Лонни Джарретт. Перевод: Евгений Пустошкин
Распространённость нарциссизма обрела такие эпидемические масштабы, что, на самом деле, его хотели убрать из перечня диагностических категорий в пятой редакции «Диагностического и статистического справочника психических расстройств» (DSM-V), определив, что он слишком часто встречается, чтобы представлять собой отдельное расстройство.1 Попросту говоря, нарциссизм означает патологическую сфокусированность на самом себе. «Патологичность» в данном случае означает, что нарциссизм приносит ненужные страдания как самому человеку, так и другим людям.
Феномен нарциссизма — это континуум, включающий на одном конце спектра тех, кто подходит под традиционное психиатрическое описание нарциссического расстройства личности (при котором индивид обладает напоминающим манию величия чувством собственной важности), а на другом — тех, кому свойственна обычная поглощённость собой, которая преобладает в нашей культуре.

Сознание — это поле бесконечных масштабов. В нарциссизме эго фокусирует это поле исключительно на конечном личностном измерении опыта таким образом, что это приводит к гиперраздутом чувстве своего «я». Сознание — это топливо, обращающее потенциальное в реальное, так что то, на чём мы фокусируем сознание, есть то, во что мы вдыхаем жизнь. Следовательно, страдающий нарциссизмом человек действует исключительно из своекорыстных мотивов, видит всё и всех как вырезанную «двумерную картонку», являющуюся отражением его собственного «я» и служащую исключительно удовлетворению его потребностей.
Можно установить наличие нарциссизма, когда внимание человека сфокусировано в относительно большей степени на голосе в его собственной голове, нежели на словах, исходящих из уст людей, которых он слушает. Держу пари, что это обычный опыт для большинства людей во время разговора, когда они с нетерпением ждут, чтобы другой человек закончил говорить, дабы получить возможность озвучить своё собственное мнение. Давным-давно я осознал, что во время моих лекций студенты слушают то, что сами думают по поводу моих слов, а не «отпускают» всё, дабы послушать, что я им действительно сообщаю.
Одним из самых ярких примеров нарциссизма, который я когда-либо видел, встретился мне в лице студентки, которая описывала, как узнала, что у её брата обнаружили лимфому. Она плакала и явно находилась в смятении. Я сказал ей, что сожалею о том, что с ним случилось, и желаю ему лучшего исхода из возможных. Её же ответом было: «Да вы вообще представляете себе, что это будет означать для меня?! Мне придётся смотреть за его детьми, помогать с шоппингом, у меня просто нет на это всё времени!»
Идея, что «это моя мысль, это моё чувство, следовательно оно важно», лежит в фундаменте нарциссизма
Хотя, наверняка, и есть какое-то тонкое разграничение между клинически диагностированным нарциссистом и остальными людьми, мой собственный опыт показывает, что большинство из нас уделяют незаслуженно большое внимание своим собственным мыслям и чувствам. Нарциссизм неотъемлемо присущ движению ума, в процессе которого происходит отождествление с мыслью или чувством и приписывание им значимости просто по той лишь одной причине, что «я» и есть тот, кто всё это испытывает. И при этом, если бы кто-то ещё сообщил мне о подобной мысли или чувстве в моём присутствии, я бы отнёсся к ним без особой серьёзности или даже обиделся. Идея, что «это моя мысль, это моё чувство, следовательно оно важно», лежит в фундаменте нарциссизма.

Может быть полезно рассмотреть проблему возникновения нарциссизма в эволюционном контексте. Если очень широко обобщать, мы можем представить себе, что сознание, осуществляя проект творения, забылось в течение 14 млрд лет продвижения через мёртвую материю.2 В не слишком отдалённом прошлом первобытные люди, подобно животным, были всецело погружены в природу, не обладая никаким чувством уникального «я», которое было бы сколь-нибудь отделено от природы. Рождение саморефлексирующего осознавания принесло человеку уникальную способность отступать на шаг и лицезреть самого себя, тем самым получая возможность для саморефлексии («я знаю, что я знаю, что я знаю»). По мере эволюционного развития культуры люди становились всё более отрешёнными от своего непосредственного окружения, что открывало перед ними способность видеть себя отделёнными и отличными от всей остальной природы.
Интересно поразмыслить над тем, что мы, люди, покупающие еду в супермаркетах (я могу достать клубнику в феврале) и имеющие терморегуляторы в домах и машинах, более отрешены от природы, чем наши предки из разных культур. На уровне культуры, который я здесь рассматриваю, индивид намного более погружён в культуру (как фактор бессознательного влияния), чем в природу. И его опыт, по меньшей мере, в равной степени (если не в большей) опосредуется культурой, как и природой.
Даосы осознавали это движение от природы, описывая древних мудрецов как диких животных. Они писали о цивилизации (нападая на конфуцианцев) как об отпадении от добродетели (de:
http://mysea.livejournal.com/2777706.html