Девушка с железной душой сказала, что мне следует отправить ей стихи.

А вот кому вампирятинки? Третьей свежести, с душком? Не хотите? Зря, таких героев, как здесь. не на всяком кладбище (забытых книг) найдешь. Вот убей - не помню, почему заинтересовалась "Красавицей", не то контекстная реклама. не то какая-то из статей, типа: "10 книг, которые непременно нужно прочесть весной". Так или иначе, в читалке у меня она пролежала с месяц, все облизывалась на нее, оставляла на десерт, по формуле: "Как мысли черные к тебе придут, откупори шампанского бутылку и перечти "Женитьбу Фигаро".

Наивная, в комплекте с черными мыслями такое может подействовать исключительно по другой формуле: "Ну поставь "Ласковый май". Вырвет - полегчает". Не вырвало, буквами блевать затруднительно, но в целом ощущение примерно то. И не насторожили два эпиграфа, хотя есть правило: как дерьмовое чтиво, так автор непременно озаботится больше одного эпиграфа пихнуть в предвариловку.

И название не отпугнуло, как-то даже подумалось: гляди-ка, смелая какая авторка, не боится такую пошлятину в заглавие ставить, верно и впрямь что-то экстраординарно яркое, смелое, оригинальное, сокрушающее устои. Если книжка чего и сокрушает - так это беззащитный читательский мозг. Хотя, скорее выедает, подобно зомби из сериала, такому же медлительному, неуклюжему, полуразложившемуся.

Странно, имея в виду, что фактура изначально неплохая. Пусть это вторично, а скорее даже третично или четвертично, но удается же некоторым и из такого материала сваять вполне себе смотрибельные "Сумерки" (книг не читала, но фильмы все посмотрела с немалым удовольствием). А еще Новый Орлеан, конец XIX века, да блин, у Терри Пратчетта в этих декорациях "Ведьмы за границей". Хотя о чем я, Пратчетт был гений, а дама Ахдие с музой взаимодействует по формуле "меня сегодня Муза посетила. Немного посидела, и ушла."

Героиня, девица Селина, парижская полукровка эмигрантка белошвейка, вынужденно покинувшая Францию после того, как убила невзначай насильника. Девушка привлекательная и, без достаточных на то оснований, кажется себе умной. Найдя приют в монастыре Урсулинок, семнадцатилетняя красавица принимается лезть со своим уставом во всякую бочку затычкой и искать на хорошенькую задницу приключений. Это в городе, на минутку, где прямо сейчас орудует чудовищный маньяк.

Заводит сомнительные знакомства, держится в последней степени вызывающе, шляется по злачным местам. Удивительно ли, что с такой безголовостью она очень скоро привлекает внимание потусторонних страстей-мордастей. Некое незримое чудовище то и дело сообщает героине, что скоро она ему достанется, в преддверие единения убивая несчастных, имевших неосторожность оказаться рядом.

Что не мешает новым толпам поклонников и поклонниц всех оттенков кожи и ориентаций - а чего, у нас равноправие - стремиться в сферу притяжения лунной девушки (Селина - Луна, если что), вокруг которой мрак всегда гуще, чем в прочих местах. Под стать ненаглядной ее главная любовь, Бастиан, граф Сен-Жермен, сын темнокожей женщины и мексиканского индейца, круто, да? Он еще и вампир, если чо.

Перевод доставляет отдельное удовольствие. Обойдусь без цитат, но ощущение, что гнали прямиком из гугл-транслейта не оставляло на всем протяжении чтения. Что ж, отрицательный результат - тоже результат. Зато "Ярость и рассвет", вторую книжку прекрасной Рене Ахдие, я убила в читалке с огромной радостью..

Мотоциклов рокот. Городок над речкой.
Из сберкассы вкладчика ведут взашей.
Милицейский рэкет, милицейский рэкет
раскошеливает торгашей...
...Но на то законы, чтоб срывать погоны
"Ров" Вознесенский

Здесь не те рэкетиры, которых мы помним по кино советских девяностых. Мне довелось в то время с этими мальчиками знаться (никогда не "рэкетиры", для торговли только "рэкеты" или "бандиты"). Сначала в Казахстане, потом в России. Особых притеснений от них не видела. В Азии Назарбаев как-то в одночасье прижал ОПГ к ногтю: вот ездили регулярно каждый месяц, потом рраз - и перестали, по городу только шли слухи, что заменил Алма-Атинского мэра, который крышевал бандюков, а новый опасается борзеть. Здесь, в Тольятти, одной из криминальных столиц при ельцинском бардаке, поначалу и тарифы выставляли покруче тех, к которым привыкла в КЗ. Потом, совпало с путинским временем, нашего бригадира Игорька убили, а новых я просто послала и больше не платила. Роль потрошителя предпринимательства тогда без особых усилий взяло на себя государство.

Так вот в американских реалиях, и это стоит понимать, приступая к чтению, понятие рэкета радикально отличается от нашего. В прошлом году закон против мафии RICO - The Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act отметил полувековой юбилей. Он предоставляет прокуратуре право преследовать не за конкретные преступные действия, а за принадлежность к организации. С достаточно широким спектром нарушений. подпадающих под действие закона: от похищения людей и наркоторговли до финансового мошенничества и создания условий, способствующих вымогательству взяток - то есть, фактически, коррупции. Предусмотрено лишение свободы на срок до двадцати лет. То есть, очень жестко.

Вот под такой замес и попадает чернокожий адвокат Малькольм Баннистер, ставший пешкой в финансовой афере типа, известного как Подкупающий Барри. Главным образом из желания хорошего гонорара для фирмы, где был младшим партнером. Ну и статуса, конечно. Сыр в мышеловке и всякое такое, но на деле никто не отказывается от заманчивых предложений лишь по причине невозможности всесторонне проверить морально-этический уровень клиента, правда?

Начало кажется прямой отсылкой к "Побегу из Шоушенка": невинный человек арестован за преступление, которого не совершал, осужден на невероятный по длительности срок, потерял семью, имущество, друзей, статус - все, что составляет смысл жизни. Перестал быть человеком, как социальной единицей, став заключенным номер такой-то. С годами, благодаря профессионализму и дельным юридическим советам персоналу и заключенным добился для себя более-менее сносного существования в качестве библиотекаря. И вот, он получает информацию, которая может способствовать немедленному освобождению Один в один, да? Но это, и вправду, только начало. Дальше все закрутится совсем иначе и перевернется с ног на голову даже не один раз.

Это мое первое знакомство с творчеством Джона Гришема, он кажется интересным и заслуживающим внимания в силу многих причин. Во-первых четким пониманием государства (любого, даже самого демократического) как института, ориентированного на поддержание работоспособности своих систем и без колебаний сминающего отдельную личность. Во-вторых утверждением изначального неравенства тех, кто служит эргрегору обычным законопослушным гражданам. Ну и в-третьих, утопичной, однако такой заманчивой идеей, что систему можно обыграть на ее поле.

По поводу последнего, хочу предупредить: не пытайтесь повторить в домашних условиях. В остальном, хороший юридический детектив с немалым вниманием к законодательно-процессуальным тонкостям, которые детективы обычно обходят молчанием, и довольно сомнительной морально-этической составляющей. Хотя в качестве подтверждения максимы "закон что дышло - куда повернул, туда и вышло" - хорош. Исполнение аудиоверсии Игорем Князевым как всегда великолепно.

Белые рубят красных, Красные рубят белых.
Солнце восходит ясно, Много черешен спелых.
Мир далеко-далёко видит в окошках узких.
Русские рубят русских. Русские рубят русских.

Великая книга. Без преувеличений, самое яркое. умное, мощное, грандиозное, что было написано о Первой мировой и Гражданской за последние несколько десятилетий. Говорят, кратчайшая рецензия на книги Сергея Самсонова: "Самсонов - гений". Соглашусь, одного этого романа было бы достаточно для такой аттестации.

Что ж в нем такого замечательного? Все: эпический масштаб, в сочетании с тонким психологизмом; авантюрный и, неким диковинным образом, глубоко лиричный сюжет; сложнейшее сплетение судеб и простота; язык, являющий сплав диалектно-просторечных говоров с речью образованных героев, а над всем многообразием - великолепный авторский слог.

Что до эпоса, то мы же знаем, что по большому счету сюжетов всего два, война и странствие, "Илиада" и "Одиссея". Это самсоновская "Илиада", достойная стать вровень с лучшими образцами не только отечественной, но мировой прозы. В то время, как после, писать что бы то ни было на эту тему будет не то, чтобы трудно, но практически бессмысленно.

Сложная многофигурная композиция, где нет проходных персонажей, все герои заслуживают внимания и все через край наполнены жизненной силой. Пассионарный избыток, в который невозможно не влюбиться. Вопреки аннотации, молодой чекист Сергей Северин, назначенный комиссаром к комкору Леденеву, не главный герой, скорее один из основных. Достаточно значимый, персонаж, сочетающий истовую веру в идеалы революции с внимательным взглядом сыщика, от которого не ускользают подробности, скрытые от других.

Главных тут двое: Роман Леденев и Матвей Халзанов - соперники, друзья, враги, двойники. Тема противостояния двух лучших в сгущенной до экстракта реальности войны в творчестве Самсонова сквозная, достаточно вспомнить "Соколиный рубеж" пилоты-асы Зворыгин-фон Борх. Столь же постоянная для автора тема, как ницшеанский мотив сверхчеловека, которому многое дано, однако и многое спросится.

Роман Леденев с Дона. но не казак, мужик, в изначально третьесортном статусе пришлого, который "земли нашей захотел". Там была мощная незыблемая иерархия, согласно которой даже самый обеспеченный пришелец стоял много ниже коренного потомственного казака. В детстве терпел многие унижения, но овладел казацкими умениями, включая джигитовку, а призванный на солдатскую службу, сумел дослужиться до унтера. Во время Гражданской был красным командиром, проявил себя как замечательный тактик и стратег, у бойцов пользовался непререкаемым авторитетом.

Матвей Халзанов казак из числа зажиточных. Благороден, силен, умен, смел. Соперничал с Леденевым за атаманскую дочь Дарью, на которой женился. Воевал, был в австрийском плену, где снова встретил Леденева, бежал вместе с ним, стал героем. В Гражданскую воевал на стороне белых. С годами странное необъяснимое сходство с Леденевым, прежде видное лишь Дарье, становится пугающим до неотличимости.

Сергей Северин, красный комиссар. Докторский сын, книжный, но и спортивный мальчик, сызмальства постигший науку вольтижировки, его родной брат принял мученическую смерть. Верит в дивный новый мир, что удастся построить на обломках самовластья. Прекраснодушный мечтатель, проходящий на глазах читателя путь от апологета до сомневающегося, но не разуверившегося. Встретит в отряде свою любовь, сестру милосердия Зою, девушку одного с собой воспитания, хотя изначально далеко не одного круга - она, ну, в общем, такая потерянная принцесса. Не могу раскрывать всех хитросплетений, но линия Зои вносит в книгу яркую авантюрную составляющую.

По части женских персонажей, "Высокая кровь" не пройдет тест Бекдел, книга про войну, у которой не женское лицо. А все же, героини прекрасны. Дарья, ярчайший образ казачки - Аксинья и Наталья в одно время. Ася, понимаю, что эти вещи субъективны, но для меня она продолжает линию "Доктора Живаго, странным образом совмещая образы Лары и Тони, Как Дарья апофеоз "Тихого Дона". Зоя - Даша и Катя "Хождения по мукам". Вот как-то так.

Ярчайшая галерея второстепенных персонажей: царские офицеры, Мирон Халзанов, рядовые казаки и партизаны, родители, дети, блин, да одна только лошадь Леденева Аномалия чего стоит! Во всем через край перехлестывающая витальность, даже в смерти, даже в описании зверств, чинимых карателями с той и другой сторон. И при том удивительная внутренняя деликатность, сдержанность. Никогда не физиологизм ради пущего эффекта. Об этом больно читать, как больно было бы видеть.

Колоссальный объем плотного текста, в котором на своем месте каждая страница, всякий абзац - великолепная динамика и четкая структура, где события дня сегодняшнего объясняются и расшифровываются чередой флешбеков. И еще один немаловажный момент, количество обсценной лексики в романе стремится к нулю, даже припомнить не могу моментов, в которые тут ругались бы матом.

"Высокая кровь" гармонично сочетает военный, любовный, авантюрный роман с романом взросления, семейной сагой, взятой в классическом изводе "судьбы семьи в судьбе страны", но осмысленной свежо и ярко. Читая, вспомнишь "Тихий Дон", "Хождение по мукам", "Дни Турбиных", "Доктора Живаго", "Конармию", но книга ни в малейшей степени не компиляция. Совершенно оригинальный современный кинематографичный текст, достойный Большой книги 2021, в лонг-листе которой находится.

И упасть, опаленным звездой по имени Солнце

Вот ведь какая занятная штука, мне и в голову не приходило рассмотреть "Звезду по имени Солнце" с точки зрения вампирьей эстетики. Смотрите-ка: вечность и юная смерть, принявшие которую отчего-то не горемыки, но любимцы судьбы. Почему? Они что, получают что-то взамен той обыденности, какой живет скучное большинство? И красная красная кровь. И упасть, опаленным солнцем. Да еще эти граффити всюду "Цой жив!" Ведь сколько лет прошло, а все появляются, будто дыма без огня не бывает

Ну что за чушь, у Цоя это просто романтика, он и не дожил до волны книжного и киновампиризма. Конечно, хотя внешне эстетика самая та, а ведь были и смазливее его, и те, кто молодыми ушли, но никто не стал предметом культа, в отличие от него. Верно и впрямь что-то такое было, животный какой-то магнетизм. Тот самый, который герои "Семьи Рэдли" упорно в себе подавляют вот уже семнадцать лет. И никто не скажет, глядя на Питера и Хелен, что они не среднестатистическая, изрядно подуставшая друг от друга и от обыденности пара с двумя детьми подростками, но вовсе даже могучие вампиры.

А все потому, что однажды приняли осознанное решение не пить человеческой крови, что для вампиров означает стать как все. Ну и что? Да ничего. Кроме того, что пришлось отказаться от силы, скорости, привлекательности, умения летать и еще кое-каких, не столь зрелищных, сверхспособностей. Зато совесть их чиста, мда. И все же ведь ради детей было, чтобы воспитать их хорошими людьми. Какие дети, что за чушь? У вампиров не бывает. Вопросы к Мэтту Хейгу, которого почитываю время от времени, иногда с большим удовольствием, а иногда так - плечами пожать, как с этой книгой.

Что, нехороша? Да как сказать, скорее всего просто пришла ко мне не в то время и не в том настроении. Вот кстати о детях, тема подросткового буллинга красной нитью проходит через книги Хейга и думаю, он делает немалой важности дело, вселяя в одиноких подростков уверенность, что они не одни, что многие через подобное проходили, и все у них в результате хорошо сложилось, в то время, как звероподобным мучителям из числа бывших одноклассников прямая дорога - к заводскому конвейеру, если не вообще по тюрьмам.

Но как-то мне уже поднадоело, тем более, что здешние брат и сестра, Роуэн и Клара ощущают себя задротами единственно по причине собственной подавляемой природы, о которой знать ничего не знают, Клара так и вовсе объявила себя вегетарианкой и потихоньку угасает на морковных соках. Пока на вечеринке, отбиваясь от насильника, случайно не перегрызает ему горло - нет, чисто рефлекторно.

Вот тогда-то все и завертится. Не самое мое у Хейга, но кому-то может понравиться. и он всегда остроумен, литературоцентричен, занятен.

Я нож в груди майора Денисова.
Я майор Денисов.
Я Харон Семенович, воткнувший паучью лапку мне в грудь.
Я полковник с червями на лице.
Я вещество Кайдановского.
Я Кайдановский.

Оно конечно не "Я царь — я раб — я червь — я бог!", ну так ведь и автор не Державин. И не Пушкин, хотя Александр Сергеевич. И даже не, сами знаете, кто. Он вообще больше похож на Златопуста Локонса, вопреки утрированной брутальности текстов и обилию обсценной лексики в постах Твиттера, где у Александра Пелевина, к слову, немыслимое количество подписчиков.

Но тут уж, не поверю, что сочетание фамилии со статусом "русский писатель" не сыграло определенной роли. От паблисити, хотя бы и несколько скандального, и окрашенного страдательным залогом: "Вот опять меня сравнивают с ним!" - кто же в наше время откажется? И даже приписка "не Виктор" звучит почти как лермонтовское "Нет, я не Байрон, я другой", после которого только и сказать: "Ты круче, бро, когда есть ты, кому он, на фиг, нужен, тот Байрон?"

Нет, я не отношу себя к числу поклонниц, не читала его. Четыре года назад, первое упоминание об авторе совпало с весьма нелестной аттестацией романа "Здесь живу только я" от читателя, в литературном вкусе которого не сомневаюсь. После примерно то же говорили о "Четверых", и снова два человека с безупречным вкусом. Но Большая книга-2021, в лонге которой "Покров 17", не оставила выбора - надобно составлять собственное мнение.

Читаю. Недурно. Стилистически основной пласт соединение пацанской прозы раннего Прилепина времен "Патологий" с Лазарчуком; линия Великой Отечественной - лейтенантская проза не самого худшего качества. Концептуальтно и методом построения хоррор-составляющей тяготеет к сгинь-бомбе Ника Харкуэя. Схема - компьютерная стратегия с тремя непременными группировками, каждая из которых преследует свои цели. Общий пафос: страна, которую мы потеряли. Умиляет, учитывая, что рожден этот Пелевин в восемьдесят восьмом, следовательно Союз мог видеть только в кино и на картинках.

Что ж, всякий, право, имеет право, пусть цветут сто цветов, и на обломках самовластья напишем (далее по тексту, простите, Александр Сергеевич, ваш тезка лучше всего умеет писать то, что обычно пишут на заборах). А о чем вообще? Ну, два временных пласта, 1993-й, в котором, собственно, все происходит в пределах закрытого административно-территориального образования (ЗАТО) Покров 17, и 1941 село Недельное, прежде бывшее тем самым Покровом.

Есть еще линия мальчика Саши, который слушает с дедушкой по радио репортаж о штурме Белого дома в том же 1993-м. Рискну предположить - камео. К финалу все три, как водится, сплетутся, а не особо испорченный интеллектом читатель получит чудеса самопожертвования в комплекте с идиллической картинкой парада Победы 2019 в альтернативной реальности, где все живы и счастливы, а огромная прекрасная страна по-прежнему занимает шестую часть суши.

Резюмируя: Пелевин для бедных, для очень бедных, которых будет Царствие небесное. Написано бойко, динамично, таровато, с вкраплениями в прозу стихотворных строк, из них внимательный читатель может сложить готовые четырехстишия, такой поэтический фастфуд "сделай сам". Но есть одна сцена, по-настоящему сильная, мужской вальс. Вот это было круто и из-за этого мне не жаль потраченного на книгу времени.

Дорогой мой воображаемый друг, ты уже семь дней
все молчишь в моей голове, и в глазах темней,
и, хотя слова - не более, чем слова,
иногда мне кажется, что взорвется моя голова,
если их не будет.
Лемерт

Девочка едет на каникулы к деревенской родне. То есть, даже не к родне, а к какой-то Марининой тетке. Ты ни малейшего понятия не имеешь, что за Марина но ассоциативный ряд, помимо воли, выстраивается: "Судьба барабанщика", с той же спокойно-отстраненной приязнью герой говорит о мачехе Валентине, которая укатила на море, бросив мальчишку. Нить, что свяжет "Белую согру" с самой пронзительной горько-нежной вещью Гайдара о взрослении, протянулась, и она не обманет.

Марина, в самом деле, мачеха, даже если официально еще не в этом статусе. Женщина ее отца. И она же психолог, помогавший Жу справиться с проблемами, которые возникли в результате серьезной психологической травмы. Что, скажете не бывает: врачебная этика и всякое такое? Ну, во-первых, она ж не с пациентом в отношения вступила, просто встретились два одиночества. Во-вторых, мы с вами не на в голливудском фильме, и Женя не курс психоанализа проходила, а едва не загремела в дурку, после того, как спасатели МЧС сняли ее с края крыши двадцатиэтажного дома.

Теперь они с братом сосланы на каникулы в эту глушь. Марина считает, что ей пойдет на пользу здоровая деревенская жизнь. Без интернета, потому что здесь даже связь не ловится (без телефона тоже, если вы еще не поняли). Ну, если брат, не так плохо. Да в том-то и дело, с братом явно что-то не то, об этом начинаешь догадываться очень скоро. То есть, когда рядом с тобой кто-то, кого другие не видят, вывод напрашивается. Я было подумала, что проблема связана с потерей брата: мальчик погиб, девочка не может смириться, пытается жить за себя и за того парня.

И нет, брат-близнец оказывается воображаемым другом, а переживает Жу смерть мамы, причины которой не объясняются. Вот была молодая кокетливая женщина, любила короткие юбочки и туфельки на каблучках, постила в инстаграмме букетики, подаренные папой с зашкварными подписями: "Пусечка принес. Чмоки-чмоки". А однажды легла в больницу и не вернулась. Папа страдал, но у него работа, друзья мужская привлекательность, наконец. Жу осталась со своим горем один на один, как большинство подростков эпохи интернета, не имея навыков реального общения.

Пока молодой симпатичный вдовец глушит горе работой, дочь, предоставлена сама себе, все глубже погружаясь в омут клинической депрессии. Осложненной снами о маме, приобретающими все более жуткий характер. Кто не мечтал, расставшись с любимым человеком, увидеть его во сне? Но когда из ночи в ночь и когда во сне знаешь, что мама мертва, это кошмар.

Вот тогда и появляется брат: дерзкий, безбашенный, уверенный в себе, какой Женя никогда не бывала, цинично остроумный, готовый дать отпор любому - как способ защиты. И эта психологическая, очень хорошо, кстати, выстроенная, линия книги, на самом деле второстепенная. То есть, фоном все время будет идти тотальное одиночество героини, желание стать незаметной, даже не намек на гендерную самоидентификацию, но жгучая тоска по сильному понимающему другу, которого за неимением создаешь из себя.

Главное здесь другое. Русский север, деревня в невероятной глуши, не потемкински изукрашенная сериалами, вроде "Участка" или "Жуков-2" (были, выходит, и первые). Но и не чернушное убожество абсолютного большинства обращений современной боллитры к деревенской теме. Они живут тут: бабки, тетки, мужики. Дети, есть даже четыре выпускника деревенской школы. Без спутниковых антенн и практически без интернета, хотя подозреваю, что, если забраться с мобильником на высокое дерево, как это делает герой "Осеннего солнца" Веркина, поймать сеть можно. Вопрос в том, что в контексте книги это становится ненужным, незначительным.

Потому что с первых страниц, с момента встречи городской девочки с этими странными, говорящими по-русски и словно бы не по-русски людьми, акающими, порой заменяющими "ч" на "ц": хоцу; "щ" на "ш" "ешшо", "в" на "у" "деука" погружаешься в иной мир. Сказать, что Ирина Богатырева хорошо передает строй диалектной речи, ничего не сказать. То, что она делает с речевыми характеристиками - не мастерство даже, но возможность пить из источника живой народной речи, естественная как дыхание. Данная в сопоставлении со строем мыслей и внутренней речью жителя мегаполиса. Не в противопоставлении, а именно параллельным потоком, имеющим не меньшую ценность. Есть это, а есть то, и ни одно не должно умереть, чтобы другое жило.

И конечно, повседневный бытовой мифологизм. Предельная, до кристаллизации насыщенность им здешних реалий, вообще характерная для Севера, где человеческая жизнь тесно связана со стихийными духами, а умение договориться с ними, наладить отношения - в немалой степени способствует процветанию, если не вовсе выживанию. В скандинавской, другой северной, литературе, между прочим, тема отношений людей с элементалями, без конфликта с религиозностью, тоже значима.

В наших рассказах Лоры Белоиван, "Вьюрках" Дарьи Бобыревой приоритет городского взгляда дачников. У Богатыревой погружение в деревенскость и то, как она это делает, чистое наслаждение. Одна эпопея с травиной чего стоит. Я читатель достаточно искушенный, но с такой мифологемой встречаюсь впервые. То есть, мы знаем цветок папоротника и разрыв-траву, которые во многом созвучны. Однако в том и другом случаях цель - богатство, от которого не отказались бы, но по большому счету во главу угла не ставим. У здешней травины роль утилитарная. Помогать в нахождении жизненно важного для тебя потерянного.

Всё, знашь, сложно жили, сложно, после войны-то – дело ли? Траву ели, всяку траву ели – эти вот, пистики. Ты знашь пистики-то? О, пистики – это… такие сладки! Нам казалось тогда: таки сладки, слаще ничего нету. А так, ну что мы видели, ни молодости, ничего не видели, хорошая моя, ничего. Двенадцати годов в колхозе за мужиков – и косить, и боронить, всё делали. С молоком бидоны возила, бидоны-ти тяжелей мине. Лес рубили, на сплав ходили, смолу курили. А сейчас – двадцать лет, а всё лялечки.

Должна же быть на этом пляже хоть одна нимфоманка. Но как ее обнаружить? Вряд ли уместно ходить по пляжу и выспрашивать у каждой.

При случае попробую читать его еще, но первое знакомство с Томом Шарпом не назову удачным. Может быть проблема в том, что "Щупсов" он написал в возрасте восьмидесяти лет, которые вряд ли кто рискнет назвать временем творческого расцвета? А может абсурдистский юмор просто не совсем мое. Не нахожу забавным ни того, что очередная #онажемать! превращает, и без того не блещущего красотой и талантами сыночка, в совершенно затурканное создание; ни того, что папаша, утомившись смотреть на отпрыска, как две капли воды похожего на себя самого, бросается на него с ножом. Это что вообще, это зачем?

Ну встречаются неудачные браки, и даже гораздо чаще, чем идеальные, и жены оказываются всей головой ударенными о романтические бредни a-la Барбара Картленд (то есть, читает этот хлам на определенном жизненном этапе каждая женщина. не всякая после в этом признается), так что с того? Ну назвала эта гипотетическая жена ребенка Эсмондом, уж и не знаю, какие неправильные ассоциации рождает имя у британцев, не думаю, что более непристойные, чем если бы какая русскоязычная поклонница Фандорина назвала сына Эрастом. Но живут люди и не с такими именами.

Пассаж про "дитя любви" оставил в недоумении, неужто у кого-то, знающего клушу миссис Ушли (с незнакомыми она, при всех странностях, вряд ли заговаривает) возникнут подозрения в незаконнорожденности Эсмонда, довольно взглянуть на него и на отца. Странно, что за семнадцать лет никто не объяснил даме неуместность словоупотребления. Да, дети порой не оправдывают родительских ожиданий - сплошь и рядом такое случается, но вынашивать на этом основании планы убить отпрыска, после растворив в кислоте, это уж какая-то совершенная клиника, воля ваша.

И не могу понять, в каком месте смеяться. Где несчастный Ушли бежит от семьи, полагаясь на скромные накопления, сделанные тайком от супруги, да паспорт похожего на себя покойника из числа бывших клиентов банка, которым управлял? Или где он скитается по городам и весям, останавливаясь в дешевых мотелях и постепенно теряя человеческий облик? Блин, мне его жаль. Мне всех их, несчастных, неказистых, глуповатых, ничуть - вопреки говорящим фамилиям - не ушлых и не похожих на щупальца, всех их жаль.

И прибандиченного братца той тетки, что перечитала Теккерея. Ну построил свой криминальный бизнес торговли подержанными авто на угоне машин, но владельцы получали страховку, страховые компании, точно не разорятся. Однако хотел ведь помочь сестре и уберечь от свихнувшегося папаши племянника. А ему такой афронт. Нет, нехорошо это.

Единственное, что по-настоящему круто - концепция злобного матриархата Щупсов, когда девицы столь уродливы и мужеподобны, что вынуждены женить на себе мужиков силой. Хотя обыкновение удушать собственных младенцев мужеска пола как-то не вызывает живого отклика. Такого рода профанно-живодерский феминизм за пределами моего чувства смешного. Резюмируя: не сложилось у песни начало.

В многолюбии ни порока, ни заслуги. Это как трава, которая зелена, потому что зелена.
В.Розанов

Помните тест, который сетевая молва приписывает Фрейду? Вы смотрите на море, какое оно? Идете по лесу и глядите под ноги, что видите? Чайки (ваше ощущение). Табун лошадей (то же самое). Идя по пустыне находите кувшин с водой, что станете делать? Заблудились в лесу и вдруг видите домик, ваши действия. Вы в тумане, что ощущаете?

Море - жизнь, лес - обстановка в семье, чайки - ваше отношение к женщинам, кони - к мужчинам. Вода - любовь, домик в лесу - готовность к семейной жизни. Туман - смерть. В новой книге Нарине Абгарян все время говорят о море: Симон сетует в разговоре с Сильвией, что на море-то и не побывал, персонажи то и дело чувствуют его запах, хотя по всему, не должны бы в своем горном городке. А разного рода туманностей, так любимых современной литературой, не случается вовсе.

Может быть, не последняя причина нашей любви к прозе армянской писательницы, делающей лучшую на сегодняшний день русскую литературу, в том, что она пронизана жизнью. Даже когда говорит о смерти. Смертью Айинанц Симона, лучшего в Берде каменщика, все начинается. Инсульт оборвав на восьмидесятом году жизнь этого патриарха, собрал под одной крышей его былых возлюбленных.

Стойте. это как? Патриарх - значит отец семейства. что как-то не вяжется с образом ловеласа. Да ну почему, у нас тут жизнь, не разбор театральных амплуа, а в жизни нет типажей в чистом виде, все перемешано. Таким и был: отцом-дедом-прадедом, всеми уважаемым мастером, надежным другом, любителем выпить и закусить. И да, женщин любил тоже. Нет-нет, не из тех, что за каждой юбкой волочатся, ключевое слово здесь "любить", а пять любовей за восемь десятков лет жизни - это ведь не много.

"Симоном" Абгарян взламывает канон, делая это с такой деликатной уважительностью, что мы, читатели, не то, что не возмущаемся: как это возможно не "Катя-Катя-Катерина, твоя пуховая перина нас собрала в одну мишпуху", не беспутная жизнь, увенчанная закономерным итогом одинокой заброшенности, но вполне себе пристойная тризна, которую вдова покойного справляет в обществе четырех его пассий. В волосы друг другу никто не вцепляется, в глаза не плюет. И то сказать, дамам хорошо за семьдесят - возраст мудрости.

Заодно уж и развеивая миф о тяготении к определенному типажу, все женщины Симона разные. Настолько, что нарочно такого сочетания не придумаешь. Бывшая золотая медалистка, что оплатила годами в психушке брак с сыном райкомовского папы. Дурнушка, на которой красивый парень женился с досады из-за размолвки с любовницей, попрекнув однажды, что от нее пахнет коровником, вся-то и вина ее была в том, что она не та, а вот поди ж ты, на всю жизнь отбил желание приближаться к людям. Балованная куколка из хорошей семьи, она привыкла, что все всегда случается по ее желанию, да вот родить никак не могла. Дивная красавица - из очень плохой, всегда хотела рисовать, да таланта не выпало.

Каждой отсыпано горечи своей мерой, но ни одну не миновала чаша, и это мы еще не говорим о жене, которая прожила с ним жизнь, родила сыновей, заботилась, периодически закатывала феерические скандалы, любила.

Послушать их – он каждую спас. Где он там кого спасал? Сам, как мог, спасался.