Denis-K (
Vladimir_Vysotsky) все записи автора
После первого их визита, я сказала Синявскому, что нельзя, чтобы это просто так ушло, - нужно купить магнитофон. Мы купили «Днепр-5» - большой, громоздкий и с зеленым огоньком. И все остальные приходы в наш дом Высоцкого уже «записывались» на магнитофоне.
Первое время мы в основном записывали его прелестные театральные рассказы и сценки. Ну, например, там был рассказ Ивана Коробова в виде данного им интервью, где он постоянно обращается за свидетельством к жене: «Правда, Люся?» Были другие театральные байки.
Потом как-то пришел Высоцкий – Синявского дома не было – и сказал: «Маша, я слышал одну интересную песенку, правда, не очень ее запомнил, но сейчас попробую вам спеть». И спел «Операцию аппендицита». («Пока вы здесь в ванночке с кафелем…» - А.К.). Тогда очень популярной была нашумевшая история о враче китобойной флотилии «Слава», сделавшем самому себе с помощью зеркала операцию аппендицита. В песне были такие слова:
Жаль, не придется вам, граждане,
В зеркало так посмотреться…
Как я теперь понимаю, это была его первая, может быть, самая первая песня, но Высоцкий безумно стеснялся признаться в этом.
В ту пору у Высоцкого был прелестный голос, без надрыва и крика. До сих пор помню его «Постой, паровоз, не стучите, колеса». На фразе «Я к маменьке родной» в голосе начинал дребезжать серебристый колокольчик, и слезу вышибало моментально.
Корр: Мария Васильевна, из того, что вы сейчас рассказываете, видно, что и вы, и Андрей Донатович сразу полюбили Высоцого. Это объясняется его личностью, его обаянием? Или – может быть, - характером песен, которые он исполнял?
М.Р.: Думаю, и тем и другим. Мы с Синявским очень любили в то время – да и сейчас любим – блатную песню. Собирали ее и даже имели наглость петь – правда, лишь до тех пор, пока не познакомились с Высоцким. Высоцкий нас «выключил», показав, что в блатной песне тоже должен быть профессионализм. Все, что делаешь, нужно делать профессионально, а самодеятельность – это худший вид искусства. Мы раз и навсегда «заткнулись». После этого, даже когда Синявского просили спеть его любимого «Абрашку Терца» (откуда и был заимствован его литературный псевдоним), - он отказывался.
Перестав петь блатную песню, мы полностью сосредоточились на Высоцком, как бы воплотив в нем и его песнях всю нашу любовь к блатной тематике. Мне нравилось, что Высоцкий есть только в моем доме – я даже гордилась этим.
Когда Высоцкий стал более популярен, появились и стали ходить по домам пленки с его записями, я взяла строгое правило – никогда ни у кого не переписывать Высоцкого и никому не давать переписывать свое. Вероятно, в силу женской ревности.
Конечно, с Высоцким было по-разному. Было тяжело, когда он начинал пить. Мы жили с соседями в коммунальной квартире, и в минуты скандалов соседи грозились вызвать милицию. А мы-то знали, что за нами «стоит» Абрам Терц – и это было как-то ни к чему. Но больше, конечно, было ясных, светлых и очень счастливых минут. Как часто приход Высоцкого был и для нас и для наших друзей праздником. Вспоминаю один эпизод. Как-то пришел к нам в гости Высоцкий, было это 15 ноября, мы как раз собирались на день рождения к нашему другу Юлику Даниэлю. И вдруг я понимаю, что лучшего подарка Юлику мы и придумать не можем, как привести к нему в гости Высоцкого. Я сказала: «Высоцкий, сейчас мы перевяжем вас голубой ленточкой и принесем в гости». Мы схватили гитару, на которой в нашем доме играл только Высоцкий, и помчались на такси к Юлику. Высоцкий запел уже в машине: «Эй, шофер, гони Бутырский хутор». Водитель недоверчиво обернулся и растерянно произнес: «Вы же сказали Ленинский проспект?»
Весь день рождения Володя пел – это был вечер Высоцкого, красивый и очень любимый нами вечер».
Прервемся на минутку. М.Розанова не уточняет дату, но, судя по всему, это было в 1964 году, так как год спустя Синявский и Даниэль уже находились под следствием. Где-то я встречал информацию, что в тот вечер, наоборот, Высоцкий был чем-то раздосадован или ему не приглянулся кто-то из гостей, но он, раз за разом, пел одну и ту же песню: «Твердил он нам: моя она…», особенно акцентируя фразу «В конце пути придется рассчитаться…»
А что касается литературных псевдонимов, то Юлий Даниэль взял себе имя «Николай Аржак», тоже из старой блатной песни, основным мотивом которой было то, что честный хулиган Аржак, согласившийся на четную же драку, подло был зарезан ножом, то есть с нарушением воровских законов.
Аржак был парень бравый, любил фасон давить,
Считался хулиганом, а дрался без ножа.
В двенадцать часов ночи шел Аржак домой,
Грузинские ребята кричат: «Аржак, постой!»
Аржак остановился, грузинские кругом,
Он вытащил бутылку и драться не хотел.
Грузинские ребята кричат: «Остановись!»
И тут его пронзили в грудь несколько ножей.
И в финале, зарезавшие его урки, просят у покойника прощения: «Прости, Аржак, прости!»
Надо полагать, что Высоцкий знал и эту песню, хоть от тех же Синявских, потому что отголосок этих мотивов можно найти, например, в следующих строчках:
Читать дальше