Главное, чтобы

Ходорковский спас маму
 

На последнем дне рождения Бориса Моисеевича Ходорковского его жена Марина Филипповна вдруг жутко заволновалась и говорит: я жду звонка от Миши, ему разрешают в субботу звонить из телефона-автомата, поэтому я держу специальный телефон, по которому никто не звонит. И вдруг раздается звонок, она убегает в глухой угол поговорить с сыном минутку. У меня слезы на глаза навернулись. Я тогда еще не знала, что она больна.

Вы представьте на секундочку, что такое оказаться на свободе спустя 10 лет. Большинство людей у нас вообще ничего не волнует, они любят власть. Путают все на свете. Любой застой называют стабильностью. Любую войну — отечественной. Любые склоки и свары — защитой русского человека. Национализм и даже фашизм путают с патриотизмом. Таких людей миллионы — вот в этом наша ужасная проблема.

Трудно что-то понять, если ты смотришь федеральные каналы. Но человек сам делает выбор: читать оппозиционные газеты, смотреть два-три канала, где можно услышать правду, слушать «Эхо Москвы» или все-таки выбрать «Авторадио». У кого-то хата с краю и он ничего не знает, кто-то сообразил, что ему для театра нужен ремонт, а для предприятия нужны деньги, кому-то звание вот-вот должны дать, а если не подписать некоторые письма, то не видать удостоверения народного артиста. У всех свои причины.

Я знаю людей, которым и звание не дали бы, и ремонт не сделали, но они все равно подписывали правозащитные петиции. Все равно боролись за то, чтобы Алексаняна отвезли в больницу, а не таскали по судам. Чтобы совершенно больного человека не привязывали к кровати цепью. Они шли на митинг, хотя уже немолоды. Шли, хотя могли лишиться всего. Таких очень мало. Большинство твердят одно: я артист, я должен заниматься своим делом, а все остальное для политиков.

Я хорошо помню, когда начинался еще первый суд. Прокурор тогда официально сказал, что у Ходорковского руки по локоть в крови. А где презумпция невиновности хотя бы? С таким же успехом это можно и про меня сказать. Ничего же в итоге не доказано! Все вранье.

Что они творили с Ходорковским и Лебедевым на всех процессах — уму непостижимо. Я была на двух. Оба раза они держались потрясающе: абсолютно не сломленные люди, два мощных мужика. На второй суд привели четырех экспертов, и тут же выяснилось, что это такие же эксперты, как я. Они ведь подписывали бумаги, из-за которых Ходорковский и Лебедев в тюрьму попали, и оказалось, что они ничего не помнят и не знают.

Там была пенсионерка, она ходила на все заседания и еще приносила цветочки. Я говорю: вы зачем цветочки-то носите? А она говорит: да пусть у них перед глазами будет хоть что-то приятное, может, им повеселее станет. Удивительно, ведь это два богатых человека, а к ним пенсионерка ходила — цветы носила.

И вот Ходорковский все-таки вышел, и я счастлива. Мне когда-то Чичваркин сказал: если бы работников ЮКОСа допустили к власти, у нас сейчас была бы другая страна с совершенно потрясающей экономикой.

Я была в городе Урай в разные времена. В первую поездку я еле там выжила: ледяная пустыня, ни кола ни двора. Когда я приехала туда через восемь лет, там появился роскошный дворец культуры с изумительным освещением — что-то невозможное. Туда успел пробраться ЮКОС. Это было как раз во время первого суда. У горожан было похоронное настроение, они понимали, что сказка скоро кончится. Позже я была во многих местах, где эта компания дала развитие, дала работу, детские дома, ясли, но это все умирало, потому что Ходорковский уже сидел. Представьте: множество городов свернулись, как кипящее молоко. Такую светлую голову лишить возможности работать на благо страны, взять и засунуть в тюрьму. Зачем? Этого мне не понять никогда.

Десять лет держали в тюрьме человека, который в случае кризиса, в случае дефолта мог бы помочь. Мы всех самых умных от себя гоним. Либо в тюрьму, любо в изгнание. Почему Гуриев в Париже, когда он нам так нужен?

Неважно, кто и как освободил Ходорковского, главное, что он наконец на свободе. Он мог в самом начале от нас уехать, но порядочность не позволила, не бросил своих товарищей. После десяти лет тюрьмы он стал невероятно благородным и смиренным человеком. Он всесторонне образован и, хоть считает себя бизнесменом, при желании может написать прекрасные мемуары. Но сейчас главное, чтобы он поскорее отдышался и спас маму.