Осень – это время для себя. Время раскладывать по полкам летние платья и летние несерьезные мысли. Разбирать антресоли, полеты и разбираться в любовных чертежах. Сортировать соблазны и соблазняться. Забывать то, что нельзя исправить и исправлять то, что невозможно забыть.
Осень – это время коротких наречий и длинного дождя. Прозрачных луж и прозрачного общения. Возможность чуть дольше спать, чуть медленнее есть, чуть внимательнее смотреть по сторонам и чуть глубже думать. Понимать себя. Учиться говорить одно слово вместо десяти и один шаг вместо сотни прыжков на батуте.
Осень – это время разглаживать переносицу и разжимать кулаки. Собирать пазлы и собираться с духом. Писать письма и записываться на танцы. Улыбаться грусти и грустить с улыбкой на губах.
Осень – это время пересматривать «Дом у озера» и «Век Адалин». Перечитывать роман «Шоколад». Покупать разноцветную фасоль. Пить на завтрак какао и думать о Хемингуэе.
Сушить апельсиновые дольки, грибы и претензии. Закатывать варенья и кокетливо глаза. Успокаивать блуждающий взгляд. Рисовать песком то, что принято пастелью. Любоваться любовью.Ведь неважно какие краски за окном. Намного важнее как мы раскрашены изнутри.

Ирина Говоруха & Chris Spheeris

Ольга Салакина

Маркиза Ангелов

Марина Гаар "Нарисуй мою жизнь, художник"
(ответ-продолжение)

илл. Татьяна Марковцева

КОГДА РОДИЛАСЬ МОЯ ПЕЧАЛЬКогда родилась моя Печаль, я заботливо выхаживал ее и оберегал с нежностью и любовью.
Моя Печаль росла, как и все живое, росла сильная, прекрасная, исполненная прелести и очарования.
И мы с Печалью любили друг друга и любили окружавший нас мир, потому что у Печали было доброе сердце и мое рядом с нею становилось добрее.
Когда мы с Печалью разговаривали, наши дни обретали крылья и сновидения обвивали наши ночи, потому что Печаль говорила ярким языком и мой язык становился рядом с нею ярче.
Когда мы с Печалью пели, соседи садились у окон послушать нас, потому что наши песни были глубокими, как море, и их мелодии были полны причудливых воспоминаний.
Когда мы шли вместе с Печалью, люди провожали нас нежным взглядом и шептали вслед самые ласковые слова. А иной раз посматривали на нас завистливыми глазами, потому что Печаль была благородна и я гордился ею.
Но моя Печаль умерла, как умирает все живое, и оставила меня наедине с моими мыслями и раздумьями. И теперь, когда я говорю, слова свинцом падают с губ. Когда я пою, соседи не хотят слушать моих песен. Когда иду по улице, никто даже не взглянет на меня. И только во сне я слышу, как кто-то сочувственно говорит:
- Глядите, вот лежит человек, чья Печаль умерла.

КОГДА РОДИЛАСЬ МОЯ РАДОСТЬА когда родилась моя Радость, я взял ее на руки и, взойдя на кровлю дома, вскричал:
- Приходите, соседи, посмотрите, что за Радость сегодня родилась у меня! Приходите, люди добрые, поглядите, как она беззаботно веселится и смеется под солнцем!
Но, к моему великому изумлению, ни один из соседей не пожелал посмотреть на мою Радость.
Семь месяцев подряд каждый день я всходил на кровлю дома и возвещал рождение Радости, однако никто не внимал моим словам. Так мы и жили, я и Радость, в полном одиночестве, и никому не было до нас дела.
И вот лицо Радости сделалось бледным и печальным, потому что ничье другое сердце, кроме моего, не восторгалось ее очарованием и ничьи другие губы не касались поцелуем ее губ.
И вот Радость моя умерла — не вынесла одиночества.
И теперь я лишь тогда вспоминаю умершую Радость, когда вспоминаю умершую Печаль.
Но память — это осенний лист, который, прошелестев на ветру, умолкает навсегда.

«Если вы думаете, что Швеция – одна из самых благополучных стран во всём мире, я хочу вас разочаровать. Как и в любом другом государстве на этой планете, в Швеции есть социальные проблемы, о которых я не могу молчать. Проституция, алкоголизм, наркомания, беспризорность, мужская жестокость, детские и подростковые травмы, вызванные родительской небрежностью и бессердечием, - лишь малый перечень тем, требующий гласности и признания его существования". Но нельзя же все эти проблемы, всю эту мерзость засунуть в одну книгу! Все герои несчастны на протяжении всей жизни, совершают ужасные вещи и страдают от поступков других. Я не люблю, когда автор накручивает столько в одном произведении, что уже перестаешь сопереживать героям, а думаешь о том, какую гадость о герое еще расскажут.»

В 1997 году Майгулль Аксельссон опубликовала свой второй роман, «Апрельская ведьма» (Aprilhдxan), принесший ей головокружительный успех и международную известность.
Монументальная психологическая драма, наполненная грустью, состраданием, а также тяжелым потоком сознания, иногда даже на грани отчаяния — книга заслуженно получила престижные Августовскую премию (премия имени Августа Стриндберга — главная литературная награда Швеции) и премию BMF-plaketten.
Роман был переведен на 23 языка.

---

В центре пронзительной современной драмы — переплетение судеб четырех женщин, четырех сестер.
Элен взяла на воспитание 3-х девочек: Маргарету еще новорожденным младенцем, Кристину и Биргитту уже почти подростками.
Девочки выросли, у каждой своя жизнь, своя история. Прошлое никак не отпускает ни одну из них. Но, оказывается, их было не три, а четыре. Четвертая – апрельская ведьма.

В этой книге представлены истории четырёх детей, которые, даже будучи взрослыми женщи- нами, несут в себе детские боль, страх, презрение, злость и отчая- ние. Их истории сплетаются, словно куски полотна, наклады- ваясь одно на другое, соединя- ясь рваными кровоточащими швами, которые никогда не заживут.
Итак, Швеция 20 век. Дезире, словно в насмешку названная так (Ожидаемая - пер.), находится в больнице. Она практически полностью парализована и стра- дает эпилептическими припадка- ми. Сразу после рождения мать отказывается от неё. Любопытно, но в Швеции такая тенденция была очень распространённой - от детей с недостатками избав- лялись, отдавая их в специаль- ные клиники. На них ставили крест - их не обучали, не изучали, к ним не было никакой любви или ласки, понимания или хотя бы намерения понять, им не стоило ждать посеще- ний, в мир живых им уже не вернуться, их мир - мир теней, обречённых блуждать по больничным коридорам.

Дезире заперта в своём теле, но не в сознании - она не сдаётся, углубляется в изучении физики, тут и там упоминается Хокинг . Помимо этого, Дезире способна вселяться в сознание других (отсылка к рассказу Брэдбери ). Обычно это чайки или вороны, но могут быть и люди. Чем-то описания её "путешествий" напоминают Баха и его Чайку Джонатан Ливингстона , но без духовно-просветительского подтекста. Её совершенно невообразимая ментальная связь с доктором Хубертссоном тоже является очень любопытной и совершенно непонятной с точки зрения логики.
У Кристины мама есть, но она совершенно невменяема, и после попытки сжечь привязанного к кровати ребёнка её помещают в психушку. Но ненадолго. Все её успехи будут проявлением бунта - доказать Астрид, что она не такая, как она, что она может и хочет выбраться из жизни, которая ей уготована, но только это будет не её жизнь - не её работа, не её муж и даже не её "Постндустриальный парадиз", потому что будет замещать собой Эллен, но не проявлять её саму.
Новорожденную Маргарету мать оставит в прачечной. В следствие этого Марарета будет всю жизнь искать ласку и нежность, хотеть быть кому-то нужной хотя бы на время - пусть и с мужчинами в подворотнях.
Биргитта потеряет мать из-за её увлечения наркотой и пойдёт по её же стопам - ранние беспорядочные связи, которые перерастут в стабильные; алкоголь, травка и да здравствует цирроз печени. Ей не будет хотеться никаких других добрых и хороших мам, в знак протеста она сознательно начнёт погружение в мир матери, чтобы хоть как-то быть ближе к ней, чтобы бороться с теми, кто её "убил", отняв дочь. Всю жизнь Биргитта будет любить только её, на страницах не встретишь ни одного доброго слова к другим персонажам, даже если это простые прохожие.
Так три девочки встретятся в доме Эллен, у которой есть свои лежащие на сердце грузом тайны.
Однажды анонимные вскрывающие раны записки соединят трёх сестёр вместе и, возможно, дадут им ещё один шанс наконец стать семьёй. Кто знает, может, у них и выйдет.
У книги открытый финал, поэтому каждый сможет представить будущее героинь самостоятельно.
Хочется отметить, что книга даёт возможность взглянуть на одни и те же ситуации со всех сторон, все происходящие события описаны субъективно и эмоционально, что позволяет близко познакомиться со всеми героями, проникнуть в их сознание и пережить эмоции, точно как это делала Дезире.
Книга, безусловно, тяжёлая. В ней и проблема незавершённой личности в следствие детских травм, т.к. героини обречены скитаться в лабиринтах собственного "я", из которого нет выхода - насколько жутки это звучит, настолько жутко это и есть на самом деле. Автор не обходит стороной и ужасы клиники, в которых медсёстры вгрызаются пальцами в души пациентов, как мясники в освежёванную баранину, и в этом самый абсурдный из всех парадоксов этой планеты - как у людей, у которых по призванию должно быть больше всего чуткости и сострадания, его может не быть совсем? В Черстин Первой я буквально увидела садистские замашки мисс Гнусен (Милдред Рэтчед — одна из персонажей романа Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом». Старшая сестра — немолодая женщина, заведующая отделением психбольницы).
Книга тяжёлая, но заставляет оглянуться вокруг и задуматься о том, что мы делаем с собственной жизнью и с жизнями других людей.

ЦИТАТЫДезире
• ...я желаю узнать, кто из моих сестер украл предназначенную мне жизнь.
• Мы говорили — днями, неделями, месяцами и годами; но неизменно молчали о том, что прожгло в нас самые глубокие дыры.
• Горе надобно пережить. К тому же горе заразно, а люди этого боятся и поэтому готовы пойти на все, чтобы не дать горевать тому, у кого есть для этого основания. Они лгут. Они читают мораль. Они пронзительно кричат и хохочут, чтобы заглушить скорбь.
• Озлобленность — это сопутствующее заболевание. Оно поражает тех, кому не дают отгоревать свое. А я жила в эпоху, не признававшую горя, искавшую вместо него проблему. С проблемой ведь проще, тут требуется лишь принять меры, а горе надобно пережить.

Маргарета
• — Нет, почему же, один минус есть. Только я не способна разобраться, что это — психологическая проблема личного порядка или следствие квантового скачка. Я лишилась доверчивости. Никому не могу довериться.

Кристина
• Она просто не в состоянии браниться и спорить из-за будничных мелочей. Ее едва хватало на то, чтобы утром подняться с постели — все силы забирала тяжкая тайна, Кристинин вечный ужас и омерзение.
• Кристине так и не удалось втолковать ему, что сама-то она ощущает лишь собственную принадлежность к классу бесплацентарных Кристин — не рожденных никем. А вылупившихся, как птица или ящерица, из большого белого яйца.

Биргитта
• Кровати у Биргитты нет. А на матрасе нет даже чехла — она лежит прямо на грязно-желтом поролоне. Руки раскинуты в стороны, из левого угла рта тонкой струйкой бежит слюна.
• — Бывает пустота, которую невозможно заполнить, — говорит она. — Никогда. Как ни бейся.

• Тетя Эллен, тарантул в тарантелле!
• Хуже было с завистью, ядовито-зеленым стеклянным осколком, который пару раз вспыхивал в глазах Эллен.