В рамках движения "вернись на ЛиРу, напиши что-нибудь нежное и бестолковое" спешу сообщить, что полная луна сквозь облака очень похожа на разводы бензина.

"Быть суеверным - очень плохая примета", - тонко подметил Эмиль.

Стоит открыть дверь, в машину моментально залетает n+1 мух. Основное их свойство - сколько бы мух не выгнать, всё равно одна какая-нибудь останется. Математик изнутри меня делает вывод, что либо мух в машине бесконечное количество, либо они размножаются прямо щас. Практик снаружи меня открывает оба передних окна, хлопает по ногам и с беззлобной яростью матерится. На улице ветер, красные камни и очень-очень жарко.

Не люблю возвращаться той же дорогой. Это можно было бы объяснять соображениями практическими: вдруг машина, разворачиваясь на месте бывшего пожарного гидранта, задавит инвалидную коляску и пару велосипедистов. А свидетели происшествия номер не запомнят, но машину запомнят. Но когда она будет проноситься обратным курсом, строго следуя спидлимиту в +15 миль, вдруг вспомнят! ужас, не правда ли? Поэтому лучший цвет для автомобиля - серый, цвета асфальта, ровно такой, какой следует носить, путешествуя в Азии. Чтобы уменьшить соблазн тебя закопать в асфальт. Как нас учит классик.

Всё остальное, кроме асфальта, двух цветов: яркая кирпичная охра и ультрамарин. В ранней юности я примерно так представляла себе Египет: синее небо, желтый в красноту песок, пирамиды. Тогда у меня была мечта побывать в Египте. Сразу бросается в глаза мой солидный возраст - ну где это видано, мечтать побывать в Египте, это ж скорпионам на смех.

Пирамиды пирамидами, а руины и петроглифы тут на половине стенок понатыкано. Специально указывают в туристских картах: дескать, вон там-то античные руины с античными петроглифами. Ближайшее исследование открывает песок, можжевельник и античный бачок для мусора с охряными отпечатками чьей-то наверняка аутентичной ладони. Находкой бачка исследователи обычно удовлетворяются и садятся обратно в машину. Там кондиционер. Снаружи камни, солнце, песок. Призраки древних индейцев прячутся от жары в щелях каньонов, как тараканы.

Лучше всего ехать на Запад. И вечером. Тогда даже слабо романтичные особи могут щуриться и думать об пылающей колеснице и о дороге в Страну Мертвых на Западе. Или, лучше, щуриться и ничего не думать. Тем более какая ещё Страна Мёртвых на Западе, если ты и так по ней едешь. Страна как страна: дороги ровные, пейзажи из страшных снов про падения со скал, на бензоколонках чистые туалеты, охра и ультрамарин. Почему мёртвые? а вы видели туалеты, которыми пользуются живые?

А в Египте я никогда не была, скорее всего, не буду, и это мне совершенно пофиг. В Египте жарко и много людей. Жара = это ещё туда-сюда, но людей лучше наблюдать откуда-нибудь по выключенному телевизору.

Тем более здесь, где внутри у предметов не пыль, но песок.

Вечером прямо на дороге валяется огромная желтая круглая луна. Как мячик для гольфа, или головка сыра. Настырная желтая луна смеётся надо мною. Там дорога, показывает она простыми интернациональными жестами, прямая, далеко, а ты сворачиваешь налево, направо, налево, налево, на драйввэй. А там дорога! далеко! и ты туда не едешь, кагбе намекает она мне, ты остаешься дома, и черный грязный автомобиль без переднего бампера безвольно виляет задом, а тебе, дуууура, даже и плюнуть изнутри некуда.

Потерпи, луна, ещё немного, кагбе намекаю я ей. Ещё чуть-чуть - ты и умереть не успеешь.
В колонках играет - кому на север - а мне налево

Сшила второе кимоно - как всегда, без мерок, выкроек, намёток и примерок. Ещё лучше первого. Фотографий нет. Красиво вышло, и одаряемой идёт. Я - монстр.

Только совершенно не умею шить.
Нет, я правда не умею шить! Но компенсирую это пофигизмом, извращённостью и, главное, тщательным выбором материала.
----------------

Обычно мои лытдыбры представляют собой плохо замаскированные рассуждения о жизни на грани приличий притчи. Что бы этот пост в этой связи значил..

Машина дошла до такого состояния не сразу. Нет, не сразу. И дело даже не в том, что ей, бедняжжеччке, уже почти пять лет и стопять тыщ миль - в начале лета она была почти как новенькая: четыре колеса, всё крутится, всё ездит, тормоза за год только раз и полетели - лапочка! а потом меня оставили с ней наедине. Читать далее

Самый скучный и самый любимый из всех хайвэев, потому что он выносит с Востока на Запад. И с Запада на Восток. По краям его бескрайняя равнина Вайоминга, унылая и однообразная: круглый год пожухлая трава, редкие коровы, загадочный частокол штакетника, пустота, расстояние, обнажённое расстояние, ещё более обнажённое, чем просто обнажённое: если бы обочины 80-го федерального были человеком, то с него была бы начисто содрана кожа.

Монотонный ритм огромных траков по правой полосе. Иногда одна махина обгоняет другую, и тогда я невольно съёживаюсь, как будто на моих глазах гора решила повальсировать с другой горой. Притормозить под мостом, около экзита, перед посёлком, здесь no service, здесь пустота, для следующей зоны отдыха ещё двадцать миль. Затягивающий, бесконечный, горький привкус длинной дороги. Если бы я делала духи "Дорога", я бы смешала полынь, мирт и запах полуденного асфальта.

Из всей Америки по настоящему реален только 80-ый федеральный.
Если не считать того, что он упирается в солнце.

Волна впереди огромна, действительно огромна, не как обычная - в два моих роста, а больше, намного больше, метров десять, и если успел - если оказался в нужное время в нужном месте - когда волна только начинает кудрявиться белой шапкой - тогда взлетаешь в неё рыбкой насквозь, пронзаешь её насквозь прямо под сердитой гривой - так, чтобы вылететь с другой стороны, и на мгновение оказаться в воздухе, в чистом полёте, а потом уйти в белую шипящую нежную пену, и вынырнуть, и торопливо поплыть вперёд - навстречу следующей огромной волне, только бы не опоздать, только бы не оказаться раньше, когда грозный белёсый хвост уже почти обрушился, уже почти коснулся воды, тогда волну следует проходить снизу, насквозь, как можно глубже, быстро, но такую большую волну не получается пройти быстро - кружево пены вблизи оказывается молотом и клещами, и хватает тебя за ноги, закручивает в первозданном хаосе из воды, песка и пены, швыряет в песок, швыряет во все стороны, и воздуха уже нет, ничего нет, только песок, вода, песок, шкворчащая пена, воздух, воздух, волна отхлынула и тащит тебя назад, нет сил проходить сквозь это ещё раз, подряд, и бежишь к берегу, но коварная стена горизонтальной воды опять хватает за ноги и тащит к себе, и надо обернуться и плыть навстречу волне, может, получится добраться до того самого нужного места и взмыть сверху над пляжем, над прибоем, над горизонтом, но волны слишком огромны, приходится проныривать её снова, захлёбываться песком, и зачем я только сюда полезла, лучше б дальше, где можно только качаться, лучше бы ближе, сидеть в прибое, и опять бежишь к берегу, и падаешь на него без сил, кашляя и сморкаясь, пытаясь дышать, пока вода и песок с неохотою расстаются с телом, сидишь, дышишь, пена подкрадывается к ногам, волны прошли, затишье, снова идут, вон, если прямо сейчас побежать, то как раз успеешь, и я бегу, и удерживаться невозможно.

Паришь себе на поверхности, можешь плыть в любую сторону - казалось бы, что ещё надо? Но под доступностью поверхности мучительно зияет прозрачная толща воды, и даже не так важно, что там внизу - коралл, черепаха, красивый камень, стая рыб - там внизу пять метров воды, до которых получится донырнуть, пять метров воды умножить на нескончаемую поверхность - там можно двигаться в любом направлении, там ты не связан ничем, и удержаться невозможно. Говоришь себе, что хочется рассмотреть поподробнее вон ту черепаху, жадно глотаешь воздух, уходишь в глубину русалочьими взмахами ласт, через силу взмываешь в глубину, как будто взлетаешь во сне. На четырёх метрах начинают болеть уши, делаешь продувку, потом черепаха становится ближе, кораллы становятся ближе, до дна можно достать рукой - вот она, вот, свобода, можно плыть куда хочется, мир раскрывается, мир ярче и чётче, здесь можно всё - только нельзя дышать. Пауза безмятежности и полёта, потом воздух совсем кончается. Тогда судорожно рвёшься к поверхности, наверх, к свету, сожалея о каждом метре, и зачем опять сюда понесло, ведь так хорошо плавать на поверхности - спокойно, красиво, плыви куда хочешь, дыши сколько хочешь... клапан перекрывает трубку, в трубке ничего нет, в лёгких ничего нет, ух, захлёбываюсь, вынырнула. Зачем только опять полезла. Как хорошо дышать. Красиво. Спокойно. А под тобой всё те же мучительные пять метров свободы - без воздуха, яркие, невыносимо близкие, невыносимо недоступные - удерживаться невозможно.

Самое главное для хисторикал сайта - это аутентичная грязь. Без неё ничего не получится. Думаю, в засушливых местах её специально завозят, грузовиками, как завозят красный песок на горные дороги среди светло-серых скал. Важнейшая после грязи субстанция - аутентичная благодать, равномерно разлитая по древним аутентичным постройкам. Не исключено, что на самом деле это - одно и то же.

Помните, я рассказывала про древних мирных философских пуэблей, которые лепили горшки, многоэтажные домики в огромных расщелинах, занимались астрономией и отспорили у американского гавенмента право владеть собственными казино? Так вот, я вчера их актуальное гнездо видела. Они там живут. Глинянные многоэтажные соты со скруглёнными углами, толстенные стены, камины, десять долларов с взрослого человека, фотографировать только для личного пользования, людей без их разрешения фотографировать нельзя. Магазинчики с драгоценностями, горшками конечно, ковриками, барабанами. Рядом с глинянными мазанками припаркованы джипы, но выглядят очень естественно.
Дальше читать и смотреть...

- И сколько сейчас бензин?
- Чуть больше трёх.
- Нормально.
- Ничего, ещё подорожает. Слышали новости?
- Какие новости?
- Три американских корабля повстречались с пятью иракскими катерами...
- С иракскими???
- Ой, нет, с иранскими. Повстречались с пятью иранскими катерами. И те стали кидать перед ними картонные коробки. И говорить, что там бомбы.
- Картонные коробки???
- Да. Картонные коробки. Так вот, американские корабли маневрировали, и орали предупреждения, а потом иракские корабли смылись нахуй, не будь дураки.
- О как. Коробки, значит, кидали.
- Да. Американские новости сказали, что это была провокация. А иранские новости сказали, что это была обычная встреча кораблей в рабочем порядке. Но всё кончилось хорошо. Чего ржёте так?
- Даааа.... хорошо, что всё кончилось хорошо. А могло бы кончится плохо.
<Уточняющая пауза>
- Мог подорожать бензин.

Вчера, в воскресенье, я наверное заблудилась бы и вовсе не нашла свой избирательный участок, если б не верная примета.

На газоне в бесчувственном состоянии валялся какой-то упившийся гражданин. Погоды стояли тёплые, предсказанные.

Сам избирательный участок находится в полквартале от даунтауна и очень мил: маленький пряничный домик, внутри большой бархатный Дед-Мороз, паркет и шторы с кистями. Госслужащие такие ласковые, улыбчивые. Вежливые все. Пива бесплатного не наливают, и платного тоже не наливают: Почётное Консульство Российский Федерации, ядрёнть, не хуй собачий. Даже как-то совестно думать о том, как вечером очаровательная молодая женщина и представительный солидный мужчина скармивают аккуратно сложенные бюллетени проголодавшемуся шредеру.

NB: не забыть посмотреть статистику по своему избирательному участку. Если понадобится - обрадоваться и извиниться.

Update: радуюсь и извиняюсь.

Мама Эмиля рассказала о его предновогодней затее -
Эмиль собирается положить под ёлку подарок для Деда Мороза.
И ещё один - для Санта-Клауса.

Вчера утром, в канун Дня Всех Святых, в горах выпал снег. Не настоящий СНЕГ в полметра глубиной со всех больших букв, а так, маленький симпатичный снег, тоненьким слоем разлёгшийся по сухой траве, окрасивший склоны серым в тон увесистым серым тучам. У подножия гор вместо лёгкого снега шёл промозглый лёгкий дождь.

- О, смотри, человек в шортах!, - обрадовался деспот.
- Это не человек. Люди в такую погоду в шортах не ходят. Это американец. Хотя...,
Я задумалась - Хэллоуин всё-таки. Слева колыхалось длинное белое перо с шляпы деспота, сзади колыхалось длинное зелёное перо с моей шляпы.
- может быть, это просто человек в костюме американца.

Поразительно, как много сил и денег мы (т.е. многие из нас) тратим на умения и навыки, неприменимые в реальной жизни, но совершенно необходимые на случай, если вдруг современная цивилизация куда-нибудь гикнется. И останемся мы радостные в мрачном средневековье. Как мы гордимся умениями разводить костёр без спичек и оргстекла, ездить на лошади, фехтовать, стрелять из лука, ставить срубы, что там ещё? доить коров, ночевать в лесу и находить съедобные корешки на пропитание*.

Езда верхом представляется безусловно более важным навыком, чем умение выискивать дешевые билеты на самолёт. Убить гарпуном рыбу - почётнее, чем знать супермаркет с хорошим рыбным отделом. Американцы, находящие съедобные грибы только в овощных отделах, вызывают жалость. Не в том суть, что лошадь приятнее самолёта, свежевыловленная рыба вкуснее, а шампиньоны по виду и вкусу напоминают пластмассу. Мы делаем то, что делаем, гордимся тем, чем гордимся, тратим время и деньги и силы, стараясь получше приспособиться к той жизни, которой у нас не было и никогда не будет, потому что это хоть чуточку помогает обмануть противный мерзкий шепоток внутри головы - "если со всем этим что-нибудь случится, то ты не выживешь". Если тебе перестанут давать прямоугольные кусочки зеленоватой бумаги за бестолковые кляцания по клавиатуре, то ты не выживешь. Если за кусочки зеленоватой бумаги перестанут давать еду, то ты не выживешь. Если завтра в округе исчезнет бензин, ты не доберёшься до дома. Если за воду, еду и последние остатки бензина начнётся драка - ты будешь в числе погибших.

Понимаете, на самом деле мы совершенно не верим во всю эту цивилизацию. Не верим в компьютеры, всеобщее медицинское страхование и пенсию по старости. Около моего дома пасётся немало соседских лошадей. Когда ЭТО начнётся, когда машины перестанут ездить, а электричество откажется греть и светить - я угоню какую-нибудь. Это увеличит шансы, а я и без седла смогу уйти галопом, если начнётся. Пожалуй, ещё лучше было бы самому завести лошадь. Надеюсь, я успею. Пока не начнётся.

-------------------
* вовсе не хочу сказать, что сама умею всё вышеперечисленное

В шестой жизни я родился бы на Гаваяйях, в маленькой покосившейся хибарке среди рощицы макадамиевых деревьев. Около моей халупы проложили бы здоровый хайвэй через весь остров, и мне волей-неволей пришлось открыть в ней мелкую лавку с самодельными сувенирами, кофейным автоматом и сухими промаслившимися бутербродами из купленного в мелкооптовом магазине Коско хлеба, сыра и намазки на бутерброды. Намазку я делал бы сам из орехов макадамия. Из пустых орехов макадамия я мастерил бы аутентичные гавайские бусы. До океана мне было бы добираться минут пятьдесят.

Однажды нескончаемо унылым вечером я сидел за стойкой и плёл свои вечные гавайские бусы. На моей шее, как всегда, болтался бы амулет: обкатанный морем кусочек лавы с вплавленным в неё квотером. Я сам нашёл его на лавовых полях пятнадцатью милями восточнее. Когда-то там была деревня, в которой родилась мать моей матери.

Вдруг мне показалось, будто амулет стал тяжёлым и обжигающе горячим. Оранжевое полыхнуло по стеклянной витрине магазинчика: наверное, кто-то припарковался задом. Раздался глухой дребезг колокольчика на входной двери; ко мне в магазинчик зашла пожилая гавайская женщина. Её красный саронг был сшит из странного материала: тяжёлого, мерцающего и как бы тлеющего. Всё стеклянное на витрине и кусочек лавы на моей шее подсветились оранжевым. Но мне этого было уже не нужно. Я хорошо знал легенды своей земли - я узнал бы её и так.

Как я и думал, она попросила накормить её. Я был с ней вежлив, почти подобострастен, но ничего бы ей не продал и ничего не отдал бы даром. Мы прятали друг от друга глаза. До конца своей бесхозной жизни я бы гадал: что стало бы, если я встретил её взгляд своим прямым взглядом?

Когда она ушла, я быстро собрался: несколько пёстрых саронгов; недоделанные бусы из пустых орехов макадамия - на память; запас бутербродов и термос кофе. Я сидел бы и ждал, а когда наступила ночь, я любовался бы самым прекрасным зрелищем за все свои семь жизней: как горящая лава, искрясь и пылая, пожирает мой магазинчик и все мои деревья макадамия, одно за другим.

А поутру я наконец отправился бы к океану.

Здесь любой штраф за нарушение правил дорожного движения - по сути, повестка в суд. Платя штраф, ты тем самым осознаёшь своё преступление и в суд не идёшь. Ну, чего-нибудь типа:

- Подсудимый! вы осознали, что выехали на встречную полосу?
- на которую из четырёх Господин судья, я вообще после вчерашнего ресторана мало чего осознавал((((

NB: это запись абстрактного вчерашнего разговора. аб-стракт-но-го. Любые совпадения с действительностью или с Генриеттой М. считать случайными.

В следующей жизни я отдался бы математике. Целиком и полностью, со всеми потрохами, ибо математика для математика - как Иисус Христос для невесты Христовой.

Ещё в юности я познал бы жар и пыл ночей над кипами исчёрканой бумаги. Я знал бы красоту линий - которые суть числа, слагающихся в фигуры - которые суть формулы. Я знал бы внезапную отторопь озарения; слабость, приходящую за озарением; ровное тепло, приходящее за слабостью. Числа, линии и абстрактные понятия сплетались бы в плотную вязь: это и была бы ткань моего мира. Я был бы страстен и неистов. Я шёл бы по улице и в причудливом истекании города в город за спиною видел бы знак и образ истекания многомерных монстров моей науки; я садился б на корточки, доставал б из кармана салфетку и фотографировал мелким почерком формулу истекания и ключ превращений. Изнутри меня теоремы, леммы и определения гремели бы фугами и кантатами. Моя жизнь была бы полна.

До поры до времени.

Однажды на заброшенной улицы маленького подмосковного городка я оступился и упал в открытый люк. Изнутри он был бетонным - наверное, бывший бункер. На полу валялось несколько разломанных деревянных ящиков. Смутно пахло тухлятиной - но, кажется, сверху, из белёсого квадратного проёма к подмосковному городку и прочим знакам свободы. На рычание электричек бункер отзывался тихим утробным воем. Было холодно.

Я, конечно, кричал бы. Потом, когда кричать надоело, я бы сел и прикинул распространение звуковых волн в коробке с квадратным отверстием на высоте в три метра - и орать перестал. У меня не было еды и воды, но была ручка и стопка измятой бумаги. Спать было страшно, и я не спал.

К вечеру пошёл дождь. Первым делом я спрятал свои исписанные листки - там что-то начинало проклёвываться, потом соорудил из досок нечто вроде лоханки, потом набрал воды в пригорошню и напился. Теперь я был обеспечен водой. Я спрятался от дождя в дальний угол бункера и вернулся к своим бумагам. Ночью от соседнего фонаря нисходил прямоугольник тусклого жёлтого света.

За двое бессонных суток я сделал бы больше, чем смел надеяться сделать за всю свою жизнь, или даже за семь своих жизней. Я в благоговении смотрел на измятый исчерканный лист: записанный на нём способ сказать давно сказанные вещи был столь прекрасен, столь прост и безупречен, что я не посмел бы вымолвить гордое: "Я нашёл". Почему-то я заплакал. Потом схватил ручку и переписал по новому половину того, что знал - получилось лучше, ярче и проще. Теперь можно было идти дальше; у меня оставалось немного воды и три листочка бумаги; вытащившие меня водопроводчики долго ругались, а потом смеялись надо мной; и ещё много лет рассказывали как спасённый ими человек плакал и отбивался, каждый раз забывая упомянуть, что сами в пятницу оставили люк открытым.

С тех пор я не выносил холода и недолюбливал города.
Я опубликовал бы статью и стал бы знаменитым с этой одной статьи.
Эммигрировал во Флориду.
Там выращивал апельсины.

Четвёртую жизнь я пустила бы под откос ещё в детстве. Ребёнком я помнила бы себя обыкновенной. Как все. Я была весёлым ребёнком и подвижным. Родителям было сложно уследить за мной. Я очень радовалась, когда мы все вместе поехали в потрясающий парк со скалами: там были огромные арки, и как будто статуи воинов, и пропасти, и мягкий шершавый оранжевый камень, тёплый на солнце. Мы остановились в палатке. Весь день мы ходили по скалам; родители очень устали и рано отправились спать. Я считала себя уже почти взрослой; для меня поставили отдельную палатку. Я считала себя достаточно взрослой, чтобы пойти в одиночестве любоваться закатом.

Я бежала по округлой лестнице из огромных растопыренных пальцев, цвета человеческих пальцев, и следила за своей тенью, которая бежала поверх черной пятерни тени пальцев по соседней подсвеченной алым ладони. Солнце косило на меня безумным взглядом без радужки и зрачка, заныривало в каменные складки и появлялось снова; потом вдруг исчезло. Прямо передо мной возвышался огромный каменный столб с округлыми очертаниями, чуть расширяющийся к верху. Солнце последний раз отразилось от его гладкой вершины и скрылось совсем. Я была одна, и где находится палатка со спящими родителями, представляла себе весьма приблизительно. Фонарика я с собой не взяла. Огромные красные камни в сумерках стали огромными серыми камнями; ещё огромнее и ещё круглее; они как будто надвигались на меня; я побежала. Не помню что было дальше. Я очнулась в какой-то как бы пещере. Я лежала на плоском камне, рядом причудливо изгибалось местное лишенное листьев дерево. Впереди была скала, сзади была скала, всюду была скала, сбоку вверх уходила узкая расщелина. Я пошла вверх по расщелине. Где-то высоко бросалась в глаза резкая линия раздела между тенью и освещённой скалой. Уже наступило утро. Я наощупь добралась до линии раздела и аккуратно выглянула наружу. Перегнулась через то, что должно было видеться как скала; но я ничего не видела, кроме контура тени. Снаружи я должна была увидеть другие скалы, дорогу, машины, может даже людей - но я видела только тени других скал, тени машин и похоже что тени людей, насколько получалось выделить их в буйстве чёрных сплетающихся контуров. Я закричала. Меня нашли. Пещера оказалась совсем близко от лагеря. Родители только проснулись и даже не успели как следует испугаться.

С тех пор я всегда пережидала полдень в тёмной комнате; обычно спала. Ночью тоже старалась не показываться на улице: несколько фонарей с разных сторон мешали и спутывали тени. Я почти не могла ориентироваться. В каждой комнате моего дома был ровно один сильный источник света и плотные шторы на окнах. В школе меня считали фриком; я быстро бросила школу. Знакомые считали меня не от мира сего. Думали, я близорука. На самом деле у меня было стопроцентное зрение. Я научилась узнавать людей по изменению контура тени носа или ушей.

Всю оставшуюся четвёртую жизнь я оставалась совершенно безумной.

Третью жизнь я прожила бы виноградарем в предгориях Сьерры-Невады, среди мягких белёсых холмов, похожих на спины свернувшихся динозавров. В моей винодельне имелось бы добротное, хоть и немного устаревшее оборудование. Каждую осень я нанимал молчаливых медлительных мексиканцев. Мы давили бы в виноградном прессе Каберне Савиньон с нижних виноградников, и Каберне Франк с верхних виноградников, и Вайонир с солнечной стороны, и Шардане, но я никому не позволил бы дотронуться до Шираза. После я говорил - "вы хорошо поработали, парни, спасибо", платил им сколько положено и прогонял бы прочь. Мексиканцы не любопытны. Они не спрашивали, как я справлюсь один с огромным тяжёлым прессом.

Я никогда не отдавал виноградному прессу Шираз. Моя женщина давила грозди своими босыми ногами. Ещё несколько дней виноградная кровь и мякоть бродили; я отцеживал влагу в бочонки американского дуба. Через три года разливал по бутылкам без этикеток и ставил в самый глубокий погреб. Я очень редко продавал свой Шираз.

Девять лет каждый год в осеннюю ночь ко мне приходил один и тот же кошмар. Я как наяву отпускал мексиканцев, шутил, звал женщину, сам снимал с неё обувь, долго смотрел как она разминала тугие тёмные пряди вина своими круглыми пятками, пьяная от виноградного духа; нежные кисти рук моей женщины красны от виноградных кистей; я разувался и запрыгивал в чан. Сразу в моей руке откуда-то брался острый широкий кинжал, и я плавным движением вскрывал любимой женщине ярёмную вену. Широкий тёмный рукав крови ниспадал на давленые грозди; я просыпался. В полудрёме прикидывал вкус Шираза, если добавить немного крови. Вставал, завтракал и выдавал мексиканцам традиционное ежегоднее напутствие. Каждый раз одинаковое.

Кошмар отпустил меня, когда вызрел урожай 1991. Это был замечательный год. Ещё лет шесть ко мне приезжали люди из разных штатов и спрашивали Каберне Франк того года. Все вина получились просто великолепно, кроме Шираза. Моя женщина в тот день случайно порезала щиколотку. Кровь совершенно испортила вкус вина.

В другой жизни я родилась бы в ещё более маленьком городке, на границе Невады и Юты, в добропорядочной мормонской семье. В восемнадцать лет я стала бы второй женой управляющего с медного рудника. Я любила бы своего мужа, хмурого бородатого вдовца с неожиданно тонкими кистями рук, и родила бы ему троих детей. Родами третьего, младшего, я бы умерла, потому что с детства мечтала умереть родами и получить для себя и детей своих целую планету. И для родителей. Мои родители смогли зачать лишь одного ребёнка. Им не полагалось планеты.

Мой муж исчезал бы каждую пятницу в направлении дороги, ведущей в Неваду. Я никогда не была в Неваде. Говорят, граница Невады уже за милю блестит как рождественская ёлка. Каждую пятницу мой муж тёрся об меня длинной шершавой бородой и садился в свою специальную пятничную машину. Длинную и ржавую. В этой машине ездил в Неваду его старший брат, отец, а, может, и дед. Никто не догадывался, что длинный ржавый с квадратными углами форд - это машина моего мужа. Потому что у каждого мужчины в городке была своя длинная ржавая перешедшая от предков машина. Такие машины было не принято узнавать.

Каждую ночь пятницы до утра субботы, когда дети уснут, я доставала из потайного ящика в старом диване своё полотно, шесть футов на девять футов. Под тусклым светом электрической лампочки я садилась в продавленное кресло и вышивала бисером яркие огни и весёлых танцующих женщин моей планеты Невада. В вывески казино я вплетала прозрачные разноцветные бусины.

В ночь перед своими последними родами я успела доделать всё: и мерцающие деревья, и пруд с фонариками, и длинную бетонную эстакаду сквозь космос. Я скатала полотно в тяжёлый тугой рулон и завернула в припасённую мешковину. На середину свёртка я приклеила большой красный рождественский стикер с заполненным адресом. В поле "От кого" на стикере было бы пропечатано - СантаКлаус.

Если бы я могла прожить несколько жизней, то я нашла бы куда их потратить.

Одну я провела бы владельцем небольшой бензоколонки около федерального хайвэя. Хайвэй нёс бы между холмов плоские автомобили и огромные трейлеры, с Западного побережия на Восточное и с Восточного на Западное, а я сидела бы перед кассой на высокой барной табуретке и следила бы за людьми: как они выходят из своих машин, полусонные, трут глаза; нервно оглядываются в поисках туалета; тупо смотрят на витрину с мягкими булочками и холодными малосъедобными сэндвичами, наливают свой кофе в пластиковый стаканчик и ёжатся под холодным ночным ветром. Кофе я бы отдавала бесплатно.

Я настроила бы несколько видеокамер: около стойки с булочками, около кофейного аппарата, около самой колонки, у входа в туалет. Внутри бы не стала, потому что в той жизни я была бы не русской хулиганкой, а добропорядочным американцем с хорошей родословной, семья которого прожила в этом городке целую американскую вечность: лет пятьдесят.

По ночам я сидел бы за прилавком и нажимал по очереди несколько потайных кнопок. А днём - обрабатывал кассеты с видеороликами. Немножко спал. У меня бы не было друзей и, наверное, женщин. Годам к шестидесяти я смонтировал бы свой первый и единственный фильм. На двадцать восемь минут. Написал бы завещание: своему соседу, одинокому энергичному владельцу магазина сети Кинг Бургер, я завещал бы свою бензоколонку в обмен на обязательство опубликовать мой фильм. Потом бы оделся, взял соль, спички, мыло, тёплый свитер, дождевик - и ушёл навсегда.

Проживать свою следующую жизнь.

Хищная полная луна смеётся в моё окно.

В позапрошлую субботу она была совсем юная: нежный изогнутый серп. Маячила где-то в лобовом стекле, пока автомобиль забирался к ней поближе зигзагами серпантина. Серп был высоко, и серпантин был долгим. То справа покажется, то слева, но всё ближе и ближе, ближе, ниже, уже совсем недолго осталось, уже внизу лобового стекла, уже задевает за дворники. Потом вдруг пропала: потому что доехали. Знаете когда перестаёт быть видна вершина горы на горной дороге?

Местность посередине луны была, как положено, лунной: пустынной, ни на что не похожей, дикой и одинокой. Кислорода чуть-чуть не хватало, кружилась голова. Отель на луне оказался обычный, недорогой и удобный, но поутру он как-то незаметно свалился обратно на землю.

Сбросила, как норовистая лошадь, вместе с отелем: а теперь смеётся.

Современные разбойники с большой дороги - это, конечно, дорожный патруль. Свято место пусто не бывает. А вы что б хотели - ехать спокойно, не оглядываясь на лесочки, мосты и прочие удобные дла разбоя места?

В колонках играет - Проезжих ищем с ночи до утра

С детства меня томило неясное предвкушение Дороги: из детских книжек; рельсы пригородных электричек; перепрыгивать лужи по шпалам; все вместе сели в машину и тронулись с места; снег в дальнем свете фар; под крылом самолёта поёт; ночь; скорость; точка пароходика посередине великой реки. Дети в книжке идут по пустыне, по шпалам. Жгут костёр из скрючившихся саксауловых веток. Повозки ползут на Запад, в страну изобилия, где реки текут мёдом и терпкими калифорнийскими винами; Марк Твен объежает мир и обходит Европу пешком; дорога уходит вдаль. Путешествие на Запад. Путешествие на Восток.

А реальные зримые дороги чуточку обламывали - обещанное обязательное Дорожное Счастье оставалось за следующим поворотом. Забились в машину, поехали, по дороге с трудом откопались из грязи, доехали до речки, искупались, переночевали, посидели у костра, на следующий день вернулись домой. А вот если бы сесть и поехать дальше! там что-то чудесное. Замок среди скал. Дремучий лес. Пение сирен.

Или самолёт: поднявшись в воздух, он опустится в таком же аэропорту. Или поезд: перестук колёс. Ночью можно не спать и следить как луна продёргивается сквозь фонари. Два всадника скачут, тоска и покой: а на перроне встретят и отвезут домой, в дом, а всадники поскакали дальше.

Волшебные каньоны и парки оказались просто туристскими парками. Там ходят японцы с мыльницами и толстые мексиканки с выводками мексиканчиков. А вот если бы пройти по трейлу ещё, ещё поворот: там ущелье стало бы таким узким, что можно коснуться обеими руками уходящих в никуда утёсов, и лучи солнца отражались бы от красноватых скал чтобы преломиться сосульками, и снег отсвечивал бы под подошвами - там, за следующим поворотом.

Винодельня, до которой недоехали, или дорога среди мягких холмов, или пустынный пляж - всё самое прекрасное остаётся потом, за следующим поворотом. А то самое ощущение Дороги ускользает из пальцев: ускользает, улетучивается, испаряется: но я уже не совсем ребёнок. Теперь я знаю: это и есть Дорога - когда всё прекрасное за следующим поворотом.

И это есть Новый год: предвкушение прекрасного плюс поздний ужин при свечах. Мы ждём волшебства и верим в него; пока мы занимаемся обыденными вещами - едим, пьем, разговариваем - волшебство незаметно просачивается сквозь нас, сквозь наши ожидания, сквозь условное время смены последней цифры на циферблате; сквозь наши тарелки с оливье и пузырики в бокалах шампанского; а наутро оглядываешься - где, где Новый год? недоеденные салаты, недогрызенные кости, шапки снега в сосновых ветвях, бокалы с опивками красного шипучего вина. Новый год выскользнул из пальцев, как серебристый песок.

С Новым годом, мои дорогие :))
Всё-таки успели вернуться к нему, дальней дорогой в пять тыщ километров.
С Новым годом, любимые мои.

Утром я проснулась и сняла со стены рыжую лисью шкурку, которую купила в Монтане. Сегодня должны были придти лендлорды, то бишь по русски - хозяева.

Лендлорды (лендлорд, жена лендлорда и тёща лендлорда) должны были придти вместе со сворою архитекторов. Они выбирают лучшего, чтобы перестроить дом. "Ничего что я лежу в кровати? - Ничего, ничего. - Чаю сделать, зефира? - Спасибо, не надо, мы не голодные".

На прошлой неделе тёща лендлорда звонила узнать, не мы ли убили лисицу, которой я хвасталась летом. Фотографиями которой я хвасталась летом. Её, де, соседи спрашивали. Она (опять же тёща лендлорда, а не лисица) видела у нас картонку, исчирканную пулями. Из пневматического пистолета, но тёща ведь не эксперт. Возможно, потом картонку унесло ветром к соседям. А огнестрельного оружия у нас не имеется.

Поэтому лиса от греха подальше лежит в ящике моей прикроватной тумбочки, прячется. А я прячусь в кровати. Мы стеснительные.

Процесс перемещения в автомобиле из точки Д (дом) в точку Г (гости) - ночь, почти полнолуние, равнина, редкие огни, рождественские гирлянды, ночь, кружится голова, два голоса, ночь, четверг, темно, скорость, редкие встречные автомобили, пятна луны, ночь - это процесс постоянного освобождения пустого места у себя за спиной. Секунду назад на этом месте была я. Сидела и глядела в окно. Теперь там нет ничего, воздух, холодное декабрьское шоссе, лунные блики.

Чем быстрее едешь, тем просторнее за спиной.

В колонках играет - Пётр Горьев - "Гости"

В дверь застучали, потому что дверь была на щеколде.
Одна вам знакомая молодая женщина - кстати, кондо - это вовсе не то что вы подумали - встала с кровати, спустилась по винтовой лестнице в гостиную и заглянула в дверной глазок.

Там стоял высокий негр в вязаной шапочке. Перед собой негр держал груду чистых полотенец и заискивающе улыбался. Женщина подумала и открыла дверь. Читать далее А на следующий день негр опять принёс полотенца, а в дверях сказал что любит Россию (=love).

Я предавалась худшей разновидности ностальгии - читала цитатник одного из самых если не близких, то тёплых друзей. Там много моих старых записей. Старых.

А когда хочется написать пост, то абсолютно неважно о чем. Внутри набухает вязкое круглое сырое яйцо и глухо пульсирует: детство? сны? одежда? буквы? скорость? пусть будет скорость.

Мой инструктор по вождению учил меня просто: вытащил на втором занятии (как только запомнила где находится педаль газа) на треугольник из самых быстрых и людных в Долине хайвэев и заставил ехать в потоке. Чуть быстрее потока. Никогда ни до ни после я с такой остротой не чувствовала, что автомобиль взлетает на горках: как ему неохота приземляться обратно в асфальт; как его заебали эти скучные десять жэ.

А ещё я боялась спиральных экзитов - когда совсем за рулем не сидела.

На следующий раз он, инструктор, нашёл тихий квартальчик и отрабатывал там технику левых поворотов и необходимость поворачивать голову, проезжая боковую улицу (дутая необходимость, но на экзамене спрашивают именно это). Парковку задом и поворот три пойнт на экзаменах спрашивать перестали, поэтому задом я до сих пор паркуюсь хуёво. Спиральные экзиты тоже оказались совершенно нестрашными - это как тошнота. Водителя никогда не укачивает.

В прошлый раз был на пять сотен, а вчера - на тысячу. Медленное монотонное наслаждение - Макошь! ты спрашивала об удовольствиях? говорят, какой-то тиран древности учредил специальную награду для изобретателя нового удовольствия. Наркотиков тогда не было, интернета тогда не было, и даже картона тогда не было тоже.

Можно было бы резать на части холсты, или составлять мозаики из разноцветных камушков.

Представляете себе: открываете коробку, а там, например, Джоконда. Разрезанная на мелкие лохмотья неправильной формы: оригинал. Или лучше что-нибудь из Босха. Да, лучше что-нибудь из Босха.

На картине осенний американский посёлок лет сто назад. Извилистое пламя деревьев, конюшня с соломоновой звездой на фронтоне, несколько домов с невысокими крышами: это практичные крыши. Достаточно низкие, чтобы соорудить мансарду внутри, и достаточно высокие, чтобы зимой легко скатывался снег.

Дом в правом верхнем углу - мелкой рыжей полосочкой, углы прорисованы синим. Над окнами красные червонные сердечки. Дом в левом нижнем углу - в похожую полоску, но углы прорисованы красным. Дом слева по центру - тоже с красными углами, но полоска немножко другая. В конюшне углы зеленым и граффити с лошадью и коровой. По желтой дороге рисуется конный статичный экипаж. Изогнутые шеи лошадей в упряжке. Осень, октябрь, тысяча маленьких кусочков картона.

Прелесть любой задачи в том мгновении, когда решение уже ощутимо, но ещё остаётся недовоплощённым: в щелчке, с которым кусочек бревенчатой стены (углы красным, тонкая рыжая полоска) совпадает с краем чердачного окошка и скатом коричневой крыши под сорок пять градусов (чтобы увеличить полезную площадь, но чтобы зимой легко скатывался снег).

Тысяча кусочков картона: тысяча маленьких радостей, слипающиеся глаза поутру. Я бы могла сравнить с шевелением жизни по минутно-секундно-недельной канве, если бы жизнь кто-то до этого разрезал на изогнутые кусочки. Кстати, а зачем Антропос маникюрные ножницы?

Сегодня я была на Ренессанс Фээри, и на прошлой неделе тоже. Не помню как оно на самом деле произносится - но означает не фей и не волшебную сказку, а средневековую ярмарку. Сегодня была удушающая жара. На прошлой неделе лил дождь.
Читать далее...

Крысолов утопил детей в озере, что бы там ни выдумывали несчастные родственники или добросердечные соседи. Я когда-то нарисовала пастелью: как он уходит вдаль по воде, не оглядываясь на крупные пузыри. Пузыри были радужные, мне было лет четырнадцать.

Опять Вэйтс в голову лезет.
Дождливые псы; созвучие дождя и железной дороги.
Радуга-джунгли-дождь-железная дорога.
Крысолов.

Сейчас Крысолов увёл бы детей на ближайшую железнодорожную станцию - да может он это и делает. На самой новой-новой флейте. И дёрганный ритм колёс.

Американские поезда почти не стучат.
До русских поездов не достать рукой.

Ведь не заметишь, когда начнут уводить. Для девочек - свадьбы, для мальчиков - войны. И мороженное для всех, и дождь для всех, если мы ещё дети, то есть мы взрослые, да, и взрослые мы, да, но тех детей, которые мы тоже, никуда не деть: не тонут, падлы, потому что умеют плавать, так что их бессмысленно отводить к озёру, их топят не водою.

Катер, я пью воду из под крана - хотя она невкусная.
Дайте железнодорожной воды.
Из под крана.

На станции рэйн-роад нет фонтанчиков с питьёвой водой.
Там выдают напрокат маленькие надувные лодки.

В колонках играет - Псы дождя

Разложил ноги вдоль носа. Гребёшь. Левая рука двигается вперёд, правая рука служит опорой. Правая рука двигается вперёд, левая рука служит опорой. Весло входит в воду со спокойным сладострастием, погружается в воду на полширины весла (вооон та пимпочка должна быть видна! тогда не будет ни лишних брызг, ни лишнего плеска), отталкивается от воды и снова взымает на воздух в мерной очерёдности. Пара мелких брызг срывается с серебристой лопасти и приземляется в воду или на полотняный край. Весло отталкивается от воды и соединяется с ней: левая вперёд - правая опорой, правая вперёд - левая опорой. Байдарка крадётся с бесшумной грацией хищника, радуга мечется под острым веслом. Левой-правой.

Протока с быстрым течением, грести не надо: только отталкиваться вёслами от крутых берегов с выпирающими корнями травы, отталкиваться от воды, держать равновесие. Следить за корягами. Коряги видны серебристой, тонкой рябью: но не такой как просто от ветра, а тонкой, точной, исполненной коварства. После незапланированного отдыха с клеем момент - разница в ряби становится очевидной. А новые полихлорвиниловые шкуры нельзя клеить, зато они прочные и скользкие, как рыбья чешуя. И не гниют, и мгновенно сохнут.

Медленное скольжение вдоль высоких берегов, и вдоль низких берегов, по заливным лугам и широким озёрам. Медленное парение над прозрачной водой. Посередине озера можно нырнуть, а потом с трудом перекинуть своё мокрое тело обратно. На порогах или мостовых быках байдарку встряхивает, как горнолыжника на трамплине, и веер брызг обворачивает весёлую морду. Если бросить вёсла поперёк лодки, она медленно заскользит по течению: а байдарка с прочими спутниками подплывёт поближе, чтобы они могли вдоволь поругаться: ведь уже поздно и пора приставать к берегу, ставить палатку, варить гречневую кашу и заваривать густой, почти чёрный, обжигающий речной чай.

Вчера вечером я долго стояла под душем, отмерзая и отмокая изнурённые мышцы, потом вышла почти счастливая и забралась под тёплый колючий плед, собираясь: написать. Написать о том, что хочется спать.. но сначала написать, что хочется спать; и, не дописав эту фразу, заснула, разрушив очарование замкнутого круга графоманских потребностей.

Наверное и сейчас надо бы похерить мораль* и свалится туда же с такой же целью.

------------------
* Для истории привожу хереемую мораль: занятия спортом суть хорошо и горячий душ после - тем более рулез.

Весь день летаю от своего текущего местоположения - в Москву. В Подмосковье тоже летаю, но меньше: там детализация хуже. Быстренько смоталась в Калифорнию, потом в Москву и обратно. Путь до <вычеркнуто цензурой> напротив высокого <вычеркнуто цензурой> занимает всего-ничего, несколько секунд. Башни легко распознаются по длинным чёрным теням, тени уходят на северо-запад: сейчас на шарике утро. С добрым утром, шарик.

На подъезде к Сакраменто, там, где мы стописят раз на скорости девяносто mph проносились сквозь сухую выжженную пустыню - днём первого января простиралось грязевое озеро от края и до края. Один край - край хайвэя, другого - не видно вообще. Шире озера Тахо, с многочисленными белыми бурунчиками.

Проливной ливень, я за рулём потому что мутит после н.г. (с похмелья не могу не только делать минет, но ещё и сидеть на пассажирском месте), дворники на максимальной скорости не успевают, дикий ветрище, семьдесят mph: первого предстоят ещё семьсот миль с перевалом. Сложно отвести глаза от такой близкой машины спереди, сложно думать о чем нибудь кроме: асфальт/сейчас пойдёт полотно чуть получше/а тут вообще по колено/проезжаем мост/нунихуя же не видно! А если в предгориях дождь, то в горах - будет снег.

Резкими быстрыми разворотами головы любуюсь на озеро грязи: оно плещется через три полосы от шин, оно б мурлыкало у ног если остановиться и свесить ноги на край дороги. У деревьев не видно ствола. Кажется, что машину раскачивают дворники, а не ветер. Вчера по телевизору в местных новостях показывали восьмидесятый хайвэй: одна полоса под коричневой мутной жижей с белыми бурунчиками. Перекрасить грязевое море в бирюзовый, убрать ливень и добавить солнца: какой получился б курорт.

Но знаете? оно и без того прекрасно.

Калифорния пахнет сыростью, эвкалиптами и жжёной резиной.

Все, будто сговорились, трещат об экранизации М&М - как издеваются, мне-то не посмотреть (по крайней мере до след.оказии, и то если мама проявит должную сообразительность). Кстати мама, например - позвонила, потому что первая часть М&М'сов породила в ней смутное беспокойство. Испугалась что ли как бы я под трамвай не попала? или с ума не сошла... гыы. тут она немножечко опоздала. Интернет - это вам не трамвай. Интернет и с ума сведёт, и вообще всегда рядом.

А кот, сказала мама, зачОтный и огурец клёво ест. Большой и зачОтный. То есть это я такими словами её восторги интерпретирую.

Поэтому я тоже напишу об большом зачОтном коте экранизации, которую я на прошлой неделе видела, а вы увидеть пока не можете, беее. То есть - многие из вас. О Нарнии я напишу. Читать далее...

Помню: мне было тринадцать, и карнавальная тётя предложила как-нибудь расписать рожу. Я выбрала бабочку на щеке. Потому что боялась: а вдруг получится некрасиво, а вдруг я окажусь страшной, а вдруг я окажусь... смешной. Бабочка на щеке - мило и со вкусом, симпатичненько, безопасно. Как бы играешь в эту игру, но всё под контролем: не заигрываешься.

Какой дурой я была в тринадцать лет.

Но вот что странно: и вчера, и в прошлом году только парочка взрослых женщин решились надругаться над своими лицами (из всех бессчисленных жён, менеджерш и даже программисток). Им изобразили по бабочке. На щёках.

Потом он досчитается и я опять начну въедливо продираться сквозь апшипки. А пока расскажу про вчерашнюю копро... корпоративную вечеринку, хотя рассказывать там, собственно, нечего - в самый раз для времянки "пока считается тест".

Самым увлекательным в вечеринке была дорога до места дисклокации - какого-то гламурного отеля в центре соседнего городка. (Примечание внутреннего голоса: ага, ахуенно гламурного. Такого гламурного что деспоту бокалов не хватило.. ну там, где все надираются ещё стоя чтобы еда показалась менее отвратительной. Примечание другого внутреннего голоса: запечённое мязо было вполне ничего, не гони. Замечание симерки внутренним голосам: нахуй пошли.) В центре даже маленьких американских городков от парковки до бухаловки топать долго. А я была в платье с открытой спиной и коротком рукаве. Зелёном, до пят, в колготках и туфлях на восьмисантиметровом каблуке, летних. И в шерстяном пончо сверху, потому что лыжная куртка с вечерним платьем плохо сочетается. Ну... мои погодные посты можно прочесть чуть ниже. На улице снег и скользко, и я бы повторила подвиг Горжетки, но деспот мужественно ловил меня под руку. (Примечание внутреннего голоса: но холодно от этого не меньше. Замечание симерки внутренним голосам: я же сказала, нахуй пошли!) А ещё я выгуляла свою лисью шкурку, и она оказалась тёплой.

В смысле - настоящую лисью шкурку, пушистую, тёпленькую. Наконец поняла для чего дамы в вечерних платьях в меха кутаются. Типа всё как у больших, всё по настоящему - туфли (блять!), платье и мех. Мордочка у шкурки очень трогательная, зато хвост пушистый. А какая-то дама мне сказала что в америке это не принято. Потому что им жалко. Ну и что - всем жалко.

Что там с тестом? ползёт пока.

Тогда ещё расскажу про официантов в странных белых форменных одеяниях. Раньше я представляла в таких китайцев в начале века, которые в прачечных. Официанты очень смешные: вьются над столами, как большие жырные белые мухи. То тарелку норовят унести, то вина подлить. Вино было неожиданно приемлимым, на троечку.

Каблуки опять не отвалились. Увы. Придётся и в следующий раз в платье, если я не смогу улучить момент чтобы их незаметненько отломать. А я ведь даже плясала! без клюковки, конечно, не то, и хватило меня ненадолго. Наверное, много красного вина тянет на небольшую стопочку клюковки.

Я вам ещё не совсем наскучила? (Примечание внутреннего голоса: а тест всё ползёт. ой... внутренний голос быстро сматывается куда послали) Так, серединка-на-половинку? Вот так и мне вечеринка вчера: серединка-на-половинку плюс поговорить ни о чём с не исключено что умными людьми.

омериканькоффских лйыжныгх тразз

Тьфу, Djamalа перечитала. Мы сегодня видели результат скрещивания джамалового кротожопа со снежным человеком. Едем себе по трассе - пустота, белизна, красота... Как вдруг деспот - смотри, снежный человек. И действительно что-то такое корявое и мохнатое вдалеке неторопясь пересекает накатанную трассу. Подкрались тихонечко, в две извилины: маленький и совсем нестрашный, метр длиной. Кто за зверь - не знаю (то есть знаю, см. выше). Мех чёрный, подшёрсток оранжевый. Хвост треугольный и меховой. Идёт сгорбившись, как троглодит из третьего Хироуса. Увидел нас, скромных естествопытателей, сменил курс: хитрый, наверх потопал. Ни ружья, ни завалящего фотика с телеобъективом хотя бы на 200 мм... вниз спустились.

А сейчас я вдруг понял! он к подъёмнику шёл. Оголодал, бедняга - ни одной спутниковой тарелки вокруг.

Фкусные, быстрые на здешних курортах подъемники... и никто ведь не оценил нашего с деспотом хероизма. С истинным хероизмом - фсегда так.

Ночью в чужой/родной/до невозможности знакомый город въезжаешь как входишь спьяну в съёмную, до невозможности знакомую квартиру.
Глядишь, не видя; едешь как на ощупь; не узнаёшь знакомые места.

Первые две гостиницы были забиты до упора, ну и ладно. У нас ведь есть мощный магический артефакт типа ивовая веточка, наводящая на ближайшие мотели (ивовая веточка занудным мадамским голосом: "поворот направо через две точка ноль милей"). Времени ещё только полночь.... Полночь. Пробило полночь.
Читать далее...

Маленькая асфальтовая дорога, почти кусок парковки. Прямо перед моим носом выруливает огромный федексовский грузовик (такой, как на старой новогодней рекламе кока-колы - только без гирлянд) и уходит направо, старательно мигая. Еду откуда он приехал - домой туда.

Монстр, продолжая мигать, разворачивается по петле и едет прямо за мной, метрах в десяти сзади. Я посередине дороги - никакой обочины нет. Еду в его ближнем свете.

Водитель не может меня не видеть. Но тяжёлое дыхание огромного металлического чудища сзади... Снова вспоминается ГУВХ, некоторые его посты. Кручу педалями. Как я ни стараюсь, он всё на таком же расстоянии (а что ему, давить меня, что ли?) Немного выигрываю на бампе. Но до поворота на шоссе (а значит и до обочины) - он успевает нагнать.

И это вовсе не метафора - но ехать в электрическом свете фар прямо перед огромными колёсами высоченной белой глыбы - безумно страшно. Никакие рациональные резоны не работают, логика ушла в нокдаун и слегка похрюкивает оттуда, сердце норовит выпрыгнуть. Сбоку тёмнозелёная трава, спереди извилистая темнота асфальта, сзади - животный ужас.

- Что ты так тяжело дышишь? - это уже дома.

Теперь я понимаю волка из "Ну погоди", который отчаянно бежит впереди паровоза.

Шляпа гулял по Долине гейзеров, а мы с деспотом - над. Не то чтобы мы обернулись драконами и с высоты выбирали себе по ванночке поуютнее - нет, как добропорядочные гости национального парка, по деревянным настилам*. У начала тропок - плакат с мальчиком, который соскочил с дорожки и своей ногой поспособствовал вскрытию нового озерца кипящей воды. А Шляпа ходил на своих двоих, завидно Шляпе. Читать далее...

самолетный пост 1

посадили около прохода, но самолет полупустой и пересела к окну. До сих пор люблю сидеть у окна, как в первый раз; и с содроганием ожидать пока тело уйдёт наверх и расстанется с маленьким дисперсионным следом души внизу.

смотрю на ржавоватые листы металла образующие крыло. я проходила хитрую кривую на комплексном анализе, которая вроде должна его описывать и примерно представляю себе модель, всё равно не могу понять как это можно было обсчитать. кажется, что эту хрень делали молоточком, скептически изменяя форму в соответствии с эстетическими предпочтениями - тюк! ну даже если и вычислили чего - как можно было смоделировать тёмные загадочные подтёки а ведь без этого оно бы не полетело. Оно не может лететь на странном сочленении пыльных листов. Оно вообще не может взлететь.

О, кстати, уже поднялись.

болит ухо, хочется спать, разносят апельсиновый сок и кока-колу со льдом. почему я так счастлива в самолетах?

...потому что сиденье назад откидывается. в следующем какой то добрый человек выломал кнопку. Не иначе как привет с родины. а рядом сидит очень громкий плеер с му... милым юношей внутри. все заебали. спать хочу. лететь еще полпути. жалко, что не в россию.

Симпатичная девочка пятнадцати-семнадцати лет:
- отец Джозеф строго о сексе рассказывает, совсем не так, как говорят в школе.
- ?... а что говорят в школе?..
Мама девочки:
- нет, дай я! я расскажу!
...Может, знаете - здесь часто приносят какие-то бумаги в школе подписать, что родители не против. Про экскурсии и те пе. А как-то, давно, она в четвёртом классе была ("мама! в пятом") отдали на подпись бумагу насчет беседы о половом воспитании. Я подписала - а фигли?.. Вечером приходит, вся такая сияющая, и говорит - мама! я всё-всё-всё знаю теперь. Я - ну, расскажи тогда. Рассказывает: у меня через год будет менструация! а ещё через год я смогу родить кого угодно, кого захочу!!! вот не знаю только ГДЕ СПЕРМУ ВЗЯТЬ...

Заметила, что наиболее позитивно моё мироощущение от семидесяти миль и выше. Особенно если за рулём. Хорошо если дорога виляет, тогда позитивом торкает и даже слегка потряхивает. Если очень сильно виляет - катит и от пятидесяти. Может, чем жить в лиру лучше переехать в трейлер? не выйдет - они большие и до выше семидесяти не ездят.

А один человек в Америке отсудил баааальшую кучу денег у компании, которая продала ему трейлер с круиз-контролем. Он выставил этот круиз контроль на шестьдесят пять миль и пошёл в трейлер делать себе кофе. Выжил, судебный процесс тоже выиграл - никто ведь его не предупреждал что круиз-контроль это не совсем автопилот.

Ищет кнопку отключения круиз-контроля.
Вот видите? сижу со скоростью ноль миль и какой сразу хуёвенький позитивчик.

Глубокий, словно ущелье КасикофУти. Белые скалы темнеют под проливным дождём. Два мальчика играли лет за десять до моего рождения и нашли Пещеру Ветров. Тогда, наверное, ещё не проложили дорог (не говоря уже о магазине сувениров и пункте осчастливливания поп-корном), мальчикам пришлось карабкаться наверх. Чего они искали? На гребне горы, среди скал, в зубчатом входе в каменное извилистое лоно. Короче - каменная пизда. Сейчас заколочена - потому что "были проблемы с медведями и тинейджерами". А ведь если бы слегка промахнулись, падали б в длинный белый каньон, падали медленно и красиво. Как падает проливной дождь, волнами, и окрашивает белые скалы лунными кляксами. (Фотографии каньона у меня нет. Но кляксы примерно такие.) А они даже не заблудились в извилистых ходах с ощщеренными сталактитами. Чего они искали? или один из них был девочкой?

тем более что развелось их, развелось... ну, ещё не как тараканов. Тараканов - больше. Тараканов всегда больше, особенно в предверии конца света и ядерной войны. Задумывается о ядерной войне. Интересна ли она астрономам? думаю, нет - разве что на соседней планете. Вспоминает, для чего пост собралась писать.

Так вот, о тараканах... тьфу, об американах. Мы с чудной девушкой американской ("девушка" - в расширительном толковании) познакомились, она биолог в соседнем универе. Ирландка, симпатичная, умная. Подарила по случаю телескоп с распечаткой об уникальном астрономическом явлении - великом противостоянии с Марсом, 26 августа. Крупными буквами в распечатке написано, что Марс будет размером с полную луну - причем последний раз такое шоу было пару тысяч лет назад, а следующий будет всего-то через двести. Мы впечатлились. Прикинули, как такая большая красная.... (если луна - это ослиная жопа, то марс, наверное, хуй?) как такой большой красный фаллоимитатор украсит наш скромный пейзаж.

А мелкими буквами в распечатке написано, что такая радость (марс размером с луну) будет наблюдаться в телескоп с 75-кратным увеличением. Теперь законы жанра требуют мораль. Их у меня много - и про чтение мелких буквочек, и про умненьких американок ирландского происхождения, и общефилософские размышления о смысле жизни. Но лучше призвать всех не упустить редкое астрономическое явление. Две тысячи лет люди не видели, а мы увидим. А? каково? так им! а то всё хвастаются всякими пророками с чудесами, время которых ушло.

Update: и время Великого противостояния тоже ушло, в 2003 оно было, оказывается. Ждём следующего через двести лет.