Российские власти, видимо, намерены признать экстремистскими и расследовательские, и региональные структуры, связанные с Алексеем Навальным. Суд примет окончательное решение по этому вопросу в начале июня, но нет особых сомнений в том, что оно будет положительным. Росфинмониторинг уже внес организации в свой перечень экстремистов. Еще до этого они сами свернули работу, их аккаунты в соцсетях были заморожены или удалены, а перед соратниками оппозиционера встают неиллюзорные перспективы уголовного преследования.

Власти на этом вряд ли остановятся – в Госдуму уже внесен законопроект, запрещающий баллотироваться в парламент тем, кто участвовал в работе или поддерживал организации, признанные экстремистскими. Людей, которые регистрировались на сайте митинга в поддержку Навального, начинают увольнять из бюджетных учреждений, даже если они не участвовали в нем.

Все перечисленное – важная веха в истории российской политической системы. Теперь неподконтрольная Кремлю политика – объект внимания и воздействия силовиков, она фактически попадает под запрет. Внутриполитический блок президентской администрации, который занимался борьбой – а иногда и взаимодействием – с несистемной частью оппозиции, потерял эту зону ответственности. Единственным легальным политическим жестом становится поддержка Кремля.

От Старой площади к Лубянке

Признав структуры Навального экстремистскими, российская власть предпочла бороться с ними самым простым, силовым путем. Раньше в экстремисты, как правило, записывали тех, кто действительно намеревался брать власть силой (например, запрещенная Национал-большевистская партия Эдуарда Лимонова). При этом участникам даже таких организаций формально не запрещалось идти в политику: кто хотел, мог пытаться баллотироваться, – просто способов выдвинуться и получить регистрацию фактически не было.

С теми, кто заявлял о желании сменить режим мирным путем, Кремль работал тоньше, создавая ощущение политического, а не силового действия. Оппозиционеров лишь изредка допускали до выборов, их партии не получали официальной регистрации, организовать митинг в подходящем месте было почти невозможно. При этом причиной отказов объявляли ошибки самих оппозиционеров: неправильно оформили подписи, неверно составили заявление на регистрацию партии, не так подали заявку на митинг. Шел очень ограниченный, но все-таки диалог: здесь мы вас зарегистрируем, потому что считаем неопасными; а вот здесь регистрации не будет, хотя поработайте и приходите завтра, может, что и срастется; на митинг собирайтесь, но на площадке, которую предложим мы.

Реальная оппозиция стала в России несистемной довольно давно, но раньше это означало лишь то, что конкретные структуры и фигуры не имеют доступа внутрь системы – к распределению должностей, в эфир на федеральных каналах, к участию в большинстве избирательных кампаний. За соблюдением границ системного и несистемного следила президентская администрация: продумывала заградительные барьеры, не допускала сближение системных и несистемных политиков, вела борьбу с оппозицией в информационном поле.

Эпизодически президентская администрация могла размыкать эти границы, например, допуская кого-то из сторонников Навального или даже его самого до выборов. Там понимали, что борьба с несистемной оппозицией хотя бы формально политическими методами важна для статуса и значимости политического блока президентской администрации как одного из самых влиятельных звеньев в вертикали власти.

Это давало чиновникам возможность показать, что только они знают, где нажать, где отпустить, где поиграть, а где запретить, чтобы оппозиция не смогла реально претендовать на власть. А нет несистемной оппозиции – нет и сильной президентской администрации.

Силовое воздействие на отдельных оппозиционеров было точечным и, как правило, санкционировалось или даже инспирировалось внутриполитическим блоком президентской администрации в собственных целях. Исключением были разве что структуры Михаила Ходорковского, которые изначально попали в сферу ответственности силовиков как организации давнего врага президента Путина.

Теперь даже ограниченный диалог и попытки поиграть с несистемной оппозицией становятся невозможными – формально это взаимодействие с экстремистами и врагами государства. Законопроект о запрете баллотироваться бывшим участникам организаций, признанных экстремистскими, возводит непроницаемую стену между несистемной оппозицией и легальной политикой. Силовые структуры давно пытаются вернуть себе влияние в регулировании политической жизни, как это было в советские времена, когда с идеологическими диверсиями боролось пятое управление КГБ, и сильно преуспели. Гражданские больше не справляются – примерно так подается возвращение силовиков в политику.

Наследие Пятого управления

Президентская администрация сдала важный рубеж силовикам по нескольким причинам. Популярность власти – и лично Путина, и «Единой России» – в последние несколько лет серьезно упала. Раньше несистемная оппозиция почти не представляла угрозы на выборах – ее сдерживали пропагандой и отказывали в регистрации скорее на всякий случай. Сейчас, когда в кампаниях стали побеждать даже случайные технические кандидаты, организованные оппозиционные структуры и даже отдельные персонажи начинают создавать реальные трудности для власти, попытки играть с ними теперь опасны.

Резко вырос и уровень тревоги внутри власти. Кремль всерьез опасается, что западные страны во главе с США будут пытаться сместить действующее российское руководство через легальную политику. Сам президент постоянно говорит об иностранном вмешательстве в думские выборы, ему вторят политики первого ряда. На совещаниях чиновников и единороссов обсуждают, что Запад пытается влиять на российскую политику с помощью несистемных кандидатов и митингов. Подтачивать популярность Кремля он намеревается критикой в независимых СМИ, бесконтрольными лекциями и просветительскими программами.

В результате внутриполитическая борьба становится борьбой внешней, внутренние оппоненты власти объявляются врагами государства, лицензия на борьбу с ними передается силовикам. Враг не только у ворот, но и за ними: влияет на выборы, проводит свои идеи через СМИ, разлагает молодежь. Политические модераторы бороться с этим уже не могут, нужны более надежные решения. Примерно с таким предложением обращается силовой блок к Кремлю, и тот это предложение принимает.

Этому во многом помогла и сама президентская администрация, которая в последнее время все чаще пользовалась услугами силовиков в разгоне митингов и давлении на несистемную оппозицию. Точечные усилия стали превращаться в общее место и оказались фактически институциализированными.

Структуры Навального предсказуемо попали под удар первыми. Они получили всероссийскую известность и по эффективности были сопоставимы с системными партиями. С их помощью в регионах стали появляться оппозиционеры, способные избраться депутатами в крупных городах, а тактика умного голосования начала создавать властям немалые трудности. Наконец, их расследования касались уже лично президента.

Объявление структур Навального экстремистами тактически снимает для власти все эти проблемы: больше не будет ни общенациональной организации, ни неправильных кандидатов, ни сближения с системной оппозицией в умном голосовании. Попутно власть показательно наказывает тех, кто хоть как-то поддерживал Навального, – например, регистрировался на сайте митинга за его освобождение. Сайт был взломан, данные разослали работодателям, люди были показательно уволены, например из Московского метрополитена, чтобы лишний раз подчеркнуть нелегальный статус несистемной оппозиции.

Единственным легальным (уже не системным, а именно легальным) политическим действием становится поддержка действующего режима. Причем и эта поддержка не гарантирует системности политика – давление власти чувствуют на себе даже недостаточно управляемые путинисты, а системные партии окончательно превращаются в бюрократические подразделения политического блока Кремля.

Еще важнее, что объявление оппонентов врагами государства и незаконными элементами исключает всякую возможность диалога, даже гипотетическую. Несистемный оппозиционер мог быть его участником, экстремист быть им не может. Российская власть окончательно становится монологичной. Президентская администрация по мере сил и умений будет придавать этому монологу хоть сколько-нибудь интересный и адекватный вид. Силовики будут пристально следить за слушателями речей высоких. Голоса, звучащие не в унисон, автоматически признаются вражескими.

Уже неделю арабские террористы, как в пределах самой страны, так и по ее границам предпринимают различные действия, цель которых никем не скрывается десятилетиями – максимально дестабилизировать ситуацию внутри Израиля, убить как можно больше евреев. За это время из сектора Газа в сторону южных и центральных районов страны было запущено около трех тысяч ракет. К счастью, благодаря системе ПВО «Железный купол», лишь малая их часть обрушилась на головы граждан Израиля. Но все же уже есть десять убитых, двое из которых дети. Три ракеты, перехваченные силами ПВО, были запущены с территории Ливана. Эта провокация носила скорее символический характер – проиранскому движению «Хезболла» важно было продемонстрировать солидарность с ХАМАС, свою причастность к «восстанию арабского мира». Израиль ответил мощными авиационными и артиллерийскими ударами и, по словам руководства армии Обороны Израиля, уничтожил уже значительную часть террористической инфраструктуры, разрушил здания, в которых размещались различные подразделения этой организации. Формат нанесения этих ударов весьма оригинален и, по-моему, не имеет аналогов в мировой истории военных конфликтов. Дело в том, что израильские военные разными способами (в том числе, например, при помощи рассылки СМС-сообщений) заранее информируют местное население о времени и целях, по которым будет нанесен удар, с тем, чтобы люди успели покинуть эти здания и прилегающую территорию. Тем не менее, пресс-служба ХАМАС сообщает о двухстах убитых и нескольких сотнях раненых «мирных жителях», которых по понятным причинам крайне затруднительно отличить от боевиков. Анонсированная ЦАХАЛом наземная операция пока не начата. Но, по словам израильских военных, сам факт ее объявления позволил нанести существенный урон боевым подразделениям ХАМАС. Боевики в ожидании танковой атаки укрылись в многочисленных тоннелях под сектором Газа, а в это время по ним был нанесен массированный удар.

Я, разумеется, не стану тут приводить расширенную историческую справку об «истоках конфликта». На эту тему написаны тома. Позволю себе лишь напомнить, что еще в 1987 году, когда появилось движение ХАМАС, его вождь и духовный лидер шейх Ахмад Ясин уже в первом своем обращении городу и миру заявил: «Любого еврея можно считать военным поселенцем, и наша обязанность — убить его… Освобождение всей Палестины от моря и до Иордана — наша стратегическая цель, и нет цели более святой и важной». Слоган «Сбросим Израиль в море» – официальный лозунг ХАМАС. В глобальном смысле за прошедшие три с хвостиком десятилетия мало что изменилось. Лишь родилось ясное понимание, что «сбросить Израиль в море» не получится. Но задача убить как можно больше евреев не претерпела никакой корректировки. И она воплощается в жизнь прямо в эти дни.

Реакция мирового сообщества оказалась вполне предсказуемой. По сложившейся традиции западная культурная элита, изрядно полевевшая даже в последние годы (а вслед за ней и многие мировые СМИ), однозначно приняла сторону «угнетаемого палестинского народа». (Тут я позволю себе напомнить, что до 1948 года никакого «палестинского народа» не существовало в природе.) Вот, например цитата из видеоролика всемирно известного рок-музыканта, основателя группы  Pink Floyd Роджера Уотерса: «Сектор Газа похож на бочку с рыбами, которая является отличной незащищенной мишенью для Израиля. Жители Газы все как на ладони, их с легкостью убивают. Хотя они и пытаются время от времени отстреливаться и палить в ответ по Израилю из своей бочки самодельными бомбами». В минувшее воскресенье многотысячные пропалистинские манифестации прошли в крупнейших городах мира – в Париже, Лондоне, в Лос-Анджелесе. Акции в поддержку Израиля носят гораздо более скромный и локальный характер. Риторика официальных лиц нейтральна только на первый взгляд. Большинство из них говорит об «обоюдной ответственности за эскалацию конфликта» (что, разумеется, прямая ложь) и о необходимости «погасить его в ближайшее время». Обтекаемые лицемерные формулировки – давно испытанный прием, когда речь идет об израильско-арабском конфликте.

Если говорить о реакции российского руководства, то тут у него появился редкий по нынешним временам шанс оказать в тренде мировой политики. Термин «израильская военщина» пока еще, кажется, не вернулся на страницы федеральных газет и в эфиры крупнейших наших телекомпаний, но ждать, похоже, осталось недолго. Антиизраильские выступления некоторых мировых руководителей (Эрдогана, например), а так же лидеров западного общественного мнения цитируются густо и повсеместно. Начальство же, «обеспокоенное складывающейся ситуацией», провело специальное заседание Совбеза, на котором Владимир Путин выступил с поразительным заявлением. «Я попросил бы коллег, – произнес глава российского государства, – высказаться по поводу того, как складывается ситуация сейчас на Ближнем Востоке. Имею в виду обострившийся палестино-израильский конфликт. Это происходит в непосредственной близости от наших границ и напрямую затрагивает интересы нашей безопасности». Сеть немедленно взорвалась целой батареей шуток по поводу представлений президента Путина о границах подведомственного ему государства. Впрочем, к сути вопроса этот замысловатый пассаж имеет мало отношения. Зато из Госдумы как всегда поступило вполне конкретное предложение. Депутаты призвали русскоговорящих евреев вернуться в Россию, в которой, конечно, евреям безопаснее.

Тут важно отметить, что в Израиле давным-давно привыкли рассчитывать на собственные силы, а реакция «мирового сообщества» в столь очевидной ситуации прямой агрессии против их государства евреев хоть обижает и раздражает, но они за долгие годы научились с этим жить. Премьер-министр Израиля Голда Меир, которой уже больше четырех десятилетий нет на свете, однажды сказала именно по этому поводу: «Лучше я буду получать ноты протеста, чем телеграммы с соболезнованиями». Собственно говоря, все последующие лидеры Израиля руководствуются именно этим принципом.

Фото: телеграм-канал Ressentiment

Городские власти, ссылаясь на пандемию, урезают расходы не только на стариков (блокадников, ветеранов Великой Отечественной войны и труда, тружеников тыла), переселяя их из частных пансионатов для пожилых людей в ПНИ, но и на малышей и подростков с инвалидностью. Как сетуют мамы и папы, в Смольном им советуют обращаться в государственные центры, где лист ожидания расписан на шесть месяцев вперед и нет востребованных услуг и специалистов.

Постоянство — залог спокойствия

— Недавно нас залили соседи сверху, на какое-то время нам перекрыли воду, — рассказывает Дарья Титова, мама восьмилетнего мальчика с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья). — Гоша проснулся утром, хотел пойти умыться, почистить зубы, и тут вдруг в кране не оказалось воды. У него случился коллапс: «Как так? Я привык, мне надо»! Аутисты очень чувствительны к таким вещам, — продолжает женщина. — У них есть склонность к закономерностям, повторениям, упорядочиванию — свой фэншуй. Если у сына так стоят игрушки в его комнате, значит, они так должны стоять всегда. Не дай бог что-то подвинуть. Когда мы возвращаемся из школы или идем в магазин, он выбирает одни и те же маршруты. Нельзя свернуть где-то не там. У него будет истерика. Ребенок перестанет понимать: почему, зачем? Для аутистов постоянство во всем — залог стабильности и спокойствия, они так воспринимают мир.

Дарья Титова. Фото: Елена Лукьянова / «Новая»

Дарья очень доходчиво объясняет, что такое аутизм. Часто повторяет: «Чтобы вы понимали…» Непонимание — одна из серьезных проблем, с которой сталкиваются родители детей с этим заболеванием. Не могут постичь все тонкости даже люди сочувствующие и желающие помочь. Что уж говорить о тех, кто не ставит перед собой такой цели.

— Теперь представьте, — предлагает Даша, — полтора года, изо дня в день, Гоша после школы занимался в частном реабилитационном центре. Как ему сейчас объяснить, что больше мы туда не пойдем и почему?..

Гоша понимает обращенную к нему речь, но только элементарные фразы. Сам мальчик до сих пор не говорит, как и его сверстник с тем же диагнозом Володя Комаров. Их мам сблизила общая беда.

— С прекращением работы реабилитационного центра привычный ход жизни Вовы нарушился, — жалуется Екатерина Комарова.

---

— У ребенка было определенное расписание, для аутистов это неотъемлемая часть жизни, и вдруг из него исчезли бассейн по средам, занятия с Мариной и Леной по вторникам, с другими знакомыми тетями по субботам.

---

Вове невозможно растолковать, по каким причинам это произошло. Он требует занятий, впадает в истерику. Мы стали ходить в зоопарк, на крейсер «Аврора», в парки. Это не заменит занятия в центре, но я до сих пор не знаю, как и чем их заменить…

Право имеют

Дети с ОВЗ в Петербурге, как и везде в России, по закону могут рассчитывать на поддержку государства. Не только в виде пенсий и пособий, но и в виде специализированной помощи. Каждый ребенок-инвалид ежегодно должен получать определенный объем социальных услуг в соответствии с его ИПР (индивидуальная программа реабилитации). Родители малыша или подростка с ОВЗ вправе сами выбрать любого поставщика социальных услуг из действующего реестра — государственного или негосударственного — и заключить с ним договор.

По словам родителей, очень многие семьи в Петербурге остановили свой выбор на негосударственной организации — АНО «Санкт-Петербургский Центр социальной адаптации, реабилитации и абилитации». Созданный в 2012 году Дмитрием Козловым, отцом девочки с синдромом Дауна, центр специализируется именно на детях с тяжелыми патологиями. У организации есть несколько площадок. Все — в удобных местах, рядом со спецшколами, где обучаются дети с инвалидностью. В центре работают логопеды, дефектологи, психологи, ведутся занятия по арт-терапии, АВА-терапии, канис-терапии, есть бассейн.

Мамы показывают видео на телефоне занятий в центре Козлова. Фото: Елена Лукьянова / «Новая»

В течение года ребенок на основании ИППСУ (индивидуальная программа предоставления социальных услуг), одобренной городской администрацией, занимается со специалистами. Затем родители подписывают документы о том, что их дети получили необходимую реабилитационную помощь, и город компенсирует потраченные средства поставщикам соцуслуг. Эти деньги идут на аренду, налоги, зарплату специалистам, администраторам и пр. До конца прошлого года эта схема работала бесперебойно.

Денег нет

С 15 декабря центр Козлова объявил каникулы до конца января. А затем родителям сообщили, что регулярных занятий у детей больше не будет, вводятся ограничения.

— Если раньше мы могли брать неограниченное количество занятий, то с этого года ребенку разрешалось либо посещать бассейн и больше ничего, либо выбрать одно групповое занятие и одно индивидуальное, — рассказывает Екатерина Комарова. — Мы видели, что у них каждый день какие-то проверки, что-то происходит. Но на прямые вопросы нам ничего не отвечали. А в феврале руководство центра сообщило в общей группе в соцсети «ВКонтакте»: «По независящим от нас причинам центр временно приостанавливает свою работу». Опять без объяснений.

Екатерина Комарова. Фото: Елена Лукьянова / «Новая»

В марте родители не выдержали и направили обращение главе городского Комитета по социальной политике (КСП) Александру Ржаненкову. Дарья Титова попала к нему на прием.

— Ржаненков объяснил мне, что из-за пандемии у города нет денег и поэтому нам всем рекомендуют переходить в государственные центры реабилитации по месту жительства, — рассказывает Дарья.

Вскоре и в чате в соцсети «ВКонтакте» появилась информация о том, что центр Козлова остался без средств к существованию, бюджет ему не компенсирует расходы.

— Формально чиновники не запрещают центру работать, но лишают финансирования. А как тогда? — спрашивают родители. — Брать деньги с подопечных центр не может, потому что он — АНО (автономная некоммерческая организация) и не имеет права вести коммерческую деятельность.

Заплатить нельзя запретить

С детьми-инвалидами Смольный обошелся почти так же, как со стариками. На последних сэкономили, существенно уменьшив субсидии на их содержание в частных пансионатах. Те в результате потеряли возможность обеспечивать полноценное питание, лечение и проживание подопечных.

Статьи расходов на детей с ОВЗ в городской администрации кромсать не стали. Но пересмотрели список тех негосударственных организаций, которым с 2021 года предоставляются субсидии на оказание помощи несовершеннолетним с инвалидностью.

— Перечень социальных услуг, за которые негосударственным поставщикам возмещаются затраты, в 2021 году не изменился, — сообщили «Новой» в комитете по социальной политике. — Однако ведущую роль в социальной реабилитации детей-инвалидов в городе должны выполнять государственные учреждения. Они предоставляют широкий спектр социальных услуг в различных формах, — подчеркнули чиновники.

Некоторым частным организациям по формальным основаниям в субсидировании отказали. В их числе оказался и «Санкт-Петербургский Центр социальной адаптации, реабилитации и абилитации».

Как объяснили «Новой» в КСП, центру Козлова «отказали в допуске к отбору на право получения субсидий из-за непредоставления необходимых документов в полном объеме». Случилось это только в апреле, и в самом центре еще не разобрались, какие именно претензии им сейчас предъявляют чиновники, но в целом признают ухудшившиеся внешние обстоятельства:

— Изменилось отношение власти к негосударственным поставщикам соцуслуг, и изменились условия для них. В новых условиях нам работать сложно, но о полном прекращении работы речь пока не идет, — прокомментировала «Новой» представитель «Санкт-Петербургского Центра социальной адаптации, реабилитации и абилитации» Елена Сологубова.

В КСП отметили: «На сегодня в Петербурге соцуслуги детям-инвалидам оказывают 120 организаций, из них: 36 — негосударственные, 84 — государственные. Мощности этих организаций позволяют обслуживать до 7 тысяч детей-инвалидов в год».

На январь 2021 года в Петербурге, по данным Росстата, проживают 570 тысяч инвалидов, из них 21 тысяча — дети-инвалиды. То есть то, что ему положено по закону, получает в лучшем случае каждый третий петербургский ребенок с ОВЗ.

Без выбора

За четыре месяца, прошедшие с момента приостановки работы центра Козлова, никто из родителей не перевел свое чадо в аналогичную государственную организацию. Во-первых, это нереально технически из-за диких очередей. Во-вторых, по опыту семей, уже сталкивавшихся с бюджетными учреждениями в этой сфере, детям не просто нигде не дают столько, сколько они получают в частных центрах, но и в большинстве случаев дают вообще не то, что требуется.

Екатерина Комарова с сыном Вовой. Фото: Елена Лукьянова / «Новая»

— В государственном центре реабилитации по месту нашего проживания нет логопеда, нет дефектолога, не говоря уже об арт-терапии и канис-терапии. Там есть швейная мастерская, кухня «умный дом», зал компьютерных технологий, гидромассажные ванны, ЛФК, — перечисляет Екатерина Комарова. — Но моему Вове нужно не это, а логопед и дефектолог. Я не хочу вести сына в государственный центр не потому, что он плохой, но конкретно моему ребенку он не подходит.

— Альтернативу для Саши я пока не нашла, — вздыхает Елена Капустина. — Если бы в нашем районе были частные центры, похожие на тот, что создал Козлов, я бы их рассмотрела. А государственные — нет, мы там же уже были. Сначала своей очереди ждали полгода, а когда дождались, то выяснилось: занятия с дефектологом — полчаса раз в неделю, логопеда вообще нет. Зато, когда мне выдали акт о выполненных услугах, чего туда только не вписали! Я возмутилась: ничего этого не было! Сейчас нам предлагают снова собирать все документы, стоять полгода в очереди, а ради чего?

Дарья Титова с сыном Гошей. Фото: Елена Лукьянова / «Новая»

— Зачем не говорящему Гоше занятия с логопедом или умение показывать на картинке синий и красный цвет, когда ему исполнится 18 лет? Он будет ходить с карточками и показывать цвета? — спрашивает Дарья Титова. — Ему нужно научиться взаимодействовать с окружающим миром. Специалисты центра Козлова были заточены именно на это. У них был комплексный подход. Они выстраивали систему занятий так, что у ребенка возникали навыки, необходимые ему для жизни в этом мире. Любой нормальный родитель, у которого такой ребенок, в первую очередь думает о том, как он будет жить дальше, когда вырастет. Формально у нас есть альтернатива, фактически ее нет.

---

Я не поведу Гошу в государственный центр реабилитации — это будет потраченное время. Соответственно, не приведу — субсидировать не надо. Скрытая экономия бюджетных средств.

---

Не подкопаешься: формально права не нарушены, но и не реализованы. Не выделять сумму на реабилитацию каждого ребенка-инвалида нельзя. Но можно создать такие условия, чтобы невозможно было эту сумму освоить.

— Между собой мы много раз обсуждали реальный разумный вариант, — подытоживают родители. — На каждого нашего ребенка в бюджете предусмотрена определенная сумма, в которую укладывается его реабилитация. Выдайте нам эту сумму в виде сертификата, как материнский капитал, и мы сами выберем тех специалистов и те центры, куда захотим нести эти деньги. Но такой вариант не приемлем для власти, поскольку невыгоден.

По соображениям безопасности редакция не раскрывает место нахождения Ольги Литвиненко.

Боровикова: Ваш отец попал в список Forbes, хотя он не бизнесмен, а деятель науки. Как вы восприняли эту новость? 

Литвиненко: Я уже ничему не удивляюсь. То, что такие люди, как мой отец, возглавляют списки миллиардеров, получают награды, для нашей страны абсолютно нормально. Покажите мне хоть одного иностранного ректора, который оказался бы в списке Forbes. Я внимательно слежу за этим рейтингом и почему-то никого [из академической среды] не вижу. 

О моем отце можно сказать: человек сделал карьеру. За 21 год, что Путин у власти, он из двухкомнатной квартиры переехал в список богатейших людей планеты. Ус

Владимиру Литвиненко принадлежит 21% акций химического холдинга «Фосагро» — крупнейшего европейского производителя фосфорных удобрений и мирового лидера в производстве высокосортного фосфатного сырья. Основной актив компании — горно-обогатительный комбинат «Апатит» в Мурманской области. В 90-е предприятие перешло под контроль структур Михаила Ходорковского. Именно с расследования о незаконной приватизации «Апатита» началось знаменитое «дело ЮКОСа».

Несмотря на то что основной владелец бизнеса оказался за решеткой, руководство и остальные собственники «Фосагро» умудрились сохранить бизнес, а дело «Апатита», по которому изначально был арестован Михаил Ходорковский, закрыли. Как рассказали «Снобу» собеседники из числа фигурантов расследования, произошло это благодаря вмешательству и покровительству Владимира Литвиненко. После ареста Ходорковского гендиректор химического холдинга Андрей Гурьев в обмен на существенный пакет акций предприятия привлек для переговоров с властью влиятельного и близкого к Владимиру Путину Литвиненко. Так ректор Горного университета стал миллиардером.

Давлетгильдеев: Какое отношение ваш отец имел к делу «Апатита»? 

Литвиненко: Мой отец тогда стал переговорщиком. Он и его коллеги остались (и до сих пор остаются) на достаточно высоком уровне в путинской иерархии. Это говорит о том, что у отца от этого были определенные бонусы — по сути, включаясь в это дело, он показал и доказал свою лояльность путинской системе. 

Давлетгильдеев: Вы в какой-то момент начали общаться с Михаилом Ходорковским, публично поддержали его движение. Я не знаю, общаетесь ли вы сейчас. Но есть ли в этом какой-то символизм?  

Ольга Литвиненко с 2007 по 2011 год была депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга от партии «Справедливая Россия». После отъезда Литвиненко за границу ее помощники были арестованы и осуждены по различным уголовным делам. Об их судьбе подробно писала в 2014 году «Новая газета». К реальным срокам были приговорены пять человек из окружения Литвиненко.

Боровикова: Вы помните момент, когда ваши отношения с отцом зашли в тупик? 

Литвиненко: Когда он предложил мне действовать по его схеме: создать фонды, войдя в бюджетный комитет Законодательного собрания Петербурга, совершать незаконные операции. Я отказывалась. После этого мне было сказано, что я должна действовать так, как он мне говорит, а не так, как я, будучи депутатом, считала необходимым. С этого момента наши с отцом дороги начали расходиться. Мне стало ясно, почему он хотел, чтобы я стала депутатом. 

После неудачных попыток представителей отца провести со мной своего рода воспитательные беседы мой отец пошел на такой поступок, который уже невозможно обратить: он похитил мою дочь.

В 2010 году Ольга Литвиненко, беременная вторым ребенком, легла в больницу на сохранение. Первую дочь, Эстер-Марию, она оставила со своими родителями. Больше девочку Литвиненко не видела. По ее словам, Владимир Литвиненко фактически похитил внучку: Ольге запретили видеться с дочерью; у дома, где та находилась, выставили вооруженную охрану.

Сначала, рассказывает Ольга Литвиненко, она просила повлиять на отца его друзей, затем обращалась в органы опеки и суды, писала открытые письма. Попытки вернуть ребенка ни к чему не привели: Владимир Литвиненко утверждал, что похищена сама Ольга — на этом основании он усыновил Эстер-Марию. Ольга уже несколько лет пытается доказать, что ее никто не похищал, а из страны она бежала из-за давления со стороны отца.

Литвиненко: Следующим пунктом его плана должно было стать похищение моего сына. Но оно не удалось. Сейчас уголовное дело о попытке похищения находится в польской прокуратуре. Я была под круглосуточным наблюдением [сотрудников моего отца] в течение очень многих лет. И до сих пор нигде не чувствую себя в безопасности.

Давлетгильдеев: Кажется, что есть две разные женщины — депутат Заксобрания Санкт-Петербурга, дочь миллиардера Ольга Литвиненко и бежавшая из России от преследования, лишенная всего Ольга Литвиненко. Ваши коллеги по Заксобранию не вспоминают вас как либерального депутата. И вашу политическую трансформацию связывают с конфликтом с отцом. Стыдно ли вам за ту, вторую Ольгу? 

Литвиненко: Единственное, за что мне может быть стыдно, — за то, что я состояла в партии «Справедливая Россия» и верила в людей, в их программу. Только за это. 

Давлетгильдеев: Вы обращались к Миронову за помощью, когда произошла эта ситуация с дочерью? 

Литвиненко: Конечно. Я обращалась не только к Миронову, но и к огромному количеству чиновников различного уровня: прокуроры, омбудсмены по правам человека и ребенка. Ничего не подействовало. Все закрывали глаза на то, что на карту поставлена жизнь девочки, которой сейчас 11 лет и которая не знает, что у нее есть мать, и на то, что этот человек, который ее воспитывает, сделал со мной. Мне говорили: «Мы вас понимаем, но сделать ничего не можем, потому что вы же знаете, на каком уровне находится ваш отец».

Боровикова: Во многих интервью вы говорили, что, если бы не ваш отец, вы бы не стали депутатом Заксобрания. У вас вообще были какие-то карьерные амбиции? Мечта, которую хотели осуществить?

Литвиненко: Я шла в Заксобрание для того, чтобы помогать людям. Это была моя основная цель, к которой я честно стремилась, пока не была вынуждена покинуть страну с двумя чемоданами. Я не буду перечислять, что хорошего сделала — кто помнит, тот помнит. Определенных карьерных амбиций не было — я работала для людей, а не для карьеры. К сожалению, как обычно в России, тем, кто хочет служить не власти, а людям, не дают работать.  

Давлетгильдеев: Если бы не случилось все то, что случилось, вы смогли бы остаться у власти, учитывая происходящие в стране события? Смогли бы себе позволить с ней ассоциироваться? 

Литвиненко: Нет. Я бы не смогла остаться вместе с сегодняшней властью. Я бы ушла. Потому что все это глубоко противоречит моим взглядам. Но я не могу сказать, хорошо ли, что так получилось. Да, мои дети ходят в обычные школы, они живут как нормальные европейские люди, но старшая дочь находится в другой стране, не знает своих родителей. Когда от матери забирают ребенка — это трагедия, это как руку или ногу отрезать.

Давлетгильдеев: А вы бы вышли за Навального на последние митинги, если бы жили в России? 

Литвиненко: Я думаю, что да. Я уважительно отношусь к тем, кто выходит на митинги. Независимо от того, что их душат, они не боятся выражать свое мнение. К сожалению, я нахожусь далеко. Я считаю, что каждый человек, который сегодня борется с политической ситуацией в России, — герой. 

Боровикова: Я бы хотела вернуться к теме разлуки с дочерью. На каком этапе сейчас находится дело? Сдвинулось ли оно с мертвой точки? 

Литвиненко: Я недавно выиграла суд. Европейский суд по правам человека постановил, что, вопреки мнению российских следователей, я не похищена. Ведь именно это является основанием того, что моя дочь усыновлена моим же отцом. Но в России дело о моем похищении все равно не прекращается. Также мне пока не выдали [назначенную судом] денежную компенсацию в размере 2000 долларов. Мы подали в суд на бездействие Следственного комитета, который не закрывает уголовное дело. Ответа никакого нет уже больше года. 

По поводу дочери: меня в графе «мать» официально не существует. Меня лишают возможности бороться за дочь. Если она сейчас пройдет мимо меня, я не пойму, что это она, потому что не знаю, как она выглядит. У меня нет возможности даже получить фотографию. Я общалась с директором школы по телефону, она описывала мне внешность дочки в общих чертах, но потом перестала брать трубку.

Давлетгильдеев: Ее можно понять, ведь всеми движет страх.

Литвиненко: Она — педагог. Я думала, что бы я сделала на ее месте: наверное, я бы просто уволилась. Это было бы честнее для самой себя. 

Давлетгильдеев: У вас есть объяснение, зачем вашему отцу преследовать вас и вам мстить? 

Литвиненко: Для начала это было элементом политического давления. Когда это перестало быть актуальным, то есть когда я ушла с должности депутата, он просто уже не мог отступить. Он уже стольких людей посадил — все мои помощники получили реальные сроки. Он принял решение, что наследница должна воспитываться им, чтобы она могла продолжить его дело. С дочкой не получилось, поэтому сейчас он выбрал внучку. 

Давлетгильдеев: А нет никакой надежды на то, что мирный исход еще возможен? Эту семью можно вернуть? 

Литвиненко: Я первый человек в этой ситуации, кто вообще нацелен на мир и урегулирование конфликта. Я делала попытки: писала письма отцу, встречалась с его посредниками с просьбами найти решение. Я хотела увидеть дочь, хотела, чтобы она могла пообщаться с братьями и сестрами. Но неизменно получала циничное «нет» со стороны моего отца. 

Боровикова: Когда были последние президентские выборы, большой резонанс вызвало сообщение о том, что кандидатскую диссертацию за Путина написал ваш отец. Вы тогда сказали, что готовы продолжать разоблачать Путина. Что вы имели в виду? 

Литвиненко: Я продолжу это дело, но пока не готова об этом говорить. Сейчас как раз идет уголовное дело [против Владимира Литвиненко] и всплывают такие факты, от которых становится очень страшно за себя и своих детей. Я пока предпочту об этом не распространяться. 

Давлетгильдеев: В последнее время складывается впечатление, что люди, которые в современной России находятся у власти, готовы расстаться с ней только в момент собственной смерти. Ваш отец — типичный представитель элиты. По-вашему, он такой? 

Литвиненко: Наверное, они все такие: проходят все круги путинского окружения, чтобы оказаться как можно выше. Для таких людей, как мой отец, власть — это все. Человек готов пожертвовать всем самым святыми, в том числе семьей. Он совершает нечеловеческие поступки: заводит уголовные дела на собственную дочь, сажает в тюрьму невинных, у которых тоже есть семьи. Для таких людей деньги всегда важнее совести — по-другому в путинский круг не возьмут. 

Боровикова: Понятно, что история не терпит сослагательного наклонения. Но все же задумывались ли вы когда-то о том, что, будь вы 10–15 лет назад лояльнее, вы могли бы сейчас жить в Петербурге со своей дочерью? 

Литвиненко: Я уверена, что, если бы я осталась в России, мой отец посадил бы меня, и очень сомневаюсь, что сейчас была бы со своей дочерью. Иначе я должна была бы продаться всему этому беззаконию. Я не смогу жить в согласии с тем, чем я не являюсь. 

С вторжением нацистов в СССР 22 июня 1941 года, 80 лет назад, Вторая мировая война достигла ранее невиданных масштабов жестокости. Целью нацистов было не просто завоевать, а уничтожить покоренные народы. «Проблемы начинаются с детей. Не все народы имеют право на существование. Не все нации заслуживают будущего», — заявляет один из нацистов, участвовавших в резне гражданского населения, которое Элем Климов изображает в «Иди и смотри» (1985), классическом военном фильме, который вновь вышел в прокат в кинотеатрах, а 28 мая появится на цифровой платформе Filmin.

Фильм вышел к 40-й годовщине победы над Третьим Рейхом, когда к власти пришел Михаил Горбачев, и вскоре должна была начаться перестройка. Однако результат, демонстрировавший зверское насилие, вышел далеко за пределы военного пропагандистского фильма и значится во всех списках лучших военных фильмов. Научный фантаст Джеймс Баллард (J.G. Ballard) назвал его «лучшем военным фильмом в истории».

Действие «Иди и смотри» разворачивается в 1943 году в Белоруссии. Фильм рассказывает о мальчике, вступившем в партизанский отряд и проделавшем адское путешествие, в ходе которого он узнает о тактике немецкой армии по устранению партизан: массовые убийства мирных жителей. Наступление орд нацистов изображается почти как эпидемия чумы, ведь немецкое вторжение оказалось столь же опустошающим, как и средневековая болезнь. Свастики были знаком непрекращающейся, безжалостной и жестокой смерти. Во многих деревнях всё население закрывали в здании, церкви или сарае, которое потом поджигали.

Когда умер Адамович, Пилар Бонет (Pilar Bonet), исторический обозреватель El País и одна из лучших в мире журналисток, лучше всего знакомых с постсоветским пространством, написала: «Его имя связано с поколением шестидесятников, группой интеллектуалов, которые достигли зрелости и получили недолгую возможность свободно выразить себя во времена Никиты Хрущева. Военные темы были очень важны для Адамовича как для писателя и сценариста».

В эссе, сопровождающем издание фильма влиятельной Criterion Collection, историк кино Марк Ле Фаню (Mark Le Fanu) объяснил, что Элем Климов (1933-2003) принадлежит «к группе талантливых режиссеров (среди которых также Марлен Хуциев, Глеб Панфилов, Андрей Кончаловский и Алексей Герман), которые начали снимать фильмы в период относительной либерализации, известной как оттепель, когда впервые стало возможно во всеуслышанье подвергнуть сомнению некоторые из идей, ранее державшихся под защитой монолитного государственного коммунизма». По словам Ле Фаню, «Иди и смотри» —одновременно «и величайшим памятник, и эпитафия» режиссера, ведь это был его последний фильм.

В 1985 году вскоре после выхода фильма в интервью Пилар Бонет Климов рассказал, что хотел снять «очевидно антифашистский» фильм, в который также прокрались и его собственные воспоминания о войне: «Я ребенок войны. Я родился в Сталинграде, война началась, когда я пошел в первый класс. Я видел сожженный и разрушенный город, трупы и пленных. Детские воспоминания самые сильные. Кроме того, я считал это гражданским долгом».

В грубо реалистической эстетике Климов и Адамович смогли передать нечто, что практически невозможно рассказать в кино: ужас Второй мировой войны в СССР. После вторжения в Польшу в 1939 году нацисты массово убивали интеллигенцию и преследовали евреев. С операцией «Барбаросса» конфликт вошел в новую стадию, кроме того, это был момент начала Холокоста. Сначала евреев убивали мобильные эскадроны смерти, Айнзацгруппы, потом стали применять газовые камеры в лагерях смерти. 29-30 сентября в овраге Бабий Яр были убиты все евреи Киева, около 200 тысяч человек, это крупнейшее массовое убийство так называемого Холокоста от пуль.

Тем летом 1941 года кое-что изменилось, и в фильме Климова это отражено ужасающе: целями массовых убийств теперь были не только взрослые, но и женщины и дети. Уничтожение должно было быть тотальным. Французский историк, специалист по нацизму, Кристиан Инграо (Christian Ingrao) в своей последней книге «Черное солнце пароксизма. Нацизм, военное насилие, настоящее время» (Le Soleil noir du paroxysme. Nazisme, violence de guerre, temps présent) вспоминает фразу командующего четвертым корпусом немецкой армии Эриха Гёпнера (Erich Höppne), с которой он обратился к своим войскам: «Целью этой войны должно быть уничтожение сегодняшней России, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью. Каждую боевую ситуацию нужно встречать с железной волей до полного и беспощадного уничтожения врага. Особенно беспощадно нужно относиться к сторонникам существующей русско-большевистской системы».

За первые четыре недели войны в Польше нацисты убили 12 тысяч человек. В СССР за тот же период было убито 50 тысяч. В середине августа 1941 года начались массовые казни женщин и детей. К декабрю 1941 года немецкая армия и Айнзацгруппы убили полмиллиона мирных жителей, в особенности евреев. Инграо рассказывает, как офицерам удалось убедить солдат, принимавших участие в эпизоде в городе Тигина (Бессарабия), выполнить «ужасный долг», по словам Гиммлера: «Бруно Мюллер (Bruno Müller) был командующим Зондеркоманды 11b Айнзацгруппы D. Прекрасный юрист, получивший степень доктора в сфере международного права, впервые возглавил группу военных операций семь недель назад. Для молодого 35-летнего офицера это не было первой операцией: он был призван в Краков, Польша, и уже приказывал там проводить расстрелы. Однако тут контекст менялся, и шестого августа он должен был объявить сотне собравшихся мужчин, что теперь им нужно убивать женщин и детей. Поэтому Мюллер приказал привести к нему женщину с новорожденным ребенком, и на глазах собравшихся. войск он достал пистолет и застрелил их». В этом заключается нравственная вселенная, изображенная в «Иди и смотри»

Несмотря на вал упоминаний имени Сталина на обложках «патриотической» публицистики и столь же безумный ор как бы просталинской клики, мы все же уверены, что «сталинизм-2» в нашей стране невозможен. Ни в виде возрождения сталинских практик, которые в народе мнятся актами справедливого возмездия неким нерадивым посредникам между Руководством и народом. Ни в виде лубочного сталинского мифа «за все хорошее против всего плохого». Первое для нынешней власти – терроризм и очевидно, получит жесткий репрессивный ответ от «посредников». Второе – абсурдно по сути, ведь любая российская власть во все времена своего существования и так стояла «за все хорошее против всего плохого», и помощь покойника ей в этом не требуется.

Сталинизм-2 (сталинский извод коммунистического социализма) невозможен так же и по причине идейной его нищеты.

Ведь Сталин не Фукуяма и не оставил ни одного значимого идеологического бестселлера, в котором бы четко были прописаны цели Истории (пусть даже и ложные) и который можно было бы раздергать на цитаты, как цитаты Мао.

Про реального человека-Сталина, образом которого потрясают неосталинисты, мы даже не знаем, был ли он коммунистическим фанатиком или прожженным циником, сражающимся за власть ради власти. Слишком тот был занят всегда откручиванием голов у своих товарищей по партии, превратив свою биографию в уголовный триллер.

Вернее, если 70 лет мы все же готовы были относить Сталина к фанатикам коммунизма и так его судить – хотел, мол, как лучше, а получилось, как всегда, то пожив при откровенно бесстыдном режиме циников, стали подозревать, что и «Великий Иосиф» изначально тоже был точно такой же и вся его идеология растворилась в злобе, паранойе и карьеризме. М. Алданов писал, что «фанатиков там не было никаких», а он, безусловно, был много ближе к явлению, чем мы с вами сегодня. Превращать Сталина, таким образом, теперь в знамя и следовать за ним вряд ли приведет к чему-нибудь «хорошему» даже в координатах завзятого неосталиниста.

Впрочем, все это отнюдь не снижает тот вред, который идет от темы целиком.

Да, мы вас «успокоили»: сталинизм в России двадцать первого века кажется уже невозможным, однако, если что-то пойдет не так и отходы (просталинской риторики) просочатся в социальную почву, то будем иметь огромную экологическую катастрофу.  

Сталинизмом действительно бессмысленно пугать 21 век. Это все равно, что пугать Чингисханом. Но 21 век, увы, может оказаться страшен сам и по себе. В 21 веке обыватели основательно забыли (на уровне физической сопричастности) Большую войну, превратив ее в религиозный культ и компьютерную игру, и многое на уровне «разрешения себе» и «индульгенции греха» готовы повторить.

Даже ядерные взрывы и радиация уже не кажутся фатальными современникам, как человеку 20 века. Те слышали о Хиросиме, о девочке, которая клеила бумажных журавликов, чтобы не умереть, и боялись. А эти: «Подумаешь, наденем защитную форму, маски и противогазы и перекантуемся в бункере с сериалами, вырастим овощи на полках». Пандемия научила не бояться, а технология позволяет приспособиться.

21 век обесценил и две другие священные коровы 20 века – «демократию» и «свободу слова». Демократические страны как бы еще более демократизировались благодаря своим массовым культурам, но одновременно с этим показали, что демократическое следование коллективным желаниям заводит общества в тупики, а демократические желания часто навязываются врагами свобод.

(Мы с В. Пастуховым, например, считаем, что к таковым относятся английский Брекзит и борьба за каталонский суверенитет.)

Что касается свободы слова, то на нее происходит массированное нападение со стороны демократических парламентов (вот чудеса-то!), а еще более демократические частные социальные сети сами ограничивают свободу высказывания и банят неугодных.

Если образованному обществу тоталитарного СССР казалось, что «свобода слова» – ключ к демократической трансформации, то в одной из формально крупнейших ныне республик, России, 145 млн человек легко согласились с необходимостью государственных правил ее применения, т. е. ограничения. 

Что будет, однако, если в этот антилиберальный суп добавить щепотку сталинского мировосприятия? Да ничего хорошего.

Сталинист, между прочим, прибавляет, что убивать людей вполне возможно, если это оправдано высшей целью счастья неубитых. Если сталинист 30-х годов прошлого века был¸ очевидно, обманут, то обобщенный «Иванов» 21 века – откровенный мерзавец, с сознательной терпимостью относящийся к пыткам, расстрелам, Гулагу, лишению имущества (раскулачивания), если в глобальной «монопольке» он в конечном итоге оказывается при машине и дачке. Значит, это было оправданно, спасибо Сталину родному!

Не откажу себе в удовольствии процитировать современную публицистику.

«…уже в 1934–35 гг. сельское хозяйство СССР вышло на новый, более высокий уровень. Кого-то пришлось изъять из этого процесса – расстрелять, отправить в ГУЛАГ, просто выселить в Казахстан. Кто-то уехал в город на заводы или добровольцем на стройки СССР, или же учиться в ВУЗы – студенты новой власти требовались позарез, причем в миллионных количествах. Но зато те, кто остался в советском сельском хозяйстве, почувствовали, что все же работать коллективом гораздо лучше», – так пишет «сталинист».

Кого-то изъяли, зато у других… Вот мысль!

Современный сталинист не видит ничего страшного либо уникального в сотнях тысячах сталинских расстрелянных (считается, что в 30-х компактно во времени расстреляли больше полумиллиона человек, «некомпактно» умертвили, конечно, много больше) и в том, что «достижения народного хозяйства» – это верхушка Гулага, на 9/10 скрытого в темноте чудовищной эксплуатации. Но разве история мировой цивилизации – это вообще не бесконечная мясорубка и эксплуатация? Какой же смысл выделять в ней один из ее чуланов? Ведь убивали раньше, будут убивать и позже. Важнее, чтоб в итоге получался благотворный исторический компост, на котором произрастет город-сад и в котором батон «нарезного» будет стоить 13 копеек, а килограмм кофе – два рубля.

Терпимость к бесправию и государственному насилию – уникальный случай в истории государства, только что вынырнувшего из колоссального насилия. Причем историки и философы спорят, насколько он отвечает некоему «историческому коду», народной константе. Во всяком случае, это то, что прибавляет современный сталинист к современному неототалитаризму, на котором уже произросли преследование «иностранных агентов», отравление Навального и глухой ропот деморализованной, напуганной происходящим сползанием в прошлое общественности. Ропот – это пока всё.

Фото: Виктор Логинов (Viktor Loginov)/Creative Commons Attribution-Share Alike 3.0

Тот, кто ужасается сегодня обстрелам Израиля со стороны сектора Газы, гибели мирных жителей, пожарам и погромам, должен напомнить себе, что и у ХАМАСа есть друзья. И эти друзья, кстати, не только иранские аятоллы - те вообще предпочитают "Исламский джихад".

А главные друзья ХАМАСа находятся в Москве. Именно путинская Россия практически сразу же после переворота, устроенного боевиками ХАМАСа в Газе, и захвата группировкой власти в секторе - сейчас уже мало кто вспомнит, что правительство ХАМАСа в Газе не имеет никакой легитимности, что это просто инструмент военной диктатуры, - взяла курс на легализацию этого правительства и самого движения. Что российское руководство пригласило лидеров ХАМАСа в Москву и с ними распивали чаи в лавровском МИДе. Что с тех пор боевики ХАМАСа - желанные гости в российской столице.

Лидер организации Исмаил Хания в последний раз посещал Москву и встречался с Сергеем Лавровым в прошлом году, а член политбюро ХАМАСа Муса Абу-Марзук был в Москве и общался с заместителем Лаврова Михаилом Богдановым три месяца тому назад. Ну а телефонные разговоры между Богдановым и Абу-Марзуком в последние дни продолжаются в режиме нон-стоп. При этом Россия - одна из немногих стран мира, не осудивших действия ХАМАСа. Напротив, другой лавровский заместитель, Сергей Вершинин, призвал задуматься о причинах этих действий - то есть по сути осудил Израиль.

Ничего странного в этом нет. Террористическое государство - а Россия Путина именно террористическое государство и ничего более - не может не испытывать симпатии к террористическим организациям, потому что внутренне согласно с их методами и точно так же ни во что не ставит человеческие жизни. Для лидеров ХАМАСа жители Газы - просто расходный материал, который позволяет получать щедрое финансирование и жить, конечно, не так, как живут Путин или Лавров, но получше обычного жителя Газы. Точно такое же у Путина и Лаврова отношение к россиянам - это просто живой фундамент, на котором кооператив "Озеро" и его прихлебатели выстраивают свое благополучие. И если в результате действий ХАМАСа гибнут мирные жители Газы и Израиля, а в результате действий России - мирные жители Украины или Грузии, то тем хуже для мирных жителей. Что такое мирные жители по сравнению с доступом к финансовым потокам под возгласы о борьбе с врагами - сионистскими, американскими, бандеровскими, какая разница, лишь бы деньги!

Я не рассчитываю на то, что поведение Кремля в этой новой фазе ближневосточного конфликта заставит израильских политиков сделать конкретные выводы, понять всю наивность своих надежд на особые доверительные отношения с Россией и премьер-министр Израиля не будет больше вывешивать предвыборные плакаты, запечатлевшие его вместе с Владимиром Путиным - хотя можно уж сразу с Исмаилом Ханией, чего там. Я не думаю, что после этого кошмара некоторые русскоязычные израильтяне перестанут бегать по улицам Тель-Авива с российскими флагами и воспринимать мир сквозь призму Первого канала.

Но я все же надеюсь, что после этих обстрелов и навязчивого желания Москвы обозначить свои особые отношения с ХАМАСом именно в те минуты, когда мирные люди страдают и гибнут из-за террористических атак, тех, кто сможет понять взаимосвязь этой новой дестабилизации и российских интересов, станет больше.

Статья в The Wall Street Journal, где со ссылкой на источники в байденовской администрации говорилось о желательности для США разместить базы в Таджикистане и Киргизии, привела в возбуждение околовластных российских экспертов. Вот они – коварные планы окружения России, привычно заблажили они. Их, пиндосов, только пусти, потом вовек не выгонишь. Как пить дать перекупят наших союзников, и в следующий раз никто, совсем никто, даже вечный глава Таджикистана Эмомали Рахмон не приедет к Владимиру Путину на праздник 9 мая. Размещение военных баз США в Средней Азии создало бы напряженность в регионе и привело бы к дестабилизации ситуации в этих странах, глубокомысленно заявил первый замглавы международного комитета Совфеда Владимир Джабаров. Мол, там, где появляются американские военные, там и возникает беспорядок.

Блажащие эксперты благополучно проигнорировали то, что возможность создания американских баз рассматривалась сугубо предположительно. Автор статьи в WSJ вполне реалистично отмечал, что такая идея неизбежно вызовет противодействие со стороны России и Китая и в качестве более вероятной альтернативы указывал на возможность размещения дополнительных контингентов на базах Пентагона в странах Персидского залива и направления в регион дополнительной авианосной группировки.

Между тем, скажу страшное – развертывание американских баз в бывших советских республиках Средней Азии не только не нанесет ущерба безопасности нашей страны, а скорее укрепит ее. Ведь необходимость этих баз возникла вследствие скорого вывода войск США и их союзников из Афганистана. Длившиеся 20 лет попытки американцев утвердить демократию с помощью военной силы завершились очевидной неудачей. У талибов – представителей радикального ислама – есть все шансы вновь захватить власть. И таким образом Афганистан вновь может превратиться в убежище для мусульманских террористов. Готовясь к такому неприятному развитию событий (может даже возникнуть необходимость эвакуации посольства США, где работают около тысячи человек) Вашингтон и хотел бы разместить своих военных поблизости от Афганистана.

Надо сказать, что Москва не всегда негативно относилась к американскому военному присутствию в этой Центральной Азии. Уместно вспомнить, что Владимир Путин в 2001 году немало удивил свое ближайшее окружение, когда накануне американского вторжения (произошедшего после спланированного на территории Афганистана террористического нападения на Нью-Йорк и Вашингтон) позвонил главам среднеазиатских республик и сообщил, что Москва не возражает против создания там американских военных баз. А уже после начала операции тогдашний начальник нашего Генштаба Юрий Балуевский совсем не стесняясь говорил журналистам, что американские войска в Афганистане обеспечивают безопасность России. И имел для этого все основания. За несколько месяцев до ударов по башням-близнецам российский Генштаб планировал создание 60-тысячной военной группировки для того, чтобы парировать потенциальное нападение талибов. Прошло несколько лет, и подходы Москвы изменились на прямо противоположные. Кремль истратил гигантские деньги, чтобы заставить киргизское руководство закрыть американскую базу тылового обеспечения. При этом американские войска продолжали сдерживать талибов в Афганистане, что объективно укрепляло безопасность России. Но отечественной дипломатии очень хотелось назло всем отморозить уши.

И вот сейчас этот момент приблизился. Установление талибами контроля над Афганистаном после ухода американцев – вопрос времени. А потом радикальный ислам переберется в Среднюю Азию, с ее слабыми авторитарными режимами, с нищетой населения и произволом властей. Все это – идеальная питательная среда для экстремизма всякого рода. Подозреваю, что в ближайшие годы нас ждут волнения или даже гражданские войны в бывших советских республиках. При наихудшем развитии событий тысячи (может быть десятки тысяч беженцев) двинутся к российско-казахстанской границе. Границе, которая в два раза длиннее российско-китайской и которая существует только на картах. Таким образом, при наихудшем сценарии развития событий беженцы из Средней Азии могут оказаться где-нибудь под Оренбургом.

Нельзя сказать, что Россия не готовится к этому наихудшему сценарию. По ее инициативе (а иногда и под ее давлением) в рамках Организации Договора коллективной безопасности, куда входят Таджикистан, Киргизия и Казахстан, еще в 2009 году были созданы 20-тысячные Коллективные силы оперативного реагирования. В их состав Москва выделила воздушно-десантную дивизию и воздушно-десантную бригаду. Задействовать механизм ОДКБ понадобилось вовсе не для усиления киргизских или таджикских батальонов. Благодаря соглашениям о КСОР у России появляется возможность вмешательства в будущие внутренние конфликты на ранней их стадии.

Однако в настоящее время механизм ОДКБ все чаще дает сбои. Он оказался бесполезен для члена этого военного союза Армении в ходе конфликта в Нагорном Карабахе. Только что произошли кровопролитные пограничные инциденты между Таджикистаном и Киргизией. Таджикские военные, похоже, заранее подготовились к столкновению, подтянув к границе свои подразделения, артиллерию и вертолеты. Показательно, что бои на границе случились сразу же после таджикско-российских маневров, в которых участвовали три с половиной тысячи наших военных. При этом руководящие органы ОДКБ растерянно наблюдали за пограничным конфликтом между двумя странами-участниками. Вряд ли следует удивляться, что в киргизском парламенте уже прозвучал неприятный вопрос: «А зачем нам участвовать в ОДКБ?» Ведь чем дальше, чем больше становится очевидно – никакой это не союз. Его участники видят угрозу друг в друге. ОДКБ – это механическое соединение двусторонних военных отношений с Россией нескольких бывших республик СССР. Создан он был не для коллективной обороны. Невозможно представить белорусских или армянских военных, вступающих в бой где-то в Средней Азии. ОДКБ был создан для лечения комплекса неполноценности хозяев Кремля, которые очень страдали, что у них нет военных союзников. В практическом смысле он не слишком пригоден.

Согласимся, в этой ситуации интересам безопасности России отвечало бы положение, когда Соединенные Штаты взяли бы на себя часть ответственности за стабильность этого неспокойного региона. Ведь все, что нужно нашей стране от этих государств, это, чтобы там было спокойно. Но у России собственная гордость, мы даже в Средней Азии назло пиндосам отморозим себе уши…

Фото: американская военная база в провинции Парван в центре Афганистана.  Сommons.wikimedia.org/Flickr by Attribution 2.0 Generic license.

«Нашего потенциала достаточно, чтобы создать военные проблемы даже такому крупному противнику, как Россия», — говорит главнокомандующий ВВС Карл-Юхан Эдстрём (Carl-Johan Edström).

План развития вооруженных сил на 2021-2025 годы подразумевает значительное увеличение отчислений на оборону. Оборонная политика Швеции начала меняться в 2015 году, после того, как Россия аннексировала Крым и стала активно наращивать вооружения.

С тех пор война на Украине продолжается, отношения между сверхдержавами продолжают ухудшаться, и то одна, то другая сторона показывает силу в соседних с нами регионах.

«Нужно смотреть на общую картину происходящего в Арктике и в Балтийском и Черном морях. Российская сторона явно стала чаще проводить учения, не только более масштабные, но и более сложные», — говорит глава ВВС Карл-Юхан Эдстрём.

Dagens Nyheter поговорила с тремя военными руководителями после семинара с их участием на тему «Кто контролирует Балтийское море?», который организовала компания Saab. Командующий сухопутными войсками участвовал в нем дистанционно.

«Мы ни при каких обстоятельствах не сможем остаться в стороне от конфликта НАТО и России, если он случится неподалеку от нас, нас обязательно втянут в него. Наша важная задача — продумать план действий на этот случай и подготовиться», — говорит глава ВМС Эва Скуг Хаслум (Ewa Skoog Haslum).

План развития от 2020 года подразумевает, что во всех типах вооруженных сил появятся новые подразделения. В особенности это касается сухопутных войск, которые восстановили воинскую обязанность. За десять лет количество военнослужащих там должно удвоиться.

Dagens Nyheter: Где может быть задействована наша армия в случае конфликта?

«Уже сам факт, что у нас есть силы на Готланде, создает много проблем потенциальному противнику, — считает командующий сухопутными войсками Карл Энгельбректсон (Karl Engelbrektson). — Наша важнейшая задача — сгруппироваться и всегда быть готовыми к действиям в стратегически важных областях страны, а также участвовать в совместных учениях с Финляндией, чтобы иметь возможность помочь и финнам».

Из этих слов очевидно, что формула холодной войны «вне альянсов в мирное время, чтобы сохранить нейтралитет во время войны» осталась в прошлом. Теперь наши войска должны «защищать Швецию от вооруженных нападений в одиночку и вместе с другими силами, на шведской территории и за ее пределами, оберегая нашу безопасность, свободу и независимость». Таково решение парламента.

Вот почему все виды шведских войск участвуют в совместных учениях с США и нашими скандинавскими соседями на все более разнообразных уровнях. Не далее как в ночь на субботу американцам разрешили войти в шведское воздушное пространство, чтобы в ходе учений прийти на помощь члену НАТО Эстонии. А с Финляндией мы сотрудничаем на случай инцидентов, кризисов и войн. Это сотрудничество регулируется шведским законодательством.

Задача вооруженных сил — предотвратить войну, повысив военный порог, который придется переступить потенциальному противнику, а точнее говоря — России, если он решит пойти в атаку. Его надо удержать от нападения. И в этом вопросе командующие полны уверенности в себе.

«Армия, ВМС и ВВС вместе могут создать концепцию для всех уровней конфликта — от предполагаемого вооруженного нападения, подготовки к бою, выхода к месту конфликта до перехода к столкновению на шведской территории, — говорит глава ВВС Карл-Юхан Эдстрём. — У нас достаточно потенциала, чтобы создать проблемы даже для такого крупного противника, как Россия. Мы можем использовать уязвимые места оппонента в собственных интересах. Именно это мы и будем отрабатывать во время учений, развивая свои навыки. Именно для этого мы хотим нарастить силы».

Чтобы нарастить вооруженные силы, власти выделяют больше средств. В этом году сумма достигла 66 миллиардов крон, а к 2025 году она повысится до 89 миллиардов крон.

Dagens Nyheter: Вы чувствуете рост ответственность по мере увеличения отчислений на военные нужды?

«Конечно. Так и должно быть, — отвечает глава ВМС Эва Скуг Хаслум. Она подчеркивает, что теперь нужен новый подход к делу. — 20 лет назад у нас было время, но не хватало денег. Сейчас денег нам дали — зато времени нет. Это должны понять не только мы, военные, но также и Управление материально-технического снабжения вооруженных сил, и военная промышленность. Сейчас важно высокое качество за очень короткое время».

«Важнее всего гарантировать нужный эффект, но так, чтобы не пришлось слишком сильно администрировать этот процесс. Мы намерены вознаграждать руководство, которое осмелится бросить вызов структурам, правилам и методам, выработанным за период, когда нам никто по-настоящему не угрожал», — говорит Карл-Юхан Эдстрём.

В 2023 году, после парламентских выборов — 2022, наступит момент политического контроля. Власти должны будут оценить, как идет наращивание вооружений, и решить, нужны ли дополнительные деньги (а уже сейчас есть некоторые признаки, что нужны).

«Меня это не беспокоит. Как показывает история, денег часто не хватает на все, что мы планируем. Но если мы предпримем четкие шаги, чтобы наладить поставки, обговорим стоимость разных вещей и обсудим, для чего они нужны, тогда, думаю, наша работа и в дальнейшем будет очень убедительной», — утверждает Карл Энгельбректсон.

Командующие вооруженными силами играют все более важную роль

Вооруженные силы Швеции возглавляет верховный главнокомандующий Микаэль Бюден (Micael Bydén), а его штаб — вице-адмирал Юнас Хаггрен (Jonas Haggren).

Также в состав высшего руководства входит глава отдела операций генерал-лейтенант Микаэль Клаэссон (Michael Claesson) и начальник производственного отдела генерал-лейтенант Юхан Свенссон (Johan Svensson).

Тремя видами войск командуют глава армии (сухопутных войск) генерал-майор Карл Энгельбректсон, глава ВВС генерал-майор Карл-Юхан Эдстрём и глава ВМС контр-адмирал Эва Скуг Хаслум.

С тех пор как обстановка в мире накалилась, и Швеция начала наращивать вооружения, роль главнокомандующих разными видами войск постоянно растет. Недавно у них появились новые собственные штабы в Энчёпинге (сухопутные войска), Упсале (ВВС) и Мускё (ВМС).