«Проявляется изображение на пленке, и часто это происходит будто глаза открываются все шире и шире… Диво! Вышло совсем не так, как снимал. Откуда же это взялось? Раз уж сам не заметил, когда снимал, значит, оно само по себе и существует в «природе вещей»… и кажется тогда, что если бы удалось открыть какую-то завесу, то и будет видно, что есть красота на земле, и в ней заключается смысл», – писал в своих дневниках Михаил Пришвин.

Пришвин увлекся фотографией во время путешествия на Север в 1906 году. Первые снимки он сделал с помощью фотоаппарата, одолженного у случайного попутчика. Изданную после поездки книгу «В краю непуганых птиц», Пришвин проиллюстрировал собственными фотографиями. Впоследствии он вспоминал, как издатель, рассматривая эти снимки,  поинтересовался, не художник ли он. В 1925 году Пришвин  купил себе фотоаппарат,  и с тех пор фотография становится неотъемлемой частью его жизни, она захватывает писателя – больше нигде и никогда он не расстается с камерой.

Сегодня часть этих фотографий, снятых в промежутке между 1929 и 1936 годами, представлены на выставке в Мультимедиа Арт Музее. 01 Под фотографиями подписи – выдержки из дневника писателя, который он вел с 1905 года до самой смерти, на протяжении полувека. Изначально, записи не предназначались для печати, дневники содержали откровенные размышления об увиденном и пережитом, оценки политических событий, портретные зарисовки.

  Экспозиция делится на несколько тематических групп – это съемки снятия колоколов в Троице-Сергиевой лавре, строительство завода Уралмаш и Беломор-Балтийского канала, отдельно представлены портреты и снимки природы. Пришвина как фотографа интересовало все – события, люди, собаки, этнографическая съемка, паутина, солнечный свет, охотничья собака Жулька. Пришвин не считал себя фотографом, но был уверен, что ему, непрофессионалу, открыто то, что никогда не увидит профессиональный фотограф:

«Конечно, настоящий фотограф снял все бы лучше меня, но настоящему специалисту в голову никогда не придет смотреть на то, что я снимаю: он это никогда не увидит».

Уникальность выставки не только в том, что на ней представлены фото, отпечатанные с недавно обнаруженных негативов, но и в том, что посетители знакомятся с еще неопубликованными выдержками из тайного писательского дневника, в  том, что отдельное место в экспозиции занимают аудио-записи фрагментов рассказов и повестей Пришвина в его исполнении: «Мои тетрадки», «Весенний мороз», «Кукушка», «Березы», «Голубые тени», «Первый цветок», «Запоздалая весна», «Цветущие травы», «Птичик», «Рубиновый глаз», «Мастерская дятла» и «Цвет капелек». Дневниковые записи писателя читает заслуженный артист России Сергей Чонишвили. Кроме того, гости выставки смогут получить доступ к интерактивному гиду «ТВОЙ МАММ» и ознакомиться с аудио-сопровождением экспозиции, передающим настроение и усиливающим эмоциональное восприятие.

1930 год. Сергиев Посад. 8 января. Оттепель продолжается. Вчера сброшены языки сГодунова и Карнаухого. Карнаухий на домкратах. В пятницу он будет брошен на Царя с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!» и ушел, как пьяный. Был какой-то еще старик, как увидел, ни на кого не посмотрел, сказал: «Сукины дети!» Везде шныряет уполномоченный ГПУ. Его бесстрастие. И вообще намечается тип такого чисто государственного человека: ему до тебя, как человека, нет никакого дела. Холодное неумолимое существо.

9 января. На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребятами, с утра до ночи колокол звонит.

19 января. Весь день отделывал снимки колокола. «Разрушьте храм сей…» На какие-нибудь 30 верст, а мой колокол будет звонить по всей земле на всех языках. Но… вот это «но» и завлекает в тему: какое должно быть мое слово, чтобы звучало как бронза!

Все это время лебедкой поднимали высоко язык большого колокола и бросали его на куски Карнахого и Большого, дробили так и грузили. И непрерывно с утра до ночи приходили люди и повторяли: трудно опускать, а как же было поднимать

3 февраля. Мороз и ветер. Дома сидел. Трагедия с колоколом потому трагедия, что очень все близко к самому человеку: правда, колокол, хотя бы Годунов, был как бы личным явлением меди, то была просто медь, масса, а то вот эта масса представлена формой звучащей, прямо скажем, личностью, единственным в мире колоколом Годуновым, ныне обратно возвращенной в природный сплав. Не и то бы ничего, – это есть в мире, бывает даже цивилизованный народы сплавляются. Страшно в этом некое принципиальное равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколом, а теперь потребовалось – и будет подшипником. И самое страшное, когда переведешь на себя: «Ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах».

1 марта. Уралмашстрой. Только на Урале я понял посредством глубокого чувства, что новое строительство значительно именно тем, что это строительство – не-дело в том смысле, как далось мне это понятие, что истинно железные люди, которые стали во главе этого строительства, только потому и стоят, что совершенно отрицают старое «дело».

Оставив первых людей, мы пошли ближе к позициям и скоро услыхали звук, отвечающий на войне пулеметам: это работали бесчисленные пневматические молотки. Скоро мы привыкли к этим звукам до того, что они стали нам как кузнечики. Огромное большинство их возле цеха металлической (клепки), и что удивительно было нам: тут и бабы и мужики, били молотом, как будто это те самые виденные нами первые люди перешли на клепку. Бабы стояли у жернова и щипцами подавали рабочим клепку, а те… Нам объяснили, что «первый человек» с этого начинал, но он уже не крестьянин, как первый, а рабочий. От вторых людей мы перешли к третьим и четвертым, посмотрели весь цех металлической клёпки с точки зрения рабочего сознания…

От цеха к цеху так мы дошли до здания комбината, в котором каждый «первый человек», уделяя в день два часа времени, должен сделаться инженером. Так строится этот гигантский завод в расчете сделаться заводом-вузом.

Дальний Восток. 24 июля. К полудню разгорелся солнечный день. Так пока с утра очень тяжело все выходит из тумана. А растения развиваются роскошно. Странно, что и трава и огороды поспевают в один срок с нашими. В Семеновской гавани фотографировал. Женщины сидели на корточках у самого моря, китаянки с ребятами, привязанными назади, все ждали судов, иваси 60 копеек, и беднота ожидает, чтобы купить. Жарить иваси можно без масла, такая она жирная.

Вечером из Золотого Рога перебрались на другой конец города в Гнилой угол на житье…

Есть сказание, что будто Бог при посеве своем забыл про Дальний Восток и, увидев его пустым, посеял остатки всевозможных семян.

1933 год. Соловки. 27 июля. Встреча начальника, Владимир Петрович Солодухин… На барже («Клара») сидит «Навал»: успели друг у друга украсть, и среди них женщина (КР) мирит, а у нее в это время украли. Навал: 1) 58 КР – контрреволюционеры, 2) 35 – тридцати-пятники (1-ая ступень урки, 2-я высшие уркаганы), 59-3- бандиты. Блатной язык: борьба с ним: блокировать, филонить и пр.

Нам показывает Михайлов Сергей Васильевич, помощник начальника отдела КВЧ (культурно-воспитательная часть). Отказчики релиигиозники…

Чайки покинули не только от пожара (куклы в церкви делали), а люди злые: от людей ушли.

1933 год. Беломорско-Балтийский канал. 2 августа.

Конвейер – подштанники, ватники, рубахи… напиши на материи имя, и оно рядом с тобой пойдет, и вместе с тобой придут подштанники (взято с Форда: автомобиль). Вагонная система. Почему не влечет в человечину… с интересом будешь смотреть, как черпают селедку в закрытой губе, а вагонная система… потому что селедка есть селедка, а человек тут в положении селедки и вот это нехорошо. Тип нового провожатого: складывается с Михайловым: вероятно, очень мало тех, кто модет обходиться с человеком: два-три Довгань, Кичин, Умеров – и все: интеллигенция из сотрудников ГПУ.

Шлюз №10 Канала самое замечательное звено ББ канала, потому что шлюз этот связан с плотиной, замыкающей реку Выг так, что значительная часть воды Выг-озера, не находя обычного выхода, бросается в стороны, от этого берега озера расширяются, острова тонут, вообще создается новая география, и даже железнодорожный путь приходится переносить. Эта замечательная плотина сопровождается другой особой водосливной плотиной, сделанной для того, чтобы пропускать через себя избыток воды озера.

Вопрос: чьей силой создан канал? Ответ: первое, крестьяне, потом люди города, больше как руководители, и, наконец, инженеры, работавшие как специалисты – это основная работа, а потому уже идут блестящие бригады бывших соц.вредителей, оправдавших на деле свою социальную близость к пролетариату.

Вопрос: почему же вся слава отдается этим последним?

Ответ: потому что с крестьянами было очень мало возни, они каждый индивидуально, легко примкнули к работе, и имена этих тружеников распыленно исчезли в громаде строительства.

 1935 год. Кольский полуостров. И оттого, что в прошлом ничего не было и все надо было вновь создавать, то непременно надо было все делать по большому размаху, по большой человеческой правде… Тут надо было рвануть, взмахнуть, человек-строитель быт как орел и орел, размахивая крыльями огромной правды.

22 июня 1929 года. Можно высказать как правило, характеризующее наше время, что каждый одаренный с успехом созидающий работник окружен сетью шпионов завистников. Это приводит к размышлению о недостатке социалистического строительства; основная ошибка – это теоретическая переоценка значения масс, которыми на практике может управлять небольшая организованная группа, отсюда презрение к строительству личному, без которого невозможен и творческий коллектив.

1936 год. Кабарда. Да, так и у гор, как у людей, очень часто небольшие закрывают собой высочайшие, и надо сделать лично  большое усилие, лично совершить трудный путь, чтобы увидать вершины во свей их свободной и ничем не заслоненной красоте. Кабардинцы были всегда передовым народом Северного Кавказа и в то же время у них не было письменности: все неграмотные и передовые!…

1 мая. Советская Пасха! Демонстрация принудительной силы государства, между тем в понятии праздника на первом месте стоит свобода: спустили с цепи песика, он прыгает: ему это праздник. Сладость обиды: сколько людей живет этим!

Пасмурно, холодная мга садится на широкие обнаженные ляжки физкультурниц, и тело покрывается гусиной кожей

5 сентября 1929 года. Живопись в сравнении с литературой приблизительно так же несвободна, как фотография относительно живописи, но в этой несвободе живописи заключается ее значительность, точно так же как ценность фотографии заключается в точной передаче образа мира, вследствие чего у нас получается убеждение в его существовании как бы совсем независимо от нашего восприятия. Но все равно люди не помнят человеческое происхождение мира из творчества и думают, что аппарат дает нам мир сам по себе.

1 сентября 1930 года. Паук – это артист труда, но он, конечно, не думает о красоте, это солнце и роса  почему-то согласились украсить его дело. А скорей всего и солнце и роса тоже не думали о красоте, да… все работают и никто не думает о красоте, но кто работает лучше всех возбуждает радость в человеке-художнике и это сорадование, похожее как бы на узнавание самого себя, как члена творческой огромной родственной среды, – вот отсюда является начало того великого сорадования жизнетворчеству, которое мы называем искусством.

   Выставка «Михаил Пришвин. Фотографии и дневники. 1929-1936», организованная Государственным литературным музеем и  Музеем «Московский дом фотографии», будет работать до 31 января 2016 года.