- Это место удобно для убийц и палачей, для тех, кто прячется от налогов, для наркобаронов, для отребья человечества. Но Тайгерман этого не потерпит. Потому что он знает, как правильно! - Они снесут мою гребаную башку.
- This place is a convenience for killers and torturers and tax evaders and drug bankers, for scum of the earth. But Tigerman will not stand for it! Because he knows what is right. - They’d blow my fucking head off!

Ник Харкуэй вновь создает параллельный мир в предельной близости от нашего. А может не параллельный, может наше недалекое будущее? Не берусь судить, тем более, что вариант описываемой им действительности сильно отличается от любого, о каком имею представление: - отставным британским военным, на предпенсионной финишной прямой отправленным присматривать за обреченным островом, мне бывать не приходилось.

Остров Манкрю офшорная зона, где цветет махровым цветом коррупция, отмывают деньги, заключаются многомиллионные сделки наркотрафика, действуют базы по подготовке шпионов, курсируют незарегистрированные в международном реестре "черные" суда, есть трансплантационные клиники и центры выбивания показаний по типу Гуантанамо. И со всем перечисленным международное сообщество готово было бы мириться, что поделать, человечеству нужны отстойники.

Но в последнее время облака ядовитых отходов сгущаются в серый туман, словно бы не подчиняющийся законам движения воздушных потоков вокруг острова - курсируют по прихотливым траекториям, меняя поведение людей. И кто его знает, что оно такое, но может оказаться серьезной угрозой, а в таком случае спокойней уничтожить. Собственно, это место уже приговорило себя. Вердикт вынесен, и только до поры отложен, чтобы понаблюдать.

Вот как раз за тем, чтобы понаблюдать сюда и прислан на предпенсионную синекуру бравый сержант Лестер Феррис. Он уже отдал обществу все возможные долги, и теперь должен просто добросовестно фиксировать происходящее, никуда не влезая,ни во что не вмешиваясь. Укреплять доказательную базу. И нет, конечно, так не получится, потому что нельзя жить среди людей, не будучи вовлеченным в человеческие отношения. А прочувствовав, не посочувствовать.

И тут вот какая замечательная штука выясняется: это для отвлеченного дяденьки, принимающего решение, Манкрю может быть смрадной помойкой. Для тех, кто родился и живет на нем, родина. И никаким байкам о том, что в месте, куда эвакуируют, будет лучше, местные не верят. Плох не остров, а пришельцы, которые творят на нем непотребства, и если вы так печетесь о порядке - наведите порядок здесь. Удивительным образом, пафос "Тайгермена" оказывается близок не заявленным политическому боевику и фантастическому триллеру, а "Прощанию с Матерой"

Сержант сходится с разными людьми, живущими на острове, но ближе всех с талантливым уличным мальчишкой, он так и останется на всем протяжении книги Мальчиком. В самом конце имя Джек прозвучит, но поскольку так же будут звать одного из главных негодяев, Феррис предпочтет называть его про себя мальчиком (а в самом конце, когда осознает, кем хотел бы, чтобы тот был для него - сыном).

"Тайгермен" это отсылка к культуре современного графического романа. Для сержанта комиксы что-то, вроде примитивных веселых картинок, он такими глупостями никогда не увлекался, и вспомнить с трудом может супермена. Юный знакомец, увлеченный супергероями и знающий о них все, не только заражает этой страстью Ферриса, но прямо делегирует ему эту роль. А при всей внешней незамысловатости, крепкая жизненная философия "светлой стороны" присуща супергероям.

Что делает неизбежной победу, не отменяя необходимости приносить жертвы. Есть еще одна книга, с которой роман в достаточной мере перекликается, прошлогоднее "Осеннее солнце" Эдуарда Веркина, герой которого тоже предпринимал отчаянные усилия спасти малую родину. Там не нашлось взрослого, который встал бы с ним плечом к плечу, но все по-честному, там и жизнь подростка не оборвалась.

Tyger! Tyger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye,
Dare frame thy fearful symmetry?

Ласковый город - спасибо тебе.
Мы не приедем, напрасно не жди,
Есть на планете другие пути...

Назвать брутальный, маскулинный Нью-Йорк Городом женщин, да как такое в голову могло прийти? Хотя... Вот потому и читаем, оттого и немыслимая популярность, что умеет разглядеть за привычным неизвестное и рассказать о нем так, что отныне это занимает нишу априорного знания. Смотрите, огни большого города в коллективном бессознательном прочно утверждены на роли тех, о какие наша доверчивая сестра опаляет крылья, далее по тексту: тут какой-то старичок-паучок, нашу муху в уголок поволок. И моли бога, чтобы явился какой-никакой комарик. А не то погибай-пропадай. Беги, в общем, сестра, соблазна больших городов.

Ну, это ты чересчур, как-то женщины выживали в городах испокон веку. Больше того - плодились и размножались. Так-то да, а особенно энергичные провинциалки умудрялись сделать карьеру. Все так, но это не отменяло восприятия мегаполиса как исконно брутальной среды, враждебной женскому началу. Уже и разного рода Секс в большом городе триумфально прошелся по экранам, сдвинув планку восприятия в сторону "места-где-женщина-может-с комфортом-разместиться". Но вот этого главного: в больших городах наша сила, потому что они естественно располагают к объединению, а потому Самый большой город - Город женщин, так прямо до нее не сказал никто.

История юной симпатичной небедной и безалаберной Вивиан Моррис разворачивается на фоне декораций Нью-Йорка сороковых. Не замеченная в большом рвении к учебе, но проявившая недюжинные способности линять при всяком удобном случае в паб, студентка Моррис вскоре оказывается отчисленной из престижнейшего женского учебного заведения своего времени. Семья без восторга встречает опозорившую ее девицу и очень скоро сплавляет девятнадцатилетнюю Вив к тетке в Большое Яблоко.

У тети Пег свой театр "Лили", они все из богатой среды, не забыли? Хотя вернее было бы сказать, театрик, дышащий на ладан. Труппа с миру по нитке прибившиеся к ее берегу артисты, зрители итальянские и ирландские рабочие, постановки - трехгрошовые оперы, цена билетов соответствующая. Пока еще держатся на плаву, но любой шторм потопит. Впрочем, не будем о грустном, станем жить и радоваться жизни, пока Господь дает день и пищу.

Вивиан вливается в среду так, словно специально для нее создана. Хорошенькая, беззаботная, падкая до удовольствий, да к тому же обладающая бесценным талантом (нет, не актерским, а умением шить, чувством пропорций и цвета), она скоро становится костюмером "Лили". А в компании с лучшей подружкой, какие всегда находятся для таких девочек, красоткой Селией, они становятся двумя яркими звездочками ночной жизни это лучшего города на свете. Круговороту удовольствий, развлечений, пьянок, случайных соитий, кажется, не будет конца.

А в большом мире начинается война. До которой Вив дела нет. Но когда бы не она, в дом тети Пег прибывает настоящая звезда английской сцены, старая подруга тетки Эдна Сент-Джон, и теперь она будет играть в "Лили". "Город женщин", именно так назовут пьесу, которую они поставят совместными усилиями под свою прекрасную звезду. И что это будет за дивная вещь! Зритель валом повалит в театр.

Часть "Города женщин" превосходна и воспринимается с тем самым ощущением "на ура", которое дядя Билли хотел уловить в настроениях публики на премьере. С тем, которое заставляет тебя гордиться, читая, словно ты сама сочинила эту книгу или пьесу, поставила спектакль, сняла фильм. Радость сопричастности, за которую мы любим вещи, попадающие в резонанс к биению нашего сердца. И нет, это будет только началом, а беззаботные мотыльки, летящие на огонь, впрямь, обжигают крылышки.

Но о том будет дальше, в продолжении, где бабочка станет птицей. Не жар-птицей и не волшебным фениксом, хотя возродиться из пепла таки придется, а храброй городской синичкой, которая найдет свое место в жизни и обретет подлинную близость с теми, кто станет ее семьей не по крови, а по духу. Отличная книга, читается с удовольствием, умеет донести тьмы низких истин так, что анестезии возвышающего обмана не требуется. Да, мы такие.

- Я пробрался вглубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван...
...И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его

Почему мы такие? Что нам дано, то не влечет. Запретный плод нм подавай, а без него нам рай - не рай. Может потому, что это в нашей природе? Завоеванное однажды относится подсознанием по разряду долгосрочных активов: удобно сидеть, но сердце не бьется чаще, при воспоминании. А хочется, чтоб билось. Дело даже не в желании - необходимо, чтобы все продолжало крутиться. Чтобы мир не перестал вращаться.

Декоративный роман Алессандро Барикко как китайская лаковая шкатулка и японский бонсай. Красивый, миниатюрный, напрочь лишен утилитарности, с искусно подрезанными корнями. Но в нелогичности не упрекнешь: купец едет в дальние края потому что такая у него работа. Сумел занять экспертную нишу, высокотехнологичной и довольно капризной статьи импорта. Усердно окучивает, умея обеспечить себе и супруге уровень комфорта, который в их провинции сходит за роскошь.

Работа нелегкая, требует специальных навыков и связана с риском, но боги к нему тут благосклонны. Что до отсутствия детей, то Эрве Жонкур и его Элен не особенно по этому поводу убиваются. То есть, вопросов можно задать немерено: об устройстве тамошней жизни, о войне и мире, о социальной среде и политической ситуации. О том, почему купец довольствуется одной поездкой в год не поддаваясь соблазну заработать. Как супруги на самом деле воспринимают свою бездетность?

Можно, но зачем, пусть остается за кадром. Есть искусственно смоделированная ситуация, в которой надежному берегу стабильности противопоставлен бушующий океан неопределенности и с некоторого времени к "по работе" здесь добавляется жгучий, изрядно сдобренный экзотикой интерес, а жизнь обретает дополнительные обертона и краски. Женщина-пристань, девочка-птица, его на обеих хватит. Эта, чтоб жить, та - чтобы томиться несбывшимся. Вы ж не думаете, что для банального адюльтера, за ним на край света ехать не нужно.

А в промежутках между встречами делать из жены подобие той, другой. В наивной уверенности, что не поймет, не догадается, отчего вдруг оказалась на роли мрамора, от которого отсекают все лишнее. И вытягивать из своей, из ее жизни, из жизни той, третьей, тонкую шелковую нить, другим концом уходящую в самое средоточие жизненной силы. У вас может создаться превратное впечатление,что производство шелка столь же утонченный процесс, как его ношение. Так вот, нет. Для того, чтобы червь, выбираясь, не повредил кокона, его варят прямо внутри. Там еще запашок довольно специфический. Когда б вы знали, из какого
сора.

А когда бы и знали, разве это кого останавливало? Так и будет. Гладкость шелка. Тонкая нить. Кто-то заживо сгорает в своем коконе.

Должен сообщить вам, сударь, одно весьма важное известие. Мы все отвратительны. Мы все на редкость отвратительны.
Господин был родом из Дрездена. Он торговал телятиной и плохо понимал по-французски. Господин разразился оглушительным смехом и закивал головой. Казалось, он уже никогда не остановится

У многих душегубов матери были добродетельными и богобоязненными женщинами. Сдается мне, это касается и людей и лошадей.

Дети легко сходятся с другими детьми, игнорируя социальные условности. Особенно если представитель своего класса проявляет себя как откровенная мразь, а с тем, кто "не ровня" весело и интересно. Старшей девочке Бет в то лето было двенадцать, ее младшей сестренке Эрике восемь. Динни, мальчику из трейлерного парка, родным которого предок девочек, владетельный барон, некогда дал позволение останавливаться на своей земле на сколь угодно долгий срок - двенадцать. Как и кузену девочек Генри, подлинному наследнику фамилии, титула и поместья - девчонки так, плод дочернего мезальянса и ничего им тут в перспективе не светит.

Время действия - каникулярное лето, лет за тридцать до описываемых событий. Место, Стортон Мэннор, родовое имение Кэлкоттов. Сюда девочек отправляют на лето под присмотр бабушки Мередит. Которая по большей части предоставляет им полную свободу. Не от широты взглядов, скорее из безразличия. Впрочем, иногда на нее находит стих упорядочивания, и тогда внучкам приходится несладко. Благо, всякий раз ненадолго. Единственный, кого бабка слепо обожает, безмерно балует и кому заранее готова все простить - Генри, урожденный Кэлкотт, дрянь, какую нечасто втретишь.

Лето катится к середине, первая любовь между Бет и Динни крепнет день ото дня, Генри устраивает гадости, далеко не безобидные. Ну, например, накормить собак бисквитами с горчицей, запереть девочку в темном чулане, обкидать мальчика камнями, поджечь сушащиеся простыни. Ему все сходит с рук, Мередит и слышать не хочет ничего, что бросило бы тень на любимца. Как вдруг однажды он исчез. Среди бела дня. Таких масштабных поисков этот сонный уголок Англии не знал ни до, ни после, три недели спасатели прочесывали каждый уголок. Но нет, мальчик так и не нашелся.

Это изменило судьбы всех, вовлеченных в события. Для родителей время словно остановилось, бабушка так до конца жизни и не простила себе, что не уследила за вверенным ее попечению мальчиком. У девочек тоже все складывалось не здорово: первая любовь Бет оборвалась - вскоре после исчезновения родители забрали их из поместья, а потом и вовсе перестали привозить. Эрика смутно чувствует, что есть нечто, связанное с этим летом, что необходимо вспомнить, но что?

То давнее лето кажется не связанным с событиями дня сегодняшнего, когда взрослые Бет и Эрика приезжают в родовое гнездо после смерти бабки. По завещанию поместье достанется им в случае, если они согласятся здесь жить. В противном - уйдет с аукциона, а средства пойдут на благотворительность. Нет, жить вряд ли, это же страшно затратно, содержать такого монстра. Но разобрать личные документы. Может быть отыскать кое-какую ювелирку из непроданного Мередит для поддержания ненасытной недвижимости в должном виде И кое-что действительно находится. Хотя и не ценности. Ну или, все относительно - подлинные ценности: письма, фотографии, вещи, которые станут ключом к пониманию родовой кармы

Кэтрин Уэбб опробовав в дебютном романе прием развития действия в двух временных пластах с разницей в сто лет, после снова воспользуется им в "Незримом...", втором, после "Наследства" романе.Хорош и социальный пафос в ее исполнении, и достаточно сложный, с этническим и детективным элементами, сюжет. Герои большей частью не вызывают желания самоидентифицироваться, но внутренняя логика повествования всегда безупречна.

Отличная книга для тех, кому память рода и родовая карма не пустой звук. И просто интересно читать.