О скрепах |
«Если бы предоставить всем народам на свете выбирать самые лучшие из всех обычаи и нравы, то каждый народ, внимательно рассмотрев их, выбрал бы свои собственные. Так, каждый народ убежден, что его собственные обычаи и образ жизни некоторым образом наилучшие. Поэтому как может здравомыслящий человек издеваться над подобными вещами! А что люди действительно такого мнения о своем образе жизни и обычаях, в этом можно убедиться на многих примерах. Вот один из них. Царь Дарий во время своего правления велел призвать эллинов, бывших при нем, и спросил, за какую цену они согласны съесть своих покойных родителей. А те отвечали, что ни за что на свете не сделают этого. Тогда Дарий призвал индийцев, так называемых каллатиев, которые едят тела покойных родителей, и спросил их через толмача, за какую цену они согласятся сжечь на костре своих покойных родителей. А те громко вскричали и просили царя не кощунствовать».
Геродот. «История»
|
Метки: разное |
Знамя на Тюильри (почти новогодний детектив). Часть 2 |
II
Было около восьми часов, когда префект полиции, миновав двух огромных гренадеров в шинелях, неподвижно застывших под бронзовыми конями на главных воротах, поднялся по дворцовой лестнице. Сбросив шубу и шапку на руки лакеям, он быстрым шагом пересек Маршальский и Тронный залы и очутился в парадном кабинете императора. Находившиеся там несколько человек обернулись в его сторону и молча раскланялись. Это были министр полиции Савари, плац адъютант Оже, обер церемониймейстер Сегюр, дворцовый комендант и два гоф фурьера. Префекту полиции доставило некоторое удовольствие то, что из начальников остальных четырех полиций империи его опередил один Савари, хотя все они, — префекту полиции это было прекрасно известно,— узнали о случившемся одновременно с ним самим. Спустя несколько минут один за другим прибыли коллеги: начальник тайной полиции, главный инспектор жандармерии и, последним, начальник почтового ведомства — его, впрочем, данное происшествие касалось меньше всего.
Комендант был совсем плох. Это никого не удивляло; однако никто из присутствующих и в мыслях не имел упрекнуть его в недостатке хладнокровия, Вспышки императорского гнева были хорошо знакомы каждому из них, они наводили леденящий ужас не только на провинившегося, но и на всякого, кто волей неволей становился их свидетелем. Поэтому людей, присутствовавших сейчас в кабинете, не успокаивало даже то, что вина коменданта была слишком очевидна, чтобы опасаться за себя. Конечно, ничего из ряда вон выходящего в случившемся тоже не было: проникнуть во дворец было легко. Любой парижанин знал, что караул в Тюильри невелик и охраняет, главным образом, внутренние покои императора. Это было распоряжение самого Наполеона, сохранявшееся неизменным пятнадцатый год, со времен консульства. Было очевидно, что на этот раз жизнь императора не подвергалась опасности (впрочем, внести в этот вопрос окончательную ясность — дело министра полиции). Некоторая пикантность происшествия заключалась в том, что оно случилось именно сегодня, накануне отъезда императора в армию: Наполеон был чрезвычайно чуток к неблагоприятным предзнаменованиям. Никакого сочувствия комендант, однако, тоже не вызывал — в Тюильри привыкли к частой смене комендантов.
Поговорили о последних новостях, о новогоднем маскараде в Тюильри и ратуше, о вчерашнем «Отелло» с Тальма в заглавной роли.
— Тальма совершенно перестал играть во французских трагедиях. Кажется, он почти презирает их!..
— О, вы правы. Это наше вечное самоуничижение!
— Теперь он черпает вдохновение в необузданных страстях этого Шекспира, от которого нынче без ума вся Германия.
— Но когда немцы были законодателями литературной моды?
— Я думаю, что Шекспир не для Парижа. Здесь слишком тонко чувствуют… Старина Дюси, при всем своем таланте, едва ли смог облагородить этого английского варвара.
— И все же некоторые его сцены недурны. В них есть нечто от высокой поэзии.
— Но душить женщин, фи!.. Слава Богу, у Дюси хватило ума и вкуса оставить Дездемону в живых.
— Говорят, что Тальма близок к душевному расстройству. Вчера, в роли мавра, он был как то особенно дик. Вы обратили внимание? Эти блуждающие глаза, эти телодвижения помешанного… Моей даме стало дурно. Клянусь, был момент, когда я боялся за актрису!
— Кстати, как вы находите мадам в роли Дездемоны?
— М м.. Наша красавица уже в возрасте. К тому же у нее опавшая грудь, но, не касаясь этого, в остальном она все еще великолепно сложена…
Разговор поддерживали главным образом дворцовые офицеры. Прочие отделывались репликами или молчали. Начальник тайной полиции обдумывал, как связать сегодняшнее происшествие с действиями роялистов,— знал, что на доводы в пользу роялистского заговора император охотнее всего сделает вид, что верит. Не верил в заговор, разумеется, и сам начальник тайной полиции: считал, и не без основания, что заговор может возникнуть не раньше того времени, когда союзная армия окажется в двух лье от Парижа. Он решил, однако, поговорить об этом с министром полиции, чтобы склонить его в пользу своего мнения. Был уверен, что ему удастся без труда убедить в своей правоте Савари, полного профана в полицейской службе, сменившего на посту министра всезнающего Фуше.
Савари, действительно, совершенно не представлял, что скажет императору. Как всегда в затруднительных случаях,— а для Савари почти каждый случай был затруднительным,— полицейская деятельность представлялась ему самым большим недоразумением в его жизни. В минуты откровенности он признавался себе, что его главной добродетелью, как министра, было, пожалуй, чрезмерное утомление себя работой. В этом, впрочем, он ничем не отличался от прочих министров Наполеона. Савари утешал себя тем, что если император, который, без сомнения, не заблуждался на его счет, держит его на этом посту, значит, так нужно для блага Франции. Император все делал исключительно для блага Франции. И все же мысли об отставке приобретали в последнее время в глазах Савари все большую привлекательность.
Плац адъютант Оже был предупредительно учтив с комендантом и размышлял, кому следующему император поручит эту хлопотливую должность. В общем, кандидатура не имела особого значения, поскольку последние десять лет фактическим негласным комендантом Тюильри был сам Оже. Все же некоторые нюансы — покладистость, веселость характера, умение пить — следовало учитывать. Этот, бывший, был не из зануд.
Префект полиции, человек общительный и недурной острослов, тяготился молчанием. Он пожалел, что не сунул в карман листок с карикатурой: можно было бы развлечь общество.
Аудиенция была назначена на девять. К половине девятого салон стал наполняться придворными, чиновниками, депутатами Законодательного корпуса. Зал запестрел мундирами всевозможных цветов и покроев, с богатым золотым шитьем (придворный блеск всегда был предметом особой заботы Наполеона). Вошли архиканцлер Камбасерес в фиолетовом мундире, Лебрен — в черном мундире главного казначея, Талейран, сменивший красный обер камергерский мундир на пунцовый вице великого курфюрста; министры, сенаторы, каждый в своем облачении, перемешались с синими, зелеными, белыми генеральскими мундирами.
Сразу стало шумно. Префект полиции оживился и с самым любезным видом начал прохаживаться между образовавшимися группами сановников и военных. Ему доставляло чрезвычайное удовольствие наблюдать надменное великолепие людей, о каждом из которых он знал решительно все — от процента, получаемого ими на биржевых спекуляциях, до количества и сравнительного достоинства их любовниц. «Поразительно,— думал он,— как Наполеону удалось не только понаделать из бывших сапожников и торговцев полновесных князей и баронов, но и заставить их совершенно искренне забыть свое плебейское прошлое. Хотя кто из них сейчас способен на какую бы то ни было искренность? Она невозможна при столь полном обращении в придворных,— а император ничего не делает наполовину. И все таки я испытываю к ним какое то сложное чувство, видимо, чем то родственное чувствам пастыря после исповеди прихожан: в нем и теплота, и грустная умиленность, и черт его знает что еще,— в общем, все ингредиенты любви, но не сама любовь… Ого, кажется, мои утренние литературные размышления настроили меня на философский лад!» Ему было известно, что старые придворные, помнившие тот, настоящий, двор Бурбонов, почти открыто презирали новую знать и новый этикет (самого императора могли ненавидеть, но презирать не смел никто). Он помнил, как на одном из съездов германских вассалов Наполеона в Париже кто то из монархов (подлинный король, не из тех, выпеченных на fabrique de sires* довольно громко сказал Наполеону, указывая на его придворных: «Я приказал бы повесить половину этих людей, а остальными заполнил бы свою прихожую». Сам префект полиции был далек от подобных мыслей, порой даже с недоумением предчувствовал, что через каких нибудь три четыре десятка лет большинство этих людей войдет в легенду, как уже становились легендой Робеспьер, Дантон и многие другие, некогда безвестные люди. Правда, механизм складывания легенд префект полиции относил к области непостижимого. Кроме того, он не испытывал никакого почтения к старой аристократии — те же страстишки, только побольше лоска и остроумия (навсегда запомнил прочитанное когда то в «Гулливере»: «Аристократ — это несчастный человек с прогнившим телом и душой, который вобрал в себя все болезни и пороки, завещанные ему десятью поколениями развратников и дураков»). Однако для салонной беседы предпочитал старую аристократию. В этом можно было усмотреть противоречие, но префект полиции охотно и даже с некоторой гордостью допускал в себе противоречия — относил их к сложности своей натуры (противоречия в других расценивал как недостаток ума).
* Фабрика королей (фр.) — Так парижские остряки называли Тюильри.
Кружки в салоне составились главным образом вокруг Камбасереса, Бертье и Лебрена.
В кружке Камбасереса явно скучали. Несмотря на свой жизнелюбивый характер, архиканцлер, как это часто случается с эпикурейцами, с годами сделался довольно тяжелым для окружающих человеком. Излюбленной его темой стало состояние его здоровья, о котором он мог говорить часами с кем попало и где угодно. Вот и сейчас, Камбасерес, не обращаясь ни к кому в отдельности, обстоятельно описывал, какой его орган дал о себе знать нынче утром, каков был характер болей и что думают о его недомогании медицинские светила Парижа. Эти разговоры люди несведущие принимали за проявление ограниченности, начинающегося слабоумия или за невоспитанность. На самом же деле Камбасерес уже так давно находился на той ступени власти, которая позволяет неограниченно распоряжаться благосостоянием и жизнью миллионов людей, что чувствовал себя неотъемлемой деталью сложнейшей государственной машины, и потому совершенно искренне считал необходимым сообщать сведения о здоровье этой важной детали с той же долей серьезности и основательности, с какой он говорил о других государственных делах. К тому же подробные ответы на вопросы, задаваемые из учтивости, были для Камбасереса самым простым способом дать выход своему обычному равнодушию к людям, не задевая их при этом. Тем не менее большинство людей, толпившихся вокруг него, по тем или иным причинам считали для себя полезным знать о состоянии печени и почек архиканцлера, а те немногие, кто оказался рядом просто из любопытства, опасались чересчур демонстративно недослушать речь второго лица империи. Префект полиции не относил себя ни к тем, ни к другим, но все же посчитал необходимым здесь задержаться.
В который раз он поразился перемене, происшедшей в облике архиканцлера за последние месяцы. Камбасерес действительно очень сдал. Его исхудавшее длинное лицо стало еще безобразнее, необычайно желтая кожа пожелтела еще больше, достигнув какого то неестественного оттенка. На этом изможденном лице одни глаза, обведенные темными кругами, поражали неожиданно живым, удивительно проницательным взглядом.
Причиной ухудшения состояния Камбасереса были не столько выставляемые напоказ недуги, сколько непоправимые события минувшей осени. Лейпцигская катастрофа и подход союзной армии к Рейну буквально лишили его сна. Гений Наполеона явно иссекал вместе с людскими ресурсами Франции, а перспектива возвращения в страну Бурбонов, казавшаяся столь дикой еще полгода назад, становилась легко угадываемой политической неизбежностью. Камбасерес, подобно Талейрану и еще нескольким другим умным людям, понимал, что на смену Наполеону может прийти только старая династия. Именно эта, неопровержимо ясная для него мысль повергала Камбасереса, цареубийцу, произнесшего двадцать один год назад роковое la mort*, в состояние даже не отчаяния, а ледяной апатии, из которой уже не выводили ни развлечения, ни участившиеся в последнее время шуточки императора, прежде приводившие архиканцлера в холодную ярость: «Мой бедный Камбасерес, в этом нет моей вины, но твое дело ясно: если Бурбоны возвратятся, то они отправят тебя на виселицу». Привычные радости больше не таили для умевшего пожить архиканцлера ничего привлекательного. Он перестал ездить в театр (раньше бывал в нем каждый день) и интересоваться женщинами. По старой привычке еще давал свои знаменитые обеды (считал, что не может быть хорошего правительства без отличного стола, и любил повторять, что обед, заслуживший всеобщее одобрение, — это его Маренго и Фридланд**, но сам на них в основном тяжело пил, не думая о неизбежных коликах в печени. Он воскрешал в памяти страшные дни террора, ежедневной, ежечасной борьбы за власть, — тогда это означало и за жизнь, — и пытался вернуть себе былую уверенность, умение нащупать порой единственную спасительную нить, ведущую из лабиринта интриг к новому величию, новому могуществу, но лишь с ужасом все тверже убеждался в собственном бессилии. Трезвый расчет показывал тщетность любых усилий. Теперь надежда была только на счастливую звезду маленького располневшего человека в сером военном сюртуке, некогда так кстати оказавшегося под рукой***. И архиканцлер все чаще ловил себя на мысли, что впервые в жизни он готов положиться на столь странную для политика опору.
* Смерть (фр.). Этим словом в 1792 г. большинство членов Конвента проголосовало за казнь Людовика XVI.
** Маренго и Фридланд — места знаменитых побед Наполеона.
*** Камбасерсс был одним из тех, кто в 1799 г. обеспечил приход Наполеона к власти.
Вокруг Бертье собрались все те, кто хотел услышать последние известия из армии — таких в салоне было большинство. Князь Невшательский и Ваграмский расположился на диване в своей любимой позе — почти развалясь. Он был невысок ростом и дурно сложен. Все в его облике было как то нехорошо: голова чересчур велика, неопределенного цвета волосы слишком курчавы; руки, безобразные от природы, сделались с возрастом просто ужасны, на концах длинных узловатых пальцев запеклась кровь (Бертье постоянно грыз пальцы, даже в разговоре). Эта привычка, в совокупности с заиканием, сопровождавшимся чрезвычайно живыми гримасами, делала Бертье очень выгодной фигурой для салонных остряков. Одежда начальника Генерального штаба Великой армии отличалась исключительной простотой — всегда и везде он был одет так, что мог явиться к Наполеону по первому же вызову, в любое время дня и ночи. Под мышкой Бертье сжимал кожаный футляр с топографическими картами восточной границы Франции. По поступившим к нему сведениям союзные армии переходили Рейн двенадцатью или пятнадцатью колоннами на протяжении от Базеля до Кобленца, имея только в первом эшелоне не меньше двухсот пятидесяти тысяч солдат. Сорок шесть тысяч человек, сосредоточенные в корпусах Мармона, Макдональда, Виктора и Нея, медленно откатывались перед неприятельской армадой. То была лишь тень армии, среди которой к тому же свирепствовал тиф. Из Майнца комендант доносил, что поутру всюду находят мертвых солдат, лежащих вповалку: «Пришлось нарядить каторжников, чтобы свалить трупы на большие телеги, обвязав их веревками, словно снопы с сеном. Каторжники не хотели идти на эту работу, но им пригрозили картечью».
Собственно, Бертье, как и Наполеон, не нуждался в картах для того, чтобы представить себе картину вторжения. Вся Европа с ее ландшафтом, городами и местечками размещалась в его голове еще со времен революционных войн. Бертье мог описать местность, в которой никогда не был, так же обстоятельно, как если бы недавно вернулся оттуда. Ясность, с которой он представлял самые сложные движения войск, наряду с замечательным талантом топографического черчения (еще Людовик XVI поручал ему рисование карт королевской охоты) и обеспечивали ему бессменное пребывание в должности начальника штаба во всех походах Наполеона. Очень давно кое кто делал попытки столкнуть Бертье с Наполеоном, приписывая головокружительные победы молодого главнокомандующего итальянской армии кропотливой работе начальника его штаба. Но поссорить их не удалось. На все интриги Наполеон реагировал одной короткой фразой: «Бертье — это скотина!» — и только. Он слишком хорошо знал ограниченность военных дарований Бертье, его полную неспособность к инициативе, слишком твердо верил в свою безраздельную власть над его волей (так оно и было), чтобы опасаться в нем соперника. С русского похода император часто злился на него при неудачах, сваливал всю вину за них на просчеты в штабной работе, презрительно бросая в лицо Бертье: «Я знаю, что вы ничего не стоите, но, к вашему счастью, другие этого не знают»,— однако обойтись без этой нетребовательной тени своего военного гения уже не мог.
Когда префект полиции оставил кружок Камбасереса и перешел к кружку Бертье, здесь уже завязался оживленный разговор. Обступившие Бертье штатские забрасывали вопросами двух известных генералов, которые чрезвычайно охотно высказывали свое мнение в присутствии начальника штаба. Сами того не замечая, они уже втянулись в профессиональный спор о предпочтительных достоинствах оборонительных линий Шатильон — Верден и Шомон — Мец. Собственно, вопросы штатских косвенно предназначались самому Бертье, но тот, несмотря на свою обычную учтивость, безучастно грыз пальцы. В голове князя Невшательского и Ваграмского беззвучно маршировали пятнадцать неприятельских колонн. Они захватывали без боя неукрепленные города, обходили укрепленные пункты, прикрывая их заслонами, и устремлялись прямо к сердцу Франции — Парижу. На крайнем левом фланге Бубна овладевал Женевой и направлялся к Лиону через Юрские горы и долину Соны; в центре армия Шварценберга подходила к Дижону, Лангру и Бар сюр Об; на правом фланге оба корпуса Блюхера через Лотарингию выходили к Сен Дизье и Бриенну. К концу января концентрация союзных войск должна была завершиться на пространстве между Марной и истоками Сены и тогда противостоять их дальнейшему продвижению в глубь Франции становилось невозможным. В мозгу Бертье постепенно всплывали два пункта: Шалон и Шомон — предупредить концентрацию союзных армий французские войска могли, только находясь в одном из этих городов. В каком именно? Бертье напряженно обдумывал оба варианта, боясь ошибиться, как в 1809 году, когда он, неправильно выбрав пункт сосредоточения, чуть было не поставил под угрозу всю кампанию в Австрии. Тогда понадобились весь гений Наполеона и невероятное везение, чтобы поправить ошибку. Теперь же речь шла о Франции! Бертье чувствовал страшную тревогу (Францию любил искренне: через год он покончил с собой, выбросившись с балкона при виде победных неприятельских колонн) и одновременно испытывал облегчение от того, что ответственность сейчас лежит не на нем, что рядом есть император, который, вероятно, уже знает правильное решение. В военную непогрешимость Наполеона Бертье верил безоговорочно.
Напряженную сосредоточенность начальника штаба префект полиции объяснил про себя его очередным любовным увлечением. Влюбчивость Бертье была хорошо известна, как и забавные ситуации, в которые он порой попадал из за чрезмерной пылкости. Однако новая избранница князя Невшательского и Ваграмского, кажется, не стоила того, чтобы впадать из за нее в меланхолию. «Впрочем, — подумал префект полиции, — в его годы любовные огорчения сопутствуют мужчине с удручающим постоянством». Кто то в нем усмехнулся. «Да, да, разумеется, в наши годы», — нехотя поправил он себя.
Взгляд префекта полиции задержался на Талейране. Опальный министр иностранных дел стоял особняком, в совершенном одиночестве. Его глаза не выражали ничего, кроме ледяного презрения. Придворные задерживались возле него ровно столько, сколько требовала учтивость, и поспешно отходили: никто не решался открыто демонстрировать близость к человеку, о котором император выражал сожаление, что он до сих пор не расстрелян. «Конченый человек, а жаль», — подумал префект полиции (ошибался в этом, как все*). Он никогда не мог преодолеть в себе невольного восхищения умом великого дипломата. Он улыбнулся, вспомнив ходячие остроты Талейрана и пожалел, что Фуше нет в Париже. В затянувшейся словесной дуэли бывшего министра полиции, говорившего, что если бы на свете не существовал Талейран, то его, Фуше, считали бы самым порочным и лживым человеком, и бывшего министра иностранных дел — этих двух, быть может, самых невеселых людей Франции — префект полиции держал сторону Талейрана, чье определение министра полиции как человека, «который сначала заботится о делах, которые его касаются, а затем обо всех тех делах, что его совсем не касаются», считал универсальным, делая единственное исключение для Савари. Кроме того, префект полиции не шутя прибавлял имя Талейрана к именам семи греческих мудрецов, так как считал, что человек, сказавший: «Прежде всего — не быть бедным!» — стоит от истины не дальше тех, кто учил, что человек — мера всех вещей и что надо познать себя.
* Талейран возглавил антинаполеоновский заговор в марте 1814 г. и обеспечил реставрацию Бурбонов. Позднее вновь занял кресло министра иностранных дел.
Он поклонился Талейрану. Тот вернул поклон, не меняя выражения лица. Префект полиции нисколько не обиделся — напротив, еще раз восхитился совершенной непроницаемости этого человека.
Со стороны группы финансистов, обступивших главного казначея, доносился раздраженный голос какого то банкира: «Размен не больше двенадцати франков за тысячу на серебро!.. Пятьдесят франков на золото! Это черт знает что, господин Лебрен! Вы должны отменить лимит по ссудам…» Лебрен слабо возражал: «Но, господин барон, император собирается укрепить акции государственного банка наличностью из своей казны. Господа, биржа не может и дальше играть на понижение в такой момент…» Префект полиции с интересом прислушался. Подобно большинству владельцев ценных бумаг, он терпел значительные убытки из за падения их стоимости. К тому же на него распространялся двадцатипятипроцентный вычет из жалованья гражданских чиновников. За минувший год ему пришлось наполовину сократить расходы. Нехватка звонкой монеты ощущалась им весьма болезненно — не терпел экономить на удовольствиях. Особенно его раздражала все возраставшая капризность прислуги. «Ох, скоро будем жить совсем без денег. И как тогда все будет?» Представить такую жизнь ему, однако, никак не удавалось; впрочем, не очень и хотелось.
Дослушать речь главного казначея префекту полиции не дал один знакомый генерал, который, взяв его под локоть, начал бурно выражать негодование действиями начальника тайной полиции. Оказывается, заслуженный вояка хотел устроить званый обед на двадцать персон,— только для своих,— о чем, в соответствии с правилами военного времени, известил начальника тайной полиции. Тот, однако, заупрямился, ставя непременным условием присутствие на обеде своего агента. Дойдя до этого места своего рассказа, генерал обиженно умолк. Префект полиции оглянулся на начальника тайной полиции, принявшего незаинтересованный вид, и любезно улыбнулся генералу, прося переходить к сути просьбы. Генерал хотел, на правах, так сказать, старой дружбы, чтобы префект полиции некоторым образом поручился за его лояльность перед министром полиции, избавив тем самым от необходимости приглашать в дом филера.
Префект полиции размышлял недолго. Соблазн досадить конкуренту был слишком велик.
— Список приглашенных у вас с собой? — сказал он генералу. — Дайте мне.
Просмотрев не больше трети списка, префект полиции улыбнулся и вернул бумагу — он уже увидел имена двоих своих осведомителей.
— Любезный друг, вам не о чем беспокоиться. Я переговорю с Савари. Я вижу, что у вас собирается хорошо подобранное общество. Вам нет необходимости приглашать в него незнакомых лиц.
И в восторге от шутки, понятной только ему самому, префект полиции направился к Савари, с наслаждением чувствуя на своей спине взбешенный взгляд начальника тайной полиции.
Продолжение завтра в это же время
Мои книги на Литрес
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
Звякнуть копеечкой в знак одобрения и поддержки можно через
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
ЮMoney (Яндекс) 41001947922532
PayPal s.tsvetkov.history@gmail.com
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
|
Метки: Наполеон новеллы |
Русалка на ветвях висит |
Ева на Древе познания добра и зла.
***
Пришла, развесилась клоками,
Повисла на ветвях берёз...
***
Чтобы тело и душа были молоды,
Ты не бойся ни жары и не холода,
Закаляйся, как сталь!
***
Какие ещё варианты названия?
|
Метки: юмор |
Виктор Гюго, торговец пером |
Однажды Виктор Гюго отправился в Пруссию. На границе прусский жандарм, заполнявший специальную анкету, спросил у него, чем он занимается.
— Пишу, — ответил писатель.
— Я спрашиваю, чем вы добываете необходимые средства к жизни?
— Пером.
— Хорошо, так и запишем: «Гюго, торговец пером».
***
Литературный критик Сент-Бёв как-то спросил Гюго, кого он считает первым поэтом Франции. Гюго сморщился, засопел, закряхтел, полез за платком, высморкался и, наконец, глядя в сторону, процедил: «Вторым — Де Виньи».
***
Гюго любил детей, и знакомые, по его просьбе, часто приводили ему свой маленький люд. Однажды один литератор пришел к Гюго со своим восьмилетним сыном. По дороге он много раз повторил мальчику о том, как велика честь быть принятым у гениального поэта, и так напугал бедного ребенка, что тот, очутившись в гостях у такого страшного человека, растерянно присел на кончике стула, вытянувшись в струнку и чуть дыша.
Гюго поговорил с отцом мальчика о разных предметах и вдруг, покосившись на ребенка, сказал:
— Послушайте, мой милый, ваш сын, наверно, болен!
— Нет, уверяю вас, — отвечал донельзя удивленный гость.
— Да как же! Он здесь уже с полчаса и еще ничего не сломал.
***
Тургенев, хорошо знавший Виктора Гюго, не раз поражался вопиющей невежественности великого писателя относительно всего, что происходило за пределами Франции.
— Как-то раз, — рассказывал Иван Сергеевич, — Гюго отнесся слишком скептически к немецкой драматургии и безапелляционно заявил, что Гёте написал всего одну порядочную драму –«Валленштейн», но и та ужасно скучна. На это я ему заметил: «Мэтр, «Валленштейн» написан не Гёте, а Шиллером». — «Ну, это все равно, — отвечал мне Гюго. — Шиллер или Гёте — это одного поля ягоды. Поверьте мне, что я, не читавши, знаю, что мог сказать и сказал Гёте, или что мог написать Шиллер!
Мои книги на Литрес
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи(описание и заказ)
|
Метки: исторический анекдот |
Знамя на Тюильри (почти новогодний детектив). Часть 1 |
|
Метки: Наполеон новеллы |
Большевистский запой |
Жена Фадеева, актриса А.Степанова, писала об истории одного сталинского телефонного звонка Фадееву:
«Генеральный секретарь Союза писателей СССР (А.Фадеев) пару недель не был на работе, вождь его разыскивал, потом, когда писатель вынырнул на поверхность, спросил: «Где вы пропадали, товарищ Фадеев?» «Был в запое», — с большевистской прямотой ответил автор «Молодой гвардии» и «Разгрома». — «А сколько дней у вас длится такой запой?» — «Дней 10—12, товарищ Сталин». — «А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в 3—4?».
|
Метки: литература исторический анекдот |
Друзья, это последняя запись в этом году |
Всем счастья, здоровья, успехов и хороших посиделок за новогодним столом!
***
Вздох леса долог и молитвен.
Деревья обнаженней спиц.
Ложится снег на струпья рытвин
и вот — не пересечь границ
зимы. И можно обнаружить
в оконных стеклах и зрачках
всеобщий ужас этой стужи,
внезапный и бесплодный, как
ее попытки врачеванья
корявой немощи дорог,
чтоб в эту зиму на прощанья
был самый страшный недород.
|
Метки: Новый год |
Накипелово |
Я спокои-и-и-н,
Я забыл, что значит страх.
Мой биткои-и-и-н
Отрастает на глазах!
|
Метки: юмор |
Невыносимый Антон Палыч, или Новый год как страдание |
«Рассказ мой начинается, как начинаются вообще все лучшие русские сказания: был я, признаться, выпивши… Встречал я новый год у одного своего старинного приятеля и нализался, как сорок тысяч братьев. В свое оправдание должен я сказать, что напился я вовсе не с радости. Радоваться такой чепухе, как новый год, по моему мнению, нелепо и недостойно человеческого разума. Новый год такая же дрянь, как и старый, с тою только разницею, что старый год был плох, а новый всегда бывает хуже…
По-моему, при встрече нового года нужно не радоваться, а страдать, плакать, покушаться на самоубийство. Не надо забывать, что чем новее год, тем ближе к смерти, тем обширнее плешь, извилистее морщины, старее жена, больше ребят, меньше денег…
Итак, напился я с горя…
«Жизнь — канитель... — философствовал я, шлепая по грязи и пошатываясь. — Пустое, бесцветное прозябание... мираж... Дни идут за днями, годы за годами, а ты всё такая же скотина, как и был... Пройдут еще годы, и ты останешься всё тем же Иваном Ивановичем, выпивающим, закусывающим, спящим... В конце концов закопают тебя, болвана, в могилу, поедят на твой счет поминальных блинов и скажут: хороший был человек, но жалко, подлец, мало денег оставил!..»
А. П. Чехов «НОЧЬ НА КЛАДБИЩЕ»
|
Метки: литература |
Начальная история русов (до встречи со славянами) |
Начиная с IX века на страницах европейских и арабских рукописей появляется «русское» имя в его древнеславянском варианте — «русь». Как и в случае с венетами, его древние носители представляли особый народ, не имевший со славянами ничего общего.
Ключевский на одной из страниц своего «Курса» превосходно описал русскую тропинку: змеиный след, петляет так, будто нарочно морочит путника; а захочешь срезать, пойдёшь напрямки, — только проплутаешь, пока с облегчением не выберешься на прежний извилистый путь.
Так и древняя русская история — не прямо стелется.
Польский филолог Александр Брюкнер (1856—1939) в своё время написал: «Тот, кто удачно объяснит название Руси, овладеет ключом к решению начал её истории».
Исторические исследования последних десятилетий неоспоримо засвидетельствовали два важнейших факта. Один из них — это несомненная связь (вплоть до взаимозаменяемости) средневекового термина «русь» с античными этнонимами «рутены» и «руги» (академик А. Г. Кузьмин имел полное право утверждать: «Тождество ругов и русов (сюда следует добавить и рутенов. — С. Ц.) не гипотеза и даже не вывод. Это лежащий на поверхности факт, прямое чтение источников, несогласие с которыми надо серьёзно мотивировать» (Кузьмин А. Г. Одоакр и Теодорих // Страницы минувшего. М., 1991. С. 517); другой — множественность «Русий» на территории средневековой Европы: наименования «Русь», «Русия», «Рутения» и производные от них топонимы встречаются в Подунавье, Прибалтике, Прикарпатье, Приазовье, в северной Германии, на границах Тюрингии и Саксонии, в Голландии, на севере Италии и в других европейских землях. Всё это наконец-то позволяет подвести под начальную историю русов прочный исторический фундамент. Сразу оговорюсь, что длительное время она не имела ничего общего с историей славян. Поэтому по отношению к древнему этносу русов прилагательное «русский» далее будет употребляться в кавычках, дабы не вызывать ассоциаций с его современным значением.
Это часть моей статьи в цикле исторических материалов Русское тысячелетие Х—ХХ.
Полностью статья доступна подписчикам всех уровней. Подписка открывает доступ к архиву. Оформив годовую подписку, вы получаете скидку 20%, есть и другие интересные предложения.
Цикл Русское тысячелетие Х—ХХ обновляется не реже двух раз в неделю, материалы выкладываются в виде подкаста и иллюстрированной текстовой расшифровки.
Подписывайтесь, читайте/слушайте, комментируйте!
|
Метки: Русское тысячелетие |
Украинский евроколхоз в оперативном секторе немецкой 6-й армии |
Лето 1941-го. Если не ошибаюсь, левый лыцарь в джинсе, правый в вельвете, с торчащими для вящей куртуазности кальсонами.
Источник: «Der "Uberfall». Hoffmann und Campe. Hamburg, 1984.
|
Метки: Вторая мировая война историческая фотография |
Тот случай, когда бабло побеждает зло |
Институт философии Российской академии наук (РАН) потратил больше 742 тыс. руб. на исследование «Является ли злом существование ада». Об этом свидетельствуют данные с сайта госзакупок.
Институт разместил лот на сайте Госзакупок 29 марта, договор был исполнен в начале октября. Единственным поставщиком стал доцент, кандидат философских наук из Воронежа Игорь Гаспаров.
Также учреждение в этом году потратило 667 тыс. руб. на научную работу «Алексиус Майнонг и австрийская философия XIX — нач. XX: Основные идеи и позднесхоластические корни», 742 тыс. руб. на исследование «Бесполезная свобода и проблема ада» и 686 тыс. руб. на работу «Реляционное измерение проблемы зла и мистическая теодицея».
«Все это в рамках закона, в рамках гранта, который выделен. Люди выиграли конкурс на это и там все распределено изначально из Российского научного фонда», — ответили РБК в Институте философии РАН на просьбу прокомментировать исследование «Является ли злом существование ада».
Похоже, кого-то из власть предержащих предметно заинтересовали тамошние условия...
|
Метки: наука философия |
Любимая лошадь Александра Македонского |
Буцефал — любимый конь Александра Македонского — известен, пожалуй, не меньше своего хозяина.
По свидетельству древних авторов, Буцефал происходил от варварского жеребца и фессалийской кобылы. Это было животное высокого роста, золотисто-рыжей масти. Отец Александра Филипп II приобрел его в 343 году до н. э., во время Олимпийских игр в Дионе, за 13 талантов (это примерно 340 килограммов серебра). Конь оказался с диким нравом, и никого не подпускал к себе. Александр, которому было тогда всего 12 лет, догадался, что Буцефал просто боится теней, повернул коня мордой к солнцу и вскочил ему на спину. С этого дня они сделались неразлучны.
Есть и другая, легендарная версия этой истории. Согласно ей, Буцефал был собственно не конем, а единорогом с изумрудным павлиньим хвостом. Александр получил его в дар от царицы Египта. Диковинный зверь чувствовал страх приближающихся к нему людей и благодаря этому был непобедим. Только Александр был свободен от свойственного смертным страха. Когда коня подвели к нему, животное склонило голову и ткнулось рогом в землю в знак подчинения. Из уважения к его мощи Александр дал ему имя Буцефал, то есть «бычьеголовый».
Рассказывали еще, что однажды Александр рассматривал в Эфесе свой портрет, нарисованный знаменитым художником Апеллесом, и остался недоволен работой. Тут случайно к портрету подвели Буцефала, который своим ржанием приветствовал изображенного на картине хозяина, словно живого. Апеллес ехидно воскликнул: «Владыка, конь оказался лучшим знатоком искусства, чем ты».
Больше 20 лет верный Буцефал носил героя по бескрайним просторам Азии. А после смерти коня Александр основал город и назвал его именем боевого друга. Это единственный в мире город, названный в честь лошади (современный Джалалпур в Пакистане).
Кавказские же предания говорят, что Буцефал является родоначальником знаменитой ахалтекинской породы лошадей.
Мои книги на Литрес
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи(описание и заказ)
|
Метки: животные и люди |
Лучшие фотографии послевоенной Европы, сделанные National Geographic |
National Geographic произвел революцию в фотографии и фоторепортаже.Фотографы журнала, которые иногда бывали вооружены девятью различными фотоаппаратами и 500 рулонами пленки для выполнения одного задания, запечатлели мир в тысячах отчётливых изображений.
Западная Германия, 1973 г. Джордж Ф. Мобли / National Geographic: Вокруг света за 125 лет. ЕвропаЛучи солнечного света струятся через окна пивного зала Augustiner в Мюнхене, освещая тысячи посетителей, празднующих ежегодный Октоберфест.
В марте 1974 г. в репортаже о 1200 пивоварнях Баварии автор Гэри Дженнингс пошутил: «Можно было бы пить баварское пиво во время еды три раза в день, — а некоторые так и делают, — более года, не употребляя дважды одну и ту же марку».
Русская фантазия в каменной кладке, московский многоцветный и многоглавый собор Василия Блаженного стоит в луже дождя на Красной площади. Ослепительное здание, построенное в 1552 году, пережило не только пожар Москвы 1812 года, но и большевиков, которые хотели снести его.
Швеция, 2015
Заходящее солнце, силуэты горы Наммат в долине Рапа — национального парка Сарек на севере Швеции. Ничто не иллюстрирует дикую Скандинавию так, как этот заповедник, где «живут» более сотни ледников, шесть из 13 самых высоких вершин страны и множество озер и ручьев.
Члены семьи Борка завершают работу над одним из 40 стогов сена, которые они создают каждое лето на своей ферме недалеко от Бреба на севере Румынии. Вопреки зловещему образу региона в западной литературе и поп-культуре, большая часть Трансильвании усеяна очаровательными сельскими пейзажами.
Официальный прием заполняет Большую галерею, самую просторную из 1441 комнаты венского дворца Шёнбрунн. Императорская резиденция изначально была построена как «охотничий домик» за пределами городских стен в XVII веке императором Леопольдом I.
Когда зимняя ночь опускается на Церматт, огни манят лыжников и отдыхающих в уютные таверны, рестораны и отели.
Швейцарский консервативный регион Аппенцелль — это мужчины в красных жилетах, которые все еще ведут стада с летних пастбищ на возвышенностях в зимние лагеря в долине. Женщины в традиционной одежде все еще работают над их вышивкой, и звуки альпгорнов и йодлинга все еще можно услышать на холмах.
Гамбургская улица Репербан, наполненная неоновым светом и ночными клубами, стала примером удивительного послевоенного восстановления Западной Германии. «Молодая западногерманская республика кипит энергией, процветанием и проблемами», — гласило начало июньской 1959 года статьи в National Geographic.
В том же году музыкальный клуб Kaiserkeller открылся на боковой улице возле Репербан, а одним из первых исполнителей в нем стала малоизвестная группа из Ливерпуля под названием The Beatles.
Старый курорт пережил бурную историю Германии в основном неповрежденным, хотя семья князя Штольберга была лишена своего замка в 1945 году, когда город попал в зону советской оккупации.
Замок Нойшванштайн в южной Баварии — самый экстравагантный замок в Германии. Построенный в конце 19 века, он представлял собой театральную сцену, любимый проект самого мечтательного из монархов, короля Людвига II Баварского.
Он видел в этом дань уважения романтическому видению немецкой истории; для других, однако, это был идеальный дворец из сказок — Уолт Дисней запомнил его, когда проектировал Замок Спящей красавицы в Диснейленде.
Какой зеленой была эта долина, даже в тот туманный день, когда эти молодые туристы пересекли перевал Ланберис в Национальном парке Сноудония! Этот регион окутан легендами, словно облаками: в соседнее озеро Гласлин, считают валлийцы, раненый король Артур бросил Экскалибур. А под вершиной Y Lliwedd рыцари Артура все еще спят в пещере, дожидаясь возвращения своего вождя с острова Авалон.
Знаменитая засуха 1947 года нанесла серьезный ущерб европейским фермам, но она же стала благословением для бельгийских пляжей.
Сеньоры, наслаждающиеся солнцем на скамейке в Барселоне, вероятно, заняты обсуждением местных новостей на фоне визитки своего города — причудливого творения архитектора Антонио Гауди, возвышающегося за их спиной.
Жители Триеста отдыхают в День Республики, несмотря на морской бриз, дующий с площади Пьяцца-дель-Унита. Ежегодное празднование знаменует создание Итальянской республики после 1945 года, хотя пожилые люди помнят другой флаг, развевающийся на ветру. До конца Первой мировой войны Триест был «Веной Адриатики», главным морским портом Австро-Венгрии, закоренелого врага Италии.
Троица солнечных лучей освещает выложенный мозаикой пол базилики Святого Петра, которую многие по праву считают самой грандиозной церковью в мире, учитывая, что дальний бронзовый балдахин, скрывающий алтарь Папы, имеет высоту 13 метров.
Центральный купол, от которого падает свет, еще более величественен: его высота — почти 137 метров, что делает его самым высоким куполом в мире.
Во время перерыва в работе две женщины из Кортины Д'Ампеццо, вероятно, разговаривают не на итальянском или немецком, а скорее на ладинском, малоизвестном альпийском языке, который редко можно услышать за пределами их долины. Их город был известным курортом, даже когда он был частью Австро-Венгерской империи. Италия присоединила Кортину, а также Южный Тироль и Триест после поражения австрийцев в Первой мировой войне.
Сидя на камне, Мария Цаконаку из греческого отделения Международной ассоциации молодых христианок напоминает потенциальным эмигрантам в Австралию, которые ищут лучшую работу за границей, что куда бы они ни поехали, Парфенон всегда останется их культурным наследием.
Паромы возле Галатского моста у входа в легендарный Золотой Рог, отделяющий Старый Стамбул, увенчанный куполом и минаретами мечети Сулеймание, от более вестернизированного квартала города.
Подписи взяты из « National Geographic: Вокруг света за 125 лет - Европа».
|
Метки: историческая фотография |
Воевода Волчий Хвост — загадки имени |
Воевода по имени Волчий Хвост появляется в летописной статье под 984 г., повествующей о походе князя Владимира на радимичей — славянское племя, жившее в бассейне р. Сожи (верховья Днепра):
«Иде Володимер на радимичи. Бе у него воевода Волчий Хвост, и посла его Володимер перед собою, Волчья Хвоста; срете [встретил] радимичи на реце Пищане [правый приток Сожи], и победи радимиче Волчий Хвост. Тем и русь корятся [смеются над] радимичем, глаголюще: «Пищаньци волчья хвоста бегают».
Историки, как правило, воспринимали данный текст с полным доверием, вследствие чего воевода по имени Волчий Хвост прочно обосновался на страницах исторических трудов. Осталось как-то незамеченным, что действительное соотношение между историей и приведенной летописцем поговоркой совершенно обратное, то есть на самом деле не поговорка увенчала исторические события, а, наоборот, летописец выстроил свой рассказ о Волчьем Хвосте, отталкиваясь от знакомой ему поговорки.
В украинском песенном фольклоре воспоминание о ней удержалось до второй половины XIX в. Н.И. Костомаров записал в Старобельском уезде любопытную весеннюю песню, в которой фигурирует таинственный персонаж по имени «Пищано, Пищанино», а волк срамит парубков, задирая перед ними хвост:
Пищано, Пищанино,
По березi ходило…
Ишов вовк мимо дiвок,
Усiм дивкам шапку зняв,
А парубкам хвiст пiдняв.
Песня была, по-видимому, очень древней, и к XIX в. смысл ее был полностью забыт. «Что такое «Пищано, Пищанино» — непонятно, — пишет Костомаров, — да поющие эту песню могли сказать только, что так поется и более ничего» (Костомаров Н.И. Монографии и исследования. Т. 13. СПб., 1881. С. 134). Однако фольклорная параллель летописному рассказу налицо. В каком отношении друг к другу они находятся?
Костомаров признал совершенно невероятным — и с этим безусловно следует согласиться, — чтобы летопись могла воздействовать на песенное народное творчество. Скорее приходится предположить другое, а именно бытование в Южной Руси XI–XII вв. обрядовой песни, упоминавшей в связи с неким «Пищано» (возможно, каким-то персонажем языческой мифологии) волка и его хвост. Исполняемые под эти распевы обрядовые действа коротко резюмировала известная нам поговорка. Летописец усмотрел в загадочном «Пищано, Пищанино» знакомое ему название реки Пищань, а в победоносном волчьем хвосте, обращающем в бегство «пищаньцев» (участников «пищаньской» мистерии?), — воеводу по имени Волчий Хвост (согласно Новгородской I летописи, в 1019 г. воевода с таким именем сражался на стороне Святополка против Ярослава в битве на Альте). В итоге первоначальная хроникальная запись «иде Володимер на радимичи и победи радимичи на реце Пищане» превратилась в небольшую новеллу с участием нового «исторического лица» — воеводы Волчьего Хвоста и с заключительным moralite в виде юмористической поговорки.
P.S.
Кажется, никто из историков не обратил внимания на абсолютную невозможность наименования радимичей «пищаньцами» — по имени незначительной речушки. Скорее можно было бы ожидать «сожане».
Читайте на Литрес мою книгу «Князь Владимир — создатель единой Руси»
По моей ссылке полагается скидка.
|
Метки: древняя Русь князь Владимир |
Первые выборы |
И. О. президента В. Путин и заместитель руководителя администрации президента Д. Медведев в предвыборном штабе, март 2000 года, Москва.
«При мне всё будет, как при дедушке!» (с)
|
Метки: историческая фотография |
Немного о тавтологии |
Тавтология — это неоправданное, излишнее дублирование одних и тех же или близких по смыслу слов. Например, «прямоугольный квадрат» или «масло масляное».
Правда, следует сразу заметить, что иногда тавтология необходима и оправданна. Так, в логике тавтологией называется суждение, в котором подлежащее тожественно со сказуемым. Сюда относится любое определение, которое, собственное, всегда сводится к схеме: это — есть это, «собака — есть животное». С классическим примером математической тавтологии мы все знакомимся уже в первом классе: дважды два — четыре. Существуют также невольные тавтологии, завоевавшие себе право на жизнь. С черными чернилами приходится мириться, раз уж современная химическая промышленность научилась придавать этой жидкости любой цвет.
Но я хочу обратить ваше внимание на те тавтологии, которым не место в нашей речи.
Начнем, пожалуй, с «патриота своей страны», или «патриота России». Слово «патриот» переводится с латинского как «любящий свою родину». Поэтому никаких уточнений здесь не требуется. Скажите: «Я — патриот», и этого будет достаточно. И уже совершенно невозможно быть «патриотом своего города» или «патриотом своей организации», которых ныне развелось видимо-невидимо.
В бытовых рассказах, разговорах, а также из средств массовой информации можно часто услышать про «молодых девушек». Друзья, а чем вам не нравятся просто девушки, которые по определению молоды? Этак ведь можно докатиться до «пожилых старух» и «взрослеющих подростков».
Некоторые дикторы упорно предлагают нам прослушать «информационное сообщение». Хотя вообще-то нам нужна информация или, на худой конец, сообщение.
В магазинах, торговых точках, особенно в различного рода забегаловках, для посетителей любят вывешивать «прейскурант цен», не понимая, что прейскурант — это и есть справочник цен, то же самое, что и «прайс-лист».
В области компьютерной техники верхом тавтологии, пожалуй, является «компактный CD-диск».
Ну, вот и все на сегодняшний день… Хотя нет, закончим мы без тавтологии: ну, вот и все на сегодня.
|
Метки: слова русский язык |
«Побежден похотью женской…» Князь Владимир и его жены |
Женолюбие Владимира раздуто в Повести временных лет до ветхозаветного масштаба благодаря сравнению с Соломоном: «И был Володимер побежден похотию женскою, и были у него водимые [законные жены, среди которых названы Рогнеда, «грекиня», две «чехини» и «болгарыня»]… а наложниц было у него 300 в Вышегороде, а 300 в Белгороде, а 200 на Берестовом в сельце, которое зовут ныне Берестовое. И был несыт блуда, и приводил к себе замужних жен и девиц, растлевая их; потому что был женолюбец, как и Соломон».
Нескрываемые библейские параллели давали повод считать летописное известие о грубом сладострастии Владимира позднейшим литературным вымыслом, тем более что монументальная фигура библейского царя, олицетворяющего собой «ветхий закон», оттеняет летописный образ Владимира и во многих других случаях. Однако перед нами, несомненно, реальная черта человеческого облика Владимира, сильно занимавшая уже его современников, причем не только на Руси, но и за границей, как это видно по хронике Титмара Мерзебургского, который, со слов бежавшего в Польшу князя Святополка Владимировича или кого-то из его окружения, называет Владимира «великим и жестоким распутником». Характерно, что в монашеском восприятии сексуальная разнузданность князя выглядела обыкновенным распутством, обусловленным его природным нравом: летопись объясняет скандальное с точки зрения христианства поведение Владимира тем, что он «был прелюбодей»; Титмар говорит о его «врожденной склонности к блуду».
Между тем многоженство и наложничество были важнейшими институтами дохристианского общества, тесно связанными с общественным статусом вождя как сакральной и политической фигуры. Языческая мистика видела прямую зависимость между мужской силой вождя и благоденствием племени, народа, страны. По свидетельству арабского путешественника Ибн Фадлана (начало 20-х гг. Х в.), «царь русов» должен был публично демонстрировать перед дружинниками свои мужские способности, тем самым подтверждая, что благоволение богов еще почиет на нем, а вместе с ним и на его подданных. Поверье это еще долго жило на Руси, проявляясь видимым образом, например, в обычае вывешивать в церкви княжеские «порты», то есть в сакрализации той части княжеского одеяния, которая как бы заключает в себе детородную силу. Во внешнеполитической сфере институт многоженства (через династические браки) способствовал закреплению союзных отношений с соседними народами, а в многоплеменном государстве — еще и обеспечивал внутреннее единство страны, собирая в гареме верховного вождя дочерей племенных и родовых старейшин.
Наложницам, кроме того, была отведена важная роль в погребальном обряде — одна из них сопровождала своего умершего господина в загробный мир.
Таким образом, само положение языческого владыки обязывало его иметь жен и наложниц, и притом как можно больше, ибо это умножало его могущество в глазах сородичей и соседей и давало обществу уверенность в благодетельности его правления. Но для людей христианской культуры, в особенности монахов и книжников, за всем этим не стояло ничего, кроме прелюбодеяния и блуда, почему женолюбие Владимира, имевшее истоки в языческой полигамии, и было истолковано в Повести временных лет и хронике Титмара через понятие личного греха.
Справедливости ради следует также заметить, что приведенные в летописи цифры наложниц Владимира, несомненно, сильно преувеличены молвой. Реальные данные о гаремах правителей Восточной Европы IX–X вв. выглядят гораздо скромнее. Например, арабские историки пишут о 25 женах и 60 наложницах хазарского кагана, а к услугам «царя русов», по сведениям Ибн Фадлана, было «сорок девушек для его постели».
В продолжение всего периода Средневековья Церкви приходилось проявлять терпимость к нецерковным бракам и сожительству — по чрезвычайной их распространенности среди паствы. Например, Константинопольский патриарх Николай Мистик (начало Х в.) в своих наставлениях к архиепископу Алании Петру о том, как следует водворять христианские нравы в семейном быту новообращенных, говорит так: «Ты сам понимаешь, что нелегко дается переход от языческой жизни к строгости Евангелия». Ввиду этого патриарх советует действовать отеческим убеждением, допуская осторожность и послабления в отношении князя страны и людей знатных и властных, издавна живущих в языческих браках, чтобы не отвратить от христианства весь новоприобретенный для Церкви народ.
И в иных случаях терпимость добрых пастырей была поистине беспредельной. Доминиканский монах Юлиан, посетивший около 1235 г. Матарху (Тмуторокань), с удивлением поведал, что князь той земли исповедовал христианство греческого обряда в приятном обществе ста своих жен. Впрочем, католическое духовенство тоже не закрывало коронованным распутникам пути к спасению при наличии искупительных добрых дел и особенных заслуг перед Церковью. «Видение Веттина» (первая половина IX в.) приоткрывает читателю посмертную судьбу Карла Великого: легендарный король хотя и терзаем пламенем за свое сластолюбие, но лишь для того, чтобы очищенным перейти в уготованную ему жизнь вечную. А троеженство французского короля Робера Капетинга (996–1031), отягощенное двойным кровосмесительством, не помешало ему прослыть после смерти Робером Благочестивым, так как он обильно проливал слезы во время молитвы и широко благотворительствовал нищему люду.
Что касается Владимира, то христианская переоценка ценностей в этом вопросе, по-видимому, далась ему нелегко. Акт крещения превращал его пристрастие к «женской прелести», за которое языческая традиция не предполагала никакой нравственной ответственности, в греховную половую распущенность, осужденную и наказуемую Господом: «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (Евр., 13: 4). Повесть временных лет как будто оставляет распутство русского Соломона в языческом прошлом; во всяком случае, после 988 г. летопись больше не возвращается к этой теме. Но вряд ли Владимир в одночасье изменил свое поведение. Иоакимовская летопись говорит, что это произошло не сразу и под воздействием чужой воли, вероятно, под давлением Анны и христианского духовенства: «Владимир вскоре по кресчении» (это «вскоре» предполагает прошествие нескольких лет, так как далее сообщается, что к этому времени Анна успела два раза родить) «упрошен бе отпусти жены от себе, яко обесча…». Вняв увещеваниям, князь разослал «водимых» жен и их сыновей по городам, а прочих «даде в жены ближним своим, не имусчим жен…».
Данное известие можно было бы счесть не вполне аутентичным, так как оно встречается только в позднейших летописях и у польского историка XVI в. М. Стрыйковского, если бы хроника Титмара не содержала очень похожего свидетельства. Немецкий хронист пишет, что Владимир еще некоторое время после крещения не только искусственно распалял свою похоть, но будто бы даже в простоте души оправдывал свое бесстыдство ссылкой на Евангелие, пока христианские священники не растолковали ему истинный смысл евангельских слов: «Упомянутый король [Владимир] носил венерин набедренник, усугублявший его врожденную склонность к блуду. Но Спаситель наш Христос, заповедав нам препоясывать чресла, обильный источник губительных излишеств, разумел воздержание, а не какой-нибудь соблазн. Услыхав от своих проповедников о горящем светильнике, названный король смыл пятно содеянного греха, усердно творя щедрые милостыни».
Скрытые в тексте цитаты отсылают читателя к словам Христа из Евангелия от Луки: «Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи» (Лк., 12: 35), которые означают необходимость постоянного духовного бдения в ожидании суда Господня. По Титмару выходит, что Владимир знал это евангельское изречение в усеченном виде (только первую его часть), трактуя его, мягко говоря, несколько своеобразно и в благоприятном для себя смысле. Рассказ Титмара, скорее всего, передает гулявший по Киеву слух, за достоверность которого, разумеется, поручиться нельзя; но вместе с тем у него есть две точки соприкосновения с сообщением Иоакимовской летописи: Владимир обращается к моногамии не вдруг и не добровольно, а постепенно, под влиянием духовных бесед с придворными клириками, которым, возможно, вновь пришлось развернуть перед очами князя памятную «запону» с изображением Страшного суда. Такое представление об изменениях в личном поведении Владимира, по-видимому, в наибольшей степени соответствует действительности.
Узнать больше о князе Владимире и его эпохе вы сможете узнать в моей книге: «Князь Владимир — создатель единой Руси»
|
|
