Европейский суд по правам человека потребовал немедленно освободить Алексея Навального, применив правило 39 своего регламента (срочные обеспечительные меры). Письмо из ЕСПЧ, адресованное адвокату Навального Ольге Михайловой, опубликовано в блоге политика.

В письме говорится, что решение должно быть исполнено немедленно. Палата из семи судей учла "характер и степень риска для жизни заявителя". О решении ЕСПЧ будет проинформирован Комитет министров Совета Европы.

Министр юстиции России Константин Чуйченко назвал решение ЕСПЧ беспрецедентным. "Во-первых, это явное и грубое вмешательство в деятельность судебной власти суверенного государства. Во-вторых, это требование является необоснованным и неправомерным, поскольку не содержит указания ни на один факт, ни на одну норму права, которые позволили бы суду вынести такое решение", - считает министр.

"В-третьих, требование заведомо неисполнимо, поскольку в соответствии с российским законодательством нет правовых оснований для освобождения данного лица из-под стражи", - заключил министр.

Накануне в Минюсте заявили, что если ЕСПЧ потребует освободить Навального, такое решение "не может подлежать исполнению с точки зрения международного права". "Принятие решения на основании правила 39 регламента ЕСПЧ в данном случае будет необоснованным и грубым вмешательством в работу судебной системы суверенного государства, определенным переходом за "красную линию", - объяснили в ведомстве.

В Минюсте заявили, что ЕСПЧ не может подменять национальный суд, а обеспечительные меры якобы не предусмотрены Европейской конвенцией и их исполнение не контролируется Комитетом министров Совета Европы - они "исполняются скорее по доброй воле государств".

Михайлова подала жалобу в ЕСПЧ еще 20 января, когда Навальный находился в статусе задержанного и суд еще не заменил ему условный срок на реальный по делу "Ив Роше".

20 февраля пройдет сразу два суда по делам в отношении Навального: он выступит с последним словом на процессе по делу о "клевете" на ветерана войны Игната Артеменко, а Мосгорсуд рассмотрит жалобу на решение по делу "Ив Роше". Оба процесса пройдут в здании Бабушкинского райсуда - заседание Мосгорсуда будет выездным. По делу о "клевете" прокурор Екатерина Фролова запросила для Навального штраф в размере 950 тысяч рублей и замену условного срока на реальный.

В начале февраля Комитет министров СЕ принял жалобу Навального на неисполнение Москвой прежних решений ЕСПЧ по его искам. Представители политика сообщили комитету министров СЕ об "абсолютном неуважении" России к обязательству исполнять решения страсбургского суда. Если комитет признает жалобу Навального обоснованной, он может инициировать еще одно разбирательство против России в ЕСПЧ, а также, в качестве крайней меры, приостановить права России в СЕ.

Всего на контроле Комитета министров СЕ находятся 7 вынесенных, но не исполненных Россией решений ЕСПЧ по жалобам Навального. В 2017 году ЕСПЧ признал, что преследование по делу "Ив Роше" нарушило права на справедливый суд Алексея Навального и его брата Олега. Навальному выплатили компенсацию - 75 тысяч евро и 450 тысяч рублей, однако российский Верховный суд отказался отменять приговор по делу "Ив Роше".

Навального держат в СИЗО-1 федерального подчинения "Кремлевский централ" (находится на территории СИЗО-1 московского управления ФСИН "Матросская Тишина"). 17 января его задержали по прилете в Россию из Германии, где он лечился после отравления боевым ядом "Новичок". 2 февраля Симоновский райсуд Москвы заменил политику условный срок по делу "Ив Роше" на 3 с половиной года общего режима. В колонии Навальный должен провести еще 2 года 8 месяцев.

Мы как-то проглядели момент, когда в Россию вновь пришел государственный антисемитизм. В общем-то, ничего удивительного в этом нет. Официальная идеология уже давно заимствовала весь джентельменский набор национал-патриотов конца 20 века, «Вече», «Нашего Современника», общества «Память»: антизападничество, имперский шовинизм, православный клерикализм, теорию заговора Запада против России, архаичную, репрессивную сексуальную мораль, культ русского прошлого, традиций, патриархальной семьи, войн, «исторических побед», «национальных вождей». Не хватало только системообразующего элемента всей этой конструкции, объясняющего, почему мы, «такие хорошие, так плохо живем» — образа еврея, который пришел в русский патриархальный Эдем и всё испортил: развратил, споил, соблазнил, обобрал, надсмеялся и свалил «в свой Израиль». Без этого образа вся конструкция висела в воздухе.

Теперь антисемитизм вновь на службе у государства. Правда, в весьма специфическом виде. Официальная пропаганда делит евреев на «полезных» и «неблагодарных». Первые – это путинские подельники и холуи — от Ротенбергов до Соловьева. Вторые – оппозиционная, в основном либеральная еврейская интеллигенция. «Полезным» евреям многое позволено: воровать в составе ПЖиВ, заниматься пропагандой, орать и кривляться в шоубизнесе, периодически присягая на верность режиму, в крайнем случае, делать бабки и молчать в тряпочку. Однако евреям нельзя выступать против Кремля, а, особенно, проявлять сомнения в сакральных постулатах его официальной «религии Победы», иначе они сразу буду ошельмованы как «неблагодарные».

Новый антисемитизм основан на унижении евреев, принуждении их к благодарности. Евреи должны благодарить и кланяться, кланяться и благодарить «государство российское» за то, что оно спасло их от нацизма. Евреев лишают права на протест, права на религиозное свободомыслие (относительно «культа Победы»). Хороший еврей в путинской России – вечно благодарный ей еврей, который всякий раз, когда его бьют по лицу, приговаривает: «Спасибо российской державе, ее вождям и лично товарищу Путину, что спасли меня от Холокоста». В нацистских гетто одни евреи стерегли других, а при новом путинском антисемитизме «полезные» евреи, типа Соловьева, травят «неблагодарных».

Последний пример нового антисемитизма – безобразная травля на российском ТВ и радио замечательного скрипача, инициатора открытого письма музыкантов против политических репрессий в России, нашего товарища по антипутинскому движению русскоязычных в Германии Миши Нодельмана. Пропагандисты назойливо напоминают ему о национальном происхождении, пытаются на этом основании заткнуть рот, возмущаются «как смеет еврей», критиковать георгиевские ленточки и вообще «великую Россию», «спасшую его от Холокоста».

Эй, проповедники нового антисемитизма! Я, Игорь Эйдман, еврей по пятому пункту советского паспорта, не только не испытываю к российско-советской империи никакой благодарности, я её искренне ненавижу. Не только «ни крупицей души», ничем хорошим в принципе я не обязан этому «державному миру». Он не спасал моих предков, а унижал и губил их. Государственный антисемитизм в России существовал веками и прекращался на время только после Февральской революции 1917 года и горбачевской Перестройки. Но вот он вновь живее всех живых.

СССР не спас евреев от Холокоста, а был одним из его виновников. Безумное сталинское руководство раскалывало антифашистское движение в Германии, натравливая коммунистов на социал-демократов; своей террористической политикой запугивало немецких обывателей, заставляя их искать спасение в «сильной руке». Всем этим оно активно способствовало приходу нацистов к власти. Затем СССР принял действенное участие в развязывании Второй мировой войны, во время которой было убито подавляющее большинство жертв Холокоста. И, в конце концов, сталинская клика, уничтожившая значительную часть офицерского корпуса собственной армии, оказалась неподготовлена к войне и позорно оставила своих граждан, в том числе евреев, на заклание оккупантам.

В результате, мой прадед Абрам Эйдман был убит в Бабьем Яру. Другого прадеда Янкеля Гутмана в конце 30-х чекисты сгноили в Колымских лагерях, лишив шансов принять участие в защитите своего народ. Однако многим другим евреям, в том числе и моему деду, повезло больше. Они воевали и сами защищали себя от нацистов. Может быть современные российские антисемиты, любители принуждать других к благодарности, скажут спасибо евреям за то, что те, пусть и вынужденно, участвовали в спасении их палаческой империи? «А может, лучше было не спасать?»

• ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ

На протяжении нескольких недель, предшествовавших возвращению в Россию А.Навального и суду над ним, Кремль проводил линию на то, что в отношении оппозиционера соблюдаются требования закона и что нарушения им правил условного наказания влекут за собой отправку в 

Однако, что вызывает у меня самые тягостные ожидания, — это заметная смена акцентов у российских официальных лиц и отечественной пропаганды, наблюдающаяся уже после того, как приговор А.Навальному вынесен, а протестующие получили свои сутки ареста или уголовные дела, по которым продолжается следствие. Уже никто не вспоминает (кроме, пожалуй, самих оппозиционеров) про дело Yves Rocher; говорится о том, что А.Навальный работает на зарубежные правительства, подрывает устои российской государственности, «раскачивает лодку» и т. д. — в общем, что он не преступник (за контакты с иностранными правительствами и общественными организациями наш Уголовный кодекс не карает), а враг. Это изменение риторики кажется мне очень опасным трендом.

Отношение к врагам в России исторически было иным, чем отношение к преступникам: вторые часто вызывали сожаление, но первые — никогда. На мой взгляд, власть сегодня понимает это и осознанно формирует у населения ощущение опасности, исходящей не от отдельного якобы преступившего закон человека или даже от нескольких таких людей, а от целой общественной группы, которая ставит под сомнение оптимальность существующего ныне порядка (отсюда недавно прозвучавшие заявления о необходимости запрета на политическую деятельность даже для членов семей «изменников Родины» — и прежде всего Ю.Навальной).

Однако такие призывы выводят нас за пределы любого правового поля по одной очень важной причине: если власти опасаются, что дело «врагов народа» (мы уже очень близки, на мой взгляд, к возвращению этого термина в государственную риторику) могут продолжать их родные и близкие, то они должны хотя бы открыто обвинить первых в соответствующих преступлениях. Сейчас же получается, что Ю.Навальная должна быть лишена права избираться на выборные должности потому, что ее супруг осужден за мошенничество?

Но в России в год выносится 40–45 тыс. приговоров по ст. ст. 160 и 165 УК РФ. А лиц, которые ранее получили условные сроки, а потом нарушили установленные процедуры и были отправлены в колонии, в 2019 году было более 11 тыс. Значит ли это, что их жены и дети должны быть лишены избирательных прав? Но такой подход наверняка способен превратить страну в территорию юридического и гражданского беспредела.

В последнее время в России наметился, скажем так, повышенный интерес к сталинской эпохе. В отделах полиции, как мы недавно видели, висят образы «железных наркомов» той поры, в том числе павших жертвами самóй тоталитарной системы. Однако этот интерес, как и многое из происходящего сегодня, касается лишь наиболее поверхностных черт того времени.

Добавлю, осуждение по этой статье объявлялись не уголовным наказанием, а «мерой социальной защиты». Сегодня, повторю еще раз, ничего подобного в российском законодательстве не содержится.

Кроме того, фундаментальным отличием советского законодательства от российского была его увязка с «революционным самосознанием» и «интересами пролетариата». Это предполагало, что деяния «врагов народа» противопоставляли их не «России» (тезис об идентичности И.Сталина и Союза ССР был не в ходу), а совершались «ради свержения или подрыва и ослабления власти рабоче-крестьянских советов», а также умаления «основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции».

Сегодня же все «охранители» рассуждают об «антироссийском» характере действий несогласных — но это выглядит совершенно безосновательным, так как если они и пытаются на что-то покуситься, то не более чем на законное и осуществленное легитимными способами обновление персонального состава российской власти — которая, в отличие от Советского Союза с его правящей партией, ни в одном юридическом документе не называется несменяемой. К тому же действующая Конституция даже после всех ее препарирований прямо указывает на недопустимость «пропаганды или агитации, возбуждающих социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду» (ст. 29, п. 2) — и потому никакое «пролетарское» (или «буржуазное») правосознание не имеет значения. Все это, на мой взгляд, делает принципиально невозможным последовательное и массовое преследование оппозиции на сколь-либо законных основаниях.

Власть, несомненно, стремится и далее прессинговать несогласных, но данный курс неизбежно столкнется с проблемой, которую невозможно решить присуждением гражданам статуса иностранных агентов или недопуском до выборов лиц, обвиненных в участии в митингах и манифестациях. Чтобы сохранить тот «драйв и кураж», которые сейчас взяли на вооружение власти, необходимо вернуть в Конституцию и уголовное законодательство нормы, которые даже в СССР были окончательно отменены в 1980-е годы (а большая часть — еще в 1958 году).

Для этого нет сейчас никаких оснований — да и Россия не Советский Союз. Основным успехом путинского двадцатилетия стало выстраивание системы, в которой личные свободы, возможность беспрепятственного выезда из страны и информационная открытость не препятствуют жесткому контролю за политической сферой и полной управляемости государственным аппаратом.

Собственно, различие между российской (буржуазной, не подчеркивающей классовых границ и враждебности остального мира) и советской (защищавшей «пролетарские завоевания», идеологизированной и зацикленной на «холодную войну») реальностями не дают возможности власти осуществить запланированные шаги, оставаясь в юридическом (даже не правовом) поле. И, если намерения власти не ситуативны, ей рано или поздно придется возвращаться к советской правовой системе, а потом — к «революционному правосознанию», которое было важнейшим обоснованием респрессий против антисоветски настроенных лиц в начале 1920-х годов. 

Иначе говоря, отбрасывать присущую современному миру легалистскую традицию и бороться не с преступниками (пусть даже воображаемыми), а с врагами (постепенно становящимися все более реальными) (первым шагом к чему является внесение темы «борьбы» или «войны», а также рассуждения о руководителях страны как о «командующих в воюющей стране» в политическую риторику).

Истерическая пропаганда, разворачивающаяся на наших глазах, свидетельствует, на мой взгляд, о том, что окончательного выбора еще не сделано. Даже принятие нормы о гражданах, выполняющих функции иностранного агента, предполагает весьма мягкие ограничения на их деятельность и требуют соответствующего обоснования причин внесения их в число таковых.

Норма о сотрудничестве с иностранными государствами ради подрыва авторитета российской власти сомнительна (представим себе, что кто-то в сотрудничестве с расследователями из-за рубежа собирает материалы об иностранных гражданствах депутатов и министров — чем по букве закона не дискредитирует власть, а, напротив, помогает ей очиститься от тех, кому запрещено занимать государственные должности по недавно принятым законам). Именно поэтому несогласных пытаются привлекать как по уголовным и хозяйственным делам, так и по законам о правилах проведения митингов и даже о нарушении эпидемиологических норм (на фоне обещаний скорой победы над пандемией, кстати). 

Однако уже сейчас этого не хватает — а что может произойти дальше, сложно и предположить. Потому что, похоже, тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к коммунизму (с изменениями, обусловленными нынешней обстановкой) остается более чем применимым к нашим реалиям…

Между тем массовые репрессии, которые происходили на протяжении нескольких десятилетий вплоть до прихода к власти Н.Хрущева, несмотря на все «тройки» и фантастические доносы, так или иначе базировались на законодательстве, в том числе и на Уголовном кодексе в редакции 1926 и 1943 годов с последующими изменениями. Центральной для осуждения политических противников режима и выдававшихся за них лиц выступала печально знаменитая 58-я статья УК РСФСР, трактовавшая — замечу — о контрреволюционной деятельности. Я не буду воспроизводить полностью все ее 14 (а в некоторые годы 18) пунктов, но стоит отметить, что некоторые из них могли бы прекрасно подойти к обвинению нынешних диссидентов: «контакты с иностранным государством или отдельными его представителями в контрреволюционных целях» (ст. 58, п. 3); «оказание помощи международной буржуазии, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям» (ст. 58, п. 4); «склонение иностранного государства или каких-либо в нем общественных групп… к вмешательству в дела Союза ССР или (sic!!) иным неприязненным действиям: в частности, к блокаде или разрыву дипломатических отношений [с СССР]» (ст. 58, п. 5); «пропаганда или агитация», включая «распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания» (ст. 58, п. 10).

.

Кроме того, эта же статья определяла наказание за недонесение о подобных преступлениях (ст. 58, п. 12), распространяла ответственность на совершеннолетних членов семей осужденных (ст. 58, п. п. 1 в и 1 г) и предполагала возможность лишения советского гражданства лиц, осужденных по указанным обвинениям (ст. 58, п. 2). Иначе говоря, статья 58 УК РСФСР и идентичные ей статьи уголовных кодексов других советских республик довольно четко определяли возможности государства по организации репрессий против несогласных.

Убежище 29-летний нигериец пытался получить также в других странах. Он побывал, в частности, в Германии, Дании и Швейцарии. В Европейский союз мужчина, по его словам, попал вместе с другими мигрантами в 2015 году. Заявление во Франции он подал в ноябре 2020 года, но тем не менее решил отправиться к брату, живущему в России.

Нигериец планировал незаконно пересечь польско-украинскую границу, при себе у него была карта с отмеченным маршрутом. По решению суда его направили на три месяца в охраняемый центр содержания иностранцев. Пограничная служба намеревается передать задержанного Франции.

Комментарии читателей:

rolnik sam w dolinie

Если уже из Польши бегут на восток, дело плохо.

samu-raj

Его следовало выпустить и даже дать денег на билет! Видно, что человек отчаялся. Я не знаю никого, кто хотел бы поселиться в России! При этом враждебных чувств к россиянам я не питаю, простой человек не интересуется политикой.

Granica

Ерунда какая-то! Он незаконно попал в Польшу, и соответствующие службы его не заметили, а когда решил покинуть ее, силой задержали. Пусть бы себе ехал!

Teodora

А что он бы делал в России? Там не дают даром квартир и не назначают больших пособий. В России нужно зарабатывать на хлеб самостоятельно.

Inya UK

Зря его задержали. За его содержание придется платить. Лучше было бы как можно быстрее дать ему разрешение на выезд в Россию и даже, возможно, купить билет. Следует иногда помогать людям, это бы обошлось дешевле, чем держать его в заключении в Польше.

Jackowski

Всем было бы лучше, если бы ему помогли попасть в Россию. Путин мог бы пригласить такого неутомимого путешественника в свой дворец, сделать с ним селфи, чтобы поднять рейтинг.

Pan_Tharei

Нужно взять этого человека в сборную Польшу по ходьбе! Он бы стал на Олимпиаде в Токио нашей «темной лошадкой» на дистанции в 50 километров.

Chodziarz

Парень пришел пешком в Польшу из Франции и хотел двигаться дальше наполеоновским маршрутом, а тут такой поворот: полиция снимает с трассы. Хуже быть не могло. Чемпион Коженевский должен за него вступиться, ведь он знает, как обидно спортивному ходоку, когда его удаляют с трассы до финиша.

Дипломатический конфуз в Москве Жозепа Борреля, высокого представителя ЕС по внешней политике и политике безопасности, вызвал волну комментариев и с той и с другой стороны. Накипело у всех, рано или поздно должно было прорваться.

Прорвалось, и правда, впечатляюще. Как сказал Сергей Лавров, «хочешь мира – готовься к войне». Это, конечно, фигурально, но все же категорию «войны» к Европейскому союзу, кажется, прежде не применяли.

За перепалкой, катализатором которой стала ситуация вокруг дела Навального, – фундаментальный вопрос. Безальтернативны ли Евросоюз как форма организации европейского политико-экономического пространства и Европа как морально-политический ориентир для внешних партнеров?

Моральное и политическое

Основы отношений Российской Федерации и Европейского союза сформировались в первой половине 1990-х годов. Базовое Соглашение о партнерстве и сотрудничестве было подписано в 1994-м, ратифицировано в 1997-м.

Это был обстоятельный и профессионально подготовленный документ (над ним работали выдающиеся специалисты и с российской, и с европейской стороны).  Концептуально он исходил из постулата, казавшегося тогда чем-то само собой разумеющимся. Конец холодной войны открыл возможности для консолидации Старого Света в его максимально расширительном толковании (сколь возможно на восток и на юг) на основании норм и правил, которые выработали и совершенствовали в Западной Европе в процессе интеграции 1950–1990-х годов.

Многие новые страны получили возможность непосредственно присоединиться – в 1992 году в ЕС было 12 государств, на пике в 2015-м стало 28. Остальным отводилась роль по-разному аффилированных участников «Большой Европы». Ничего иного не предлагалось. 

Россия никогда не фигурировала даже как теоретический кандидат на вступление. Но предполагалось, что ее посткоммунистическая трансформация пойдет по усредненной европейской модели и в конце концов сделает страну максимально совместимой с ЕС, составляющей с ним некую (впрочем, никогда точно не описанную) общность.

Долгое время (почти до конца 2000-х годов) Москва соглашалась с такой перспективой и даже после пыталась как-то адаптировать ее ко все более очевидному расхождению с Евросоюзом. Отсюда интенсивный политический диалог на высшем уровне (до 2014 года), аналогов которого у ЕС не было ни с кем. Именно российская сторона когда-то настояла на том, что Москве и Брюсселю нужно два саммита в год, хотя даже с самыми важными партнерами ЕС проводил один. 

Все описанное основывалось на том, что у европейской интеграции как формы организации европейского политического пространства нет конкурентов. Помимо успеха в самой Западной Европе, она идеально вписывалась в схему либерального мирового устройства, восторжествовавшего после холодной войны.

Отсутствие у Европы традиционного силового потенциала и опора на другие инструменты (прежде всего на нормативную экспансию и обусловленность, то есть требование от партнеров менять их практики в обмен на допуск к привилегиям) представлялись как максимальное соответствие именно либеральным принципам. 

Эволюция отношений России и ЕС – от полного надежд рассвета в начале 1990-х до безысходного заката в 2010-е, – вероятно, самая поучительная глава в истории мировой трансформации после холодной войны. С тех пор как идея формализованной общности России и Европы перестала быть актуальной (практических шагов в этом направлении не было со второй половины 2000-х), изначальные принципы потеряли смысл. 

Попытка институционального партнерства России и ЕС была кульминацией для школы российского мышления, которая как минимум с конца XVIII – начала XIX века ориентировалась на то, чтобы вестернизировать российскую политическую практику и целеполагание. Впервые представилась возможность качественно изменить характер отношений с Западом.

Возможность эта, однако, оказалась коварной. Русские западники, сторонники модернизации, всегда ратовавшие за самое активное взаимодействие с Европой, призывавшие следовать ее примеру, не имели в виду формального подчинения России европейским правилам и установлениям. Между тем после 1992 года речь шла именно об этом.

Эксперимент по превращению Европы в политически консолидированный субъект, проецирующий свою нормативную базу вовне, подразумевал иерархические отношения с непосредственными соседями. Моральное превосходство превратилось в заявку на политическое.

С самого начала речь шла не просто о сотрудничестве, какое бывает у любых стран и объединений, а о необычном институциональном сочленении России и ЕС. Отсюда интенсивное взаимодействие с европейскими институтами на высшем уровне, стремление Москвы закрепить за собой эксклюзивный статус, но в рамках системы, центром которой был Брюссель.

Однако с европейской стороны максимум эксклюзивности заключался в необязывающих реверансах – например, сохранении этого самого интенсивного взаимодействия, чтобы было. Иными словами, Европа не шла в отношениях с Россией ни на какие отступления от своих правил и регламентов.

Если бы Москва, несмотря ни на что, ставила целью стать частью «Большой Европы», уступки разного рода были бы оправданны. В ином же случае объяснить их необходимость было невозможно. Устремления западников к европейским образцам натолкнулись на полную неспособность России переломить себя настолько, чтобы пойти на качественное ограничение собственного суверенитета во имя следования этим образцам.

Смена целей

Пропустим этап кризиса и деградации модели отношений, с конца 2000-х до второй половины 2010-х годов. К третьему десятилетию XXI века стороны подошли в состоянии глубочайшего взаимного раздражения и фактического отсутствия политических отношений на уровне Россия – Европейский союз.

Нынешний переполох после слов министра Лаврова о возможном «разрыве» отношений с ЕС не вполне оправдан, поскольку де-факто они не осуществляются с 2014 года (тут важно не путать отношения с ЕС и отношения с конкретными странами, которые продолжаются). 

Казус Навального обнажил основное противоречие российско-европейской коллизии. Причиной политического обострения, санкционных угроз и прочих кризисных явлений стала российская внутриполитическая ситуация.

Если бы европейские институты и их представители упирали, например, на обвинения в использовании боевых отравляющих веществ, подчеркивали опасность их непонятно кем контролируемого оборота, то вопрос можно было бы трактовать как международный. И значимый для внешних контрагентов. Но основная линия упреков – нарушение демократических норм, прав и свобод человека внутри России, чего ЕС, по его заявлениям, терпеть никак не может. Именно об этом настойчиво твердил Боррель во время пребывания в Москве.

В логике строительства «Большой Европы» такое было бы объяснимо. Но эта логика давно неприменима к отношениям России и ЕС. Соответственно, реакция Москвы – резкое отторжение самой темы как не подлежащей даже упоминанию на российско-европейском уровне. С какой стати мы должны говорить об этом с вами?

Прежде в похожих случаях Москва пусть и отвергала упреки, но отвечала на них, приводила доводы, спорила. Кстати, сейчас это в некоторой степени сохраняется в Совете Европы. Как к нему бы ни относились в России, но Совет Европы по своему мандату имеет право поднимать вопросы о том, насколько внутренняя политика  стран-участниц соответствует признанным в организации стандартам. А вот ЕС сам наделил себя таким правом по отношению к внешним собеседникам.

Политический диалог России и Евросоюза – рудимент прошедшего периода. Возвращение к нему невозможно, потому что изменилось все: Россия, Европа, Запад, мир. Если коротко суммировать эти изменения: либеральный мировой порядок завершился. Все консолидируются на своих внутренних основаниях, стремятся минимизировать любое воздействие извне и использовать внешние обстоятельства для решения внутренних проблем.

Это относится ко всем без исключения, Россия – яркий пример. В условиях явно начавшегося политического транзита и не вполне понятной социально-политической картины даже малейший намек на внешнее вмешательство будет пресекаться решительно. Что уж говорить о попытках прямого давления, которые предпринимает ЕС. 

Решительность Москвы объясняется уверенностью, что терять особенно нечего. Если убрать эмоции, «разрыв» с ЕС не несет очевидных практических издержек. Экономические связи, которые есть, идут на двустороннем уровне, а страны – особенно на фоне пандемической рецессии – не заинтересованы в том, чтобы их еще сильнее сворачивать.

Конечно, степень санкционного давления может быть повышена. Но все, что выходит за рамки символических мер, наподобие расширения «черных списков», будет иметь обоюдное негативное воздействие. Опять-таки – не во время всеобщего спада усугублять проблемы европейских стран.

Есть и более общее соображение. В России набирает популярность точка зрения, что ЕС вступил в фазу необратимых изменений и уже никогда не вернется в состояние 15–20-летней давности.

Тогда углубление и расширение интеграции должно было превратить Европу в глобального игрока, равноценного США и Китаю. Поэтому в региональном контексте не возникало сомнений, что именно Евросоюз будет флагманом изменения не только Европы, но и значительной части Евразии.

Сейчас стало понятно, что эта цель недостижима. Не только в Евразии, но даже в Европе можно представить другие формы организации политико-экономического пространства. Теперь реальные задачи европейцев – это сжатие и новое обустройство в рамках, скорее всего, коллективного Запада, насколько он будет востребован Соединенными Штатами.

Как бы ни преображался Запад в будущем, ценностная риторика становится в чистом виде инструментом в борьбе с соперниками. Стало быть, курс последних должен быть направлен на то, чтобы максимально снизить действенность этого инструмента, в том числе с помощью жесткого отрицания права на его использование. А морально-политическая ориентация на Европу будет, как минимум, крайне осложнена ее собственными растущими изъянами в этой сфере.

Учитывая все обстоятельства, прежний формат отношений России и Евросоюза стал не только бесполезным, но может оказаться даже вредным, провоцируя все новые стычки. Полное отчуждение России и Европы невозможно по объективным причинам – культура, история, экономика, геополитика. Так что на следующем этапе, когда и Россия, и Европа осознают направления своего развития, начнется новое расширение сотрудничества, уже без претензий на формальную общность. Но это пока где-то на горизонте, не ближе.

Надо сказать, что изначально акция с фонариками, анонсированная «министром иностранных дел ФБК» Леонидом Волковым, у просвещенной общественности вызвала некоторое недоумение и даже скепсис. Дескать, нас тут били дубинками по голове и закрывали в казематы, а теперь нам предлагают какой-то детский потешный формат. Но тут на помощь соратникам Навального пришла российская власть, которая сделала все, чтобы мероприятие максимально раскрутить, наполнить смыслом и содержанием. Сомневающиеся были немедленно посрамлены. Об усилиях властей по продвижению инициативы ФБК на страницах «ЕЖа» подробно рассказал публицист Игорь Яковенко, я же попробую подвести некоторые итоги этого протестного уикенда.

Накануне Дня св. Валентина, когда по задумке организаторов акции люди по всей стране в 20:00 по местному времени должны были выйти во дворы собственных домов и в течение 15 минут держать фонарики своих смартфонов включенными, власть действовала привычно. Все силовые и надзорные ведомства выступили с предупреждениями о «недопустимости проведения несанкционированных акций», об административной и даже уголовной ответственности ослушников. Поскольку подобные угрозы подкреплялись усилиями штатных пропагандистов, сомнений практически не оставалось: силового сценария избежать не получится, люди в латах и шлемах пойдут по дворам и скверам и сметут всех, кто попадется под руку и под дубинку.

Однако жандармы в этот вечер остались в казармах. Ни тебе рейдов, ни оцеплений, ни сотен автозаков в центрах городов, ни немотивированных задержаний возле станций метро. Практически все, кто вышел со своими фонариками во дворы, вернулись заканчивать праздник в собственные квартиры, а не разъехались по полицейским отделениям. По данным «ОВД-Инфо», по всей стране в этот вечер было задержано всего несколько десятков человек.

Между тем акция, если судить по социальным сетям, получилась вполне масштабной и успешной. Только в твиттере почти сорок тысяч сообщений с хэштегом «ЛюбовьСильнееСтраха». Вчера вечером моя лента в фейсбуке просто ломилась от персональных отчетов граждан, принявших участие в акции с фонариками.

Когда ваш покорный слуга обратился с вопросом о неожиданно мирном поведении силовиков к человеку, весьма компетентному во всей полицейской тематике, его ответ меня и удивил, и даже отчасти позабавил. «Понимаешь, — сказал мой собеседник, — на стороне оппозиции выступила сама природа. Москва в снегу, вокруг отделов сугробы, «пазики» вообще никуда проехать не могут — буксуют, приходится толкать, везде страшные пробки, омоновцы в полной выкладке фактически обездвижены, вязнут в снегу. То есть ни личной состав по районам развести, ни задержанных потом в отделы доставить».
 

Впрочем, еще за несколько часов до протестного мероприятия ФБК в обеих столицах прошла акция в поддержку политзаключенных женщин (в том числе и из ФБК), к организации которой ФБК, по признанию все того же Волкова, никакого отношения не имеет. В Москве на Старом Арбате и в Питере на Воскресенской набережной сотни женщин выстроились в цепь, скрепленную белой лентой. В руках у них были цветы и сердечки с именами незаконно преследуемых по политическим основаниям женщин: Юлии Навальной, Киры Ярмыш, Любови Соболь, Марии Алехиной, Люси Штейн и многих других. И тут, заметим, полиция не то что не лютовала — ее вообще фактически не было в зоне прямой видимости. А это уже погодными аномалиями трудно объяснить. От отдела МВД «Арбатский» до Старого Арбата пара сотен метров, вполне полицейские могли бы задержать несколько десятков барышень… Но нет!

Словом, почему-то власти в этот раз решили обойтись без кровопролитных ужасов. Ну, решили и решили — слава богу. Понятно, что так будет не всегда. Курс на ужесточение репрессий очевиден, и неожиданные исключения из правила преждевременно трактовать как изменение тренда. Хотя, конечно, хотелось бы.            

 






Фото: twitter.com/teamnavalny, Василий Петров, Ирина Гордон, Анатолий Голубовский, Наталия Демина

«Карьера главы Новгородской области Андрея Никитина стоит новгородцам жизней. Из-за его действий по оптимизации медицины и бездействия в вопросах обеспечения пациентов льготными лекарствами погибают люди. Если чиновник не справляется со своими обязанностями, то его нужно отправлять в отставку», — заявляют новгородские депутаты, направившие обращение президенту с просьбой проверить руководителя региона на соответствие занимаемой должности.

5 января в городе Чудово Новгородской области умер 23-летний инвалид Кирилл Максименко. До этого год он не мог получить жизненно важные и положенные ему по закону препараты. Не помогли ни обращение в прокуратуру, ни иск в суд. Судья еще в августе постановила «незамедлительно и пожизненно обеспечить Максименко лекарствами». Но когда в декабре чиновники наконец собрались исполнить судебное решение, было уже поздно: Кирилл доживал последние дни.

Новгородские депутаты говорят о том, что этот случай не исключение. 

Обеспечили рецептом 

Первый страшный диагноз — саркома костей — Кириллу Максименко поставили в 16 лет. Год спустя из-за заболевания ему пришлось ампутировать руку. Затем Кириллу сделали две пересадки костного мозга. После операций его состояние стабилизировалось, наступила ремиссия. Но в 2017-м у молодого человека обнаружили лейкоз крови. 

Врачебный консилиум в Национальном медицинском исследовательском центре (НМИЦ) им. Алмазова в Петербурге, где лечился Максименко, назначил ему пожизненно на постоянной основе препарат «Вориконазол» (противогрибковое средство, необходимое онкобольным, поскольку у них снижена иммунная защита). Кирилл, имеющий первую группу инвалидности, входил в число федеральных льготников, лекарства ему должны были покупать за государственный счет. Рецепт на вориконазол выписали в январе 2020 года — на этом обеспечение и закончилось. 

— Мы приехали в аптеку «Новгородфармация», выдающую льготные препараты. На нас там посмотрели, как на пришельцев из космоса: «Вы что, у нас такого никогда не было! Обращайтесь в администрацию, чтобы закупили», — рассказывает отец Кирилла Сергей Максименко. — Это стало неожиданностью, поскольку в новгородском Минздраве не могли не знать о том, что Кирилл нуждается в вориконазоле: из центра Алмазова им передали информацию.

Мы кинулись разбираться: почему нет лекарства? Но в областном Минздраве на наши звонки не снимали трубки, на письма и обращения не отвечали. 

Сергей написал в Департамент лекарственного обеспечения Минздрава РФ. Оттуда ответили: «Вориконазол входит в число препаратов, которые закупаются за счет федерального бюджета, деньги на их приобретение всем регионам выделены». 

---

Почему при наличии выделенных средств новгородский Минздрав не шевелился и не спешил делать закупки медикаментов до конца 2020 года? 

---

— Вориконазол не тот препарат, который просто купить аптеке, — объясняет Сергей. — Мало того, что он достаточно дорогой (около 20 тысяч рублей за пачку из 14 таблеток, а Кириллу в месяц было нужно 4 пачки), так его вообще нет в Новгороде. На протяжении года мы были вынуждены регулярно искать лекарство через знакомых в Москве и Петербурге. Всего около 300 тысяч потратили на таблетки. 

Кирилл должен был принимать вориконазол ежедневно. Иначе у него обострялась болезнь: он покрывался сыпью, начинал задыхаться. 

 
Без вориконазола Кирилл начинал покрываться сыпью и задыхаться. Фото из личного архива

Абсолютное бездействие 

В мае прошлого года Кирилл обратился с жалобой в Новгородскую прокуратуру. Та, в свою очередь, подала иск в суд к региональному Минздраву о необеспечении инвалида Максименко льготными лекарствами. 

— И новгородский Минздрав, и администрация, и аптека «Новгородфармация» игнорировали судебное разбирательство, — говорит Сергей. — Их постоянно приглашали, но никто ни разу не пришел ни на одно заседание. 

17 августа Чудовский районный суд признал бездействие новгородского Минздрава незаконным и постановил незамедлительно обеспечить Кирилла лекарственным препаратом. Решение суда никто не пытался оспорить, но и исполнять не спешил тоже. 

— Первые закупки вориконазола администрация сделала лишь в конце 2020 года, после моего обращения в администрацию президента, — продолжает отец. — Первый и единственный раз купить в аптеке лекарства по рецепту для Кирилла мы смогли только в декабре — спустя почти год. 

Перед Новым годом Кириллу резко стало хуже. 30 декабря ему сделали плановое переливание крови, а на следующий день у него подскочила температура под 40. Сначала родители подумали, что у сына ковид. Но анализы оказались отрицательными. 4 января состояние Кирилла стало критическим: зрачки не реагировали на свет, начались приступы, он впал в кому. 

— С 16 часов мы вызывали скорую. Звонили по номеру «103» шесть часов, перечисляли симптомы, умоляли прислать врачей побыстрее, но нас уверяли, что все заняты. В итоге бригада с чудовской подстанции приехала к нам только в 22 часа! — возмущаются родители.

---

— Мы спросили: почему так долго ехали? Они ответили: «А нам никто ничего не сообщал»… 

---

Скорая, оценив состояние пациента, сразу повезла его в Новгород, так как в Чудово нет реаниматологов. Дорога заняла еще два часа. В приемный покой Новгородской областной больницы Максименко поступил в начале первого часа ночи и через десять минут там же скончался.

Штраф за смерть? 

Официальное заключение судмедэкспертизы о причинах смерти Кирилла семья ждет в феврале. По мнению родителей, нерегулярный прием жизненно важного препарата мог привести к ухудшению здоровья сына. 

После похорон Сергей Максименко написал три заявления в Следственный комитет РФ. Он считает, что по закону должны ответить: районная прокуратура — за то, что плохо контролировала исполнение решения суда, судебные приставы — за то, что бездействовали, Станция скорой помощи — за то, что несколько часов не реагировала на вызов. Максименко просит СК РФ провести проверку и возбудить уголовное дело по ст. 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности), ст. 124 УК РФ (неоказание помощи больному), ст. 238 УК РФ (оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности) и ст. 293 УК РФ (халатность). 

Новгородская прокуратура в январе тоже направила заявление в СК РФ: потребовала найти виновных в халатности. Максименко такое сужение ответственности не устраивает: 

— Нужно разобраться в ситуации, установить все причинно-следственные связи. А хотят разрулить все легко и просто: привлечь кого-то, оштрафовать по ч. 1 ст. 293 УК РФ (халатность). Но о каком штрафе может идти речь, если человек умер?! Где виновные? Нарушены конституционные права Кирилла. Я написал президенту. Путин гарант Конституции РФ или не гарант уже? У всех одна жизнь: у Кирилла, у меня, у соседа… Я работаю, плачу налоги. Почему я должен содержать целую армию бездельников, которые не только не помогают, но еще и нарушают закон и уходят от ответственности? 

Если не суд, то кто? 

С начала 2018 года и до конца 2019-го новгородская прокуратура 52 раза выходила с исками в суд об обеспечении новгородцев льготными лекарствами. 

— Суд — единственный путь получить лекарства для детей со сложными диагнозами в Новгородской области, — уверена Наталья Федорова, мама 11-летней Полины, страдающей СМА (спинально-мышечной атрофией) 2-го типа. 

Год назад Наталья первая в регионе добилась судебного решения об обеспечении дочери «Спинразой» (препарат для терапии СМА). Но затем еще несколько месяцев напоминала приставам о том, что решение суда не исполняется. В итоге в июне ребенок получил первую инъекцию и был обеспечен лекарством до апреля 2021 года. 

— Но я уже нервничаю: что дальше? — говорит Наталья. — Ни с главным педиатром области, ни с новгородским министром здравоохранения связаться невозможно.

---

В отдел лекарственного обеспечения не дозвониться. Все письменные обращения остаются без ответа. Кого просить о помощи? 

---

Такие же вопросы задает жительница Окуловки (Новгородская область) Светлана Метелько, мать четырехлетних близнецов Дениса и Даниила (СМА 1-го типа): 

— Суд мы выиграли в июле 2020 года, «Спинразу» впервые получили в ноябре, до этого приставы отвечали мне, что «денег в бюджете нет, мы бессильны». В мае моим мальчишкам сделают последнюю инъекцию из пяти, нами полученных. А что потом, я не знаю, — разводит руками Светлана. 

Уже десять лет в Новгородской области работает благотворительный фонд «Чужих детей не бывает», который до последнего времени помогал семьям с тяжелобольными детьми получать необходимые препараты. 
— С лета 2020 года мы потеряли возможность закупать лекарства из-за ухудшения экономической ситуации и отсутствия финансовой подушки у фонда, — объясняет президент БФ «Чужих детей не бывает» Виктор Пахомов. — Теперь родители напрямую обращаются в прокуратуру и в суд.

Повсеместно суд обязывает чиновников покупать препараты немедленно, но это решение месяцами не исполняется.

---

И возникает вопрос: зачем нам вообще такой Минздрав, если он не может элементарно закупить лекарства?

---

В январе, после трагической смерти Кирилла Максименко, депутаты новгородского отделения партии «Яблоко», проанализировав ситуацию в местном здравоохранении, направили обращение к президенту России.

Яблочники приводят официальные данные Росстата, согласно которым смертность в регионе в 2020 году выросла на 499 человек, что вызвано не только пандемией коронавируса, но и ошибочными действиями губернатора Новгородской области Андрея Никитина. Авторы обращения напоминают, что с 2018 года в результате «оптимизации» здравоохранения во многих районах области ликвидированы круглосуточные стационары.

Из-за ветхости зданий и отсутствия медицинского персонала закрыты десятки фельдшерско-акушерских пунктов. Дефицит врачей в Новгородской области сегодня составляет 300 человек, среднего медицинского персонала — еще 300. Дети и взрослые льготных категорий систематически остаются без жизненно важных лекарств. 

«Некомпетентные действия Никитина в области здравоохранения привели к коллапсу региональной медицины, она не справляется с оказанием помощи новгородцам. А самое страшное — за необдуманную государственную политику люди расплачиваются своими жизнями», — подытоживает председатель новгородского «Яблока» Анна Черепанова. 

Депутаты просят Путина провести проверку в отношении Никитина (из-за ненадлежащего исполнения им обязанностей по обеспечению конституционных прав граждан на охрану здоровья и медицинскую помощь) и по ее результатам принять решение о его соответствии занимаемой должности. 

---

Справка «Новой» 

На сегодняшний день в Новгородской области около 20 тысяч льготников, которые должны обеспечиваться лекарствами за счет местного бюджета. В 2020 году на медикаменты для них заложили 260 млн рублей, в 2021 году — 190 млн. Хотя, по информации новгородского Минздрава, чтобы обеспечить всех областных льготников лекарствами, нужно свыше 500 млн рублей. По данным прокуратуры, более 200 млн рублей ежегодно льготники тратят на необходимые им лекарства в коммерческих аптеках. 

 

Спустя полгода после президентских выборов, которые перевернули белорусскую историю, Александр Лукашенко представил миру и народу план выхода из кризиса. Этот план не устраивает протестное движение, но оно слишком задавлено, чтобы помешать власти в ближайшем будущем.

Отсутствие в плане конкретики по-прежнему позволяет Лукашенко не отказываться от власти, если он того захочет и позволят обстоятельства. Но теперь хотя бы появился срок референдума по новой конституции – начало 2022 года.

Туманная карта

Для программной речи о выходе из политического кризиса Лукашенко выбрал форум, который уже однажды выполнял эту функцию, – Всебелорусское народное собрание (ВНС). В 1996 году он впервые собрал тысячи лоялистов в таком формате в разгар конфликта с Верховным советом, чтобы показать, на чьей стороне народ.

Но сегодняшний кризис принципиально отличается от спора с парламентом 25 лет назад. Во-первых, тогда на стороне Лукашенко было большинство белорусов, с которым он разгромил слабые институты молодой демократии. Теперь большинство, судя по многим опросам до и после выборов, его покинуло, но зато институты прочно охраняют его власть.

Во-вторых, 25 лет назад у Лукашенко был четкий план консолидации власти. Сейчас объявленные планы выглядят туманно и скорее нужны, чтобы отложить неприятный вопрос транзита власти на более спокойные времена.

Две с половиной тысячи чиновников, идеологов, местных депутатов и других проверенных людей съехались в Минск, чтобы поддержать своего президента. Его четырехчасовая речь была без сенсаций. Лукашенко повторял привычные тезисы о внешней агрессии под видом революции и победившем сильном государстве. Никаких намеков на уступки протесту не прозвучало.

Кое-какие детали о конституционной реформе появились лишь к концу выступления. Лукашенко повторил, что разработает новую конституцию до конца года, а ВНС позже одобрило создание конституционной комиссии, которая этим займется. В начале 2022 года, одновременно с местными выборами, Лукашенко пообещал провести референдум.

Также он призвал, передавая полномочия другим ветвям власти, не отказываться от президентской республики и ввести в конституцию ВНС как стабилизирующий зонтичный орган на переходный период.

Лукашенко согласился, что надо строить партийную систему, но сам относится к партиям скептично, потому что они разделяют общество. Он повторил обещание не идти на новые выборы после принятия новой конституции и провести их честно.

Из конкретного Лукашенко назвал два условия своего ухода – отсутствие протестов и прописанные гарантии безопасности своим сторонникам, под которыми он, очевидно, имел в виду своих ближайших подчиненных, в первую очередь силовиков.

Белорусское протестное движение, со своей стороны, не признало ВНС как формат диалога с властью. На него не пошли даже приглашенные лидеры аморфных партий из старой оппозиции. Дело, разумеется, в имиджевых рисках в глазах своих сторонников и нежелании быть декорацией на чужом празднике.

Когда единственная номинальная оппозиционерка Анна Канопацкая все же пришла и выпросила себе три минуты на выступление, прямой эфир решили от греха подальше отключить.

Уйти не уходя

Лукашенко затягивает сроки конституционной реформы, потому что сейчас чувствует себя увереннее, чем осенью. Месяцы репрессий с нарастающей жесткостью были тактически эффективны – протест угас до локальных мини-шествий и флешмобов. Сотни самых активных протестующих и их лидеры сидят, тысячи – уехали за границу.

Лукашенко не считает, что ему нужно с кем-то торговаться внутри страны. Его условие про отсутствие протестов, чтобы начать передавать власть, выглядит скорее как угроза оппонентам – будете еще возникать, могу и остаться.

Сроки новых выборов после референдума в начале 2022 года Лукашенко не назвал. Это дает дополнительные возможности откладывать транзит и дальше под предлогом, что новую конституцию надо сначала обкатать в деле, а потом уже переизбирать по ней органы власти.

Строго говоря, Лукашенко не решил уйти окончательно. Он много раз повторил, что не отдаст страну врагам, какую бы должность ни занимал. То есть он говорит не об уходе из политики, а максимум о казахстанском сценарии.

Для этого, судя по всему, ВНС и хотят записать в конституцию – как запасной аэродром для Лукашенко, откуда он будет курировать работу преемника. Получится ли это у непопулярного уходящего лидера при стагнирующей экономике, другой вопрос.

К тому же все, кто хоть немного знает белорусского лидера, понимают, что его планы могут измениться в процессе. В лучших советских традициях хорошо отобранный народ на каком-нибудь очередном собрании может уговорить Лукашенко одуматься и никуда не уходить, потому что времена сейчас непростые.

Теперь он берет еще год на то, чтобы потушить последние очаги протеста, охладить общество и подходить к реформам в спокойном режиме. Это бы вполне могло сработать, если бы Лукашенко все еще был президентом большинства. Но при сегодняшнем уровне недовольства этот план неизбежно столкнется с трудностями.

Если начать откручивать гайки, часть недовольных воспримет это как сигнал к тому, что можно возвращаться на улицу. Поскольку координаторы протеста из телеграм-каналов и лидеры оппозиции находятся в безопасности в Литве и Польше, то среди них найдется кому призвать на улицу с мотивацией «власть дала слабину, мы должны ее дожать».

Не откручивать гайки тоже проблематично. Тогда весь год власти придется не слазить со штыков. Это значит держать сотни политзаключенных, продолжать массово давать тюремные сроки за протесты, арестовывать журналистов, блокировать СМИ и ужесточать законы.

Такой курс не только добавит новых западных санкций и ускорит утечку из страны мозгов и капиталов, но и дополнительно углубит пропасть между властью и недовольной частью общества. Вырастет число революционеров, которые будут ждать, пока откроется новое окно возможностей.

Слон в комнате

Роль России в разрешении белорусского кризиса стала определяющей. Последние полгода Москва напоминала Лукашенко про конституционную реформу чаще, чем он говорил про нее сам. Судя по многочисленным сливам, значимых шагов от него ожидали уже в 2021 году.

Сейчас перед Москвой встает вопрос, как реагировать на затягивание процесса. С одной стороны, белорусские протесты утихли, и, если не углубляться в общественные настроения, может показаться, что кризис прошел и давить на Лукашенко незачем.

С другой стороны, он будет просить денег. В сентябре Владимир Путин уже согласился на кредит $1,5 млрд, миллиард из них уже выделили. Перед новой встречей в Сочи в конце февраля, по данным «Коммерсанта», Минск попросил еще $3 млрд.

Если рассматривать кредиты как политические стимулы, то новая порция денег до выполнения старых обещаний убедит Лукашенко, что Россия одобряет то, что он делает, и торопиться с конституционной реформой больше не нужно.

В Минске понимают, как важно теперь расположение Кремля, поэтому на ВНС старались подчеркнуть это всеми силами. Сам Лукашенко много раз апеллировал к тому, что они с Путиным в одной лодке против коллективного Запада, а протесты в России – продолжение белорусских.

Даже глава белорусского МИД Владимир Макей, которого в России часто называют прозападным, предложил убрать из Конституции слова о стремлении к нейтралитету, потому что Россия – главный союзник. При этом как Макей, так и Лукашенко оговорились, что многовекторность внешней политики надо сохранить.

На более серьезные уступки Минск не готов. Говоря об интеграции, Лукашенко повторил все прошлогодние тезисы: сначала равные условия, включая цены на газ и нефть, затем – разговоры об углублении союза. Новые наднациональные органы не нужны, суверенитет не обсуждается.

Пока непонятно, что конкретно Москва может получить взамен на продолжение поддержки Лукашенко, кроме братской риторики и обещаний провести конституционную реформу, но не сейчас, а позже.

Козырем Лукашенко остается его безальтернативность для Москвы. Кремль так и не нашел себе других белорусских собеседников. Оппозиция в Варшаве и Вильнюсе на эту роль не подходит, а создать с нуля пророссийские силы в авторитарной стране без согласия властей практически невозможно. И неясно, на какой идейной основе их строить – если Москва поддерживает белорусскую власть, то зачем ей своя оппозиция?

Издержки такой стратегии для Лукашенко и его союзников будут отложенными. Не предлагая обществу разрядки, власть тактически консолидируется. Как и в прошлом году, когда Лукашенко снимал оппозиционеров с выборов и разгонял первые митинги против фальсификаций, сейчас он недооценивает масштабы недовольства, которое загоняет под лед.

Для России однозначная солидаризация c Лукашенко будет означать, что под этим льдом начнет накапливаться не только революционная, но и антироссийская энергия. Февральская встреча в Сочи покажет, понимают ли это в Москве.

В некоторых поселках Латвии есть так называемые «финские дома». После окончания Второй мировой войны Финляндия отправила в Советский Союз десятки тысяч сборных деревянных домов.

Микрорайон Болдерая / город Лиепая — Кошки разлеглись на высыхающей после дождя обочине песчаной дороги. Во дворах щебечут птицы. В остальном на Адмиральской улице микрорайона Болдерая тихо.

По обеим сторонам дороги стоят полутораэтажные деревянные дома разных цветов. Некоторые дома уже облицованы кирпичом, но у многих сохранились деревянные стены. Высота домов различается.

Во дворах разрослись сады, у кого-то лежат строительные материалы, иногда встречаются и уличные туалеты.

В одном из домов живет историк и археолог Дзинтра Земите (Dzintra Zemīte) с мужем и дочерью. Во дворе стоит дровяной сарай, растут яблони и ягодные кусты. За садом возвышаются многоэтажки советского времени.

С веранды мы попадаем в узкий и длинный коридор, в который выходят комнаты с разных сторон дома. Половицы износились и расшатались.

На полу в гостиной можно разглядеть слои краски разных периодов: сверху — ярко-оранжевая, из-под нее местами проглядывает советская коричневая краска для полов. Кое-где она совсем стерлась. Виднеющиеся деревянные доски могут быть финскими.

Местные называют такие дома «финский дом», или somu māja.

«Здесь все дома очень похожи, и все называют их „финскими домиками"», — рассказывает Дзинтра Земите. Она накрыла для гостей красивый стол. В этом доме хорошо жить, делится женщина. В нем растут ее дети и внуки.

Скорее всего, это дома, которые Финляндия отправила в Советский Союз в качестве репараций в 1944-1948 годах.

После Второй мировой войны СССР потребовал от Финляндии репарации в размере 300 миллионов долларов. Репарации следовало выплатить в материальной форме в течение шести лет. Сумма была рассчитана совершенно произвольно.

Частично ее все же сократили, и в итоге сумма составила 226 миллионов долларов. Сроки выплат были продлены до 1952 года.

Основной упор был сделан на товары бумажной промышленности и металлопромышленности. Финляндия отправляла в СССР буксиры, грузовые суда, пароходы, бумагоделательные машины и различные инструменты. В договор также были включены сборные деревянные дома общей площадью 400 тысяч квадратных метров. Это примерно десять тысяч домов.

Дома производили более 20 заводов в разных частях Финляндии. На государственном уровне строительством домов руководила компания Puutalo Oy.

Все сборные деревянные дома, предназначенные для выплаты военных репараций, были собраны и отправлены в СССР в течение трех лет.

«Финские дома» развозили на поездах по всему Советскому Союзу. Деревни с «финскими домиками» выросли в тени уральских рябин, на Украине, на окраине Средней Азии, под Москвой и Санкт-Петербургом и в странах Прибалтики. Иосиф Сталин подарил несколько домов Польше —пожалуй, там сохранилась лучшая коллекция финских домов.

Точных данных о расположении домов нет. Когда товарный поезд пересекал границу, судьба домов оказывалась в руках Советского Союза.

«Финских инженеров не хотели пускать в СССР, хотя обычно Финляндия отправляла специалиста, который давал советы по сбору домов», — рассказывает преподаватель истории архитектуры Кристо Весиканса (Kristo Vesikansa). Вместе с Лаурой Бергер (Laura Berger) и Филипом Тидвеллом (Philip Tidwell) Весиканса курирует финский павильон на Венецианской биеннале, перенесенной на 2021 год.

На выставке будут представлены типовые здания, спроектированные основанной в 1940 году компанией Puutalo Oy. Группа ездила изучать дома Puutalo Oy, которые сейчас стоят в Германии, Польше и Колумбии. Можно сказать, что Весиканса — лучший финский специалист в вопросах, касающихся домов, отправленных в СССР в качестве репараций.

Финляндии известно главным образом количество этих «репарационных домов», подтверждает Весиканса. Фотографий домов мало, за исключением оригинальных чертежей, обнаруженных в архивах и деловой переписке Puutalo Oy 1949 года.

По словам Кристо Весиканса, модели создавались в соответствии с пожеланиями СССР. Ведь в домах, спроектированных для финнов, обычно не было душевой комнаты — у финских семей для этих целей обычно имелась отдельная сауна. К тому же к домам для СССР могли быть добавлены застекленные веранды и другие архитектурные детали.

Для сборки дома требовалось всего три-четыре человека.

В финском городе Миккели находится Центральный деловой архив Финляндии ELKA. В недрах грандиозного архива, должно быть, можно отыскать чертежи и данные о работе заводов в годы выплаты репараций. «Никто не изучал эти данные систематически», — говорит Весиканса. Вероятно, там найдется материал на целую диссертацию.

Сейчас о строительстве «репарационных домов» почти не вспоминают. Последняя партия деревянных домов пересекли границу с СССР 28 января 1948 года.

Даже родившимся в тот год людям уже 72 года.

По невероятному совпадению, старейший человек города Оулу, 108-летняя Салме Халтиа (Salme Haltia), работала на лесопильной фабрике Патениеми в отделе продаж на внутреннем рынке Финляндии. Здесь было собрано в общей сложности 522 «репарационных дома».

Недавно отметившая очередной день рождения Халтиа очень хорошо помнит, как строились эти дома. «А вы знаете, что эту фабрику построили именно для того, чтобы начать производство деревянных домов для России?» — рассказывает она по телефону.

Здесь уже была фабрика по строительству деревянных домов, но ее перенесли в помещение побольше, чтобы строить дома для репараций. Вместе с директором Халтиа следила за отправлением первых домов. «Мы следили, как их погружают на поезд, следили, чтобы их точно доставили».

Рабочие съезжались cо всей страны. Они строили дома внимательно и с гордостью. По воспоминаниям Салме Халтиа, спешки на производстве не было. Все знали: если в отправленной партии будут обнаружены даже небольшие недочеты или пятнышки плесени, Советский Союз выдвинет претензии. Так что лучше было сделать все идеально с первого раза.

«Строили на совесть!»

Можно себе представить, какой горькой работой было строительство домов для врага. На фронте Халтиа была медсестрой. На ее глазах скончался не один молодой человек.

Однако о горечи на фабрике не было и речи, вспоминает Салме Халтиа.

«Все были рады хорошей работе. О горечи ничего не говорили, — делится Халтиа. — Да, пришлось дорого заплатить. Но мы не роптали!»

Пока Финляндия строила планы по выплате военных репараций, в Латвии на смену нацистским оккупантам пришли советские.

От военных репараций была и польза. Они ускорили развитие промышленности, обеспечили работой бывших военных и укрепили перспективы Финляндии в экспорте. В тот период военных репараций была заложена основа современной финской металлопромышленности и судостроения.

Промышленность и сельское хозяйство Латвии стали служить советской системе, и в страну привезли рабочих и военных из других республик СССР. Влияние в Латвии заметно до сих пор — в том числе по русскоязычной доле населения.

Выявить «репарационные дома» не так просто: дело в том, что Финляндия ввозила в Советский Союз деревянные дома в том числе и в рамках торговых договоренностей. Советский Союз был важнейшим партнером Финляндии. Примерно 90% экспортных «финских домов» за период с 1945 по 1955 годы экспортировались именно в СССР.

Это входило в планы Советского Союза. Он хотел контролировать экономику Финляндии. Забрав большую часть экспорта, СССР стремился ограничить торговые отношения Финляндии с Западом.

За десять лет в СССР привезли около 100 тысяч сборных деревянных домов. Примерно десятую часть этих домов составляли «репарационные дома».

Точно установить происхождение «финских домов» сейчас практически невозможно. Нужно покопаться в недрах московских архивов.

Ситуацию усложняет и то, что в Латвии и других республиках СССР после войны строили здания, напоминающие по стилю «финские дома». Из Финляндии даже ввозили в СССР целые фабрики по производству деревянных домов, так что производство сборных домов могли начать и в самом Советском Союзе. Следовательно, название «финский дом» может относиться просто к типу домов, а не к непосредственному происхождению. Это, безусловно, лестно. «Финские домики» — словно бренд качественного и функционального деревянного дома.

Семья Земите обменяла однокомнатную квартиру в многоэтажном доме на финский дом в 1986 году.

Русский военный, который раньше в нем жил, расклеил объявления на фонарных столбах с предложением обменять участок площадью в тысячу квадратных метров с домом на современное жилье.

Общей чертой «финских домов» в Латвии можно считать то, что изначально в них жили военные, переведенные в Латвию из других республик.

Стороны договорились об обмене. Военный получил современное жилье, а семья Земите — дом без водопровода. Двор площадью в тысячу квадратных метров был в советское время невероятной роскошью.

Сейчас дом сильно изменился. Дзинтра Земите сделала несколько археологических находок, и к дому получилось пристроить новые этажи. Например, в 2008 году группа Земите обнаружила средневековое захоронение. За находку хорошо заплатили: 900 могил помогли установить в финском доме новые окна. В 2012 году удалось сделать ремонт чердака и крыши. В современной мансардной комнате сейчас живет одна из дочерей Земите.

Дзинтра Земите рассказывает, что дом стоит на этом месте по меньшей мере с 1950 года.

Казалось бы, такая семья должна точно знать историю своего дома. Но Земите услышала о ней всего пару лет назад. И ее не в чем винить. Финны тоже редко знают историю своего дома или его предыдущих жильцов.

В целом судьба продукции, произведенной для выплаты военных репараций, интересует финнов на удивление мало. Литературы по этой теме тоже немного. Подробнее всего такие вопросы рассматриваются в труде 2014 года «Финские военные репарации». Автор Ханну Рауткаллио (Hannu Rautkallio) тоже пишет, что «историков военные репарации не очень интересуют, хотя их выплата и была несравненным международным достижением».

В исследовании упоминается, что единственным детальным описанием репараций была работа 1956 года «Финские военные репарации для Советского Союза».

Если тема военных репараций не вдохновила финских исследователей, то чего уж ждать от латышских. В связи с нехваткой достоверной и задокументированной информации байки о домах передаются из поколения в поколение. Неудивительно, что в Латвии есть странные легенды о «финских домах».

Летом в одной латвийской местной газете была опубликована статья о «финских домах» журналистки Кристы Лапиной (Krista Lapiņa), которая сама недавно переехала в такой дом.

Для статьи журналистка взяла интервью у Юриса Ракиса (Juris Raķis), экскурсовода музея истории военнопленных в городе Лиепая, который, по его собственным словам, служил в советской и латвийской армии.

Теория гида о том, как финские дома попали в Латвию, по меньшей мере удивляет.

«Они были подарком Советскому Союзу от благодарной Финляндии за освобождение Порккалы», — рассказывает Ракис во дворе музея, расположенного в военном порту.

Аренда Советским Союзом мыса Порккала на 50 лет стала одним из условий Московского перемирия 1944 года наряду с военными репарациями.

Никита Хрущёв, сменивший Сталина в 1953 году, решил вернуть эту территорию Финляндии в знак мирного сосуществования. Договор о возврате территории был заключен осенью 1955 года и вступил в силу в январе 1956 года.

Ракис ведет себя заискивающе.

«Финляндия была лучшим другом Хрущёва. Хрущёв называл Балтийское море „морем мира" и решил вернуть Порккалу Финляндии в качестве дружеского жеста. Возвращающихся в СССР военных нужно было обеспечить жильем, и благодарная Финляндия дала им деревянные дома», — говорит Юрис Ракис.

Однако, по нашим данным, обнаруженные нами дома были привезены в Латвию еще до передачи Порккалы, в период с 1945 по 1950 год. Мы поинтересовались, знает ли Ракис о военных репарациях. Конечно же, знает, но деревянные дома не ввозились в качестве репараций, отвечает он.

Деревянные дома были подарком, уверяет экскурсовод Ракис. Раскрывать свои источники он отказывается, но говорит, что эту информацию можно найти в «советских архивах».

Финляндия, конечно, дарила деревянные дома. Это происходило по меньшей мере дважды: в 1953 году она дарила дома Голландии после сильного наводнения, а в 1963 году — столице Македонии Скопье после землетрясения. Дома для Скопье тоже строили на лесопильной фабрике Патениеми.

Но в качестве благодарности за освобождение Порккалы? «Полная чушь», — комментирует историк Гунар Силакактиньш (Gunārs Silakaktiņš). Он считает, что о финских репарациях, включая деревянные дома, знают все образованные люди. По словам историка, данные Ракиса можно считать примером советской пропаганды.

Сам Силакактиньш впервые услышал о «финских домах» в 1970-е годы. Он считает, что в Латвии есть по меньшей мере один район, где точно находятся дома, привезенные из Финляндии после войны. Это поселок Чимдениеки недалеко от аэропорта Лиепая.

Чимдениеки словно появился из ниоткуда — так неожиданно он возникает среди высокой травы. По главной улице с грохотом проезжают грузовики и другой тяжелый транспорт.

Здесь должны быть «финские дома». Начало кажется многообещающим.

На другой стороне улицы можно насчитать по меньшей мере десять похожих друг на друга домов. Полтора этажа, одинаковые веранды, окна и трубы. Стандартная застройка.

Пара домов немного напоминают образцы 1949 года, спроектированные компанией Puutalo Oy для Советского Союза. Еще они похожи на дома в Харькове, которые тоже считаются финскими.

Некоторые дома обрели новую жизнь. Как и в других районах, в здешних домах за эти годы провели ремонт.

«Финский дом» живет и меняется, но название остается тем же.

На месте одного дома был построен абсолютно новый, современный кирпичный дом, облик которого все же схож с другими домами на этой улице.

А вот и дом Илги Стобе (Ilga Štobe), покрашенный в красивый темно-песочный цвет. Конструкция такая же, как и у других домов на этой улице, но деревянная обшивка и кровля, конечно, новые. На флагштоке развевается красно-белый флаг Латвии. Двор охраняет большая сизая собака, похожая на мастифа.

Семья купила этот дом у русского военного 19 лет назад. Уже тогда военный и соседи говорили, что у дома финская история.

У Стобе есть договор, согласно которому в этом доме жили с 1950 года. Сосед родился в своем доме в 1953 году.

Илга Стобе немного знает и об истории дома. «Я знаю, что финны строили простые и легкие дома для русской армии, внутреннее пространство было спроектировано очень эффективно».

Стобе хотела купить этот дом главным образом из-за сада. Дом был в плохом состоянии, все было в асбесте. Семья выбирала между сносом и ремонтом дома, и в итоге предпочла основательный ремонт. Каркас дома остался прежним. Это крепкое дерево.

Семье принадлежит и заброшенный дом на соседнем участке. Они мечтают его снести, но это дорого.

«Мой сын очень смеялся, когда услышал о вашем визите. Сказал, что дом нужно опять предложить финнам», — рассказывает Стобе.

Новые жители этого района — журналистка Криста Лапина, написавшая статью о «финских домах», ее муж Марис и маленький сын Аустрис. Семья въехала в «финский дом» в начале мая. Они используют его как дачу, а обычно живут в Риге.

Предыдущий жилец, бывший муж журналистки, купил «финский домик» у бывшего военного Михаила в 2002 году. После продажи дома Михаил вернулся в Одессу.

Похоже, Михаил жил в этом доме с самого начала. В документах Лапиной написано, что дом был построен в 1945 году. «Похоже, он был первым владельцем. Но все равно неясно, кто построил эти дома», — рассуждает Криста Лапина.

Внутри дом полностью отремонтирован. Стены обшиты гипсокартоном, ванная комната новая. У дома светлый и современный образ.

Снаружи дом все еще облицован асбестовыми листами. В задней стене дыра. Изоляция внутри стены напоминает волокнистую картонную массу. Похоже на инсулит — материал, который раньше использовали в Финляндии. Снизу виднеется доска с надписью «120/46». Наверное, она была нужна для сборки дома.

Чердак остался в первоначальном состоянии. Напоминает послевоенные дома в Финляндии.

На одном брусе стоит печать. Это может быть печать компании Йохана Парвиайнена (Johan Parviainen), у которого были фабрики в муниципалитете Сяюнятсало, говорит Кристо Весиканса. Но это тоже всего лишь догадка.

Соседний заброшенный дом порос травой, посреди двора растут луговые цветы. Если заглянуть с фонариком за асбестовый лист, можно увидеть внутреннее устройство наружной обшивки. Такая же техника использовалась в финских домах на Украине.

Дверь закрыта, но внутрь можно попасть через разбитое окно. На стене в гостиной висит ковер. Судя по книгам на полках, сосед был латышом. Расставлена красивая фарфоровая посуда. На окнах висит белоснежный тюль.

Мы рассматриваем обшивку крыльца, металлические задвижки, кровельные доски.

Как узнать «финский дом», если за эти десятилетия столько всего произошло? И кто знает, откуда были привезены эти доски?

Может, и этот дом был «безропотно» сделан на финской фабрике.