Почему страшно? – говорит молодая коза Галина, встает на ноги и начинает щипать подорожник. – Вот я живая – значит, не мертвая; а буду мертвая – значит, не буду живая. Чего мне бояться?

Что такое асон? Это происходит с миром в один не прекрасный день недалекого две тыщи двадцатого. Характеризуется многими признаками, как то: беспричинное обрушение зданий, слоистые бури, невозможность пользования электронными средствами коммуникаций. Есть еще радужная болезнь, о которой стоит сказать подробнее: на всех поверхностях открытого пространства появляется тончайшая скользкая пленка, которая видится как удивительной красоты радужный налет и сопровождается головными болями; сильными, до невыносимого, если вовремя не принять лекарство, а также искажением зрительного, слухового, обонятельного, тактильного восприятия. У всех, и вот тут мы добрались до главного.

Основной признак асона - животные обрели речь. То есть, не какие-нибудь избранные, вроде цирковых и зверей-киноактеров или любимого лабрадора Путина, а вообще все: помойные коты, крысы, вороны, змеи, даже насекомые. Они демонстрируют разный уровень коммуникативной сложности, от болонки, которая все время повторяет: "Что? Что? Что?" или кроликов, с их тяготеющих к инфинитивности: "Ты не дать пить я хотеть и съесть маленький"; до попугая Йонатана Кирша, который все молчал-молчал, а потом в нем открылся дар проповедника или гангстеров енотов, что моментально наладили черный рынок, и прокручивают удивительной сложности аферы, пользуясь общей неразберихой.

И как теперь жить? В смысле? В прямом. Ну, то, что есть их теперь нельзя, думаю, и так понятно. Но и относиться как к бессловесным тварям уже тоже никак не получится. И обозвать кого-то собакой или свиньей в дивном новом мире все равно, что..., в общем, воздержусь от примеров. И еще, те из них, что жили с людьми в непосредственной близости, видели нас во многих проявлениях, которых мы не предполагали делать предметом сторонней оценки. А теперь необходимо ставить их на довольствие, обеспечивать крышей над головой и медикаментами. Там у нас все сопровождается множественными катастрофами, не забыли? Отдельные признаки асона встречаются везде в мире, но отчего-то именно на территории Израиля он проявился во всей мерзейшей мощи.

Большая часть населения страны эвакуирована в лагеря, потому что города стали смертельно опасны, а централизованно заботиться о людях проще, чем обеспечить необходимый минимум разрозненным одиночкам. Однако тех, кто отказался, насильно не погнали, развозят пайки и лекарства, на час в сутки дают электричество. Вообще, армия споро и интенсивно налаживает максимально возможный в данных условиях уровень комфорта, сказывается как то, что страна воюет от самого своего основания, так и то, что большинство гражданских не понаслышке знают о дисциплине и иерархии.

Это было о мире романа. Теперь о том, как написано. Сказать, что потрясающе - ничего не сказать. Полный снос крыши. Жесткая, хлесткая, экономная в средствах при высочайшей степени плотности мужская проза сочетается у Горалик с избыточностью, эмоциональной насыщенностью, легкостью и изяществом детабуированности всего возможного: от скользких тем до обсценной лексики - женской. Такой себе андрогинный вариант. Или ойкуменический? То и другое. И чистое читательское наслаждение (обязана предупредить, интеллект и наличие базы приветствуется).

Так а о чем. все-таки, книжка-то? Простыми словами? Простыми, о том, что всем нам неплохо бы вырабатывать в себе терпение и смирение, и как-то уже учиться налаживать отношения внутри, хотя бы, человеческой популяции, а то ведь может быть и хуже.

Мне кажется, Ефраим, что мы не должны ждать, когда научимся понимать друг друга. Мы должны сказать себе, что мы очень разные, мы такие разные, что, может быть, мы никогда…

Она проживет еще двадцать два года, которые разделятся на перемежающиеся периоды довольства жизнью и ощущения полного одиночества. Ей будут выпадать мгновения совершенной радости, насылаемой самыми простыми вещами: тенью, которую отбрасывает на подоконник чашка с чаем, книгой, с которой она выйдет теплым сентябрьским вечером в парк.

Сначала все недоумевала: да полно, Каннингем ли это? Которого уважаю за "Дом на краю света" и люблю за "Часы". Кто подарил встречу с Вирджинией Вулф задолго до того, как набралась смелости читать ее. И вот это вот сейчас толчение воды в ступе с пристальным разглядыванием малосимпатичной семейки - это, что ли, он? Он другим и не бывал. Ты просто напрочь забыла, какую неприязнь всегда вызывало начало знакомства. Полное отторжение до желания зашвырнуть книгу куда подальше (убить файл, при чтении в электронной форме). Но если удержишься от первого порыва, продолжишь, то текст прорастет в тебя сотней тончайших корешков, войдет в кровь, вплавится в плоть. Его прекрасные маргиналы станут частью тебя, делясь даром терпимости к чужим и собственным несовершенствам. Чего больше и хотеть?

Ну, положим о том, чего и как хотеть, герои Каннингема могут порассказать многое. Равно как и о способах добиваться желаемого. Твоя начальная острая неприязнь главным образом базируется на неприятии подавляющего большинства из них. Каких, например? Например лечь на пол, сучить ногами и кричать: "А я Хочу!" Или тихой сапой с использованием всех методов партизанской войны делать свое, забив болт на интересы и чувства тех, кто заботится о тебе, любит тебя, с кем тебя связывают моральные и материальные обязательства.

Что, такие неприятные? О, это еще мягко сказано. Кунсткамера. Стойкое ощущение которой с "Плотью и кровью" займет не меньше трети от объема книги. Дальше частью мицелярные нитей этой прозы сделают свое дело, частью ты уже начнешь видеть первые результаты описанных выше демонстраций, ни к чему хорошему героев не приведшей (впрочем, к чудовищной катастрофе, в которой подсознательно ожидаешь их обнаружить, тоже). Люди как люди. Социально менее успешные, чем те, кто добивался целей упорным трудом, дисциплиной и самоотречением, но им, вроде, социальные поглаживания не так и важны, нет?

Попробуй разбери, мы то с вами в этой шкуре не бывали. Или все-таки да? Я сейчас не о принадлежности к гей-сообществу, но о возможности позволить себе выйти из бесконечных крысиных бегов, результатом которых должно стать полное и окончательное социальное одобрение, выражаемое словосочетанием "добиться успеха". Когда говоришь себе: все, я отдала большую часть долгов социуму: построила дом, посадила дерево, вырастила ребенка (даже двух). Теперь можно позволить себе то, чего хочу. И только тогда понимаешь, какое счастье просто жить. Малый выход из Колеса Сансары. Хотя в моей картине мира дхарма первична и нирваны без нее не бывает.

Однако о книге. На самом деле эта семейная сага охватывает никакие не сто лет, а вполовину меньший срок. Едва ли можно счесть развернутый эпилог предпоследней главы и пару абзацев последней полноценным повествованием. Но полвека описаны добросовестно. Греческий эмигрант Константин (трудяга, грубоват, хотя не лишен потребности в нежности) женатый на итальянке Мэри (красавица, перфекционистка, малая витальность - с юности часто чувствует себя усталой). Дети, рожденные в конце пятидесятых: спокойная красавица Сьюзен (нянька), симпатичный капризный хиляк Билл (лялька), не от мира сего Зои (в семье не без урода).

Родители и Сьюзен пойдут по жизни, ставя во главу угла труд и преодоление. Младшие станут поступать, сообразовываясь с мимолетными желаниями задней левой ноги больше, чем с доводами рассудка. Однако Билл, который таки даст себе труд закончить университет и стать преподавателем, в целом, проживет более плодотворную, а главное - долгую жизнь, чем Зои, не делающая в направлении социализации вовсе никаких шагов.

Поколение внуков, парадоксальным образом откорректирует картину, потому что рожденный от залетного чернокожего отца больной СПИДом наркоманкой Зои Джамаль окажется умницей гетеросексуалом, а образцово-показательный Бен, сын Сьюзен, понесет в душе разъедающее зерно гомосексуальности. Косвенным образом это послужит причиной его гибели. Нет, не Болливуд, вполне себе жизненная ситуация (ну, для людей, имеющих возможность дарить тринадцатилетнему сопляку яхту).

За вторую половину книги люблю Каннингема, но за Кассандру просто обожаю. Эта мудрая циничная нежная преданная грубая транссексуалка совершенная удача романа. В нее невозможно не влюбиться. Она целый фейерверк и если бы не было других причин читать "Плоть и кровь", ее одной было бы достаточно. И, да, аудиокнига в исполнении Князева роскошна.

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Кому и зачем пришло в голову назвать смазливого малого французским Кингом? Не случись этого, могла бы воспринять его более-менее нейтрально, мало ли скверных писак, воображающих, что бессмысленное и беспощадное нагнетание омерзительных подробностей на квадратный сантиметр текста и есть литература? Однако сочинителям аннотаций стоит усвоить, что умный, тонкий, глубокий, безупречно психологически достоверный писатель отстоит от авторов трэшевой макулатуры как концепт-кар от мусоровоза. Вдох, выдох, продолжаем.

Американский городок, авторской волей населенный крайне ортодоксальными и агрессивными прихожанами англиканской и методистской церквей. Право, странно, ни в одной из читаных прежде книг не доводилось сталкиваться на Среднем Запазде с открытой враждой на религиозной почве. Пара влюблённых, чьи семьи принадлежат разным конфессиям. Рождение младенчика, плода их преступной любви, которое сопровождается чудовищной резней. Так в мир приходит Йон Петерсон, дьявол во плоти.

Следующие полвека это исчадие будет терроризировать городок, насилуя тех, кого не может избить, избивая тех, кого не может изнасиловать, в особо торжественных случаях сочетая оба метода воздействия. Горожане боятся и ненавидят компатриота, и даже не исключаю, что смутно догадываются, кто виновен в изнасиловании и убийстве некоторых женщин. Однако мер воздействия к Йону не применяют. Ну там проверить алиби взять на анализ физиологические жидкости.

А всё знаете почему? Потому что шериф совершенно прекраснодушный человек, и больше всего на свете его волнует, как бы жена не учуяла от его усов запах сигареты, выкуренной впервые за двадцать лет, и не запретила себя целовать. Так-то он давно бросил, но когда увидел изнасилованную и, правильно, убитую местную библиотекаршу, не удержался, закурил. Следующие полсотни страниц этот милый человек будет бороться с желанием закурить снова. По мнению некоторых авторов борьба, в общем, положительного персонажа с неодолимым желанием закурить, выпить, сожрать чего-нибудь, необычайно оживляет повествование.

Хотя, это не единственный способ придания дополнительной динамики, известный Максимушке нашему Шаттаму. Он еще откуда-то знает, что дочери благородных семейств, бежавшие из дома и сбившиеся с пути истинного (проституция, наркомания), занимают тяготеющего к маргиналам читателя. И будьте спокойны, здесь такая есть. Со своей тайной. Шокирующей, как водится. Но лучше всего удался финал. За такие концовки авторов детективных романов надо бы душить в колыбели, превентивно. Могу гарантировать со всей определенностью - такого вы еще не видели. А даром, чтоли, называется "Да будет воля Твоя", именно вот так, с прописной Т.

Их глаза словно свечи,
Зубы шила острей.
Ты тринадцать картечей
Козьей шерстью забей
И стреляй по ним смело,
А.К.Толстой.

На самом деле, "День Триффидов" - предтеча зомби-литературы и зомби-фильмов в их современном изводе. Я не говорю о гаитянском вуду, которое кинематограф эксплуатировал в сороковые, но именно о всплеске популярности темы, что начался полвека назад, через два десятка лет после выхода книги Уиндема, "Ночью живых мертвецов", да так до сих пор и не закончился. Герой-одиночка (пара, иногда тройка: брутальный мужчина, прекрасная, хотя чумазая и напуганная женщина, прелестный ребенок), противостоят ордам омерзительных тварей, прямой контакт с которыми смертелен.

На стороне героев мобильность, оснащенность оружием, отсутствие необходимости заботиться о хлебе насущном. На стороне противника колоссальный численный перевес и практическая неубиваемость. Сотни книг и фильмов, опираясь на эту схему сделали себе миллионную аудиторию. А начиналось все семь десятков лет назад романом Уиндема. И это было бы достаточной причиной прочитать, Даже если бы не руководствовалась правилом двух книг, даже если бы не знала, что русский перевод делал Аркадий Стругацкий. Да просто стыдно в современном мире не прочесть "Дня триффидов".

Не ждала от старой фантастики (за редкими исключениями, она скоро теряет актуальность, не далее, как сегодня утром видела разгромную рецензию на романы Александра Беляева). Так вот, не ждала такой современности звучания, глубины исследования и сложности. Описанная выше схема в значительной степени выхолощена изъятием важнейшего элемента - слепцов. Не могут быть полезны, не явные враги, хотя в некоторых случаях могут ими становиться. Обуза и постоянный источник нравственных терзаний. Безуспешные попытки героев облегчить их участь, необходимость изо дня в день всю жизнь опекать тех беспомощных, кто оказался вовлечен в твою эмоциональную сферу. Такого зомби-апокалипсисы не предлагают.

Непременно нужно сказать о мощной экономической составляющей. Умница Джон Уиндем развенчивает миф о неисчерпаемости запасов, к которым получают доступ выжившие и сохранившие здоровье. Ясно, четко, жестко и весьма реалистично анализирует, какая часть продуктов скоро испортится, какая чуть позже из-за ненадлежащего хранения. Как энтропия в постапокалиптическом мире сделает опасными и попросту недоступными поездки на дальние расстояния для пополнения запасов и какими скудными окажутся плоды сельскохозяйственного труда при обработке земли примитивными методами.

Еще одна важная вещь. Неприемлемость возврата к феодализму, который девять десятых нынешних литературных опусов считают едва ли не панацеей от бед современности. Четкая параллель между феодальной системой и фашизмом не оставляют сомнений - здравомыслящий человек не пойдет этим путем сам и не попытается увлечь на него других. Великая и актуальная книга.

Однако есть мнение, согласно которому всё что вы можете сказать о любом историческом событии, хотя бы даже о начале Первой Мировой войны, это "что-то случилось". But there is one line of thought according to which all you can truly say of any historical event - even the outbreak of the First World War, for example-is that “something happened”.’

Когда предлагают читать в оригинале, одновременно с прослушиванием аудиоверсии, книгу, за которую Барнс получил Букера, кто же откажется? Тем более объём небольшой, а всякая встреча с писателем событие, которое надолго остается в памяти. Хотя, если честно, думала, что это совсем новое произведение, а о том, что The Sense of an Ending (Предчувствие конца) написано восемь лет назад и давно имеет русский перевод, узнала лишь оставив позади треть объема. Именно тогда пришло в голову загуглить о читаемой книге.

Но тронул - ходи, начинать было трудновато, с новым иноязычным автором, которого читаешь в оригинале, почти всегда так. Даже после перерыва с тем, к чьему стилю уже прежде успела адаптироваться. Обычно когда преодолеваешь первый порог, повествование само ведёт тебя. Не в этом случае. Здесь периодически случались смысловые обрывы, с которых приходилось брать следующий барьер. Может быть секрет магии барнсовой прозы отчасти в этом: он постоянно выводит своего читателя из зоны комфорта. В его простых историях с участием самых обычных людей, ведущих себя абсолютно психологически достоверно, то и дело возникают обстоятельства, ставящие всё с ног на голову.

Для того чтобы найти новую точку опоры в накренившемся мире читателю нужно приложить немалое ментальное и эмоциональное усилие, которое скрадывается совершенством и обманчивой простотой этой прозы. Как для носителя языка читающего в оригинале, так и для иноязычного читателя, к услугам которого хороший перевод (Барнсу с переводчиками везёт), такого рода ударные моменты на внешнем уровне почти неощутимы. Просто твердая земля под ногами обретает кисельную вязкость или воздух внезапно становится разреженным, и нужно заново учиться ходить-дышать в этом пространстве. Пока преодолеваешь дискомфорт, мир истории мягко прорастает в тебя.

Четверо мальчишек, близко сошедшихся в старших классах частной школы, продолжат знакомство с конца шестидесятых, когда все началось, до наших дней. По крайней мере, трое из них. Но по порядку. Адриан в их четверке был самым умным. Наиболее независимо мыслящим. И это именно ему принадлежит мысль, вынесенная в эпиграф. О том, что мы никогда не знаем наверняка побудительных причин того или иного события. Закончив школу, Адриан ожидаемо поступает в Кембридж, герой-рассказчик Энтони выберет что-то попроще. Вскоре Тони знакомится с Вероникой, которая станет если не предметом его грез, то уж однозначно объектом вожделения. Однако, будучи девственником и не имея среди свойств той нагловатой нахрапистости, какая заменяет большинству мужчин галантность, интим с ней ограничивает петтингом.

Все говорит о серьезности отношений, девушка даже приглашает его провести уик-энд в доме своих родных, где Тони предстоит провести пару не самых приятных в его жизни дней в мансардной комнатке с раковиной: "Можешь поссать в нее, если ночью приспичит" - с грубоватой любезностью говорит предполагаемый тесть, и парень не знает, что это: полная неотесанность или изощренное оскорбление. Брат Вероники, однако, студент Кембриджа и герой все время ощущает, что его привезли на смотрины в большей степени не к родителям, а именно к нему. Как чувствует и некоторую высокомерную снисходительность с его стороны. Вероника тоже держится отчужденно. В общем, не айс, единственный, кто проявляет добрые чувства - мать. Именно она, жаря для Тони яичницу, скажет загадочное: "Не позволяй ей обращаться с тобой, как с сором".

Позже Тони познакомит девушку со своими друзьями, очень скоро после этого Вероника даст ему отставку. Странно, но они переспят-таки после разрыва и она бросит ему в лицо, что чувствует себя изнасилованной (отличное начало сексуальной жизни, не правда ли). А спустя еще недолгое время он получит письмо Адриана, которым тот уведомит, что теперь встречается с Вероникой. В сердцах набросав ответ, что-то, вроде: Да и хрен на вас! Но имей в виду, что девочка с прибабахом. - герой собирается вычеркнуть этих двоих из своей жизни и памяти. Закончив обучение, отправляется в Америку, где с год ведет жизнь, связанную с постоянными поездками, встречает хорошую девушку и действительно забывает. Лишь через год, приехав повидать родителей получает из рук матери письмо от одного из школьных друзей, извещающее, что Адриан покончил с собой.

Этим, мыслью, что все-таки сука его доконала, заканчивается первая короткая часть романа. Вторая, начнется кратким рассказом о следующих, ничем не примечательных сорока годах жизни Тони: женитьба и рождение дочери Сюзи (закончившаяся разводом, но хорошие отношения сохранились); карьера (ничего впечатляющего); выход на пенсию, волонтерство библиотекарем в местной муниципальной больнице и возня с внуками, (когда Сюзан доверяет их деду). И вдруг неожиданное наследство, пятьсот фунтов от... матери Вероники.

То, что будет дальше, невероятно круто. Не в сленговом смысле: клево, кульно, обалденно, хотя и в этом тоже - но в буквальном "скручивает", вытягивает самое твое естество и выворачивает наизнанку то, что думаешь о мире. В значительной степени корректируя смысл окончания.

У меня камера. А тот, у кого камера, устанавливает правила. I have the camera, and whoever has the camera is King and gets to make the rules.

Помните, чем Марс толстовской "Аэлиты", "Принцессы Марса" Берроуза и "Марсианских хроник" Брэдбери отличается от реального? Пригоден для жизни. Неважно, что первый и второй варианты мы считаем наивными утопиями, а в третьем видим изящную метафору. Суть в том, что во всех трех случаях авторская воля оживляет безжизненную четвертую планету. А теперь представьте мир, в котором вся солнечная система цветущий оазис, заселенный людьми. Но это же чушь, такого не может быть, потому что не может быть никогда. И однако же, есть, друг Горацио (далее по тексту).

Безгранично смелая фантазия Кэтрин Валенте создает в Radiance такую параллельную вселенную, где человечество давно расселилось по планетам, колонизировав их и приспособив к своим нуждам, а путешествие между мирами уровнем сложности не превышает поездки в другую страну нашей реальности. В целом колониальная политика повторяет известную по нашей истории, протекторат крупных держав закреплен над планетами, в некоторых случаях влияние поделено. Этот мир не знает революций и мировых войн нашего, а престарелый царь Николай II с супругой, наследником и княжнами приветствует в сорок шестом году Всемирный кинофестиваль в Москве.

И вот с этого места нужно подробнее. Потому что книга, в общем, о кино. Об универсальном языке, понятном всякому, и в силу этого объединяющем человечество. О дочери знаменитого режиссера, с детства снимавшейся в папиных картинах. О Северин Анк, выросшей в удивительную красавицу, которая без малейших усилий стала секс-символом Вселенной и, неожиданно для всех, предпочла сменить положение относительно камеры, встать не перед ней, а за нее - сделаться режиссером документального кино остросоциальной направленности. О съемках ее последнего фильма, который обещал стать бомбой, но закончился несчастным случаем на съемочной площадке и загадочным исчезновением Северин.

Фильм назывался The Radiant Car Thy Sparrows Drew и это требует отдельного пояснения. Дело в том, что название - строка из "Гимна Афродите" Сапфо о лучистой колеснице, влекомой воробьями. Упс, почему воробьями, где богиня красоты и где маленькая серая птичка? Ну, тут дело в том, что воробей вместе с лебедем и ласточкой считаются птицами Афродиты (Венеры, Северин родом с нее). На внешнем, обыденном уровне, воробей птица пандемос (всеобщая), которая живет везде, плодится и размножается, приспосабливаясь к самым неблагоприятным внешним условиям. На эзотерическом воробьи психопомпы - проводники душ в иные миры. Фактически название Radiance заключает сложнейшую метафору кино: эксплуатирующего сексуальность; многократно тиражирующегося (киноаудитория на много порядков превосходит книжную), доступного всем; переносящего зрителя между мирами - все в лучезарном сиянии.

Валенте не ограничивается феерией межпланетных путешествий, романтической линией Девочки, которая хотела устанавливать правила и Мальчика, чьи желания не исполнялись, отчасти лавкрафтианской космогонией. Radiance - это такой нуар в плане эстетики, что еще добавляет книге изысканности и делает ее совершенно непохожей ни на что, читаное прежде. Роскошный роман и думаю, даже перечитаю в русском переводе, который ожидается уже к ноябрю.

Закрой глаза и послушай, что я скажу. Все живы. Все живы и счастливы. Close your eyes and listen to what I say. Everybody’s alive. Everybody’s alive and happy.

Если спелая малина
Почернела без причины
И осыпалась кора
Значит - кончилась игра .
Гибралтар, Лабрадор,
За окном крадется вор,
Лабрадор

До "Дня триффидов"которым Уиндем более всего матери истории ценен. пока не добралась, он на очереди. Сейчас "Куколки" они же "Хризалиды" они же "Христо-люди" (авторство которых приписывают Стругацким, потому что в тексте встречаются упоминания некоторых реалий из их произведений, но на деле это лишь вольный любительский перевод) они же "Отклонение от нормы". Последний вариант названия это первая советская публикация романа в журнале "Смена" в восемьдесят седьмом году, которую я должна бы помнить, потому что выписывала его в конце восьмидесятых. Хотя может быть именно в тот год подписку оформить не удалось в перестройку журнала были интересными но хватало не всем желающим. Прочтя помнила бы.

С Уиндемом вообще странная история. Узнав что Стивен Кинг, который моё всё, говорит: "Мидвичские кукушки" обязательны к прочтению всяким уважающим себя любителем фантастики тотчас решила что непременно как только так сразу и до сих пор не. Непрочитанный День триффидов который все, кто есть кто-то, одолели ещё в пеленках порождает сильнейший комплекс неполноценности уже лет тридцать но начинаю знакомство вот только сейчас, и неизвестно, когда бы это случилось, если бы не было аудиоверсии, прочитанной исполнителем, которого не пропускаю. Виват аудиокнигам! Итак постапокалиптическое общество причин катастрофы книга не называет выжили немногие климат радикально изменился и теперь на прежде непригодном для жизни Лабрадоре базируется колония поселенцев. Ортодоксальные христиане склонные выжигать каленым железом любое отклонение от нормы будет такое обнаружится.

В дивном новом мире повсюду мутагенные изменения и нужно бдить чтобы мерзкие мутанты, оскорбляющие божий замысел относительно человека, не пробрались в наши ряды. Существуют четкие реестры регламентирующие число и длину конечностей , суставов, пальцев, допустимые цветовые градации для кожи, волос, глаз. Всё выходящие за пределы нормы подлежат прямому уничтожению, если относятся к животному или растительному царству; стерилизации и изгнанию в Заросли если речь о человеческих особях. Изгнание фактически эвфемизм для убийства потому что заросли это дикие дебри где выжить одиночки почти невозможно.

Герой-рассказчик Дэвид сын главы образцово-показательный общины Вэгног Строрма. По совместительству папа проповедник и будьте покойны мимо него муха не пролетит. В детстве, увиливая от созидательного труда на благо общества, Дэви познакомился с девочкой Софи, родители которые жили и вели хозяйство отдельно от общинного. Очень скоро причина отчуждённости становится ясно мальчику. У Софи по шесть пальчиков на ногах. Он дает обещание сохранить тайну подруги. Но вскоре её семье всё равно приходится бежать. Почти одновременно с этим происходит ещё два события: рождается младшая сестрёнка Петра, а из соседнего селения приезжает сестра матери мальчика со своей новорожденной дочерью. Дэвид подслушивает разговор мамы с тёткой то просит на время подменить свою малышку у которой, очевидно, имеются незначительные отклонения, маленькой Петрой для прохождения освидетельствования у инспектора. Возмущенная мать мальчика прогоняет сестру, которую на следующий день находят утонувший в реке.

До этого места роман потрясающе хорош и воспринимается как современный, несмотря на то что написан две трети века назад. Когда начинается то ради чего он писался, по крайней мере все варианты названия отражают именно этот процесс: эволюция, зарождение нового человечества в недрах человечества прежнего - сильно теряет в привлекательности. Ни в коем случае не потому, что Уиндем плох, он превосходен, а эта тема, сколько могу судить, была для него сквозной. Но во-первых, за прошедшие годы эпигоны дочиста обглодали его сюжеты и косточки обсосали. А во-вторых, мы сегодня живем почти в реалиях книги: возможность связаться с нужным человеком мгновенно на большом расстоянии; группы, объединенные общими интересами. Но ни к какому качественному скачку это пока не привело. Потому коллективный разум скорее воспримем со скепсисом.

Дело в том что Дэвид и группа подростков и соседних селений большей частью близких ему по возрасту обнаруживает у себя телепатические способности позволяющие связываться на расстоянии. прежде чем новые умения будут обнаружены дядя мальчика успевает предупредить что их нужно держать в тайне. Дальше довольно тягомотно. За исключением темы Анны, старшей девушки, предавший группу ради замужества и покончивший с собой после смерти мужа, которого убили чтобы не смог шантажировать. Ярчайший образ женщины, лишь для того, чтобы заслужить мимолетное одобрение мужа, готовой предать невинных, доверявших ей как себе.

Но вот это все дальше: побег, погоня, плен, война и финальная явление бога из машины в лице прогрессивного новозеландского человечества, спасающего героев. Всё это скучновато и не слишком интересно особенно долгие и пафосные речи. Но в целом Уиндем нереально крут. Хорошо что начала знакомство.