Очевидно, что страна идет вразнос. Пандемия стала проваленным экзаменом для путинского режима. Двадцатилетие относительно мягкого авторитарного правления обернулось апофеозом безответственности начальников, способных лишь составлять отчеты для самого главного начальника да воровать. Только что проведенное Путиным совещание по борьбе с коронавирусом, которое транслировалось по федеральным каналам, стало наглядным тому свидетельством. Особенно показательным было выступление представителя Народного фронта, призванного контролировать чиновников. Ему удалось озадачить даже президента предложением шире распространить практику, когда заболевшие ковидом врачи не просто сидят дома без дела, а, не теряя времени понапрасну, лечат других заболевших, пока живы. Некоторые особо смелые (или прозорливые) чиновники уже рискуют отказываться от губернаторских должностей, понимая, что шанс стать козлом отпущения возрос многократно. Пока что импотенцию государственной власти еще удается скрывать с помощью системы многоуровневой лжи. То, что эта пирамида рухнет – лишь вопрос времени.

Как иногда бывает, импотент, которому кажется, что все о нем говорят, превращается в мстительного серийного маньяка. На следующий день после принятия обнулительного закона, разрешающего Владимиру Путину править до 2036 года, были сформулированы инициативы, которые, если называть вещи своими именами, должны окончательно прекратить любую критику любой власти по любому поводу. В частности, внесены законопроекты, принятие которых сделает в принципе невозможными любые массовые мероприятия, не получившие высочайшего одобрения. Суд теперь получит право признавать массовым мероприятием (требующим предварительного разрешения) ситуацию, когда разные люди один за другим стоят с одним и тем же плакатом, и «массовое одновременное пребывание и (или) передвижение граждан в общественных местах», если по ходу дела эти граждане выражают свое мнение по какому-то вопросу.  

Но это лишь цветочки. В соответствии с предлагаемыми инициативами любая уличная акция будет считаться предвыборной. И на этом основании организаторы должны будут предоставлять властям «реквизиты банковского счета, используемого для организации и проведения массового мероприятия». При перечислении денег на счет акции гражданин обязан будет указать адрес, дату и место рождения, номер и серию паспорта, информацию о гражданстве. А организация — ИНН и прочие свои реквизиты. Потом организаторы акции должны будут отчитываться о потраченных средствах, а власти будут иметь право затеять проверку этого отчета.
 

Не дремлют и современные аналоги Всероссийской чрезвычайной комиссии – комиссии Совета Федерации и Госдумы по защите государственного суверенитета и предотвращению вмешательства во внутренние дела РФ. Они внесли пакет документов, существенно расширяющий круг физических лиц и организаций, которых Минюст будет вносить в реестр «иностранных агентов». К этим врагам народа предполагается добавить тех, кто, получая иностранное финансирование, осуществляет «в интересах иностранного государства, его государственных органов, международной или иностранной организации, иностранных граждан или лиц без гражданства политическую деятельность». При этом депутаты, явно боясь пролететь в ходе ближайших выборов, предлагают ввести в избирательное законодательство новые понятия – «кандидат, исполняющий функцию иностранного агента», и «кандидат, аффилированный с выполняющим функции иностранного агента лицом». Предполагается, очевидно, всячески ущемить вышеозначенного «аффилированного кандидата», отпугнуть от него избирателей. Правда, может получиться, что при определенных обстоятельствах желтая звезда иногента превратится в глазах избирателя в знак качества.

Не забыты депутатами интересы отдельных ведомств, например, военного. Они предлагают записать в иноагенты тех, кто ведет «целенаправленный сбор сведений в области военной, военно-технической деятельности РФ, получение которых иностранным источником может быть использовано против безопасности РФ». При этом подчеркивается, что речь не идет о сведениях, являющихся гостайной, передача которой преследуется по Уголовному кодексу. Если иметь в виду, что «финансированием» может быть признано участие в любой международной конференции, это фактический запрет на аналитическую работу и публикации за рубежом для всех, кто не имеет прямого разрешения от Минобороны.

Не забыты и учителя. Законодатели желают, чтобы закон предусматривал «возможность увольнения педагога в случае использования им образовательной или просветительской деятельности для разжигания социальной, расовой или религиозной розни, а также побуждения к иным действиям, противоречащим Конституции РФ». Понятно, что эти самые «иные действия» – не более чем эвфемизм для обозначения любой критики власти.

Наконец, неутомимые депутаты внесли еще один пакет законов, где предлагается блокировать социальные сети и медиа-платформы вроде Google или YouTube, если те осуществляют цензуру официальных российских пропагандистов.

На самом деле – все это обходные маневры, чтобы вернуть печально известную статью об антисоветской пропаганде, не называя ее напрямую. Власть желает обладать такой же, как в СССР, монополией на информацию, гарантировать себя от любой критики. Дело за небольшим – найти управу на неугомонного Илона Маска, который в ближайшем будущем обеспечит бесконтрольным интернетом жителей Земли. А также найти деньги для все более безумных военных проектов и при этом объявить результатом иностранной подрывной работы то, что скорая не приезжает в день вызова. Ну, и само собой – договориться с коронавирусом, чтобы не слишком лютовал. А то людишек совсем не останется…

Фото: 1. Россия. Новосибирская область. Участник экстремального забега с препятствиями "Гонка героев" во время прохождения полосы препятствий на военном полигоне "Кольцово". Кирилл Кухмарь/ТАСС
2. Россия. Москва. Президент России Владимир Путин (на экране) во время обращения к участникам форума "Сильные идеи для нового времени" во время пленарного заседания в Центре международной торговли. Петр Ковалев/фотохост-агентство ТАСС

Победа Джозефа Байдена на выборах президента США ставит немало вопросов о том, что будет дальше с американской политикой санкций. Насколько радикальных перемен можно ждать? Введут ли новые санкции? Или, наоборот, отменят и смягчат уже существующие? Что означает победа Байдена для главных стран – целей американской политики санкций?

Влияние стиля

Американская внешняя политика славится своей преемственностью. Да, у каждого нового президента есть свои приоритеты. По некоторым внешнеполитическим вопросам демократы и республиканцы могут иметь отличающиеся, хотя и не антагонистические мнения (например, по контролю над вооружениями или правам человека). Однако структура целей и методов внешней политики при новых президентах радикально не меняется. Даже эксцентричный Дональд Трамп со своими революционными заявлениями был ограничен уже сформировавшейся колеей.

Важную роль играет сама система власти в США. Президент обладает немалыми полномочиями, особенно в вопросах внешней политики. Президентская администрация может весьма широко толковать существующее или новое законодательство. Но игнорировать Конгресс или суды президент не может, что тоже наглядно показал опыт Трампа.

Конгресс, например, ограничил его в вопросе возможной отмены санкций против России, интегрировав ряд исполнительных указов Барака Обамы в хорошо известный у нас закон PL 115-44 CAATSA.  А суды успешно отменяли принятые президентом решения. Так, например, произошло с запретом Трампа на использование в США китайского сервиса WeChat.  Федеральный окружной суд северного округа Калифорнии отменил это решение, удовлетворив требования истца – Альянса пользователей WeChat в США. 

Так что и при следующем президенте политика санкций США будет определяться конкретными национальными интересами, а также событиями, требующими реакции Вашингтона. Ведь санкции – это способ отреагировать на определенную ситуацию и добиться своих внешнеполитических целей. Например, сдержать соперника, принудить его сменить политический курс, подать сигнал противникам или союзникам.

Личность президента, как правило, не играет здесь первостепенной роли. К тому же политика санкций уже давно оформлена в виде рутинных процессов. Произвольно изменить их по прихоти президента затруднительно.

В то же время Байден вполне может повлиять на политику санкций в некоторых важных деталях. Например, изменить стиль принятия решений, что само по себе будет иметь значение и для самих США, и для их соперников, и для союзников. 

Главное отличие Байдена от двух его предшественников – колоссальный политический опыт. В администрации Обамы он занимал позицию вице-президента и хорошо знает бюрократическую машину США. Кроме того, Байден – один из самых опытных сенаторов. В Сенате он проработал 36 лет, с 1973 по 2009 год, причем в последние два года возглавлял комитет по внешней политике.

В плане опыта Байден – полная противоположность своему предшественнику. Трамп, когда стал президентом, был новичком в большой политике. Временами весьма агрессивным новичком, далеко не всегда чувствуя неформальные правила игры. Байден, наоборот, способен улавливать самые сложные течения внутри Конгресса. С военными, разведкой, финансовыми властями и многими другими функционерами он будет говорить на привычном им языке, хорошо понимая расклад сил.

Кроме того, в отличие от Трампа Байден прекрасно ориентируется в международном истеблишменте. Если Трамп вызывал у многих зарубежных лидеров оторопь, то Байден будет более комфортным собеседником. Комфорт не равен выигрышу, но новый президент точно не будет смотреться слоном в посудной лавке.

По опыту Байден превосходит и своего бывшего руководителя – Обаму. В свое время Обаме помогли гибкость, эмпатия, молодость и личная харизма, которые были подкреплены опытом его вице-президента. Теперь произошла рокировка: за молодость и харизму отвечает вице-президент Камала Харрис, а глава государства олицетворяет собой «старую школу».

В вопросе санкций Байден за свою долгую карьеру тоже повидал многое: и поправку Джексона – Вэника, и санкционную войну с Ираном, и поэтапную отмену санкций против Китая, и сначала отмену санкций против России, а затем их возврат. Он застал две разные санкционные эпохи: пришел в политику в период господства торговых санкций и эмбарго, работал в Сенате на этапе становления точечных (умных) санкций, а стал президентом во времена, когда финансовые и торговые власти США получили беспрецедентные возможности в области внешней политики.

Помягче

Если посмотреть на три страны, против которых США активно используют санкции – Иран, Китай и Россию, – то победа Байдена скорее хорошая новость для Тегерана. Трамп с большим рвением уничтожал наследие Обамы на иранском направлении. Совместный всеобъемлющий план действий по иранской ядерной программе был триумфом многосторонней дипломатии. Впрочем, республиканцы возражали против ядерной сделки с Ираном еще во времена Обамы, и действия Трампа – это не только его личная инициатива.

В 2018 году Трамп заявил, что США в одностороннем порядке выходят из ядерной сделки. Это означало, что Вашингтон возвращает широкий набор санкций против финансового и энергетического секторов Ирана. Решение больно ударило по интересам европейского бизнеса, который после заключения ядерной сделки в 2015 году перезапустил свои иранские проекты. Угроза экстерриториальных санкций США заставила европейцев и многих других покинуть Иран.

Трамп убрал исключения для стран-союзников и партнеров по закупкам иранской нефти и ввел дополнительные ограничения против финансового, судоходного, горнодобывающего, сталелитейного и других секторов иранской экономики (исполнительные указы 13846, 13871, 13876, 13902 и 13949).  Политическим манифестом новой политики США в отношении Ирана стали «12 пунктов Помпео» – список требований, при выполнении которых администрация Трампа обещала отменить или смягчить санкции.

Решения Вашингтона, по всей видимости, нанесли Ирану ощутимый ущерб, но никаких политических результатов США не добились. Иран активизировался в Сирии, Йемене и ряде других стран, а также продолжил свою ракетную программу. Тегеран дал понять, что готов перезапустить военную и ядерную программы, хотя формально и остался в рамках ядерной сделки. На иранском направлении США оказались едва ли не в полной дипломатической изоляции. Действия Вашингтона раскритиковали от Москвы и Пекина до Лондона и Брюсселя. 

Теперь задачей Байдена, видимо, станет преодолеть эту дипломатическую изоляцию, вернуть утраченную возможность влиять на ситуацию с помощью инструментов многосторонней дипломатии, но при этом продолжить сдерживать Иран и не допустить роста его военного потенциала.

Важным приоритетом будет заблокировать поставку в Иран обычных вооружений. В октябре 2020 года истекло пятилетнее эмбарго Совета Безопасности ООН (резолюция 2231) на поставки подобных вооружений. Отсутствие эмбарго открывает Ирану доступ к современным вооружениям, которые ему могут предложить, например, Россия и Китай. При Трампе Вашингтон пытался не допустить прекращения эмбарго, но результаты не назовешь впечатляющими – выход США из ядерной сделки явно вышел Вашингтону боком.

Не исключено, что администрация Байдена может поставить вопрос о перезагрузке ядерной сделки. Вернуться к режиму 2015 года де-факто уже вряд ли возможно, хотя де-юре резолюция СБ ООН 2231 продолжает действовать. Байден может смягчить некоторые санкции США. Например, вернуть исключения из запрета на покупку иранской нефти или сделать еще какой-то дружественный жест в адрес европейцев, индийцев и других партнеров.

Тем не менее «12 пунктов Помпео» вряд ли утратят свою актуальность. Речь скорее пойдет о стилистике оформления таких требований, а также о способах достижения поставленных целей. Американцы могут возобновить переговоры с Ираном. Но в любом случае планка требований не вернется к 2015 году. Тем более что в Конгрессе республиканцы будут блокировать любые попытки вернуться к курсу времен Обамы. Но и такой расклад будет для Ирана лучше, чем ситуация при Трампе – даже минимальные подвижки по санкциям важны для иранской экономики.

Пожестче

На китайском направлении тоже стоит ожидать некоторых перемен к лучшему. Байден может вернуться к исполнению обязательств по первой фазе торговой сделки – Трамп отказался ее выполнять под предлогом пандемии. Также в риторике Байдена наверняка будет меньше бравады и больше такта по отношению к Пекину. Но фундаментальный разворот политики США на китайском направлении вряд ли возможен.

Вашингтон взял курс на технологическое сдерживание Китая и от этого курса не откажется. Исполнительные указы Трампа по телекоммуникационному сектору (например, указ 13873) продолжат действовать, а дискриминационные меры против Huawei, ZTE и других компаний останутся в силе.

Американский Комитет по зарубежным инвестициям будет под лупой рассматривать любые инвестиционные проекты Китая в США. ФБР продолжит охотиться за «связанными с правительством КНР» хакерами и искателями промышленных секретов. Прокуратура будет и дальше заводить уголовные дела против нарушителей режимов санкций США.

По вопросу прав человека в Гонконге или Синьцзяне Байден может занять даже более жесткую позицию, чем Трамп, хотя масштабных санкций здесь ожидать не стоит. Они будут касаться лишь отдельных руководителей силовых структур и чиновников.

В общем объявленная Майком Помпео холодная война против Китая продолжится. Но вести ее Байден будет более вежливо и профессионально. А для Пекина рациональный и профессиональный противник смотрится все же лучше, чем его менее опытный и эмоциональный предшественник.

Наконец, для России хороших новостей нет. Но также нет и откровенно плохих. Хороших новостей нет, потому что ни один режим санкций пересмотрен не будет. Украина, кибербезопасность, Ближний Восток, права человека и другие сюжеты в российско-американских отношениях к лучшему не меняются. А значит, не изменится и политика санкций.

Могут ли быть изменения в худшую сторону? Без сомнений. США еще не приняли ограничительные меры по делу Навального. Скорее всего, это произойдет еще до окончательного ухода Трампа в январе. Но радикальных мер здесь ожидать пока не стоит. Скорее всего, Вашингтон ограничится блокирующими и визовыми санкциями против тех российских чиновников, кого ранее уже включил в свои санкционные списки Евросоюз. Есть риск, что Вашингтон задействует Акт о химическом и бактериологическом оружии 1991 года и нарастит ограничения против обязательств российского суверенного долга. Но такая вероятность скорее невысока.

Если острых кризисов (подобных украинскому в 2014 году, скандалу с «вмешательством в выборы» в 2016 году или делом Скрипалей в 2018 году) удастся избежать, то эскалация санкций со стороны Вашингтона вряд ли состоится. Без веских причин администрация Байдена не изменит свое отношение к законопроекту DASKA (с его «драконовскими санкциями») или к другим идеям радикальных ограничений против России. В администрации Трампа к ним относились сдержанно, и причиной тому было не «расположение» к России американского президента, а избыточность многих положений, не говоря уже об ущербе для самой Америки.

Скорее мы увидим более активные санкции по теме прав человека – например, «закон Магнитского». Фундаментального влияния на российскую экономику они не окажут – под них попадут лишь отдельные силовики или чиновники.

Давление на «Северный поток – 2» американцы в той или иной форме сохранят – санкции против проекта зафиксированы законодательно, и президент единолично уже не может их изменить. В целом же отношения России и США остаются в режиме жесткого соперничества, и такая парадигма вряд ли изменится. Возможны новые политические кризисы и следующие за ними санкции.

Статья опубликована в рамках проекта «Диалог Россия-США: смена поколений», реализуемого совместно с посольством США. Мнение автора может не совпадать с позицией посольства.

В соглашении о прекращении огня во второй карабахской войне есть один бесспорный победитель – это Россия. Она наконец добилась того, чего добивалась много лет: размещения в зоне карабахского конфликта своих вооруженных сил. Теперь Москва будет господствовать на Южном Кавказе, имея рычаги влияния и на Азербайджан, и на Армению.

Однако так ситуация выглядит лишь сквозь призму российско-западных противоречий, через которую принято рассматривать почти все заметные события на постсоветском пространстве. В этой парадигме политика на постсоветском пространстве очищается от внутреннего целеполагания и воспринимается как борьба двух геополитических ориентаций. 

Если же попытаться уйти от биполярного контекста, то создавшаяся в результате войны конфигурация на Южном Кавказе выглядит для России гораздо менее радужно.

Прежде всего, конфигурация сложилась нечеткая и недолговременная. Документ о прекращении огня совсем сырой. Это видно и по техническим признакам – например, по разночтениям в разных языковых версиях, – и по общей недоработанности текста.

Конечно, такие проблемы неизбежны, когда речь идет о соглашении, подписанном в условиях цейтнота при необходимости остановить масштабное кровопролитие. Невозможно совместить в одном документе прекращение огня в современной войне высокой интенсивности и реальный прогресс в урегулировании конфликта, ставшего причиной этой войны. Особенно когда речь идет о конфликте, решить который не получилось за три десятка лет переговоров. Поэтому многие ключевые проблемы неизбежно остались за пределами лаконичного согласованного документа.

В результате было подписано соглашение не о мире, а только о прекращении огня и только на ближайшие пять лет – до тех пор, пока в регионе будут присутствовать миротворцы. Видимо, предполагается возможность урегулировать конфликт в новых условиях, после установления перемирия. Однако нет никаких причин думать, что за эти пять лет конфликт получится решить.

С самого начала карабахского конфликта Азербайджан, как минимум публично, называл решением исключительно возвращение в исходную точку – то есть автономию Карабаха в своем составе. После войны ему тем более нет причин соглашаться на компромиссы. Более того, Баку уже отринул старую формулировку – теперь там говорят в лучшем случае о «культурной автономии», что бы это ни означало.

Ни Карабах, ни Армения ни на какую культурную автономию согласиться не могут, тем более в свете того, как велась последняя война: на территориях, завоеванных азербайджанской армией, армян не осталось.

Еще один из потенциальных рисков – то, что в сложившейся конфигурации появился новый игрок. Впервые в истории конфликта в войну на стороне Азербайджана активно вмешалась Турция. Судя по всему, Анкара претендовала и на участие в миротворческой операции, так что Москве пришлось это несколько раз опровергать. Создается впечатление, что Алиев обещал Эрдогану какие-то формы присутствия Турции в зоне конфликта, но Россия была с этим не согласна.

В результате Южный Кавказ превратился в регион конкурентного взаимодействия России и Турции. Теперь Москве будет трудно действовать здесь без согласований с Анкарой. Раньше любую эскалацию на карабахских фронтах можно было остановить окриком из Москвы, но теперь это в прошлом. Новая конфигурация похожа на ту, что сложилась в Сирии, где России приходится учитывать интересы Турции.

Турция и до войны играла заметную экономическую роль на Южном Кавказе, в основном в Грузии и Азербайджане. Сейчас к этому добавилась сфера безопасности. Азербайджан сделал ставку на турецкую поддержку в войне и победил. Турция и раньше поддерживала Азербайджан в карабахском конфликте на уровне дипломатии, экономики и лоббирования, но никогда прежде она не делала этого столь откровенно и даже демонстративно на военном уровне.

В целом влияние России на стороны карабахского конфликта не выросло, а уменьшилось – как минимум в случае Азербайджана. По итогам войны Баку перестал в прежней мере нуждаться в России, переориентировавшись на Турцию.

Размещения российских миротворцев, которое воспринимается как рычаг влияния на Азербайджан, вряд ли достаточно, чтобы это компенсировать. Контроль над Абхазией и Южной Осетией не дал России возможности влиять на внутреннюю и внешнюю политику Грузии. То же самое с Украиной и Донбассом. Да и в Молдавии российское влияние вряд ли является следствием присутствия российских миротворцев в Приднестровье.

Может получиться наоборот: российские миротворцы станут раздражителем для Баку. Скорее всего, через пару месяцев в Азербайджане начнет набирать популярность подход, что Россия остановила победоносное шествие азербайджанских войск и не дала им окончательно решить проблему Карабаха.

В Армении же отношение к России за время войны резко ухудшилось, и неблагоприятные для Карабаха итоги лишь закрепят эту ситуацию. Расчет на поддержку России не оправдался, и это так или иначе скажется на политике.

При этом поведение России с самого начала конфликта диктовалось именно желанием удержать в сфере своего влияния и Армению, и Азербайджан. В разных форматах и по разным причинам и та и другая страна важны для России. Встав на сторону одной из них, Москва потеряла бы другую, а с большой вероятностью и обе. Эта формула работала до второй карабахской войны. Отношения с Арменией служили противовесом отношениям с Азербайджаном, и наоборот.

Однако вмешательство Турции изменило эту формулу. Анкара явно намеревается бороться за то, чтобы доминировать в регионе. Момент для этого идеальный. Пандемия коронавируса, выборы в США, постбрекзит и общий кризис управляемости в ЕС, проблемы взаимодействия с Турцией в НАТО, украинский и белорусский кризис и, шире, – кризис в отношениях России с Западом. В этой ситуации Азербайджан рискнул, выиграл войну и изменил расклад сил в регионе.

Это не означает, что Россия потеряла Южный Кавказ. Но карабахский конфликт приобрел геополитическое измерение, что делает его нерешаемым. Территория, населенная армянами и неподконтрольная Азербайджану, останется таковой. О ее статусе в тексте соглашения нет ни слова. А решить проблему военным путем невозможно, пока на линии соприкосновения стоят российские миротворцы.

Зато военное присутствие Турции в Азербайджане станет константой независимо от того, оформят его официально или нет. Москва будет обеспечивать прекращение огня и не давать вспыхнуть насилию, хотя провокации, несомненно, продолжатся. Как продолжат звучать заявления, призывы к миру и бесконечные переговоры, но правила игры будут уже другие.

В минувший понедельник глава российского правительства анонсировал масштабную реформу госаппарата, который подвергнется определенному сокращению. Дескать, ждать больше нельзя, пора выполнять поручения президента. Реформа стартует прямо с начала будущего года и, по утверждению главы кабинета, уложится в три месяца. По задумке г-на Мишустина центральные офисы федеральных ведомств будут сокращены на пять процентов, а региональные – на целых десять.

Надо сказать, по давно сложившейся российской традиции местный премьер не может считаться полноценным и состоявшимся, пока не инициирует административную реформу в целях, понятное дело, оптимизации расходования бюджетных средств. Наша тысячелетняя история знает немало премьеров-подвижников. Правда, некоторые из них закончили не очень здорово. Например, выдающийся реформатор Петр Столыпин вообще был убит не оценившими его вклад в развитие страны гражданами. Хочется верить, что премьер Мишустин сможет избежать столь печальной участи. После Сталина, во времена которого с руководителями кабинета министров особенно не цацкались, никто из премьеров не был подвергнут насильственной смерти. И это несмотря на то, что практически все они затевали реформу госаппарата. А совсем недавний руководитель нашего правительства, Дмитрий Медведев, брался за это дело аж дважды, но оба раза отступал. В конце концов Дмитрий Анатольевич и вовсе отчаялся провести сокращение госслужащих, заявив: «…что бы ни делай в этом направлении, штат сотрудников восстанавливается максимум через год, а то и вырастает».

Цели реформы г-н Мишустин сформулировал очень точно и ясно: «Нужен не огромный, а рационально сформированный штат компетентных специалистов и четко определенная сфера ответственности каждого органа исполнительной власти». Впрочем, сам премьер признает, что грядущее сокращение коснется в основном вакантных позиций, коих в разных ведомствах, по оценке специалистов, от десяти до двадцати процентов. Еще такую реформу называют «похоронами мертвых душ». Соответственно, об экономии бюджетных средств речи не идет. Впрочем, и сам премьер Мишустин это признает. Из его объяснений следует, что необходимость реформы продиктована, прежде всего, техническим прогрессом. То есть – цифровизацией огромного числа процессов, которые раньше требовали усилий армии чиновников. Впрочем, задумав сокращение аппарата министерств и ведомств, свой собственный премьер-министр совсем недавно нарастил. Теперь в структуре отечественного правительства предусмотрено на девять, а десять вице-премьерских позиций. Кроме того, несколько дней назад Госдума утвердила целый ряд новых министров (теперь так положено по обновленной Конституции), которые заменили на высоких должностях их предшественников. Чем первые лучше вторых, никто, разумеется, не объяснил. Подозреваю, что ровным счетом ничем. Никакой особой критике со стороны президента или премьера предыдущий состав правительства не подвергался.

Понятно, что Михаилу Мишустину вся эта симуляция активной деятельности по реформированию госаппарата и оптимизации работы самого кабинета нужна исключительно для укрепления своего административного влияния и позиций внутри вертикали власти. Гражданам же России игры на вершине российского чиновничьего Олимпа абсолютно не интересны. Подойди к любому человеку на улице, спроси его, что он думает о назначении бывшего министра энергетики Новака на должность вице-премьера, любой посмотрит на тебя как на сумасшедшего. Потому что никто в России не знает, чем прославился этот чиновник, никто не назовет имен других членов нынешнего кабинета министров. Поскольку к нашей реальной жизни, к проблемам, которые приходится решать каждый день, эти люди не имеют никакого отношения. Если завтра Путин объявит, что такая институция, как кабинет министров, в России вообще упраздняется, большинство граждан воспримут эту новость с чувством глубоко безразличия. Как говорится, умер Максим, да и…

Фото: Россия. Москва. Премьер-министр РФ Михаил Мишустин во время совещания с вице-премьерами РФ в режиме видеоконференции в Доме правительства РФ. Дмитрий Астахов/POOL/ТАСС

Недавно на постсоветском пространстве произошло два значимых события: масштабные протесты в Беларуси, начавшиеся после скандальных президентских выборов, и смена власти в Кыргызстане. Некоторые наблюдатели на этом фоне в очередной раз вспомнили о «цветных революциях», другие принялись экстраполировать события в Беларуси на Россию.

«Цветные» и электоральные революции, повлекшие смену политического лидерства, а где-то и режима, активно обсуждались еще в начале 2000-х гг. События в Грузии и Украине сыграли роковую роль для российского гражданского общества и политических институтов: власть начала превентивно бороться с невидимой угрозой и в этой борьбе фактически задушила остатки гражданской автономии. В 2011-2012 гг. в крупнейших городах России произошла масштабная мобилизация против фальсификации выборов. Во многом именно эти протесты обусловили дальнейшее ужесточение политического режима, «закручивание гаек». После 2014 года риторика «оранжевой угрозы» растворилась в популярной геополитике: оппозиционные протесты утратили прямую связь с электоральной повесткой, а федеральные выборы больше не вызывают иллюзий, связанных с перспективами «опрокидывающих выборов». Внимание оппозиции переключилось на местные выборы.

Однако «цветные революции» – это метафора, вводящая в заблуждение. Во-первых, смена власти революционным путем часто случается без какой-либо привязки к выборам (Кыргызстан в 2010 году, «Евромайдан» в 2013-м). Во-вторых, большинство постэлекторальных протестов не приводят к смене власти (протесты в России в 2011-2012 гг., многочисленные протесты в Беларуси с начала 2000-х гг.). При этом, например, к протестам в Армении в 2018 году российские пропагандисты ярлык «цветной революции» не приклеили. Выходит, что к «цветным революциям» относят только те смены власти или режима, которые не нравятся российским властям.

Если говорить не о пропаганде, а о серьезной аналитике, то устаревшая риторика «цветных» и электоральных революций искажает наше представление о перспективах и механизмах протестов, связанных с выборами. А выборы и революции на самом деле не так тесно связаны друг с другом. Тот факт, что российские власти в каждых выборах видят источник потенциальной угрозы, иронично оборачивается надеждой, что выборы принесут неожиданную смену режима через массовые протесты.

Какое это отношение имеет к выборам 2021 года? Во время недавнего Общероссийского гражданского форума обсуждались перспективы народного бунта на фоне все ухудшающейся экономической обстановки и неуклонного снижения качества электорального законодательства и проведения выборов в России. Среди экспертного сообщества практически нет сомнений в том, что пандемия и экономическая рецессия негативно скажутся на уровне поддержки партии власти в 2021 году, а кто-то даже ожидает, что ситуация обернется массовыми протестами и эскалацией насилия по белорусскому сценарию.

Попробуем разобраться, что нам говорят многолетние исследования протестных движений и выборов в авторитарных режимах. Понимая механизмы мобилизации, проще сформировать реалистичные ожидания относительно грядущих выборов.

Шесть мифов о выборах и протестах в автократиях

Миф 1: К протестам приводят наиболее сфальсифицированные выборы.

В демократических странах давно установлен феномен «критически настроенных граждан»: даже когда процедуры и институты нормально функционируют, всегда найдутся граждане, недовольные тем или иным аспектом их работы. Чем более открыт политический процесс, тем больше таких граждан. И именно этот механизм лежит в основе подотчетности.

В режимах, где с подотчетностью есть проблемы, фальсификации и нарушения редко приводят к протестам. По моим оценкам, в 1990-2011 гг. только 25% выборов в электоральных авторитарных режимах завершились протестами. Протестуют прежде всего там, где знают, как обнаружить нарушения и какие они бывают; считают, что нарушения вероятны; готовы распространять информацию о нарушениях. Первые два условия являются необходимыми, но недостаточными. Третье усиливает уже начавшуюся мобилизацию.

Несколько лет назад мы с коллегами сопоставили количество сообщений о нарушениях через «Карту нарушений» движения «Голос» (то есть субъективные оценки качества выборов) с одной из мер диагностики нарушений – связью между явкой и голосованием за победителя (объективная оценка качества). На примере Тюменской области и Пермского края обнаружилось, что связи между показателями либо нет, либо она вовсе отрицательная. В более конкурентных регионах избиратели жалуются на нарушения чаще, чем в политически закрытых. При этом независимые наблюдатели могут осуществлять свою деятельность только там, где это возможно, а в закрытых гегемонистских регионах, где масштаб вбросов и контролируемого голосования больше, она сведена к минимуму (например, Тюменская область). То есть диагност не видит самых тяжелых пациентов.

Не последнюю роль в протестах играет мотив достоинства: откровенные фальсификации («мертвые души» в списках избирателей, манипуляции с протоколами и незаконная агитация в день голосования) становятся частью личного опыта избирателей и видятся в лучшем случае как неуважение к гражданам, а в худшем – как кража их голоса. Это может разозлить не только критически настроенных избирателей, но и тех, кто нейтрально и даже лояльно относится к действующей власти.

Миф 2: Протестами можно управлять извне / протесты – это технология.

Масштабные протесты в основном не происходят совершенно спонтанно. Любой мобилизации предшествует какая-то предварительная работа и благоприятное стечение обстоятельств (окно политических возможностей). Однако это отнюдь не означает, что протесты можно запрограммировать и управлять ими по «методичке Джина Шарпа». Это заблуждение стоит оставить работникам государственной пропаганды.

Координация и работа организационных структур гражданских ассоциаций и политических сил накануне выборов – это необходимое условие для минимальной мобилизации. Наблюдаемых нарушений недостаточно для массового протеста, их нужно «научиться» распознавать. И в этом решающую роль играет образовательная и просветительская работа профессиональных наблюдателей, экспертов и активистов. Важно понимать, что здесь речь не идет об «экспорте технологий» извне. Ключевое значение имеет внутренний спрос и своевременное предложение экспертизы в области защиты прав избирателей. Так, накануне выборов в Беларуси гражданское общество и штабы оппозиционных кандидатов проделали немалую работу. Однако масштабные протесты часто характеризуют как децентрализованные и не имеющие общего координационного центра.

Некоторое время назад было модно рассуждать об экспорте «цветных» (или электоральных) революций. Якобы эта технология кочует от страны к стране через НКО, молодежные организации и наблюдателей. Из Сербии в Грузию, а оттуда в Украину. Однако в реальности ключевую роль все равно играют именно внутриполитические силы, их ресурсы и стратегии. Да, протестующие могут вдохновляться примером соседей. Это то, что исследователь Курт Вейланд в свое время назвал «эвристикой сходства»: кажется, что условия в соседней стране близки, и если там возможны изменения, то и у нас есть потенциал. Хотя это не означает, что исходные условия и структура возможностей одинаковы. Поэтому каждая последующая протестная волна в очередной стране менее успешна. При этом не стоит забывать, что политические элиты умеют учиться на чужом примере не менее эффективно.

Миф 3: Протестовать против нечестных выборов ходит только оппозиция и идеалисты.

В посткоммунистическом мире уровень политического участия в целом ниже, что часто понимается как усталость от постоянной ритуальной мобилизации и отсутствие веры в то, что эти действия ведут к каким-то результатам. Участвующих в общественной деятельности воспринимают как наивных или нерациональных людей.

Любой протест состоит из ядра («истинно верующих») и более периферийных участников, численность которых и является залогом успеха протестного движения. По результатам исследований движения «За честные выборы» выяснилось, что в декабре 2011 года на проспекте Сахарова собрался весьма пестрый состав участников, состоящий далеко не только из убежденных оппозиционеров. Процедурная легитимность действительно сыграла важную роль в привлечении периферийных участников, которых возмутил масштаб нарушений и откровенное неуважение к участникам избирательного процесса. А в целом протест – это вполне прагматичная стратегия оппозиции и гражданских ассоциаций, которая сигнализирует о числе несогласных и нормализует альтернативное видение выборов. К оппозиции и протестам часто примыкают неудовлетворенные карьеристы, не нашедшие себя в существующих структурах власти или множестве партий-сателлитов. Рост числа таких людей – это верный сигнал глубокого кризиса кооптационных возможностей режима.

Миф 4: Если регулярно ходить на «плохие» выборы, то избиратели постепенно научатся ими пользоваться и выборы станут «нормальными».

Эта логика сродни «теории малых дел» или поговорке про воду, которая точит камень. В 2009 году вышел сборник исследований электоральных процессов в авторитарных режимах под редакцией Стаффана Линдберга («Демократизация через выборы»). Сам Линдберг на материале выборов в Африке южнее Сахары доказывал, что если долго пытаться участвовать в откровенно нечестных выборах, то рано или поздно этот институт заработает как положено и откроются возможности для мирного демократического транзита через выборы. Автор называет это «эффектом научения». Увы, этот аргумент имеет важный изъян, не считая легкого колонизаторского налета. Трансформации режима происходят не в результате выборов как «внешнего шока», т.к. электоральное расписание тщательно продумывается как в демократиях, так и в автократиях, а скорее в результате кардинального изменения соотношения баланса сил между оппозицией и правящей элитой, формирования новых коалиций. Избирательные кампании служат при этом своего рода сигналом для всех заинтересованных сторон.

Миф 5: При существующих институтах несогласным нет смысла участвовать в выборах.

Когда речь заходит о том, что делать с плохими институтами и режимами, то рано или поздно всплывают две полярные стратегии: бойкотировать существующие институты и ждать революции или надеяться на их постепенное улучшение. Подрыв избирательных институтов в России происходит на более фундаментальном уровне, поэтому никакие косметические изменения не приведут к улучшению качества электоральных процессов. Однако из этого не следует, что абсентеизм и бойкот – единственная стратегия (в некоторых случаях такой подход даже на руку инкумбенту, поскольку он демобилизует протестный электорат и снижает издержки обеспечения нужного результата).

В 2021 году российская оппозиция попытается с помощью «Умного голосования» (УМГ) нанести ощутимый урон «Единой России». УМГ, по оценкам Григория Голосова и Михаила Турченко, не только дает кандидатам дополнительные 7% голосов избирателей и сокращает поддержку провластных кандидатов, но и вновь придает смысл процедуре голосования, привлекая избирателей на участки. Поскольку избиратели больше инвестируют в голосование, то и отстаивать свои права они будут решительнее. «Единой России» будет тяжелее в одномандатных округах в 2021 году. При этом даже если УМГ не сработает, оно все равно приведет к мобилизации и более эффективному распространению информации о нарушениях. А залогом успеха «Единой России», как известно, является низкая явка.

Миф 6: Электронное голосование сделает процесс голосования более открытым и доступным.

До тех пор, пока не решены фундаментальные вопросы, связанные с допуском альтернативных кандидатов на выборы и регистрацией не согласованных заранее с властями политических партий, никакие дополнительные технологические ухищрения не способны сделать процесс выборов более открытым и уж тем более демократичным. В контексте электорального авторитарного режима введение электронного голосования следует рассматривать лишь как еще одну стратегию по снижению издержек обеспечения нужного числа голосов за инкумбента. К традиционно больным местам в виде надомного и досрочного голосования прибавилось еще и электронное.

***

Думские выборы 2021 года пройдут не в самых комфортных условиях для «Единой России». Осложняющим фоном выступают экономические последствия пандемии и общее снижение уровня поддержки институтов власти. По оценкам репрезентативных онлайн-опросов, летом 2020 года респонденты были крайне чувствительны к экономической динамике и выражали высокую степень обеспокоенности (пандемия волновала людей несколько меньше). В глазах избирателей Дума является самым нелюбимым органом федеральной власти, поэтому «Единой России» будет непросто сохранить нынешнее число мандатов. Впрочем, сколь-нибудь серьезные противники все равно допущены до участия в выборах не будут. А вероятность протестов во многом будет зависеть от стратегий и организации оппозиции.

ФОТО: SCANPIX

Украинские местные выборы прошли всего несколько недель назад, но слабые результаты на них пропрезидентской партии «Слуга народа» уже обеспечили Владимиру Зеленскому глубокий политический кризис. Конституционный суд отменил ряд базовых положений антикоррупционных реформ 2015–2016 годов, включая обязательную публикацию в интернете электронных деклараций о доходах чиновников.

Вердикт судей поставил под угрозу сотрудничество Украины с Европой, ведь системная борьба с коррупцией остается главным требованием ЕС в обмен на безвизовый режим и другие формы поддержки. Зеленский меньше всего хочет войти в историю как президент, при котором Украину лишили вожделенного окна в Европу. Поэтому он потребовал от Верховной рады уволить всех судей Конституционного суда вопреки нормам Конституции. Разразившийся кризис уже обернулся одним из самых острых конфликтов президента со старой элитой, исход которого или укрепит власть Зеленского, или ускорит ее распад.

Что не так с Конституционным судом

Нынешний состав Конституционного суда достался Зеленскому целиком от предшественников. Это очень консервативный институт со сложной системой ротации судей, срок полномочий которых – девять лет. Состав суда определяют президент, парламент и всеукраинский судейский съезд.

Девять лет – немалый срок, особенно для украинской политики. Поэтому действующего главу Конституционного суда назначал еще Виктор Янукович, а большинство остальных попали туда при Петре Порошенко. В итоге суд получился самым концентрированным воплощением украинской версии deep state.

Конституционные судьи принадлежат к одной из самых привилегированных корпораций страны, тесно связаны с олигархией и политической верхушкой и имеют все основания быть недовольными антикоррупционным законодательством. Сам глава КС оказался собственником незадекларированного земельного участка в Крыму, оформленного уже по российским законам.

В мае 2019 года Конституционный суд подыграл Зеленскому, признав конституционным роспуск Верховной рады и проведение досрочных выборов, но их дальнейшие отношения сложно назвать безоблачными. «[Тогда] к новому гаранту приглядывались. Теперь рассмотрели», – объясняет один из нардепов. Судьи неоднократно готовили негативные или половинчатые решения в ответ на предложенные президентом законы.

Копившиеся противоречия достигли пика 27 октября, когда Конституционный суд признал несоответствующим Конституции сразу несколько ключевых положений антикоррупционного законодательства. Судьям закрыли публичный доступ к электронным декларациям чиновников (в том числе самих судей), отменили полномочия Национальной комиссии по мониторингу чиновничьих доходов и образа жизни, а также признали неконституционной статью о наказании за недостоверное декларирование.

Налицо был откровенный конфликт интересов – в отношении самих судей проводились расследования как раз по отмененной статье. Антикоррупционные активисты считают, что решение КС ведет не только к отмене безвизового статуса с ЕС, но и в целом сворачивает Украину с европейского пути развития.

Зеленский не скупился на жесткие оценки. По его мнению, КС стал инструментом заговора старых элит, ключевую роль в котором играют лидер пророссийской оппозиции Виктор Медведчук и олигарх Игорь Коломойский. «Лидеры этой кампании хорошо известны: это коалиция российских марионеток и некоторые влиятельные украинские олигархи, которые чувствуют угрозу от работы наших антикоррупционных институтов», – пишет президент в своей статье для Financial Times.

Действительно, в КС обратились нардепы Оппозиционной платформы и партии «За будущее», спонсируемой Коломойским. Они объясняют свои действия тем, что независимые антикоррупционные органы – это инструмент внешнего управления Украиной. Однако их реальные цели несложно понять – спровоцировать кризис в отношениях Украины и Запада, добиться внеочередных парламентских выборов, на которых у Зеленского уже не будет шансов собрать большинство. А местные выборы, где президентская партия выступила слабо, подтолкнули их выступить открыто.

Несомненно, свою роль в провоцировании кризиса сыграл и экс-президент Порошенко. Он пытался свернуть антикоррупционные реформы, еще когда был у власти. Сейчас Порошенко заинтересован в том, чтобы максимально дискредитировать Зеленского, выставить его если не инициатором «разворота на Восток», то слабым лидером, неспособным противостоять антизападному реваншу.

Сам же Зеленский ведет себя так, как будто скандальное решение Конституционного суда застало его врасплох. Ему удобно продавать и внутренней, и внешней аудитории картинку, где единый фронт старых элит сплотился против президента-реформатора. Хотя оппоненты Зеленского настаивают, что он не мог не знать о готовящемся вердикте и сознательно шел на обострение. «Украинская правда» сообщает, что Конституционный суд вообще готовил свое решение в контакте с офисом президента, но потом все пошло нет так – решение оказалось слишком радикальным и резонансным.

Зеленский ответил судьям привычной импровизацией. Он внес в Раду написанный на скорую руку законопроект об отставке всего состава КС, что полностью противоречит нормам Конституции. Изменить состав суда можно только по согласию самих судей – необходимо собрать две трети голосов. Также Конституции противоречит требование Зеленского признать решения КС не имеющими юридической силы.

Зато роспуск суда открывает возможность сформировать новый состав, подконтрольный президенту. Поэтому Зеленский пошел ва-банк и оказался в тупике. Отступить в этой ситуации означает потерять лицо и продемонстрировать бессилие, а также получить кризис в отношениях с Западом. Настаивать на своем и требовать роспуска КС – значит опасно расшатывать всю конструкцию украинской власти, а тут у Зеленского мало союзников. Легальных путей урегулировать кризис почти не осталось – наивно ждать от судей КС добровольной отставки.

Что не так со «Слугой народа»

Кавалерийский наскок на конституционных судей не удался. Зеленский не встретил понимания даже в рядах собственной партии, хотя лично приезжал на заседание ее фракции и грозил депутатам роспуском парламента. Безрезультатно: за поданный президентом законопроект о роспуске КС не набралось 226 голосов, и его не стали выносить на рассмотрение (хотя в президентской фракции 246 депутатов).

Провал голосования показал, что местные выборы деморализовали «Слугу народа» и теперь там можно ждать новых расколов. Помимо групп влияния олигархов, в партии возникла еще одна внутренняя фракция, которая ориентируется на спикера Рады Дмитрия Разумкова. Его уже начали рассматривать как возможного преемника Зеленского и новое лицо «украинского центризма», а его рейтинг доверия практически сравнялся с президентским.

Именно Разумков предложил альтернативу президентскому варианту выхода из кризиса: восстановить постановлением Верховной рады действие антикоррупционных норм, отмененных решением КС. Это тоже спорный ход с точки зрения Конституции, но зато переводит конфликт из открытой войны (а судьи уже грозят пересмотреть и другие реформы, в том числе важный для Зеленского закон о земле) в позиционное противостояние, где возможны торги и компромиссы. Однако президент воспринял предложение не как помощь, а как саботаж и удар в спину от своих.

Возможность раскола в «Слуге народа» предрекают давно, сейчас партию держит вместе в основном то, что политические перспективы потенциальных раскольников, полностью обязанных карьерой Зеленскому, выглядят слишком туманными. Без его поддержки их политический вес сомнителен.

Другое дело, что в новой ситуации острого противостояния между ветвями власти президент сам может выступить разрушителем собственной партии. Распустит Раду и на досрочные выборы выставит новый список «Слуги народа», куда войдут только проверенные нардепы (он уже намекал на такой вариант во время переговоров с фракцией). Впрочем, фракция «Слуги народа» пока не сделала выбора ни в пользу президента, ни в пользу спикера – оба законопроекта остались вне парламентской повестки.

Что дальше?

Зеленского по-прежнему преследуют проблемы из-за незавершенного демонтажа старой власти. В «захваченном государстве» институты, остающиеся под контролем старых элит, постоянно работают на реванш и разлагают президентскую команду. Так уже получилось с местными советами – отказавшись от их досрочного переизбрания, Зеленский получил ползучую контрреволюцию со стороны местных кланов. Теперь ситуация повторилась с Конституционным судом.

Конфликт ставит президента перед выбором: следовать в русле конституционной легитимности с угрозой потерять реальную власть или идти напролом и явочным порядком формировать де-факто президентскую республику.

Общественное мнение здесь скорее на стороне Зеленского. По данным группы «Рейтинг», почти 60% украинцев поддерживают решение Зеленского разогнать Конституционный суд. Примерно столько же не доверяют решениям КС. Впрочем, доверие к независимым антикоррупционным органам еще ниже – их антирейтинг на уровне 70–72% – сказывается отсутствие ощутимого прогресса в борьбе с коррупцией и негативный фон в олигархических СМИ. Можно вспомнить и о том, что 83% участников недавнего президентского опроса поддержали пункт о пожизненных сроках для коррупционеров.

Кампания против высокооплачиваемых судейских чинов, отменяющих законы против элитарных взяточников, может укрепить рейтинг Зеленского. Он вновь приобретет уже подзабытые черты «народного президента», который в конституциях не силен, но твердо знает, что вор должен сидеть в тюрьме.

Однако подобный подход может стереть разницу между институтами и личностями: атака на коррумпированных судей рискует обернуться крушением самой идеи баланса и разделения властей, а выход из правового поля – хаосом, из которого Зеленскому уже не выбраться.

То, что Верховная рада самоустранилась от принятия решения, превращает этот кризис в долгое противостояние. Затягиванию способствует еще и пандемия – заболели и президент, и спикер парламента. Продолжается и саботаж – здание Верховной рады оказалось ложно «заминированным» в день, когда правовой комитет собирался рассматривать законопроекты по Конституционному суду.

Однако у Зеленского нет времени ждать – конституционный кризис негативно отражается на отношениях с западными партнерами, особенно с МВФ, поддержка которого критична для украинской экономики. Верховной раде придется определяться: либо временно приостановить действие решений Конституционного суда и искать легальные возможности обновить его состав, либо под угрозой роспуска поддержать президента.

Федеральные телеканалы денно и нощно освещают развертывание российских миротворцев в Нагорном Карабахе. Без внимания не остается ни одна посадка транспортного самолета. На разные лады общественность убеждают, что российский солдат в очередной раз принес мир в регион и что под сенью дружеских штыков вот-вот произойдет полное урегулирование. Главный российский начальник даже заявил: «Надеюсь, что мы уже не будем употреблять это словосочетание — "нагорнокарабахский конфликт"».

Ну ладно российская власть и ее штатные пропагандисты. О том, что Москва в результате миротворческой операции укрепляет свое положение в Армении, заговорили и вполне независимо мыслящие люди. Они указывают на то, что российские силовики займут важные стратегические позиции не только в Нагорном Карабахе, но также будут контролировать проходящую по армянской территории дорогу, которая соединит Нахичевань с «материковым» Азербайджаном. Оказывается, с серьезным видом говорят они, охрану Путин велел осуществлять ФСБ. Это, мол, неспроста. И, более того, они предполагают, что Москва реализовала таким образом свой заранее разработанный план по устранению армянского премьера Никола Пашиняна, пришедшего к власти на волне массовых протестов.

Как мне кажется, акцент на том, что с участием Москвы Армения спаслась от полного военного разгрома (что правда), не совсем верен. Правильнее было бы сравнивать положение до войны и после нее. Фактом является то, что российский военный союзник понес чрезвычайно серьезное военное поражение. Армянская сторона вынуждена оставить немалые территории. Война продемонстрировала отсталость армянской армии, уповавшей на боевой дух военнослужащих и способность втянуть противника в длительные позиционные бои, что позволило бы наносить внезапные контрудары по наступающим войскам. Такие подходы, как представляется, находятся в рамках понятий российских военных о ведении подобных конфликтов. Именно такой войне в течение многих лет обучались армянские офицеры в российских военных академиях. В расчете именно на такую войну Москва обеспечивала своего союзника вооружениями. Вооружениями, которые оказались по большей части устаревшими и бесполезными. Так, никакого участия в конфликте не приняли четыре относительно современных истребителя Су-30. Армянское командование справедливо опасалось, что самолеты будут сбиты средствами ПВО, которые Москва поставляла Азербайджану, якобы ради «поддержания баланса сил в регионе».

Азербайджан же предложил другую войну. Не рискнул бы назвать ее «войной XXI века». Однако с турецкой помощью Баку удалось эффективно использовать некоторые элементы такой войны, прежде всего беспилотники, которые наносили точечные удары и, главное, корректировали огонь дальнобойной артиллерии. По меньшей мере столь же существенный вклад в победу внесла и переброска из Сирии боевиков. Нет никаких сомнений, что Турция оказывала Азербайджану всю возможную военную помощь и совершенно этого не скрывала. В частности, в Азербайджане находились турецкие истребители F-16. Да и беспилотниками, неожиданно появившимися у Баку (об их закупках ничего не сообщалось), скорее всего управляли турецкие военные.

А что же Россия? Она почти месяц наблюдала за избиением своего союзника, отговариваясь тем, что война ведется, мол, на территории Азербайджана, а на армянскую территорию никто не покушается. Непонятно, что при этом мешало предоставить Армении, оказавшейся в критическом положении, более-менее современную военную технику. Как действовала Турция в отношении Азербайджана.

Речь прежде всего о средствах радиоэлектронной борьбы (РЭБ), которые, как утверждают отечественные стратеги, подавляют любые беспилотники и средства связи противника. В Москве очень любят по-людоедски рассуждать, каким замечательным полигоном для испытаний российской военной техники является Сирия. Но уж, если жить в подобной логике, почему было не проверить способность своих средств РЭБ в реальных боевых действиях? Почему российские военные, которые бьются в показной истерике, когда на Украине проходят маневры с участием НАТО, безучастно наблюдали за активностью Турции на территории одной из стран СНГ? То есть в регионе, который Кремль уже объявлял зоной своих привилегированных интересов, вовсю действуют военнослужащие этого самого злокозненного Североатлантического альянса. Трудно поверить в то, что, чтобы наказать Пашиняна, Кремль ясно демонстрировал не только натовцам, но и всем государствам постсоветского пространства: никаких «красных линий» не существует вовсе. Все это понарошку, на самом деле для Украины - одни правила, а для Азербайджана — другие. Любопытно, как подобную гибкость воспримут в СНГ, например, в Молдавии, где сейчас меняется президент.

Поэтому подозреваю, что Москва действовала столь нерешительно вовсе не из желания наказать армянского лидера, а потому, что элементарно боялась проиграть Турции на поле боя. Если так, то произошедшее — прямое «геополитическое» поражение России.

Военная сила и готовность ее использовать были в течение многих лет главными, если не единственными ресурсами политики Кремля на постсоветском пространстве. С точки зрения Realpolitik, принципами которой руководствуется Путин, это ясный сигнал нынешним союзникам России: ищите покровителя понадежнее. Кроме того, в результате сирийской операции появились теоретики, утверждавшие: безопасность — это тот же товар и Москва должна стать одним из главных его поставщиков на мировом рынке. Теперь же, после карабахского поражения, все потенциальные покупатели убедились — российский товар-то с гнильцой.
 

Особый разговор о том, как будут складываться российско-турецкие отношения вокруг Карабаха. При очевидной победе Анкары Москва в качестве достижения указывает на то, что ей якобы удалось не допустить турецких миротворцев в Карабах. Российский и турецкий министры обороны подписали меморандум о создании совместного центра по контролю за прекращением огня в Нагорном Карабахе. При этом глава внешнеполитического ведомства Сергей Лавров клянется, что в самом Карабахе не будет никаких турецких миротворческих подразделений: «Границы мобильности турецких наблюдателей ограничиваются теми географическими координатами, которые будут определены для расположения, размещения создаваемого российско-турецкого мониторингового центра на территории Азербайджана, на той части территории, которая не приближена к Карабаху и которая будет дополнительно согласована».

Для этих согласований 13 ноября в Анкару прибыла российская делегация. По итогам работы турецкое военное ведомство распространило заявление, из которого не ясно даже то, завершены ли переговоры или они будут продолжены: «Турецкая и российская военные делегации завершили технические переговоры, планируется, что они будут продолжены в ближайшие дни». Похоже, что Турция намерена бороться за свое присутствие в Карабахе.

Мне кажется довольно сомнительным аргумент, что, разместив дополнительные две тысячи военнослужащих в Карабахе и в «континентальной» Армении, Москва получит некое дополнительное влияние в регионе. Уместно вспомнить, что на российской военной базе в Гюмри в течение десятилетий находились 3-5 тысяч наших военных. Точно так же армянские границы долгие годы охраняют (внимание тех, кто считает, что ФСБ только сейчас получит мощные возможности) четыре с половиной тысячи российских пограничников. При этом фактор российского военного присутствия никогда не был решающим в российско-армянских отношениях. Сейчас же развертывание миротворцев фактически оформляет победу Азербайджана, что вряд ли усилит российский авторитет. Не говоря уже о том, что сама миссия не обещает быть легкой. Соглашение оставляет открытым вопрос о военных формированиях Нагорного Карабаха, о регулировании возвращения беженцев. Вероятны вполне жесткие столкновения, и, как водится, каждая из сторон будет винить миротворцев.

И если все это можно рассматривать как российский успех, любопытно, что же в таком случае можно назвать неудачей?

Фото: 1-2. 14.11.2020. Нагорный Карабах. Российские миротворцы у армянского монастыря Дадиванка. Александр Рюмин/ТАСС

Жалоба, что для русских кончились санкции – уже непонятно, против кого еще вводить, – пару лет назад была бы репризой среднего качества сатирического шоу. Сейчас подобное сетование звучит на официальном уровне. Помощник президента США по национальной безопасности Роберт О’Брайен несколько раз указывал на это обстоятельство, отвечая на вопросы об отношениях с Россией.

Меры экономического воздействия (или возмездия) – явление старое как мир, а между Москвой и Вашингтоном трудно припомнить времена, когда такие меры не применялись бы. И все же в последние годы вал санкционного давления нарастал быстрее, чем когда-либо. Если взять период Дональда Трампа, то американские санкции против кого-то из России вводились почти ежемесячно по самым разным причинам – от чисто политических до соображений экономической конкуренции.

Изменится ли что-нибудь после смены администрации в Белом доме? Сомнений нет, что уже принятые решения в этой сфере никуда не денутся и действующие ограничения сохранятся. Опыт многих десятилетий показывает, что санкции намного проще ввести, чем отменить. Что касается динамики дальнейших мер, то она может колебаться в зависимости от обстоятельств, но сам феномен санкций как инструмента политики сохранится и будет только набирать популярность.

Санкции и поляризация

Есть две фундаментальные причины масштабного роста санкционной волны. Одна связана с внутриполитической ситуацией в США, вторая – следствие общемировых политико-экономических изменений. Начнем с американской внутренней политики.

Политическая система США всегда гордилась набором сдержек и противовесов, которую заложили отцы-основатели, чтобы не допустить ничьей монополии на власть. Но модель, разработанная в XVIII веке, не может быть равно эффективной почти 250 лет спустя, поскольку масштаб страны, характер общества и структура политического представительства, естественно, изменились.

Президент Соединенных Штатов всегда имел большую свободу действий во внешней политике, чем во внутренней, однако и на международной арене должен был оглядываться на Конгресс. Конгресс же, по возможности руководствуясь соображениями надпартийного консенсуса, стремился сбалансировать действия исполнительной власти.

Однако, как писал пару лет назад политолог Джеймс Голдгайер, с 1970-х годов в американской политике начала нарастать поляризация, резко усугубившаяся в 1990-е годы и достигшая критического апофеоза в 2010-е. В этих условиях конгрессмены не ищут взаимопонимания, а рефлексивно поддерживают свою партию. «Когда президент и большинство в Конгрессе оказываются из одной партии, это означает крайне почтительное отношение к президенту. Когда из разных – тупиковую ситуацию. Ни тот ни другой сценарий не способствует качественной работе Конгресса», – заключает Голдгайер.

Раскол политического класса стал особенно заметен после прихода в Белый дом Билла Клинтона в 1993 году. Фактически он совпал с концом холодной войны и обретением Америкой положения гегемона в международной системе. Окончание противостояния, с одной стороны, снизило ощущение внешней угрозы, которая дисциплинировала внутренние раздоры, пока существовал Советский Союз. С другой – поставило вопрос о роли США в мире, что вызвало споры и вернуло к жизни давнюю американскую дискуссию между интернационалистами и изоляционистами.

Первые два президентства после холодной войны – Клинтона и Буша – объединяла явная склонность к интернационализму (под разными лозунгами), а вторые два – Обамы и Трампа – скорее противоположное (хотя в очень разном оформлении). То есть противоречия носили сущностный характер, а к ним можно добавить еще и все более электрофицирующий личностный фактор.

Плейбой Клинтон, религиозно загруженный наследник политической аристократии Буш, чернокожий с нестандартной биографией Обама и самовлюбленный грубиян Трамп каждый по-своему эпатировали оппонентов, внося смятение в сдержки и противовесы. Время правления Трампа стало кульминацией процесса, когда между партиями и их сторонниками развернулась «холодная гражданская война», а взаимное неприятие достигло эпических масштабов.

Параллельно шел процесс концентрации внешнеполитической власти в президентских руках. Вехой стали события 11 сентября 2001 года, когда президентская власть мобилизовалась на защиту нации от невиданной угрозы, а Конгресс санкционировал применение силы за рубежом. И если акция в Афганистане была легитимирована страшными терактами на территории США, то дальнейшая кампания по «распространению демократии» на Ближнем Востоке стала в нарастающей степени импровизацией администрации.

Конгресс в общем не очень хотел с этим связываться и брать на себя ответственность. Когда Барак Обама в 2013 году вознамерился спросить законодателей о целесообразности военной операции против Сирии, это скорее напугало конгрессменов, чем преисполнило их сознанием собственной влиятельности.

История эрозии процедуры, по которой в США принимаются внешнеполитические решения, важна в контексте санкций. Дональд Трамп, воцарившись в Белом доме, провозгласил намерение ломать многие устоявшиеся за последние десятилетия представления. Как отмечает тот же Голдгайер, «ничем не связанная исполнительная власть при Трампе появилась не на пустом месте: она стала возможной как кульминация долгосрочных тенденций. Как президент, которого явно не интересует чужое мнение, Трамп вряд ли мог мечтать о более подходящей системе».

Оппозиция ему сконцентрировалась в Конгрессе, особенно после 2018 года, когда Палата представителей перешла под контроль демократов. Однако оппозиционные конгрессмены быстро обнаружили, что им не хватает рычагов для ограничения «произвола» главы государства во внешней политике.

Если не единственным, то наиболее заметным и действенным инструментом, находящимся в их распоряжении, оказались санкции против других стран. Соответственно, активность законодателей в этой сфере резко повысилась. Ну а поскольку по известным причинам в центре препирательств Трампа и демократов оказалась Россия, именно на российском направлении наблюдалась лихорадочная санкционная активность.

Возник заколдованный круг, когда администрация и Конгресс словно бы соревновались в том, кто проявит больше жесткости в отношении России. Трамп тормозил некоторые наиболее забористые инициативы, но если давление усугублялось, либо соглашался, либо вводил собственные меры, торжественно объявляя, что президента, более сурового к Москве, не было в истории.

В итоге за четырехлетие Трампа введены рекордные четыре с лишним десятка раундов санкций против России. Значительная их часть – законы, так что их отмена – из разряда фантастики. Правда, азарт соревнований по штамповке новых мер может наконец снизиться – Конгресс на какое-то время перестанет стремиться любой ценой помешать главе исполнительной власти.

В поисках структуры

Побьет ли администрация Байдена рекорд предыдущей каденции? С одной стороны, ждать пощады от демократов, убежденных, что именно из-за России Америку накрыл морок трампизма, оснований нет. Традиционная риторика в пользу демократии и свобод станет нарастать, а с ней появятся и новые поводы для мер воздействия на Москву. Тем более что администрация Байдена явно обратит большее внимание на соседние с Россией «молодые демократии», а это неизбежный новый всплеск соперничества.

Пожалуй, наиболее показательный случай, по которому о многом можно будет судить, – это «Северный поток – 2». Администрация Трампа последовательно двигалась к тому, чтобы перекрыть любые возможности достроить газопровод, а на уговоры Берлина не поддавалась. С Германией отношения вообще складывались напряженно, Трамп не видел необходимости идти Меркель навстречу.

Теперь трансатлантическим отношениям предстоит медовый месяц. Байден, без сомнения, провозгласит начало новой эры союзничества, и в Старом Свете это встретят с ликованием. Но торжества пройдут, встанут практические вопросы, в том числе о «Северном потоке – 2».

Берлин, вероятно, предложит Вашингтону те же аргументы в пользу проекта – это не политика, а бизнес, он не снижает уровень энергетической безопасности, а повышает. Руководствуясь духом союзнического взаимопонимания, Белый дом при Байдене должен бы прислушаться, как 40 лет назад Белый дом при Рейгане прислушался к канцлеру Шмидту о целесообразности расширения поставок газа из СССР.

Однако, с другой стороны, демократы в Конгрессе последовательно инициируют и поддерживают наиболее жесткие санкции против России, а все аргументы против «Северного потока – 2», продвигаемые, например, Восточной Европой и Украиной, воспринимают еще ближе к сердцу, чем многие республиканцы.

Трампа мало волновала судьба «молодых демократий», он смотрел на «Северной поток – 2» сквозь призму конкуренции американского и российского газа на европейском рынке, о чем прямо сказал на встрече с Путиным в 2018 году. Демократическая администрация не должна разделять такой подход, но в то же время отстаивание бизнес-интересов США – это универсальный приоритет. Так что сооружение еще одного маршрута поставок российского топлива в Германию не нужно Вашингтону независимо от того, какая команда будет в Белом доме.

Отсюда вытекает вторая причина, почему санкции останутся с нами неопределенно долго. Мы выходим на новый этап, когда институты и нормы, формировавшиеся во второй половине прошлого века и распространившиеся на весь мир после холодной войны, перестают действовать. Последствия этой структурной эрозии многообразны, но главное – относительная упорядоченность мира исчезает.

Дело не в ревизионисте Трампе или даже Путине, а в том, что прежнее мировое устройство исчерпано в принципиально новых международных условиях. Это касается и международных экономических организаций, создававших рамочные правила взаимодействия в глобальной среде.

Однако уход универсальных правил не означает, что отпадает необходимость в каком-то структурировании отношений. И то, что привыкли называть санкциями или «мерами экономической войны», становится способом экономического регулирования эпохи нового протекционизма. США в силу своего уникального положения в международной системе обладают максимальными возможностями для подобного регулирования в собственных интересах. И до тех пор, пока не появится другая общепризнанная система правил (а пока движение происходит как раз в противоположном направлении), нет оснований полагать, что они не будут в полной мере пользоваться этими возможностями.

Территория культуры — понятие вынужденное, вымученное и выстраданное. Оно может существовать, только если вокруг раскинулось пространство бескультурья. Понятно, почему чиновники из Минкульта так любят победные реляции — отчетность по гражданам, стремящимся в музеи, театры, концертные залы, ласкает слух. Но существуют кусочки реальности, которые не попадают ни в какую официальную статистику. Да и не могут попасть — они открывают себя так неожиданно и по случаю, что сложно не задаться вопросом: а реальность ли это вообще?

В квартире профессора Петербургского университета и создателя Музея современных искусств имени Дягилева Татьяны Юрьевой так много всего, что начинаешь испытывать что-то вроде синдрома Стендаля. В окне потрясающий вид на Неву и город: панорама от Смольного собора до Исаакиевского, Летний сад, Троицкий мост — после знакомства с хозяйкой только первое стояние на балконе занимает не менее получаса. А на стенах в каждой комнате и во всех коридорах — картины художников, друзей Юрьевой.

«Это принцип моей мамы Елены Константиновской, военной переводчицы и одной из первых женщин, награжденных орденом Красной Звезды, — рассказывает Татьяна Семеновна. — Ее слова «Не имеет смысла ничего коллекционировать, кроме друзей» стали мне завещанием. Так что на стенах вовсе не собрание произведений искусства, а сама жизнь — и моя, и многих прекрасных людей, составивших славу и Петербурга, и России».

---

Все началось в восьмидесятые, когда еще ничего было нельзя, кроме официально признанных тем и имен.

---

Преподавание в Академии художеств неизбежно ввело Юрьеву в круг художников Ленинграда, а после и Москвы. Мир неофициального искусства был притягателен и абсолютно неведом. Печальную и часто трагическую неизвестность мастеров, бывших по совместительству кочегарами и разнорабочими, она преодолевала в своих статьях и выставках в Дягилевском центре искусств. Список огромен, его открывают имена Владимира Овчинникова, Левона Лазарева, Глеба Богомолова, Владимира Духовлинова, Михаила Шемякина, Константина Симуна и многих других представителей советского андеграунда, а последние строки еще не дописаны.

Наталья Нестерова. «Пасьянс»

История собрания началась с девичьих посиделок закадычных подруг. «Нас было четверо: Наталья Нестерова, Ксения Нечитайло, Татьяна Назаренко и я, — рассказывает Татьяна Юрьева. — Именно эти художницы ввели меня в московский художественный мир. Это был стык семидесятых-восьмидесятых. Мы были молоды, веселы, еще беззаботны, любили общаться и временами хорошенько отрываться. Принимали этот мир, даже неизбежные страдания и запреты не могли нас остановить. Наталья Нестерова стала моим близким другом и подарила картину — первую в коллекции. Раскладывание пасьянса, которое изображено на ней, — что это, если не сама судьба, проходящая сквозь время и победившая его?»

Но все же собрание Юрьевой в первую очередь связано с Ленинградом. В детстве он был для нее очень теплым — особенно когда отец Татьяны Семен Выгодский, известный историк, закончив очередную работу, возвращался домой с кожаным портфелем, полным коньяка, и устраивался пир с друзьями семьи. Беседы и споры неизбежно рождали огромное количество истин. А дружеский смех и шутки согревали все вокруг — в доме, познавшем визиты черных воронков, атмосферу доверия и добра ценили особенно сильно. В дальнейшем Ленинград одаривал теплом далеко не всегда, но его красота — ценность вечная. Про вид, открывающийся из квартиры Юрьевой, говорили все, кто здесь побывал. У художника Валерия Лукки он вызвал недоумение — почему его до сих пор никто не написал? Так родилась картина «Вид с балкона», которая и была подарена хозяйке — как и все полотна, поэтому глагол «коллекционировать» здесь весьма условен.

Феликс Волосенков. «Явление бога Волоса в виде листа»

Манера письма Лукки, конечно, совсем особенная. Но Татьяна Юрьева, как искусствовед, весьма скептически относится к изобретенному термину «концептуальный экспрессионизм», которым исследователи связали творчество этого художника и его соратников — Вячеслава Михайлова и Феликса Волосенкова. Сама Юрьева предпочитает называть их просто философами и фантазерами. Полет мысли на их картинах подчеркивается способностью особенно точно подчеркнуть текстуру и объем изображения. Но здесь снова простор для искусствоведческого спора. Для зрителя же главное — впечатление. И оно колоссально.

Кстати, о зрителях. Ими в основном становятся студенты, которые приходят в гости к своему преподавателю. Многие работы Юрьева передала в коллекцию Музея современного искусства имени Дягилева, открытого в 2008 году при Санкт-Петербургском государственном университете. А еще она издала обширно иллюстрированную книгу «Переживание утопии» с подзаголовком «Размышления о собственной коллекции». Одна из причин ее появления — успеть сделать слепок с прекрасного, пока живы его создатели. Многие уже умерли, и умерли рано.

---

Пандемия, по мнению Юрьевой, отплатила нам за отчуждение от природы, агрессию, попрание этических норм и непрекращающиеся войны.

---

Один из пророческих сюжетов хозяйка коллекции предложила художнику Евгению Свердлову несколько лет назад. На литографии изображена Джоконда, образ которой дополнен санитарной нарукавной повязкой и надетой медицинской маской с крестом. Похоже, настала пора создать сиквел произведения и повернуть на маске крест. Теперь он обозначает не целительную силу прекрасного, а заклеенный рот.

«Мне много лет, — говорит Татьяна Семеновна, — и я уже нахожусь на этапе, когда глупо бояться возраста. Тем более что я его не ощущаю. Но как жаль тех, кто ушел на пике! Великолепный Тимур Новиков, настоящий гений Петербурга, и создавший его портрет, который хранится в моей коллекции, Вячеслав Забелин. Сценограф ведущих петербургских театров, нонконформист и художник, запечатлевший вечность в своих картинах на библейские сюжеты и иконах. Владислав Мамышев, акции которого потрясали. Представьте, я открываю выставку современного искусства в Мраморном дворце, выхожу на парадную лестницу, а по ней поднимается Мэрилин Монро! Мамышев в этом образе был незабываем. Я просто обомлела от неожиданности. Вадим Воинов с его мистикой и особой, ни на что не похожей композицией. Дерзкий и трагический Глеб Богомолов. Трогательная Татьяна Шагова. Их десятки, ушедших. Я счастлива, что успела рассказать про них».

12 ноября в минской больнице умер 31-летний Роман Бондаренко. Накануне вечером он вышел на «Площадь перемен» (двор дома №23 по улице Червякова), чтобы поинтересоваться у людей в спортивной форме и масках, зачем те срезают белые и красные ленточки, повязанные на заборе. Несколько человек запихали молодого парня в черный «бусик» и увезли в неизвестном направлении. Ночью Бондаренко поступил в реанимационное отделение городской клинической больницы скорой медицинской помощи с отеком мозга, закрытой черепно-мозговой травмой, множественными ссадинами и ушибами. Операция длилась несколько часов, но Романа так и не удалось спасти. К вечеру того же дня на «площадь Перемен» потянулись вереницы людей, к девяти часам там не было свободного места.

Люди несли свечки, лампадки, цветы. Роман был художником и учил детей в своем дворе рисовать, поэтому на стихийном мемориале стали появляться детские рисунки. Появилась и надпись:

«Я выхожу!». Это были последние слова Романа, которые он написал в общедворовом чате телеграма.

Утром 13 ноября телеграм-каналы призвали неравнодушных людей: «Сегодня в 12.00 откладываем все в сторону и выходим, чтобы почтить память Романа Бондаренко!»

Ровно в полдень по всему Минску стали раздаваться сигналы машин, сотни людей на «Площади перемен» и в других локациях остановились, подняв правую руку, кто-то с зажатым кулаком, а кто-то с символичным знаком в форме латинской буквы V. Позже станет известно, что по всей Беларуси прошли акции памяти по убитому Роману Бондаренко: в Жодино, в Гродно, Бресте и других городах возникли стихийные мемориалы, а люди встали в «Цепи солидарности».

Телеграмм Cледственного комитета Беларуси опубликовал информацию о том, что 11 ноября Романа забрали со двора после драки, а прибывшие сотрудники милиции обнаружили мужчину с признаками алкогольного опьянения.

ОФИЦИАЛЬНО

Следственный комитет Беларуси — о Романе Бондаренко
 

«11 ноября в милицию поступило сообщение о том, что во дворе дома на улице Червякова в Минске произошла драка между агрессивно настроенными местными жителями, вешающими ленты, и лицами, их снимающими. Прибывшие на место сотрудники милиции обнаружили мужчину с телесными повреждениями и признаками алкогольного опьянения. Минчанин был доставлен в РУВД г. Минска для выяснения обстоятельств случившегося. В связи с ухудшением самочувствия мужчины правоохранители вызвали ему скорую медицинскую помощь…»

В этот же день Александр Лукашенко встречался с журналистами придворных телеканалов и прокомментировал гибель Бондаренко.

ЦИТАТА

Александр Лукашенко — о Романе Бондаренко
 

«Я знаю на сегодняшний день, у нас появилась практика в этих богатеньких прежде всего кварталах, они вывешивали флаги бело-красно-белые и ленточки бело-красно-белые. Занавешивали там везде, даже тросы натягивали от дома к дому, и вывешивали эти, как у нас принято считать, коллаборационистские, профашистские флаги.

В этих дворах одни вывешивали эти ленточки, а вторые ходили и срезали, кто это не приемлет. В одном из дворов, как мне доложили, они пришли срезать флаги, а те, кто там живет, выскочили из дома, и потасовки были, но в данном случае завязалась драка, притом драка серьезная.

Кто-то из протестующих позвонил «карателям», в милицию. Выехал наряд милиции, но когда они подъехали, все разбежались, а этот то ли травмирован был, то ли что, в нетрезвом состоянии, это признано, заключение сегодня представил Следственный комитет, они выложили это все.

Конечно, он был пьяным, они взяли и повезли в этот отдел. Ему стало плохо по дороге, это как мне доложили. Они вызвали скорую помощь и отправили его в больницу, вот как было на самом деле».

Но к этому моменту в телеграмм-каналах уже были опубликованы опровержения заявлений Следственного комитета и слов Лукашенко. Видеозапись подтверждает, что никакой драки во дворе нет, парня хватают и утаскивают в «бусик» насильно. Это последние кадры (видео), на которых мы видим Романа живым.

Врачи (анонимно) опубликовали документ, подтверждающий, что Роман Бондаренко при поступлении в больницу был абсолютно трезв: «Этанол в крови — 0%».

К вечеру пятницы к акции солидарности присоединились студенты Минского государственного лингвистического университета, Белорусского государственного медицинского университета, Брестского государственного университета им. Пушкина, Белорусской государственной академии искусств (где учился Роман Бондаренко) и других вузов. Начались задержания и разгоны. Медиков, вышедших в акции солидарности, принялось разгонять их же руководство. В чате филиала Минского государственного архитектурно-строительного колледжа» (где Роман учился в 2004 году) директор потребовала «прекратить все разговоры»: речь шла о соболезнованиях семье погибшего и о добрых воспоминаниях о нем, а вовсе не о политических высказываниях.

…Меня больше всего зацепило видео, на котором некая женщина идет по дороге, разбивает поминальные лампадки у народных мемориалов Бондаренко, а потом собирает осколки в мусорный мешок. Эту женщину потом найдут. Окажется, что она не дружинница, но вполне себе убежденная сторонница Лукашенко, из «ябатьков».

Вечером пятницы, тринадцатого, вольный хор исполняет «Магутны Божа» возле архикафедрального костела Пресвятой Девы Марии. Хор предваряет службу по Роману Бондаренко. Пришли сотни людей, подъехали «бусики», подтянулись «тихари».

В одном из дворов, где были созданы стихийные мемориалы Бондаренко (этот двор называют площадью Победителей), был вывешен большой бело-красно-белый флаг. На скамейке — термоконтейнер с горячим чаем, лежали пряники. Люди тихо переговаривались друг с другом, сообщая, что происходит. «В одном из таких дворов и жил Роман. Их двор назвали «Площадью перемен», потому что там, на митинге, впервые два диджея включили песню Цоя, — рассказывает минчанин Андрей. — Жильцы наших домов уже видели тех же людей, что похитили Бондаренко, на том же «бусике», у нас во дворе неделю назад.

Они приехали и начали забирать людей за то, что те пили чай во дворе. Но убить за ленточки… за что?»

«Нас все учат — Украина, Грузия, что революцию надо делать по-другому, но агрессия — не наш конек», — продолжает Андрей, пока на «Площади Победителей» идут тихие поминки по Роману.

Люди плачут, их много, несмотря на холод. «Многие сидят дома, но поддерживают флагами из окон. Людей запугивают, наши пожилые родители говорят, что у нас ничего не выйдет. А что делать? Ждать, когда за тобой придут? Придут-то за всеми! — Андрей очень трезво смотрит на вещи. — У нас разбивают стекла в окнах квартир за вывешенный бело-красно-белый флаг, но люди собирают деньги и помогают друг другу быстро все восстановить. Обычно сюда приезжают музыканты, в других дворах идут трансляции концертов. Музыкантов тоже задерживают, но в нашем дворе обеспечивается их безопасность. Мы их выводим окольными путями, с одной машины пересаживаем на другую, чтобы они уехали. Но сегодня никого не будет и завтра тоже, не то состояние у людей».

Протестующие и «каратели» соревнуются по части изобретательности. Например, тех, кто выходит на акции, поливают водой с люминесцентной краской, потом просвечивают специальными лампами и арестовывают. То есть тебя могут побрызгать днем, а вечером просветить, и если обнаружат следы краски, то заберут.

Конечно, достается и бизнесу. Я смотрю кадры недельной давности, на которых людей избивают в «бусиках». Некоторые из роликов были сняты из кафе «Сулико».

Через несколько дней кафе закрыли. Вот что рассказывает его хозяйка: «К нам пришли пожарные и выписали штраф 800 белорусских рублей. Через три дня пришли опять, глаза в пол: ну вы же понимаете, мы же все равно вас должны закрыть. Стена, говорят, у вас не 80 сантиметров должна быть, а метр. С 2008 года работало кафе, в многоэтажном здании, 12 лет, каждый год разрешение выдавали на работу, а сейчас вдруг у нас стены стали тонкими?

После них прибегает санитарная станция. Мы им говорим — мол, успокойтесь, нас уже пожарные закрыли. «Ну вы имейте в виду, если они откроют, то мы придем».

Улица Червякова, уже поздно. Но народ есть, нам рассказывают, куда бежать, если что. «Там уже стоят скорые с ОМОНом», — говорит вернувшийся из разведки человек. Но на «Площади перемен» спокойно, люди стоят на тротуаре вдоль дороги с фонариками и плакатами. К мемориалу несут цветы со всего Минска. На скамейке также еда, вода. Я спрашиваю у Андрея, на чьи деньги все это покупается. «Почти во всех дворах сначала перечислили денег столько, что сборы где-то даже приостановили. Чтобы покупать еду и воду, хватит на несколько месяцев вперед. Сбор денег сегодня вообще не проблема, люди жертвуют. Например, за сегодняшний день собрано 19 000 долларов, которые будут использованы для выплаты за полезную информацию об убийцах Романа Бондаренко».

Прощать убийство никто не собирается.

Еще никогда в современной белорусской истории силовики не занимали столько места наверху государственной машины. Их поддержка и дисциплина позволили Александру Лукашенко пережить самый острый период политического кризиса в стране.

Но избыток людей в погонах создает новые проблемы. На фоне тяжелого кризиса Лукашенко нужно, с одной стороны, сохранять лояльность генералов разных ведомств, а с другой – держать их всех под контролем. Не позволять им ни размякнуть, ни обнаружить в себе чрезмерные амбиции. 

Топорная надежность

Как любой автократ, Лукашенко ценит в кадрах исполнительность и лояльность выше любых других заслуг. Еще до судьбоносных августовских выборов, предчувствуя возможные трудности, он превентивно заменил многих гражданских в своем окружении на людей в погонах.

В конце 2019 года выходец из КГБ Игорь Сергеенко возглавил администрацию президента. Неформальным главным советником на время летней избирательной кампании стал давний товарищ Лукашенко, побывавший на всех ключевых силовых постах, Виктор Шейман. Его соратник Роман Головченко, который управлял белорусским ВПК, в июне возглавил правительство.

Гражданские чиновники оказались задвинутыми на второй план не потому, что чем-то провинились, а потому, что с военными Лукашенко спокойнее. Они не дрогнут в трудные времена. И надо признать, эта ставка сработала – не дрогнули.

Неизвестно, как повел бы себя в августе банкир Сергей Румас, если бы он остался премьером. В разгар протестов его жена выложила в соцсети их совместное фото на фоне акции оппозиции, в котором сквозила явная симпатия к протестующим. А новый премьер-силовик послушно поехал на завод успокаивать бунтующих рабочих.

Окружив себя людьми в погонах, Лукашенко стал принимать топорные решения; прежде адаптивная система власти потеряла гибкость. Когда докладные из всех ведомств выглядят как сводки с фронта, это программирует на жестокость – тем более когда их читает Лукашенко, который и так не особенно склонен к компромиссам.

В результате белорусский режим пришел к новому для себя градусу подавления недовольства. Убитые протестующие, резиновые пули и светошумовые гранаты каждое воскресенье, больше 18 тысяч задержанных, массовые избиения в изоляторах и отделениях милиции, больше 900 уголовных дел, закрытие нелояльных бизнесов, сотни отчисленных из вузов и уволенных за политику – неполный перечень репрессий за последние три месяца.

Многие стали называть новое состояние белорусского режима хунтой, но это не точное описание. Пока не видно признаков того, что Лукашенко потерял контроль над генералами. Теоретически он может откатить ситуацию назад – в сторону прежнего баланса силовых и гражданских ведомств.

Хотя, конечно, сделать это с каждым днем становится сложнее. Отдав спасение себя от революции в руки силовиков, Лукашенко вынужден ежедневно беспокоиться о том, чтобы они были надежны и довольны. А шаги, которые ради этого приходится делать, только сильнее цементируют статус-кво.

Две угрозы 

В новых отношениях Лукашенко с силовиками хватает трудностей. В каком-то из звеньев системы может случиться сбой. В нынешней ситуации Лукашенко крайне важно, чтобы силовики не дрогнули, не слишком задумывались о последствиях своих действий или высоких материях совести и гуманизма.

На практике это значит, что своих нельзя сдавать. Около полутора тысяч жалоб на пытки и избиения лежат в белорусском Следственном комитете без движения. Дать им ход – значит подставить и демотивировать МВД и другие военизированные структуры, которые уже три месяца дисциплинированно разгоняют протесты.

Однако не все прокуроры и следователи страны этим довольны. Некоторые еще во время выборов подписывались за оппозиционных кандидатов, другие подали в отставку в знак протеста в августе. По рассказам бывших сотрудников, целые подразделения прокуратуры и СК чуть ли не в полном составе выступали против проявлений беззакония.

Генпрокурор Александр Конюк не пресекал ползучий бунт внутри своего ведомства. В начале сентября Лукашенко отправил его в отставку, публично потребовав от сотрудников прокуратуры либо активно включаться в подавление революции, либо уходить и не мешать остальным работать. Похожая ситуация, по некоторым данным, сейчас разворачивается в СК, его руководство тоже вплотную подошло к высочайшей немилости. 

Вовлекая все силовые ведомства в репрессии, Лукашенко связывает их с собой общим страхом за свою безопасность в случае победы протестующих. Когда все запятнаны, никто не думает о том, чтобы перейти на другую сторону. В том числе поэтому к разгонам акций и охране военных мемориалов от протестующих начали привлекать армейские подразделения.

Однако тут для Лукашенко есть и обратный риск – слишком усилившиеся генералы могут выйти из-под контроля и повести страну в сторону настоящей военной диктатуры.

Белорусские силовики не привыкли думать политически в отличие от своих коллег в странах, где хунты побеждали. Но аппетит приходит во время еды. Когда столько месяцев подряд именно от твоих приказов и бойцов зависит политическая, а возможно, и физическая безопасность всей властной верхушки, могут появиться новые амбиции.

Чтобы предотвратить это, Лукашенко всегда налегал на ротацию, межведомственную конкуренцию и надзор силовиков друг за другом. Если силовых структур много, а их руководители не засиживаются на одном месте и не успевают обрасти прочными связями и интересами, то можно долго сохранять их в надежном подчинении, не допуская появления кланов.

В логику такой ротации укладывается недавнее снятие со своих постов госсекретаря белорусского Совбеза Валерия Вакульчика и главы МВД Юрия Караева с его заместителем Александром Барсуковым. 

Мы не знаем, связаны ли их отставки с тем, что Лукашенко начал опасаться их растущего влияния. Возможно, он просто был недоволен тем, что эти люди так долго не могут придушить протесты. Но какие-то претензии здесь были однозначно, это не дежурное обновление кадров – Караев проработал в должности чуть больше года, Вакульчик – всего полтора месяца. 

В нынешней ситуации увольнять высших силовиков непросто, это может демотивировать остальных и дать протесту ощущение победы. В итоге пришлось обыгрывать отставки как перевод на фронт. Уволенных силовиков назначили помощниками-инспекторами президента в двух западных областях – Брестской и Гродненской (Вакульчик и Караев) – и Минске (Барсуков).

До сих пор на подобные должности шли региональные чиновники среднего звена, а теперь Лукашенко поручил прописать для региональных инспекторов новые полномочия, в том числе – быть еще одним фильтром для отбора лояльных кадров на местах и помогать бороться там с революционной заразой.

Итогом ротации станет то, что удельный вес людей в погонах в белорусском режиме только вырастет. В дополнение к тому, что они занимают ключевые должности в Минске, теперь силовики появляются еще и в роли надзирателей за губернаторами и местной вертикалью.

Заколдованный круг

Протесты, хоть их численность постепенно снижается, могут растянуться еще на несколько месяцев. Затем каждое из грядущих политических событий – Всебелорусское народное собрание, где власть обсудит с отобранными ею же людьми новую Конституцию, референдум по ней и выборы после этого – станет поводом для новой протестной мобилизации. Судя по всему, всплески уличной активности будут сопровождать Лукашенко до конца его президентства.

Пока улица не подавлена, Лукашенко не может слезть со штыков. Если понизить вес силовиков в системе, пока работа не сделана, это может подорвать их мотивацию и поставить весь режим под угрозу.

Это значит, что в случае управляемого транзита в ближайшие год-полтора именно люди в погонах будут его администрировать и помогать подбирать преемника. Все больше вероятность, что это будет один из них. 

Для Лукашенко передать пост какому-нибудь технократу-экономисту в нынешней ситуации означает обречь его почти на неизбежный конфликт с силовиками. Ведь любой устойчивый выход из кризиса будет подразумевать ослабление репрессивных гаек и общую демократизацию системы.

Это похоже на заколдованный круг. Окружив себя силовиками и поручив им управлять всем – от экономики до внутренней политики, – Лукашенко стал еще менее способен запустить реформы, которые удовлетворили бы общество. А недовольное общество продолжит давать поводы к милитаризации и ужесточению режима.

К сожалению, один из возможных выходов из этого тупика – новая эскалация насилия. Она может либо превратить страну в полноценную военную диктатуру (на российском довольствии), либо сделать то, чего не достигла первая вспышка репрессий в августе, – расколоть авторитарный монолит белорусского режима.