫХОВИЧНЫЙ
кинорежиссер, сценарист, актер;
в семидесятые годы двадцатого столетия
один из близких друзей Владимира Высоцкого
Иван, когда Вы первый раз увидели Марину Влади именно как актрису, на экране? Сколько Вам было лет? Какие ассоциации у вас возникли?
Ну, лет мне, было видимо, совсем мало – одиннадцать или двенадцать. И был, по-моему, 59-й год. Тогда вышла картина, она называлась «Колдунья». Ну, а 12 лет - это самый эротический возраст. И поэтому было невероятное впечатление, потому что на голое тело одетое платье и... Вдобавок ко всему это была запретная картина. Ее же нельзя было смотреть детям до 16-ти лет. Это немаловажный момент. Ведь запретный плод он сладок и, кроме всего прочего, у Марины, как у актрисы удивительный образ. Есть лишь несколько персонажей в кино, которые создали моду. И одним из них была Влади. С неё после «Колдуньи» просто лепили образы и в России все девушки ходили колдуньями. Это было впечатление невероятное, потому что это - в общем, был очень свободный образ, очень близкий, кстати говоря, русскому стилю, поскольку героиня Марины была полудикарка такая, и, видимо, эта вот русскость, которая в Марине есть, и ее совершенная такая законченная, что по-французски называется «соваж», или другими словами - натуральность, скажем, и дикость одновременно… Но дикость не вульгарная, а такая настоящая, откровенная, естественная… И все это произвело на меня невероятное впечатление. плюс к этому, вообще, все французское в России, всегда имело образ такого, ну, как сказать... (сейчас может быть в меньшей степени, поскольку нам теперь все доступно и мы сами можем теперь сказать, что хотим)… ну, в общем, Франция для нас была больше, чем Америка для сегодняшнего молодого поколения. Франция была страной удивительной эстетики, красоты, изящества. Какая-то была удивительная тогдашняя французская жизнь... Ну, вот, наверное… Так я ее увидел и запомнил навсегда в образе Колдуньи.
Вы тогда могли предположить, что как-то столкнетесь уже в жизни вот с этой женщиной из сказки?
Ну, нет, конечно, нет. Упаси Бог, не то, что столкнуться... Вы знаете, это, вообще, счастливое чувство, когда ты знаешь, что к этому нельзя прикоснуться. Мне кажется, что вот, например, в Америке в звездах есть такой некий... космос что ли. То есть - это где-то там, очень высоко. И в таком положении вещей есть своя прелесть, пусть даже это антидемократично. Но в искусстве есть, вообще, некая антидемократичность, как ни странно. И вот для меня не то, что невозможно было к этому прикоснуться, познакомиться или узнать… Марина для меня была образом в высшем понимании данного слова. Марина – это было что-то такое загадочно-эротичное, что нельзя выразить словами, и в то же время не вульгарное, очень тонкое. И ты мог всю жизнь любить такую женщину, но никогда в жизни ее не встретить. И у меня даже не было таких мыслей, а уж тем более - намерений.
А когда вы впервые услышали Высоцкого или узнали о Высоцком - какое у вас было ощущение?
Когда я узнал Володю? Так это понятно, что я узнал его сначала в звуке. Я сначала его услышал, а потом увидел.
И какое было впечатление первое?
Метки: высоцкий владимир высоцкий марина влади иван дыховичный илья рубинштейн |
Архив В. Высоцкого. Записи Константина Мустафиди - на CD-MP3 |
Метки: архив высоцкого константин мустафиди коллекция мустафиди mp3. высоцкий на mp3 |
С гитарой и словом |
Метки: высоцкий пермь владимир высоцкий |
Записи у Андрея Синявского |
|
Неизвестный автограф песни "ПРЫГУН В ДЛИНУ" |
|
Высоцкий в Чимкенте (Шимкенте) |
|
Неизвестная рукопись Высоцкого |
|
Баллады для фильма "Стрелы Робин Гуда" |
Метки: кино аудио фильм высоцкий владимир высоцкий робин гуд стрелы робин гуда |