Он всегда так считал: нужен буду - разыщут под землей, а не нужен - и толкаться не стану. Так и во всем, жил и дожидался, пока заметят, и старался ничего не просить.

Даже не удивляюсь, что ничего не знала о Михаиле Анчарове. Чем больше читаю, тем вернее убеждаюсь - всех хороших писателей знать невозможно. Можно максимально расширить горизонты. Этим и занимаюсь, дополнительно к получению от книг удовольствия. И все равно странно, такая знаковая для русского культурного пространства фигура: основоположник жанра бардовской песни, военный переводчик, китаист, художник, сценарист, прозаик, сам Высоцкий называл его своим учителем. А "Самшитовый лес" был культовой для поколения рождённых в шестидесятые, книгой (роман вышел в 1979 году). И ничего, ну просто ничегошеньки о нем не слышала.

Сложилось так, что в моем кругу читали другие книги, а бардовской песни особенно не слушали. Но это не значит, что идеи, проводником которых был Михаил Леонидович, прошли мимо. Когда тебе судьба встретиться с чем то, суженого конем не объедешь. Не объехала, и благодарна всем книгам, которые открыли путь в дивный новый мир. В моем случае все больше книги, с практическими наставниками не то, чтобы не везло, встречались и они, но точечными касаниями: одна, реже две-три встречи, беседа о чем-то важном, дальше двигайся сама, ищи ответов на возникающие вопросы, учись учиться. Судьба-экстернат.

Книги ветром перемен не уносило, во всяком случае, самые важные всегда оказывалось рядом, когда были нужны. Думаю, что Самшитовый лес стал одной из таких для поколения старших братьев и сестер. О ком, о чем? О человеке, пришедшем в мир, чтобы изменить его к лучшему. О том, кто служит своему предназначению исправлять неисправное и налаживать сломанное, а попутно фонтанирует идеями, касающимися самых разных отраслей знания. Бывает осмеян, часто слышит от солидных людей, что занимается не своим делом, иной раз подвергается остракизму. А некоторое время спустя, после того, как высказал в обществе академических учёных очередную идею, ошельмованную как лженаучная, видит ее, должным образом оформленной и взятой в разработку одним из тех, кто доказывал несостоятельность.

Сапожникову не жалко, у него много, пусть берут. Но порой, когда сравнивает свой перманентно неустроенный быт с налаженной, украшенной, увенчанной регалиями жизнью вчерашних оппонентов и гонителей, ему становится тошно. Кому пироги и пышки, ему синяки и шишки. А мир устроен таким образом, что цветовая дифференциация штанов важна чрезвычайно. Пусть не для него самого, но лучшая женщина на свете, которая любит не ради денег (какие уж у него деньги?); хотя вполовину моложе и чертовски хороша собой, и подвизается в журналистике, во все времена престижной профессии. Так вот, сам Сапожников сколько угодно может быть бессребреником, но ради Вики, ради будущего их будущих детей надо наступить на горло собственной песне, отбросить стремление к независимости и начать извлекать из своих идей материальную (социальную) выгоду. Иначе ведь можно и любимую потерять, и детей не дождаться.

Но дело в том, что попытаешься быть как все - перестаешь быть собой. Растопчешь, изорвешь, сломаешь что то важное в себе, ключевое. И зачем тогда вообще жить? Я много советской литературы тех лет и постсоветской о тех годах читала, и "Самшитовый лес" примерно на восемьдесят процентов от общего объёма одна из самых горьких безнадёжных книг. Не представляю, как её могли издать за шесть лет до перестройки, это же прямыми словами: наука в тупике, потому что система устроена таким образом, чтобы продвигать и поощрять Молчалиных (в мои лета не должно сметь свое суждение иметь); одновременно укладывая в прокрустово ложе тех, кто имеет неосторожность обзавестись головой большего размера, чем приветствуется стандартом.

Общество в тупике, потому что происходящее в науке - локальное проявление общего правила. На самом деле, понимаю, как пропустили. Следующий вывод касается более глобальных обобщений: человечество в тупике, деградирует, умение творчески мыслить подменяет рабским следованием парадигме, а первооткрывателей прежде, чем возвести на пьедестал (если выживут) побивают камнями. Поистине, опыт с Христом если и научил чему, так только тому, чтобы повторять его как можно чаще во всех подозрительных случаях.

Упс, Остапа несло, на самом деле, "Самшитовый лес" не только и не столько о проблемах науки и общества, и даже не вполне история одного человека, хотя образ Сапожникова яркий, интересный, он шестидесятник первой оттепельной волны, не сумевший и не пожелавший жить законом всеобщего одобрямса семидесятых. На самом деле это про Атлантиду. Ну ты и договорилась, мать, теперь уж пары дюжих санитаров не избежать, нет? Нет. Пусть дилетантизм, но очаровательный, логичный, осмысленный - учит разрывать шаблоны, выходить за рамки обыденных представлений. Предтеча сегодняшнего нашего стремления к массовому творчеству, в котором делаем пока первые шаги, но мы и правда ведь теперь совсем другие. Ищем и находим дело по душе, которыми занимаемся не ради вознаграждения, умеем радоваться жизни во всех проявлениях, достижения на ярмарке тщеславия не ставим во главу угла, а участие в крысиных бегах не считаем обязательным.

Нет, я далека от мысли, что одна книга могла вызвать такие изменения. Хотя почему нет? Солнце останавливали Словом, словом разрушали города. Да ведь и мир, если верить авторитетному источнику, создан словом.

Майор Майор немедленно переключился на изучение американской литературы, но ФБР уже успело завести на чего досье. На далекой ферме, которую Майор Майор называл своим родным домом, проживали шесть человек и шотландский терьер. Пятеро из этих шести, а с ними и терьер, как выяснилось, сотрудничали с ФБР. Скоро они собрали столько компрометирующего материала на Майора Майора, что могли сделать с ним все, что угодно. Однако единственное, что они смогли сделать, - отправить его рядовым в армию.

Кажется, знала о существовании этой книги, сколько себя помню. Хотя думала о ней всегда, как о "Поправке 22", не как об "Уловке". Не то, чтобы много думала, справедливости ради, просто знала, что читать не хочу (потому что про войну и политическое), но когда-нибудь придется - дхарма, уклоняться бессмысленно. Потому, когда знакомый сказал, что читает сейчас Хеллера, подумала, пора и мне. Да - это великий роман, хотя совсем не моя книга.

На внешнем уровне соединение "Швейка" с "Офицерами и Джентльменами": первым вытаскивала себя из тяжелейшей юношеской депрессии, читая по кругу, второй до сих пор вспоминаю с содроганием. На внутреннем - Достоевский и Кафка. "Уловка 22" вся такая оксюморонная: сплав того, к чему питаю глубокую нежность с тем, что вызывает острое отторжение. Второе преобладает, потому читать большей частью было мучительно. Хотя нет эпизода, страницы или абзаца, с которыми не понимала бы - это очень хорошо. Неважно, что совсем не мое. Или все-таки важно?

Когда чтение сопровождает чувство, какое испытываешь, когда кто-то шоркает пенопластом по школьной доске, это солидный дискомфорт. Но если в результате тебя становиться больше в мире, как если бы все они: Йоссериан, Нитли, Орр с его дурацкими яблочками за щеками, капеллан, несчастный живой мертвец доктор Дейнека - все были людьми, которых знала когда-то, и по внутреннему ощущению они живее, чем многие из тех, с кем сталкивалась в реальности. Так вот, если тебя прибывает в мире в результате чтения какой-то книги, хотя бы даже процесс не доставлял удовольствия - оно того тысячу раз стоило. Жизнь ведь часто тоже процесс, не доставляющий удовольствия, но она стоит того, чтобы жить.

О чем роман? Сорок четвертый год, американский летный полк, базирующийся в Италии. Необходимо сказать о логической вилке: в годы войны Хеллер был военным пилотом и спроецировал на события книги собственный опыт, но протестная идеологическая составляющая четко дистанцируется от II Мировой, привязываясь к корейской и вьетнамской войнам. Не будем углубляться в эти дебри, не обладая навыками экстремального выживания, из них рискуешь не выйти. Просто примем, как данность.

Итак, основной конфликт книги в том, что полетная норма для военного летчика пятьдесят вылетов, но когда большая часть основного состава приближается к его выполнению, полковник Кэткарт волевым решением увеличивает полетную норму еще на пять вылетов. Для людей, выполнивших свой долг, настроенных на возвращение домой и понимающих, что исход войны уже предрешен, собственные их действия бессмысленны, но каждый следующий полет может обернуться увечьем или смертью, сознавать, что ничего не можешь с этим сделать, чудовищно.

Главный герой Йоссериан пытается использовать любые доступные средства, чтобы избежать полетов. Их немного, практически только одно, быть комиссованным по состоянию здоровья. Военная медицина даже позволяет ему время от времени отлежаться на госпитальной койке, но потом снова марш-марш-левой, чтобы вернувшись, обнаружить, что за время отсутствия полетная норма подросла еще на пять вылетов.

Есть вариант мечты - тебя признают психически неполноценным и подчистую списывают. Но как раз тут и начинается действие уловки 22, смысл которой в том, что если хочешь продолжать делать боевые вылеты, ты сумасшедший. но когда попытаешься на этом основании обратиться за освидетельствованием медкомиссии - стало быть ты вполне здравомыслящий. а потому, продолжай летать, сколько полковник ни назначит. Замкнутый круг, из которого нет спасения. Как ни парадоксально, каждый из героев находит свой выход. Ни один не хорош, бороться с системой, все равно что бодаться теленку с дубом. но всякая уловка предполагает потенциальное существование способа ее обойти.

Структура романа довольно сложная и не обеспечивает читательского комфорта, практически все время это скачки вперед-назад во времени. Общий строй довольно мрачен, к финалу становится почти безнадежным. И только в самом конце блеснет надежда. Так оно и должно быть, ночь наиболее темна перед рассветом. Ну и, да, это великая книга.

- Я думал, ты не веришь в Бога.
- Да, не верю, - всхлипнула она и разразилась бурным потоком слез. - Но бог, в которого я не верю, - он хороший, справедливый, милостивый. Он не такой низкий и глупый, как ты о нем говорил.

Полную ванну виноградного сусла отнесли в предбанник и оставили бродить. В течение нескольких дней сюда слетались виноградные мушки со всего света, кружили над виноградным месивом, пили нектар, купались в нем, а потом тонули.

Кровь, как причудливо тасуется колода. Любви к прозе Вероники Кунгурцевой никогда не скрывала. Когда заходит речь о преемственности, склоняюсь скорее к булгаковскому о крови и к тому, что на осине не растут апельсины, чем к сакраментальному о природе, отдыхающей на детях гениев. К тому же, практика показывает, что бывает так и так, и не попробуешь, как узнаешь? Это сейчас к тому, что автор "Маджары" Дмитрий Кунгурцев - сын моей любимой писательницы, и читать его повесть, номинированную на "Дебют", о которой хорошо говорят Алиса Ганиева и Андрей Геласимов, я стала не в последнюю очередь потому, что надеялась услышать в ней интонации Вероники Кунгурцевой.

И как? Очень хорошо, хотя уникальной сказовой напевности здесь нет, да и откуда бы ей взяться? В отличии от северянка матери, Дмитрий плоть от плоти юга России, а это другой строй речи, иная ритмика, лексические конструкции. И мужская проза не может не отличаться от женской, и всякий человек уникален. Но все же кровь не вода, а талант рассказчика, которого не сможешь прекратить слушать, пока история не закончится, он или есть, или нет. Здесь есть.

Говорят, каждый может предъявить миру хотя бы одну историю, которую расскажет интересно, историю своего детства. Пусть так. Молодой человек, ровесник перестройки рассказывает о себе, о семье, о соседях, друзьях и врагах, об увлечениях, о зверях, живших в семье, о первой любви, о первом жестоком столкновении с несправедливостью. И это чертовски интересно слушать.

Вот о сестрёнке, которая родилась, когда бомбили Белград. Ты как то и не думаешь: о чем он, где Югославия, где их Сочи? Просто смерть каждого человека умаляет и тебя, ибо ты един со всем человечеством. Без пафоса, без позы, спокойно и обыденно. Происходит важное для семьи событие, в нее входит новый человек. И в это же время взрываются бомбы, кричат, стонут и гибнут люди. Все происходит одновременно, в мире, который один для всех. Такая не до конца сознаваемая, но от того не менее действенная космическая этика.

Вот мальчишка, остро осознающий свою несхожесть с большинством ровесников. Ему, как любому на его месте, хочется быть принятым в коллектив. Самый лёгкий путь тут был бы стать как все (будь проще и люди к тебе потянутся), а он, словно от противного, находит увлечения, которые никак не могут быть массовыми, от толкиенизма до белого движения. И страшная сцена с угрозой повешения, которая неожиданно обернется не психотравмой, которую станут долго и нудно обсасывать, и не местью, а смехом, когда удается спастись и долгим молчанием после. А потом просто переступаешь и идёшь дальше. Так оно и случается, когда в сути своей ты не жертва.

А вот дикое обвинение в поступке, который уничтожит репутацию и нависнет дамокловым мечом над всей дальнейшей жизнью. Первое столкновение с равнодушием мира, который раздавит тебя, даже не заметив. Прежде ты уже видел такое, отзывалось болью, но тогда думал - это то. что бывает с другими. Теперь с тобой. Нет, жизнь не заканчивается. Ты оставишь все позади и будешь жить дальше. Дышать соленым воздухом с примесью горьких трав. Пить хмельную, как молодое вино, жизнь. Прекрасную и удивительную.

Дискурсмонгером ты вряд ли сможешь стать, а вот контент-сомелье из тебя выйдет. А какой, станет ясно очень скоро.

Несколько лет назад, встретила приятеля, заговорили о книгах, он с гордостью сообщил. что читает "S.N.U.F.F." На слух восприняла, как Снафф, поинтересовалась доброжелательно:
-Это про собачку?
-Это про Украину, - оскорбленно ответил знакомый, - Пелевин! Как он там их прикладывает!
Устыдилась своего невежества, вспомнила, что обложку со странным названием видела. Укрепилась в нежелании составлять о романе собственное представление, это было время, когда сочинений Виктора Олеговича не читала принципиально, а политическое и на злобу дня - то, от чего всегда стараюсь держаться подальше. Благополучно забыла о книге на следующие шесть лет.

И в голову не пришло поинтересоваться, когда книга написана. А было это в две тыщи одиннадцатом, кто не помнит - за два года до финального обострения отношений с соседями. Хотя на самом деле, пелевинская Уркаина это никакая не, Украина, скорее солянка сборная из восточнославянского мира, к которому русские не в меньшей мере относятся. Он позабавится в самом начале над потугами бывших советских республик, обретших незалежность, возродить в качестве государственного язык, мирно почивший много лет назад за ненадобностью. И даже придумает искусственно созданный верхнесреднесибирский - конструкт из украинского с идишизмами, к которому разработчики зачем-то пристегнули семь прошедших времен, сложную грамматику и бюлуждающий твердый знак. В результате это мертворожденное дитя так и останется дохлятиной для чиновничьего пользования, а говорить внизу продолжат на русском.

Стоп, внизу, это как? Где есть низ, там предполагается и верх? Так точно. В дивном новом мире человечество поделено на людей и орков в соотношении примерно один к десяти. Последние живут внизу, питаясь бананами, кокосами и сорго (речь об очень отдаленном будущем, климат радикально переменился) и находясь примерно на нашей нынешней стадии технического развития. В то время, как лучшая и привилегированная часть популяции обосновалась в летающих городах офф-шарах, где к их услугам чудеса науки, на порядок превосходящие сегодняшнее состояние. Чего стоит одна только антигравитация, позволяющая этим махинам висеть в воздухе, не падая.

Счастливее от этого ни люди, ни орки себя не чувствуют. Разница между ними в том, что к обычным тяготам уркаинской жизни добавляется ежегодная война, которая проводится каждый год на одном месте, называемом Курганом Славы и оружие с обмундированием зачем-то сильно отличается у разных групп воюющих с нижней стороны (указания относительно этого спускаются сверху). Так часть воюющих может быть одета дикарями и вооружена дубинами, другая мушкетерами времен осады ля Рошели или гусарами наполеоновских войн. Со стороны людей воюют марвеловские супергерои, которые кладут орков сотнями. Жизнь нижних недорога. Процесс фиксируется на кинопленку дронами. Заканчивается все по такому же сигналу сверху, каким начиналось, в течение года орки зализывают раны и готовятся к следующей войне, ничего в происходящем не понимая.

Что до верхних, то они понимают чуть больше. То есть, они понимают все. Что для орков война, для людей S.N.U.F.F., сложная аббревиатура, расшифровывать которую можно десятком разных способов, как "ЖД" Быкова, но в целом смысл в том, чтобы снять киновости, гибрид кино и новостей, вокруг которых вращается вся жизнь наверху - тем или иным способом в обслуживание и служение процессу вовлечены все люди. Нет, объяснять, какой сакральный смысл вкладывается в S.N.U.F.F. я не буду. Так-то, продвинутый пользователь и сам догадается, а мне уже пора и о романе рассказать.

Потому что это редкий для Пелевина случай, когда в книге не только многообразный стёб на тему политики и культуры, не только эзотерическое просветительство, но замечательно интересная история. В которой, по О Генри, есть любовь, бедность и война. Любовь на первом месте, все ею покроется и оправдается. Главный манипулятор русской литературы может ведь быть дивно романтичным, когда взгляд его обращается к предметам, заслуживающим почтительной нежности. А здесь есть, уж поверьте. Следить за тем, как разворачивается история любви и обретения свободы, где, казалось бы, этого по определению быть не может, по-настоящему интересно.

Я слушала аудиовариант Игоря Князева, если есть возможность выбора, всегда отдам ему предпочтение. Отличная книга в превосходном исполнении.

Ты должен быть, как тайфун, опасен,
Ты боец,
Неукротим, как лесной пожар,
Ты боец,
Ты будешь, парень, в бою прекрасен,
Никто отразить не сможет твой удар.
"Мулан"

Когда на клетке слона увидишь "Буйвол" - не верь глазам своим.Когда все, кто есть кто-то, хвалят книгу, а ты видишь только штамповку и неумеренную натуралистичность обильно приправленные наркотрипами - доверяй своей способности оценивать тексты. На чтение сподвиг отзыв Галины Юзефович, это уж потом узнала, что и Наталия Осояну хвалит, и Фанзонгорячо одобряет. Значит все они нашли в дебютном романе Ребекки Куонг что-то, отвечающее их представлениям о достойной литературе, а ты не нашла. Сокрушаться о собственной ограниченности не стану, все мы очень разные и это хорошо - пусть расцветают сто цветов - просто расскажу о "Маковой войне", какой ее увидела.

История сироты, отданной на воспитание в семью деревенских лавочников, которые сделали девочку прислугой за все, нянькой для своего сына и наркокурьером. Основной доход Фани получают не от легальной торговли, а от контрабанды опиума. В стране, названной в этом пространстве Никаном, наркотики под строжайшим запретом, продажа, хранение, употребление - равно влекут смертную казнь. Но в этом варианте Китая, почти как в России, жестокость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Жестоким приемным родителям удается ловкостью и взятками поддерживать на плаву лодку семейного бизнеса. Девочку это не то, чтобы устраивает, но выбора у нее все равно нет, приходится мириться. До момента, когда в доме появляется сваха и Рин узнает о скорой свадьбе со вдовым чиновником втрое старше себя. Ее попросту продают в обмен на дополнительные гарантии безопасности для маковой торговли.

Штамп номер один тема бедной сиротки, второй - "человек преодолевающий". Девочка не только экстернатом с минимальной помощью деревенского учителя подготовится к экзамену, но сдаст его с лучшим в истории провинции результатом и получит право поступления в Военную Академию - самое престижное учебное заведение страны. Если вы подумали, что здесь ее беды закончатся, вы глубоко ошиблись. веселье только начинается. Травля и насмешки со стороны соучеников из богатых семей, презрение педагогов, отсутствие базовых знаний, все это превращает первый год обучения девушки в ад. Но она справится, кто бы сомневался.

Одной только темы стопорящегося и заедающего социального лифта для удержания читательского внимания недостаточно, необходимо ввести третью беспроигрышную тему - эзотерики и наркотрипов. Наставлять многообещающую ученицу, отвергнутую другими учителями, берется профессор наследия Цзян, и тут вашему вниманию предложат все многократно обкатанные в литературе и кино варианты курса молодого бойца, вплоть до поросенка, которого студентка ежедневно носит на водопой к горному роднику, наливаясь силой с набором подопечным веса. И, та-дамм, Цзян большой специалист по различным галлюциногенам, которые зачем-то представлены здесь в вариантах, практикуемых во всех частях света, от Сибири до Мезоамерики.

Пока наставник ждет от подопечной просветления, она жаждет абсолютного оружия: стать им или научиться призывать на помощь. Дело в том, что материковая родина под перманентной угрозой вторжения островных соседей милитаристской Федерации (угу, Япония). Солдаты их машины убийства, не знают жалости, не признают правил ведения войны; вырезать население целого города для них скорее норма,чем исключение. Даже добровольно сдавшегося в плен, и я имею в виду все население, включая стариков, беременных женщин и грудных младенцев. В прошлую войну это случилось с островом Спир, жители которого были лучшими в империи воинами, теперь остался один,лучший ученик академии Алтан.

Надо объяснять, что героиня полюбит юношу-легенду? Надо уточнять, что лучшей она станет, и что война начнется аккурат ко времени выпуска? Оставшиеся две трети объема читательское сознание будут насиловать ужасами войны, описанными с такой любовью к натуралистическим подробностям, какая невольно наводит на мысль,что автор испытывает от них немалое удовольствие. Долго, утомительно, многократно и разнообразно. Не вполне расхожий штамп, на любителя, но их на такое всегда находится достаточно. А чтобы еще веселее, переложим наркотрипами, в ходе которых героям откроются "великие" истины.

Все бы ничего. но зачем, объясните мне кто-нибудь, была эта лажа с двадцать шестой гексаграммой И Цзина. Ладно, ерунда, что гадают не в классической традиции со стеблями бамбука, а в усеченном американизированном варианте с монетками. Но двадцать шестая гексаграмма Да Чу (Воспитание великим) совсем другая по смыслу и содержанию. Если была такая уж неодолимая потребность воткнуть для пущего антуражу Книгу Перемен, так хоть подобрать подходящее по смыслу предсказание можно было бы. Или необязательно? Пипл так схавает? в конце концов, у нас ведь всего лишь очередная история о том, как девушка становится Мужиком (с большой М)

Ложь предпочитает хорошую компанию. Стоит солгать один раз, как эта первая ложь тут же воодушевляется и приглашает в гости всех друзей

Любовь слепа и нас лишает глаз. Наблюдение Вильяма нашего Шекспира не только к человеческим отношениям подходит, но вообще ко всякой влюбленности. Та, какую читатель испытывает в отношении автора, не исключение. И только тогда, когда розовый туман эйфории, сопутствующий первой стадии, рассеивается, получаешь возможность трезво взглянуть на свое увлечение, понять его источники и составные части.

Природа собственного восторга абсолютного узнавания в отношении книг Кэтрин Валенте открылась, когда читая одновременно четвертую и пятую ее книги поймала себя на мысли, что откусила больше, чем а состоянии проглотить и вспомнила, когда уже довелось испытать подробное. Открыв лет двадцать назад для себя Терри Пратчетта, смела с полок все его книги, до каких смогла дотянуться, на месяц погрузилась в Плоский мир, и к его исходу поняла, что не могу больше воспринимать сэра Терренса. Больше того, не смогу ещё долго. Так и вышло, обидно, но сама виновата. К сожалению, время её не лечит. В том смысле, что с Валенте все повторилось. Но именно идентичность переживаемого позволила понять, кого так сильно напомнила мне американская писательница.

Талант - это своего рода симбионт. То есть, существовать в отрыве от постоянного физического носителя он может, но чаще всего выбирает того, чье качество максимально соответствует его внутреннему строю. Не могу с определенностью сказать, какое именно, мы с ними принадлежим к разным видам разумных существ. Могу предположить, что при выборе роль играют интеллект, морально-нравственные нормы, чувство смешного. Большинства критериев не постичь малым человеческим разумением, но проследить одноименно заряженный талант в его перемещениях от одного творца к другому после физической смерти или утраты по иной причине можно, обладая навыком распознавания

Дар Праттчетта узнается в Кэтрин Валенте. Та же барочная избыточность в сочетании с некичливой интеллектуальностью и темноватым (не черным, а именно темным, из множества оттенков, юмором). Стилистически это очень узнаваемо, кажущаяся легковесность, побуждавшая относить книги сэра Терренса к юмористическому фэнтези, сегодня маркирует пронизанные сложными аллюзиями романы Валенте детским фэнтези. И герои похожи, недотёпы, которые так и остаются фриками, сколько бы испытаний им ни довелось пройти, поддержкой каких суперсил заручиться, с какими монстрами сразиться.

В третьей книге девочка по имени Сентябрь возвратится в Волшебную страну в ипостаси преступницы, мятежницы и революционерки (да, да, понимаю, что вы подумали о взломщике Бильбо, что ж, эта ассоциация имеет право на жизнь, но Сентябрь и в прежние посещения была Королевой и Епископом лишь номинально, всякий раз занимаясь все тем же - свержением и ниспровержением). Снова встретится со старыми друзьями и обретёт новых. Ну нет, не друзей, их много не бывает, но приятелей, полезных знакомых (и вредных, во всех возможных отношениях, последних почему-то всегда легче приобретать).

Полетит на Луну с важной миссией, хотя до завершения и представить не сможет насколько важной. А закончится все довольно неожиданно, но как, не скажу - книга заслуживает того, чтобы прочесть ее неиспорченной. В общем, как ни прекрасна Кэтрин М. Валенте, сегодня я дочитала ещё "Космооперу" ("Spaсe Opera") , которой на русский пока не перевели, и собираюсь сделать перерыв, чтобы дать себе опомниться. Все-таки это очень непростое чтение, требующее серьезного читательского со-трудничества и со-участия. Но не могу не сказать о том, что русскому читателю серии книг о "Девочке, которая..." сказочно повезло с переводами Владимира Михайловича Беленковича.