Кто бы ни победил в конце концов на президентских выборах в США, уже сейчас можно уверенно констатировать несколько невеселых результатов. Прежде всего они решительно опровергли бытовавшую все четыре года трамповского правления теорию о том, что нынешний президент оказался во власти случайно. Мол, в 2016-м нормальные люди были так уверены, что Америка отвергнет этого фигляра и популиста, что поленились прийти на выборы. К тому же коррумпированность Хилари Клинтон была настолько очевидна, что не хотелось отдавать за нее голос. И вот теперь налицо всеобщая мобилизация – случилась невиданная за сто с лишним лет явка. Это именно тот случай, когда голосование в Америке предельно точно отражает предпочтения и устремления граждан этой страны. Выяснилось, что существование Дональда Трампа в политическом пространстве – никакая не случайность, а важнейший фактор (если хотите, симптом), действительно отражающий умонастроения половины жителей ведущей страны Запада. Американцы с их протестантским культом повседневной бытовой честности истово голосовали за патологического вруна, человека для которого в принципе не существует разницы между реальностью и выгодной ему выдумкой. Просто есть «правильные» факты и «неправильные». Любой «фактчекинг» потерял смысл, чего проверять и уличать, когда всем очевидно, что персонаж врет. Но это вранье, что поразительно, только прибавляло ему популярности. Примерно такой же подход я обнаружил в одном из опросов Левада-центра. Россияне уверенно подтверждали: они прекрасно понимают, что официальные СМИ им врут. Но при этом заявляли: нам это вранье нравится!

Следствием этого стала деградация нескольких еще недавно важнейших инструментов демократического общества. В первую очередь социологии как науки. Она нужна, прежде всего, чтобы определять мнение народа. На Трампе американская социология (самая изощренная и продвинутая в мире) сломалась. Как и в 2016-м, она уверенно предсказывала Трампу разгромное поражение. Теперь же очевидно, если он и проиграет, то после длительной схватки, когда каждый голос будет буквально на вес золота. Очевидно, что респонденты не просто научились ловко прятать свои действительные представления от тех, кто проводит опрос (известный в России «феномен Жириновского», когда человеку стыдно назвать свои предпочтения). Удивительно, что серьезным ученым не удалось с помощью своих методик выявить эти предпочтения.

Очевидно так же уменьшение роли прессы. Более-менее ясно, что против Трампа, демонстративно презирающего либеральные ценности и, повторю, врущего на каждом шагу, фактически настроена вся американская пресса. И он блестяще опроверг постулат, гласивший, что у политика, имеющего проблемы с журналистами, есть очевидные проблемы с собственно политикой. Президент продемонстрировал прекрасную способность общаться со своим ядерным электоратом через социальные сети, через голову прессы. Более того, жители страны, считающие, что их отстранили от принятия решений, потеряли интерес к тому, как дела обстоят в реальности. Куда интереснее читать выдумки Трампа.

Не сомневаюсь, что эксперты задним числом объяснят столь массовую поддержку очевидного популиста. Рискну предположить, что избиратели Трампа – те, кого страшит стремительно меняющийся мир. Люди, решительно не понимающие, почему обвал акций в одном конце света лишает их накоплений – в другом конце. Почему мальчишки-айтишники в драных джинсах с грязными ногтями и давно не мытыми волосами вдруг зарабатывают миллионы, когда ты теряешь деньги, которые откладывал долгие годы. При этом сторонники Трампа однозначно оценивают глобализацию как возможность для других стран отнимать те доходы, которые долгие годы считались «своими». Добавим к этому, что новый мир является сторонникам Трампа отнюдь не только в виде цифровых чудес, открывающих невиданные возможности в росте производительности. Для немолодых и необразованных – это угроза потери работы. А еще очевидные и шокирующие традиционалистов перехлесты борьбы за гендерные, расовые и сексуальные свободы. Это не только феномен Трампа; приблизительно по тем же причинам в Венгрии голосуют за Орбана, в Польше – за Качинского.

Таким образом, американские выборы – еще одно доказательство того, что мы живем в период глубокого кризиса демократии. Кремлевские стратеги радостно верят сами и убеждают через своих пропагандистов в этом других, что демократии не существует вовсе, как и прочих ценностей злокозненного Запада. Она, мол, не более чем ловкое прикрытие власти «избранных», которые вынуждены бессменно забиться о неразумных «массах». Поэтому популист Трамп представляется Путину и его подчиненным идейно близким.

На самом деле факт глубокого кризиса демократии отнюдь не означает ее гибели. Гибель эту, замечу, предрекали многократно. Демократия подвергалась очень серьезным испытаниям. Вспомним хоть приход к власти фашистов в Германии и Италии в 30-е годы прошлого века. Вспомним чудовищный кризис власти в Америке 60-х – 70-х, с расовыми бунтами, войной во Вьетнаме, импичментом Никсоном. Исторический опыт показывает – в большинстве случаев, когда у народа остается реальное право выбора, которое он не передоверяет фюреру, народ, как океан, сохраняет способность к самоочищению. Главное, не мешать…







Фото: 1. 02.11.2020. Ралли сторонников президента США Дональда Трампа в Индианаполисе. Zuma\TASS
2. 04.11.2020. Сторонники республиканской партии в штате Джорджия наблюдают за ходом голосования на всеобщих выборах. John Bazemore/AP/TASS
3. 03.11.2020. Голосование на выборах президента США в Вашингтоне. SHAWN THEW/EPA/TASS
4. 03.11.2020. Голосование на выборах президента США в штате Калифорния.Chris Pizzello/AP/TASS
5. 03.11.2020. Голосование на выборах президента США в штате Коннектикут. Jessica Hill/AP/TASS
6. 04.11.2020. Акция в поддержку честного подсчета голосов на выборах президента США в Нью-Йорке закончилась столкновениями с полицейским. Zuma\TASS

«Президент Франции сам сейчас становится похож на террориста», – заявил Рамзан Кадыров, осудив реакцию Эммануэля Макрона на убийство школьного учителя Самюэля Пати. На следующий день Кремль устами Дмитрия Пескова напомнил Кадырову, что внешняя политика находится вне ведения глав субъектов федерации. Кадыров ответил, что сделал свое заявление как мусульманин, а не как политик. Это не первый раз, когда глава Чечни выступает с подобными заявлениями. Во время кризиса 2015 года вокруг этнического меньшинства рохинджа в Мьянме он фактически объявил о своем несогласии с внешнеполитическим курсом Москвы.

Что бы ни говорили официальные документы, сфера международных взаимодействий давно перестала быть делом исключительно национальных государств. Среди прочих игроков, чьи интересы и действия пересекают национальные границы, не последнюю роль играют субнациональные единицы – регионы и города, чью международную активность обычно обозначают термином «парадипломатия».

Субъекты Российской Федерации разительно отличаются друг от друга по количеству и качеству парадипломатических контактов. В парадипломатии зачастую наиболее ярко проявляются остатки региональной автономии, а также структура стимулов, в которой существуют главы субъектов федерации (далее – губернаторы), хотя и не все из них могут похвастаться степенью свободы, свойственной Рамзану Кадырову.

Расцвет российской парадипломатии пришелся на девяностые годы. Слабость федерального центра и отсутствие эффективных механизмов контроля позволили некоторым губернаторам проводить внешнюю политику, зачастую расходящуюся с официальной дипломатической линией России. К международным контактам губернаторов подталкивали неспособность центра к эффективному перераспределению ресурсов и, как следствие, необходимость привлечения средств из-за рубежа, а также желание приобрести символический капитал и использовать такие связи для конструирования региональных и национальных идентичностей. Разумеется, последний фактор был наиболее значим в этнических республиках, часть из которых предпринимала действия по расширению своей автономии в такой степени, что перспектива дезинтеграции страны многим казалась вполне реальной.

С усилением федерального центра, ростом способности перераспределять ресурсы, стабилизацией экономической ситуации и развитием централизации международная активность регионов пошла на спад. Федеральный центр предпринял меры по изменению институциональной рамки этой активности: еще в 1996 году президент наделил МИД координирующими функциями в вопросах внешних связей регионов, а с 2004 года регионы обязаны получать согласие министерства на заключение международных экономических соглашений. МИД организует встречи глав регионов с представителями иностранных государств и компаний, а также следит за тем, чтобы взаимодействия региональных правительств с правительствами других стран проходили в рамках официального внешнеполитического курса Кремля. В случае отклонения от официальной линии МИД может потребовать от региональных чиновников, ответственных за международные контакты, согласовывать свои действия в московском аппарате.

Несмотря на централизацию, у регионов остается достаточно места для маневра. Большинство международных контактов российских губернаторов связаны (во всяком случае декларативно) с экономическими вопросами и направлены на заключение торговых соглашений и привлечение в регион иностранных инвестиций (например, это могут быть поездки на международные инвестиционные выставки). На этом фоне заметно выделяются международные связи республик, движимые этническими, религиозными и символическими мотивами.

Парадипломатия республик

Статистический анализ показывает, что главы этнических республик более активны на международной арене, чем их коллеги из краев и областей. Среди республик во многом исключительным случаем представляется Татарстан. По моим расчетам, в 2005-2015 гг. Минтимер Шаймиев и Рустам Минниханов посетили другие государства 75 раз, и 161 раз встретились с представителями иностранных государств на территории России (при средних показателях около 14 и 20 раз соответственно). Заметная часть этих контактов приходится на встречи с главами иностранным государств, в первую очередь Турции. Гульназ Шарафутдинова отмечает, что беспрецедентная международная активность Татарстана связана с попытками построения локальной государственной идентичности, активно предпринимаемыми элитами республики. Примечательно, что когда в 2015 году  отношения Турции и России оказались в кризисе из-за инцидента с российским истребителем, сбитым турецкими войсками, Татарстан не только лоббировал прекращение санкций против турецких компаний, но и демонстративно отказался выполнять требования федерального министерства культуры и покидать организацию тюркской культуры ТЮРКСОЙ.

На фоне других республик выделяется и Чечня. Зарубежные визиты Рамзана Кадырова сосредоточены на странах Аравийского полуострова и Леванта, а его публичные заявления по внешнеполитическим вопросам уникальны для российских губернаторов. И Татарстан, и Чечня обладают особым неформальным статусом, выделяясь среди других республик. Инциденты, вызванные их несогласием с внешнеполитическим курсом РФ, могут рассматриваться не только как доказательство того, что некоторые субъекты федерации могут позволить себе больше, чем другие, но и как попытка прощупать и расширить границы дозволенного в рамках постоянно идущего торга между федеральным центром и субъектами. Как пишет Андрей Стародубцев, сфера религии и этничности в рамках этого торга однозначно маркируется как находящаяся в ведении субъекта федерации.

Этничность и религия дают главам республик пул «естественных» международных партнеров и легитимируют активные отношения с «родственными» странами. Так, главы Бурятии традиционно поддерживают отношения с Монголией, а главы финно-угорских республик участвуют в мероприятиях, организованных под эгидой финно-угорского мира.  Еще одним ресурсом мобилизации этничности являются диаспоры, проживающие в других странах: так, глава Ингушетии Мурат Зязиков (2002-2008) несколько раз посещал Иорданию, где встречался с представителями ингушской диаспоры (а также королем Абдаллой II), а его преемник Юнус-Бек Евкуров (2008-2019) – Казахстан. Ингуши, проживающие в Казахстане, выступали с письмами поддержки в адрес Евкурова.

Однако международные контакты этнических республик зачастую не ограничиваются этнически и религиозно близкими странами. Они активно контактируют с большим количеством стран на всех континентах. Причина, как отмечалось выше, лежит в желании элит сформировать образ (квази-)государственности, неотъемлемым атрибутом которой является способность к вступлению в международные отношения.

Интересной кажется наблюдаемая корреляция между предложенным Дэниелем Трейсманом индексом сепаратистского активизма национальных республик в 90-е годы и уровнем современной парадипломатической активности республиканских глав. Республики, дальше всех зашедшие в требованиях автономии, демонстрируют наибольшее число международных контактов. Это указывает на связь парадипломатии с вопросами идентичности: сепаратизм был напрямую связан с активностью националистических организаций, а она, в свою очередь, со степенью развития национальной идентичности, культивируемой советской властью.

С другой стороны, не стоит рассматривать парадипломатическую активность как противоречащую интересам федерального центра. Зачастую центр может использовать возможность таких контактов в достижении своих внешнеполитических целей. Так, личные контакты Кадырова на Ближнем Востоке во многом служат целям Кремля.

Экономическая парадипломатия

Помимо факторов, связанных с этничностью, значимым предиктором международной активности является уровень конкурентности и плюрализма региональных политических режимов. Этот эффект не так просто объяснить однозначно, однако наличие нескольких конкурирующих между собой элитных групп и активная политическая жизнь могут создавать стимулы для привлечения губернаторами дополнительных экономических ресурсов, в том числе и иностранных инвестиций. С другой стороны, региональные экономические элиты зачастую не приветствуют приход новых игроков, тем более из-за рубежа. Так, попытка украинского производителя автомобилей «Богдан» в 2006 году открыть завод в Нижегородской области обернулась протестами руководства Горьковского автомобильного завода и в результате была сорвана.

Возможно, именно этим объясняется более высокий уровень международной активности губернаторов-варягов. С одной стороны, они не связаны обязательствами перед местными элитами. С другой, подотчетность Москве стимулирует их к активным действиям в части социально-экономического развития региона. Остается открытым вопрос, насколько такая активность приносит реальную пользу региональному сообществу, а насколько носит демонстративный характер.

Анализ официальной статистики по иностранным инвестициям не позволяет сделать вывод о наличии связи между притоком капитала в региональные экономики и международной активностью губернаторов. Для некоторых регионов такая активность действительно становится драйвером развития. Наилучшим примером является деятельность бывшего губернатора Калужской области Анатолия Артамонова, развернувшего активную кампанию по привлечению иностранных инвесторов. Ближневосточные инвестиции в Чеченскую республику напрямую связываются с личными контактами Рамзана Кадырова.

Международная активность во много зависит от личностных характеристик губернатора, слабо поддающихся систематическому изучению. Так, губернатор Ивановской области в 2005-2013 гг. Михаил Мень вывел международное присутствие области на невиданный доселе уровень, но большинство инициатив его носили имиджевый и культурный характер. Высокий уровень международной активности Калмыкии почти полностью связан с бывшим главой республики Кирсаном Илюмжиновым, чья деятельность на посту президента Международной шахматной федерации снабдила его необходимыми международными контактами.

Республика Коми представляет интересный пример, демонстрирующий, как смена руководителя региона может повлиять на содержание парадипломатической активности. Коми с 90-х гг. была вовлечена в активное взаимодействие с финно-угорскими странами (в первую очередь Финляндией и Венгрией). При Владимире Торлопове (2002-2010) и Вячеславе Гайзере (2010-2015) контакты с Финляндией и Венгрией составляли порядка половины всех губернаторских контактов. И Гайзер, и Торлопов – этнические коми, оба свидетельствовали о владении языком коми в той или иной степени. После ареста Гайзера и назначения варяга Сергея Гапликова международный профиль республики сильно изменился, сместившись в сторону экономических контактов с этнически далекими странами.

Неоднозначные эффекты и негативные тенденции

Международная активность российских регионов не должна вызывать удивления сама по себе, даже учитывая централизованный характер российского государства. Однако она высвечивает ассиметричный характер региональной автономии от федерального центра и противоречивые стимулы, в которых вынуждены оперировать губернаторы. Власти республик не оставляют попыток мобилизовывать этническую идентичность и использовать парадипломатию для придания регионам под своим управлением признаков суверенных государств. Губернаторы находятся на пересечении интересов региональных элит и федерального центра, запросы которого вынуждают их разрываться между экономическим развитием и достижением необходимых электоральных результатов. В таких условиях главы регионов редко когда могут реализовать потенциал международных контактов в полной мере. Вместе с тем нельзя отрицать и наличие положительных – хоть и ограниченных – эффектов усилий губернаторов по продвижению регионов за рубежом.

Парадипломатия не является свидетельством провала федерального центра и потери контроля над региональными элитами. Во-первых, она часто служит и интересам Москвы. Во-вторых, это абсолютно нормальное явление для такого сложного государства как Россия, которая де-юре все еще остается федерацией. Больше опасений вызывает наблюдающийся с начала 2000-х гг. спад в международной активности губернаторов, только усиленный изоляцией России после событий 2014 года и текущим коронакризисом. Сокращение международных контактов не может не иметь негативного влияния на экономическую и культурную жизнь регионов. Так или иначе, пример международной активности субъектов РФ в очередной раз демонстрирует невозможность полной централизации и сведения на нет региональных интересов.

ФОТО: SCANPIX

3 октября, в так называемый День немецкого единства, отмечается годовщина воссоединения Западной и Восточной Германии. В честь 30-летнего юбилея этого события в этом году по всей Европе можно было видеть исторические фотографии и материалы с воспоминаниями.

Но поинтересовался ли кто-нибудь, что по этому поводу думают в России?

Михаил Горбачев, тогдашний фактический глава советского государства в должности генерального секретаря КПСС, 10 февраля 1990 года встретился с канцлером ФРГ Гельмутом Колем и дал согласие на воссоединение двух Германий — и в России к нему относятся намного хуже, чем на Западе. Причина: Горбачев, по мнению русских, просто подарил Восточную Германию Западной — или, как говорят немцы, «продал за яблоко и яйцо» (точнее, за смехотворную сумму в 12 миллиардов марок ФРГ).

При этом Германии не пришлось даже брать на себя обязательство в будущем сохранять нейтралитет. Кроме того, нигде не был прописан отказ НАТО от дальнейшего расширения на Восток. Горбачеву нравился Коль, и он доверял ему. Таким образом, ФРГ и ГДР объединились, причем даже без референдума.

В связи с этим весьма примечателен следующий факт: тогдашний СССР к 1994 году вывел 550 тысяч солдат и более 100 тысяч единиц оружия и тяжелой военной техники с территории бывшей ГДР, отказавшись от любых формальных возможностей влиять на политическую ситуацию в Германии.

Необходимый экскурс во времена Второй мировой войны

В июне 1941 года войска вермахта вторглись на территорию России (Гитлер писал об этих планах еще в «Майн кампф»). К тому моменту практически вся континентальная Европа фактически находилась в его власти: Австрия была «присоединена» к Германии, другие страны — оккупированы (Чехословакия) или захвачены (Бельгия, Нидерланды, Франция и Польша). Одни были верными союзниками Германии (например, Венгрия или Италия) или по-оппортунистски ловко сотрудничали с ней (Швеция, Португалия или Швейцария). Вся континентальная Европа!

У тех же, кто отвергал идеи национал-социализма и фашизма и не хотел становиться частью «большой Германии», оставалась лишь одна надежда: Россия. Они надеялись, что Россия будет достаточно сильна, чтобы оказать сопротивление гитлеровскому вермахту и победить его.

Так оно в итоге и оказалось: Гитлер переоценил свои силы, как и Наполеон 130 годами ранее, когда в эйфории от многочисленных военных успехов решил захватить Россию. Огромная страна с холодными зимами и сильными людьми, крепко привязанными к своей земле, любящими родину (даже в советские времена!) и готовыми ценой собственной жизни защищать ее — на такое Гитлер совершенно не рассчитывал.

В битве под Сталинградом с 23 августа 1942 года по 2 февраля 1943 года немецкие войска потерпели поражение. Гигантское сражение унесло жизни около 700 тысяч человек, главным образом солдат Красной Армии. Но это была первая крупная неудача вермахта — и именно это поражение считается переломным моментом в ходе Второй мировой войны.

Тогда вермахт еще не сдался. В следующей крупной битве, состоявшейся с 5 по 16 июля 1943 года на Курской дуге, вермахт вновь оказался слабее Красной Армии. Танковое сражение под Прохоровкой считается крупнейшим в истории. С обеих сторон в нем участвовали несколько сотен танков, со стороны Германии впервые были представлены легендарные танки «Тигр», технически намного более совершенные, чем советские. Нельзя сказать, что Красная Армия победила в этом танковом сражении, но в конечном итоге она одержала верх над немецкими войсками. Так началось их постепенное отступление на Восточном фронте. 

16 апреля 1945 года началась битва Красной Армии за Берлин, а 8 мая 1945 года немецкие генералы подписали акт о безоговорочной капитуляции.

Поражение Гитлера было уже не за горами

Высадка американских войск в Нормандии, означавшая вступление США в войну против нацистской Германии, состоялась лишь 6 июня 1944 года, то есть через полтора с лишним года после Сталинграда и начала отступления вермахта на востоке. Но, несмотря на успешную операцию, в которой были задействованы более 6 тысяч кораблей, более 300 тысяч солдат и 50 тысяч автомобилей и за которой уже 12 августа последовало освобождение Парижа, Черчилль еще в начале 1945 года попросил не прекращать боевые действия на Восточном фронте (известна соответствующая переписка), чтобы помешать Германии передислоцировать войска на Западный фронт. Черчилль в тот момент еще не был уверен, что союзникам удастся продвинуться на западе далее границ Германии.

Итог: Вторая мировая война унесла жизни более 27 миллионов советских граждан, половину составили мирные жители. США во Второй мировой войне потеряли около 400 тысяч солдат, из которых около 290 тысяч — в Европе (то есть без учета потерь в войне против Японии). Это были именно военные, а не мирные жители. Это и так достаточно трагично, ведь у погибших солдат были семьи, и для них это было горе. Но вот что важно: США потеряли на Второй мировой войне почти в 100 раз меньше граждан, чем СССР.

Но как возникла нынешняя ситуация?

Как бы то ни было, после фактической передачи ГДР Западной Германии в 1990 году и последовавшего за этим воссоединения Германии русские полностью ушли с территории бывшей ГДР.

В отличие от США.

Хотя американцы вступили в войну с вермахтом незадолго до ее окончания и потеряли почти в 100 раз меньше людей, они остались в Германии. К настоящему моменту у них там более десяти военных баз и более 38 тысяч солдат, а также несколько сотен боевых самолетов и танков и даже готовые к применению атомные бомбы. А в ближайшее время в Германии должен появиться еще и новый центр НАТО по планированию космических операций.

А еще нельзя не упомянуть, что после распада СССР в 1991 году 14 государств Восточной Европы вступили в НАТО не без активного содействия США. Но с какими врагами они собираются сражаться? География членов НАТО говорит о том, что это может быть только Россия.

Большой вопрос: почему?

А почему, собственно, Германия хочет быть так тесно связана с США? Или, если конкретно, почему Германия позволяет США обращаться с собой как с военной колонией? И почему Германия, как и весь альянс НАТО, считает Россию главным врагом, хотя Россия в 1994 году полностью вывела свои войска с востока Германии, а хранившееся на территории ГДР ядерное оружие — и вовсе еще в 1991 году?

Этот остающийся без ответа вопрос заботит Россию до сих пор, тем более что политика Германии в последние месяцы стала еще более антироссийской, чем прежде.

Может, Россию считают главным врагом Германии не вопреки тому, что СССР победил гитлеровскую Германию ценой наибольших потерь, а именно потому, что русские тогда победили вермахт? Может, немцы просто до сих пор чисто подсознательно не простили им поражения под Сталинградом и под Курском? Может, многие сейчас забывают, что речь шла именно о нацистской Германии? Во всяком случае, возможно, внимательные политологи вскоре получат повод для рассуждений на тему реваншизма.

Ответ — в «Белом тигре»

Российский режиссер Карен Шахназаров в 2012 году снял замечательный фильм «Белый тигр», в котором просто гениально совместил конкретные и весьма впечатляющие батальные сцены (главным образом танковые сражения) и метафорично-историческую правду. В этом фильме «белый тигр» — это не просто немецкий танк «Тигр», но и символ ненависти Западной Европы к евреям и еще больше — к русским. Эта ненависть разгоралась — и разгорается — снова и снова. В самом конце фильма Гитлер, сидя у камина, беседует с человеком из своего окружения и говорит, в частности, следующее:

«Разве мы не осуществили потаенную мечту каждого европейского обывателя? Разве не в этом была причина всех наших побед? Ведь все знали, что то, о чем они боялись рассказывать даже своим женам, мы объявили ясно и открыто, как подобает мужественному и цельному народу. Они всегда не любили евреев. Всю жизнь они боялись эту мрачную, угрюмую страну на Востоке, этого кентавра, дикого и чужого Европе — Россию».

Слова, произнесенные в фильме Гитлером («они, европейцы, никогда не любили евреев и русских»), — историческая реальность. В 1812 году армия Наполеона, насчитывавшая 420 тысяч солдат и дополнительные силы в составе еще 55 тысяч человек, вторглась в Россию. Несмотря на гигантскую численность, войска Наполеона (наполовину состоявшие из солдат других стран Западной Европы) потерпели поражение.

Европейцы никогда не любили османов, но когда те воевали против России, они сражались на их стороне. В Крымской войне 1853-1856 годов на сторону Османской империи встали Франция, Великобритания и королевство Сардиния-Пьемонт — против России. В 1952 году Турция вошла в состав НАТО — против России. Нынешней Турции дозволено захватывать — в нарушение международного права — целые регионы Сирии и угнетать живущих на этих территориях курдов — и Запад молчит, глядя на все это. Но когда жители Крыма сами захотели воссоединиться с Россией, ответом стали суровые экономические санкции.

В фильме «Белый тигр» солдат-танкист Иван Найденов сражается на фронте с «белым тигром» — настоящим танком «Тигр», располагавшим неимоверной огневой мощью. Но это еще и метафора борьбы с ненавистью европейцев к русским, воплощением которой стала ужасная война. В предпоследней сцене фильма майор-командир говорит Найденову, что война закончилась, и «белый тигр» исчез. Но Иван, отвечая, имеет в виду не танк «Тигр», а ненависть к русским, вылившуюся в войну: «Ждет он. Будет ждать двадцать лет, пятьдесят, может, сто. И выползет…»

После Второй мировой войны, закончившейся поражением немецкого вермахта в 1945 году, прошло 75 лет. И насколько же правы оказались танкист Иван Найденов — и режиссер Карен Шахназаров в 2012 году! «Белый тигр» как раз выползает. «Они, европейцы, всегда не любили евреев. Всю жизнь они боялись эту мрачную, угрюмую страну на Востоке, этого кентавра, дикого и чужого Европе — Россию».

И это опять так. В 2020 году.

А США могут и через 75 лет после войны держать в воссоединившейся Германии свои военные базы и хранить на аэродроме Флигерхорст на территории земли Рейнланд-Пфальц атомные бомбы — против России.

Разве у России нет веских причин разочароваться в Западной Европе?

«Россия, этот дикий кентавр»

Вот как Россия поняла нацистскую Германию — как последовательного исполнителя желаний европейцев. В фильме «Белый тигр» эту мысль выразил лично Гитлер — в разговоре у камина с человеком из своего ближайшего окружения.

«Слишком давно и хорошо мы знаем друг друга. Слишком многое нас связывает, чтобы я скрывал от вас свои мысли. Война проиграна, я это знаю. Она не просто проиграна — Европа разгромлена. Но можете ли вы себе представить, что будет завтра? Несчастная Германия: ее обвинят во всех смертных грехах. Немецкий народ сделают виновником всего, напишут тысячи книг, найдут тысячи каких-нибудь нелепых документов, придумают сотни воспоминаний. И мы — я и Германия — предстанем перед миром как беспримерные изверги рода человеческого, как исчадие ада. А мы просто нашли мужество осуществить то, о чем мечтала Европа. Мы сказали: „Раз вы об этом думаете, давайте, наконец, сделаем это!" Это как хирургическая операция: сперва больно, но потом организм выздоравливает. Разве мы не осуществили потаенную мечту каждого европейского обывателя? Разве не в этом была причина всех наших побед? Ведь все знали, что то, о чем они боялись рассказывать даже своим женам, мы объявили ясно и открыто, как подобает мужественному и цельному народу. Они всегда не любили евреев. Всю жизнь они боялись эту мрачную, угрюмую страну на Востоке, этого кентавра, дикого и чужого Европе, — Россию.

Я сказал: „Просто давайте решим эти две проблемы. Решим их раз и навсегда!" Разве мы придумали что-то новое? Нет! Мы просто внесли ясность в те вопросы, в которых вся Европа хотела ясности, — вот и все!

С тех пор как Земля вращается вокруг Солнца, пока существуют холод и жара, бури и солнечный свет, до тех пор будет существовать и борьба. В том числе среди людей и народов.

Если бы люди остались жить в раю, они бы сгнили. Человечество стало тем, что оно есть, благодаря борьбе. Война — естественное, обыденное дело. Война идет всегда и повсюду. У нее нет начала, нет конца. Война — это сама жизнь. Война — это отправная точка».

Владимир Путин провел через Госдуму поправки к законам об СВР и ФСБ, которые позволяют сотрудникам этих ведомств иметь второе гражданство. Разумеется, все нужные оговорки сделаны — это, дескать, только в интересах оперативной работы, а не просто так, по желанию. И, конечно, только по согласованию с начальством. Учитывая полную закрытость этих структур, абсолютно ключевую роль, которую играют в управлении Россией спецслужбы, и то, что убедительных публикаций о размерах состояний даже не топ-, а просто силовиков в последние годы мы видели буквально сотни, это политический сигнал. И, если смотреть с точки зрения интересов путинского режима, сигнал ошибочный. Например, депутаты Госдумы и члены Совета федерации (среди которых много миллионеров, а есть и миллиардеры) едва ли будут в восторге от такой «дискриминации». Их  не станут специально проверять на наличие второго гражданства или вида на жительство, но могут лишить полномочий, если кто-то на них донесет. Иностранный паспорт или ВНЖ превращается в современной России в эквивалент финского сервелата в спецпайке для аппарата ЦК КПСС. Это теперь законодательно утвержденный статус-символ.

Можно сказать: «Какая разница? Депутаты и сенаторы — всего лишь плохо замаскированные сотрудники администрации президента, выполняющие приказы Кремля. А чекисты и так могут позволить себе все, что хотят». С одной стороны, так и есть. С другой, Россия — «страна сигналов». И этот сигнал — тревожный для нынешней правящей верхушки. Одна ее часть позволяет себе буквально все, а другую «ставит» на разнообразные «счетчики». Кстати, и символизм тут особенный — ведь тема «врагов из-за бугра», «перевертышей с чужим гражданством» и прочих «агентов ЦРУ» для путинского режима в течение почти всего его существования была центральной. Разоблачение происков коллективного «Сороса» давно стало по-настоящему навязчивой идеей Кремля, а не только темой для пропагандистского оболванивания аудитории госканалов.

Обычно в России власть считает себя вправе крушить не просто законы, а основной закон, как это было сделано во время проталкивания так называемых «поправок к конституции» в июне. Но стоит речи зайти об этом сладком словосочетании «второе гражданство», как вдруг все за красной стеной и на Лубянской площади становятся такими законниками, что Верховному суду США впору начать завидовать Москве. Не могут, понимаешь, внедрить агента в какую-нибудь Швейцарию-Британию-Францию без того, чтобы не получить санкцию народных, прости господи, избранников. Как сказал бы (полагаю) Константин Сергеевич Станиславский: «Не верю». И никто в разнообразных российских министерствах, ведомствах, белых домах, заксобраниях, советах директоров и штабах округов не поверит. 

Сделают однозначный вывод: «Готовят отходные пути, хотят выводить активы. А мы что, рыжие, что ли?» И неважно, что параллельно Путин пытается показать уверенность в завтрашнем дне, разрешая некоему абстрактному «бывшему президенту» (мы знаем, какому) стать пожизненным сенатором. Мол, «спокойно, я с вами надолго, если не навсегда». Вот только как-то малоубедительно звучит это «навсегда» из уст человека, который задолго до пандемии «самоизолировался» не только от реального общества, но даже от большинства собственного правящего класса.

Чувство самосохранения отказывает режиму в тот самый момент, когда COVID-19 бьет по и без того фиктивной российской «стабильности», а продолжающиеся протесты в Хабаровске, продолжавшиеся 116 дней и пока сменившиеся апатией участников, вкупе с революцией в Белоруссии и войной Азербайджана и Армении демонстрируют — Кремль медленно, но неуклонно теряет контроль и над страной, и над тем, что еще недавно называли «постсоветским пространством». Ведь для этого класса нет ничего важнее его вилл в Гштааде, яхт в Портофино и офшорных счетов в банках Каймановых островов. Теперь Кремль фактически, дал ему сигнал: «Отныне каждый за себя». И в авангарде оказываются те, кто совсем недавно гордился словами Феликса Дзержинского про «орден меченосцев революции».

Опыт жизни под санкциями, который Россия приобрела с 2014 года, является болезненным для российской власти. В 1990-е и 2000-е гг. Москва уже сталкивалась с подобными мерами. Они не шли ни в какое сравнение с текущим санкционным режимом, но тоже оказали влияние. Однако сегодня в экспертной и общественной среде доминирует мнение, что санкции как изобретение ХХ века почти никогда не достигали цели, потому что не меняли поведение тех стран, против которых они применялись.

Подобные оценки не учитывают одного важного аспекта — инструмент санкций, когда он применяется именно против государств, призван не столько принудить нарушителя к прекращению своих действий, сколько повысить его издержки и ограничить свободу рук. При этом страны, использующие этот инструмент, заинтересованы в сохранении свободы рук у себя.

По итогам шести лет постепенно усиливающегося санкционного давления на Россию можно констатировать две вещи. Во-первых, западные санкции наносят основной ущерб российской политической системе через оборонную промышленность. Во-вторых, персональные санкции не раскалывают российский правящий класс (вряд ли такой эффект вообще всерьез предполагался), но ограничивают его представителей в доступе к европейским и американским промышленным активам, а также создают инструмент давления на тех, кто имеет высокие шансы остаться частью этого класса даже после ухода Владимира Путина вне зависимости от того, когда и по каким причинам это произойдет.

Прошлый опыт

Современная Россия впервые столкнулась с иностранными санкциями, американскими, еще в 1990-е гг. В 1992 году санкции были введены против государственной компании «Главкосмос», которая должна была поставить Индии криогенные ракетные двигатели и технологии их производства. Вашингтон видел в этом угрозу распространения чувствительных двойных технологий, но кроме кнута предложил и пряник — отказ от их передачи Индии был одним из условий присоединения России к проекту Международной космической станции. Претензии США были сняты в 1995 году, когда Россия пересмотрела условия сотрудничества с Индией и присоединилась к Режиму контроля за ракетной технологией (РКРТ/ MTCR).

Позднее, в 1998-1999 гг., по подозрению в содействии иранской ракетной и ядерной программе под санкции попали несколько научных институтов, оборонных заводов, коммерческих компаний и университетов. Среди них были «Главкосмос», Балтийский государственный технический университет «Военмех», Московский авиационный институт, Российский химико-технологический университет им. Менделеева и Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники (НИКИЭТ, сегодня входит в «Росатом»). Американским юридическим лицам было запрещено сотрудничать с этими организациями.

В 2000-е гг. претензии к большей части юридических лиц из этого списка были сняты, хотя отдельные российские оборонные предприятия, включая даже «Рособоронэскпорт», периодически под них попадали — обычно на два–три года. При этом дольше всего под санкциями находились именно университеты, с которых претензии были сняты только в 2010 году, что как минимум ограничивало их в сотрудничестве с американскими университетами и компаниями и в закупках американского научного оборудования. Однако все это выглядело для мира как досадные казусы российско-американских отношений и не наносило серьезного урона непосредственно российской власти — даже репутационные потери списывались на трудности постсоветской трансформации.

В самой Москве эти санкции воспринимались скорее как стилистическая «фишка» американской дипломатии. Кремль исходил из того, что в действительно важных вопросах американцы посылают совсем другие сигналы. Так было в ходе и вскоре после российско-грузинской войны 2008 года, когда российское руководство всерьез восприняло заход в Черное море группировки военных кораблей НАТО во главе с американским эсминцем. Первые западные санкции в 2014 году воспринимались российской властью через призму предыдущего опыта. Позднее Москва осознала затяжной характер этих санкций и начала адаптироваться к ним, но оказалось, что адаптироваться очень сложно, если вообще возможно.

Цена технологического эмбарго

Американские и европейские санкции, введенные в 2014-2020 гг. против России за аннексию Крыма, войну на востоке Украины, вмешательство в американские выборы, два эпизода применения химического оружия, поддержку Башара Асада и иранской ракетной программы и др., делятся на две основные группы. Первая группа — отраслевые санкции против банков, нефтегазовой и оборонной промышленности. Вторая группа — персональные санкции.

Российские государственные банки зарабатывают в основном внутри России и поэтому в условиях соответствующих ограничений в целом могут обходиться без зарубежных займов и инвесторов. При этом они сохраняют доступ к глобальной финансовой системе. Что касается нефтегазовых компаний, которым ограничен доступ к технологиям добычи на шельфовых и сланцевых месторождениях, то при ценовой конъюнктуре последних лет они в этих технологиях пока не нуждаются и в ближайшие годы вряд ли этот вопрос станет актуальным. Таким образом, в своем нынешнем виде эти санкции ограничивают возможности и влияние России во внешнем мире, но пока не грозят Кремлю разбалансировкой самой российской политико-экономической системы.

Гораздо большие издержки российская власть в настоящее время несет от санкций против оборонной промышленности. Так, российская политика импортозамещения стала эвфемизмом для обозначения жизни в условиях западного эмбарго на поставку технологий для оборонной промышленности, военной продукции и продукции двойного назначения. Это бьет как по возможностям производства высокотехнологичных вооружений и военной техники, так и по созданию гражданской продукции.

Например, эти ограничения не только тормозят модернизацию системы спутниковой навигации ГЛОНАСС и других космических систем и увеличивают организационные и финансовые издержки при обеспечении вооруженных сил средствами связи, но и повышают для России цену создания гражданского самолета МС-21. Сюда же входят издержки, связанные с попытками получить необходимые технологии в обход санкций. Здесь в ход идут разные меры: поставки от азиатских производителей (Китай, Малайзия, Тайвань и др.), промышленный шпионаж, закупка через подставные фирмы и контрабанда. Общую сумму расходов на импортозамещение  оценить пока сложно, но только в 2015-2018 гг. российское правительство потратило на программы импортозамещения 1,6 трлн рублей, более $25 млрд.

Наибольший ущерб западные санкции наносят российской авиационной и космической промышленности, а также производителям систем связи и управления: Объединенной Авиастроительной Корпорации (в 2019–2020 гг. вошла в «Ростех»), концерну КРЭТ и холдингам «Росэлектроника» и НПО «Высокоточные комплексы» (входят в «Ростех») и, разумеется, «Роскосмосу» в том, что касается производства спутников. В меньшей степени от санкций страдают производители систем ПВО и ПРО («Алмаз-Антей» и РТИ): поскольку для таких систем не слишком важен вопрос габаритов и энергопотребления, то в их электронной начинке традиционно не использовались импортные компоненты. Помимо этого, вся российская оборонная промышленность лишилась доступа к европейскому и американскому промышленному оборудованию. И хотя это пока не так сильно сказывается, но по мере старения станков и производственных линий, закупленных в 2000-е гг., этот вопрос будет вставать все острее. Особенно если учесть, что производители российских аналогов также полагаются на пока доступные им импортные компоненты.

Политический эффект технологического эмбарго

В этих условиях Кремль вынужден тратить больше сил на поддержание социально-экономического и политического баланса в стране. Дело в том, что российская оборонная промышленность представляет одну из ключевых, но при этом экономически убыточных опор для российской власти. Получив в 2011-2019 гг. около $280 млрд только от российских военных закупок и свыше $134 млрд от экспорта вооружений (по итогам 2020 года эти цифры вырастут до примерно $300 млрд и $150 млрд соответственно), оборонная промышленность так и не смогла повысить свою эффективность. А очередной экономический спад и девальвация рубля эту ситуацию лишь усугубляют даже при прочих равных условиях, не говоря о том, что давление западных санкций не только не станет меньше в обозримой перспективе, но может еще возрасти. И это не считая того, что из-за санкций Россия вынуждена была перевести часть своего оружейного экспорта в рубли (как в поставках Индии), а также выделять зарубежным странам миллиардные кредиты под закупки ими российских вооружений (как в поставках Турции).

Другими словами, изолирование российской оборонной промышленности от западных производственных и технологических цепочек сделало ее еще менее устойчивой. Это значит, что внутриполитическое значение и внутриполитические последствия ее экономических трудностей усиливаются. И Кремль, помимо прямых расходов, будет вынужден и дальше перераспределять бремя военной промышленности между ключевыми игроками системы: между самими оборонными корпорациями, государственными банками и формально частными компаниями, приближенными к Кремлю (например, РТИ, «Трансмашхолдинг», «Базовый элемент»).

При этом российская оборонная промышленность за прошедшие годы стала гораздо более закрытой не только от независимой гражданской экспертизы, но и от экспертизы самого правительства. Чего хотя бы стоит история, когда в 2019 году вице-премьер Юрий Борисов вынес в публичное поле проблему накопившихся в 2017-2018 гг. безнадежных долгов оборонных компаний, превысивших $10 млрд по тогдашнему среднегодовому курсу, — решать эту проблему за закрытыми дверями уже не получалось. Кроме того, российская власть упорно бьется над решением неразрешимого организационного противоречия — как сделать оборонную промышленность гибкой и жизнеспособной, но при этом сохранить все рычаги контроля над ней в своих руках.

В этой ситуации растет цена разногласий между теми, кто так или иначе вовлечен в эти процессы. Последнее хорошо видно на примере разгоревшегося весной 2020 года конфликта между двумя давними соратниками главы «Ростеха» Сергея Чемезова — Михаилом Шелковым и Михаилом Воеводиным, против которого возбуждено уголовное дело. Для балансирования оборонного сектора Кремль давно встал на путь ужесточения экономической политики и ужесточения отношений внутри правящего класса. И сойти с этого пути без внутриполитических потрясений ему уже не удастся.

ФОТО: SCANPIX

Центральная Азия и Южный Кавказ никогда не были главными темами в американских спорах о внешней политике. Не стали они ими и сейчас. Когда страна поглощена пандемией, экономическими трудностями и более масштабными международными проблемами, вроде отношений с Китаем и Европой, никто из кандидатов не стал уделять особого внимания этим регионам к югу от российских границ. Разве что новая эскалация в Карабахе заставила американских политиков вспомнить в проблемах в этой части мира.

Отсутствие у США интереса к Центральной Азии и Южному Кавказу неудивительно. В последнее десятилетие Вашингтон самоустранился из обоих регионов, что во многом связано с царящими в США изоляционистскими настроениями и с появлением других, более неотложных и географически близких проблем.

Американский уход из постсоветской Евразии начался еще при администрации Обамы, которая сдвинула приоритеты в сторону Тихого океана и стала выводить войска из Афганистана – это отвлекло внимание США от европейских и постсоветских проблем. При Трампе тенденция только усилилась – к немалому огорчению многих лидеров Центральной Азии и Южного Кавказа, которые давно пытаются уравновесить свои непростые отношения с Россией с помощью более тесных связей с Китаем и Западом. Уход США оставляет им куда меньше возможностей для многовекторности – и после выборов тут вряд ли что-то изменится.

Главная причина отступления США из постсоветской Евразии в том, что их присутствие там изначально было лишь побочным эффектом от экзистенциального шока, вызванного терактами 11 сентября и последующей войны в Афганистане. Теперь же Центральная Азия и Кавказ представляют для США второстепенный интерес – они расположены далеко от американских границ и мало чем угрожают самим США или их ближайшим союзникам.

Торговые и финансовые связи с регионом остаются минимальными. Товарооборот между США и Казахстаном, крупнейшей экономикой региона, составляет всего $2 млрд, а с Грузией, ближайшим партнером США, – около $500 млн. Несмотря на масштабную американскую помощь, государства региона так и не смогли избавиться от своих традиционных проблем – кланового капитализма, слабости правового государства, бедности, затяжных конфликтов и нарастающей угрозы социальной нестабильности, – все это делает их малопривлекательными для американских инвесторов.

Подход США к Центральной Азии и Кавказу мало менялся при разных президентах. Например, Обама в 2009–2010 годах не стал предлагать ничего нового, а просто продолжил политику Буша-младшего, развивая каналы доставки военных грузов в Афганистан через оба региона. Только во второй срок Обамы, когда начался вывод войск из Афганистана, администрация предложила формат «С5+1» для расширения диалога с Центральной Азией по общерегиональным проблемам.

Администрация Трампа сохранила формат «С5+1», который в 2020 году дополнительно усилил госсекретарь Майк Помпео, запустив собственную среднеазиатскую стратегию. «С5+1» стал основным инструментом участия Вашингтона в делах региона. Если победит Байден, в чьей команде много выходцев из администрации Обамы, которые и разработали формат «С5+1», прежний курс, скорее всего, будет продолжен.

В отношениях с Южным Кавказом перемены более вероятны – из-за событий в самом регионе. Для всех трех последних администраций ключевым кавказским партнером была Грузия. США сделали в страну немало долгосрочных вложений, а сотрудничество с ней пользуется поддержкой у обеих партий, поэтому Вашингтон, скорее всего, будет и дальше оказывать Грузии масштабную помощь в сфере безопасности и предоставлять ей дипломатическую поддержку, хотя все это и вызывает трения с Москвой. Тем не менее у американской стороны уже не просматривается стремления добиваться вступления Грузии в НАТО в обозримом будущем. Столь же маловероятным выглядит и вступление страны в ЕС.

Из-за новой эскалации в Нагорном Карабахе в краткосрочной перспективе США сосредоточатся на посреднических усилиях между Арменией и Азербайджаном – у обеих стран сложные отношения и с Россией, и с Западом. Администрация Байдена в случае его победы, скорее всего, будет более активна на этом направлении – недавно он раскритиковал Трампа за слабое участие в урегулировании конфликта.

Единственная попытка выступить в роли посредника, которую Трамп предпринял в конце октября, судя по всему, должна была помочь ему привлечь голоса американцев армянского происхождения. Трамп немедленно стал нахваливать соглашение о прекращении огня, достигнутое 25 октября, но оно продержалось всего несколько часов.

Нарастающий гуманитарный кризис в Нагорном Карабахе и вокруг него заставит США активнее содействовать восстановлению пострадавших областей и помогать беженцам, число которых может превысить 100 тысяч человек. Когда закончатся бои, США могут возобновить свою гуманитарную программу по разминированию в Карабахе, которую администрация Трампа завершила в начале 2020 года. Тем не менее, учитывая, как быстро меняется ситуация на земле, США скорее будут просто реагировать на происходящее, а не пытаться действовать на опережение.

Сложно предсказать, как война отразится на двусторонних связях Вашингтона с Ереваном, Баку и Анкарой. Вероятно, она замедлит, а то и вовсе прервет антикоррупционные реформы по западному образцу, которые проводит армянский премьер-министр Никол Пашинян. Это, в свою очередь, поставит под вопрос его политические перспективы и способность добиваться поддержки Вашингтона. В то же время быстрое продвижение азербайджанских войск в Карабахе и обстрелы гражданского населения тоже вызывают беспокойство у американского руководства и особенно в Конгрессе, что может негативно сказаться на отношениях США с Азербайджаном.

Охлаждение может дойти до того, что Вашингтон сократит помощь Баку в области безопасности, которая сейчас оказывается только благодаря тому, что долгосрочные американские санкции против Азербайджана временно приостановлены по решению президента. Причем военное сотрудничество могут сократить независимо от того, выиграет выборы Трамп или Байден.

Возросшая роль в конфликте Турции, которая среди прочего поставляет Азербайджану оружие и перебрасывает свои F-16 на азербайджанские аэродромы, также не осталась незамеченной в Вашингтоне, что еще больше осложнило отношения с Анкарой.

Недавние заявления внешнеполитической команды Байдена показывают, что в случае его победы новая администрация вернется к теме поддержки демократии – Трамп мало что делал на этом направлении. Тут внимание Вашингтона могут привлечь Грузия и Киргизия, где в последнее время демократические процедуры соблюдаются не лучшим образом. Также на первый план может выйти Узбекистан, где президент Мирзиёев стремится сделать страну более открытой, а отношения Ташкента и Вашингтона динамично развиваются благодаря проводимым экономическим реформам и сотрудничеству по другим техническим вопросам.

Байден, если победит, скорее всего, усилит давление на все три эти страны. Хотя любые новые шаги по продвижению демократии будут касаться прежде всего Грузии. У нее самые тесные связи с США, там больше шансов на успех, да и в целом Вашингтон считает, что именно Грузия может стать привлекательным образцом успешных реформ по западному образцу во всей постсоветской Евразии.

Впрочем, в любом случае США и дальше будут делать главный упор в отношениях с регионом на вопросы безопасности. По-прежнему актуальна проблема насилия вдоль афганских границ, никуда не денутся и последствия нестабильности на Ближнем Востоке.

Кавказ и Центральная Азия – это уже не отдаленные углы бывшего СССР, а страны, где все сильнее ощущаются последствия нестабильности, распространившейся по Северной Африке, Ближнему Востоку и Южной Азии – эта проблема должна беспокоить и Москву, и Вашингтон. Возвращение среднеазиатских боевиков из Сирии, использование Азербайджаном и Турцией сирийских наемников-джихадистов в Карабахе, попытки региональных держав (монархий Залива, Ирана, Израиля и Турции) расширить свое влияние – все это создает риски для региональной стабильности, а также американских граждан и интересов США в регионе. Растущее присутствие Турции на Кавказе и нарастающие трудности в ее отношениях с Москвой и Вашингтоном показывают, что Анкара может стать более проблемным партнером и для России, и для США.

В случае победы Байдена неясным остается и то, как на Кавказ и Центральную Азию повлияет его негативное восприятие России как угрозы для западной демократии и американских интересов по всему миру. Уйдя с поста вице-президента, Байден не раз говорил, что Россию необходимо сдерживать в разных частях мира, в том числе в постсоветской Евразии. Что США должны помочь государствам региона укрепить свой суверенитет и поддержать их движение к демократии, а также ослабить растущее давление, которое Россия оказывает на эти страны, чтобы вовлечь их в евразийскую интеграцию. Приоритет, вероятно, будет отдан расширению связей с Украиной, но в случае победы Байден, вероятно, будет стремиться развивать связи и с другими постсоветскими странами, помогая им не поддаваться российскому (или китайскому) давлению и укрепляя их доверие к Вашингтону.

В целом сейчас сложно сказать, будет ли достаточно традиционных инструментов Вашингтона (поддержки демократии, антикоррупционных программ, укрепления связей с международными институтами и сотрудничества в борьбе с терроризмом), чтобы добиться заметных результатов. Ведь в прошлом страны региона не спешили проводить предлагавшиеся США реформы, а теперь они представляют все меньший интерес для американской внешней политики на фоне других международных проблем. Конечно, даже риторическая поддержка со стороны Байдена для стран Центральной Азии и Южного Кавказа поможет их правительствам привлекать внимание Вашингтона к своим проблемам. Однако не факт, что у Байдена в случае победы будет в распоряжении достаточно ресурсов, чтобы уделить должное внимание проблемам этого региона.

Ну, вот он и наступил – этот «первый вторник после первого понедельника». В России традиционно к президентским выборам в США относятся с большим волнением, тревогой, но и надеждой. Местный истеблишмент каждый раз гадает, какой из претендентов предпочтительнее для Кремля. Понятно, что в путинскую эпоху постоянного нарастания конфронтации с цивилизованным миром эта тенденция только усилилась. Однако в этот раз, кажется, дела обстоят несколько иначе. Помните, как четыре года назад наша самопровозглашенная элита искренне радовалась победе Дональда Трампа? Теперь эта ситуация напоминает старый анекдот: человек заблудился в лесу. Стемнело, ему страшно, он идет и кричит: «Ау! Есть здесь кто-нибудь?!» Вдруг кто-то трогает его за плечо. Человек оборачивается, а там медведь стоит: «Ну, я есть… Легче стало?»

Гендиректор ВЦИОМа и один из ближайших сподвижников Владислава Суркова Валерий Федоров, объясняя, почему для России не столь важно, кто победит на нынешних американских выборах, пишет на своей странице в Фейсбуке: «В рамках существующей мировой системы для нас хорошего будущего нет, все попытки встроиться в неё приносят краткосрочный и эфемерный эффект, попытки бороться с ней – тем паче. Никакого долгосрочного устойчивого развития нашей стране в ней достичь невозможно – так уж она устроена, не нами и не для нас. Конец нынешней мировой системы означает для нас шанс на лучшее будущее. Не гарантию, а именно шанс. Воспользоваться им будет очень непросто. Но этот шанс хотя бы появится!

В общем, пусть сильнее грянет буря! И пусть наш корабль возьмёт, наконец, верный курс к совсем новым берегам».

Спасибо, как говорится, за откровенность. Впрочем, нацеленность сегодняшних обитателей Кремля на развал современного мироустройства давным-давно ни для кого не секрет. Что не устраивает путинцев в системе, ориентированной на демократические принципы и либеральные ценности, тоже совершенно очевидно. В рамках этой давно отжившей системы считается, что постоянно воровать выборы, нехорошо. И дубасить дубинками людей, которые выходят протестовать против фальсификаций, тоже неправильно. Я уже не говорю про привычку оттяпывать территории соседних стран, разжигать войны по всему миру и убивать лидеров оппозиции. России нужен такой миропорядок на планете Земля, в рамках которого никто бы не смел укорять руководство нашей страны в попытке отравления Алексея Навального боевым нервно-паралитическим веществом. Дескать, это же наш Навальный! Он – гражданин Российской Федерации. Поэтому руководство этой самой федерации вольно поступать с ним по собственному усмотрению. Или взять тот же сбитый Боинг… Он же летел над территорией российских геополитических интересов. Какие претензии?! Да, и не сбивали мы никакие Боинги! Вы все врете! (И Навального, кстати, тоже не травили. Вы опять все врете.) Более того – дело не ограничивается лишь моральным осуждением и гуманитарным навязыванием чуждых нам ценностей. Западный мир смеет наказывать Россию за реализацию ее суверенных прав – грабить, убивать и раз за разом воспроизводить тоталитарную модель управления государством. Речь, разумеется, обо всех этих возмутительных санкциях, призванных разрушить отечественную экономику и ограничить право путинской элиты (нового российского дворянства) воровать деньги по месту прописки, а тратить их в странах проживания семей и близких родственников.

Поэтому любые факторы разбалансировки западного мира – хоть погромы на выборах американского президента, хоть очередная террористическая атака на Европу – все в строку. Все укладывается в логику противостояния миру «чистогана и насилия». Что же касается этого российского корабля, который, по мнению г-на Федорова, должен, наконец, «взять курс совсем к иным берегам», то тут нужно понимать одну простую вещь. Нынешний капитан и все его командиры не способны привести наш корабль ни к какому берегу. Поэтому команде предстоит всех их выкинуть за борт. Кстати, корабль тоже лучше затопить и построить новый.








Фото: 1. 03.11.2020. США. Вашингтон. Досрочное голосование накануне дня всеобщих выборов в университете округа Колумбия. Егор Алеев/ТАСС
2-5. 01.06.2020. Мародерство и грабежи во время протестов в Нью-Йорке после смерти афроамериканца Джорджа Флойда. Wong Maye-E/AP/TASS
6-7. 03.11.2020. В центре Вены произошла стрельба в шести местах, в том числе рядом синагогой. CHRISTIAN BRUNA/EPA

Такова была вся кампания.

В течение нескольких месяцев подобная стратегия, судя по всему, работала, но она не может работать бесконечно. В эти последние часы появляются признаки того, что избиратели, похоже, начинают спрашивать себя о том, что они получат, если уберут из Белого дома нынешнего президента. Можно ли будет добиться реального успокоения ситуации в стране и вернуться к нормальной жизни, если мы выберем Джо Байдена? Именно на это они надеются.

Но каким президентом на самом деле может стать Джо Байден? Сколько времени из своего президентского срока он сможет находиться у власти? Давайте же реально оценивать ситуацию. А если Байден действительно будет избран, а затем покинет свой пост, что представляется все более вероятным, то что тогда будет?

Кто такая эта Камала Харрис? Она пока никак не может решить, как следует правильно произносить ее имя, и это подтверждает все то, что мы уже о ней знаем. Она настроена радикально. Ее взгляды сильно расходятся с общепринятыми в нашей стране. И речь идет не о риторике и не о темах для разговора. Это можно измерить. Посмотрите на результаты опросов общественного мнения и сравните их с тем, что она говорит и во что она верит. Мы знаем, что она крайне непопулярна среди тех людей, которые лучше всего ее знают. Она выбыла из предварительных выборов Демократической партии перед Рождеством, потому что не нравилась своим собственным избирателям.

Никаких сомнений здесь нет, и это является добавлением к ее довольно непривлекательному портрету. Вопрос формулируется так: хотим ли мы, чтобы Камала Харрис управляла нашей страной? Если исходить из самых последних изменений в результатах опросов общественного мнения (а таких немало), то многие начинают задавать себе этот вопрос.

Трамп в течение многих месяцев проигрывал по результатам опросов. «Он не будет избран в любом случае», — сообщали нам снова, снова и снова их организаторы.

Однако сейчас появляется вероятность того, что они в очередной раз ошибаются. Безусловно, если считать энтузиазм единицей изменений, то Дональд Трамп имеет реальные шансы на переизбрание. В конце прошлой недели массовые импровизированные парады сторонников Трампа прошли во Флориде, Калифорнии, Аризоне, Техасе и в Нью-Йорке.

Что это меняет? Конечно, это далеко не научно, это точно. Но, возможно, это кое-что вам говорит, и, возможно, это стоит знать.

Рано или поздно за все приходится платить. Даже за ни к чему не обязывающие соглашения, принятые исключительно для надувания щек. Российских начальников (не только Владимира Путина, но и Бориса Ельцина) угнетало то печальное обстоятельство, что у гнусных пиндосов союзников несчитано, а у нас — раз-два и обчелся. Посему Москва поназаключала военные договоры с бывшими республиками СССР, рассчитывая, что в случае конфликта между ними она всегда сможет цыкнуть на кого нужно и там тут же усмирят свои амбиции. И вот сейчас Армения, для которой новый карабахский конфликт складывается крайне неудачно, решила напомнить России о ее союзнических обязательствах.

Премьер-министр страны Никол Пашинян, как следует из его заявлений, в полном соответствии с Договором 1997 года намерен начать формальные консультации в связи с приближением боевых действий к границам Армении. В его обращении к президенту России Владимиру Путину говорится «об обстоятельствах переброски иностранных вооруженных террористов с Ближнего Востока», а также указано на «уже имевшие место факты посягательства на территорию» Армении. Консультации требуются для определения «рода и размера помощи», которую Россия может оказать Армении для обеспечения ее безопасности.
 

Российский МИД промямлил, что до тех пор, пока прямых доказательств нападения на территорию Армении не будет, нет никаких основания для российского вмешательства. Доказанной переброски боевиков из Сирии и Ливии ему недостаточно.

Уместно вспомнить, что главной целью пятилетней военной операции в Сирии было объявлено намерение уничтожать террористов «на дальних подступах». Ныне из-за действий Турции вышеозначенные «террористы» оказались уже не в трех тысячах, а в нескольких десятках километрах от России. Армения аккуратно задокументировала допросы нескольких попавших в плен сирийских боевиков. Это те же самые террористы, по которым наши славные ВКС наносили чрезвычайно успешные, если верить официальным реляциям, удары. И почему же, спрашивается, Москва уклоняется от того, чтобы бомбить этих проклятых террористов у своих ворот?

В действительности именно сейчас Кремль оказывается перед необходимостью выбирать между Арменией и Азербайджаном. С одной стороны, Армения вроде бы является российским военным союзником. Москва взяла на себя обязательство обеспечивать неприкосновенность армянских границ. Для обеспечения этой задачи в Армении находятся четыре с половиной тысячи российских пограничников, а также 3-4 тысячи российских военных, располагающих танками, тяжелой артиллерией и авиацией. Более того, Москва и Ереван заключили соглашение о создании совместной военной группировки, включающей войска Южного военного округа и армянскую армию.

С другой стороны, Азербайджан — важный партнер в различных нефтегазовых проектах. Кроме того, турецкий лидер Эрдоган — просто копия Путина. Главный турецкий начальник чрезвычайно нравится главному российскому начальнику. Путин совершенно не скрывал этих своих симпатий, отвечая недавно на вопросы участников Валдайского клуба. И не случайно: Анкара конфликтует с США, все время провоцирует раскол в НАТО и тем чрезвычайно ценна для Москвы. Не будем забывать, что и Азербайджан, и Турция исправно закупают российские вооружения на миллиарды долларов. Разумеется, Кремль хотел бы и дальше продолжать свою «изощренную» политику в Закавказье, когда оружие поставлялось обеим конфликтующим сторонам с целью некоего «поддержания баланса сил».

Только вот возможности эти уже исчерпаны. Затянувшиеся боевые действия требуют поставки запчастей к сложной военной технике, а также помощи в ее ремонте. Москва приблизилась к неприятному моменту, когда выбор неизбежен. Промедление (особенно на фоне энергичных и совершенно недвусмысленных действий Турции) серьезно подрывает позиции России в регионе.

Происходящее демонстрирует отсутствие практического смысла в договорных обязательствах, данных Москвой. Если так, то смысл в предоставлении ей военных баз и участии в совместных маневрах просто исчезает. Похоже, что единственный выход — тот, что настойчиво предлагает Эрдоган. А именно: проведение сугубо империалистической по сути встречи российского и турецкого лидеров, в ходе которой в Карабахе будет прочерчена новая линия безопасности, гарантировать которую возьмутся Москва и Баку.

Проблема в том, что в отличие от подобных встреч по Сирии Россия будет находиться здесь в плохой позиции: война складывается для Армении неудачно, а оказать помощь Кремль не может. В результате ответственность за неизбежные уступки армяне будут возлагать на Москву. В очередной раз мы можем убедиться, что Realpolitik девятнадцатого века, которую исповедует Путин, совершенно не работает в веке двадцать первом.    

Фото: 1. 01.11.2020. Нагорный Карабах . Степанакерт. Хвостовой элемент снаряда попавшего в одну из могил. Бои между Арменией и Азербайджаном из-за Нагорного Карабаха возобновились в конце сентября. Станислав Красильников/ТАСС
2. 28.09.2018. Президент России Владимир Путин и премьер-министр Армении Никол Пашинян (слева направо на первом плане). Михаил Метцель/ТАСС

Коэффициент корреляции — 0,94. При 95% доверительном интервале коэффициент лежит в диапазоне между 0,75 и 0,99

Вслед за Россией к урегулированию новой карабахской войны подключились и США. Дональд Трамп, в привычных для него гиперболах, превозносит собственные успехи как посредника на этих переговорах. При этом он прямо говорит о намерении «помочь людям из Армении». Лидер Азербайджана Ильхам Алиев внезапно заявил, что его страна готова к долгосрочному перемирию, если Армения подтвердит основные принципы урегулирования конфликта. Это может свидетельствовать о том, что Вашингтон нашел подход к Баку. Впрочем, позднее Армения выразила сомнения в искренности Азербайджана, а Ильхам Алиев повторил, что условием перемирия будет готовность армянских сил оставить Карабах. Новое временное перемирие было немедленно нарушено, а азербайджанцы заявили о взятии очередного стратегически важного населенного пункта.

В Баку явно не забывают о том, что Трамп может проиграть предстоящие выборы. Если это случится, то Азербайджану, чем бы ни угрожал ему до этого Вашингтон, достаточно просто немного выждать, а затем возобновить наступление, воспользовавшись периодом передачи власти от республиканцев к демократам.

Возможен ли компромисс?

Еще недавно казалось, что это война на уничтожение. Жестко в течение последнего месяца выступал Ильхам Алиев, требовавший вывести армянские вооруженные формирования не только с территории оккупированных семи районов Азербайджана, но и с территории Нагорного Карабаха. Армянский премьер Никол Пашинян 21 октября призвал армян идти добровольцами и настаивал, что конфликт больше не имеет дипломатического решения. И вдруг консультации в США при участии Трампа резко изменили риторику обоих лидеров.

Кажется, что договоренности о долгосрочном прекращении огня и статусе Карабаха могут быть подписаны уже в ближайшие дни. Но это, скорее всего, не так. Новая Карабахская война радикально отличается от первой. Тогда надо было принудить стороны конфликта к миру максимально быстро: война тянулась несколько лет, счет беженцам шел на сотни тысяч с обеих сторона, а погибших — на тысячи. Было практически неважно, на каких условиях перестанут стрелять. Когда власть в Баку захватил отец нынешнего азербайджанского президента Гейдар Алиев, ходили даже слухи о сговоре властей Азербайджана и Армении ради прекращения боевых действий. Позднее, в 1998 году, под давлением в том числе выходцев из Карабаха власти лишился первый президент Армении Левон Тер-Петросян, которого обвинили чуть ли не в предательстве за попытку договориться с бакинским коллегой.

Сейчас никому и в голову не придет предположить что-то подобное. За 26 лет, прошедших с установления перемирия, было предложено минимум четыре плана урегулирования Карабахского конфликта. Но ни найти всех устраивающий компромисс, ни навязать сторонам конфликта один из этих планов международным посредникам не удалось. Причем не только  попытки Армении и Азербайджана пойти на уступки, но и сопротивление этим планам в равной мере уже не раз приводили к внутренним столкновениям и заканчивались уходом правителей со своих постов (как это было с президентом Аязом Муталибовым), а то и их смертью (по одной из версий это произошло с премьер-министром Армении Вазгеном Саркисяном и председателем Национального Собрания Кареном Демирчяном). И это прекрасно знают и президент Азербайджана Ильхам Алиев, и премьер Армении Никол Пашинян.

Однако под давлением международных посредников речь вновь заходит о решении конфликта путем переговоров. Но что могло бы стать основой для нового соглашения?

План перед боем

Вначале надо определить диспозицию. На чью официальную или неформальную поддержку опираются участники конфликта. На стороне Азербайджана из влиятельных держав однозначно выступает только Турция. Она готова поддержать его и военной силой, причем по утверждению армянской стороны, делает это уже сейчас. В то же время есть международные посредники — Россия, США и Франция. Это сопредседатели Минской группы по мирному урегулированию, на позицию которых ссылается в своем выступлении Ильхам Алиев. Все они демонстрируют симпатии скорее к Армении, чем к Азербайджану. Францию азербайджанские и турецкие СМИ прямо обвиняют в проармянской позиции. При этом Париж в принципе выступает главным оппонентом Турции в Европе. Турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган, которого в Ереване называют вдохновителем новой войны, даже публично позволяет себе оскорблять французского коллегу Эммануэля Макрона.

Москва является союзником Армении по ОДКБ и имеет на ее территории военную базу. Кремль выступает дипломатичнее Трампа, хотя бакинские СМИ регулярно обвиняют его в симпатиях к армянской стороне. При этом есть подозрение, что российская власть не против ограниченного военного конфликта, который заставил бы Армению стать послушнее и сговорчивее и в карабахском урегулировании, и в отношениях с Россией. Маргарита Симоньян прямо обозначала эту позицию в первые дни войны.

Но даже если все формальные посредники и правда выступили бы на стороне Армении (чего в реальности не происходит), то понятно, что в ходе переговоров никто не стал бы предлагать Алиеву отвести войска за старую разделительную линию. Ясно, что Азербайджан не пойдет на это после первых своих успехов. Даже если бы вдруг и попытался, в стране, скорее всего, начались бы народные волнения, а то и случилась смена власти. Тогда какие варианты сейчас могут быть на столе у переговорщиков?

От Гобла до Лаврова

Существует четыре основных плана карабахского урегулирования, хотя все они имеют по несколько модификаций. Есть также два базовых соглашения: Лиссабонский договор и Мадридские принципы. Первый, признающий территориальную целостность Азербайджана, на встрече ОБСЕ в 1996 году подписали 54 государства. Армения его, конечно, не подписала. Мадридские принципы были сформулированы в 2007 году и в их основе лежат три положения: отказ от насилия, территориальная целостность и самоопределение. Эти формулировки оставляют больше пространства для компромисса. Есть также несколько резолюций ООН, требующих освободить оккупированные территории Азербайджана.

Что касается планов, то первый и самый старый — это «план Гобла», получивший название в честь американского дипломата, предложившего его еще в 1994 году. Это план окончательного решения карабахского вопроса на основании обмена территориями между Арменией и Азербайджаном. «План Гобла» предполагает возвращение армянами большей части оккупированных районов собственно Азербайджана, а также обмен части Мегринского района на юге Армении (примыкает к Ирану) на так называемый Лачинский коридор (Лачинский район Азербайджана, находящийся сейчас под оккупацией, к которому, если верить заявлениям Алиева, сейчас вплотную пробились азербайджанские войска). В результате Баку получил бы сухопутную связь с городом Нахичевань, а Ереван — со Степанакертом. В одном из вариантов этого плана предполагалось компенсировать Армении потерю выхода к Ирану, передав Еревану «коридор» к иранской границе на западе Нахичеванской автономии, азербайджанского эксклава, примыкающего к Турции и отрезанного от остальной страны. Азербайджану это позволило бы соединить территории и получить прямой выход к турецкой границе. Однако многие армянские политики говорили о риске потерять «коридор» на Иран и о геополитическом риске появления «Великой Турции». Тогда Армения оказалась бы в окружении (Грузию, с которой также есть общая граница, Ереван не считает надежным дружественным соседом).

Минская группа предлагала собственные планы. Их основой было поэтапное возвращение оккупированных территорий Азербайджану, возможность ввода миротворцев ОБСЕ и отложенный статус Нагорного Карабаха, который должна решать азербайджано-армянская комиссия при международном посредничестве. В 1998 году звучала также идея создания конфедерации, куда на равных правах вошли бы Азербайджан и Нагорный Карабах. Все эти планы были в разное время отвергнуты.

Наконец, есть еще и «план Лаврова». Формально его наличие никто не признавал, но известно, что он предусматривает передачу Азербайджану пяти из семи районов без дополнительных условий. Два оставались бы под армянским контролем для обеспечения безопасности транзита из Армении в Нагорный Карабах. В регион вводились бы миротворцы (вероятно, российские), а определение окончательного статуса Нагорного Карабаха и возвращение азербайджанских беженцев откладывалось бы.

Понятно, что Ильхам Алиев, говоря о перемирии, по-прежнему говорит о ранее выработанных «принципах», т.е. о получении контроля и над оккупированными районами, и над Нагорным Карабахом. Его публичная позиция изменилась минимально. Его компромисс — это отказ от немедленного перехода всех территорий де-факто под контроль Азербайджана при признании Арменией того, что Карабах де-юре является азербайджанской территорией. Из всех вышеозначенных планов его желания ближе всего к «плану Гобла» и координировать свою политику он готов с Вашингтоном, если, конечно, Анкара позволит это сделать. При этом Никол Пашинян говорит о готовности допустить российских миротворцев в зону конфликта, против чего он высказывался раньше. Тем самым он, очевидно, переходит на позиции условного «плана Лаврова» или даже более ранних предложений Минской группы.

Таким образом, позиции сторон до сих пор слишком противоречат друг другу. В этих условиях вряд ли получится договориться, даже если предположить, что международные посредники нашли рычаги, чтобы принудить Ереван и Баку к взаимным уступкам. Торг будет продолжаться. А вместе с ним, скорее всего, и война.

ФОТО: SCANPIX

Для обложки своей книги, в которой он анализирует, что же произошло с душой Америки, психиатр выбирает хрестоматийный кадр из «Планеты обезьян» — обугленные, наполовину погребенные в землю руины Статуи Свободы.

Один священник, считающий Соединенные Штаты богоизбранной страной, полагает, что победа Джо Байдена (Joe Biden) на президентских выборах сулит государству фатальный крах, разрушение самой сути нации.

Режиссер, воспевший в своем творчестве бурный хаос американской политики, приходит к выводу, что переизбрание президента Трампа станет «концом демократии».

У американцев осталась неделя перед тем, как они определятся с выбором своего дальнейшего пути, и на этом перепутье отчетливо чувствуется душок отчаяния. Почти на каждое поколение выпадают выборы, которые политики представляют как ключевой этап своей эпохи. Но выборы 2020 года застали страну в беспрецедентно мрачном расположении духа: она погружается в безнадежность, подпитывается духовной пустотой, убеждена, что неверный исход приведет к катастрофе.

«Я никогда не наблюдал ничего подобного, — говорит Фрэнк Лунц (Frank Luntz), политический консультант Республиканской партии, последние семь президентских сроков собиравший фокус-группы неопределившихся избирателей. — Даже самые уравновешенные, среднестатистические люди говорят об этих выборах с таким запалом и таким катастрофическим надрывом, каких я никогда прежде не видел. Если вы верите в изменение климата, то переизбрание Трампа — это буквально конец света. Если для вас актуален вопрос налогообложения — вы считаете, что победа Байдена грозит вам банкротством. Если вас больше всего волнует здравоохранение, вы полагаете, что проигрыш Байдена уничтожит вас»

У американской политики долгая история зловещих предчувствий. Среди отцов нации были памфлетисты, сделавшие себе имя на возмущении тяжким будущим, грозившим колонистам в случае провала их революции. Однако градус нынешних апокалиптических настроений столь высок, что тревоге поддаются даже люди, не понаслышке знакомые с радикальной риторикой, периодически применяемой в нашей стране.

«Поначалу я не воспринимал это всерьез, но последние шесть недель дали основания для серьезного беспокойства, — говорит Майкл Баркун (Michael Barkun), политолог в Сиракузском университете, занимающийся изучением политического экстремизма. — Представление, что победа соперника на выборах приведет к стремительному краху и распаду институтов, полностью противоречит американской истории».

По словам историков, в прошлом в периоды нестабильности и сомнений в собственных силах американцы часто переключались на внешние угрозы — идеологическую борьбу с Советским Союзом в период холодной войны, на беспокойство в связи с беспорядками на Ближнем Востоке после терактов 11 сентября 2001 года.

Но теперь беспокойство правых, что победа демократов ввергнет Америку в катастрофический социализм, и тревога левых, что победа Трампа приведет ее к тоталитаризму, создали «опасный момент — представление, что в случае победы соперника нам не приходится ждать ничего хорошего», — говорит Питер Стернз (Peter Stearns), историк эмоций в Университете Джорджа Мейсона (George Mason University).

«Стороны начали воспринимать друг друга не как оппонентов, а как страшное зло, — говорит он. — И происходит это как раз в тот момент, когда доверие к институтам пошатнулось и все группы стремятся к максимальной обособленности. Создается впечатление, будто никакого промежуточного варианта не существует».

Неприятие противника оказывается настолько повсеместным, что среди сторонников Байдена в Вирджинии 31% говорит, что не будет считать победу Трампа законной, а 26% сторонников Трампа аналогичным образом не готовы принять победу Байдена, согласно опросу, проведенному «Вашингтон Пост» и Schar School.

Встревоженность американцев в связи с выборами и их последствиями, простирающаяся от слухов о гражданской войне до угрозы запугивания избирателей, возникла в результате проникновения в мейнстрим идей, ранее считавшихся маргинальными. Каждый третий избиратель-республиканец заявил в ходе проведенного осенью этого года опроса "Дейли Кос"/"Сивикс" (Daily Kos/Civiqs), что, на его взгляд, в фантазиях QAnon о существовании тайно контролирующей правительство элиты глубинного государства есть доля правды. В мае ФБР пришло к заключению, что QAnon и подобные «теории политического заговора, весьма вероятно, будут [способствовать] росту политического напряжения и… преступных и насильственных действий».

В данный момент американцы особенно восприимчивы к мрачному, пессимистичному взгляду на будущее страны, потому что ряд существенных факторов угрожает институтам, которым народ доверял веками, как говорят исследователи, изучавшие перемены, произошедшие в народных настроениях:

Президент-популист с шоуменским пристрастием к апокалиптическому языку. Расцвет необоснованных теорий, таких как QAnon, «фейк-ньюз» и страх перед неистовыми иммигрантами. Революция в области технологий и СМИ, которая существенно изменила способ восприятия новостей и получения информации о политике в Америке.

Добавьте сюда пугающую пандемию, всплеск протеста и гнев по поводу расового неравенства, а также внезапный крах экономики, и в результате возникает это пронизывающее все недоверие, ощущение, что самая могущественная страна в мире больше не способна прийти к консенсусу во имя общего блага.

«Нас ждет трудное время, — говорит Баркун. — Угроза — вирус — невидима, что делает ее еще более пугающей. Все больше распространяется убеждение, что авторитетам — научным, политическим, информационным — нельзя доверять. Верить в неблагоприятный исход, возможно, бывает проще, чем принять факт нестабильности».

В отличие от остальных президентов, Трамп позиционировал себя не в роли посла надежды, объединяющего народ, а как одну из жертв. Он публикует в Твиттере теории заговора, жалуется на направленные против него «мистификации», в своей инаугурационной речи рисует антиутопические образы «американской резни», а в кампании по переизбранию представляет себя борцом с уличной анархией и мерзким заговором против пригородов.

Многие годы правило большого пальца в американской политике состояло в том, что победу, вероятнее всего, одерживал кандидат с более позитивным мировоззрением. Президенты, избиравшиеся за последние три десятилетия, взывали к оптимизму и устремлениям народа. Билл Клинтон (Bill Clinton) баллотировался как «человек Надежды». Джордж Буш-младший (George W. Bush) представал в роли «сочувствующего консерватора». Барак Обама (Barack Obama) строил свою кампанию на «надежде и переменах».

Байден предостерегал в этом месяце, что наступил «опасный момент для страны. Ослабевает наше доверие друг к другу. Надежда словно ускользает из рук. Слишком многие американцы считают нашу общественную жизнь… поводом для тотального, непрекращающегося партийного противостояния».

После неоднократных заявлений Трампа, что он может не признать результаты выборов, Байден в прошлом месяце выразил обеспокоенность, «не провоцирует ли Трамп реакцию в обществе, способную вывести его из равновесия или привести к какому-либо насилию».

Трамп утверждает, что в случае победы Байдена страна скатится к «бесчинству толпы». «Никто не будет в безопасности».

Избранный Богом

Америка Фрэнка Амедии (Frank Amedia) оказалась на грани пропасти, в той точке, где верующие люди ожидают наступление Армагеддона, а их противники замышляют заговор с целью упразднения свобод.

Телевизионный евангелист Пэт Робертсон (Pat Robertson) заявил в своем шоу на прошлой неделе, что после выборов «начнется война». Он напророчил, что стране грозят «масштабные гражданские протесты… потом [наступит] мирное время, а потом, быть может, конец».

Чтобы не отставать, Амедиа, пастор церкви «Тач Хэвен Министриз» (Touch Heaven Ministries — букв. «прикоснись к Небесам») в Кэнфилде, штат Огайо, и бывший советник штаба Трампа по христианской политике, поделился своим видением того, что ожидает страну в случае победы Байдена: «Прогрессивный марксистский социализм», «беззаконие», даже принятие «анимализма» — «кто-то сможет жениться на корове и заниматься с ней извращенным сексом».

Амедиа, ведущий воспевающий Трампа канал «Щит президента США» (Potus Shield) на Ютьюбе, на камеру предсказывает апокалиптическое будущее в случае проигрыша своего кандидата, период мирских восстаний и библейских потрясений. Однако в жизни проповедник производит, скорее, впечатление человека встревоженного, нежели разозленного, скорее ищущего, нежели негодующего.

«Обе стороны признают, что на кону оказался дух нации, — заявил он в интервью. — Я знаю, что другие страны оступились, допустив раскол и отказавшись от морали, руководствуясь всецело личными амбициями и повестками. Похоже, мы достигли этого момента».

По мнению Амедиа, Бог избрал Трампа, чтобы он руководил Соединенными Штатами, при этом проповедник не питает иллюзий, будто президент — человек, достойный восхищения. Он сетует на «прискорбный политический дискурс в стране, превратившийся в менталитет, [подразумевающий] стремление к победе любой ценой».

«Каким образом вышло так, что мы оказались перед выбором между Джо Байденом и Дональдом Трампом?— говорит он. — У нас должны быть какие-то идеалы, а вряд ли у кого-либо из них они есть».

68-летний пастор хочет верить, что благодаря энергичным молодым идеалистам страна не скатится в вызывающее тревогу отрицание истины, науки и веры.

В тревожные периоды американской истории скептицизм к науке и антагонизм к интеллектуалам возрастали, выливаясь в столкновения о преподавании эволюции, фторировании водопроводной воды и толерантности к однополым отношениям.

«Этот скептицизм может быть здравым и демократичным, — говорит Стернз, историк Университета Джорджа Мейсона. — Но то, что мы наблюдаем сейчас, с серьезным подрывом доверия к авторитетам — это новый, совершенно иной феномен. Он отражает раскол, способный подтолкнуть нас к жестокой гражданской войне».

Амедиа делится опасением, что стране грозят жестокие конфронтации и все более масштабное распространение опасных конспирологических теорий. Единственный способ помешать этому процессу, по его словам, состоит в более мудром руководстве, пользующемся более широкой поддержкой населения.

«Почему некоторые люди вступают в политические организации и движения? Почему они верят в такие проекты, как QAnon?— задается вопросом Амедиа. — Они пытаются заполнить пустоту. В это тревожное время людям требуется нечто большее, чем ощущение утраты контроля. Наш дом вышел из-под контроля — президентская власть, Конгресс и вирус. Людям требуется справедливое и открытое руководство. Почему мы должны выбирать между правыми и левыми? Почему мы не можем одновременно выступать за Коалицию за права чернокожих и за Право на жизнь? Почему мы не можем признавать и науку, и веру?»

Пастор планирует продолжать свои молитвы на канале «Щит президента» вне зависимости от того, кто из двух кандидатов одержит победу на выборах.

«Это наш долг как американцев, — говорит он. — В моей церкви мы признаем результаты, какими бы они ни были, и мы намерены стать голосом, призывающим к единству. Иногда, когда жизнь в чем-то излишне упрощается, людям требуется определенное бремя, чтобы распознать свои истинные ценности. Возможно, мы находимся как раз на этом этапе. Как можно залечить рану, сохраняя уважение друг к другу?»

«Удачи нам»

Четыре года назад Р. Дж. Катлер (R.J. Cutler), режиссер-документалист, исследовавший американскую политическую культуру в фильмах «Военная комната» (War Room) и «Идеальный кандидат» (A Perfect Candidate), сказал, что страна вступает в период, «когда возможным представляется любое зло, когда мы уже утратили понимание основополагающих принципов, касающихся климата, демократии и самых базовых вещей».

Реальность президентства Трампа оказалась хуже, чем он рассчитывал, признается теперь Катлер, и он убежден, что второй срок будет катастрофой.

«Я один из тех, кто считает, что это конец демократии и нас ждет тоталитарное государство, — говорит он. Трамп «хочет, чтобы его культурным противникам заткнули рты. Он хочет контролировать коммуникацию. Культура будет сопротивляться, но этот парень намерен сажать людей в тюрьмы. Как говорила моя мама, „удачи нам"».

Позиция Катлера представляет собой не только точку зрения художника, живущего в либеральном Лос-Анджелесе, но отражает и мнение более широкой прослойки американцев-левоцентристов, считающих, что переизбрание Трампа будет угрожать стабильности правительства, будущему электоральной системы и даже судьбе Земли.

Многие сторонники левых взглядов переживают то, что социологи называют «тревогой исчезновения», убеждения, что, по словам Баркуна, «общество в том виде, в котором мы его знаем, будет уничтожено, а Трамп ускорит этот процесс, потому что система исчерпала устойчивость. Особенно удивительно слышать от левых, что система утратила способность амортизировать действия Трампа».

Продиктована ли эта тревога опасениями, связанными с климатическими изменениями, расовой рознью или тем, как платформы социальных сетей ограничивают пользователей диетой, состоящей из все более радикальных политических взглядов, ее следствием становится атмосфера отчаяния, лишь усугубляемая изоляцией и нестабильностью в условиях пандемии коронавируса.

Катлер, посвятивший последние годы созданию биографических фильмов о пионере шоу «Субботним вечером» (Saturday Night Live) Джоне Белуши (John Belushi) и поп-певице Билли Айлиш (Billie Eilish), сохраняет надежду, что в случае победы Байдена «вы увидите культурное возрождение», наступит время творчества и поиска решений давно назревших проблем.

Но даже в случае победы Байдена, по словам Катлера, трудно представить, что страна просто перевернет страницу и начнет все заново. «Мы существуем в состоянии расслоения культуры. Единой истины уже не существует. Я хочу сказать, есть люди, считающие, что пожаров в Калифорнии не случилось бы, если бы мы подметали листья».

Посттрамповская эпоха может стать «политической и культурной кучей малой», говорит Катлер, в которой для одних американцев, наконец освободившихся от ограничений, связанных с коронавирусом, может настать «период гедонизма», в то время как другие все еще будут сосредоточены на социальных разногласиях, которые в скором времени никуда не пропадут.

«Лишь потому что Трамп уходит — если он действительно уйдет — выпущенные им силы, как и силы, возникшие в ответ на его действия, никуда не денутся».

Смерть и перерождение

Когда Томас Сингер (Thomas Singer), психиатр из Сан-Франциско, подбирал изображение для обложки своей книги о том, что произошло с душой нации, состояние страны приводило его в ужас.

«Все разваливалось, — говорит он. — Наш внутренний опыт — индивидуальный и групповой — как среди левых, так и среди правых, подсказывает нам, что глубокая уязвленность проявилась во всем, что делает нас американцами. Мы разбиты».

Он наткнулся на знаменитый финальный кадр оригинальной версии «Планеты обезьян» — душераздирающее обнаружение погребенной на пляже разрушенной Статуи Свободы, цепляющий символ страны, утратившей свои идеалы и потерпевшей крах.

«Искусство порой предвосхищает реальность, — говорит Сингер. — Это было апокалиптическое ощущение, что демократия в том виде, в котором мы ее знаем, рухнет».

Но за то время, которое прошло между выбором изображения для обложки и публикацией книги, Зингер пришел к иному выводу относительно Соединенных Штатов эпохи Трампа.

78-летний психиатр вспоминает, какие страдания расколотая страна пережила в 1968 году, [было] «ощущение, будто все рушится». Тем не менее, в молодости, по его словам, он и его ровесники никогда не думали, что их будущее обречено.

Теперь же повсюду раздаются голоса молодых людей, сетующих, что у них нет пути развития, что Земля переживает роковой кризис, что новые технологии угрожают трудоустройству в будущем.

Хотя многие факторы, способствующие этому отчаянию, существовали еще до прихода Трампа, по мнению Сингера, именно президент стал движущей силой этого недоверия.

«Он сыграл существенную роль в формировании ощущения, что мы не можем прийти к единому мнению, что реально, а что нет, — говорит он. — Хаос — залог его процветания. Он мятежник по самой своей сути, что созвучно самой основе американской идентичности».

Это представление, что Трамп является квинтэссенцией американского бунтаря — представителем череды бунтарей без причины — подтолкнуло Сингера к мнению, что президент — не просто разрушающая, или, как считает сам Трамп, подрывная, сила.

Скорее, по словам психиатра, Трамп, быть может, неумышленно, дает стране очередной шанс сделать то, что у нее всегда получалось лучше всего — бороться, кричать и бушевать, извергая, как писал Уолт Уитман, характерный американский «варварский клич» противостояния, на котором зиждутся инновации и обновление.

«Душа нации закаляется в этом идейном столкновении в вопросах о расе, деньгах и капитализме, о противостоянии индивидуального и коллективного», — говорит Сингер.

Всплески популизма, один из которых способствовал победе Трампа в 2016 году — подогретые отчаянием американцев, считавших, что ни одна из партий не занимается решением проблем сокращения рабочих мест, общин, опустевших торговых центров и городов — за несколько лет исчерпали себя, рассеявшись по мере того, как расширение экономики, война или политические реформы помогали справиться с неуверенностью.

Сингер опасается, что второй срок Трампа еще больше подорвет доверие людей и сплоченность общества. Однако теперь он задается вопросом, не подтолкнул ли президент страну к конфронтации и решению ряда глубочайших ее проблем.

«Руководитель страны, как родитель, задает модель поведения, — говорит Сингер. — Байден — это возвращение к заветным американским идеалам порядочности и доброй воли. Трамп вскрыл все наши глубинные расхождения. Я надеюсь, что народ обретет свою непокорную, суматошную американскую душу и заявит о себе. Это может привести к глубинным изменениям в вопросах расы, климата, а, возможно, и здравоохранения».

«В конце концов, Трамп может послужить благой цели, — говорит он. — В человеческом опыте смерть идет рука об руку с возрождением».

По мере приближения президентских выборов в США все больше обсуждается тема изменения характера российско-американских отношений после возможной смены администрации в Белом Доме. Большинство экспертов так или иначе сходятся в том, что победа демократов усилит давление Вашингтона на Москву и «перезапустит» волну антироссийских санкций (которые правильнее называть «антипутинскими»). Позволю себе не согласиться с этим утверждением – ситуация представляется несколько менее очевидной, причем по целому ряду причин.

Во-первых, основная «порция» демаршей и авантюр Кремля, дестабилизи­ровавших мировой порядок, выглядит исчерпанной. До середины 2010-х гг. подобные действия шли «по восходящей» – от агрессивных выступлений Путина в Мюнхене и Бухаресте через войну в Грузии и признание Южной Осе­тии и Абхазии, через аннексию Крыма и вторжение в Восточную Украину до операции в Сирии. Во всех этих случаях России не удалось получить зна­чимых геополитических выгод: многие соседи стали относиться к ней с опас­кой, а большинство ведущих держав перешли к политике осторожного сдер­живания. События 2020 года – и прежде всего ситуация в Беларуси – указывают на то, что Москва сейчас гораздо более осторожна во всем, что касается прямого военного вмешательства. Кроме того, за последние десять лет внутри­политическая обстановка стала намного менее стабильной из-за последовате­льного разрушения национальной экономики коррумпированными чиновниками, что сокращает степень свободы Кремля. Если же предположить, что агрессивных шагов России в ближайшее время будет немного или они будут заменены риторикой, то и новые санкции, даже «отложенные», выглядят маловероятными – все-таки их формальной целью является наказание за некие недружественные действия, а не профилактика таковых. Внешняя политика Москвы в последние годы была прежде всего фактором внутренней, но к сегодняшнему дню в этом качестве она практически исчерпала свой потенциал. В 2020-е гг. она вряд ли будет напоминать внешнюю политику предшествующего десятилетия.

Во-вторых, санкции, которые были ранее введены в отношении России, не смогли разрушить ее экономику – по крайней мере, они были успешны в этом намного меньше, чем сами российские власти, последовательно уничтожавшие источники роста и не принимавшие в расчет очевидные тренды на энергети­ческом рынке. Антипутинские санкции призваны были подчеркнуть решимость Запада противостоять России и продемонстри­ровать солидарность с жертвами российской агрессии, но не более того. При этом большинство т.н. «персональных» санкций касались и касаются людей, которые относятся к «национализированной» части элиты и вряд ли заметно нарушают их текущие интересы (а скорее даже подчеркивают их лояльность режиму). В течение всех последних лет Запад воздерживался от наиболее решительных мер (полный запрет на финансовые операции с российскими государственными структурами и на инвес­тиции в российские бонды и акции, эмбарго на покупку россий­ских энергоносителей и т.д.). Россия сегодня вполне соответствует критериям, на основании которых ее можно формально отнести к числу стран-спонсоров террориз­ма, однако ничего подобного тем ограничениям, которые применяются к таким странам, в отношении России даже не обсуждалось. Можно предположить, что и в перспективе даже наиболее радикально относящиеся к путин­скому режиму западные политики будут ограничиваться «косметическими» мерами (разве что число их станет больше), чтобы убеждать избирателей в собственной «решимости» противостоять Москве.

В-третьих, по мере нарастания внутренних проблем в России основные уси­лия Кремля будут направлены на подавление собственной оппозиции (что подчеркивается и отравлением Алексея Навального, и подготовкой массированных электоральных манипуляций, и созданием условий для бесконечного правле­ния Путина). Проблемы с правами человека в России будут нарастать стремительно. Но вряд ли Москва повторит свою ошибку, которую она совершила, отпустив отравленного политика в Германию. Несмотря на то, что в ЕС уже начали подготовку к созданию рамочной концепции реагирования на подобные эксцессы, я не жду на «санкционном фронте» ничего подобного ситуации 2014-2016 гг. Запад вполне научился сосущест­вовать с авторитарными режимами – тут достаточно вспомнить, что, например, жестокое убийство саудовского журналиста Джамаля Хашогги при очевидном участии чиновников этой страны не вызвало никакой санкционной реакции со стороны ЕС или США. Пока российских оппозиционеров будут преследовать и даже убивать без создания угроз для граждан западных обществ, внимание к этой теме не будет таким значительным, как прежде.

Возвращаясь к сугубо американской политике в отношении России, следует отметить три обстоятельства, которые говорят в пользу того, что она изме­нится не слишком сильно.

В случае смены президента в США главными вопросами повестки дня окажутся проблемы борьбы с коронавирусом; методы поддержания экономики; сокращение безработицы; повышение налогов и сохранение баланса между справедливостью и неравенством; восстановление межрасового мира, а также многие другие. Да, в Конгрессе сейчас находится на рассмотрении целый ряд законопроектов о новых санкциях против России, однако едва ли они окажутся приоритетными. Если чего и сто­ит опасаться, то прекращения саботажа уже принятых санкционных мер из закона СAATSA или волшебным образом приостановленных ограничений в отношении некоторых компаний (например, «Русала»). Однако даже запуск расследования финансовых активов Путина вряд ли многое изменит: и на Западе ничего не найдут, и в России данный демарш не дестабилизирует режим. Реальная реанимация данной тематики может произойти не из-за того, что Джо Байден въедет в Белый Дом, а демократы установят контроль над Сенатом, а только из-за очередных радикальных шагов России.

Кроме того, в случае с Россией имеет место не только фактор «периферий­ности» (в отличие от Китая), но и фактор масштаба (отличающий ее, например, от Ирана). Россия остается крупным экономическим партнером Запада; российские коррупционные доходы играют значимую роль на многих финан­совых рынках; эмигрировавшие россияне обеспечивают огромный совокупный спрос во многих европейских странах. Проблема с Россией в том, что на нее не действуют персональные санкции (что бы ни говорили отечественные оппозиционеры, большинство подпавших под них лиц настолько прочно связали свою судьбу с путинским режимом, что санкции не сломают их лояльность), а полномасштабные экономические меры покажутся непри­емлемыми самим западным деловым кругам, заинтересованным в продолже­нии бизнеса с ней. Наконец, не следует сбрасывать со счетов и еще одно важное обстоятельство. В период администрации Трампа санкции в адрес России не раз и не два вызывали напряженность в отношениях между США и Европой – и проблема подхода к достройке «Северного потока-2» продолжает их омрачать. Байден неоднократно декларировал привержен­ность улучшению от­ношений между США и ЕС – однако ужесточение санкций против России совершенно не «ложится» в русло этого подхода (достаточно вспомнить, сколь мягким оказался европейский ответ на отравление Навального – причем благодаря усилиям Германии, больше всего сделавшей для спасения диссидента и прекрасно понимающей всю катастрофичность происходящих в России про­цессов). Так что США будут ограничены в свободе действий «на российском направлении» европейским фактором, который как раз Трамп, но никак не Байден, мог не принимать во внимание.

Проблема санкций состоит в том, что они могут быть достаточно действен­ны только в случае, если политическая верхушка той или иной страны колеб­лется при выборе курса или если население осуществляет серьезное давление на власти, которое может вырасти в случае введения санкционных мер. В России ситуация выглядит иной. Персональные санкции скрепляют узкий круг людей, которые оказываются еще более привязанными к «начальнику». Экономические санкции наносят основной удар по населению, в то время как близким коммерческим партнерам Кремля их ущерб часто компенсируется. Серьезного потенциала антисистемного протеста в стране по-прежнему нет. Может по­казаться парадоксальным, но отравление самого известного оппонента власти не вызвало серьезной протестной активности, а наиболее значимое народное возмущение продолжается в Хабаровске в связи с арестом местного губернато­ра, представляющего партию, руководитель которой считает, что Навальный «должен быть арестован, вывезен в Россию и посажен в тюрьму». Россия – не Беларусь, хотя и скопировала с нее очень многое: она более значима для За­пада и намного менее внутренне поляризована. Поэтому в от­ношении Москвы (по крайней мере пока) санкции выглядят непро­дуктивными в том смысле, что они не могут принести желаемых результатов.

Пять лет назад я говорил о том, что оптимальной стратегией для Запада выглядит стратегия, нацеленная на то, чтобы «пережить» путинский режим. Россия сегодня находится в упадке, а экономическая ситуация в стране продолжит ухудшаться. Российскую экономику по причине ее прогрессирующей примитивности трудно «разнести в клочья», но еще сложнее «перезапустить». Западу правильнее сосредоточиться на решении ча­стных вопросов, чем размахивать «санкционной дубинкой». Стоило бы начать с развития сети газоснабжения Европы, которая позволила бы поставлять сжи­женный газ в страны, находящиеся в глубине континента и полностью завися­щие сегодня от российского топлива – а Кремль пусть продолжает закапывать миллиарды в балтийское дно. Следует задуматься о комплексной политике ог­раничения политической активности партий и групп, получающих прямое и косвенное финансирование из Москвы или лоббирующих ее интересы. Стоит пересмотреть выданные россиянам виды на жительство и дол­госрочные визы ровно так же, как, например, правительство Кипра пересматривает сейчас программу «золотых паспортов», делая это без всякой санкционной риторики. Усилия западных спецслужб должны сосредоточиться на том, чтобы отравители из ГРУ не могли въезжать в ЕС под постоянно меняющимися фамилиями. Если эти меры будут системными и эффективными, они окажутся куда болез­неннее для Кремля, чем любые санкции, но при этом не затронут простых российских граждан и не вызовут в России очередной вспышки антизападных настроений. Но формализовать и имплементировать этот комплекс мер намного сложнее и хлопотнее, чем сделать Бортникова и Ки­риенко невъездными в ЕС или заморозить их несуществующие счета в США.

ФОТО: SCANPIX