blog-vinokur (Читальный_зал) все записи автора

 

1980 год. Я возвращаюсь из отпуска в часть.
Ночной поезд «Москва-Архангельск» еле ползет. Снег валит уже вторые сутки.

В плацкарте не продохнуть. Пахнет потом и кислой капустой, кто-то уронил банку в проходе. И не убрал.

Приближается моя станция. Все спят. Попытался разбудить проводницу. Она, проклиная все на свете, встала и пошла впереди меня к тамбуру.

Поезд притормозил. Он здесь не останавливался, только притормаживал.
Она открыла дверь. Ей было плевать на меня, - Прыгай быстрее, - сказала и зевнула.

Я прыгнул. Попал в сугроб. Встал. Отряхнулся. Меня должна была ждать машина. Но никто не ждал. (Я не знал тогда, что она застряла в снегу в 20-ти километрах отсюда)

Ну, думаю, отсижусь на станции. Оглядываюсь. Здания не вижу, но вдруг понимаю, что вот этот вот сугроб передо мной и есть станция. Светится изнутри какой-то огонек. Значит жизнь есть.

С трудом открываю дверь, захожу. В центре буржуйка топится.
Рядом на лавке бомж лежит.

Спит себе, или просто лежит, укутанный каким-то тряпьем, в огромных черных валенках с калошами. Не шевелится. Бомжи обычное явление здесь, поэтому я не удивляюсь.

Сажусь на скамейку рядом. Главная мысль, не заснуть. Холодно.

Тут начинает бомж этот шевелиться, встает, достает бутылку из-под портвейна и не торопясь чешет к кипятильному агрегату.

Набирает он воды и так долго-долго и задумчиво взбалтывает ее… Потом разглядывает бутылку на свет. И пьет. Снова наливает. Снова взбалтывает. Снова пьет. И так несколько раз. Этот прием мне знаком. Бомжи мне рассказывали, что дело не в том, остался портвейн или нет, дело в ностальгии.

Ну я закрыл глаза, сделал вид, что засыпаю. Просто не хотел никаких бесед. Обычно они были примитивными и сводились к требованию денег или выпивки.

Метель за окном не перестает.

Я сижу с закрытыми глазами, передо мной проплывают мама, папа, холодец, рыба, «наполеон», мой незабываемый отпуск… Греет мысль, что у меня в чемодане подарки для ребят, и они это знают, и ждут.

Мысли прерывает приятный баритон.
Думаю, снится. Открываю глаза. Нет, бомж бормочет. Сидит, разглядывает на просвет бутылку и бормочет.

И что?!.. Ушам своим не верю!.. Велимир Хлебников!..

«Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!..»

… Откуда?!.. Ну откуда этот бомж знает Хлебникова… Его не учат ни в школах, ни в институтах. (Я раскопал его пять лет назад, только чтобы блеснуть перед своей первой любовью, которая бредила символизмом.)

Слушаю дальше.
Он читает в пустоту, баритоном своим, естественно так, красиво-красиво читает. Без выражения, но с каким выражением! ( мой друг – артист Саша Демидов «умер» бы от зависти) Читает моего любимого Пастернака.

Мело, мело по всей земле
Во все пределы…
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Даже сейчас, когда записываю, слышу его голос...(Баталов! Яковлев! Нет-нет, и они пролетают!)

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Беззубый, грязный, с отмороженными красными руками, он взбалтывает свою бутылку, бомж этот, задумчиво смотрит в огонь буржуйки, и неотразимо читает лучшие стихи…

На затерянной станции, заваливаемой снегом… ночью…

Нонсенс какой-то.

И вот он уже замечает меня. Так спокойно поворачивает ко мне голову. У меня даже такое ощущение, что он удивляется, (бровь изгибается), что здесь кто-то есть кроме него.

И объявляет мне, - Бродский. Я не знал тогда это стихотворение, вообще не знал Бродского, но я запомнил слова «погост», «Васильевский остров», а самое главное впечатление, которое осталось у меня, - поразило меня это стихотворение. Я его потом нашел и выучил.

« Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду…

Я не выдержал и спросил его, - извините, откуда? Он сказал мне, - оттуда. Оказалось, он из Ленинградского университета, оказалось, с филфака, оказалось жил он счастливой жизнью маменькиного сыночка, с законченной музыкальной школой, с двумя языками, с блестящим будущим, которое было ему гарантировано.

И пустотой, которая сшибла его на лету в возрасте 33-х лет.

И он исчез из жизни всех. И родителей, и жены, и сына…

Долго блуждал по России, его ловили, возвращали, сажали, а он все уходил.

Так и попал на эту заброшенную богом станцию, со всем своим багажом знаний.

Я думал, попросит чего-то, как все его «братья». А он ничего не попросил.
Рассказал свою историю и лег.

Было в этом такое редкое благородство. Им он меня и подкупил. И своей беспутной жизнью тоже. И я не выдержал.

Достал заветную бутылку коньяка, которую мечтал распить с ребятами.
И отдал ему.

Он взял ее, не вцепился, а взял спокойно, даже спасибо не сказал, и удалился в дальний угол. Выпить не предложил.

Я видел, как он опрокидывает бутылку в себя короткими глотками. Смакует, сразу не глотает.

Коньяк был пятизвездочный, хороший… я даже в какой-то момент пожалел, что отдал ему.

Он сидел в углу и уходил в себя.

А я в себя.

И я думал, - точно помню свои мысли тогда, я думал, - для чего была дана жизнь этому человеку без имени?.. Он так мне и сказал, - нет у меня имени… Для чего его убаюкивала мама, не спала ночами, для чего отец водил его в музыкальную школу, для чего его готовили стать интеллигентным человеком. И почему все цели оказались призрачными. И он не нашел в этой жизни никакого наслаждения. И ушел, чтобы жить одним днем, - он так и сказал мне, - живу одним днем, сегодняшним, завтра – нет.

Уже через два часа увозил меня вездеход к себе, в часть. Бомж оставался один, на заснеженной станции. Со своими стихами, с этой непутевой жизнью, я думал о нем, думал… и вдруг, помню, ошарашил меня вопрос, ошарашил, потому что он касался уже лично меня, - А что же я?!.. Моя жизнь?!.. Что у меня впереди?.. Чего я хочу?!.. И вдруг я с ужасом почувствовал, не могу ответить на эти вопросы. Не могу. Все ответы банальны, поверхностны, пусты… И, признаюсь, я, в какой-то момент, даже позавидовал ему, этому человеку без имени.

Я приехал в часть. Ребята, конечно, расстроились, что «коньяк ушел», не поняли как меня мог раскрутить этот бомж. Я не стал объяснять.

Ночью долго не спал.

Вдруг подумал, что не просто мела метель, не просто застряла машина, меня встречающая, не просто так стояла эта засыпанная снегом станция на моем пути, не просто он читал мои любимые стихи, не просто…

Я должен был что-то понять… О жизни своей… Для чего она?!..

Я долго искал ответ на этот вопрос. Долго.

Пока не нашел своего Учителя.

Автор Семен Винокур

НЕиСТОРик (Читальный_зал) все записи автора

"Сантьяго очень удивился, когда Англичанин вытащил из кармана хромированный револьвер и отдал его сборщику.

- Зачем тебе револьвер? - спросил юноша.

- Чтобы научиться доверять людям, - ответил Англичанин..."

---

из романа-притчи П.Коэльо "Алхимик"

---

Как на мой взгляд, так очень весомый аргумент :)

Лиен (Читальный_зал) все записи автора

 

В этом году «Кавказскому пленнику» А,С, Пушкина исполняется 190 лет со дня издания. Увы, тема «кавказских пленников» по-прежнему актуальна для русской культуры. Тем интересней сегодня перечитать то первое произведение, с которого она начиналась.

Я думаю о сюжете этой поэмы можно не говорить, схема её известна даже тем, кто не читал поэмы, но видел фильмы «Кавказский пленник» (хотя и снятые не по Пушкину). Поэтому интересен именно взгляд поэта на горцев, войну на Кавказе. Конечно, Пушкин смотрит на Кавказ через призму романтизма. Классическая романтическая оппозиция: дикая воинственность - верность дружбе и святость гостеприимства (чему в "Чайльд-Гарольде» Байрона посвящен отдельный сюжет) полностью воспроизведена Пушкиным на кавказском материале. У европейских романтиков в этом сопоставлении пресыщенного европейца и «наивных дикарей» симпатия обычно полностью на стороне последних.

читать дальше..

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора I

На черной глади вод, где звезды спят беспечно,
Огромной лилией Офелия плывет,
Плывет, закутана фатою подвенечной.
В лесу далеком крик: олень замедлил ход...

По сумрачной реке уже тысячелетье
Плывет Офелия, подобная цветку;
В тысячелетие, безумной, не допеть ей
Свою невнятицу ночному ветерку.

Лобзая грудь ее, фатою прихотливо
Играет бриз, венком ей обрамляя лик.
Плакучая над ней рыдает молча ива.
К мечтательному лбу склоняется тростник.

Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться.
Порою, разбудив уснувшую ольху,
Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица.
Песнь золотых светил звенит над ней, вверху.

II

Офелия, белой и лучезарней снега,
Ты юной умерла, унесена рекой:
Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега
О терпкой вольности шептаться стал с тобой?

Не потому ль, что он, взвивал каждый волос,
Нес в посвисте своем мечтаний дивных сев?
Что услыхала ты самом Природы голос
Во вздохах сумерек и в жалобах дерев?

Что голоса морем, как смерти хрип победный,
Разбили грудь тебе, дитя? Что твой жених,
Тот бледный кавалер, тот сумасшедший бедный
Апрельским утром сел, немой, у ног твоих?

Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого
Виденья, хрупкая, ты таяла, как снег;
Оно безмерностью твое глушило слово
- И Бесконечность взор смутила твой навек.

III

И вот Поэт твердит, что ты при звездах ночью
Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике.
И что Офелию он увидал воочью
Огромной лилией, плывущей по реке.




перевод Б.К. Лившица

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора
Новый роман японского писателя Харуки Мураками «1Q84» о любви мужчины и женщины, проживающих в 1984 году в Токио и сталкивающихся с религиозной сектой, которая старается поработить психику людей, выйдет в начале июля в России.
Российские поклонники Мураками в скором времени смогут приобрести сразу два тома нового романа «1Q84», вышедших в Японии в 2010 году. Третий том еще не вышел на русском, но как и в японской версии первые две книги могут читаться как самостоятельный двухтомник.
Японцы буквально смели весь первый тираж этих книг, и на родине автора уже пошло переиздание. И это при том, что, по замыслу Мураками и издателя, ни перед выходом книги, ни после не было ни одного рекламного сообщения.
В новом романе Мураками часто цитирует произведение Чехова «Остров Сахалин». Он упоминает исконных жителей острова, которые не могли ходить по проложенным русскими дорогам, зато прекрасно ориентировались на лесных тропинках. Эта особенность островитян стала для Мураками образом современных людей, которые не хотят больше ходить по проложенным кем-то дорогам, не хотят жить по штампам, но стремятся найти себя и свой путь.
Перевел роман на русский язык Дмитрий Коваленин. По его словам, в 2011 году Мураками написал третью книгу про тех же героев, причем, как и две предыдущих, она заканчивается словами «конец книги», в то время как в Японии есть книжный стандарт – «конец романа». В одном из японских изданий мелькнуло маленькое интервью с писателем, где он признался, что сам для себя еще не решил – последний ли это том. Особенно интересно, что во многих своих произведениях Мураками так или иначе упоминал роман Пруста „В поисках утраченного времени“, который состоит из 17 томов. Может, он решил состязаться с французским классиком?» – отметил собеседник агентства.
Коваленин сейчас переводит на русский язык третью книгу «1Q84», планируется, что она выйдет в России в конце года.
По итогам прошлого года, первые два тома «1Q84», вышедшие в японском издательстве «Синтёся», стали безусловным лидером среди бестселлеров года с общим уровнем продаж в два миллиона экземпляров. Причем первый миллион был продан всего через две недели с начала продаж. Тираж третьего тома книги Харуки Мураками «1Q84» достиг одного миллиона экземпляров всего за 12 дней с начала продаж.


Источник: NEWSru.com

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора В июле этого года ожидается выход в свет трёхтомного собрания сочинений Оскара Уайльда, в которое впервые включены никогда ранее не переводившиеся на русский язык произведения. Трёхтомник выпускает издательство «Иностранка».
Собрания сочинений Уайльда неоднократно переиздавались в России, но, как отметили в издательстве, в этот трехтомник знаменитого прозаика, поэта и драматурга Викторианской эпохи впервые включены «Застольные беседы» и «Оксфордский дневник» в переводе Елены Осеневой.
Первый том составило полное собрание устных рассказов Уайльда (42 рассказа), опубликованных на его родине через сто лет после смерти писателя. Они были собраны литературоведом Томасом Райтом и теперь изданы под одной обложкой с подробными комментариями составителя.
Второй том отдан под роман «Портрет Дориана Грея» – одно из самых знаменитых произведений мировой литературы.
В Англии он был опубликован в 1891 году, а в русском переводе вышел в 1906 году.
Третий том включает в себя рассказы, эссе, эстетические миниатюры, а также впервые опубликованный на русском языке «Оксфордский дневник» Оскара Уайльда.
Ну а я как всегда о наболевшем: интересно, каков будет тираж?

edvb (Читальный_зал) все записи автора

Поделитесь, пожалуйста, теми книгами, произведениями о войне, которые произвели на вас сильное впечатление, запомнились больше всего

Для меня на сегодня это - "Я убит подо Ржевом" Твардовского. Могу перечитывать бесконечно

"...Нет, неправда. Задачи

Той не выиграл враг!

Нет же, нет! А иначе

Даже мертвому -- как?

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за родину пали,

Но она -- спасена..."

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора
В Средние века была широко распространена легенда о грешнике, продавшем душу дьяволу за земную мзду. Есть разные варианты этой сделки с дьяволом. Один – это продажа души за любовь. Сюда относится широко распространённая легенда о Киприане и Юстине. Юстина – дочь языческого жреца, обратилась в христианство. Киприан, язычник и маг, добиваясь её любви, прибегает к помощи демонов. Но христианка-девушка противостоит всем искушениям, и в конце концов Киприан сам, побеждённый её верой, становится христианином. Этот сюжет, в какой-то степени параллельный, близкий «Фаусту», но разыгранный именно вокруг любовной сцены, был обработан в трагедии «Маг-чудодей» (1634) испанского драматурга ХVII века Кальдерона.
Есть другой вариант этого сюжета – продажа души дьяволу ради земных почестей. Уже не любовь, а, как в популярной легенде о Теофиле, уязвлённое самолюбие, людская несправедливость, жажда почестей являются поводом для сделки. В финале Богоматерь спасает грешника, вымолив ему прощение у Христа. Легенда о Теофиле была обработана французским средневековым поэтом Рютбефом в драме «Действо о Теофиле». Её перевёл А.Блок.
Наконец, третий вариант – легенды о стремившихся к запретным знаниям мудрецах, ученых, философах, которых народная молва подозревала в сношениях с дьяволом. Особенное развитие легенды эти получили в ХVI веке, в эпоху Возрождения. Человек эпохи Возрождения, стремившийся к знаниям, к постижению природы, человек эмансипированный от догматов церкви, нередко попадал под подозрение, и об очень многих знаменитых людях Средневековья ходили подобного рода народные легенды. Тем более, что сами учёные эпохи Возрождения нередко сочетали поиски подлинно научного знания со средневековыми суевериями; их пантеистическое мировоззрение вело их к мысли о возможности магии, волшебства. Среди них были алхимики, искавшие эликсир жизни или философский камень, якобы способный превращать любой минерал в золото. Вокруг этих людей возникал ореол таинственности и волшебства.

Читать далее...

edvb (Читальный_зал) все записи автора

Славяне Марии Гимбутас

Походы в книжные магазины сродни охоте. Недавно  моя охота была крайне удачной: я нарыл в Библиоглобусе книгу Марии Гимбутас «Славяне. Сыны Перуна».

Если верить предисловию, имя Марии Гимбутас не нуждается в представлении. Ко мне это не относится. Я это имя услышал впервые, не говоря про Славян, Сынов Перуна.

Судьба Марии Гимбутас поразительно: она родилась в 1923 году, в Вильнюсе. Вильнюс тогда находился по Польшей (во время советско-польской войны литовцы пассивно помогали советским войскам). Семья в 1931 уехала в Каунас. Отец Мари Гимбутас стал подпольщиком.

В 1937 году Мария впервые выезжает в этнографическую экспедицию. Поступает в Каунасский университет.

В 1940-м семья становится подпольшиками уже против Советов. Университет закрыли. Мария Гимбутас вынуждена скрываться на дальнем хуторе. После оккупации немцами университет возобновляет свою работу, и Мария в 1942 году блестяще защищает диплом (начинаю понимать литовских фашистов).

В 1944 году вместе с мужем и дочерью Мария Гимбутас бежит от Советской власти. Добираются до Австрии, потом Германии. Работают на немецких фермах.

……. Дальше сами

Книга «Славяне. Сыны Перуна» вышла в 1971 году. «Славяне. Сыны Перуна» включает предысторию славян и раннеславянский период, предшествующий образованию славянских государств в IX-Xвв. н. э.

Меня в первую очередь подкупает, что книга не из разряда «русские произошли сразу от бога, минуя стадию обезьян».

Книга кому-то покажется скупой, но это часть научной честности ученого: давать только проверенное. У себя в блоге процитировал целые главы из книги:

Происхождение слова "славяне"

Древнегерманские заимствования в славянском языке

Славянские боги и их функции

Ksenia_Argine (Читальный_зал) все записи автора

Волшебное ближе, чем вы думаете.

 

 

В предисловии к «Никогде» Гейман пишет, что хотел бы создать сказку, похожую на «Алису в Стране чудес», «Хроники Нарнии» и «Волшебника Страны Оз», но только для взрослых. И ему это вполне удалось – этой историей открывает дверь (с табличкой «старше 18») в сказочный мир.

Однако же этот «сказочный мир» «Никогде» не так уж сказочно прекрасен – скорее мрачноватое обаяние серости, тумана и полумрака. Люди, которые стали невидимками в Верхнем – привычном, реальном (?), нормальном (???) – мире. Грязь, отбросы, неопределенность и риск сойти с ума на каждом шагу.

Чувствуются в этой притче и некий флер мистицизма, и словесные игры постмодернизма, что придает особое очарование. Касательно тем… Автор хотел написать об «обездоленных» (снова обращаюсь к предисловию), но, по факту, инициация главного героя (которая, кстати, очень напомнила – в сильно измененном виде, конечно – британские и шотландские истории об эльфах и Дикой Охоте) оказалась ярче и «обездоленные» снова отошли на второй план. Как символично…

Александр_Рохмистров (Читальный_зал) все записи автора

 

И все же, как мы порою мало знаем о культурно-историческом наследии собственного государства. Вот к примеру сегодня, в день 212-й годовщины со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, я включил телевизор. И тут!!!

На экране возник образ миловидной женщины – сотрудницы музея прославленного поэта и она, указав на стол с личными вещами нашего литературного гения, с придыханием в голосе возвестила:

«А вот это, настоящее перо Пушкина»

Меня как молнией шандарахнуло! Оказывается Пушкин, был птицей!!! Едва сдерживая волнение от столь сногсшибательного открытия, я повнимательнее присмотрелся к перу и в голове сразу возник образ крупной величавой птицы с белоснежным оперением. И хотя мои познания в орнитологии довольно поверхностны, стало ясно что Александр Сергеевич был не просто сладкоголосой птицей высокого полета, а возможно даже и ангелом, хоть и земным.

Уважаемые музейщики, порадуйте нас - простых смертных, еще каким ни будь удивительным открытием, а то все эти «плевые сенсации» из мира шоу-бизнеса, надоели до одурения. Ну а я пойду пока томик Пушкина полистаю, мне его в далекой молодости любимая девушка подарила. Вот верьте – не верьте, а сдается что в ту пору, я кажется и сам мог немного летать.

С днем рождения Александр Сергеевич. Вы наша птица Феникс, возрождающаяся в каждом новом поколении и я теперь похоже знаю как она выглядит.

Александр Рохмистров     

edvb (Читальный_зал) все записи автора

Прочитал Историю Рима Теодора Моммзена. Труд, безусловно, эпохальный.

Интересно, правда ли российские гимназисты до 17-го года учили Историю Рима по Моммзену? И что они понимали тогда? Мне кажется, в самой книге скрыта куча контекстов. Которые надо вытаскивать и показывать ученикам.

Моммзен находился постоянно в одном контексте: в контексте объединения Германии. Читая Историю Рима, я все время чувствовал, что тень Бисмарка маячит где-то рядом, а сам Моммзен держит рукопись Истории Рима между текстами своих выступлений в Рейхстаге. Моммзен был депутатом Рейхстага, а Германия в то время активно объединялась.

И окончание Истории Рима на Цезаре очень логично как раз в этом контексте. Напомню, что Моммзен писал Историю Рима в середине 19-го века.

Кроме того, я не уверен, что оперирование терминами "классы", "капталисты", олигархи", "демократы" из века Моммзена было корректно по отношению к Риму, несмотря на то, что сами термины оттуда взяты по большей части. В этом смысле Моммзен помог понять контекст 19-го века Германии. В этой же кухне варились Маркс с Энгельсом и писали про очень похожие вещи.

И все-таки назвать Моммзена спекулянтом от Истории язык не поворачивается.

Высказав критику, хочется поблагодарить Моммзена за огромный фактический материал и за создание многих ярких исторических образов: Ганнибал, Сулла, Помпей, Цезарь, Гракхи.

И может быть самое ценное: зачесалось прочитать "Записки о Галльской войне" Цезаря и что-нибудь о Ганнибале.

 

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора Одиним из терминов, вошедших в современный английский из русского вслед за "гулагом" и "погромом", был "самиздат". Он обычно определяется как система тайной публикации антисоветских текстов в странах бывшего восточного блока. Говоря "самиздат", обычно имеют в виду Солженицина. Но в действительности, "самиздат" означал Кастанеду. Этому есть простое объяснение: когда вы живете в гулаге со дня вашего рождения, чтение книги о гулаге в свободное время выглядит уж слишком патриотически. Вам хочется чего-то иного.

Кастанеда официально не был запрещен в предперестроечном Советском Союзе. Но он не был и разрешен. Если бы вас застукали с пиратским переводом Кастанеды - это могло бы причинить вам небольшую неприятность, сопоставимую с последствиями вождения автомобиля в нетрезвом виде или мочеиспускания в общественном месте, но за это вас никогда бы не упрятали за решётку. Нарушением общественного порядка был самиздат, а не Кастанеда. Это был вопрос формы, а не содержания. Именно форма самиздата превратила Кастанеду в нечто весьма непредсказуемое.

Самый красивый трюк Кастанеды был основан на популярной вере в существование вымысла и реальности. Эта вера принимает за очевидный факт, что существует качественное различие между двумя видами книг. Если первая излагает удивительную историю, которая никогда не происходила с вымышленным персонажем, то вторая - удивительную историю, которая никогда не произойдет с вами. Такое различие существует, но это различие не между книгами, а между предустановками читательского сознания. В этом заключается реальная магия, которая делает четыре Евангелия либо унылым образцом древнего постмодернизма, либо правдивой историей, которая разворачивается перед вашими глазами. Текст тут не причём. Что легенда, а что правда, зависит только от вашей готовности украсить легенду красками жизни.


Читать далее...

NADYNROM (Читальный_зал) все записи автора
В одном большом городе был ботанический сад, а в этом саду — огромная оранжерея из железа и стекла. Она была очень красива: стройные витые колонны поддерживали всё здание; на них опирались лёгкие узорчатые арки, переплетённые между собою целой паутиной железных рам, в которые были вставлены стёкла. Особенно хороша была оранжерея, когда солнце заходило и освещало её красным светом. Тогда она вся горела, красные отблески играли и переливались, точно в огромном, мелко отшлифованном драгоценном камне.
Сквозь толстые прозрачные стёкла виднелись заключённые растения. Несмотря на величину оранжереи, им было в ней тесно. Корни переплелись между собою и отнимали друг у друга влагу и пищу. Ветви дерев мешались с огромными листьями пальм, гнули и ломали их и сами, налегая на железные рамы, гнулись и ломались. Садовники постоянно обрезали ветви, подвязывали проволоками листья, чтобы они не могли расти, куда хотят, но это плохо помогало. Для растений нужен был широкий простор, родной край и свобода. Они были уроженцы жарких стран, нежные, роскошные создания; они помнили свою родину и тосковали о ней. Как ни прозрачна стеклянная крыша, но она не ясное небо. Иногда, зимой, стёкла обмерзали; тогда в оранжерее становилось совсем темно. Гудел ветер, бил в рамы и заставлял их дрожать. Крыша покрывалась наметённым снегом. Растения стояли и слушали вой ветра и вспоминали иной ветер, тёплый, влажный, дававший им жизнь и здоровье. И им хотелось вновь почувствовать его веянье, хотелось, чтобы он покачал их ветвями, поиграл их листьями. Но в оранжерее воздух был неподвижен; разве только иногда зимняя буря выбивала стекло, и резкая, холодная струя, полная инея, влетала под свод. Куда попадала эта струя, там листья бледнели, съёживались и увядали.
Но стёкла вставляли очень скоро. Ботаническим садом управлял отличный учёный директор и не допускал никакого беспорядка, несмотря на то что большую часть своего времени проводил в занятиях с микроскопом в особой стеклянной будочке, устроенной в главной оранжерее.
Была между растениями одна пальма, выше всех и красивее всех. Директор, сидевший в будочке, называл её по-латыни Attalea! Но это имя не было её родным именем: его придумали ботаники. Родного имени ботаники не знали, и оно не было написано сажей на белой дощечке, прибитой к стволу пальмы. Раз пришёл в ботанический сад приезжий из той жаркой страны, где выросла пальма; когда он увидел её, то улыбнулся, потому что она напомнила ему родину.
Читать далее

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора Не слушайся, бродяга, матери,
Пускай с тобой не говорит жена.
Язык у женщины, что меч без рукояти,
Бряцает попусту в истрепанных ножнáх.

Пуховая постель — их парусник рыбачий,
А вместо невода — венчальная фата.
Будь проклят крик, которым выворачивал
Ты им разинутые губы живота.

Чтоб молоко твое вскипало беспокойней,
Они натопливают бедер изразцы —
За то, что мать тебя сумела, как подойник,
На десять месяцев поставить под сосцы.

Учись бродяжничать размашисто и праздно,
Из сердца выветри домашнее тепло,
Ах, разве может быть кому-нибудь обязана
Твоя на каторгу сколоченная плоть…

Тебе ль в бревенчатый заковываться панцирь,
Носить железных крыш тяжелые щиты?
Нет, если есть еще в России хитрованцы,
Нам нечего с тобой бояться нищеты.

И лучше где-нибудь в разбойничьем притоне
Пропить бессовестно хозяйское добро,
Чем кровь свою разбить червонцем о червонец,
Чем тела своего растратить серебро…

Шаги бродяжные нигде не успокоятся,
Их не связать весне веревками травы,
Пока твои виски, как два молотобойца,
Грохочут в кузнице просторной головы.

Когда же мир глазам совсем отхорошеет
И льдина месяца застрянет на мели,
Простой ремень, с сучка спустившийся до шеи,
Тебя на тыщу верст поднимет от земли.

И все пройдет, и даже месяц сдвинется,
И косу заплетет холодная струя,
Земля, земля, веселая гостиница
Для проезжающих в далекие края…


1920

helga4ka (Читальный_зал) все записи автора

4го апреля в Мосчкве в Библио-Глобусе прошла встреча с Игорем Губерманом, формальным поводом которой чстал  выход книги "Путеводитель по стране сионских мудрецов", написанной совместно с Александром Окунем. Рассказывал Игорь Губерман, в основном, израильские байки, некоторые из которых я записала на видео:). Предлагаю вам эти видео и несколько новых Гариков из Нового Иерусалимского дневника.

Читать далее...

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора "...Я вспоминаю пятистишие Пушкина, переведенное на немецкий язык и с немецкого обратно на русский:

Был Кочубей богат и горд
Его поля обширны были,
И очень много конских морд,
Мехов, сатина первый сорт
Его потребностям служили.

Изволь, докажи читателю, что хотя тут нет ни отсебятин, ни ляпсусов, хотя переводчик аккуратно строка за строкой скопировал подлинник, хотя кони у него так и остались конями, меха — мехами, Кочубей — Кочубеем, для всякого, кто не совсем равнодушен к поэзии, этот перевод отвратителен, так как Пушкин подменен здесь капитаном Лебядкиным"



К.И. Чуковский "Высокое искусство. Принципы художественного перевода"

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора
Трёхтомная монография. Иначе Сартр - не Сартр. Издана впервые в начале 70-х годов ХХ века. Автор планировал и четвёртый том, но, увы - не состоялось.
Немного о названии. В оригинале L'Idiot de la famille, Gustave Flaubert (1821–1857). Буквально - семейный идиот, привлекая пословицу - "в семье не без урода". Вариативы - "гадкий утёнок", "белая ворона".
Сартр писал монографию в период признания им фрейдизма по многим пунктам, здесь разгадка такого названия. Всё начинается с детства, с первых шагов. По Сартру, Флобер - нелюбимый ребёнок, "семейный дурачок", поздно выучившийся читать. Сартр оперирует понятиями "невроз Флобера", с помощью которого, Флобер превращается из "идиота" в "гения". В третьей части невроз из субъективного переходит в объективный ("невроз объективного разума"): "безумие одного человека может стать эстетическим доводом целой эпохи".
Влияние фрейдизма проступает и в характеристиках отношений Флобера с героями:
«садизм и мазохизм художника, ненавидящего себя и заставляющего ненавидеть своих персонажей, истязающего их так, как они, другие, истязают его самого».
По Сартру, потребность в самопознании побуждала Флобера к созиданию персонажей. Описывая свои видения, он овладевает своим душевным смятением. В воображаемом мире своих произведений Флобер пытался возвысится над своим положением в реальности.
«Литература – это укрытие для недочеловеков, которые не осознают, что они недочеловеки, и мошенничают, чтобы этого не замечать; ты познаёшь боль, поскольку ты захотел быть признанным этими реалистически мыслящими ребятами … и правоту которых ты, несмотря на твой важный взгляд, не можешь не признать».

Монография содержит ключи к пониманию знаменитого высказывания Флобера "Мадам Бовари - это я". Коллеж, в котором учился Флобер, учебное заведение эпохи Июльской монархии (30-е годы 19 века), несомненно, был вовлечён в социальные пертурбации того времени. Ученики бунтовали против этики своих отцов, против этики буржуазного утилитаризма. Флобер попал в обстановку ненависти к коллежу и к провинции, провинциализму своих отцов. Эта ненависть, не реализованная на практике из-за восторжествовавшей реакции, находила выход в мире воображения, в Поэзии.
Пожалуй, Эмму и её автора объединяют потребность в бунте, терзающее ощущение неудовлетворённости жизнью, своим местом в ней, желание стать особенными.
Сартр, в свою очередь, сделал Флобера своим героем, передавая видение его персоны и творчества сквозь призму своих философских идей и представлений.

Долли_Дурманова (Читальный_зал) все записи автора 1

В дебрях старых столиц, на панелях, бульварах,
Где во всём, даже в мерзком, есть некий магнит,
Мир прелестных существ, одиноких и старых,
Любопытство моё роковое манит.
Эти женщины в прошлом, уродины эти -
Эпонины, Лаисы! Возлюбим же их!
Под холодным пальтишком, в дырявом жакете
Есть живая душа у хромых, у кривых.
Ковыляет, исхлестана ветром, такая,
На грохочущий омнибус в страхе косясь,
Как реликвию, сумочку в пальцах сжимая,
На которой узорная вышита вязь.
То бочком, то вприпрыжку - не хочет, а пляшет,
Будто дёргает бес колокольчик смешной,
Будто кукла, сломавшись, ручонкою машет
Невпопад! Но у этой разбитой, больной,
У подстреленной лани глаза точно сверла
И мерцают, как ночью в канавах вода.
Взгляд божественный, странно сжимающий горло,
Взгляд ребёнка, и в нём удивленье всегда.
Гроб старушки - наверное, вы замечали -
Чуть побольше чем детский, и вот отчего
Схожий символ, пронзительный символ печали
всё познавшая смерть опускает в него.
И невольно я думаю, видя спешащий
Сквозь толкучку парижскую образ такой,
Что к своей колыбели, к другой, настоящей,
Он уж близок, он скоро узнает покой.
Впрочем, каюсь: при виде фигур безобразных,
В геометры не метя, я как-то хотел
Подсчитать: сколько ж надобно ящиков разных
Для испорченных очень по разному тел.
Их глаза - это слёз неизбывных озёра,
Это горны, где блёстками стынет металл,
И пленится навек обаяньем их взора
Тот, кто злобу Судьбы на себе испытал.

Читать далее...

НЕиСТОРик (Читальный_зал) все записи автора

В каменный панцирь я ныне закован,

Каменный шлем мою голову давит,

Щит мой от стрел и меча заколдован,

Конь мой бежит, и никто им не правит.