-Метки

sol invictus Деметра Зодиак абраксас агатодемон алконост алфей амон анджети анубис апис аполлон артемида афина ахелой ба баал баст бес бог большая медведица бримо бык велес венок оправдания виктория гарпократ геката гелиакический восход сириуса гемма гений георгий геракл гермес герои гигиея гор горгона греция двуглавый орёл дедал дельфиний дионис диоскуры египет жезл жертвоприношение загрей зевс змеевики иакх изида истера иштар кадуцей кастор кербер керы лабранды лабрис лары латона лев лето маат маахес мании мелькарт менады меркурий метемпсихоз мистерии митра мозаика наос немесида ника нумерология нумизматика оргии орфей орфики осирис офоис пан пасха персей персефона полидевк посох поэтика пруденция птах ра рим русалки сатир серапис сет сехмет сирены сирин сириус скипетр сосиполь сотис средневековая астрономия тирс титаны тифон туту уннефер упуаут фиала фивы фракия хапи хатхор хеб-сед хнубис хорс христианство черная мадонна эвмениды эгида эпагомены эридан эринии этимология этруски юпитер

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в vissarion

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 15.03.2012
Записей:
Комментариев:
Написано: 749





АМУЛЕТЫ-ЗМЕЕВИКИ

Среда, 08 Октября 2014 г. 12:06 + в цитатник
И.Г. Переседов
ОБ АМУЛЕТАХ-ЗМЕЕВИКАХ И ИХ СВЯЗИ С НАТЕЛЬНЫМИ
КРЕСТАМИ И ИНЫМИ ПРЕДМЕТАМИ ЦЕРКОВНОЙ КУЛЬТУРЫ.



Амулеты-змеевики — круглые подвески, совмещающие на своих сторонах ортодоксальный христианский извод и образ человека, с радиально исходящими из него змеями, традиционные литургические воззвания и уникальное магическое заклятье:

«Матица [Ὑστέρα],¹ черная, почернелая, как змей ты вьешься, и как дракон свищешь, и как лев рычишь, и как ягненок спишь».

Привычные образцы народного двоеверия никогда не имеют четкого равенства тематических мотивов. Как правило, магизм, опирающийся на остаточную первобытность, не соотносится на равных с христианством: многие языческие амулеты долгие годы сохраняются в первозданном облике без дополнения содержания. Змеевики равным значением своих сторон демонстрируют внутреннюю связь, семиотический диалог обеих композиций, каждая из которых выступает в нем «от своего имени».

Композиция со змеями, лишь в частном варианте похожая на образ Медузы Горгоны, не встречается в художественной традиции нигде, кроме этих памятников. Повторяющиеся магические формулы известны и узнаваемы. Заклятье со змеевиков (hystera-формула) воссозданное по нескольким образцам, не содержится ни в одном средневековом сборнике заговоров и заклинаний.
____________________________
[1] ὑστέρα ἡ анат., тж. pl. матка Her., Plat., Arst.


Магические амулеты и обереги стали известны благодаря раскопкам курганов и кладов. Змеевики практически не помещали в захоронения и не включали в составы кладов.

Одинаковые магические артефакты делались из одинаковых, как правило, недорогих материалов. Змеевики исполнены из различных металлов и полудрагоценных камней. Такой диапазон свидетельствует о принадлежности данных памятников разным общественным слоям. Кроме того, надписи на дорогих амулетах называют своих хозяев по именам, игнорируя их социальный статус, подобные проявления не свойственны иерархическому средневековому мышлению.

Не вполне ясно отношение к змеевикам Православной церкви: как магические амулеты они для нее неприемлемы — в XIX в. оценка змеевиков изучавшими их представителями Церкви была крайне негативной. Но в Древней Руси змеевики, очевидно, обладали определенной легитимностью. Многие из них найдены в ризницах соборов; а один яшмовый образец был отдан в божницу Троице-Сергиевой лавры Иваном Грозным. В том же храме хранился иконостас с врезанным в центр змеевиком. (Древнерусские амулеты-змеевики. Т.В. Николаева, А.В. Чернецов)

К некоторым из них с симпатией относились церковные иерархи: один змеевик принадлежал долгое время православным полоцким епископам, а другой использовался в качестве панагии (παναγία, всесвятая — небольшой образ Богоматери) при богослужениях. Магический статус змеевиков несомненен: об этом говорит как расшифровка hystera-формулы, так и свидетельства владельцев этих амулетов.

Название «змеевики» объединяет множество памятников, имеющих богатую историю, связанных между собой сложными отношениями. Древнейшие из них — круглые металлические амулеты — содержат на одной стороне изображение человеческой головы с исходящими из нее змеями (число змей: 5, 6, 7), а на другой — hystera-формулу. Христианских изводов на таких образцах нет.

Сегодня нельзя сказать, какой изначальный смысл имело изображение человеческой головы со змеями. Достаточно констатировать, что около Х в. этот, несомненно, магический образ появился в пространстве византийской культуры в готовом виде, не неся на себе следов продолжающегося становления. Постоянное присутствие hystera-формулы заставляет признать наличие связи между изображением и содержанием этого заклятья. Обычай передачи заклинания начальными словами, очевидно, предполагал, что этот текст был известен в среде, для которой предназначались такие змеевики.

Нетрадиционная для Византии круглая форма этих подвесок, не вызывающее отвращения изображение змей, солярный характер композиции, встречающиеся астральные знаки, а также сведения по истории хождения отдельных памятников указывают на Малую Азию как на родинуClip (517x297, 29Kb) таких изделий. А обращение hystera-заклинания к матке заставляет предположить за ними медицинские функции.

В Византии эти амулеты видоизменяются: число змей на них несколько увеличивается (6, 7, 8), и на одной стороне появляется извод святого всадника, поражающего женовидного демона.

На первый взгляд, это привычное совмещение змеиного гнезда и христианского извода на разных сторонах одного круглого медальона. Однако данные образцы несут на себе следы, выдающие их промежуточное положение в истории развития змеевиков. Во-первых, этот извод не может считаться до конца каноничным: рожденный в гностической среде образ святого конного воителя был принят Церковью только в значении Георгия-драконоборца, и указанное изображение основано не на канонической иконографии, а на художественной традиции магических амулетов первых веков н.э.

Во-вторых, на этих змеевиках hystera-формула нередко находится на противоположной змеиному гнезду стороне.

В-третьих, иконография этих амулетов мало разработана: змеи на них часто заменяются змеевидными отростками, а иногда все змеиное гнездо изображается схематически, образ святого всадника не выстроен структурно и лишен монументальной четкости, отличающей церковные изображения святого Георгия.

Возможно, эти изделия демонстрируют объединение экзотических амулетов с византийскими оберегами: святой всадник, поражающий копьем женовидного демона, — самый распространенный сюжет эллипсовидных амулетов VI-VII вв. н.э. Сложно определить значение таких памятников. Очевидно, что в них нет внутренней оппозиции сторон, отличающей последующие змеевики.

На рубеже Х-ХI вв. появляется новый тип памятников, ставший основным для всех последующих изделий: в этот момент возникают круглые амулеты со змеиным гнездом, hystera-формулой и классическим христианским изводом (число змей: 6, 7, 8, 9, 12). Эти змеевики отличает категорический дуализм, который проявляется, например, в недопустимости присутствия hystera-формулы на стороне христианского извода. Она переходит к змеиному гнезду, окружив его по краю: став популярными, змеевики попали в круг людей, не знавших hystera-формулы. Эту иконографическую работу могли выполнить лишь столичные мастера.

Присутствие молитвословий на христианской стороне не обязательно для таких амулетов: христианское изображение на них не вступает в личную связь со змеиным гнездом, а являетсяClip (440x229, 21Kb) выразителем известной традиции и не нуждается в дополнительных комментариях. К тому же смысловая связь не требовала структурного соответствия: лишь по прошествии времени, когда змеиный извод стал известен народным массам, у мастеров возникла нужда уравнивать структурно обе стороны, и христианский извод приобрел молитвенное обращение, следуя за hystera-формулой змеиного гнезда.

Разбирая самый известный тип змеевиков, не лишним будет рассмотреть проблему лицевой и оборотной сторон. Как было указано выше, сам памятник не дает прямого ответа на этот вопрос. По нумизматической аналогии лицевой традиционно считается половина с христианским изводом, в западных исследованиях из-за художественной уникальности к таковой относят сторону со змеиной композицией. Однако затруднения разрешатся, если к памятнику приложить контекст его исторического окружения. Выше отмечалось, что круг — не самая характерная форма византийских украшений: действительно, чаще всего они имели вид вертикально вытянутого овала, который прочитывался и раскрывался в соотношении с вертикальной фигурой человека. Та же логика прослеживается в декоре средневековых костюмов: на них редко можно найти правильный круг, чаще он немного растянут или кругов несколько. Это справедливо и для формы круглых медальонов. Такой принцип дизайна соответствовал смысловой установке на вертикальную иерархию вселенной, которая отличала жителей византийской столицы.

Нельзя с уверенностью судить о том, как носились змеевики, так как ни один из них не был найден с цепью или шнуром. При этом круговую форму медальона разделяет, полностью сливаясь с ней, именно изображение со змеями, в котором различение верха и низа полностью отсутствует. Напротив, композиция христианского извода, как всякая христианская изобразительность, подчиненная теологическому смыслу, всегда подчеркнуто вертикальна. Вывод: христианское вертикальное изображение логично сочеталось с положением человека, носившего змеевик, в пространстве вселенной и, следовательно, должно было быть обращено к миру, а значит, было внешним. Изображение змеиного гнезда, не различающее верха и низа, по своей сути, должно было быть эзотерическим. Надо особо заметить, что если христианский извод изначально никак не влиял на змеиную сторону и ничем не выдавал своего присутствия, когда ее разглядывали, оборотная сторона, совпадая по форме с амулетом, влияла этим на лицевую.

Выходит, что на ранних памятниках, не содержащих христианских изображений, сторона со змеями является лицевой. Hystera-формула, написанная в несколько строчек на их оборотной стороне, создает некоторое подобие вертикали, но она недостаточно выражена и наделена смыслом, чтобы быть оппозицией лицевой круговой доминанте. Поэтому ранние амулеты не могут рассматриваться как тождественные поздним и называться змеевиками в полном смысле слова. Они являются отражением маргинальной магической традиции — одной культурной составляющей из двух, породивших эти памятники. Второй является ортодоксальная христианская культура, которая далеко не столь однозначно прямолинейна, как ее стараются представить отдельные исследователи.

Став популярными, змеевики сохранили за собой право на смысловую дуальность, но массовое сознание внесло свои коррективы в их внутреннюю концепцию. Постепенно меняется внешний вид змеиной стороны: черты лица в центре змеиного гнезда искажаются яростью, изо рта начинает высовываться язык, на голове появляются торчащие длинные женские волосы. Змеиная композиция, стремясь вызвать отвращение у зрителей, перестает быть нейтральной: число змей увеличивается (появляются семь двухголовых змеиных туловищ), и их тела, извиваясь, заполняют все поле амулета. Оканчивается этот процесс тем, что в центре змеиного гнезда возникает обнаженная женская фигура. Ее появление кардинально изменило характер памятника, навязав змеиной композиции и христианским изводам эмоциональные отношения. Смысловая оппозиция, присутствовавшая раньше, переходит в оппозицию психическую и чувственную. Это свидетельствует о сравнительной молодости таких памятников: подобное приращение могло стать возможным лишь после бытования ранних змеевиков в христианской культурной среде.

Оппозиция сторон переходит в оппозицию полов. До этого лицо в центре змеиного гнезда производило впечатление абстрактного человека и соотносилось с внеполовой универсальностью христианской стороны. Теперь женская обнаженная фигура начинает сопровождаться изображением архангела Михаила, облаченного в императорские одежды и держащего в руках жезл.

Очевидно, что эти изменения вносились при доминанте христианской стороны: женская фигура страстна, потому что святые спокойны, она обнажена, когда они облачены. По-видимому, это преобразование происходило под влиянием эмоционального ощущения толпы, не знавшей апокрифов, но менталитет которой питался глубинными архитипическими переживаниями.

На таких памятниках всегда присутствуют церковные молитвенные обращения, что свидетельствует о структурном подходе в их восприятии. То, что эти обращения часто окружают змеиное гнездо, в тоClip (602x339, 38Kb) время как hystera-формула записывается вокруг христианского извода, говорит об утрате змеиной стороной эзотерического характера и приобретении ею массовой известности. Все это, а также сходство змей этих памятников с драконами и орнаментальный вид змеиного гнезда свидетельствуют о постепенной фольклоризации концепции змеевиков. Из сферы особой мистичности они стали переходить в пространство народного двоеверия.

Однако смысловое развитие змеевиков это не остановило: памятник XII в. помогает воссоздать общую картину. «Суздальский змеевик», найденный в 1890г. в Суздальском кафедральном соборе, представляет собой изделие из яшмы круглой формы, на обеих сторонах которого присутствуют изображения, выполненные с особым мастерством. Художественные особенности служат основным доводом в пользу греческого происхождения этого образца. Ряд признаков отличает его от большинства змеевиков: на нем нет hystera-формулы, иконография змеиного гнезда повторяет ранние памятники (шесть змей, спокойный чистый лик), и главное — христианская сторона не содержит в своем изображении привычной вертикали. На стороне, противоположной змеиной, изображены семь спящих отроков эфесских: шесть фигур окружают седьмую, положением своих тел создавая Clip (315x193, 21Kb)иллюзию вращения, повторяя в этом змеиную сторону. Число и положение змей совпадают с числом и положением отроков, и вращение и там и там происходит по часовой стрелке.

Суздальскому змеевику близок круглый образок неаполитанского Национального музея. Одна его сторона изображает Знамение, а в центре другой архангел Михаил побивает палицей обнаженные фигуры. По краю вокруг сцены с архангелом Михаилом расположены семь фигур спящих отроков. Два авторитетных исследователя — М.Н. Сперанский и А.С. Орлов — считали неаполитанский памятник змеевиком, хотя на нем нет ни змеиного гнезда, ни hystera-формулы. Примечательно, что этот образец, отвечая внутренней логике построения змеевика, уже не вступает с христианской церковностью ни в какие противоречия.

Указанное демонстрирует, что после совмещения со змеиным гнездом христианских изображений начинается поиск извода, который мог бы с ним сочетаться. Подходит образ «Семь спящих отроков эфесских», который, как и образ Георгия Победоносца, был принят Церковью из восточной магической мифологии. Равенство открыло возможность для замены и породило изделия, казалось бы, не совместимые со змеиным гнездом. В это же время внутри змеиного гнезда иных амулетов возникает обнаженная женская фигура, и, может быть, для ее нейтрализации на изделиях со спящими отроками появляется фигура Богородицы. Тем самым последовательное интеллектуальное развитие змеевиков перевело их в пространство церковной культуры.

Из Византии традиция массового ношения змеевиков перешла на Русь. Это заимствование не было бессмысленным подражанием, а соотносилось с византийской системой восприятия данных медальонов. Церковное влияние на народное сознание привело к тому, что в XIII в. змеевики преобразовались в новые изделия: «киотные змеевики», распространившиеся по Руси к XV в.

«Киотные змеевики» — это изделия иконной киотчатой формы, имеющие на обороте змеиное гнездо с ликом посередине. Христианский извод занимает все киотное пространство, а змеиное гнездо располагается внутри круга, до которого окаемкой дополнена верхняя полукруглая часть киота. В свободном от возникшего круга поле, как правило, размещались дополнительные надписи или
изображения св. Федора Тирона, пронзающего змея.

Позднее происходит утрата змеевиками имманентного смысла и их растворение в формальной церковной и народной фольклорной традициях. Змеевики на киотных образцах стали активно дополняться сюжетами из народных апокрифов («Никита, побивающий беса» и т.д.). Змеиное гнездо стало предельно походить на орнамент и в конце концов потеряло человеческую голову в центре, превратившись в орнаментное изображение двенадцатиглавого змея — неизменного персонажа фольклорных сказаний.

Змеевики во многом тождественны нательным крестам и близки к иным священным церковным подвескам (кресты-энколпионы и панагии). Значение ихClip (412x231, 28Kb) смыслового сходства дополнительно усиливается целым рядом исторических подробностей и совпадений.

Известно, что первые церковные привески, являясь ответом на засилье языческих и гностических амулетов, имели круглую форму, и образ креста на них впервые проявился крестовидной монограммой Христа. Самостоятельные изображения креста встречаются на поздних круглых медальонах, а автономную форму он обрел лишь к V в. Древнейшие нательные кресты Х-ХII вв., найденные на территории Древней Руси, тяготели к кругу, будучи четырехконечными с равными концами.

Уже на бейрутском амулете II века встречается воззвание к кресту, явно призывающее его на помощь против злого духа. На этот же результат были нацелены охранные заклинания, размещаемые на первых крестах. Поэтому нельзя сомневаться в том, что нательные кресты с момента появления в V в. имеют признаки охранных амулетов.

На Великой Вечерне Крестопоклонной недели Великого Поста крест характеризуется как «оружие непобедимое, бесов сопротивоборче», но в то же время еще и как «дверь райская, имже вознесохомся от земли к небесным».

Если змеевики родственны крестам, они с самого начала бытования также должны выходить за рамки простого оберега, оказываясь одновременно и амулетом, и иконой, и пути их развития также должны совпадать. Бытовое предназначение змеевиков подтверждается древними заклятиями против сдвигов матки. Они были собраны исследователями в контексте содержания hystera-формулы. Первое заклинание было привлечено к разбору змеевиков еще в XIX в. М.И. Соколовым, после чего его вновь использовал Спаер в конце XX в., снабдив вторым сопроводительным заклинанием.

Итак, заклинание на одном греческом папирусе III-IV вв. н.э., озаглавленное «Для подъема матки», гласит:

«Заклинаю Тебя, матицу, — утвердившимся на бездне прежде бытия неба или земли, или моря, или света, или тьмы, сотворившим ангела, который первый, Αμιχαμχου και χουχαω χηρωει ουειαχω οδου προσειογγηζ, сидящим на престоле своем в окружении херувимов, — возвратиться на место и не уклоняться ни в правую часть ребер, ни в левую часть ребер и не кусать в сердце, как собака, но встань [вернись на свое место] и оставайся в своих местах… Заклинаю тебя изначала сотворившим небо и землю и все, что на ней. Аллилуйя, аминь!»²
_____________________
[2] Пρὸς μήτρας ἀναδρομήν ἐξορκίζω σε, μήτραν [κατὰ τοὺ] κατασταθέντος ἐπὶ τῆς ἀβύσσου πρίν γενέσται οὐρανὸν ἤ γῆν ἤ θάλασσαν ἤ φῶς ἤ σκότος, τὸν κτίσαντα ἀγγέλους, ῶν πρῶτος Ἀμιχαμχου καί χουχαω χηρωει ουειαχω οδου προσειογγης, καὶ ἐπὶ χερουβὶν καθήμενον βαστάζοντα τὸν θρόνον τὸν ἴδιον ἀποκατασταθῆναι ἐν τῆ ἔδρα μηδὲ κλιθῆναι εἰς τὸ δεξιὸν πλευρ[ῶ]ν μέρος μηδὲ εἰς τὸ ἀριστερὸν πλευρῶν μέρος μηδὲ ἀποδήξης εἰς τὴν καρδίαν ὠς κύων, ἀλλὰ στάθητι καὶ μένοις ἐν χώροις ἰδίοις, μηδὲν μεμαση[μ]ένη, ἔστε ἐξορκίζω σε τὸν ἀρχῆ ποιήσαντα τὸν οὐρανὸν καὶ τὴν γῆν καὶ πάντα τὰ ἐν αὐτῆ ἁλληλουια, ἀμην.

Второе заклинанье на золотой пластинке также приказывает матке оставаться на своем месте:

«Я заклинаю Тебя, о Матка Ипсы (Ipsa), которую родила Ипса, чтобы Ты никогда не покидала свое место: именем непобедимого, живого Господа Бога оставайся на своем месте, [которое] у Ипсы, которую Ипса родила».

Еще одна золотая пластина-амулет II в., являющаяся одним из древнейших христианских памятников, содержит заговор, в котором сказано:

«Заклинаю тебя Сатану (и да очистит меня крест), чтобы ты никогда не покидал своего жилища, во имя Господа Бога живаго. Произнесено в жилище той, над которою я исполнил миропомазание».

Этот текст приводит А.С. Уваров. К нему он добавляет: «Из смысла этого заговора можно заключить, что надпись сделана лицом духовного звания, исполнявшим функцию заклинателя. Самая формулаClip (328x191, 22Kb) заговора могла быть заимствована из той книги, которую вручали заклинателям, как сказано в 7-м правиле IV Карфагенского собора: «Заклинатель при посвящении должен получить книжицу, в которой описаны заклинания, а Епископ ему говорит: прими и напечатай в памяти и имей власть возлагать руки на бесноватого как крещеного, так и оглашенного».

Совпадение конструкций заговоров и характеров приказаний связывает все три заклинания. Заметим, что упоминание таинства в христианском заклятье вводит его в литургическое пространство смысла. Обращение к кресту дает возможность считать этот текст причастным к истории возникновения и распространения изделий такой формы, однако точный источник этой формулы все же неизвестен. hystera-заклинание змеевиков также взято из неизвестного источника. Однако можно указать, что оно совпадает в формулировке и структуре с церковными песнопениями и молитвами, а термин hystera (матка) и приказание «лечь и утихнуть» увязывают его с заговорами матки, которые тождественны по форме христианскому литургическому заклинанию Сатаны.

Еще одно заклинание присутствует на эллипсовидной подвеске VII в., хранящейся теперь в городе Монцы. На одной стороне она содержит сцену Распятия с предстоящими, а на другой — шестнадцатистрочную надпись, гласящую:

«Беги от моего сердца, полный хитрости; беги как можно скорее; беги от моих несчастий, змий, огонь, Белиар злоделающий <…> дракон, лютый зверь <…> неистовство <…> завистливый оком и ярость перворожденного <…> гнусно, близкой негодности <…> и смерти. Христос Царь повелевает тебе бежать во глубину моря <…> в вечное пламя, в неистовство; потом он отошел…»

Форма и протяженность последнего заклинания выдают его близость к кругу магических текстов. По-видимому, по истечении какого-то времени крест стал обрастать маргинальными магическими функциями, но если эта надпись еще сохраняет обращение к злому духу как к «полному хитрости», то при последующей деградации подобные угрозы, связанные с крестом, стали выдвигаться против телесных болезней. Весьма интересны заклинания гостеца — внутренней ревматической болезни, содержащиеся в рукописном угро-русском сборнике, записанном в XVIII в. В них «милостивый Г. Бог», идя райскими путями, встречает «госца и гостицу со госчаты» и спрашивает об их пути. Те отвечают, что идут «в чловечую главу, власы его крутити, главу и мозок его сушити, кости ломити» и т.д. Господь Бог говорит: «Окаянный, не можете вы дойти и доступити до моего раба Божия имрек, бо я там был со святыми ангелы и архангелы, херувимы и серафимы и с святыми апостолы и положил есмъ на нем печать свою, пресвятый честный крест, и де можете вы дойти и доступити до моего раба Божия имрек, до его главы, до его мозгу, до его власов, до его костий <…> и до всего тела его». Гостец, гостица и госчата ссылаются в тартар к черному человеку: «кровь его пийти, власы и главу его крутете и мозок его сушите, комти и жилы его ломлете и вшитко тело его псуйте». В данном примере примечательна магическая роль креста в качестве печати и изгнание болезни в тартар, совпадающее с повелением на монцевской подвеске.

Амулетные функции креста как части магического ритуала передаются в указании XVIII в., как должно производить заклинание: «Аще ли случится священник, или диакон, или просто человек, кто грамоте умеет, и возмет воды чисты и ненапитой, и в ту воду положить крест, и над болящим головою творить сию молитву <…> и говори: «крест Христианом слава, Крест царям держава, крест идолом и трясавицам прогонитель, болящим дает здравие». И давай болящему со креста Господня пить по тори зори, исцелить его главу. Пнати (?) крест и положити к уху сию молитву трижды и давать с креста пить трижды и главу обливать».

Эти источники иллюстрируют путь, пройденный крестом от особого литургического амулета до оберега бытовой магии, такой же путь прошли змеевики. С крестами литургического уровня их сближает неClip (302x168, 15Kb) только молитвенная форма hystera-заклинания, но и пространственность изображений как христианских изводов, так и змеиного гнезда. Иконные изображения на змеевиках повторяют типы, встречающиеся на иконах, в том числе и нательных. Змеиное гнездо отличают строгая симметрия и сложность композиции, гармония округлых плавных линий, своего рода живописность рисунка и в то же время объемная, скульптурная трактовка образа.

С момента своего возникновения в Византии змеевики неизбежно должны были составить конкуренцию нательным крестам: у греков не было принято носить крест после крещения в обязательном порядке, поэтому небольшой размер византийских змеевиков, предполагающий интимное к ним отношение, выдает в них альтернативу нательным крестам. На ранних змеевиках композиция со змеями часто имеет в центре круг, из которого выходят вертикальные и горизонтальные прямые, делящие пространство амулета на четыре равные части. Эти прямые напоминают перекладины, а само змеиное гнездо в таком случае выглядит как восьмиконечный равносторонний крест. К тому же два золотых роскошных змеевика по технике своего исполнения и стилю изображений могут быть сближены лишь с дорогим золотым крестом, выполненным в одной из лучших константинопольских мастерских.

То, что оба типа памятников были призваны участвовать в личном спасении человека, выдают собственные имена и молитвы от первого лица, записанные на них: подобные надписи считались необходимыми для крестов, они же встречаются и на змеевиках.

У славян кресты занимали уникальное положение, по сравнению с другими подвесками (в Древней Руси на каждого новокрещенного возлагался крест), однако змеевики и здесь сохранили свою связь с ними. Так, на новгородском амулете, найденном в слоях XII в., змеиная композиция была изглажена и вместо нее нанесена гравировка с изображением процветшего креста. Есть сведение, что в XIX в. крестьяне северных губерний носили киотные змеевики на груди вместе с крестом.

Позиционное равенство на змеевиках (особенно древних) христианских и нехристианских изображений не позволит предпочесть одно из них в качестве смысловой доминанты. Поэтому сакральное значение змеевика сводится не к одной из его сторон, а генерируется на стыке взаимоисключающих изводов. Уяснение этой особенности змеевиков славянами привело к тому, что они, упрощая данную конструкцию, стали изготавливать двустворчатые змеевики, подтвердив тем самым изначальное типологическое родство змеевиков с энколпионами (ἐγκόλπιον).³ Энколпионы, как правило, имели изображения на обеих сторонах. Строгий искусствоведческий анализ подобных предметов, найденных на территории Древней Руси, заставляет сделать вывод: конструкции ранних типов крестов-энколпионов, икон-энколпиев, панагий и двустворчатых змеевиков абсолютно идентичны. Некоторые исследователи даже позволяли себе использовать термин «змеевики-энколпионы».
____________________________
[3] Энколпион — створчатый ковчежец-складень круглой или крестообразной формы носимый на [ἐν] груди [κόλπος]. Внутри энколпиона помещались частицы освященной просфоры или мощи святых.

ἐγκόλπιον (ἐγ-κόλπιον) — производное от κόλπος;
ἐγ- = ἐν- (перед γ, κ, χ, ξ);
ἐν- (ἐγ-, ἐμ-, ἐλ-, ἐρ-) приставка со знач.: в, внутри, внутрь и т.д;
κόλπος ὁ тж. pl.
1) грудь;
2) женское лоно, чрево, утроба; ex. οἱ γυναικεῖοι κόλποι Sext. = ὑστέρα
3) анат. складка, пазуха;
4) складки платья (на груди), пазуха;
5) перен. лоно, пучина;
6) залив, бухта; ex. κ. Ῥέας Aesch. — залив Реи, т.е. Ионическое море;
7) долина, лощина.

Двоякое прочтение предлога (или приставки) ἐν акцентирует внимание на внутреннем содержании энколпиона, что усиливается двояким прочтением слова κόλπος. Кроме того, нижеследующие созвучия также работают на развитие змеиной темы, изображаемой на рассматриваемых энколпионах (со змеевиками).

κολπόω изгибаться, глубоко вдаваться в берег (о заливе); ex. (κόλπος κολπούμενος Polyb.)
κολπώδης извилистый; ex. (παράπλους Polyb.)

Т.е. имеет место обычное явление, когда созвучие придает дополнительные качества объекту (или субъекту). «Извилистость» дает явную ассоциацию со змеями, отсюда сочетание несочетаемого: «нагрудность», «лоно ковчежца», «матка» (роженица) и «змеиность».


Примечательно, что на Руси змеевики превратились, с одной стороны, в энколпионы, а с другой, в кистевидные образки. По-видимому, после того, как змеиное гнездо на киотных образцах выродилось в переплетение змей, возник новый памятник, сведения о котором дошли до нас. Это ладанка, сшитая из толстой шелковой материи темно-зеленого цвета, наполненная мастикой, ладаном и другими благовониями. На одной стороне ее вышит восьмиконечный крест, а на обороте — клубок из переплетенных змей.

Энколпионы роднит со змеевиками еще одна особенность: кресты-энколпионы крайне редко встречаются в курганах и захоронениях простых людей, еще реже они попадаются в кладах.

Надо заметить, что нательные кресты, необходимые православному христианину в его жизни, не являются неотъемлемым атрибутом его захоронения. Кресты и благословенные образа передавались от отца сыну, от сына внуку и далее. Последний член рода или семейства должен был завещать реликвию церкви. Быть может, поэтому такое обилие змеевиков было найдено в ризницах соборов. Если это предположение верно, тогда Иван IV мог передать яшмовый змеевик в Троице-Сергиеву лавру после смерти сына.

_______________________________

Ю.Ю. Шевченко
БОГОРОДИЦА СПИЛЕОТИССА НА ДРЕВНИХ ХРИСТИАНСКИХ ФИЛАКТЕРИЯХ C ИЗОБРАЖЕНИЯМИ СЕРПЕНТАРИД


Переплетение символики из пещерных христианских святынь с символом пещерного в мифологическом аспекте существа — Горгоны Медузы на амулетах-змеевиках — христианских филактериях¹ — должно иметь значимые ассоциации и аллюзии в христианском мировоззрении и иметь связь с атрибутикой самого Вероучения. Это касается не только изображения Горгоны на реверсе христианских амулетов-змеевиков, но и другого пещерного, согласно мифологической традиции, существа — Змеедевы Ехидны, соответствовавшей кельтской Мелюзине и скифской Ехидне-Оре. Именно изображение «змееногой богини», как представляли Ехидну после кары богами-Кронидами, украшает ряд подобных амулетов.

Ехидна, и до преображения в полуженщину-полузмею, во времена своего романа со стражем Геры — многоглазым Аргусом, была жительницей пещеры [Голосовкер Я.Э, 2001]. По представлениям эллинов эта пещера располагалась где-то вблизи «счастливой Аркадии» — местообитания титана Атланта до его восстания против Зевса-Кронида, — на Пелопоннесе. Характерно, что Ехидна, еще будучи Чудодевой (до превращения в полузмею), и обитая в пещере Пелопоннеса, считалась покровительницей «всего живого» [Голосовкер Э.Я., 2001], в древней славянской терминологии — «всего живота», что очень существенно для ее изображения на христианских филактериях исхода раннего средневековья.

После преображения, Ехидна оказалась в другой пещере, на границе дольнего и хтонического миров в наказание за неповиновение Зевсу и его пантеону, которые олицетворяли для ранних христиан весь комплекс эллинского язычества. Такова же была и судьба другой пещерножительницы — Медузы Горгоны, изгнанной политеистическим — Зевсовым пантеоном Эллады, вместе с сестрами-горгонами и граями-старухами, из своей пещеры на берегу лазурного моря (Монте-Сант-Анджело) — в пещеру на берегу Мировой Реки-Океана, «на границе мертвой и живой жизни».

В мироощущении христианства подобные трактовки образа змееногих и/или змееволосых существ — серпентарид — не могли не оставить своего следа. Их образы маркировали сущности, которые были борцами с демоническими существами, к коим принадлежали все боги Олимпийского пантеона.

Первохристиане, воспринимали образы предшествующих времен «зеркально» (где: право — лево, добро — зло, — меняются местами), — и, с «обратным знаком», — потому и представляли могучего Зевса и обворожительную Афродиту — демонами, а их противников и противниц — серпентарид (Σερπενταρῖδης) — светлыми, ангелоподобными существами: У эллинских политеистов-язычников имелся страж — зверь (пес) Цербер, охранявший подземный — потусторонний «мир мертвой жизни» — царство Аида — от выхода из него теней в мир «жизни живой» (как чуть было, не ушла Эвридика, ведомая Орфеем). А в раннехристианской среде появился упомянутый апокрифами «зверь Горгонии» [Пыпин А.Н., 1862, с.3,6], — охранитель потустороннего мира — Рая (Эдема), — от проникновения в него грешных живых людей.

Образ мира оказался «вывернутым наизнанку». В земном (подземном) обиталище Ехидны-Оры расположился Земной Дом Богородицы — Свято-Успенский Богородичный пещерный монастырь «Мега Спилеон», а пещерное обиталище Медузы Горгоны оказалось «Небесной базиликой» под землей в Монте-Горгано (Анджело); сам же «зверь Горгонии» выступает в качестве цепного пса («зверь»),² охраняющего нынешнее место пребывания Святой Девы — Рай.
____________________________
[1] φυλακτήρια ἡ оберег, амулет Plut.

[2] κύων, κῠνός
1) собака;
2) чудовище
κ. Ἀΐδαο Hom. = Κέρβερος (Кербер, пес Аида);
Διὸς πτηνὸς κ. Aesch., Soph. = αἰετός (орел Зевса);
ἡ ῥαψῳδὸς κ. Soph. = Σφίγξ (Сфинкс);
Ζηνὸς κύνες Aesch. = Ἅρπυιαι (Гарпии);
κύνες Κωκυτοῦ Arph. = Ἐρινύες (Эринии, псицы Кокита);
Λέρνας κ. Eur. = Ὕδρα (Лернейская Гидра).


В гипогеях (ὑπόγαιος, пещерный склеп) раннехристианской Александрии в Египете Горгона выступает в качестве охранительницы входа в последний приют. Такие охранительные изображения известны и в мозаике римского времени, и в более ранних фресках. Такие же мозаики имеются в позднеримских строениях (IV в.), не исключено, — в христианских храмах Северного (Средиземноморского) побережья Африки, и на Балканах — в «Трапезной» болгарского города Девня [Ангелов А., 2004]. Распространение изображений Медузы Горгоны фиксируется к середине II в.н.э., когда нагрудная эмблема кентавра (до 14г. н.э.) на панцире Октавиана Августа или Римский «легионный» орел на груди Гальбы, сменяется головой Горгоны — на «императорских» доспехах первой половины II в. н.э.

Эта нагрудная эгида появляется уже на доспехах Траяна, 93-117 гг., она украшает доспехи на бюсте Адриана 120-130-х гг., и бюсте Марка Аврелия 161-180 гг., отлитом в золоте. Амулеты с подобными «горгонообразными» композициями украшают надгробные рельефы и статуи III в.н.э. в пещерных склепах Пальмиры.

Clip (652x280, 35Kb)
1. Бюст Адриана (120-130) с горгонейоном на нагрудной пластине панциря. Дворец Консерваторов. Рим, Италия.
2. Голова Медузы Горгоны на панцире Траяна (93-117).
3. Гальба. Бюст начала III в. н.э. Собрание Лувра. Париж, Франция.


Обычай размещать эгиду в виде Медузы Горгоны сохраняется в эпоху солдатских императоров, на бюстах начала III в., когда этот символ служит украшением не только аркад форума Северов в Лаптис Магна, но и обрамляет вход в позднеримскую базилику, в этом же городе римской провинции Ливия. Таковы же позднеантичные изображения Медузы в Мирах Ликийских на Малоазийском побережье во времена епископства там свт. Николая Мирликийского, или барельефы Горгоны — охранительницы истекающей воды в позднеримских термах в самом Вечном городе.

В гигантском подземном резервуаре «Еребатан Сарничи» (Yerebatan Sarnıcı, Стамбул) — «Подземном дворце четырехсот колонн», снабжавшем водой Константинополь уже с юстиниановских времен, также присутствует изображение Медузы Горгоны, высеченной на импостах первых колонн, подпирающих свод гигантской цистерны, при входе в это грандиозное подземное сооружение. Камни с Горгонами, — импосты привходных колонн, взятые, вероятно, из предшествующего храма в городе Византий (один камень-импост — на боку; второй — вверх ногами), и здесь расположены — как охрана — при входе.

Образ Медузы корреспондирует в этом случае с этнографически зафиксированными представлениями украинцев о том, что рай (ирий), доступен «одним птицам и змеям». Совсем уж в христианские времена, в таком значительном христианском центре, как Эфес (месте множественных проведений Вселенских Соборов), также создается образ змееволосого существа — Горгоны Медузы в мозаике V в. н.э., как раз в то время, когда Соборы отлучают от Церкви ересиарха Нестория.

Видимо, поэтому изображение головы Медузы Горгоны украшало гарнитурные войсковые пряжки VI-VII вв., изредка находимые на юге Восточной Европы, или воинские позднеримские и ранневизантийские панцири, являясь оберегом. Не исключено, что этому оберегу, массово используемому армией христианской державы (Византии), обязаны своим происхождением каменные амулеты-змеевики. Это односторонние круглые и овальные вещи из Средиземноморья, в основном, из оникса, со «змеиным гнездом» (при малом количеством змей, — в основном, не более шести, ветвящихся от личины в центре), — на аверсе; и с формулой «histera» — на обороте, в основном, без изображений [Спицын А.А.]. На одном из греческих каменных амулетов-змеевиков известно, все-таки, изображение святого на одной стороне, ставшей при этом лицевой, а на реверсе — «змеиное гнездо» и формула с именем «истеры» [Толстой И.И., 1888].

Обычно термин «hystera», встречаемый на филактериях-змеевиках, переводят, как «матка» (ὑστέρα) — и это закономерно, когда речь идет об амулетах этого типа, атрибутированных женщине, как уже упомянутый яшмовый змеевик из Суздаля с семерыми спящими в пещере отроками Эфесскими. В этом плане, симптоматично наличие на ранних змеевиках именно Богородицы Горгоэпикоос — извода Спилеотиссы — из афинского храма, в котором имелся придел св. Элевтерии, — родовспомогательницы, — откуда иконография типа Дексиократусы, как названа точно такая же икона в Хосиос Лукас, — получила имя Горгоэпикоос (Γοργοεπήκοος) — Скоропомощница.³

Но термин, чаще всего используемый Г.И. Дестунисом при переводе: «histera» («утроба») несравненно шире, чем «матка». В случае принадлежности золотых медальонов-змеевиков мужчинам, как это имеет место с «Черниговской гривной», с «Белгородской гривной» и Смоленским змеевиком, — когда на одной из этих филактерий надписано имя князя Владимира Мономаха, данное ему в крещении — «Василий», — интерпретация термина «hystera» — «матка» — просто неприемлема. В соответствующей формуле на золотом княжеском амулете — «Черниговской гривне» — «hystera» обозначает, конечно, не «матку», а именно «утробу» — место анатомически ей соответствующее. Употребление для этой анатомической зоны такого слова, как «живот» («жизнь») — полностью соответствует семантике той силы, которая персонифицирована «Медузой Горгоной» (или «владычицей всего живота»⁴ — Ехидной), к которой обращались византийские военные, в баталиях «не щадившие живота своего», и украшавшие этим изображением свой панцирь.
____________________________
[3] Справочники переводят эпитет Γοργοεπήκοος как «Скоропослушница».

Γοργοεπήκοος = Γοργο-επήκοος
γοργός
1) страшный, грозный (γ. ἰδεῖν Xen. — грозный на вид);
2) ретивый, буйный (ἵππος Xen., Plut.)
ἐπήκοος (ἐπ-ήκοος) — выслушивающий, внемлющий.

[4] Имя Медузы Горгоны означает «Грозная владычица».

Μέδουσα ἡ {part. praes. к μέδω} Медуза (одна из трех сестер Горгон) Hes., Pind.
μέδω — заботиться, покровительствовать, охранять, т.е. властвовать.


Образ Богородицы с Младенцем Христом на правом предплечье попадает на круглые филактерии-медальоны с изображением Горгоны на аверсе не ранее Х в. [Spier J., 1993, p. 31-33], т.е. тогда, когда подобная иконография на Балканах имеется еще только в подземной обители Мега Спилеон; и в то же время, когда практика внутренней концентрации внимания, практикуемая монахами-аскетами в пещерных монастырях при творении внутренней сердечной Иисусовой молитвы (Иоанн Лествичник, игумен Синайский, VII в.), выливается в стройное правило этого процесса, изложенное преп. Симеоном Новым Богословом к рубежу X-XI вв. [Иларион (Алфеев), 2001; Прохоров Г.М.,1974, с.317-324]. Концентрация внимания при таком «молчаливом делании» — «умной молитве», предусматривало концентрацию внимания на области пупка, что совпадает с локализацией таинственной «hystera»: «истера» = «утроба» = «живот» = «жизнь» в молитвенной формуле на медальонах-змеевиках. Эту «hystera» симолизирует на амулетах-змеевиках изображение Горгоны Медузы, или сходного с ней образа пещерницы-титаниды Змеедевы Ехидны.

Мысли, высказываемые исследователями о ближневосточном происхождении основной мифологемы, пришедшей из восточных и юго-восточных областей христианского мира, и связанной с змееобразными композициями на рассматриваемых амулетах, корреспондирует не только с пещерным отшельничеством, но и молчаливым деланием — умной молитвой, творимой в темноте и тишине пещер.


_______________________________

Метки:  


Процитировано 1 раз

КУЛЬТ ПЕРСЕЯ В ПОНТЕ

Пятница, 05 Сентября 2014 г. 12:35 + в цитатник
Сапрыкин С.Ю.
РЕЛИГИЯ И КУЛЬТЫ ПОНТА ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОГО И РИМСКОГО ВРЕМЕНИ



Среди официальных и царских культов в Понтийском царстве культ аргосского героя Персея занимал особое место. Его популярность активно навязывалась царской пропагандой, поскольку Персей считался мифологическим предком персидских царей со времени мидийских войн. Геродот передает персидское сказание о том, что Персей был ассирийцем, хотя и стал греком, а его предки не были греками. «Отец истории» рассказывает, что Акрисий, мифический царь Аргоса и отец Данаи, матери Персея, и его предки с Персеем связаны не были, поскольку являлись египтянами. Он приводит послание персидского царя Ксеркса аргивянам, в котором говорилось, что Перс, давший персам свое имя, был сыном Персея, сына Данаи, и Андромеды, дочери Кефея (Геродот VI:53, 54; VII:150). Существовала также легенда, будто Ахемен, от которого вели происхождение персидские Ахемениды, и который соответственно считался предком понтийских Митридатидов, сам был сыном Персея. Павсаний из Дамаска приводит версию, что Персей много лет правил персами, принес им огонь, научил их его почитать и повелел магам следить за ним и поддерживать. Персы считали, что огонь дан им свыше, поэтому возвели Персея в сонм богов.

По греческой версии мифа, Акрисий, узнав предсказание оракула, что его убьет сын его собственной дочери, запер свою дочь Данаю в недоступной гробнице из бронзы. Но Зевс под видом золотого дождя сумел проникнуть туда и сделал Данаю беременной. Дождавшись рождения внука Персея, Акрисий поместил обоих в деревянный ящик и пустил его в море. Несчастных прибило к острову Серифос, царь которого Полидевкт предоставил им гостеприимство и кров. Когда Персей вырос, а Даная, пользуясь защитой сына, отвергла предложение царя взять ее в жены, Полидевкт повелел Персею добыть ему голову Медузы Горгоны, один взгляд которой превращал людей в камни. Но Персею помогли Афина и Гермес. Афина предупредила героя, что не следует смотреть наClip (236x284, 23Kb) Медузу прямо, и дала ему начищенный до блеска щит, которым можно было пользоваться как зеркалом. Гермес отдал ему крылатые сандалии, серп (ἅρπη),¹ кожаную сумку и помог добыть шлем Аида,² который сделал Персея невидимым и неуязвимым от взгляда Медузы.
_________________________
[1] ἅρπη
1) предполож. сокол Hom., Arst.
2) серп Hes., Soph., Eur., Plut.
3) кривой меч Luc.
[2] κυνέη, атт. κῠνῆ ἡ
1) шлем (кожаный, иногда металлический); ex. Ἄϊδος κυνέη Hom., Plat., Arph. – шлем Аида, т.е. шапка-невидимка;
2) меховая или кожаная шапка.


При помощи этих предметов Персею удалось убить Медузу Горгону. Но, когда герой обезглавил чудовище, из ее чрева выскочил крылатый конь Пегас, порождение Посейдона. Возвращаясь домой, Персей освободил из плена Андромеду, вскоре ставшую его супругой. Используя против всех своих врагов голову убитой им Горгоны, он освободил мать и вместе с ней и Анромедой отправился в Аргос. После гибели Акрисия, Персей стал царем аргоссцев, но взойти на престол отказался. По некоторым версиям мифа, вместе с Андромедой и сыном Персом он отправился в Азию, где Перс стал основателем Персии. Шапку Аида и крылатые сандалии герой вернул Стигейским нимфам, а голову Горгоны Медузы отдал богине Афине для украшения ее щита.

Греческая версия популярного мифа показывает, что Персея одинаково широко почитали персы и эллины. Несмотря на то что в основе миф греческий, персы и их цари Ахемениды считали Персея своим предком. В результате такого греко-персидского симбиоза Персей получил особую популярность в Понтийском царстве, где греческие и иранские традиции сохранялись и поддерживались властью.

О почитании Персея в Понте говорит обилие монет, типология которых со II в. до н.э. постоянноClip (400x200, 20Kb) тиражировала его главное деяние — убийство Горгоны Медузы. Самое раннее изображение этого подвига зафиксировано на царских монетах Митридата IV, на которых можно увидеть стоящего в фас молодого человека в хламиде, шлеме Аида с острым верхом, напоминающем фригийский колпак или персидский башлык (он известен еще как «шапка Персея»), с харпой в левой и головой Медузы в правой руке, в крылатых сандалиях на ногах. Над головой героя династическая эмблема понтийских Митридатидов — звезда и полумесяц. По примеру персидских Ахеменидов это подчеркивало происхождение Митридатидов от Персея, что в конечном итоге открывало для них в будущем возможность обожествления путем введения царского культа героя-предка. Однако на царских монетах Персей представлен в образе греческого героя, а на его связь с Персией и Ахеменидами указывает только их династическая эмблема. Это позволяет предположить, что уже в середине II в. до н.э. понтийские цари стали создавать царский культ, основанный на почитании Персея. В условиях военного поражения и тяжелой контрибуции после войны 183-179 гг. до н.э. они хотели представить себя в качестве спасителей государства и подданных. Для этой цели был выбран не персидский, а эллинский тип героя, очевидно, согласно традиции, которая шла от первых царей Понта, избравших Зевса, верховного бога греков, для пропаганды образа покровителя династии и подданных.

При Митридате V Евергете культ Персея получил дальнейшее развитие. Этот царь помог построить или реконструировать храм героя в Синопе, где находилась древняя культовая статуя бога Аполлона, издревле любимая синопейцами. Ее подновили и добавили новую культовую атрибутику — лук иClip (400x195, 17Kb) кирбасию (κυρβασία)³ или «шапку Персея», тем самым обозначив синкретизм двух культов — Аполлона, верховного бога и покровителя Синопы, новой столицы государства, и Персея, патрона правящей династии, сделавшей этот греческий город своей резиденцией и столицей государства.
_________________________
[3] κυρβασία ἡ (перс.) кирбасия (островерхая персидская шапка) Her., Arph.


Объединение двух культов в Синопе не стало неожиданностью, так как Персея почитали там с древних времен. Это подтверждается находками антефикса VI в. до н.э. от некой постройки общественного характера с изображением горгонейона (γοργόνειον), может быть, храма героя или его героона, и фрагментом метрической надписи с упоминанием философа-киника Персея, которого метафорически отождествляли с одноименным греческим героем. Это следует из некоторых выражений в эпиграмме, например κυνικής ἐπινοίης — «киническая мудрость», что этимологически перекликалось с понятием Ἄϊδος κυνέη — «шапка Аида», т.е. шлемом-невидимкой, который Персей получил от Гермеса, и даже ее прямое сравнение с птицей, подобной этому остроконечному головному убору — δττι φέρ[ε]ι κίβισιν β[άκ] — τρῶ(ι) άρπην ισόμοιρον. Д. Робинсон, несомненно, прав, что культ Персея был популярен в Синопе, так как, согласно мифу, он мог посетить страну гипербореев (Pind. Pyth. X. 45ff.; XII) и, соответственно, побывать в Синопе (Paus. 1.31. 2). На этом основании творцам местных мифов, связанных с понтийским царским двором, было достаточно легко соединить Персея и Аполлона Гиперборейского, владыку страны гипербореев, создав мифологическую основу для слияния двух культов в один как в Синопе, так и по всему царству. Мы едва ли ошибемся в том, что эпиграмма в честь киника Персея, хотя и датируется римским периодом, стала следствием официально введенного в Синопе, бывшей столице Понтийского царства, синкретического культа Аполлона-Персея, когда Митридат V реконструировал культовую статую бога Аполлона, покровителя основателей Синопы, и возвел (или перестроил) его храм, превратив древнюю святыню в символ нового общегосударственного царского культа.

Опираясь на царские монеты Митридата IV, можно утверждать, что культ Персея стал официальным в середине II в. до н.э. Вводя его, царская власть старалась возвеличить себя в глазах греков и римлян.Clip (393x187, 18Kb) Это было особенно необходимо после смерти Фарнака I, покровителем которого был фригийский бог Мен и при котором позиции Понта ослабли в результате поражения в войне 183-179 гг. до н.э. Созданием нового царского культа Аполлона-Персея Митридат V Евергет как бы оставлял в прошлом невзгоды, связанные с этим поражением, и открывал новую страницу в истории государства, прочнее закрепляя статус Синопы как главного города Понтийского царства. Ведь по мирному договору 179 г. до н.э. понтийский царь обязывался вернуть все ранее захваченные земли, но Синопу оставил за собой. А в конце 120-х годов до н.э., после расширения границ Понтийского царства и происков недовольных этим римлян, внешнеполитические позиции Митридата V ухудшились. Он потерял Великую Фригию и часть Галатии, а затем был вынужден оставить Каппадокию. Поэтому царю потребовалась обосновать свое право иметь столицу государства в Синопе. Чтобы не потерять и ее (Синопу у Понта оспаривали союзники Рима родосцы еще до войны 183-179 годов до н.э.), царская власть провозгласила Персея официальным покровителем государства, включая и столицу. А объединение его с Аполлоном, простатом этого полиса, создавало как бы его двойную «божественную» защиту. Выбрав Персея в качестве защитника и спасителя города и династии, цари Понта дали возможность своим подданным невольно сравнивать врагов Понта с Горгоной Медузой, обезглавленной этим героем, а Персея с их собственным повелителем.

В этих сложных условиях понтийский царь старался привлечь симпатии греческого населения Причерноморья и западных областей Малой Азии. Он понимал, что эллины, включая синопейцев и их колонистов в Северной Анатолии и Южной Колхиде, а также сородичей в ионийских полисах на побережье Черного моря, больше почитали Аполлона, а не Персея — согласно идеологии Понтийского царства, скорее иранского, нежели эллинского героя. Ведь его, родоначальника персов, цари как наследники Ахеменидов считали своим патроном. Поэтому Митридат V совершил мудрый политико-пропагандистский жест — он объединил культы Персея и греческого Аполлона, показав эллинским подданным и союзникам, что на первом месте в официальной идеологии Понтийского царства стоит именно греческая религия и она является основой для синкретизма обоих божеств. Этим царь создал прочный фундамент будущего союза с греческим населением и идеологическое прикрытие проводимой им филэллинской политики. Он продемонстрировал окончательный отказ от жесткого противостояния с греками, что осуществляли прежние монархи до Фарнака I, и при этом не оттолкнул от себя ираноязычных подданных, продолжавших почитать Персея как персидское божество. При создании нового культа Аполлона-Персея наиболее ярко обозначилась суть всей религиозной и идеологической политики понтийских царей, на протяжении длительного времени нацеленной на синкретизм различных богов при заметном крене в сторону греческих религиозных представлений и пропаганды греческих культов.

Когда культы Персея и Аполлона слились в единый официальный царский культ, крупнейшие города царства — Амис и Синопа — выпустили в обращение большое количество медных монет с портретомClip (500x241, 41Kb) Персея в кожаной кирбасии или «шапке Аида», что было сделано в соответствии с появлением новой культовой статуи Аполлона-Персея в столице царства Синопе при Митридате Евергете. На их реверс монетарии поместили изображение колчана (очевидно, деталь лука, который Аполлон-Персей держит за спиной на статуе на монетах Евергета). Как покровитель и защитник династии Персей на городских и анонимных монетах Понта получил черты лица Митридата V Евергета и его сына Митридата VI, так как их хотели уподобить аргосскому герою и родоначальнику персов и их царей. Выпустив в обращение эти монеты, отец и сын старались укрепить свои позиции на престоле Понта, который у них в начале последней четверти II в. до н.э. энергично пытались оспорить. Одновременно с полисной монетой типа «Персей-колчан» в обращение поступило немало так называемых «анонимных монет» Понта с почти аналогичным типом — портретами Митридата Евергета и Митридата Евпатора в образе Персея, на что указывают кожаная шапка-кирбасия у них на голове или просто одна кирбасия. Образ Персея-Аполлона — синкретического божества на тетрадрахмах Евергета, особенно его голова в кирбасии, совпадает с портретами Митридата Евергета и его сына Митридата Евпатора в кожаной шапке Аида-Персея на аверсе анонимных монет Понта и на полисных монетах с горитом (γωρυτός)⁴ — символом Аполлона и Персея, и Пегасом, символом аргосского героя.
_________________________
[4] γωρυτός ὁ, Anth. ἡ
1) чехол (или футляр), разделенный для удобства на два отделения, для стрел и для лука Hom.
2) колчан Luc., Anth.


Портреты царя в кирбасии — символе династической и жреческой власти в иранском мире, включая Каппадокию, атрибутика культов Персея и Аполлона на анонимной меди и на обильных сериях полисныхClip (460x233, 22Kb) монет Синопы и Амиса, а также на монетах Кабиры, Таулары, Лаодикеи, Хабакты, показывают, что единый культ Аполлона-Персея получил распространение в крупнейших городах Понтийского царства (кроме Амасии и Амастрии). Преобладание в понтийской нумизматике этого времени монет Синопы и Амиса с символикой Аполлона-Персея подтверждает, что в Синопе находилась культовая статуя этого синкретического божества. Анонимные монеты, вероятно, являлись царским чеканом Митридата Евергета, а затем и молодого Митридата Евпатора, когда он взошел на престол в 121г. до н.э. после убийства отца. Поначалу в течение десяти лет он правил вместе с младшим братом Хрестом (Μιθριδάτης Χρηστός) при попечении матери Лаодики, и это могло препятствовать чеканке полновесных царских монет от его имени с титулом царя. Поэтому понтийские монетарии ограничились выпусками анонимных монет с символикой введенного еще при Евергете царского культа Персея-Аполлона, а также полисных монет ранних серий, на которые помещали портреты отца и сына. И только в конце II — начале I вв. до н.э., когда власть Митридата Евпатора окрепла и он расправился со своими противниками, став полноправным правителем, царские монетарии приступили к выпуску серебряных монет с его портретом в классическом образе эллинистического монарха. Возможно, в первые годы правления Митридат VI, как ранее Митридат V, мог быть верховным жрецом нового культа Персея-Аполлона, поэтому его изображали в образе этого божества в жреческо-династийном головном уборе — кожаной кирбасии, служившей одновременно символом аргосского героя. Митридат Евпатор провозгласил себя преемником отца, поэтому имел все основания помещать его портрет на монетах анонимной и полисной серий с типом Персея-Аполлона.

Среди монет анонимной понтийской серии есть обильная группа с изображением кирбасии или шапки-невидимки Персея — тип, беспрецедентный по своему характеру и содержанию. Напрашивается предположение, что это аллегорическое отражение в нумизматике Понтийского царства важного политического события — временного исчезновения из столицы Митридата Евпатора, бежавшего из Синопы и скрывавшегося в течение семи с лишним лет в связи с угрозой его жизни со стороны противников его отца и его самого как наследника трона. Молодой царь жил в горах Париадра на дикой природе, воспитывал свой дух и закалял тело. Упомянутый монетный тип стал таким образом аллегорическим выражением мифа о Персее, божественном покровителе молодого царя. Ведь кожаная шапка-невидимка, подарок Аида, согласно мифу, сделала героя невидимым для Горгоны и неуязвимым для ее смертельного взгляда, что помогло ее обезглавить и освободить крылатого коня Пегаса. Изображение на монетах только одной шапки должно было означать, что, хотя царя в столице нет, его власть там сохранялась и была угрозой для его многочисленных врагов. Если это верно, то культ Персея использовался Митридатом в политических целях для расправы с противниками внутри страны. И это стало одной из причин популярности аргосского героя и его атрибутов в понтийской нумизматике на протяжении долгих лет царствованияClip (400x201, 24Kb) Митридата Евпатора, который по мере необходимости продолжал олицетворять себя с этим героем-победителем, предком персов и их царей.

Монеты с символикой культа Персея и его головой с чертами лица Митридата Евпатора чеканились в Амисе, Хабакте, Комане, Кабире, Тауларе, Фарнакии, Лаодикее: это оболы типа «Персей в шлеме с гребнем в виде грифона — пьющий Пегас влево»; монеты типа «Афина Парфенос в коринфском шлеме, украшенном скачущим в галопе Пегасом, aplustre на обеих сторонах и четырьмя головами коней — Персей в хламиде и шапке-митре, концы которой ниспадают на плечи, который стоит влево, держит голову Медузы в левой руке и гарпун в правой, с крылатым телом Медузы у ног». Большинство этих монет чеканилось в Амисе, чуть меньшее их количество выпускалось в Хабакте, Кабире, Комане Понтийской, Фарнакии, Тауларе, Амастрии, Синопе, Лаодикее, Газиуре, Дии. С их типологией тесно связан другой популярный сюжет изображения на квазиавтономной понтийской меди — «эгида — богиня Ника вправо с пальмовой ветвью в руке», навеянный мифом об Афине и Персее, так как Афина Паллада поместила голову Горгоны Медузы на свой нагрудный панцирь-эгиду для устрашения врагов.

Унификация типов, чекан монет во многих городах и бывших царских катойкиях, ставших полисами, свидетельствуют о царском характере культа, воспринятом греческим населением, особенно в обеих столицах царства — Амисе и Синопе. А превращение их монет в панпонтийскую унифицированную валюту по всему Причерноморью говорит о восприимчивости остальных греков к основным постулатам этого царского династийного культа Понта. Следует обратить внимание на то, что, если около 125 г. до н.э. только Амис вслед за царской чеканкой анонимной меди начал бить монету с изображением Персея и его атрибутикой, то позднее серию монет типа «голова в кирбасии — лук в горите» выпустили уже пять городов. Еще позже монеты типа «Персей-Пегас» и «Эгида-Ника» отчеканили семь полисов, а монеты «Афина-Персей» — одиннадцать понтийских городов.

Эта динамика показывает, что почитание Персея среди понтийцев возрастало постепенно и его культ не сразу признали в качестве царского, что объяснялось неоднозначной внутриполитической ситуациейClip (381x197, 21Kb) в Понтийском царстве. Амасия — первая столица Понта, вообще не чеканила монет с атрибутами Персея и Диониса, с которыми олицетворял себя Митридат Евпатор. Популярностью там пользовалась только символика Зевса, Ареса, Эрота, Диоскуров и Аполлона. Это показывает, что полисы Понтийского царства были самостоятельны в проведении религиозной политики и не всегда придерживались указаний на этот счет со стороны царя и его чиновников. Самым обильным в этом городе, наряду с Синопой и Амисом, был выпуск монет типа «Эрот — шапки Диоскуров» в начале последней четверти II в. до н.э., что явилось своеобразным отражением в монетной типологии двоевластия братьев Митридата Евпатора и Митридата Хреста. Очевидно, амасийцы колебались и не сразу встали на сторону Митридата Евпатора. Это, по-видимому, объяснялось утратой Амасией функций столичного центра в связи с переходом ведущих позиций к Амису и Синопе, что совпало с введением в государстве нового царского культа Персея. Очевидно, не все города поддержали Митридата Евпатора, правившего поначалу с матерью и братом, и к тому же на время бежавшего из Синопы. И только после насильственной смерти Митридата Хреста и Лаодики, возвращения Евпатора и превращения его в единодержавного правителя, который начал наделять полисы, ранее не имевшие политических свобод, ограниченными правами, а некоторые царские катойкии обращать в города, греки поверили новому царю и приняли его в образе героя греческой мифологии Персея, а точнее в образе бога Аполлона-Персея. Последнее подтверждает символ Аполлона Гиперборейского — грифон на шлеме Персея, который представлен на монетах типа «Персей-Пегас». В отличие от Амасии, Амис и Синопа сразу превратились в надежный оплот власти нового монарха и обеспечивали его надежным окружением из числа своих граждан, греков по происхождению.Clip (400x200, 24Kb)

Практически все медные монеты Понта и Пафлагонии с типом Персея отчетливо передают черты лица Митридата VI в разные периоды его жизни, а началось это с первых лет его царствования. Ф.Имхоф-Блумер датировал монеты с атрибутами культа Персея 120/111-80/70 гг. до н.э., М.Прайс — около 125-100 и 85-65 гг. до н.э., Ф. де Каллатай — 100-95 и 90-85 гг. до н.э. Особенно интересны монеты с типом «эгида-Ника», которые относят к 90-85 или 85-65 гг. до н.э. Они символизируют победу самого Персея, иносказательно выражая военные успехи его мнимого потомка Митридата Евпатора. Следовательно, культ Персея оставался царским на протяжении 120-65 гг. до н.э., т.е. в течение почти всего правления Митридата VI. Его популярность несколько снизилась лишь к концу жизни царя в результате военных и политических поражений от римлян (при участии некогда подвластных и союзных греков).

Если использовать хронологическую классификацию митридатовской меди Ф. де Каллатая, то самый обильный выпуск квазиавтономных монетных серий приходится на монеты типа «Афина-Персей» и «эгида-Ника», которые относятся к 90-85 гг. до н.э., т.е. ко времени наиболее значительных военных побед Митридата Евпатора в войне с Римом. Это совпадает и с апофеозом царя в Пергаме в 88 г. до н.э., когда греки увенчали его статую венком, используя статуарное изображение Ники и сложные механизмы для возложения его на голову Нового Диониса — царя Понта. Это был пик почитания Митридата Евпатора как Диониса и как Аполлона-Персея, поэтому на эти годы приходится самая широкая популярность Персея — предка и покровителяClip (360x172, 20Kb) понтийского царя и его подданных.

Символика культа Персея-Аполлона отчетливо засвидетельствована на царских монетах Митридата Евпатора: это изображение пьющего крылатого коня Пегаса вместе с портретом царя. Оно встречается с конца II в. до н.э., а на датированных монетах — с 96 г. до н.э., и перекликается с серией меди «Персей-пьющий Пегас». На царских статерах и тетрадрахмах с 93 г. до н.э. пераллельно с этим типом представлена фигура пасущегося оленя, а на статерах и тетрадрахмах 89-66 гг. до н.э., наряду с идеализированным портретом царя, фигурирует только изображение пасущегося оленя. Это было отражением связи образа понтийского монарха с культами Артемиды и ее брата Аполлона. Данный монетный тип имеет связь с монетами Амиса периода митридатовского правления, на которых изображены «голова Аполлона (или Артемиды) — стоящий олень». Б.Макгинг указывает, что в Понте эллинские черты культа Персея выступают всегда на первом месте, а иранские традиции проявляются только на ранних сериях меди типа «голова молодого человека в кирбасии — колчан». Олень и крылатый конь Пегас появились на царских золотых и серебряных монетах в результате религиозного синкретизма двух основных богов официального царского пантеона — Аполлона и Персея, восходящего к последним годам правления Митридата Евергета и началу царствования Митридата Евпатора. Стремясь из политических соображений предстать перед подданными в образе Персея, а затем провозгласив себя Новым Дионисом и Либером — освободителем греков, Митридат Евпатор в то же время поместил на свои монеты оленя, как символ Артемиды и Аполлона. При этом Пегас и олень вписаны в плюшевый венок — атрибут дионисийского культа, что приравнивало самого царя к образу бога Диониса. Все это сопровождалось демонстрацией династического символа понтийских и персидских царей — звездой и полумесяцем. Они постоянно встречаются вместе с изображениями Зевса, Мена и Персея — покровителей царей Понта, причем с раннего времени. Соединение атрибутики трех греческих культов — Аполлона, Персея и Диониса на монетах Митридата VI было вызвано необходимостью подчеркнуть эллинскую природу синкретического культа Аполлона — Персея — Диониса для сплочения греков вокруг понтийского монарха.

Существует предположение, что в 86/85 г. до н.э., когда прекратился чекан царских монет с изображением Пегаса — символа Персея, этот герой, согласно иерархии богов в Понтийском царстве, уступилClip (387x187, 18Kb) место культу Митридата-Геракла. А после 88 г. до н.э. на царских тетрадрахмах Митридат Евпатор представлен как идеализированный правитель в образе бога (Диониса или Аполлона) в сопровождении оленя. Но это не результат вытеснения Персея из религиозного сознания понтийцев путем замены его культа на культы Геракла и Диониса, а выражение изначально греческого компонента синкретического культа Аполлона-Персея, что отвечало в то время настроениям эллинов. Официальная придворная пропаганда уже не стремилась показать Митридата Евпатора в образе Персея как мифического предка персов, Ахеменидов и Отанидов. Ее задачей стало внедрить в умы греков и союзников царя поклонение эллинским богам Аполлону, Дионису и Гераклу, с которыми теперь отождествляли царя. Это следствие проводившейся в то время Митридатом VI филэллинской политики, для чего требовалось представить его как правителя, который принес эллинам свободу.

Связь же Митры и Персея в Понтийском царстве была косвенной, основанной главным образом на том, что Персей считался предком персидских царей, а Митридатиды воспринимались как их прямые потомки. К тому же династийное имя «Митридат» означало буквально «дарованный Митрой» или «санкционированный Митрой», что подчеркивало власть и могущество династии. Однако понтийские Митридатиды не почитали иранского Митру как своего покровителя, предпочитая считать таковым Персея. Этот аргосский герой не изображался как Митра, очевидно, потому, что почитался как мифический предок Александра Македонского, а Митридатиды в Понте по материнской линии являлись потомками македонских царей, родство с которыми поддерживалось династическими браками с представительницами женской линии селевкидского правящего дома. По этой причине греческая версия мифа о Персее в Понте всегда преобладала над иранской, способствуя синкретизации его с Аполлоном, хотя последнего иногда ассоциировали с иранским солнечным богом Митрой (как, например, в Коммагене). Это вписывалось в идеологию поклонения Митридату Евпатору как второму Александру и Новому Дионису, освободителю греков.

_______________________________

Метки:  


Процитировано 1 раз

МИТРИДАТ ЕВПАТОР — НОВЫЙ ДИОНИС

Вторник, 26 Августа 2014 г. 14:31 + в цитатник
С.Ю. Сапрыкин
РЕЛИГИЯ И КУЛЬТЫ ПОНТА ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОГО И РИМСКОГО ВРЕМЕНИ



Среди мужских богов умирающей и возрождающейся природы Дионис, греческий бог плодородия, виноделия, виноградарства, пиров и симпозиев, занимал одно из ведущих мест. Его культ считался в Понте не только официальным, но и царским, так как сам Митридат Евпатор называл себя его воплощением и добавлял эпитет «Дионис» к своему личному имени и царскому титулу.

Изображения Диониса и его атрибутов постоянно присутствовали на царских статерах и тетрадрахмах, а также на квазиавтономных монетах понтийских полисов. На монетах с именем и титулом Митридата Евпатора с 96/5г до н.э. появляется обрамление реверса в виде венка плюща, что указывает на царский характер культа Диониса и на отождествление царя с этим богом. В распоряжении исследователей имеются ранние тетрадрахмы Митридата VI без венка плюща, которые, по убедительной датировке Г.Кляйнера, появились не позднее 102/1г до н.э., когда понтийский монарх стал официально величаться Митридатом Евпатором Дионисом.

На понтийско-пафлагонских медных монетах Синопы, Амиса, Команы Понтийской, Лаодикеи, Кабиры, Дии изображались голова молодого Диониса в плющевом венке и его символы — циста, тирс, пантера. Монеты с дионисийской атрибутикой Ф.Имхоф-Блумер датировал 105-90 гг. до н.э. (тип «Дионис-тирс») и 90-80 гг. до н.э. («Дионис-циста», «пантера-циста»), согласно классификации Ф. де Каллатая, монеты «Дионис/пантера-циста» относятся к 100-95 гг. до н.э., а монеты типа «Дионис-тирс» — к 90-85 гг. до н.э.

me_dp (700x347, 59Kb)Clip (360x179, 18Kb)
1. Митидат VI Евпатор (121-63 до н.э.). Понт (Синоп или Амис). Тетрадрахма (AR 28.5mm, 16.69g), ок. 115-105 до н.э. Av: голова Митридата VI в образе Диониса; Rv: внутри венка из плюща пасущийся Пегас; слева звезда над полумесяцем; BAΣIΛEΩΣ MIΘPAΔATOY EYПATOPOΣ
2. Митридат VI Евпатор (121-63 до н.э.). Тетрадрахма (AR 16.68g), ок. 74г. Av: голова Митридата VI в образе Диониса; Rv: внутри венка из плюща пасущийся олень; слева звезда над полумесяцем; BAΣIΛEΩΣ ΜΙΘΡAΔAΤOY ΕYΠAΤOΡOΣ

Clip (439x226, 25Kb)Clip (700x354, 49Kb)
3. Фанагория, Боспорское царство. Драхма (AR 3.59g), ок. 90-80 до н.э. Av: голова Диониса в венке. Rv: тирс; ФАΝАГОРΙΤΩΝ
4. Горгиппия, Боспорское царство. Тетрахалк (Æ 22.00mm, 7.77g), ок. 90-80 до н.э. Av: голова Диониса в венке. Rv: Треножник и тирс; ΓΟΡΓΙΠΠΕΩΝ

Clip (700x347, 53Kb)Clip (700x342, 45Kb)
5. Горгиппия, Боспорское царство. Обол (Æ 30.00mm, 19.15g), ок. 109-63 до н.э. Av: голова Мена во фригийской шапке и лавровом венке. Rv: Дионис с тирсом, слева пантера; ΓΟΡΓΙΠΠΕΩΝ
6. Амис, Понт. Æ 7.81g, ок. 85-65 до н.э. Av: голова Диониса в венке из плюща. Rv: циста накрытая шкурой леопарда, к ней прислонен тирс; IФE ΑΜΙΣΟΥ


По одной из версий Митридат взял себе эпитет «Дионис» не позднее 88 г. до н.э., а по другой — не ранее 88 г. до н.э., что якобы стало следствием его родственных связей с сирийским царем Антиохом VI Дионисом по материнской линии. После освобождения Азии от римлян в 89-85 гг. до н.э. почти все греческое население приветствовало Митридата как Диониса. «Они (греки) звали Митридата Богом, Отцом, Спасителем Азии, Евхием (Εὐχέος, «благожелательный»), Нисием (Νισαῖος),¹ Вакхом, Либером» — говорит Цицерон. В 88 г. до н.э., когда в Афины прибыл личный друг царя Митридата Евпатора философ-перипатетик Афинеон, ставший там наместником понтийского монарха, то его встретили актеры Диониса (техниты, τεχνῖται Διονυσιακοί) и приверженцы его культа, так как этот наместник воспринимался в качестве посланника Нового Диониса. В честь этого события и в ознаменование заслуг покровителя Афинеона царя Митридата Евпатора были организованы празднества, принесены жертвы и совершены обряды.
_______________________________
[1] Νισαῖος — нисейский.

После рождения Диониса, Зевс отдал его на воспитание нимфам Нисейской долины (Eur. Bacch. 556-559).


Процесс обожествления Митридата Евпатора начался раньше событий в Пергаме и Афинах первых лет войны Понта с Римом. В 110-107 гг. до н.э., когда проходила Крымская кампания во главе с полководцем понтийского царя Диофантом, Митридат Евпатор еще не пользовался этим эпитетом. Он принял его позднее и это могло быть вызвано тенденцией к усилению власти понтийского царя после 106 г. до н.э., как только на повестку дня встал вопрос о территориальной экспансии в Малой Азии и подготовке будущих войн с Римом. Политико-пропагандистский аспект культа Диониса в Понтийском царстве усилился, когда в 106 г. до н.э. Митридат VI попытался завладеть Пафлагонией и вмешался в дела Каппадокии, чтобы захватить Малую Армению и Колхиду.

Отождествление Митридата VI с «Новым Дионисом» шло от подданных, которые, благоговея перед властителем, дублировали божественный титул. Это стало результатом восприятия его по делам и деяниям, которые были в прошлом и, как они верили, будут совершены в будущем, поэтому термин νέος — «новый», «молодой» должен был означать начало новой жизни с царем-победителем. Отсюда тесная связь с Дионисом — богом плодородия и возрождения. Митридат Евпатор принял титул «Дионис» в самом конце II в. до н.э. в результате присоединения к Понтийскому царству соседних территорий от Ольвии и Боспора до Малой Армении и Колхиды, что ознаменовало начало борьбы за расширение малоазийских владений. В таких условиях царь стремился предстать в глазах подданных и союзников в роли избавителя от внешней угрозы, в том числе исходившей от варваров и римлян, поэтому для создания образа филэллина и благодетеля он выбрал Диониса, популярного у греков бога возрождения новой жизни и спасителя. Этот бог как нельзя более подходил на роль «божественного» покровителя царя — освободителя обширных регионов Малой Азии и всего Причерноморья от внешней угрозы. Поэтому появление его имени в титулатуре понтийского монарха явилось не следствием простого заимствования у Селевкидов, а диктовалось политическими соображениями и задачами внешней и внутренней политики.

Введение царского культа на основе отождествления Митридата с богом Дионисом прошло несколько этапов. Сначала в Понтийском государстве и соседних эллинистических царствах и полисах, не без подачи со стороны окружения Митридата Евпатора, сложилась легенда о его божественном происхождении. Она связывала рождение царя с образом молодого Диониса и его матери Семелы, согласно мифу погибшей от удара молнии Зевса-громовержца. Молния Зевса сделала Диониса бессмертным богом и, соответственно, бессмертным стал сам царь Митридат Евпатор, названный Дионисом.

Затем на монетах Понта и Пафлагонии в самом начале I в. до н.э. появились портрет Зевса и орел на молнии, а также дионисийские символы. При этом изображению бога (в ряде случаев даже Зевса) были приданы черты лица правящего царя. А после этого уже в Пергаме и Афинах на первом, успешном для него этапе войны с Римом, наступил апофеоз царского культа, когда Митридата VI официально героизировали как Нового Диониса, спасителя всех греков.

Царская пропаганда была рассчитана на эллинские и эллинизованные слои населения Понта и соседних областей, поскольку Дионис был широко-популярен, в том числе в греческих полисах. Фрако-анатолийское население Малой Азии ассоциировало его с фригийскими мужскими богами Сабазием и Аттисом, причем последний даже имел прозвища Ζεύς и Διόνυσος.

Диониса почитали и как морского бога, например в Фессалии, где греки называли его Дионисом Пелагием (Пελάγιος, «морской»). Из Мисии происходит вотивная стела II-I вв. до н.э. с посвящением Дионису-Аттису-Гелиосу, так как солнце и лучи света считались источником жизни и плодородия, — это примеры синкретизма Диониса и других богов плодородия. Ираноязычное население воспринимало его как горного бога, близкого авестийским Haoma или Soma. Ведь матерью последнего была Земля, а матерью Диониса — Семела, почитавшаяся в том числе и как богиня Земли. Азиатские народыClip (222x373, 16Kb) связывали Диониса с культом коня, а в Анатолии он ассоциировался с лунным богом Меном Всадником.

Особенно широко Дионис почитался в Амисе и Синопе, а в Трапезуйте его считали защитником виноградников, поэтому на монетах города императорской эпохи он представлен в виде стоящего обнаженного юноши с тирсом, канфаром (κάνθαρος, кубок для вина) и патерой (лат. patera, греч. φιάλη, жертвенная чаша). На монетах Амиса бога изображали с цистой (греч. κίστη, лат. cista),² тирсом и змеей. На монетах Керасунта Дионис представлен обнаженным с тирсом и пантерой.
_______________________________
[2] cista mystica (греч. ἱερά κίστη) — священная корзинка, из которой выползала «новорожденная» змея (образ Диониса) во время Дионисийских мистерий.


В митридатовскую и римскую эпохи Дионис выступал в главной своей функции — покровителя виноделия, виноградарства и производительных сил природы, что доказывает его изображение вместе с Деметрой на одной из монет Амиса. Этот монетный тип и постоянные атрибуты Диониса — пантера и змея — выдают катахтоническое (καταχθόνιος) значение образа,³ близкое пониманию людьми угасания и возрождения природы и всего сущего как начала новой жизни в потустороннем мире, что составляло главную идею элевсинского культа. Поэтому Дионис считался мужским паредром великих элевсинских богинь, а хтоническая сторона его культа подтверждаетсяClip (222x162, 8Kb) находкой в одной из могил некрополя Амиса четырех бронзовых медальонов конца II — начала I в. до н.э. Они украшали один из деревянных саркофагов или погребальный столик, так как к ним приделаны кольца от рукоятей. На пластинах в высоком рельефе представлены Дионис-Бык и его женский коррелят Ариадна, а также Серапис и Изида. Связь Диониса с Сераписом-Аидом прослеживается по монетам южнопонтийских городов, поскольку он имел отношение к погребальному культу. Все это свидетельствует о восприятии Диониса как бога, дарующего жизнь после смерти, что соответствовало функции сотера-спасителя, обычной для божества плодородия, покровительствовавшего рождению и новой жизни. Дионис воспринимался и в облике победителя смерти, олицетворяя переход от потусторонней жизни к мирской.
_______________________________
[3] καταχθόνιος (κατα-χθόνιος) — подземный, преисподний (κατὰ χθονὸς θεαί Aesch. — богини подземного царства).


Восприятие Диониса как божества плодородия и возрождения в хтоническом смысле, характерное для греческой религии, в Понтийском царстве подтверждают многочисленные терракотовые статуэтки Clip (444x700, 63Kb)бога и членов его свиты. Их массовое производство было налажено в Амисе в так называемой «мастерской коропласта», откуда они распространялись по всему Причерноморью и поступали даже в Эгеиду. Параллельно изображения Диониса отливали в бронзе, о чем свидетельствуют бронзовый бюст Диониса-Быка начала I в. до н.э. из Амиса, который хранится в Музее искусств в Бонне, 19-сантиметровая бронзовая голова Диониса из Кара-Самсуна (Амиса) I в. до н.э с бородой и в обрамлении длинных волос, украшенных коримбами (κόρυμβος, гроздь) и виноградными листьями, и бронзовая маска Диониса (также из музея Самсуна). Бронзовые бюсты и маски служили прототипами терракотовых масок Диониса-Быка,Clip (388x507, 30Kb) который тесно связан с хтонической стороной культа, и Диониса-Винограда (Διόνυσος Βότρυς), покровителя виноградарства, виноделия и плодородия.

В Амисе изготовлены терракотовые фигурки юного Диониса с быком, протомы быков, маски бога и представителей его свиты — сатиров и силенов, пожилых и юных, обычно с цветами и повязками. Среди них встречаются протомы (маски) Диониса-Винограда в венке и с бородой в виде виноградных гроздьев, Диониса-Быка с бородой, небольшими рожками и в короне типа тюрбана, иногда он без бороды. Среди продукции амисских коропластов встречаются маски Диониса-Винограда без бороды, но с волосами, украшенными гроздьями винограда, и скифосом (σκύφος, керамическая чаша для питья) в правой руке. Они Clip (216x269, 13Kb)напоминают о том, что это бог молодого вина, которого почитали во время праздников плодородия, в том числе аттических Анфестерий. В первые два дня их участники пили вино до исступления, а на третий день приносили жертвы умершим, что связано с почитанием хтонического Диониса. Скифос или канфар в руках Диониса или возлежащего Геракла являлся атрибутом хтонической стороны культа, когда богов и героев воспринимали как спасителей, вкусивших божественный напиток бессмертия.

При раскопках в Синопе эллинистического храма II в. до н.э. и домашних святилищ обнаружены вотивные терракоты Сераписа, Диониса, Геракла, Изиды, фигурки и протомы быков, маски силенов и сатиров, связанные с почитанием Сераписа и Диониса, а также Зевса, Артемиды и Деметры. Храм в Синопе относят к Серапису,Clip (372x385, 34Kb) следовательно, изображения Диониса из этого храма подтверждают связь этих богов. Она основана на их покровительстве плодородию, хтоническим силам, а также важной роли обоих в культе мертвых. Это убедительно подтверждают вышеупомянутые бронзовые медальоны позднеэллинистической эпохи с изображениями Диониса-Быка, Ариадны, Сераписа и Изиды из некрополя Амиса, украшавшие саркофаг.

Большинство терракотовых фигурок и протом (προτομή),⁴ бронзовых и мраморных изображений Диониса и членов его свиты из Амиса и других городов Южного Причерноморья датируется второй половиной II — первой половиной I вв. до н.э., или римской эпохой. И только единичные экземпляры относятся к III в. до н.э. и рубежу I в. до н.э. — I в. н.э. Так называемая «мастерская коропласта» в Амисе выпускала фигурки и протомы дионисийского круга еще до Митридата Евпатора, однако основная их масса совпадает с введением в Понтийском царстве официального культа Диониса.
_______________________________
[4] προτομή (προ-τομή) ἡ верхняя часть тела, бюст.


С.А.Финогенова установила, что амисские коропласты выпускали два типа масок Диониса, которые датируются IV-III вв. до н.э. и I в. до н.э. Некоторые из них производили непосредственно в городах Северного Причерноморья — Херсонесе Таврическом, Пантикапее, Мирмекии, используя импортные образцы из Амиса, причем именно в конце II — начале I вв. до н.э., когда амисские коропласты наладили наиболее массовый выпуск такой продукции. Параллельно начался чекан монет с изображением Диониса и атрибутами его культа.

Вполне возможно, что, после того как Митридат VI получил имя «Дионис», а затем был официально героизирован, некоторые терракотовые изображения бога, как в скульптуре, глиптике и на монетах, стали напоминать облик царя — Нового Диониса. Хотя большая часть терракот из Амиса по-прежнему изображала Диониса в традиционном понимании, культ которого превратился в общепонтийский.

По политическим соображениям, продиктованным желанием предстать освободителем эллинов и эллинизованных варваров от римлян, понтийский царь хотел уподобиться Александру Македонскому, провозгласившему свободу эллинов от персов, что превратило его в избавителя от злых и темных вражеских сил. К эпохе позднего эллинизма у греков и эллинизованных подданных различных царей Азии образ Александра Великого как Диониса уже полностью сформировался и практически повсюду стал знаменем политики и официальной идеологии. Эти идеи соответствовали функциям Диониса, которого считали сотером, поэтому Митридату VI придавался идеализированный образ божества, а его статуи выставляли в храмах Диониса в Афинах и Диониса Катагемона в Пергаме, святилищах Диониса в Вани (Колхида) и Пантикапее.

Целью принятия имени «Дионис» было не столько сделать культ бога царским, сколько использовать его для обоснования претензий Митридата на обожествление и героизацию. В свою очередь, это усиливало популярность Диониса среди подданных и союзников царя, стимулируя синкретизм с другими богами. Окружение Митридата использовало в своих политико-стратегических целях именно эллинское, а не ирано-анатолийское божество, насаждая его популярность для престижа власти полуэллинского монарха.

Дионис в образе спасителя и покровителя власти оставался популярным в Анатолии и в римскую эпоху. Императорская власть охотно помещала его изображение на монеты греческих городов провинции Вифиния Понт, так как это подчеркивало идею обожествления правящих императоров. В I в. н.э. на монетах Амастрии был запечатлен бюст молодого Диониса и виноградная ветвь с шестью гроздьями, что сопровождалось легендой ΔION[YCO]C СЕВАСТОС,⁵ которая свидетельствует об обожествлении императора Августа и ассоциации его с популярным богом виноделия и возрождения. Дионис в образе молодого человека с тирсом и пантерой встречается на монетах этого города при Луцилле и Коммоде во второй половине II в. н.э. и на монетах соседней Синопы при Валериане и Галлиене, что указывает на прочность его культа на протяжении длительного времени. Его традиционные атрибуты — тирс, гроздь винограда, пантера — показывают, что в римское время бог по-прежнему почитался в качестве покровителя виноградарства и виноделия. А его изображение с канфаром, на монетах Помпейополя при Фаустине Младшей, и длинным скипетром, подтверждает его функцию покровителя верховной власти как сотера, освещающего ее своей божественной силой. Это можно рассматривать в качестве наследства прежних эллинистических представлений о боге, столь популярном в Понтийском царстве при Митридате Евпаторе.
_______________________________
[5] σεβαστός (лат. augustus) священный — эпитет римск. императоров (Καῖσαρ Σεβαστός Luc.).




_______________________________

Метки:  

ЗЕВС

Четверг, 21 Августа 2014 г. 16:55 + в цитатник
С.Ю. Сапрыкин
РЕЛИГИЯ И КУЛЬТЫ ПОНТА ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОГО И РИМСКОГО ВРЕМЕНИ



О культе Зевса, верховного бога греческого олимпийского пантеона, можно судить по различным источникам, в частности по информации в труде Аппиана «Митридатика». В нем описываются жертвенные ритуалы в культе Зевса Стратия (Ζεύς Στράτιος, Воитель), покровителя Митридата Евпатора. Многие детали и атрибуты этого культа, воспроизведенные на монетах эпохи Митридатидов и римлян, совпадают с обрядовой стороной этого культа, как они описаны в источниках.

Самым ранним свидетельством культа Зевса в царстве Понт являются серебряные монеты, которые чеканил царь Митридат III, правивший в конце III — начале II вв. до н.э. На их реверсе представленClip (400x200, 19Kb) Зевс Этофор (Ἀετοφόρος, несущий орла), восседающий на троне со скипетром и орлом, символами мирской и духовной власти. На тетрадрахмах Митридата IV, которые он чеканил во II в. до н.э. совместно с сестрой и супругой — царицей Лаодикой, запечатлены стоящие Зевс и Гера, опирающиеся на скипетры. Они показывают, что Зевс, верховный бог греческого пантеона, почитался уже при первых Митридатидах, причем его культ был изначально эллинским, ибо на монетах бог представлен в традиционном для греков образе властителя Олимпа, владыки и громовержца, в греческой одежде и с символами власти.

Его изображение на царских монетах должно было продемонстрировать, что правящая в Понте династия находилась под его покровительством. ОбClip (386x191, 17Kb) этом же говорит и иносказательное отождествление царя и царицы — брата и сестры Митридата IV и Лаодики — с божественной парой верховных олимпийских владык Зевсом и Герой со скипетрами, т.е. уже в III в. до н.э. культ Зевса в Понтийском государстве воспринимался как фундамент для создания царского культа и обожествления царя. Э.Ольсхаузен полагает, что культ Зевса был воспринят Митридатидами от Селевкидов, у которых прослеживается тенденция использовать его для обожествления династии, тем более что понтийские цари были связаны с ними брачно-династийными узами.

О почитании Зевса правящей династией и населением Понта свидетельствуют другие нумизматические источники. До Митридата Евпатора, когда его культ полностью стал официальным и составлял даже элемент государственной политики, он получил распространение в Фарнакии, которая была основана Фарнаком I в начале II в. до н.э. Монеты этого полиса с собственной легендой по типологии полностью отличаются от квазиавтономных выпусков городской меди Митридата VI, так как были выпущены в первой половине II в. до н.э. На них изображались голова бородатого Зевса и горбатый бык — зебу, склонивший передние ноги. Население Фарнакии составляли в основном греки, поскольку город образовался путем синойкизма бывших эллинских колоний Синопы — Котиоры и Керасунта, очевидно, после того как Синопа в 183 г. до н.э. была захвачена Фарнаком I и стала столицей Понтийского царства. Ее монеты были отчеканены уже после появления царских тетрадрахм Митридата III с типом сидящего Зевса, но до того как были выпущены царские монеты Митридата IV Филопатора Филадельфа и Лаодики со стоящими Зевсом и Герой со скипетрами. Поэтому типология городских монет Фарнакии не могла не испытать на себе влияния культа Зевса как покровителя царей Понта в облике верховного повелителя богов Олимпа.

Образ Зевса отвечал религиозным представлениям греков и вписывался в официальную идеологию царства. К тому же легенда ΦAPNAKEΩN на городских монетах, отличающаяся от обычной для правления Митридата Евпатора монетной легенды ΦAPNAKEΙAΣ, указывает на сохранение Фарнакией самоуправления ее гражданской общины и органов власти — буле и народного собрания. Очевидно, это следствие уступки горожанам со стороны царской власти в ответ на поддержку стремления понтийских монархов превратить культ греческого Зевса в официальный, чтобы легитимизировать свою власть. Чтобы понять, почему в Понтийском государстве уже в раннее время стал складываться царский культ Зевса как покровителя и защитника династии, надо обратиться к почитанию этого бога рядовым населением.

В некоторых местах Каппадокии Понтийской, Пафлагонии и Великой Каппадокии его культ был узколокальным и едва ли не частным. В пафлагонской области Карзена, например, почитался Зевс Карзен (Ζεύς Kαρζηνóς), о чем известно из посвящения некоего Антиоха, судя по имени, человека греко-македонского происхождения. Его предки могли быть выходцами из царства Селевкидов, где культ Зевса был официальным и царским.

В другой надгробной надписи из Карзены, поставленной неким Хрисиппом за членов его семьи, содержится посвящение «всем катахтоническим богам»Clip (400x203, 19Kb) (τοΐς καταχθονείοις πάσι υεοΐς). Эта надпись также принадлежит греку, а почитавшийся в тех местах Зевс имел хтонические функции. В другой области Пафлагонии — Кимистене вместе с Зевсом Кимистеном (Ζεύς Κιμίστενος) популярностью пользовались женские божества плодородия, подземного мира и всего сущего — Деметра и Кора, которым даже возвели храм, а также Артемида Кратиана, культ которой имел специального жреца. Деметра, Кора-Персефона и Артемида почитались вместе с Зевсом, как во время популярных у греков Элевсинских мистерий.

По древнегреческой мифологии и учению элевсинских мистов Зевс, Деметра и Кора-Персефона были соединены родственными узами: Персефону воспринимали как дочь Зевса, хотя в гомеровском гимне Деметре об этом не говорится, а Зевс сыграл решающую роль в похищении Коры-Персефоны и при возвращении ее матери Деметре. Следовательно, связь этих богов между собой доказывает, что Зевс у пафлагонцев, как в ипостаси Карзена, так и Кимистена, был наделен катахтоническими функциями (καταχθόνιος, подземный), подобно популярному во многих местах Эллады Зевсу Хтонию (Χθόνιος).

В Кастамону, другом районе Пафлагонии, обнаружены скульптуры быков, на которых сохранились посвятительные надписи Зевсу Коропизосу (Διί Κοροπίζω) и Зевсу Гайни (Διί Γαίνι). Первый из этих эпитетов является производным от местного топонима, так как близок названиям городов Корописсос в Исаврии и Коропассос в Ликаонии близ Каппадокии, а эпитет Гайни считается личным именем или топонимом (Γαινίω, Γαινί[ζω]).

Здесь же, в Пафлагонии, в районе Мюреха, в горах между Ифланеу и Татау (совр. дер. Гёкдёз), находился храм Зевса Бонитена (Ζεύς Βονιτῆνος). От него дошли фундамент, остатки различных строений, базы колонн с фигурами всадников в лучевой короне на лошадях, пущенных в галоп, и надпись 215 г. н.э. с посвящением Θεώ [π]ατρώω Διί Βονιτήνω. Этот эпитет происходит от названия местечка Bonita в Пафлагонии, что подтверждается современным названием расположенного рядом монастыря Bonyssa.

Судя по надписи, Зевс почитался там как бог-отец или «Отчий», т.е. как хранитель отечества и дома, для чего его наделяли спасительными и охранительными функциями. Этот аспект культа Зевса был широко распространен по всему греческому миру, в этой ипостаси он воспринимался как в индивидуальном сознании греков, так и в общественном, социальном мироощущении. А это показывает греческое происхождение культа громовержца в Пафлагонии, несмотря на его негреческий эпитет «Бонитен».

Боги — хранители и защитники местности, как в Греции, получили достаточно широкое распространение и в Восточной Анатолии. В каппадокийском городе Тиана засвидетельствован культ Зевса Асбамея (Ἄσβαμεος), он же имел алтарь в Амастрии. В Цезарее почитался Зевс Балей (Βαληός), в Помпейополе — Ξιβηνος и какое-то местное божество Δυμυισενος. К.Марек полагает, что эти эпитеты и теонимы являлись производными от топонимов, а Зевс (и близкие ему божества) выступали покровителями конкретной территории, района, местечка или деревни. К богам — покровителям местности исследователь относит почитавшихся местным населением Зевса Великого Сдалейта (Διί μαγάλ[ωι] Σδαλείτηι) в Бартине, бога Мония (Θεώι Μωνίωι) и Зевса Сарсоса (Iovi Sarso, Διί Σάρσωι) в Сиде — двух последних он причисляет к эпитетам Зевса, восходящим к местному мужскому анатолийскому божеству, патрону области или поселения, или вообще к названиям районов северной части Малой Азии.

Среди местных богов следует упомянуть Зевса Сиргаста или Сиргастея (Ζεύς Συργάστης, Συργάστειος), почитавшегося в Тие — городе на границе Вифинии и Пафлагонии. В качестве атрибутов он имелClip (700x336, 46Kb) гроздь винограда, пантеру, цисту, что указывает на покровительство плодородию и связь с Дионисом, в культе которого они играли большую роль. Первоначально, по-видимому, это был местный бог плодородия и хтонических сил, близкий фригийскому Аттису, отчего у греков он ассоциировался с Дионисом. Происхождение эпитета объяснить сложно. В лексиконе Гесихия упоминается варварское личное имя Συργάστωρ, которое образовано от греч. σύργαστρος, συργάστωρ и в метафористическом смысле означает «поденщик», а в прямом — «волочить брюхо» как змея. Возможно, эпитет бога связан с местным названием общины или деревни, жители которой привлекались к поденным работам при возделывании земли под посевы (отсюда атрибуты плодородия в его культе). Он также указывал на хтоническую ипостась бога, принимавшего образ змеи.

Не следует забывать, что в соседнем пафлагонском городе Абонутейхе (римском Ионополе) в римскую эпоху большой популярностью пользовались алтарь и оракул священного змея Гликона, порождения Асклепия и Аполлона, который, по распространенному у пафлагонцев поверью, приносил счастье, здоровье и освобождал от невзгод. Греки и римляне считали, что в тех местах был спуск в Аид, а змея олицетворяла хтоническую силу подземных богов. Она была атрибутом Асклепия, и неслучайно, по легенде, Гликон родился из яйца в строившемся абунотейхитами храме Асклепия, символизируя собой этого бога и его отца Аполлона. Зевс же нередко ассоциировался с этими богами, поэтому в ипостаси Сиргаста мог иметь прямое отношение к плодородию и подземным катахтоническим силам. По такому же принципу, очевидно, получил свой эпитет на хоре Амастрии и упоминавшийся выше Зевс Великий Сдалейт, которому было сделано посвящение неким Эпагором «по повелению бога».

Известно и то, что мариандинское население в этой части Малой Азии активно занималось земледелием, выплачивало Гераклее Понтийской дань в виде части урожая и почитало местных героев Приолая, Мариандина, Тития, Бормона в образе молодых мужчин и даже юношей. А последнего вообще считали покровителем земледельцев-поденщиков во время сбора урожая. Поэтому не удивительно, что Зевса Сиргаста ассоциировали с Дионисом и Аттисом — богами, которых воспринимали в образе юношей, символизировавших расцвет природы. Это показывает, что местное божество, отождествляемое с греческим Зевсом, покровительствовало жителям округи или общины. Эпитеты Зевса показывают, что в Пафлагонии он был покровителем и хранителем (спасителем) определенного региона или селения, что было достаточно распространено в Малой Азии, но преимущественно во Фригии, Вифинии, Карии и т.д.

В районе Амасии, древней столицы царства Понт, в местечке Чакирсу (быв. Йорнус), обнаружен алтарь с посвящением Зевсу Дисабейту (Ζηνί Δισαβειτη), который имел еще эпитет ἀλεξικάκφ. По поводу первого эпитета Л.Робер отмечал, что характерный суффикс -ειτης в именах эпитетах богов свидетельствует об их явном этническом характере. Следовательно, Зевса почитали как покровителя и защитника области, которая была населена племенем или сельской общиной — έθνη, либо союзом племен — κοινόν, что часто встречалось в Малой Азии, особенно в эллинистическую эпоху. Во всех этих случаях верховный эллинский бог-громовержец, повелитель олимпийского сонма богов, наделялся охранительными и сотерическими функциями, выступал как защитник, апотропей и покровитель группы людей, племени, общины, а также области и целого региона. Одновременно он являлся защитником отдельного человека и его семьи.

С этой точки зрения показательно посвящение некоего Космиана из Вифинии за деревню и ежегодный урожай Зевсу Паппоосу (Ζεύς Παππῷος). Эпитет Зевса в этой надписи вызывает ассоциации со скифским верховным богом Папаем (Παπαῖος), которого древние греки отождествляли с Зевсом. В основе эпитета, как и распространенных имен типа Πάπας, Πάπιος и т.п., лежит слово πάππας — «отец», «папа», из чего следует, что Зевса Паппооса почитали как Зевса Отчего или Зевса Отца.¹ В таком значении бог выступал покровителем семьи, дома, деревни, общины, крестьян-земледельцев. А обращение к нему как к дающему, дарующему и сохраняющему урожай — основу жизни любой крестьянской общины, говорит о его функции божества — покровителя плодородия и растительных сил природы.
__________________________
[1] παππῷος
1) (пра)дедовский (βίος Arph.); παππῷον ὄνομα Plat. — имя деда;
2) установленный предками; (ἔρανος Arph.).


Зевса с эпитетом Ποαρινός почитали в пафлагонском городке Абонутейхе при Митридате V Евергете. Эпиклеса образована от слова ποία, ποάριον, πόα — «трава», что можно сопоставить со словом ποιμήν — «пастух». Это один из тех редких культов, о которых мы знаем точно, что они существовали при Митридатидах. При Митридате Евпаторе Абонутейх чеканил свои монеты исключительно с головой Зевса и орлом, символической птицей этого бога, что говорит о важности культа Зевса в этом полисе. В качестве бога растительности и природы Зевс Поарин может быть сопоставлен с Аттисом, фригийским паредром Великой Матери богов — Кибелы, так как он имел эпитет Ποιμήν или Phrygius pastor и почитался как пастух, покровитель лугов, пастбищ, стад, как бог растительности и живой природы. Здесь же уместно вспомнить, что мариандины — земледельческое население фрако-фригийского происхождения в окрестностях Гераклеи Понтийской — почитали местного героя Поймена. Его можно сопоставить с другим героем — Ποίας, сыном Тавмака, отцом Филоктета. Поэтому Зевс Поарин считался покровителем лугов и пастбищ, а возможно, и повелителем стад. В основе его культа лежал местный северо-анатолийский бог скотоводства и плодородия, которого греки отождествили с Зевсом.

Земледельческими функциями в Понте был наделен Зевс Эпикарпий. Он был настолько популярен средиClip (432x216, 21Kb) сельского населения, что в своем первозданном виде продолжал существовать и в римскую эпоху. Об этом свидетельствует монета понтийского города Зелы, храмового центра богини Анаит, где находился алтарь Зевса. Она выпущена при императоре Траяне и имеет следующие типы: аверс — голова императора, реверс — сидящий Зевс Никефор, ΖΕΥΣ ΕΠΙΚΑΡΠΙΟΣ ΖΕΛΕΙΤΩΝ ΕΤΟΥΣ N. Хотя подлинность этой монеты вызывает сомнения, основанные на якобы неправильно выписанной легенде ΖΕΛΕΙΤΩΝ вместо традиционной для монет этого города ΖΗΛΙΤΩΝ, подобное написание, а главное — изображение Зевса и его эпитет «Эпикарпий»b_mzk_c (596x280, 41Kb) — вполне уместны. На монетах города времени императора Каракаллы изображался восседающий Зевс Никефор с букетом колосьев в руке. Эта деталь подчеркивает, что даже в ипостаси Никефора бог как символ плодородия земли и покровитель урожая сохранял свое значение в течение длительного времени. Культ Зевса Никефора появился в императорскую эпоху, следовательно, даже тогда Зевс не утратил черты бога возрождающейся природы, поскольку эта функция уходит корнями в доримский период. Неслучайно Э.Ольсхаузен отмечает, что сидящий Зевс на монетахb_mzk (447x215, 29Kb) может быть репликой культовой статуи Зевса Эпикарпия.

Надписи из Понта и Каппадокии, в частности на жертвеннике из Харека, представляют Зевса Эпикарпия защитником полей и земледельцев (κτήτορες). В конце надписи из Харека вырезаны слова, связанные с магией: πρός ἀπόκρουσιν ονόματι oυ ξστίν ἤ ψήφος. Φ.Кюмон полагал, что это какой-то парафраз, навеянный гностикой или культом Митры: выражение πρός ἀπόκρουσιν связано с астрономией и переводится как «в момент захода Луны», а выражение πρός ἀπόκρουσιν ὀ[μ]ματίον — «для отвода дурного глаза» — связано с защитой от сглаза. Как бы то ни было, но памятник имеет отношение к культу Зевса Эпикарпия, а значит бога воспринимали как апотропея, защитника от сглаза, наделяя сотерическими функциями отвратителя темных сил и несчастий, победителя зла.

Еще одна надпись, связанная с культом Зевса Эпикарпия, происходит из местечка Зорах в Пафлагонии: в ней говорится, что в 170 г. н.э. родственники — Никий, Нарина и Пейсте сделали посвящение Зевсу Эпикарпию. По всей видимости, посвятители считали этого бога защитником семьи и ее собственности, подобно тому, как в Хареке его воспринимали в качестве покровителя полей и урожая. В этом плане наиболее показательно посвящение из Тхорума (Эвхаиты) в Понте. Оно сделано в 144/145 г. Сильваном, сыном Фронтона, «блюстителем законов» (νομικός) и жрецом (ἱερεύς) Зевса Эпикарпия, богиням плодородия и всего сущего Деметре и Коре накануне дня Матери богов.

В то же время надпись была поставлена перед празднованием дня Великой Матери богов — Кибелы, также покровительницы природы, животного мира и всего сущего. Соединение Зевса Эпикарпия с элевсинскими богинями и фригийской богиней природы и хтонических сил выдвигает его в ряды земных и подземных божеств, значит Зевс Эпикарпий воспринимался в хтоническом значении победителя зла и смерти, дарителя света, счастья и благоденствия. Дж.Андерсон высказал мнение, что в посвящении Деметре-Коре-Зевсу следует видеть не эллинских богов, а эллинизованную форму анатолийской божественной триады, почитавшейся под разными именами — как Зевс (или Аттис-Мен, или Сабазий-Созон) — Кибела — Ma (или Μήτηρ θεών) — эллинизованная Деметра или Латона, дочерьми которых были Кора, Артемида или Селена.

Но такой подход можно считать несколько односторонним. В надписи фигурируют исключительно греческие боги производительных сил природы (за исключением Кибелы, но ее греки почитали с эпохи архаики). Поэтому в основу посвящения положены не анатолийская триада богов, а скорее эллинские боги элевсинского круга — Зевс, Деметра и Кора. Их культы могли наслоиться на местные религиозные представления о природе и жизни, поэтому в надписи и была сделана соответствующая оговорка о посвящении накануне празднования дня Фригийской богини-Матери. В таком случае автор надписи являлся не жрецом анатолийских богов (что непременно было бы указано), а выступал как жрец Зевса Эпикарпия, греческого божества, связанного с греческими же богинями элевсинского круга. Поскольку он сделал посвящение накануне праздника Великой Матери богов — Кибелы, в сознании местных земледельцев близкой Деметре и Коре-Персефоне, то вполне возможно, что элевсинские богини и их мистерии могли ассоциироваться с малоазийскими оргиастическими культами. Но при этом на первое место выдвигались греческие, а не анатолийские божества, и среди них ведущие позиции занимал Зевс Эпикарпий, что и следует из надписи жреца Сильвана (его имя и патронимик не местные, а греко-римские, что тоже показательно).

О культе Зевса Эпикарпия в Каппадокии свидетельствует посвящение некоего Капитона, тиллейца, из Колуссы начала II в. н.э. Этот культ известен на Эвбее, в сирийской Бостре, Северной Ликаонии, где в городе Перте бога изображали с колосьями и гроздьями винограда как защитника урожая, подобно местному Дионису. Означенный эпитет Зевса засвидетельствован в Восточной Фригии, Киликии, Антиохии на Оронте, Аравийской Герассе. В его основе лежит прилагательное ἐπικάρπιος — «приносящий плоды», «охраняющий плоды». Популярность Зевса Эпикарпия в различных регионах показывает, что в основу его культа заложена идея о покровительстве и охране плодородия, защите урожая, посевов, полей, лугов и земли. Он наделялся функциями Зевса Карпофора (Καρποφόρος), которого почитали на островах Эгеиды — Андросе и Родосе, где он выступал в одном культе с богиней Деметрой. В последнем случае можно видеть соединение мужского и женского начал в культе плодородия, как в Понте в надписи жреца Сильвана из Эвхаиты. Следовательно, вывод о греческой основе совместного культа Зевса и Деметры в Понте находит подтверждение.

Близким по значению Зевсу Эпикарпию и Карпофору был культ Зевса Карподота (Καρποδότης), особенно распространенный в Финикии, Памфилии и Фригии. Там он имел эпитеты Μέγιστος («Величайший») и Σωτήρ («Спаситель»).

Как Спасителя почитало Зевса и население Понта. Еще в 401 г. до н.э. греческие наемники Кира Младшего принесли жертвы Зевсу Сотеру и Гераклу в Трапезуйте. Это можно было сделать только при условии, что Зевса Сотера почитало местное население, и в городе находились соответствующие культовые места. В ипостаси Сотера Зевс мог исполнять функции охранителя и защитника.

Посвящение из Терм (Хавза) некоего Филистия, сына Теогена, в благодарность за выздоровление, показывает, что этот бог выступал и как врачеватель. По мнению Ф.Юомона, культ Зевса Сотера существовал только в этом районе Понта, поэтому посвятитель был иностранцем. Однако против этого свидетельствуют, во-первых, близость Зевса Сотера и Асклепия Сотера, почитавшегося населением Понта и Пафлагонии достаточно широко; во-вторых, культ Зевса Сотера существовал в соседнем Каппадокийском царстве, в Анисе, одном из крупных его городов, где праздновали Сотерии в честь Зевса. Это говорит о достаточно широком распространении культа, в том числе в Каппадокии Понтийской, подтверждением чему является надпись из Терм. О греческом происхождении культа Зевса Сотера и праздника Сотерии, их проникновении во внутренние районы из греческих полисов, свидетельствует празднование Сотерий в Синопе, о чем известно из надписи III в. до н.э. В Понте Зевс воспринимался, прежде всего, в греческом значении защитника и спасителя населения страны и города, а также отдельного человека и его семьи, что в понимании населения Восточной Анатолии вообще было ему свойственно.

С Зевсом — богом возрождения, исцеления и спасения всего живого, защитником и апотропеем от дурного глаза связан его эпитет Βοβηομηνος, который встречается в посвятительной надписи Флавия Аттика из Калечика на территории древней Амасии (Δνι Βοβηομήνω εὐχήν). В основе этого местного по происхождению эпитета, очевидно, лежит глагол βέομαι — «я буду жить» (от βιόω — «жить», «выживать», «пережить»), что указывает на функцию верховного бога как творца жизни и возрождения к новой жизни. Это полностью соответствует основной идее культа Зевса в Понте, Пафлагонии и Каппадокии — быть покровителем производительных сил природы и плодородия, выступать спасителем от злых и темных сил, в том числе от сглаза, будучи при этом наделенным хтоническими чертами и образом победителя смерти для новой жизни. В гомеровской «Илиаде» (XV. 194) есть такие слова — ου τι Διός βέομαι φρεσίν, т.е. «не живу я по образу мыслей Зевса». Для эллинов олимпийский владыка, покровитель всего сущего, установил основы жизни, чему под влиянием эллинского мировоззрения и следовали жители окрестностей Амасии, греческого города в Понте, несколько исказив соответствующий эпитет бога.

С культом Зевса — покровителя плодородия и сил природы следует связать посвятительные надписи ΕΘΕΡΙ Α/ΛΕΞΙΧΑ/ΛΑΖΩ из Амасии, Agilonii (быв. Герне) и Эраслана. По поводу надписи из Амасии существует много мнений: например, Т.Рейнак считал Ἄλεξι именем собственным, Ф.Кюмон принимал надпись за эпитафию, X.Грегуар полагал, что Ἐθέρι — эпитет Зевса, «который отвел бурю», потому что это божество погоды, а Э.Ольсхаузен поддержал эту точку зрения. Несмотря на то что ранее в этой надписи ученые вычитывали слово Ἐθερία вместо Αἰθερία, усматривая в нем личное имя (как и в Ἄλεξι [Ἀλεξίου] — Кюмон, или Ἐθέρι [Αἰθέρι] — Грегуар), впоследствии установилась точка зрения, что Ἐθέρι — эпитет Зевса Айтера (Αἰθήρ). В греческой космогонии он означал персонификацию высших небесных сил и света через отождествление с верховным божеством Зевсом. Орфики олицетворяли с ним все живое и называли его Зевсом Ураном и Эротом. Ж. и Л. Роберы определяли надпись из Амасии как посвящение Доброму Демону за счастье, плодородие, урожай, отведение засухи и непогоды, и предложили читать ее как Ἐθέρι ἀλεξιχαλάζω, усматривая в последнем соединительный эпитет Зевса — Χαλάζιος и прилагательное ἀλεξίκακος. По их мнению, это космическое божество — источник света и всего светлого в жизни. Позднее эпитет Ἀλεξίκακος стали связывать с плодородием, водой, культами Деметры, Эвбулея и Аида (Плутона), пытаясь ввести его в круг элевсинских божеств.

В настоящее время общепризнано, что Ἐθέρι — это искажение слова Αἰθήρ: Αἰθέριος — греческий эпитет Зевса, как его величали в сельских районах Понта, особенно на равнине Хилиокомон («Тысячи деревень»), где располагалась сельская округа Амасии. Он засвидетельствован также в различных местах греческой ойкумены: в Митилене упоминается вместе с другими богами эллинского пантеона Афиной Палладой, Посейдоном, тем же Зевсом, названным Μαινολίω; в Милете в надписи на алтаре Зевс Айтер выступает как спаситель — Сотер (Διός Αἰθέριους Σωτήρος καί Ἀπόλλωνος Διδυμέως); в Аркадии в латинской транскрипции он носит название Jupiter Aetheris. Это доказывает греческую сущность Зевса Айтера как бога плодородия и всего сущего, спасителя и покровителя, что делало его близким Зевсу Эпикарпию (Карпофору, Карподоту) и Сотеру.

Что касается слова ΑΛΕΞΙΧΑΛΑΖΩ, то это скорее всего двойной композит эпитетов Зевса Ἀλεξί[κακος] и Χαλάζιος.² Первый неоднократно встречается у античных авторов, напрямую связан с культами плодородия и засвидетельствован в Понте в округе Амасии (Ζηνί Δισαβειτηι Ἀλεξικάκωι),³ a второй — в Кизике в посвящении фракиокометов Зевсу Халазию Созону. Это был бог — ниспослатель града, громовержец, но в данном случае он воспринимался как защитник от града, что должно было обеспечить хороший урожай, плодородие полей, здоровье и в конечном итоге спасение и выживание деревни. Зевс Халазий выступал как всевышний покровитель всего сущего и плодородия, смыкаясь в этой функции со своими же ипостасями Айтер и Ἀλεξίκακος.
__________________________
[2] ἀλεξιχάλαζω (ἀλεξι-χάλαζω) защищающий от града;
ἀλεξ- в сложн. словах = ἀλέξω
ἀλέξω
1) отражать, (пред)отвращать, отгонять прочь (Ζεὺς τόγ' ἀλεξήσειε! Hom. — не приведи Зевс!);
2) охранять, оборонять, защищать (ἀλέξασθαι μαχαίρῃσι Her. — обороняться мечами);
χάλαζα
1) градина (χάλαζαι στρογγύλαι Arph.)
2) тж. pl. град Hom., Arph., Plat., Arst., Luc. (ὀμβρία χ. Soph. — проливной дождь с градом);

[3] δίσηβος (δίσ-ηβος), дор. δίσᾱβος 2 дважды, т.е. вторично переживающий молодость Anth.
ἀλεξίκακος (ἀλεξί-κᾰκος) 2 отвращающий зло, защищающий от беды; (μῆτις Hom.; δαίμων Hes., Luc., Anth.; Ζεύς Plut.).


Д.Френч показал, что бог Αἰθήρ ἀλεξιχάλαζος не мог появиться в мировоззрении населения Понта в качестве пережитка культов более древних божеств, например, хеттского бога Тешуба. Этот культClip (394x224, 24Kb) синкретический, в его основе лежало, прежде всего, почитание эллинских олимпийских богов Зевса и Аполлона, которых идентифицировали с анатолийскими богами и героями Халазием, Беннием, Бронтоном и т.д.

Кормилец земледельцев, покровитель и защитник территории, племени, общины и семьи, спаситель и победитель несчастий, зла и смерти, что привлекало к нему симпатии населения Малой Азии, включая Понт, Пафлагонию и Каппадокию, греческий бог Зевс нашел обобщенное воплощение всех этих функций в ипостаси Стратия (Ζεύς Στράτιος), т.е. Воителя. Это был один из наиболее известных культов в Понтийском царстве при Митридатидах. В 81 г. до н.э., изгнав римлян из Каппадокии, Митридат Евпатор совершил ему жертвоприношение: «по обычаю отцов он принес жертву на высокой горе, воздвигнув на ее вершине другую вершину из дерева, еще более высокую. Первыми несут на эту вершину дрова цари; положив их, кладут на них другой круг, более короткий по окружности; на самый верх они возлагают молоко, мед, вино, масло и всякие курения, а на равнине они устраивают для присутствующих угощение, состоящее из хлеба и всяких приправ (такого рода жертвоприношения устраиваются и в Пасаргадах персидскими царями), затем они зажигают дерево. Этот горящий костер, вследствие своей величины, виден плывущим издали на расстоянии тысячи стадий»... Такое же жертвоприношение царь совершил в 73 г. до н.э. в Пафлагонии одновременно с принесением жертвы Посейдону, которому бросил в море пару белых коней.

На основании этих сообщений можно сделать следующие выводы: Зевс Стратий считался царским культом, коль жертвы ему приносили цари; он почитался в Каппадокии и Пафлагонии в качестве дарующего победу; наконец, его считали своим покровителем предшественники Митридата Евпатора (под ними скорее всего понимались понтийские цари), и аналогичные жертвы приносили персидские Ахемениды. Правда, из описания Аппианом ритуальной стороны культа вовсе не следует, что цари персов почитали именно Зевса Стратия, поскольку у римского историка говорится лишь об аналогичных жертвоприношениях. Поэтому было бы преждевременно делать далекоидущие выводы и утверждать, что в основе культа Зевса Стратия в Понте лежал иранский культ Ахура-Мазды, покровителя Ахеменидов, предков понтийских Митридатидов и каппадокийских Ариаратидов.

Чтобы выяснить происхождение и характер этого культа, следует обратиться к другим источникам. В окрестностях Амасии находился храм Зевса Стратия, существовавший и в императорскую эпоху, поэтомуClip (385x188, 24Kb) на монетах города помещались изображения Зевса Никефора (Nικηφόρος, Победоносец), а также богинь Ники и Афины Паллады, тесно связанных с почитанием громовержца как покровителя воинов и войска. На этих монетах изображен костер, орел с распростертыми крыльями, иногда сидящий на костре, с деревом и квадригой. На некоторых монетах костер двухъярусный и на него возложено жертвенное животное — бык копытами вверх, а рядом, как правило, древо жизни — символ светлого начала. Это атрибутика Зевса Стратия (в римскую эпоху Зевса Никефора — символа императорской власти), обряд жертвоприношения которому описан у Аппиана и совпадает с монетной типологией.

Некоторые ученые считают, что означенные жертвы позволяют отождествлять Зевса Стратия и персидский официальный царский культ Ахура-Мазды, покровителя Ахеменидов, которым пытались следовать понтийские Митридатиды. На монетах Амасии запечатлена квадрига, парящая над костром с сидящим на нем орлом — символом Зевса и Ахура-Мазды.

Культ Зевса Стратия в Понте был официальным, царским, но жертвы богу приносили на вершинах гор и холмов, где обычно строили цитадели, святилища и укрепления. Это характерно для Малой Азии, а для Понта, Пафлагонии и Каппадокии в особенности. Храм Зевса Стратия в Понте засвидетельствован на холме Бююк Эвлиа (к западу от совр. пос. Эбеми), где Ф. и Е. Кюмоны обнаружили каменное изображение пинии, остатки храмовой стены, фрагменты керамики и три надписи. Одна из них посвятительная Зевсу Стратию от некоего Басилевса: ΔII / ΣΤΡΑΤΙΩ / ΒΑΣΙΛΕΥΣ / ΕΥΧΗ.

Сравнивая культы Зевса Стратия в Понте и Зевса Лабрандского в Карии, Ф.Кюмон отмечал, что греческие переселенцы отождествляли Зевса с местным анатолийским божеством, а Митридатиды — с персидским Ахура-Маздой. В результате образовался синкретический культ греко-иранского бога Зевса Стратия с чертами малоазийско-анатолийского мужского божества. Однако в культе Зевса Стратия местные черты не просматриваются, зато прослеживается греческое влияние, особенно в религиозной составляющей культа и обрядах. Иранская традиция проявляется только в участии царей в священном жертвоприношении, как это было при Ахеменидах в Персии, а также в большой роли огня при жертвоприношениях животных.

Греческая традиция в культе Зевса Стратия в Понте подтверждается почитанием Зевса Стратега (Ζεύς Στρατηγός) в Амастрии, крупном эллинском полисе Понтийского царства в Пафлагонии. Зевс Стратег и Гера причислялись там к «отеческим богам» (τοίς πατρίοις θεοῖς), их почитали с давних времен как главных богов полиса вплоть до римской эпохи.

В Синопе — столице Понтийского царства засвидетельствован культ Зевса Справедливого (Праведного), имевшего еще эпитет «Великий» (Διί Δικαιοσύνωι Μεγάλωι). О нем известно из посвятительной надписи,Clip (245x145, 12Kb) из небольшого городка Каруса близ Синопы, поставленной стратегом Пифом, сыном Дионисия, который, судя по имени, был греком и, очевидно, гражданином Синопы. Этот культ был явно эллинским, а сам бог покровительствовал судопроизводству и мог считаться создателем полисных юридических норм. В основе этого культа лежало почитание Зевса Олимпийского с эпиклесой «Великий». В Анатолии Зевс с такой эпиклесой имел местные эпитеты (например, Зевс Великий Сдалейт в окрестностях Амастрии). Появление культа Зевса Справедливого Великого могло быть пережитком соответствующей ипостаси Зевса, появившейся в правление Митридатидов: посвящение на Делосе, сделанное афинянином и амисенцем, «друзьями» царя Митридата V Евергета, великой эллинской триаде богов — Аполлону, Артемиде и Лето, было связано с «благодеянием» (εὐεργεσίας) и «справедливостью» (δικαιοσύνης) понтийского царя. Обе эти заслуги связаны с эпитетом Митридата V — «Евергет» (Εὐεργέτης, благодетель), поэтому Зевса в Синопе, столице царства Понт с 183 г. до н.э., могли отождествлять с благочестивой деятельностью монарха по отношению к грекам. Ведь к тому времени культ Зевса в Понтийском царстве уже считался царским и официальным. Такой его статус подтверждается монетами первых Митридатидов и города Фарнакии, а также «клятвой пафлагонцев Августу» от 6 г. до н.э. из Фаземона (Неоклавдиополя): «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, всеми богами и всеми богинями»... Эта клятвенная формула встречается в надписях из Ассоса, Магнесии, Херсонеса Таврического, с нее начинается клятва наемников пергамского царя Евмена I, и потому она считается древней и сакраментальной.

Все изложенное показывает, что Зевс в Понте был многофункциональным божеством, но главной в его культе стала роль защитника и спасителя, что отвечало чаяниям местного населения. ЭтоClip (700x342, 40Kb) послужило основанием для того, чтобы культ Зевса и Геры превратился в официальный. Митридатиды способствовали проникновению культа Зевса во внутренние районы государства при содействии греческих полисов Амасии, Синопы, Амастрии. Введением Зевса в царский пантеон понтийские монархи пытались добиться расположения греческих городов, чтобы обеспечить себе выход к Черному морю. В этом причина появления филэллинизма в политике понтийских царей, достигшего расцвета при Митридате Евпаторе. При нем (по новой хронологической классификации Ф. де Каллатая — в 95-90 гг. до н.э.) на квазиавтономных монетах городов Понта и Пафлагонии — Амасии, Амиса, Синопы, Абонутейха, Амастрии, Команы, Газиуры, Лаодикеи, Кабиры, Фарнакии, Пимолисы, Дии — появились голова Зевса и его атрибуты: орел, сжимающий в лапах пучок молний.

Популярность Зевса в Восточной Анатолии объясняется тем, что этот эллинский бог имел в местном пантеоне аналогичный прототип. На серебряных монетах — драхмах сатрапа Каппадокии Ариарата,Clip (400x183, 23Kb) предка понтийских и каппадокийских царей, которые он чеканил ок. 322 г. до н.э. в Синопе и Газиуре — резиденции персидских сатрапов из рода Отанидов, фигурировал бог Баал-Газур («Владыка Газиуры»), Он изображен сидящим, в греческом гиматии, прикрывающим колени и оставляющим обнаженным торс, со скипетром, орлом, виноградной лозой с гроздью и колосом в руках; на реверсе этих монет — грифон, терзающий оленя. Бог представлен как покровитель плодородия и виноградарства, и своим обликом напоминает греческого Зевса, что явно несет печать эллинизации местных религиозных представлений, которая исходила из греческих полисов, прежде всего Синопы, где чеканились эти монеты. Однако лицо и клинообразная борода бога выдают его полуварварский характер, что подкрепляют арамейская легенда и сцена терзания животных, свойственная чеканке персидских сатрапов. Если сравнить эти монетные изображения с Зевсом на монетах Газиуры эпохи Митридата Евпатора, то можно отметить эволюцию образа бога от полуиранского (или анатолийского) Баала-Газура с легким налетом эллинизации до превращения его в типичного олимпийского бога, полностью соответствовавшего облику Зевса-громовержца, верховного божества греков. Эллинское влияние способствовало синкретизации местного ирано-малоазийского божества с Зевсом, а это позволило отождествлять его с локальными богами — защитниками отдельных регионов и общин, придав ему соответствующие эпитеты, например Асбанея, Ксибена, Бонитена, Сдалейта, Мония, Capea, Думуизена и т.п. Но в основе культ Зевса в Понте оставался греческим, а местное влияние ограничивалось анатолийскими чертами.

Таким образом, уже со второй половины III в. до н.э. религиозная политика понтийских царей ориентировалась на постепенное вытеснение местных культов из официального пантеона и замену их греческими. Это делалось для того, чтобы привлечь эллинское и местное фрако-фригийское население, так как для большинства жителей Северной Анатолии Митридатиды были чужими, пришлыми царями. Для пропаганды их образа и создания царского культа больше подходил Зевс, более знакомый местному населению, нежели иранские боги Ахура-Мазда и Митра. Поэтому ни тот ни другой так и не стали покровителями царской власти, хотя понтийские цари носили теофорное имя, связанное с Митрой.

О превращении культа Зевса в государственный культ династии царей Понта свидетельствует посвящение Зевсу Урию (Διί Οὐρίωι, Зевс Охраняющий) за царя Митридата Евпатора и его брата Митридата Хреста за их деяния, сделанное ок. 115/114 г. до н.э. на Делосе. Официальный характер культа сохранялся в Понте довольно долго, еще при Помпее город Кабира был переименован в Диосполь (город Зевса) и позднее превращен в столицу Понтийского царства Полемонидов.

О том, каким образом происходило слияние греческого Зевса с местными богами, можно судить по различным его ипостасям. Наиболее показателен в этом плане культ Зевса Омана (Ζεύς Ὠμάνης), засвидетельствованный в Амасии. Оман — персидский бог, который вместе с другим персидским божеством Анадатом (Ἀνάδατος) выступал в качестве соалтарного бога — паредра Анаит (Анахиты), иранской богини светлого начала и плодородия в Зеле.

Храмы Анаит и Омана существовали в Каппадокии и, подобно храму Анаит в Зеле, имели теменосы — священные участки для совершения обрядов, за которыми следили жрецы-маги, именовавшие себя πύραιθοι (хранители огня). Жертвоприношения там сопровождались ударом по жертве не мечом, а стволом дерева, что по обыкновению делали жрецы. На празднике священного огня — Πυραιθεϊα маги в высоких жертвенных тиарах поддерживали огонь на алтаре — месте скопления золы и пепла, где произносили заклинания в течение часа. Они держали перед огнем свои жезлы, сложенные в пучок, а во время процессий толпа людей несла деревянную статую — ксоан Омана. Подобного типа «алтарь огня» из Каппадокии хранится в Музее древних цивилизаций в Анкаре: на нем изображена мужская фигура в длинном одеянии, башлыке (или тиаре) и с остроконечной бородой «ханаанского» типа, представляющая, очевидно, жреца, задействованного в ритуале священного огня. Алтарь свидетельствует о распространении персидского культа огня в Каппадокии, что было связано с популярностью там персидских культов.

Возжигание огня при жертвоприношении быка в культе Зевса Стратия и его длительное горение, так что костер видели с большого расстояния, могло быть навеяно важной ролью огня в иранских культах.Clip (400x188, 22Kb) Но это единственное, что сохранилось иранского в эллинском культе Зевса Стратия. Описанные обряды в культах Анаит и Омана напоминают почитание огня в древнем Иране, а сам бог Оман — это Vohuman (авест. Vohu Manah). Поэтому персидский культ огня в Каппадокии, в том числе в понтийской ее части — Зеле, был все же довольно широко распространен. В этом причина того, почему в местном культе Зевса (Стратия, Халазия, Алексихалазия и т.п.) огонь и дерево (ср. дерево жизни на амасийских монетах с изображением жертвыClip (400x188, 22Kb) быка) стали фигурировать довольно часто. Персидские божества Анаит, Оман и Анадат были в зелейском храме соалтарными, подобно триаде верховных богов древних персов — Ахура-Мазде, Анахите, Митре, или армянским богам Армазду (Ормузду), Анахите, Вахану (Vahagn). Таким образом сложился синкретический культ греко-иранского бога Зевса Омана, но не официальный, как культ Зевса Стратия, а скорее получастного характера, так как ему поклонялась узкая группа ирано- и армяноязычного населения. То же, по-видимому, произошло и с Анадатом: на его возможное объединение с Зевсом косвенно указывает эпитет последнего — Ἀναδώτης, который, правда, в Понте не засвидетельствован, но известен в Аттике и Италии.

В надписи, обнаруженной в районе Каппадокийской Команы, принадлежавшей, по-видимому, погребенной в окрестностях города Архелаиды жрице богини Ma в Комане (имевшей к тому же отношение к отпуску рабов на волю и посвящению их в храм и богине Ma, а также к ее празднествам и ритуалам), упоминаются боги, которые связаны с культом команской богини — Зевс Тимнасов (Διί ἀπό Θυμνάσων), Зевс Фарнавас (Διί Φαρναουα) и богиня Анаит. Первый эпитет Зевса относился к культовому месту или деревне, покровителем которой он считался; второй эпитет персидского происхождения — в его основе иранский термин farnah — «блеск», «свет», «счастье», как в иранских личных именах Фарнак, Фарнабаз, совр. Farrah.

К.Джоуне указывает, что второй элемент имени характерен для древнеперсидского *farnauvaa — «владея farnah», т.е. счастьем или солнечным светом. В надписи говорится о дарах Ma и этим богам, а если они не удовлетворятся ими, то тогда земля не родит плодов, небо не даст дождя, а солнце не даст света. Хотя надпись датируется римской эпохой, упоминаемые в ней культы и обрядовые дары богам значительно более древние по происхождению. Святилище Ma в Комане Каппадокийской и ритуалы богини были аналогичны существовавшим в Комане Понтийской, поэтому перечисленные в надписи эпиклесы Зевса могли использоваться и в Понте. В таком случае Зевса в Каппадокии и Понте отождествляли с местными иранскими божествами света, счастья и плодородия, и воспринимали в качестве защитника — апотропея и спасителя группы людей или мест их проживания. Такая же картина наблюдалась в Пафлагонии.

Когда культ Зевса перекликался с местными ирано-анатолийскими божествами, то на первое место постоянно выдвигалось его эллинское происхождение, например, функция защитника и охранителя ворот и всего поселения. В этой ипостаси он почитался как Пилей или Пилон (от греч. πύλος — «ворота»). Т.Митфорд обратил внимание, что эта эпиклеса Зевса созвучна культу бога Пилона в Понтийской Каппадокии (Θεός Πύλων) и эпитетам других греческих божеств, задача которых сводилась к защите ворот, охране и обеспечению безопасности ведущих к ним дорог (в их круг входила и Деметра Пилея).

О почитании бога Пилона в Понте свидетельствуют стела из Зары вольноотпущенника или храмового раба с посвящением Θεώ Πυλώνι, два алтаря из Команы Понтийской, алтарь с посвящением Πύλωνι Ἐπηκόω — эпитетом, выдающим связь этого бога с Зевсом, Аполлоном и Асклепием, а также посвящение Зевсу Пилею ([Δι]ί Πυλαίω) из Караны (Себастополиса), подтверждающее близость Зевса и бога Пилона. На их синкретизм указывает посвящение на алтаре из Амасии [τ]ῶ μεγάλω [κ]αί ἐπηκό[ω] θεῶ Πύ[λ]ωνι, так как эпитеты «Внемлющий» и «Великий» также относились к Зевсу.

Богу Пилону приписывали охранительные и сотерические функции, которые он воплощал в качестве «стража» ворот и подъездов к ним. Почитание Бога Пилона и его связь с Зевсом Пилеем неслучайна. Особенностью архитектурно-природного ландшафта Понта и Пафлагонии было обилие крепостей и цитаделей с разветвленной системой дорог и въездов на акрополь. Поэтому поклонение божеству, которое обеспечивало их сохранность, а значит и защиту всей крепости и ее гарнизона, было важной функцией в представлении местных жителей и воинов.

Т.Митфорд объясняет происхождение культа бога Пилона исключительно греческой традицией, отвергая его связь с богами, почитавшимися в Северо-Западной Анатолии во II тыс. до н.э. Действительно, имя бога и соответствующая эпиклеса Зевса встречаются только в греческих надписях римского времени, когда большая часть божеств в Малой Азии обрела греческие черты. Но в эллинских культах могли сохраняться древние архаические представления, навеянные хеттскими, урартскими и ассирийскими традициями, когда местное население почитало духов и богов-охранителей зданий, дворцов, храмов, крепостей, городов.

Разбирая происхождение популярного в Анатолии культа бога Мена Асканея, А.Ван Хеперен-Пурбэ указывает, что это местный анатолийский эпитет, который образован от анатолийско-лувийского aska-wani/wana, где aska — «ворота», «двери», а само слово означало «привратник», «житель ворот». Этот термин превратился в греч. ἀσκάηνος (ἄσκηνος) — анатолийский эпитет Мена.

Как и Зевс, Мен изображался в образе всадника, олицетворял бессмертие, т.е. новую жизнь после смерти, поэтому как «привратник» или «житель ворот» ассоциировался с богами, открывавшими перед входящими в Аид чертоги нового бытия. Мена почитали и в образе конного Митры, который отождествлялся с популярным в Малой Азии конным Зевсом. Ирано- и фракоязычное население Анатолии (и не только ее) отождествляло умерших с конным божеством, на что указывает обычай героизации умерших на надгробных памятниках и ритуальных предметах из курганных погребений.

Конный бог в так называемой «сцене инвеституры» олицетворял не только приобщение к высшей власти богом, но и обожествление, желание предстать бессмертным. А этого можно было достичь путем отождествления себя с богом, обладавшим высшей божественной волей. Таковую, по мнению эллинизованных варваров и греков, мог дать в основном Зевс, покровитель царской власти и владыка бессмертных олимпийских богов и героев.

Поскольку бог-покровитель и охранитель ворот в Восточном Понте был связан с почитанием Зевса Пилея (Пилона), а тот как бог-защитник близок Митре и Мену — «охранителям», олицетворявшим бессмертие, то можно предположить, что в основе сближения Зевса и Мена в Понте лежало местное анатолийское божество, связанное с почитанием ворот и их защитой. Однако, как и в других случаях с Зевсом, местные традиции в культе Пилона были вытеснены более мощной официальной пропагандой греческого культа в царстве Понт с III в. до н.э., усилившейся при Митридате Евпаторе.

Первые Митридатиды использовали Зевса как верховного бога греков для создания царского культа. При Митридате VI он, как Аполлон и Дионис, стал символом могущества Понта и его правителя. Их культы должны были сплотить греков и эллинизованное население Малой Азии вокруг царя и его божественных покровителей для борьбы с римлянами. Об этом свидетельствуют монеты малоазийскихClip (400x196, 21Kb) городов, которые признали власть Митридата Евпатора — Нового Диониса и Александра Великого — после его побед в 89-86 гг. до н.э. На монетах городов Мисии и Фригии, в частности Аббаеты, Поймакены, Аполлонии, запечатлена голова Зевса и молнии, в городе Табы в Карии и фригийской Апамее можно увидеть голову Зевса и звезды Диоскуров.

В римскую эпоху культ Зевса в Понте, как и во многих регионах Средиземноморья и Причерноморья, эволюционировал в сторону почитания его как Ζεύς Ὕψιστος (Высочайший) или Θεός Ὕψιστος. Культ Зевса Высочайшего засвидетельствован в надписи из Себастополиса, причем в некоторых надписях он именуетсяz_azg (700x328, 49Kb) Ὕψιστος Σωτήρ (Спаситель).

В Эбеми некто Стратоник сделал посвящение Богу Высочайшему за спасение от великих опасностей, а в других городах, в частности в Синопе, засвидетельствованы посвящения [Θεώι] Ὑψίστων, Θεώι ἀθανάτωι, Θεώι Μεγάληι Ὑψίστωι. Это соответствовало идеологии римлян, в восточных провинциях империи удачно в своих интересах использовавших образ и традиционные функции Зевса как верховного бога греков для возвеличивания власти. Поэтому в римской провинции Вифиния-Понт стал официально почитаться бог Юпитер Optimus Maximus Augustus.

В соседней с Понтом Каппадокии, в Моримене, находился храм Зевса Венасийского (по названию города Венасы). Он обладал обширной храмовой землей и 3000 храмовых рабов, которыми управлял пожизненный жрец — глава этого храма. В Каппадокийской Комане, где обнаружен алтарь с посвящением Δνι Ὀλυβρει κε Ἐπηκό[ω], Зевс имел эпитеты Олибрейского и Внемлющего, как в Галатии и Киликии, где они олицетворяли местное божество. Так что даже в тех областях Восточной Анатолии, где проживало наиболее иранизованное население и большее распространение получили иранские божества, Зевса воспринимали в качестве покровителя и защитника области, города, общины и племени. При этом он постепенно вытеснял из пантеона местные божества или прочно ассоциировался с ними.

Культ греческого Зевса с эпохи эллинизма настолько прочно внедрился в сознание населения Понта, Пафлагонии и Каппадокии, что даже римские власти не смогли полностью избавиться от некоторых его «митридатовских» черт. Они лишь слегка видоизменили форму его культа, внедрив в сознание населения его образ как Никефора, т.е. дарующего победу (как в культах Зевса Стратия и Митры). В этой функции его изображали на римских монетах Зелы и Амасии — главных центрах почитания Зевса Воителя при Митридатидах, а в Никополе, основанном Помпеем в ознаменование побед над Митридатом Евпатором, возвели ему храм, который посвятили богине победы Нике-Виктории. Живучесть эллинского Зевса в религиозном сознании населения Понта привела к тому, что этот верховный бог стал ассоциироваться с Гелиосом, Сераписом, Гермесом, Митрой, Асклепием, Посейдоном, Дионисом, Аттисом, Меном, так как его культ как Стратия и Стратега, т.е. греческого бога-воителя и просто воина, став официальным в царстве Понт, вобрал в себя функции божеств света, избавления и спасения, защиты и покровительства плодородию. Близость его местным анатолийским богам с похожими чертами заставила понтийских царей выбрать его в качестве покровителя династии и олицетворения войска и военных побед. При этом греческие традиции культа выдвинулись на первое место, а сходство с иранскими богами Ахура-Маздой, Митрой, Оманом, Анадатом, Фарнавасом отошло на второй план.

_______________________________

Метки:  


Процитировано 1 раз
Понравилось: 1 пользователю

МЕМФИССКИЙ БОГОСЛОВСКИЙ ТРАКТАТ

Вторник, 24 Июня 2014 г. 12:26 + в цитатник
Дж. Уилсон
О МЕМФИССКОМ БОГОСЛОВСКОМ ТРАКТАТЕ



В отличие от других текстов о творении, которые более чётко выражались в физических терминах (бог отделял небо от земли или порождал воздух и влагу), в этом тексте творение выражается в философских терминах в той мере, в какой египтянин был вообще на это способен: мысль, посетившая сердце бога, и произнесение повеления, воплощающего эту мысль в реальность. Такое творение при помощи мысленного представления и словесного произнесения имеет эмпирические корни в человеческой жизни: власть правителя — создавать посредством повеления. Но только использование физических терминов, таких, как «сердце» для обозначения мысли и «язык» для обозначения приказания, связывает «Мемфисский богословский трактат» с более земными текстами. Здесь, как указывает профессор Брестед, мы вплотную подходим к подоплёке учения о Логосе в Новом Завете: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».¹
_____________________________
[1] Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ Λόγος, καὶ ὁ Λόγος ἦν πρὸς τὸν Θεόν, καὶ Θεὸς ἦν ὁ Λόγος.


Прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению этого трудного текста, вспомним уже известные нам факторы, которые помогут при интерпретации текста. Прежде всего, мемфисский текст использует мифы о творении: рождение Атума из Нун, первобытных вод, и создание Атумом Девятерицы богов. Автор мемфисского текста знает, что это — наиболее распространённые концепции. Вместо того чтобы отбросить их как конкурирующие, он стремится включить их в более высокую философию, использовать, подчеркнув их принадлежность более высокой системе.

Эта более высокая система использует замысел как порождение разумом идеи и осуществление через произнесение созидательного приказа с помощью речи. Мысль и речь — древние атрибуты власти в Египте, олицетворённые в ранней литературе как божества. Обычно они встречаются в виде пары связанных между собой атрибутов бога солнца: Ху, «повелительное высказывание», речь, столь действенная, что способна созидать, творить, и Сиа, «познание», мысленное осознание ситуации, предмета, представления; Ху и Сиа были атрибутами руководящей власти.

В Текстах Пирамид правящий бог покидает свой храм и передаёт свои функции усопшему царю, так как покойный «завладел он Ху, овладел он Сиа». В мемфисском тексте эти два атрибута власти даны в материальных терминах: сердце — орган, в котором мысль зарождается, язык — орган, который эту рожденную мысль превращает в чувственную реальность. Всё это приписывается деятельности мемфисского бога Птаха, который сам есть мысль и речь в каждом сердце и на каждом языке. Он, таким образом, был первым созидательным началом, каковым является и теперь.

Интересующий нас отрывок текста начинается с того, что Птах приравнивается к Нун, первобытным водам, из которых возник Атум, обычно считающийся богом-творцом. Это само по себе делает Птаха предшественником бога солнца, и этот приоритет изредка упоминается в других текстах, но в нашем тексте он не просто подразумевается: делается подробное описание того, каким образом Птах породил Атума. «Птах, великий; он — сердце и язык Девятки богов... который зачал богов... замыслилось в сердце и воплотилось на языке [задуманное] в образе Атума».

Так задуман и сотворён Атум. Из ничего возникла идея Атума, бога-творца. Идея «возникла в сердце» божественного мира; этим сердцем или разумом был сам Птах; затем идея «возникла на языке» божественного мира; этим языком или речью был сам Птах. Египтянин пользуется красочными, вещественными образами, его речь эллиптична: «образ Атума возник в сердце и возник на языке», но это никак не поясняется. В самих этих терминах уже заключено представление о мысли и рождении.

Но созидательная сила Птаха не иссякает после того, как порождён традиционный бог-творец. «Велик и могуч Птах, который вселил [силу во всех богов], равным образом и в их души, посредством этого [действия] сердца и этого [действия] языка». Творческое начало не угасает и с появлением богов. «Случилось, что сердце и язык управляют [всеми] членами [тела] посредством учения, что он [Птах] — в каждом теле [в виде сердца] и в каждых устах [в виде языка], всех богов и всех людей, и [всех] животных, всех гадов и всего [что ни есть] живого, посредством его [Птаха] замысла [в виде сердца] и приказания [в виде языка] всего того, что он желает». Другими словами, перед нами не единичное чудо рождения и словесного выражения мысли. Те же созидательные принципы, чьё действие в первобытных водах породило Атума, действуют и сейчас. Всюду, где присутствуют мысль и повеление, творит Птах.

Текст даже подчеркивает существенную разницу между традиционным представлением о творении, когда Атум порождает Шу и Тефнут, и таким актом, при котором Птах назвал Шу и Тефнут и тем самым сотворил их. Зубы и губы Птаха — артикулирующие органы созидательной речи. Как мы говорили выше, по одной из версий мифа об Атуме, Шу и Тефнут — продукты семяизвержения бога-творца. Таким образом зубы и губы Птаха ставятся в параллель с семенем и руками Атума. С точки зрения современных понятий действия Птаха носят более возвышенный характер. Но это ещё не значит, что древний автор хотел принизить более материальную версию. Может быть, он просто проводит аналогию между двумя версиями одного и того же мифа, когда говорит: «Девятка Атума возникла из его семени, [исторгнутого] перстами его; но Девятка Птаха суть зубы и губы в этих устах, которые произнесли имя всего, и [таким образом] Шу и Тефнут вышли из них (т.е. уст)». Мы уже видели, каким образом произнесение имени есть само по себе акт творения.

Далее текст подробно анализирует результаты деятельности мыслящего сердца и созидающего языка, не добавляя при этом ничего существенно нового. Он поясняет механическую связь различных чувств с сердцем и языком, говоря, что назначение зрения, слуха и обоняния передавать информацию сердцу. На основе этой чувственной информации сердце испускает «всё, что завершено», т.е. каждую образовавшуюся мысль, а затем «это язык — то, что возвещает то, что измысливает сердце».

Затем текст очерчивает пределы действия силы Птаха, т.е. языка и сердца. Так были рождены боги, так возник божественный порядок, так были созданы принципы существования, от которых зависело снабжение человечества пищей и запасами, так было создано различие между добром и злом, так были созданы искусства, ремёсла и все виды человеческой деятельности, так Птах создал провинции и города и определил всем местным божествам подобающие им места. И наконец: «Так было установлено и понято, что его (Птаха) мощь более мощи [других] богов. И вот Птах отдохнул после того, как создал всё, и божественный порядок равным образом». По общему признанию, слово «отдохнул» вводит параллель к рассказу Книги Бытия о том, как на седьмой день Бог отдыхал. Перевод «отдыхал» оправдан, но, может быть, будет безопаснее передать это место так: «И вот Птах был удовлетворён после того, как он всё сделал».

Ясно, что в тексте заключена некая особая претензия, попытка новомодной теологии утвердиться в качестве национальной и универсальной в противовес старым, традиционным взглядам. Это явствует из только что приведённой цитаты, которую можно перефразировать так: по этим причинам все разумно мыслящие люди пришли к заключению, что Птах — могущественнейший из богов. Несомненно, в тексте заключен именно этот специфический смысл, однако сам по себе этот факт не должен нас особенно занимать. Как мы уже сказали, «Мемфисский богословский трактат» ставит перед собой задачу не победить и уничтожить гелиопольскую теологию, а победить и ассимилировать её. И в конце концов нас больше интересует возможность существования развитой спекулятивной мысли в том виде, как она дана в тексте, нежели любая полемика между двумя крупными храмами.

_______________________________

Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

ГОР & ОСИРИС

Четверг, 19 Июня 2014 г. 21:49 + в цитатник
Васильева О.А.
«ПОТЕРЯННЫЙ РЕБЕНОК» ИСИДЫ



В текстах ряда позднеантичных и христианских авторов, упоминающих миф об Исиде и Осирисе, говорится о том, что Исида отправилась на поиски своего ребенка. Дитя это именуется или Харпократом (Cassiod. Var. V. 17; Hyg. Fab. 277), или Осирисом (Etym. Magn. s.v. Κόπτος; Min. Fel. Oct. 21. 1-2; Lact. Div. inst. I. 17, 20; Ael. Nat. anim. X. 45; Euseb. Praep. ev. III. 51). Арнобий не уточняет имя ребенка, но говорит, что Исида потеряла сына и у нее погиб муж (Arnob. Adv. nat. I. 36). В основном все авторы сообщают о потере и нахождении ребенка, и только в Большом этимологике сказано о том, что сын Исиды (он же — Осирис) был растерзан. Все это произошло в городе Коптосе, который и назван был так якобы потому, что Исида в знак траура обрезала там себе волосы (κόπτω — «обрезать»).¹ В данном случае очевидно, что перед нами смешение двух сюжетов: одного, связанного с убийством Осириса и поисками его тела, и второго, связанного с Исидой и Хором. Возникает вопрос, почему поздние авторы путают Хора и Осириса, при том, что мотив и печальный повод для поисков сохранился.
_______________________________
[1] Κοπτός ἡ Копт (город в Египте) Luc.
Κοπτώ ἡ Plut. = Κοπτός
κόπτω (fut. κόψω; эп. part. pf. 2 κεκοπώς; pass.: aor. 2 ἐκόπην, pf. κέκομμαι)
1) ударять, бить (τινὰ ἀμφὴ κάρη χερσί, τινὰ παρήϊον Hom.);
2) med. (с биением себя в грудь) горько оплакивать;
3) толкать, по(д)гонять;
4) чеканить;
5) ковать;
6) стучать(ся);
7) толочь, дробить, разбивать;
8) расшибать;
9) (о лошади) трясти, утомлять тряской;
10) ранить, разить, поражать;
11) (о змее) кусать;
12) бить клювом, клевать;
13) (о рыбах) ловить ртом, клевать;
14) ловить добычу, охотиться;
15) убивать, умерщвлять;
16) убивать на мясо, зарезывать;
17) отсекать, отрубать, срезывать; ex. (χεῖρας καὴ πόδας, κεφαλέν ἀπὸ δειρῆς Hom.; κύπερος κεκομμένος Her.)
18) разорять, опустошать;
19) наносить пробоины, повреждать;
20) мучить, донимать, утомлять;
21) волновать.


В трактате Плутарха есть весьма интересный эпизод, для нашей темы совершенно как будто посторонний, однако при ближайшем рассмотрении, имеющий прямое отношение к сюжету о пропавшем ребенке. Плутарх рассказывает о супружеской измене Осириса с сестрой Исиды Нефтидой, женой Сета. От этого союза родился ребенок, который в тексте Плутарха именуется Анубисом. Причем, что интересно, этого младенца, которого Нефтида из страха перед Сетом покинула, Исида искала при помощи собак. Здесь следует обратить внимание на два момента. Во-первых, на появление мотива поиска при помощи собак (который встречается неоднократно и в других античных источниках) повлияла иконография самого Анубиса, изображавшегося в виде шакала или дикой собаки. Плутарх совершенно справедливо замечает, что Анубис сторожит богов, как собаки людей, а Диодор называет Анубиса «телохранителем свиты Исиды и Осириса». У Прокла уточняется, что Анубис — «страж Осириса».

Согласно египетской традиции, в поисках тела Осириса, Исиде и Нефтиде помогал Анубис; об этом же, кстати, говорится и в текстах некоторых позднеантичных авторов. Во-вторых, любопытна генеалогия Анубиса. В древнеегипетской мифологии иногда родителями Анубиса выступают Осирис и Исида. В некоторых магических папирусах Анубис называется также сыном Осириса, однако «сыном Осириса» Анубис мог именоваться и в чисто погребальном контексте. Следует отметить, что Нефтида, бесплодная супруга Сета, является в осирическом мифе некоей добавочной фигурой, парной плакальщицей к Исиде, и, таким образом, предстает своего рода «двойником» Исиды. Более того, как показывает эпизод из недавно опубликованного папируса XXVI династии, она могла считаться также женой Осириса (P.Brooklyn 47. 218. 84). В таком случае Анубис и здесь может восприниматься как сын обеих богинь — Исиды и Нефтиды.

Вышеназванный эпизод с двойным адюльтером и поисками младенца у Плутарха является, скорее всего, одним из вариантов какого-нибудь местного предания, наподобие тех историй, что сообщаются в папирусеClip (700x273, 28Kb) Жумильяк. Там, в частности, Анубис отождествляется с Хором-Харпократом, среди образов Хора известен также пес Исдес, один из многочисленных союзников Анубиса (P.Jum. VI. 2-8; XV. 16-22). Характерное для 18-го верхнеегипетского нома отождествление с Хором Анубиса, Упуата и других «собакообразных» божеств вполне может вписаться в контекст истории, описанной у Плутарха. Все эти божества именовались «сыновьями Осириса», и все они могли принимать образ собаки-шакала.² Стоит обратить внимание, что и сам Осирис в Абидосе, как и Хентиаментиу, возможно, имел облик шакала и лишь потом, для удобства отождествления с царем, принял антропоморфную форму.
_______________________________
[2] В «Памятнике мемфисской теологии» Геб о Хоре говорит следующее: «Сын сына моего, Хор, волк Верхнего Египта… перворожденный Хор Открывающий Пути… сын, который был рожден… в день рождения Открывающего Пути».

Как первого ребенка, «открывшего утробу» своей матери Исиды, Геб отождествляет Хора с богом Упуаутом, чье имя переводится как «Открывающий Пути», и кто изображается в образе волка.

С другой стороны, Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» повествует: «когда в древности, как гласит предание, Исида с маленьким Гором намеревалась вступить в борьбу с Тифоном, то жене и сыну помог из царства мертвых Осирис, приняв облик волка; после того как Тифон был убит, они, став владыками, повелели почитать то животное, приняв облик которого удалось одержать победу».


По мнению X.Грессманна, в истории с Анубисом у Плутарха происходит удвоение мотива поисков, т.е. в первый раз ищут Осириса, во второй — Анубиса, который, как мы видели, вполне может быть и Хором, сыном Исиды и Осириса. Эпизод в трактате Плутарха принадлежит к одному из многочисленных «вульгарных», или «народных», версий мифа, которые бытовали в устных преданиях и были записаны в свое время Манефоном или Гекатеем. Скорее всего, именно к этим авторам следует возводить традицию сюжетов, связанных с собакой или собаками, а также поисками некоего младенца. Все это вписывается в контекст осирического мифа. Так, Элиан, рассказывая о повадках собаки, контаминирует в своем изложении два мотива. Сперва он пишет, что собаки помогали Исиде в поисках Осириса, они вынюхивали следы и отгоняли диких зверей. Это явная компиляция из повествования Диодора. При этом у Элиана неожиданно проскальзывает сообщение, что ищут они… ребенка. Этот последний, следовательно, отождествляется с Осирисом. Аналогичное отождествление повторяется у Минуция Феликса. Он сообщает о египетской традиции поисков Исидой Осириса при помощи Кинокефала (т.е. Анубиса, которого античные авторы называли «собакоголовым»), но Осирис становится у него не мужем Исиды, а ее сыном-младенцем.

Как считает Л.Брико, именно текст Минуция Феликса положил начало путанице образов Осириса и Хора, которая встречается в текстах позднеантичных авторов, хотя собственно мотив поисков тела берет начало в египетской древности. Однако с этим можно не вполне согласиться. Скорее всего, истоки путаницы следует искать не у Минуция Феликса, а у гораздо более ранних авторов. Очевидно лишь одно — это не традиция Плутарха или Манефона, потому что у него нигде мы не находим смешения Хора и Осириса в образе ребенка.

Следует обратить, однако, внимание на одну немаловажную деталь в сообщении того же Минуция Феликса: он говорит о мальчике Осирисе в связи с мистериями. У многих авторов мотив поиска и нахождения считается сущностью так называемых «мистерий Исиды», стало быть, центральной частью мифа об Осирисе. Многие передают возглас в мистериях «εὑρήκαμεν, συγχαίρομεν», т.е. «Мы нашли, возрадуемся!» (Athenag. Suppl. 22. 5; Firm. Mat. De err. II. 9; Theoph. Ad Autol. I. 9; Sen. Apoc. 13; Sen. De sacr. ap Serv. Aen. VI. 154; cp. Plut. DIO. 39, 366D-F), который в принципе должен означать нахождение тела Осириса (или его последней части). Многие античные и христианские авторы хорошо были осведомлены о том, что в египетских мистериях кого-то убивали или кто-то пропадал и кого-то находили, но при этом не всегда были точно уверены, кого именно.

Н.Холли отмечает, что традиция «нахождения ребенка» может быть поздним развитием мифа под влиянием «дионисийского или вавилоно-персидского культа», причем она восходит к изначальному кульминационному моменту осирического ритуала, затем ставшей локальной традицией и оторвавшейся от основного сюжета. Именно этот вариант, по мнению Холли, и нашел отражение в описании исидических мистерий у Минуция Феликса, где главные действующие лица — мать и сын.³
_______________________________
[3] H.Холли связывает этот ритуал с распространенными греческими сказаниями о нахождении в воде (или в море) сундука, в котором заключены мать и ребенок (но возможно и отсутствие матери).


Конечно, и в древности поиск Осириса и его нахождение играли центральную роль в драматических представлениях как в древних абидосских мистериях, так и в позднеегипетских празднествах месяца хойак. Ощутимые отголоски повествования о скитаниях Деметры в поисках Персефоны есть в рассказе Плутарха о скорбных странствованиях Исиды в поисках Осириса. Лактанций прямо говорит о сходстве двух мифов, обращая внимание на то, что Деметра искала потерянную дочь Персефону, а Исида — своего сына Осириса. Г.Михаилидэс подчеркивает, что среди скорбящих богинь, оплакивающих убитого супруга (Адониса, Аттиса, Таммуза), Исида занимает особое место, ее скорбь очень трогательна и близка горю Деметры.

Примечательно, что в отождествлении с этой греческой богиней Исида сохраняет свой исконно египетский образ любящей и заботливой матери. Возможно, что это в какой-то мере приводит к стиранию границ между образами двух близких Исиде мужских персонажей — Осириса и Хора. Роль Исиды в древнем Египте как плакальщицы над телом своего мужа была если и не забыта античными авторами, то отодвинута на второй план. Остался ее образ защитницы, спасительницы, одинаково применимый как к мужу, так и к сыну. В аллегорической натурфилософской интерпретации неоплатоника Порфирия, которому дословно следует Евсевий, Осирис является одновременно мужем, братом и сыном Исиды, потому что она — плодородная и все порождающая земля (Euseb. Praep. ev III. 11. 49-51).

Как известно, с догеродотовского времени Осирис отождествлялся с Дионисом. Однако античная традиция различала нескольких Дионисов: их было три (Philod. De piet. XLIV, pag. 16), четыре (Cic. De nat. deor. III. 58; J. Lyd. De mens. IV. 51) или даже пять (Diod. III. 62. 2-8). Согласно древней критской легенде, сын Зевса, отрок Загрей («первый Дионис»), был растерзан на 7 частей титанами (Diod. III. 62; Paus. VIII. 37. 5; Procl. Tim. II. 145. 18-146. 22; 197. 24; XI. 198. 1; In Parm. 130b, 808. 25; Etym. Magn. s.v. Ζαγρέυς, Tzetz. Lye. 208). Один из наиболее полных вариантов этого мифа сообщает Фирмик Матерн, у которого Загрей назван Либером. По традиции Загрей считался сыном то Семелы (Diod. I. 23. 1-6; Hyg. Fab. 167), то Персефоны (Nonn. Dion. V. 156-173; Etym. Magn. s.v. Ζαγρέυς; Hyg. Fab. 155; Athenag. Suppl. 20; Tat. Adv. Greac. 87), то Деметры (Diod. III. 62. 6-8). Титаны, растерзавшие младенца Диониса, сварили и пожрали его останки, а сердце сохранила Афина. Диодор Сицилийский в одном и том же тексте приводит две различные версии рождения «второго Диониса»: он не только сын Зевса и Семелы, но также сын Зевса от Ио, дочери Инаха (будучи дважды рожденным, или возрожденным).

В силу давней традиции отождествления Ио с Исидой Осирис косвенным образом превращается здесь в сына Исиды. Миф об Ио соединяется с историей Исиды у Аполлодора, когда он рассказывает, что Ио-Исида родила от Зевса в Египте Эпафа, которого по приказанию Геры спрятали куреты, и тогда Ио отправилась на поиски сына (Apollod. II. 1.3-9). В одном орфическом гимне Исида называется матерью Диониса (который, впрочем, необязательно здесь тождествен Осирису), и там же Миса (Кора орфиков) названа дочерью Исиды (Hymn. orph. XLII. 8-9). Интересно, что в Афинах почитались элевсинские божества — Деметра, Кора-Персефона и Иакх-Дионис. В императорском Риме был храм, посвященный Церере и ее детям Либеру и Либере. Под Либером у римлян подразумевался Иакх-Дионис, еще одна ипостась Диониса, сын Зевса и Деметры (Diod. III. 62. 2-28).

Плутарх в свое время сопоставлял мистерии, связанные с культом Загрея, и египетские таинства, посвященные Осирису, на основании мотива страданий и растерзания бога. Надо сказать, что такое основание для отождествления Осириса и Диониса встречается далеко не столь часто, как это могло бы показаться. О растерзании Осириса сообщают многие античные авторы, однако при этом практически никто не проводит параллели с Дионисом-Загреем. Следует особенно подчеркнуть, что Плутарх сближает Осириса и Загрея еще и на основании хтоничности обоих божеств, причастности их к загробному миру.

Диодор, как и Геродот в свое время, отождествлял Диониса и Осириса как богов плодородия и мужской силы. В одной из книг «Исторической библиотеки» он называет Приапом Осириса (в его ипостаси Диониса) и сообщает о том, что его растерзали титаны. В другом месте Диодор уже рассказывал о том, что убийцы расчленили тело Осириса, но там речь шла о заговорщиках Тифона. Мы подробно остановились на этом моменте только затем, чтобы показать, насколько по-разному Диодор вкрапляет мотивы мифа о Загрее в канву истории Осириса. В основном изложении мифа Диодор неожиданно пишет о том, что титаны убили… Хора (Diod. I. 25. 6). Исида, обнаружив его, воскресила при помощи лекарства бессмертия. В данном случае образ Загрея соединяется, очевидно, не с Осирисом, а с Хором. Итак, в двух сообщениях Диодора мы видим сюжеты, связанные единым мотивом — убийством от рук титанов, но двух разных персонажей, Хора и Осириса.

В основе подобной контаминации, очевидно, лежит специфика легенды о Дионисе-Загрее, который был так же коварно убит и растерзан, как и Осирис, но в то же время был ребенком, как и маленький Хор, сын Исиды. Эпизод с убийством Хора следует признать уникальным, он не встречается в египетской традиции, где Исида всегда воскрешает только Осириса, но не Хора (Хора она исцеляет). Наиболее близкая параллель в данном случае — это рассказ папируса Жумильяк (P. Jum. XIII. 5-10), где корова Хесат (= Исида) возрождает растерзанного Анти (= Хора), обмазав его специальной мазью из своего молока. Мотивы смертельной угрозы Хору присутствуют в тексте магического заклинания, записанного на так называемой «Стеле Меттерниха». Согласно этой традиции, после гибели Осириса Исида скрывалась вместе со своим сыном в болотах Дельты, и однажды Хор был смертельно ужален скорпионом, но затем исцелен по мольбе Исиды богом Тотом. Существует целая серия египетских магических текстов, где рассказывается об исцелении маленького Хора Исидой («циппи Хора»).

Что касается египетской традиции, то в ней образы Осириса и Хора не путались, но были тесно связаны. Царь отождествлялся с Хором, умерший царь становился Осирисом, уступая место приемнику, т.е. новому Хору. Это древнейшее представление отражено, в частности, в Текстах пирамид (Pyr. § 600: «Хор сущий в отце своем Осирисе»…). Возрожденный Осирис, следовательно, продолжает жить в своем сыне.

«26-й день [месяца Хойяк] ознаменовывался другой процессией Сокара, которая двигалась к могиле погребенного в земле бога [Осириса] в знак победы Хора над Сетхом, и его законной интронизации на престоле умершего отца. Во время ритуала Хор отождествляется со своим отцом. А потому это еще и триумф самого Осириса, одновременно проявленного в сыне и лежащего в шетаит⁴ в центре ладьи Сокара Хену, над своими врагами: "Владыка в Верхний Джедду пришел, поверг он неверных".» (В.Солкин «Мемфис: ступени к спасению»).
__________________________
[4] štȝjt — ковчег-саркофаг увенчанный головой сокола, внутри которого скрыто тело Осириса — источник новой жизни, переродившейся посредством пребывания в земле. Также шетаит упоминается как место погребения Осириса под защитой Сокара; так назывались его гробницы, расположенные в различных номах, которые сегодня называют «осирийонами»: «О ты, чье тело скрыто в великом святилище шетаит в Гелиополе», — гласит текст папируса Бремнер-Ринд, обращенный к Осирису.

Главная сложность заключалась в том, что в египетской мифологии существовало множество форм Хора, и античные авторы, разумеется, не могли в этом разобраться, ибо подходили к предмету с точки зрения формальной логики. Это хорошо отразилось в изложении Плутарха, который, компилируя Манефона, зафиксировал эту традицию, но сам явно запутался, и потому получилось, что у него в мифе об Осирисе действуют по меньшей мере два Хора (Plut. DIO. 12. 355F; 19, 358D; ср. 65, 377В). Интересно обратить внимание на образ бога Мина Коптосского, имевшего эпитет Камутеф (kȝ-mwt.f — «Бык своей матери»), чьей матерью и супругой считалась, начиная с эпохи Среднего царства, Исида. Мин отождествлялся с Хором Старшим, и, таким образом, Исида в Коптосе являлась одновременно и матерью, и женой Мина-Хора. В Ассиуте Исида при боге Упуате также почиталась как «мать бога». В Книге мертвых четверо «сыновей Хора» считаются детьми Хора Старшего и Исиды. Во всех перечисленных случаях роли Исиды как матери и жены совмещаются. Аналогичный мотив можно встретить в «Сказке о двух братьях», когда жена Баты в итоге становится и его матерью.

Известно, что с ростом популярности культа Исиды в греко-римскую эпоху образ этой богини практически полностью затмевает образ Осириса. Исида становится вселенской богиней, рядом с которой основную роль играет уже не ее супруг, а сын, маленький Хор. Поэтому неудивительно, что в римское время особенно возрастает популярность культа (Харпократа, младенца Хора). По замечанию М.Нильсона, в эллинистическую эпоху, в отличие от предшествующего периода, дети играли весьма значительную роль в дионисийских мистериях, и было принято с малолетства посвящать их в дионисийские обряды. Не исключено, как замечает Дж. Гриффитс, что этот обычай раннего посвящения был заимствован затем исидической обрядностью.

В глубокой древности Исида, не связанная еще с осирическим циклом, почиталась как богиня Дельты, которая родила сына в зарослях папируса без помощи мужа. Все свидетельствует о том, что в процессе эллинизации Исида вобрала в себя функции многих богинь как греческого, так и египетского пантеона, но доминирующим элементом этих функций оставался изначальный, материнский. Таким образом, в греко-римское время снова на первый план выходят основные функции Исиды как матери и защитницы (в том числе и в качестве волшебницы). Поэтому, как отмечает Г.Михаилидэс, неудивительно, что античные авторы путают Хора и Осириса. Ведь Исида была тесно связана и с тем, и с другим, являя образец верной жены и доброй матери. Теперь становится понятно, почему мог появиться эпизод с потерянным ребенком Исиды в текстах позднеантичных авторов.

Смешение образов Осириса и Хора могло произойти только в античной традиции благодаря мотиву страдания и (угрозы) гибели. Предпосылкой к этому стало возрастающее значение образа Исиды, скорбящей не только о муже, но и о сыне. Решающее влияние на формирование мотива оказали очень значимые сюжетные линии греческой мифологии, которые сопоставлялись с мифом об Осирисе. В эпизоде с «потерянным ребенком» в результате «греческой интерпретации» образов Хора и Осириса совместились несколько сюжетных линий египетской и греческой мифологий: растерзание мальчика Загрея, убийство Осириса и смертельная рана маленького Хора, а также поиски украденной дочери (Персефоны) и пропавшего мужа (Осириса).

На смешение образов Хора и Осириса повлияли некоторые мифологические параллели в рамках греко-египетского синкретизма, основанные на отождествлении Осириса с Дионисом и Исиды с Деметрой. Примечательно, что мотивы поиска ребенка и его растерзания (убийства) соединяются только в сообщении Большого этимологика. Другие авторы тоже смешивают Осириса и Хора, на основании мотива поиска. В этом видна традиция Диодора, который смешивает образы Осириса и Хора именно на основания мотива убийства (растерзания). Дж. Гриффитс отмечает, что, скорее всего, это путаница, внесенная самим Диодором, хотя эпизод имеет параллель со 113-й главой Книги мертвых. При этом следует отметить, что Большой этимологик вносит существенную деталь, отсутствующую у Диодора, а именно, что Осирис — он же Хор — это ребенок, которого ищут. Однако в целом верно, что убийство Осириса и несчастье с Хором могли вполне путаться у античных авторов, начиная, возможно, с Гекатея. Эта дионисийская традиция, судя по всему, была заимствована Диодором.

_______________________________

АНУБИС СЫН ОСИРИСА

Рак И.В. Египетская мифология. Анубис против Сета
(Изложено по «Папирусу Жумильяк», конец I в. до н.э.)

При жизни Осириса его свиту возглавлял добрый бог Имахуэманх — с головой сокола, вооруженный двумя огромными, остро отточенными ножами. Ему подчинялся бог Джесертеп, защитник Осириса. Упуаут и Анубис были верными друзьями Имахуэманха и Джесертепа.

После гибели Осириса вся четвёрка вступила в непримиримую борьбу с Сетом.

Однажды Джесертеп следил за главой сообщников Сета — Демибом, который рыскал по болотам Дельты в поисках мумии Осириса: он хотел уничтожить ее. Но, почуяв слежку, Демиб бежал. Тогда четвёрка во главе с Имахуэманхом пустилась в погоню. Демиб был схвачен, и Имахуэманх отрубил ему голову своим острым ножом — так, что Демиб омылся [собственной] кровью.

Сет решил вызволить останки своего друга и предать их погребению. Чтобы его не могли узнать, он принял облик Анубиса и в таком виде проник в болота Дельты. Стражу он миновал беспрепятственно; собрал в мешок разрубленное тело Демиба⁵ и хотел уже было так же незаметно скрыться, но его увидели Анубис и Хор. Они бросились в погоню и настигли Сета. Началось сражение, — и неизвестно, чем бы оно закончилось, если б на помощь Анубису и Хору не подоспел Тот. Бог мудрости и колдовства произнёс магическое заклинание и поверг Сета на землю. Анубис связал Сету руки и ноги и поместил под Осирисом как сиденье. Затем Исида расчленила Сета, вонзив свои зубы в спину его.

<…>
И сказал Ра: <…> «Пусть будет предназначен [Осирису] Сет как сиденье. Воистину [пусть будет так] из-за зла, какое он причинил телу Осириса».
_______________________________
[5] Интерпретация автора. В оригинале: «(разоблаченный Сет) бежал <…> захватив божественные останки», т.е. останки Осириса.


* * *

В другой раз черный пес Исдес распознал Сета по злу, которое тот совершил. Но ему [Сету] удалось бежать в пустыню. Анубис, Исдес и Хор кинулись в погоню и настигли Сета и его сообщников. Начался бой. Исдес убил [всех], не пощадив никого.

После битвы боги присели отдохнуть, но тут Исдес заметил [божественные] соки тела [Осириса] над ними. Хор тотчас собрал эти соки в сосуды, и боги захоронили их в склепе на той самой горе, где был убит Сет. У входа в склеп поставили стража — огнедышащего змея.

Но пока боги совершали похоронный ритуал, Сет воскрес, превратился в пантеру⁶ и бежал. Анубис бросился в погоню, разыскал Сета и с помощью Тота поверг его на землю.

Связанного Сета было решено предать мучительной казни. Боги развели костер и сожгли [Сета] в огне с головы до ног со всем его телом. Запах жира достиг небес <…> и был он приятен Ра и богам.

После казни Анубис, содранную шкуру Сета,⁶ надел на себя. Затем он отправился в святилище Осириса и каленым железом выжег на шкуре Сета свой знак.

Узнав о том, что их предводитель убит, исчадия мрака и тьмы собрали огромную армию, вооружились и выступили в поход — выручать своего владыку. Анубис решил отразить натиск в одиночку. Одним взмахом ножа он отрубил головы всем воинам из стана Сета. Кровь злодеев впиталась в землю и превратилась в красный минерал шесаит.
_______________________________
[6] Шкуру леопарда, наброшенную на правое плечо, носили жрецы Анубиса-Имиута.

imj-wt («тот кто в шкуре его») — в египетской мифологии, один из эпитетов Анубиса. Его фетиш — шкура, которую прикрепляли к шесту, вставленному в подставку-сосуд, и помещали в гробницу умершего.


* * *

Как-то раз Сет принес две шкатулки, в которых были два Ока Уджат, спрятал их на скале и, превратившись в гигантского крокодила, улегся рядом со шкатулками — охранять их.

Проведав об этом, Анубис принял облик крылатого змея с ножами вместо перьев и когтей. Из его тела вышло шесть змеев, три — справа от него и три — слева, и они извергали пламя вокруг него. Ночью Анубис-змей пришел на гору, ножом открыл [154] шкатулки, забрал оба Ока Уджат и, бежав с ними, захоронил их в другом месте. И они проросли, став виноградными лозами.

Исида попросила Анубиса построить для нее дворец рядом с захороненными глазами. Анубис выполнил просьбу матери⁷ и Исида поселилась во дворце.

А через некоторое время солнечный бог Ра отдал оба Ока Уджат Анубису, сделав его владыкой Обеих Земель. Радостный ушел <…> Анубис, довольный в сердце своем, что заполучил, наконец, сан отца своего Осириса.
_______________________________
[7] Анубис в этом мифе отождествляется с Хором.



Египетская мифология. Рак И.В.
_______________________________

Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

АБРАКСАС

Воскресенье, 08 Июня 2014 г. 11:53 + в цитатник
С.В. Петров
АБРАКСАС, ИКОНОГРАФИЯ И ЭТИМОЛОГИЯ


Абраксас (греч. Ἀβράξας) или (более ранняя форма) Абрасакс (греч. Ἀβρασάξ) — гностическое космологическое божество, Верховный глава Небес и Эонов, олицетворяющий единство Мирового Времени и Пространства.Clip (352x423, 24Kb)

Не существует единого мнения относительно значения и происхождения имени Абрасакс, но, несомненно, прообразом бога, носившего это имя, ab_ab (450x521, 39Kb)был бог Солнца, и Абрасакс должен был представлять одну из ипостасей Творца мира.

Абраксаса изображали на античных геммах, амулетах, стелах в виде существа с телом человека, головой петуха и змеями вместо ног. В одной руке он держит меч или плеть, в другой — щит. Рядом с именем Абраксас (или вместо него) на амулетах с его изображением, можно видеть и другие имена (ΙΑΩ, ΣΑΒΑΩΘ, ΑΔΩΝΕΟΣ и др.), что говорит о их равноценности и взаимозаменяемости.

Едва ли не самое упоминаемое на геммах имя (наряду с именем Абраксас) — это IAW, солярное верховное божество финикийцев. Солярность Иао подтверждает и Макробий в «Сатурналиях», хотя Иао, в его изложении, это не верховное божество, а щедрое обильными урожаями осеннее солнце:

19. (…) оракулом Аполлона Кларосского солнцу дается также другое имя. В тех самых священных стихах оно называется среди прочего Яо. Ведь Аполлон Кларосский, будучи спрошен, кто из богов должен считаться [тем], которого зовут Яо, так возвестил:

Таинство знающим средство от боли скрыть повелело.
Есть же знанье невелико и слабый умишко.
Ты назначаешь бога Яо быть из всех самым крайним:
В зимнюю пору Аид есть, с весны же началом — тут Зевс,
Летом — Эелиос,¹ осенью уж — Яо роскошный.
___________________________
[1] Ἥλιος, эп. Ἠέλιος ὁ Гелиос бог солнца, сын титана Гипериона и Теи.


Вячеслав Иванов дает другой перевод оракула Аполлона Кларосского. И его вариант гораздо выгодней отличается от интерпретации Макробия, за которым замечено довольно вольное обращение с цитируемыми источниками. Версия В.Иванова определяет Иао как божество стоящее над годом (каким мы его и знаем), а не богом только осеннего солнца.

Вéдущим должно таить утешительных таинств уроки;
С малым обманом простому уму разуменье открыто.
Всех — говорите — превыше богов всемогущий Иао:
В зимнюю стужу Аидом зовут его; вешней порою — Зевсом;
Он — Гелиос летом; а осенью — пышный Адонис…

У гностиков Иао становится непостижимым богом тайны, согласно Иринею, заключающим в себе «семь небесных сфер» (Иао Гебдомай, «Иао Седьмичник»).Clip (588x401, 53Kb)

Любопытно, что подобный эпитет («Седьмичник») был и у Аполлона в Афинах. Само слово ἑβδομαῖος означает «происходящий (или приходящийся) на седьмой день». Поскольку считалось, что Аполлон был рожден в седьмой день месяца (Ἑβδομαγενής), то соответственно ему был посвящен седьмой день каждого месяца, отсюда эпитет Гебдомагет (Ἑβδομαγέτης) — «управитель седьмого дня».

Если, с долей допущения, предположить тождество Иао и Аполлона, то следующим шагом будет установление тождества между Иао и Гором Бехдетским, поскольку греки между Гором и Аполлоном разницы не видели. В орфическом гимне Аполлону, он откровенно описывается как «Солнце, взмывающее на золотых крыльях». Но крылатый солнечный диск — это символ Гора Бехдетского.

О владыка, сын Лето, далеко разящий, могучий Феб,
Всевидящий, владычествующий над смертными и бессмертными,
сын Дня,², взмывающий ввысь на золотых крыльях

(Орфический гимн)
___________________________
[2] сын Дня — т.е. сын Зевса. Здесь отсыл к италийской форме имени Зевса — Divus, которое соотносилось с лат. diu:
diu adv. (арх. dius) днем Man, Ap: neque noctu neque diu Pl — ни ночью, ни днем.
dius, -a, -um (apx. из divus) 1) божественный; 2) поэт. величественный, величавый; 3) прекрасный.


Еще более убедительным доводом можно считать египетские истоки иконографии Абраксаса. Судя по Clip (60x50, 1Kb)Clip (60x50, 1Kb)всему, образ Абраксаса — это видоизмененный образ Гора Бехдетского, который имел вид крылатого солнечного диска с двумя, как бы свисающими, уреями по краям. Петух символизирует утреннее возрождающееся солнце, меч и плеть — символы власти, змеи — богини Нехбет и Уаджит в образе уреев. Кроме того, в петушиный гребень могла эволюционировать красная корона дешрет (dšrt), либо (что более вероятно) двойная корона объединенного Египта, которая для греков потеряла свой сакральный смысл. По крайней мере, иконография Гора, в образе сокола с двойной короной на голове, в Египте была, пожалуй, наиболее распространенной.

Возможный вариант прочтения имени Ἀβρασάξ — «исполненный света» (ἁβρός — «блистательный», σάξις — «наполнение»). Ниже на стелах (в верхней части) — изображение Гора Бехдетского, в виде крылатого солнечного диска с двумя уреями.

Clip (400x596, 71Kb)Clip (457x700, 99Kb)

В поздней античности и в Средневековье изображение этого божества трактовали следующим образом: петух — символ предвидения и бдительности, змеи символизируют внутренние чувства интуиции иabraxas (230x260, 21Kb) озарения. Другие эманации этого божества — Ум, Слово, Мудрость, Сила.

Геммы с изображением Абраксаса находили в Индии, Азии, Египте, частью в Испании, куда они вместе с Василидовым учением были занесены присциллианами. В Средние века Абраксас принимается всеми магическими и алхимическими сектами, геммы с его именем имеют широкое распространение в качестве амулетов.

В системе Василида имя Абраксас имеет мистический смысл, поскольку его имя составлено из семи греческих букв (Θέων Ἑπταγράμματον), а магическое число 7 символизирует общую идею Вселенной.

Гностическая система привязывает 7 известных тогда планет (включая солнце и луну) к дням недели, и таким образом день недели соответствует одной из планет и духовной сущности этой планеты:

«Имена же славы тех, которые над Семью Небесами, суть таковы: первый — это Яот (Ιαωθ), Львинолицый; второй — это Элоай (Ελοαιος), Ослинолицый; третий — это Астафай (Αθταφαιος), Гиенолицый; четвертый — это Яо (Ιαω), 3меинолицый и Семиглавый; пятый — это Адонай (Αδωναιως), Драконолицый; шестой — это Адони (Αδωνι), Обезьянолицый; седьмой — это Саббатай (Σαββαταιος), Пламеннолицый. Такова есть седмица недели».

Сумма числовых значений букв, составляющих имя Ἀβράξας (Α = 1, Β = 2, Ρ = 100, Α = 1, Σ = 200, Α = 1, Ξ = 60), дает 365 — число дней в году («целокупность мирового времени»), а также число небес («целокупность мирового пространства») и соответствующих небесам эонов («целокупность духовного мира»).

a_go (700x463, 40Kb)a_ana (700x475, 49Kb)
1. Гемма, темно-зеленая яшма (19x14.5x3mm), III в. н.э. Британский музей, Лондон. Av: Абраксас с факелом и щитом; ABPACAΞ | IAW (на щите). Rv: уроборос; ABW | XWN | IWX
2. Гемма, красно-зеленая яшма (16x12x4mm), III в. н.э. Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library). Av: Абраксас с человеческой головой; ABPACAΞ. Rv: IAѠ

a_gw (658x442, 32Kb)a_gz (700x471, 31Kb)
3. Гемма-амулет, красно-зеленая яшма (15x11x4mm). Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library). Абраксас стоит в право со щитом и плетью; IAH | IE | HIO | YW
4. Гемма-амулет, красно-зеленая яшма (26x19x4mm). Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library). Av: Абраксас со щитом и плетью, вокруг — три звезды и лунный серп; IAѠ. Rv: ΑΒΡΑCΑΞ



IAW

«Согласно гелиопольской божественной генеалогии, установившейся еще в «Текстах пирамид», it itw — «отцом отцов его» является (Ра)-Атум, творец всего сущего, являющийся родоначальником божественной Эннеады. Вероятно, именно Атум подразумевается в том случае, когда говорится, что не захватит Сет того, кто «стар телом» (iȝw ẖt)³ и того, кто правил еще до появления Сета: «Не захватит он старого телом, того, сделавшего правление, (прежде чем) пришел он на землю» (Urk.VI.39.4-5: nn nhp n.f iȝw ẖt s ḥḳȝ nn pr.n.f ḥr tȝ).» (Карлова К.Ф.)
___________________________
[3] iȝw — старик, старый возраст.


Атум «стар телом» не только потому что в гелиопольской традиции считался «творцом всего сущего». В позднейшей традиции Атум (отождествленный с Ра) фигурирует как «вечернее состарившееся солнце», прошедшее полноту дня. В то время как Хепри — «обновленное утреннее солнце».

«Я [Ра] многоименный и многосущный, и сущность моя в каждом боге! (…) Я — Хепри утром, Ра в полдень и Атум вечером».

Атум почитался в Иуну (Ἰwnw), который греки переименовали в Гелиополис, отождествляя, таким образом, Гелиоса и Атума. Позднее Гелиос был отождествлен с Аполлоном. И хотя ни к Гелиосу, ни к Аполлону эпитет Иао не прилагался, однако одно из священных имен-эпитетов Атума, как видим, не кануло в лету.

Т.е., в качестве версии, имеем, что не только образ Абраксаса имеет египетские корни, но и одно из наиболее часто употребляемых его имен (Ἰαώ) имеет египетскую этимологию, и просто является его эпитетом, в значении «древний» (Ἰȝw).

Египетскую природу имени Иао подтверждает и Теософский словарь:

«Как Я (Ἰά), так и Яхо (Ἰαώ) были еврейскими «тайными именами», произошедшими от Иао, но халдеи имели Яхо еще до того, как евреи приняли это имя, и у них, как пояснено некоторыми гностиками и неоплатониками, это было высшее непостижимое божество, восседающее над семью небесами и представляющее собой Духовный Свет, означая как разумного Демиурга Материальной Вселенной, так и Божественный Манас в человеке. Истинным ключом к этому, сообщаемым только посвященным, являлось то, что имя Иао было «трехбуквенным и его природа — тайной», как объясняли иерофанты. Также и финикийцы имели верховное божество, имя которого состояло из трех букв (Иао) и их значения были тайными; а «И-ха-хо» было священным словом в египетских мистериях, которое означало «единое вечное и сокрытое божество» в природе и в человеке.»

К откровениям Блавацкой имеет смысл относиться с изрядной долей скепсиса, и тем не менее. Как уже выше отмечалось, значение древнеегипетского слова «И-ха-хо» (iȝw) — «старик» (т.е. «древний»). Но, исходя из того, что Ἰȝw — это эпитет демиурга Атума, то в египетских мистериях в него действительно могло вкладываться значение «единое вечное и сокрытое божество».


ХНУБИС
abr (337x204, 49Kb) ang (484x586, 235Kb)
5. Гемма (фиолетовый аметист, 10х8х3.5mm), ок. II-III вв. Лондон, Британский государственный музей. Инв. № CBd-843. Av: змееподобное божество с мужским торсом и головой сокола в короне пшент, в руках держит два скипетра; MIYCIC (retrograd). Rv: бюсты Гелиоса и Зевса, повернутые друг к другу лицом; ниже — парящая птица с рыбой в клюве.
6. Эскиз-гравюра к гемме CBd-843, ок. 1768-1805. Лондон, Британский государственный музей. Инв. № 2010,5006.1097. Прорисовка сделана со слепка геммы, имя MIYCIC (Μίυσις) читается правильно. В низу рисунка стоит буква Т, маркирующая коллекцию Чарльза Таунли.


В связи с именем MIYCIC, выгравированном на гемме, Боннер (Bonner — SMA, XIII Inscriptions, p. 183) рассматривает амулет из Бруклинского музея, на котором изображено львиноголовое божество с анхом в правой руке и скипетром с навершием в виде головы льва — в левой. На реверсе воспроизведена длинная инвокация в 13-ть строк. На аверсе выгравированы следующие имена: Μίως, Μίωσι, Ἁρμιῶς, Οὐσιρμιῶς, Φρῆ, Σιμίεφε, Φνοῦτο, Φῶς, Пῦρ, Фλόξ. Перевод текста геммы следующий:

«Услышь меня ты, кто частью своей обитает в Леонтополе, кто установлен в священном чертоге, кто посылает громы и молнии и кто есть властелин тьмы и ветров, кто имеет в своем доминионе небесную силу, что управляет вечной природой. Ты еси бог, что совершает дела быстро, кто слышит молитвы, великой чести, кто имеет образ льва. Твои имена: Миус, Миуси, Хармиус, Усирмиус, Фрэ, Симиефе, Фнуто, Свет, Огонь и Пламя. Будь милостив к Аммонмиусу.»

Далее Боннер сообщает, что Леонтополем называлось место в Дельте, ныне известное как Телль Мокдам, на правом берегу нильского рукава. Поклонение льву здесь зафиксировано множеством монументов. Львиноголовый бог идентифицировался у местных жителей с Ра и Гором, его солнечный аспект характеризуется именами: Свет (Φῶς), Огонь (Пῦρ), Пламя (Фλόξ). Миус (греч. Μίως, егип. Μȝy-ḥs)⁴ — это «лев, что накладывает заклинание» своим взглядом, идея эта выражена в двух египетских элементах, комбинированных в его имени, что также подтверждает Элиан. Хармиус (Ἁρμιῶς) — это Гор-лев, Усирмиус (Οὐσιρμιῶς) — Осирис-лев. Фрэ (Φρῆ) — солнце, Симиефе (Σιμίεφε) — «сын небесной львицы», Фнуто (Φνοῦτο) — общее наименование бога (с коптского).

Далее пара цитат о соколиной голове змея, который часто изображался на геммах, и больше известный по имени Хнубис (Χνουβίς, Χνουμίς, Χνουφίς),⁵ и которого Евсевий отождествляет с Агатодемоном (Ἀγαθοδαίμων):

«Змей, за исключением насильственной смерти, всегда умирает естественным образом, по этой причине финикийцы дали ему имя Добрый Гений или Агафодемон.⁶ По той же причине египтяне называли его Кнефом и дали ему голову сокола, из-за особой стремительности этой птицы».
(Евсевий, I. 7)

Здесь же Евсевий дает якобы египетский вариант имени Хнубис — Кнеф (Κνήφ),⁷ который вполне может быть еще одной искаженной интерпретацией, уже упоминавшейся выше, формой имени Хнубиса — Χνουφίς.

Жрец Эпея, называемый «главным толкователем священных вещей, а также писцом», изложил аллегорию змея с головой сокола таким образом:

«Самой божественной природой из всех был один Змей с головой сокола, и такого восхитительного вида что, когда он открывал глаза, то все вокруг наполнялось светом, а когда закрывал глаза, то опускалась сразу тьма». Змей на наших геммах, однако, изображен не с головой сокола, а с головой льва, поэтому эта легенда относится скорее всего к богу Абраксасу, иногда изображаемому с головой сокола или льва вместо привычной головы петуха
___________________________
[4] Маахес (егип. Μȝy-ḥs; греч. Μάιχες, Μαχές, Μιχός, Μίυσις, Μίος) — в древнеегипетской мифологии львиноголовый бог войны, грозы и бури. Маахес почитался как сын бога Ра и либо богини-кошки Баст (покровительницы Нижнего Египта), либо богини войны Сехмет (покровительницы Верхнего Египта). Носил эпитеты: «Господин убиенных», «дикосмотрящий лев», «радующийся крови», «Властитель ножа». Культовые центры: Леонтополь (егип. Tȝ-rmw, Тарему) и Бубастис (греч. Βούβαστις, егип. Pr-bȝst, Пер-Баст).

[5] Разные формы написания имени Хнубис связаны с реформой греческого письма. В древнегреческом языке буква β (бета) произносилась как взрывной звук [bæ]. После реформы (которая была весьма растянута во времени) эта буква стала произноситься как звонкий лабиодентальный (губно-зубной) фрикатив [væ] (и называться, соответственно, «вита»). Для передачи звука [bæ] (в заимствованных иностранных словах) у грамматиков возникали сложности. Выход из положения находили через применение сочетания μπ или μβ. В качестве примера хорошо подходит переходный вариант написания слова «суббота»: σάμβατον (сравн. σάββατον). Сегодня для передачи звука [bæ] в греческом языке используют сочетание букв μπ (κόμπρα — «кобра»).

[6] ἀγαθοδαίμων (ἀγαθός δαίμων) ἡ благой дух.

[7] Κνήφ ὁ indecl. Кнеф (египетское божество, изображавшееся в виде змеи) Plut.

Салмасий считает, что имя Χνουβίς происходит от коптского слова XNOYB, «золото», и поэтому объясняет другое название, которое иногда употребляется вместо него, XOΛXN-OYBIΣ (Холхн-Убис) — «полностью золотой». Яблонский, однако, считает, что слово более правдоподобно происходит от XNOYM («хороший») и ΙΣ («дух»), и, таким образом, получается, что «Агатодемон» — это буквальный перевод имени Χνουμίς на греческий (ἀγαθοδαίμων).



_______________________________

Метки:  


Процитировано 1 раз

АРТЕМИДА

Вторник, 03 Июня 2014 г. 22:37 + в цитатник
С.В. Петров
АРТЕМИДА, ДЕВА ОХОТНИЦА


Артемида (греч. Ἄρτεμις, микенск. a-ti-mi-te), в древнегреческой мифологии — владычица зверей (πότνια θηρῶν), богиня охоты (ἀγροτέρη), плодородия, богиня женского целомудрия, покровительница всего живого на Земле, дающая счастье в браке и помощь при родах.

Артемида была рождена от союза Зевса и Лето. Гера, жена Зевса, пожелала смерти Лето и послала змея Пифона, чтобы тот преследовал Лето по всему миру, и не дал родить ей там, где светит солнце. Южный ветер поднял Лето на своих крыльях и перенес на Остров Ортигия («Перепелиный остров», древнее название острова Делос). До рождения Аполлона и Артемиды, остров вечно плавал по морю, пока Зевс не повелел Посейдону закрепить его на месте, с тем чтобы на нем могла укрыться и разрешиться от бремени Лето, которая и родила здесь, вблизи Священного озера, близнецов Аполлонаar_a (411x700, 84Kb) и Артемиду. Поскольку Артемида была рождена на Ортигии, древние греки считали ее богиней этого места. Отсюда эпитет богини: Артемида Ортигия (Ἄρτεμις Ὀρτυγία).

«Девушки! В лад восклицайте:
Пеан! Пеан!
Громко, громко призывайте
Артемиду Ортигию,
Аполлонову сестру,
Что в руках держа
по светочу,
Мчится лесом за оленями,
И ее охотниц-нимф!
Пеан! Пеан!»

(Софокл «Трахинянки»; пер. С. Шервинского)

Эпитет Ортигия несколько созвучен с именем Артемиды. Конечно, это может быть простой случайностью. Возможно то, что Артемида является сестрой-близнецом Аполлона, несет в себе этимологию ее имени (ἄρτιος, «парный»)? Впрочем, и это может быть всего лишь совпадением (причем, что характерно, не последним).

Считается, что значение имени Артемида — «дева» (кем она и является).¹ Сопровождающие ее нимфы также дают обет безбрачия, те же, кто не соблюдает его — строго караются (как, например, Каллисто, нарушившая обет, и превращенная за это в медведицу).
___________________________
[1] Ἄρτεμις (-ῐδος) ἡ Артемида, дочь Зевса и Лето, сестра Аполлона.
ἀρτεμής — здоровый, целый, невредимый Hom., Plat., Plut., Anth.


Артемида заботится обо всем, что живет на земле и растет в лесу и в поле (ἀρτιθαλής — «недавно расцветший», т.е. «свежий», «цветущий»). Заботится она и о диких зверях, и о стадах домашнего скота, и о людях. Она вызывает рост трав, цветов и деревьев, она благословляет рождение (ἀρτίτοκος — «новорожденный»), свадьбу и брак (ἄρθμιος — «союз»).

Артемида проводит время в лесах и горах, охотясь в окружении нимф — своих спутниц и тоже охотниц. Она вооружена луком (один из ее часто употребляемых эпитетов — ἰοχέαιρα, «стрелометательница»),ar_as (500x479, 83Kb) ее сопровождает свора собак. В аттическом календаре в честь охотничьего празднества Ἐλαφηβόλια, посвященного Артемиде Элафеболии («охотница на оленя»), был назван девятый месяц года Элафеболион (Ἐλαφηβολιών, соответствующий 2-ой половине марта и 1-ой апреля).

В древнейшей своей ипостаси Артемида не только охотница (Агротера, Ἀγροτέρα), но и медведица. В Брауроне, у восточного побережья Аттики, находился храм Артемиды Брауронии (Ἄρτεμις Βραυρωνία). С одной стороны, в этот храм посвящались одежды умерших при родах женщин (это связано с функцией Артемиды как родовспомогательницы). Но с этим же храмом был связан странный обычай: афинские девочки в возрасте от пяти до десяти лет поселялись на некоторое время в этом храме, назывались «медведицами» (ἄρκτοι), и во время справлявшегося раз в четыре года праздника Брауроний осуществляли, одетые в выкрашенные шафраном одежды, церемонии в честь Артемиды. С этим обычаем сопоставляют аркадский миф о нимфе Каллисто (Καλλιστώ, от καλλιστεύω — выделяться или превосходить красотой, быть самым красивым), спутнице Артемиды, превращенной ею в медведицу, из-за того, что та нарушила обет целомудрия. Однако здесь просматриваются и следы древнего териоморфного, т.е. «звериного» облика самой Артемиды. По словам Павсания в Аркадии был храм Артемиды с эпитетом Каллисто (Καλλιστώ). Т.е. нимфа Каллисто — это, вероятно, отделившаяся от Артемиды звериная ипостась Владычицы в образе медведицы.

«Если держаться из Триколон прямого пути, идущего направо, то прежде всего крутая дорога приведет к источнику, называемому Круной (Ключи); спустившись же дальше стадий на 30 от Крун, встретишь могилу Каллисто. Это высокая земляная насыпь, на которой растет много дичков, но много и плодовых деревьев. На вершине этого холма находится храм Артемиды, именуемой Каллистой (Прекраснейшей). Мне кажется, что [поэт] Панор, который первым в своих поэмах назвал этим именем Артемиду, заимствовал его у аркадян.» (Павсаний, Описание Эллады. Аркадия, XXXV:7)

К слову, образ медведицы мог возникнуть из-за созвучия имени Артемиды со словами ἄρκτος («медведица») и ἀρταμέω («терзать», «разрывать»), ἀρθρόω («расчленять»). В дошедших до нас мифах Артемида никого не рвала на части, хотя и славилась крутым нравом и мстительностью. Однако в архаическом прошлом приношение кровавых жертв было в порядке вещей.

Созвучие со словом «хлеб» (ἄρτος), судя по всему, повлияло на функционал Артемиды, как богини плодородия.

И в то же время, богиня обладает решительным и агрессивным характером, часто пользуется стрелами ar_ab (377x699, 43Kb)как орудием наказания и строго следит за исполнением издавна установленных обычаев, упорядочивающих животный и растительный мир. Ее карательная функция, видимо, связана с другим созвучием: ὀρθῶς — «правильно», «истинно», «справедливо».

Артемида — враг любого нарушения прав и устоев олимпийцев (ἀρτύνω — «приводить в порядок»). Благодаря ее хитрости погибли братья-великаны Алоады, пытавшиеся нарушить мировой порядок. Дерзкий и необузданный Титий был убит стрелами Артемиды и Аполлона.

В героической мифологии Артемида Гегемония (Ἄρτεμις Ἡγεμονία, Предводительница) — участница битвы с гигантами, в которой ей помогал Геракл. В Троянской войне она вместе с Аполлоном воюет на стороне троянцев. Подобная воинственность Артемиды (Ἄρτεμις) объяснима сочетанием слов ἄρης (воинский дух) и θέμις (закон, правосудие, возмездие).

Артемида Ортия (Ὀρθία) была одной из самых важных и почитаемых богинь в Спарте. Божество это относилось доолимпийскому культу. Причем ранние вотивные надписи упоминают только Ортию. Павсаний, в своей книге «Описание Эллады» касается происхождения данного культа:

«Ее же называют не только Ортией, но и Лигодесмой (Λύγοδέσμα, Связанная ивой), так как она была найдена в кусте ив, и ивовые ветки, охватившие ее кругом, поддерживали статую прямо (ὄρθιος, «прямой»)».
«Что деревянная статуя Артемиды Ортии (Прямостоящей) в Лакедемоне привезена от варваров, свидетельством мне служит следующее: во-первых, нашедшие эту статую Астрабак и Алопек, дети Ирба, сына Амфисфена, внука Амфиклея, правнука Агиса, тотчас сошли с ума; во-вторых, когда спартанцы-лимнаты, жители Киносур, Месои и Питаны, стали приносить ей жертву, они были доведены до ссоры, а затем и до взаимных убийств, и в то время, как многие умерли у самого алтаря, остальные погибли от болезни. После этого им было сообщено божье слово — орошать жертвенник человеческой кровью.
<…>
Прежде приносили в жертву того, на которого указывал жребий, но Ликург заменил это бичеванием эфебов, и алтарь стал таким образом орошаться человеческой кровью».

Культ Артемиды был распространен повсеместно, но особенно славился ее храм в Эфесе в Малой Азии,ar_ef (500x626, 63Kb) где почиталось изображение Артемиды «многогрудой» (πολύμαστος), богини-покровительницы деторождения.

Не исключено, что на многогрудость Артемиды повлияло созвучие эпитета Пряха (ἀλάκατος, «халакатос») со словом молочная (γάλακτος, «галактос»), т.е. питающая молоком (γάλα). В Древней Греции пряхами (прядущими нить судьбы) были не только Мойры, эпитет χρυσηλάκατος (с золотым веретеном) носили и многие другие богини, например, у Софокла это Кора (Κόρα), у Пиндара — Лето (Λατώ), у Гомера — Артемида. Богиней же изобретательницей прядения, как такового, считалась Афина.

Артемида Лохия (Λοχεία, Родовспомогательница) проявляет себя в том, что она через свою помощницу Илифию (в прошлом свою ипостась) помогает роженицам, во время тяжелых родов (Callim. Hymn. III 20-25). Согласно греческой мифологии, только появившись на свет, она помогает матери принять родившегося вслед за ней Аполлона (Apollod. I 4).

Древнее представление об Артемиде связано с ее лунной природой, отсюда ее близость к другим лунным богиням — Селене и Гекате, а также римским лунным богиням — Диане и, собственно, Луне (Luna). Впрочем, Селена, в паре со своим солнечным братом Гелиосом, является откровенной параллелью к паре Артемида и Аполлон. Геката — это отдельно выделившаяся хтоническая ипостась Артемиды. В некоторых городах (Афины, Эпидавр, остров Делос) к имени Артемида прибавляли эпитет Геката (Ἄρτεμις Ἑκάτα — Артемида, мечущая в цель). Собственно, эпитеты ἕκατος (далеко разящий), ἑκαταβόλος (далеко мечущий) — это эпитеты, мечущих стрелы, Аполлона и Артемиды. Поэтому Гекату (Ἑκάτη) так трудно идентифицировать на древних артефактах. Как и Артемиду, ее именуют ночной охотницей, у нее те же, что и у Артемиды, атрибуты (лук, стрелы, охотничьи собаки, олени). Ее главным идентификатором считается факел, которым она освещает свой путь в подземном мире. Но ровно так же факел — это атрибут Артемиды, отсюда ее эпитет Φωσφόρος — «Светоносная».

Полемизируя с Геродотом в форме прямого обращения к нему, Плутарх говорит:

«Обещая описывать историю Эллады…, проявив пристрастие особо к Афинам, ты все же не рассказал и о процессии в Агры (Ἄγραι),² которую еще и теперь посылают к Гекате, празднуя благодарственные празднества в честь победы».
________________________
[2] Ἄγραι (-αἱ) Plut. = Ἄγρα
Ἄγρα ἡ Агра (атт. дем со святилищем Артемиды-охотницы — Ἄρτεμις Ἀγραία) Plat., Plut.

Говоря о торжественных процессиях в Агры, Плутарх имеет в виду процессию к знаменитому святилищу Артемиды Аграйи (Ἀγραία). Но Артемиду здесь он именует эпитетом «Геката».

Так же и Макробий не видит разницы между Гекатой и Дианой:

«Диане же как Трехдорожной [богине]³ они (фюсики)⁴ предоставляют владение всеми дорогами». («Сатурналии» Макробий)
________________________
[3] τριοδῖτις (-ῐδος) adj. f трехдорожная, т.е. чтимая на перекрестках (эпитет Гекаты) Plut.; ex. ἁ θεὸς ἐν τριόδοισι Theocr. = Ἑκάτη;
Ἐνοδία ἡ Энодия, «Придорожная» (эпитет Гекаты) Eur., Luc.
[4] φυσικός ὁ естествоиспытатель, естествовед; ex. οἱ φυσικοί Arst., Plut. «физики» (философы ионической и отчасти элейской школы).

Корнут эпитетами Гекат и Геката напрямую называет, соответственно, Аполлона и Артемиду:

«Некоторые рассуждают об этимологии Геката (Ἕκατος) и Гекаты (Ἑκάτη) иначе, полагая, что те, кто наложил на них эти имена, молятся им, чтобы [эти божества] были вдали от них и чтобы к ним [молящимся] не приближался вред, исходящий от Аполлона и Артемиды. Ведь последние, оказывается, иногда вредят воздуху и становятся причиной чумных заболеваний. Поэтому прежние люди относили к ним и внезапную смерть».
(Корнут Луций Анней. Греческое богословие 32.)


АРТЕМИДА ОХОТНИЦА

Эпитет Артемиды — Ἀγραία — имеет весьма двусмысленный характер. Естественно главное значение эпитета Аграйя — «Агрская», по названию города Агра. Хотя неизвестно, что здесь первично, возможно, название святилища в честь Артемиды охотницы (ἀγρεύς) было распространено на город. Другое интересное созвучие — ἄγριος (дикий, свирепый) — навевает ассоциации с архаическим образом Артемиды, в образе медведицы, в Брауроне.

ἀγρεύς (-έως) ὁ охотник, ловец Pind., Aesch., Eur., Luc., Anth.
ἄγριος
1) дикий;
2) жестокий, свирепый, лютый, злой;
3) неукротимый, необузданный, грубый;
4) мучительный, тяжелый;
5) бурный, ужасный.

Упомянутый выше эпитет Агротера (Ἀγροτέρα, «охотница»), этимологически, видимо, связан с другим схожим словом (в плане словообразования) — θηραγρέτης — с тем же значением. В свою очередь, этимология слова θηραγρέτης тоже весьма любопытна.

θηραγρέτης (θηρ-αγρέτης) -ου ὁ зверолов, охотник Eur., Anth.
θήρ, θηρός ὁ (в прозе преимущ. θηρίον)
1) хищный зверь; ex. ὁ Νέμειος θ. Eur. — Немейский зверь (лев); Ἐρυμάνθιος θ. Soph. — Эримантский зверь (вепрь);
2) (тж. ἐπὴ χέρσου θήρ Hom.) наземное животное;
3) животное (вообще);
4) чудовище; ex. (ὁ θ. Κένταυρος Soph.); ἀμαίμακος θήρ Soph. — неукротимое чудовище (т.е. Κέρβερος);
5) перен. человек; ex. θῆρες ξιφήρεις Eur. — вооруженные мечами люди (т.е. Ὀρέστης καὴ Πυλάδης)
θήρα, ион. θήρη ἡ
1) охота, звероловство; ex. ζῆν ἀπὸ θήρας Arst. — жить охотой; αἱ τῶν ἰχθύων θῆραι Arst. — рыболовство;
2) преследование, погоня;
3) добыча, улов;
4) дичь;
5) ловушка, западня;
θηρατής (-οῦ) ὁ досл. охотник, перен. ловец; ex. (λόγων Arph.; δόξης Diog.L.)

ἀγρευτής = ἀγρεύς
ἀγρεύς (-έως) ὁ охотник, ловец Pind., Aesch., Eur., Luc., Anth.

Т.е. θηραγρέτης, надо полагать, это производное от ἀγρευτής (охотник). Первая часть слова (θηρ-) уточняет, что это охотник на диких зверей. Тогда эпитет Артемиды — Агротера (Ἀγροτέρα, «охотница») — это, видимо, производное от θηρατής («охотница»), а первая половина слова (ἀγρο-, от ἄγριος, «дикий») — это аналогичное уточнение — на кого именно она охотница — на диких зверей.

Несмотря на однозначную этимологию эпитета Агротера, Артемида Охотница почиталась и как покровительница рыбной ловле. В одной из эпиграмм Аполлонида, Артемида имеет прямое отношение к рыболовству:

«Триглу [trigla, рыба «морской петух»] с раскаленного угля и фикиду [fikida, морская рыба] тебе, хранительница вод, Артемида, приношу в дар я, Менис-рыболов, — и вино, налив до краев и раскрошив сухой кусок хлеба, — приношение бедняка, за которое ты давай мне всегда полные сети улова; в твоих руках все сети, блаженная (Apollonides. Anthologia Palatina, VI, 105).

В комментарии к стиху 39 гимна к Артемиде Каллимаха еще Шпанхейм говорил о ней как о богине, покровительнице рыболовства, ссылаясь на Плутарха. И в самом деле, мы находим у Плутарха такое упоминание Агротеры:

…«наш сверстник Оптат почтил Агротеру многими лучшими частями и морского и лесного улова, а также богиню Динтинну»… (Plut., De sollert. animal., 965 C-D.).

Наконец, из плиты, найденной на Таманском полуострове, мы узнаем, что «Ксеномид, сын Посия, посвятил храм Артемиде Агротере при Перисаде, сыне Левкона, архонте Боспора и Феодосии и царе синдов, торетов и дандариев». Станица Ахтанизовская, где была найдена эта плита, расположена на самом берегу моря, и вполне вероятно, что тамошние греки и местное население, более или менее эллинизированное, занимавшееся здесь рыболовством, почитало Агротеру как покровительницу рыбной ловли.

Естественно, материал Причерноморья меньше всего подходит для раскрытия природы греческих культов. Однако хорошо известно, что для Афин V-IV веков до н.э. рыболовство представляло собой один из основных источников пропитания, в отличие от охоты, которая была лишь видом развлечения афинской аристократии.

_______________________________

АРТЕМИДА ЛАФРИЯ
(Павсаний. Описание Эллады. Ахайя.)


XVIII.6. У жителей Патр (Πάτραι) на Акрополе есть святилище Артемиды Лафрии (Λαφρία). Это имя богини иноземное, да и самая статуя привезена из другого места. Когда император Август снял население Калидона и всей остальной Этолии, чтобы весь этот этолийский народ тоже объединить в одном городе, в Никополе, выстроенном немного севернее Акциума, тогда-то и жители Патр получили себе эту статую Артемиды Лафрии.

Равным образом из тех статуй, которые были взяты из Этолии и у акарнанцев, большинство их было доставлено в Никополь, а жителям Патр Август подарил в числе всего другого из калидонской добычи также и статую Артемиды Лафрии, которой еще и в мое время поклоняются на Акрополе Патр.

Говорят, что это наименование Лафрия дано богине по имени одного фокидского гражданина; что Лафрий, сын Касталия, внук Дельфа, создал эту древнюю статую Артемиды; другие же утверждают, что гнев Артемиды (Илиада, IX, 533 сл.), вызванный Энеем (Οἰνεύς), с течением времени по отношению к калидонянам сделался мягче (ἐλαφρότερον), и в этом хотят видеть причину наименования богини Лафрией. Богиня на статуе изображена в виде охотницы и сделана из слоновой кости и золота, работы навпактийцев Менехма и Соида. Предполагают, что они жили немного позднее Канаха из Сикиона и Каллона из Эгины.

7. Жители Патр каждый год совершают в честь Артемиды празднества, называемые Лафрии (Λάφρια), во время которых они приносят жертвы по местному обычаю. Кругом у алтаря они вбивают колья еще зеленые, каждый в 16 локтей длиной, а в середину на жертвенник они наваливают самых сухих дров. При наступлении праздника они делают и подход к жертвеннику совершенно ровным, заваливая землей ступени жертвенника.

Праздник открывается блестящей и великолепной процессией в честь Артемиды; ее жрица, девушка, едет в конце процессии на колеснице, запряженной ланями. Жертвоприношение же у них установлено совершать во время этого праздника только на следующий день, причем и частные лица не меньше, чем государство, прилагают все усилия к тому, чтобы праздник был пышным и торжественным.

Бросают на жертвенник живых птиц из тех, которые употребляют в пищу, и всяких других жертвенных животных, кроме того, диких свиней, оленей и косуль; другие приносят волчат и медвежат, а иные и взрослых животных. На алтарь кладут также плоды культивированных фруктовых деревьев. После этого поджигают дрова. Я видел здесь, как медведи и другие животные, лишь только огонь начинал охватывать дрова, бросались за загородку, и некоторым удавалось силою прорваться; но те, которые их привели сюда, вновь заставляют их вернуться на костер. И никто не помнит, чтобы какой-либо зверь тронул хоть одного из присутствующих.


АРТЕМИДА ТРИКЛАРИЯ
(Павсаний. Описание Эллады. Ахайя.)


XIX.1. <…> Когда ионийцы заселяли Арою, Антею и Месатис, у них был общий храм и священный участок Артемиды, именуемой Трикларией (Τρικλαρία).⁵ И каждый год ионийцы устраивали в честь нее праздник и ночное бдение. Должность жрицы при богине несла девушка до тех пор, пока она не знала мужа.
___________________________
[5] Эпитет Артемиды — Τρικλαρία (Τρικληρία) — производное от τρεῖς κλῆρος («три земли») — «трехземельная».
τρι- в сложн. словах = τρεῖς;
τρεῖς, -οἱ, -αἱ, τρία τά (gen. τριῶν, dat. τρισί) три, трое; ex. τρία ἔπεα Pind. — три слова, т.е. сказанное в добрый час (три считалось счастливым числом);
κλῆρος, дор. κλᾶρος ὁ
1) тж. pl. жребий; ex. ἐν или ἐπὴ κλήρους ἐβάλοντο Hom. — они бросили жребии; ἀπὸ κλήρων γίγνεσθαι Plat. — распределяться по жребию;
2) метание жребия, жеребьевка; ex. κλῆρον τιθέναι Eur. — решать в порядке жеребьевки;
3) доставшееся по жребию, удел, доля, наследство, достояние;
4) удел, владение, земельная собственность; ex. κ. Ἰαόνιος (= Ἰόνιος) Aesch. — владения ионян.


2. Говорят, как-то пришлось выполнять обязанность жрицы Комето (Κομαιθώ), девушке замечательной красоты. Случилось так, что в нее влюбился Меланипп (Μελάνιππος), превосходивший своих сверстников красотою лица и другими качествами. Когда он равным образом добился любви девушки, Меланипп стал сватать ее у ее отца. Но обычно старости свойственно противиться многим желаниям юности, а также особенно оставаться глухими к страданиям их юной любви. То же случилось тогда и с Меланиппом: полный желанья жениться на желавшей того же Комето, он встретил холодный отказ в этом и со стороны своих родителей и со стороны родителей Комето.

Тогда в печальном романе Меланиппа подтвердилось то, что подтверждалось много раз и в других случаях, а именно: что любви свойственно нарушать законы людские и попирать почтение к богам. Так и тогда Комето и Меланипп насладились полностью в самом храме Афродиты своей страстной любовью. Они собирались и в дальнейшем пользоваться храмом все так же, как своим брачным чертогом, но внезапно гнев Артемиды обрушился на людей: земля перестала приносить плоды, их поразили необычные болезни со смертными случаями, более частыми, чем прежде.

Когда при этих бедствиях они прибегли к помощи божественного откровения в Дельфах, то Пифия открыла преступление Меланиппа и Комето; и веление бога было — их самих принести в жертву Артемиде и затем каждый год приносить богине в жертву девушку и юношу, которые были самыми красивыми. Из-за этого жертвоприношения река у храма Артемиды Трикларии получила название Амелиха (Ἀμείλιχος, «Немилостивая»), а раньше у нее не было никакого названия.


* * *
______________________________________________________________
Clip (700x352, 55Kb)Херсонес, Фракия.
Дихалк (Æ 20mm, 7.01g), ок. 300-290 до н.э.
Av: Артемида закалывающая копьём оленя; ХЕР
Rv: изображение быка, приготовившегося к атаке, под ним палица Геракла, ниже горит; ΣΥΡΙΣΚΩN (имя магистрата).

______________________________________________________________
Clip (400x189, 21Kb)Антонин Пий (138-161). Анхиал, Фракия.
Æ 21mm (4.80g).
Av: бюст Антонина Пия; AΔP ANTΩNЄINOC CЄB
Rv: Артемида с луком в руке; OYΛΠ AΓXIAΛЄΩN

______________________________________________________________
Clip (369x170, 16Kb)Митридат VI Евпатор (109-63 до н.э.). Пантикапей.
Тетрахалк (Æ 23mm, 7.69g), ок. 80-75 до н.э.
Av: бюст Артемиды, за плечом горит, (надчекан: колос);
Rv: лежащий олень; ΠΑΝΤΙΚΑΠΑΙΤΩN

______________________________________________________________
Clip (700x346, 39Kb)Митридат VI Евпатор (109-63 до н.э.). Фанагория.
Тетрахалк (Æ 21mm, 7.09g), ок. 109-100 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан;
Rv: лежащий олень; ΦΑΝΑΓΟΡΙΤΩΝ

______________________________________________________________
Clip (500x249, 27Kb)Коммод (177-192). Триполи, Лидия.
Æ 34mm (23.37g).
Av: бюст Коммода; AYT KAICA AYP KOMOΔOC
Rv: Лето держит на плече Аполлона, а в левой руке Артемиду, которая стреляет из лука; TPIПOΛEITΩN

______________________________________________________________
Clip (473x241, 34Kb)Сиракузы, Сицилия.
AR 23mm (10.17g), 214-212 до н.э.
Av: бюст Афины в коринфском шлеме;
Rv: стреляющая из лука Артемида с собакой у ног; ΣΥΡΑΚΟΣΙΩΝ

______________________________________________________________
ar_maaf (700x347, 66Kb)Фессалия (Θεσσαλία), Фессалийская Лига.
Гемистатер (AR 2.88g), ок. 45 до н.э.
Магистраты Никократ, Филоксенид и Петрей (Nikokrates, Philoxenides, Petraios).
Av: голова Аполлона в лавровом венке; NIKOKPATEYΣ
Rv: Артемида Светоносная (Φωσφόρος) с двумя факелами; ФIΛOΞE / ΘΕΣΣΑΛΩΝ / ПЕ[TPA]

______________________________________________________________
ar_mkad (700x341, 54Kb)Клавдий (41-54). Эфес, Иония.
AR 27mm (11.40g), ок. 41г.
Av: бюст Клавдия; TI CLAVD CAES AVG
Rv: тетрастильный храм Артемиды (Ἀρταμίσιον) в Эфесе с ее культовой статуей; DIAN EPHE

______________________________________________________________
Clip (400x203, 19Kb)Сабина Августа (128-137). Эфес, Иония.
Æ 34mm (18.58g).
Av: бюст Сабины в диадеме; CЄBACTH CABЄINA
Rv: статуя Артемиды Эфесской, с обеих сторон олени; APTЄMIC ЄФЄCIA

______________________________________________________________
Clip (700x347, 54Kb)Клавдий (Tiberius Claudius Caesar Augustus Germanicus, 41-54) и Агриппина (жена Клавдия с 49г.).
Тетрадрахма (AR 11.28g), ок. 50г. Выпуск в честь получения Агриппиной титула Августа.
Av: Клавдий и Агриппина; TI CLAVD CAES AVG AGRIPP AVGVSTA
Rv: статуя Артемиды Эфесской; DIANA EPHESIA

______________________________________________________________
ar_maap (700x356, 44Kb)Регий, Бруттий (Ῥήγιον, Βρεττία).
Æ 25mm (12.14g), 215-150 до н.э.
Av: головы Аполлона в лавровом венке и Артемиды в диадеме;
Rv: треножник; PHГINΩN

______________________________________________________________
ar_mza (700x358, 71Kb)Магнесия (Μαγνησία, Μάγνητες), Фессалия.
Драхма (AR 4.31g), ок. 140-130 до н.э.
Av: голова Зевса в дубовом венке;
Rv: Артемида сидит на проре, в левой руке держит лук, за плечом — колчан; [ΜΑ]ΓΝΗΤΩ[Ν]

______________________________________________________________
Clip (400x195, 21Kb)Каракалла (197-217). Патры, Ахея (Πάτραι, Ἀχαΐα).
Диассарий (Æ 23mm, 8.70g), ок. 215г.
Av: бюст Каракаллы в лавровом венке; M AVR ANTONINVS PIVS AVG GERM
Rv: Артемида опирается на лук, слева собака; COL A A PATR

______________________________________________________________
ar_maph (480x233, 35Kb)Турия (Θουρία), Лукания.
Æ 23mm (7.06g), ок. 280 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: Артемида Светоносная (Φωσφόρος), в левой руке — два копья, в правой — факел, за спиной — колчан, рядом — собака; ΘOYPIΩN

______________________________________________________________
ar_mam (700x344, 56Kb)Каракалла (198-217). Табы (Tabae), Фригия. Монетарий Артемидор (Artemidorus). Медальон (Æ 37mm, 31.01g).
Av: бюст Каракаллы в лавровом венке; AYTOK KAI M AY ANTΩNЄINOC
Rv: Артемида во фригийской шапке, с луком в левой руке, правую тянет к колчану за спиной; напротив стоит лунный бог Мен во фригийской шапке, со скипетром в левой руке; APX APTЄMIΔΩPOY / TABHNΩN

______________________________________________________________
ar_mas (700x343, 56Kb)Фиатира, Лидия. Псевдо-автономный чекан.
Æ 25mm (6.69g), III в.
Av: персонификация римского сената; IЄΡΑ СΥΝ ΚΛΗΤОС (ἱερά σύν κλητός, «Священный сенат»);
Rv: Артемида-Селена (Σελασφόρος, «факелоносная») в короткой тунике, с двумя факелами; за спиной — серп луны; ΘYATЄIPHNΩN

______________________________________________________________
Clip (400x192, 17Kb)Эфес (Ἔφεσος), Иония.
Æ 18mm (4.33g), ок. 48-27 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан;
Rv: факел Артемиды, слева и справа олени; [ΔHMHTPIOΣ] KΩKOΣ ΣΩΠΑΤΡΟΣ (магистрат) / EΦ

______________________________________________________________
Clip (392x199, 19Kb)Эфес (Ἔφεσος), Иония.
Статер (AV 8.57g), ок. 130 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан;
Rv: статуя Артемиды Эфесской, слева коринфский шлем; ЕФ / Δ

______________________________________________________________
Clip (400x208, 24Kb)Краг (Κράγος), Лига Ликийская.
Драхма (AR 1.09g), ок. 40г.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан;
Rv: колчан, слева пальмовая ветвь; ΛY KР

______________________________________________________________
Clip (700x327, 50Kb)Массалия (Μασσαλία), колония ионического торгового города Фокея.
Драхма (AR 15mm, 2.91g), ок. 130-121 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом горит;
Rv: лев, между передними лапами Ф; MAΣΣA

______________________________________________________________
Clip (400x192, 17Kb)Перга (Πέργη), Памфилия.
Тетрадрахма (AR 28mm, 16.91g), 260-230 до н.э.
Av: бюст Артемиды в лавровом венке, за плечом колчан;
Rv: Артемида с лавровым венком в правой руке и копьём в левой, за плечом лук и колчан, рядом олень; APTEMIΔOΣ ΠEPΓAIAΣ

______________________________________________________________
ar_mas (700x350, 51Kb)Агафокл (Ἀγαθοκλῆς, тиран Сиракуз 317-289 до н.э.). Сиракузы, Сицилия. 100 литр (EL 6.51g), ок. 304-289 до н.э.
Av: голова Артемиды перетянутая лентой, за спиной — колчан, левее — треножник; ΣΩTEIPA
Rv: голова Аполлона в лавровом венке, правее — треножник; ΣYPAKOΣIΩN

______________________________________________________________
Clip (400x200, 20Kb)Эфес, Иония.
Дидрахма (AR 20mm, 6.57g), ок. 258-202 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан;
Rv: протома оленя, справа пчела; ΣΩΣIΣ ЕФ

______________________________________________________________
Clip (400x191, 24Kb)Абидос (Ἄβυδος), Геллеспонт.
Тетрадрахма (AR 16.87g), ок. 80-70 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан;
Rv: орёл с расправленными крыльями; справа Кибела восседающая на троне с двумя львами, в правой руке фиала, в левой тимпан (бубен); ΑΒΥΔΗΝΩΝ / ΑΡΤΕΜΩΝΟΣ (магистрат Артемон).

______________________________________________________________
Clip (393x199, 20Kb)Агафокл (317-289 до н.э.). Сиракузы, Сицилия.
Æ 23mm (8.42g).
Av: бюст Артемиды, за плечом колчан; ΣΩTEIPA
Rv: перун Зевса; AΓAΘOKΛEOΣ BAΣIΛEΩΣ

______________________________________________________________
ar_mak (700x352, 40Kb)Гай Постумий (C. Postumius). Рим.
Денарий (AR 14mm, 3.80g), 74 до н.э.
Av: бюст Артемиды, за плечом лук и колчан;
Rv: бегущая собака; C POSTVMI / TA (monogram).

______________________________________________________________
Clip (400x201, 22Kb)Амфиполис (Ἀμφίπολις), Македония.
Тетрадрахма (AR 31mm, 16.67g), ок. 167-149 до н.э.
Av: бюст Артемиды в диадеме, за плечом колчан. Aверс выполнен в виде македонского щита.
Rv: палица Геракла внутри дубового венка; ΜΑΚΕΔΟΝΩΝ ΠΡΩΤΗΣ

______________________________________________________________
ar_efg (654x347, 73Kb)Гемма-амулет (25x24x6mm), темно-зелёная яшма.
Британский музей, Лондон.
Av: Артемида Эфесская с колосьями в руках, две лани по бокам, выше — два скорпиона;
Rv: геометрический рисунок.

______________________________________________________________
ar_bl (700x345, 112Kb)Франция. Памятная медицинская медаль к 50-тилетию службы прусского военного врача Иоганна Арнольда Йозефа Бюттнера (Æ 47mm, 45.27g), 1835г. Гравер Г.Ф. Брандт.
Av: голова Иоганна Бюттнера; I. AR. IOS. BUETTNER EQ. INTER SVPREMOS MED. MILIT. PRAEFECTOS SECVNDVS / MEDICI CASTRENSES BORVSS. D [сигнатура: BRANDT F.].
Rv: Асклепий сидит перед статуей Артемиды Эфесской; IN MEMORIAM SOLLEMN. X LVSTR. OFF. EXACT / D. XV. OCTOB. / MDCCCXXXV

___________________________________________________________

Метки:  


Процитировано 2 раз
Понравилось: 1 пользователю

ГИМН АРТЕМИДЕ

Суббота, 24 Мая 2014 г. 23:54 + в цитатник
ГИМН КАЛЛИМАХА III
К АРТЕМИДЕ
(В переводе С.С. Аверинцева)



Артемиду, ту, что забыть песнопевец не смеет,
Мы воспоем, возлюбившую лук, и охоты, и травли,
И хоровод круговой, и пляски на горных высотах;
Петь же начнем от времен, когда еще девочкой малой,
5
Сидя на отчих коленях, она лепетала умильно:
«Батюшка, ты удели мне дар вековечного девства,
Много имен подари, чтобы Феб не спорил со мною.¹
Дай мне стрелы и лук — или нет, отец, не пекися
Ты о луке и стрелах: скуют мне проворно киклопы
10
Множество стрел и гибкою лук наделят тетивою.
Ты же мне светочи даруй в удел и хитон, до колена
Лишь доходящий, дабы нагнать мне зверя лесного;
Дай шестьдесят дочерей Океановых, резвых плясуний —
Каждой по девять годов, и каждая в детском хитоне;
15
Дай в прислужницы мне два десятка нимф амнисийских² —
Пусть пекутся они у меня о сапожках и гончих
Псах, когда мне случится сражать оленей и рысей.
Горы мне все подари, а вот город — какой пожелаешь
Мне уделить; не часто его посетит Артемида.
20
Жить на высях я буду, людей, города навещая
Только по зову рожающих жен,³ что в пронзительных муках
Станут ко мне вопиять, мне в удел сужденные первый
Мойрою; им я должна помогать и нести избавленье,
Ибо не ведала мук, нося меня и рождая,
25
Мать, но безбольно на свет из родимой явила утробы».
Так говорила она и силилась тронуть с мольбою
Подбородок отца, но долго ручки тянула
Прежде, чем дотянулась. Отец же кивнул ей приветно
И, улыбаясь, сказал: «Когда бы таких мне рождали
30
Чаще богини детей, о гневе ревнующей Геры
Я бы и думать не стал. Прими же, дитя, в обладанье
Все, что сама пожелала! Но больше отец твой прибавит.
Тридцать дам городов, а к ним — укреплений немало,
Тридцать дам городов, из которых вовек ни единый
35
Бога иного не станет хвалить, по тебе именуясь;
Много притом городов Артемида разделит с другими,
На островах и на суше; и в каждом городе будут
Роща у ней и алтарь. И еще — все дороги отходят.
Гавани все под руку твою». Закончивши слово,
40
Он головою кивнул. И в путь отправилась дева,
Критской взыскуя горы, ища лесокудрого Левка;⁴
После пошла к Океану и нимф получила избранных —
Каждой по девять годов, и каждая в детском хитоне.
Много ликуй, о Кэрата поток, и ты, о Тефиса,
45
Ибо своих дочерей Летоиде⁵ вы дали в подруги!
Но оттоль поспешила к киклопам⁶ она, обрела же
Их на острове том, что зовется Липарой, — Липарой
Ныне зовем мы его, но тогда он был Мелигунис, —
У наковальни Гефеста, великое дело свершавших:
50
Чашу ковали они, водопой Посейдоновым коням.
Как устрашилися нимфы, ужасных узрев исполинов,
Высям Оссы⁷ подобных! У каждого яро глядело
Из-под бровей единое око, огромностью схоже
С четверокожным щитом; к тому же звон наковален
55
В уши нимф ударял, и кузнечных мехов воздыхавших
Свист громогласный, и тяжкие стоны; охала Этна,
Охала с ней Тринакрия, жилище сиканов,⁸ а дале
Ахал Италии край, и эхом Кирн⁹ ему вторил;
Между тем ковачи, вознося над плечами с размаху
60
Молоты, мощно в расплавленный ком железа иль меди
В лад ударяли и ухали шумно сквозь сжатые зубы.
Вот потому-то без слез не могли Океановы дщери
Ни на вид их глядеть, ни шума кузнечного слышать.
Немудрено: всегда ведь дрожат, киклопов завидев,
65
Дщери блаженных, даже и те, кому лет уж немало.
Ежели матери дочка не хочет слушать, бывает,
Мать в подмогу себе для острастки кличет киклопов —
Арга или Стеропа; тогда из укромного места
Кто выходит? Гермес, обличье вымазав сажей.
70
Живо он страх нагоняет на девочку; та, присмиревши,
Льнет к материнской груди, глаза покрывая руками.
Ты же, о Дева, и прежде, трехлетней еще, не страшилась
Было: Лето на руках принесла тебя в гости к Гефесту,
Что тебя пожелал повидать, одарив для знакомства.
75
Здесь на крепких тебя Бронтей лелеял коленях,
Ты же с пространной груди густые власы ухватила
Крепко и дернула с силой... Досель у него безволоса
Вся середина груди, как бывает, когда заведется
У мужчины в висках, оголяя кожу, лисица.¹⁰
80
Так и на этот раз ты речь повела без смущенья:
«Эй, киклопы! Живей снарядите мне лук кидонийский,¹¹
Стрелы в придачу к нему и для стрел вместительный короб
Ведь не один Аполлон — и я Лето порожденье!
Если же мне придется добыть стрелою иль вепря,
85
Или зверя иного, то будет пир для киклопов».
Молвила: сделано дело — и ты получила доспехи.
После направилась ты за сворой в Аркадию, к Пану
В сельский приют, и его ты нашла; он резал на доли
Меналийскую рысь, плодовитых сук насыщая.
90
Он, брадатый, тебе подарил двух псов черно-белой
Масти, а трех — огневой, одного ж пятнистого; хваткой
Крепкой впившись в загривок, хотя бы и льва они в силах
Довлачить живого на двор; а к ним он добавил
Семь собак киносурских,¹² что вихря быстрее и могут
95
Лучше всех затравить и лань, и бессонного зайца,
Без промедленья сыскать оленя иль дикобраза
Логово и, не сбиваясь, вести по следу косули.
Вспять от Пана пойдя (а псы за тобою спешили!),
Ты повстречала на высях, в предгорьях горы Паррасийской,¹³
100
Скачущих ланей, дивное диво! Паслися на бреге
Чернокремнистой реки Анавра они неизменно, —
Ростом больше быков, а рога их златом блистали.
Ты изумилась и молвила тотчас милому сердцу:
«Вот пристойная дичь Артемиде для первой охоты!»
105
Было всего их пять; четырех ты настигла немедля,
Псами их не травя, и в свою запрягла колесницу.
Но убежала одна, пересекши поток Келадона,
По замышлению Геры, готовившей подвиг последний
В ней для Геракла; и скрыл беглянку холм Керинейский
110
О Артемида, о Дева, убийца Тития! Златом
Блещут доспехи твои, колесница твоя золотая,
И золотые уздечки, богиня, вложила ты ланям.
Но куда ты свою погнала впервые упряжку?
К Тему, Фракийской горе, отколе порывы Борея
115
Веют, стужей дыша на тех, кто плащом не укутан.
Где же ты светоч смолистый срубила и где запалила?
На Олимпе мисийском срубила; а неугасимый
Пламень, пылающий в нем, взяла от перунов отцовских.
Сколько раз ты, богиня, серебряный лук испытала?
120
Первый выстрел был в улей, второй в дубовое древо,
Третий зверя лесного добыл; но четвертый не древо —
Град нечестивых мужей поразил, которые много
И над пришельцами зла совершали и над своими.
Горе тем, кого посетишь ты яростным гневом!
125
Сгинет скот их от язвы, и сгинут посевы от града;
Старцы власы остригут, хороня сыновей; роженицы
Будут, стрелой сражены, умирать, а ежели горькой
Смерти избегнут, так явят на свет недостойное жизни.
Но у тех, на кого ты с улыбчивой милостью взглянешь,
130
Нивы злаком обильным кипят, отменно плодится
Стадо, и счастлив их дом; притом и в могилу не сходят
Прежде они, чем успеют сполна вкусить долголетья.
Распри семейной не знают они, той распри, что часто
Даже и сильные домы губила; но ставят согласно
135
Рядом сиденья свои за столом золовки и снохи.
К ним же да сопричтется и друг мой, кто друг мне по правде,
Да сопричтусь я и сам, госпожа! Тебя воспевая,
В песнях славя и брак Лето, и тебя неустанно,
И Аполлона, и все деянья твои, о богиня,
140
Также и псов, и колчан, и ту колесницу, на коей
Ты возносишься быстро в небесные домы Зевеса.
Там встречает тебя у ворот Гермес Акакесий¹⁴
И принимает доспех; а добычу Феб¹⁵ принимает.
Впрочем, было так прежде — покуда еще не явился
145
Мощный Алкид.¹⁶ Когда ж он пришел, Аполлон распростился
С этой заботой; тиринфянин сам теперь неустанно
Подле ворот сторожит, смотря еще издали, нет ли
Тучной снеди с тобой для него. Несказанный подъемлют
Смех блаженные боги, и теща сама особливо,
150
Видя, как он из твоей колесницы огромного тура
Иль клыкозубого вепря влачит, ухвативши за ногу,
Небескорыстные речи меж тем к тебе обращая.
«Ты поражай вредоносных зверей, дабы человеки
Помощь узрели в тебе, как во мне; а ланям и зайцам
155
Мирно пастись разреши. Ну, что тебе лани и зайцы
Сделали? Нет, кабаны, кабаны — вот пажитей гибель!
Да и в быках для людей — немалое зло. Не жалей их!» —
Молвит, а после спешит разделаться с тушей великой.
Если и богом он стал через дуб фригийский, однако
160
Та же прожорливость в нем, и тот же остался желудок,
С коим он встарь повстречался пахавшему Феодаманту.¹⁷
Амнисиады,¹⁸ меж тем, от упряжки твоей отрешают
Ланей усталых, скребницей их чешут и корм задают им,
С луга Геры собрав траву, растущую быстро, —
165
Клевер трилистный, которым и Зевсовы кормятся кони;
Доверху чаны златые спешат они после наполнить
Чистою влагой, дабы водопой был ланям приятен.
Ты же вступаешь в отцовский чертог; там все тебя кличут
Рядом с собою воссесть; но ты к Аполлону садишься.
170
Если же нимфы ведут вокруг тебя хороводы,
Будь то подле истоков египетской влаги Инопа,¹⁹
Иль у Питаны (затем, что твоя Питана!)²⁰ и в Лимнах,²¹
Иль когда, о богиня, ты к Алам идешь Арафанским,²²
Бросив Скифский предел и обычаи тавров отринув, —
175
Пусть в это время мои быки не выходят на ниву
Чуждую труд свой дневной совершать за условную плату!
Верно, в хлев воротятся они, вконец изнемогши,
Крепость мышц потеряв, хотя бы стимфейской породы
Девятилетки то были, что роги влачат, рассекать же
180
Пашню оралом способней других. Ведь бог солнцезарный,
С неба такой хоровод приметив, коней остановит,
Залюбовавшись; а дня между тем теченье продлится.
Меж островами какой тебе мил, и какая вершина,
Град какой, и залив? И кого возлюбила особо
185
Ты среди нимф, и каких героинь принимала в подруги?
Мне открой, о богиня, а я поведаю людям.
Меж островами — Долиха, средь градов мила тебе Перга,
Горы Тайгета милы, заливы же любы Еврипа;
Но среди нимф возлюбила ты дивно гортинскую нимфу,
190
Зоркую Бритомартис-оленеубийцу, за коей
Гнался по критским горам Минос, язвимый желаньем.
То в укромах лесных от него таилася нимфа,
То в болотных лощинах; он девять месяцев кряду
По бездорожью блуждал, не желая погони оставить;
195
Но под конец, настигаема им, она ввергнулась в море,
Прянув с обрыва, а там ее удержали тенета
Спасших ее рыбарей. С тех пор кидонийцы «Диктиной»
Нимфу зовут самое, а утес, с которого нимфа
Прянула, кличут «Диктейским»; алтарь у брега воздвигнув,
200
Жертвы приносят они, венки же плетут из фисташек
Или сосновых ветвей, но мирт рукам их запретен,
Ибо веточка мирта, за пеплоса край зацепившись,
Девы замедлила бег; с той поры eй мирт ненавистен.
Светоченосная Упис,²³ владычица, критяне даже
205
И тебя самое именуют прозванием нимфы.
Ты и Кирену дарила приязнью, ей уступивши
Двух охотничьих псов, из которых один Гипсеиде
После награду стяжал на играх при гробе Иолкском.
И супругу Кефала, Дейонова сына, избрала
210
Встарь белокурую ты, госпожа; а еще, по преданьям,
Больше света очей ты любила красу Антиклею.
Первыми эти двое и лук, и колчан стрелоемный
Стали носить у плеча, оставляя правое рамо
Неприкровенным и правый сосок всегда обнажая.
215
Также лелеяла встарь быстроногую ты Аталанту
Деву, Иасия дщерь аркадского, вепреубийцу,
Псов подстрекать научив и цель стрелою уметить.
Не изрекут на нее хулы зверобои, что были
На Калидонского созваны вепря; добычу победы
220
Край Аркадский приял и досель те клыки сберегает.
О, ни Гилей, полагаю, ни Рэк неразумный не станут,
Сколько ни мучит их злость, хулить облыжно в Аиде
Лучницу; не подтвердят той лжи бока их и чресла,
Те, что кровью своей обагрили утес Меналийский.
225
Радуйся много, Хитона,²⁴ держащая храмы и грады,
Ты что в Милете являешь себя! Ведь тобою ведомый
Некогда прибыл в тот край Нелей из Кекропова царства.
Первопрестольница ты хесийская! Царь Агамемнон
Дар во храме твоем принес тебе, путь умоляя
230
Вновь открыть кораблям (ибо ветры ты оковала),
В оное время, как плыли суда ахейцев на грады
Тевкров, бранью грозя Рамнусийской ради Елены.
Также и Пройт два храма тебе, богиня, воздвигнул:
Первый «Девичьей», когда ему в дом ты дев воротила,
235
Что в Азанийских блуждали горах; второй же, на Лусах, —
«Кроткой», затем, что у чад его отняла ты свирепость.
И амазонок народ, возлюбивший брани, у брега,
Подле Эфеса поставил тебе кумир деревянный
В сень священного дуба, и жертвы Гиппо сотворила.
240
Но остальные плясали вокруг, о владычица Упис,
Бранную пляску сперва, щитами вращая, а после
Хоровод по кругу вели; пронзительный голос
Им подавала свирель, чтоб в лад они били стопами
(Ибо выдалбливать кость оленью тогда не навыкли,
245
Как то Паллада во вред оленям измыслила). Эхо
До Берекинфа неслось и до Сард, как топотом шумным
Землю разили они, и вторили звоном колчаны.
После ж вокруг кумира того воздвигся пространный
Храм; святее его никогда не видело солнце,
250
Как и богатством обильней: легко и Пифо²⁵ превзойдет он.
Храм сей разрушить грозил Лигдамид, обуянный гордыней:
Дерзкий обидчик; привел он рать кормящихся млеком,
Словно песок, несчислимых с собой киммерийцев, живущих.
Подле пролива того, что зовется по древней телице.²⁶
255
Как помрачен был рассудок царя проклятого! Больше
Уж ни ему не пришлось увидеть Скифскую землю,
Ни другим, чьи повозки пестрели на бреге Каистра,
Путь возвратный найти; ибо лук твой — защита Эфесу!
О Мунихия,²⁷ ты заливами правишь, Ферея!²⁸
260
В почести да не откажет никто Артемиде, затем что
Даже Ойнею²⁹ пришлось не к добру созывать зверобоев;
Пусть не желает никто с Охотницей спорить в искусстве —
За похвальбу и Атрид³⁰ расплатился пеней немалой;
Девственной да не дерзнет никто домогаться — как Отос,³¹
265
Так Оарион³² желаньем пылали себе не во благо;
Плясок пусть никто не бежит ежегодных — отвергнув
Танец пред алтарем, и Гиппо вкусила возмездье.

Радуйся много, Царица! И к песне будь благосклонна.
______________________________
[1] Φοίβη ἡ Феба, эпитет Артемиды Hom.
Φοῖβος ὁ Феб, «Лучезарный» (эпитет Аполлона) Hom., Aesch.
φοῖβος 1) чистый, светлый (ὕδωρ Hes.); 2) сияющий, сверкающий (ἡλίου φλόξ Aesch.);
[2] Ἀμνισός ὁ Амнис (портовый город на сев. побережье Крита, в устье реки того же названия) Hom.
[3] Λοχεία, Λοχία ἡ Лохия, «Родовспомогательница» (эпитет Артемиды) Eur., Luc.
[4] Λευκὸν ἔπι Κρηταῖον ὄρος — Белая гора на Крите. Персонификация горы Левк (Λεῦκος) назван здесь «лесокудрым» (κουρή), т.е., поросшим лесом. Слово κουρή употреблялось лесорубами, в плане «рубки» деревьев и дальнейшей деревообработки («распиливания»). Но чаще слово κουρή ассоциируется с «обрезанием, остриганием» волос, и означает «стрижку» (короткую прическу).
[5] Λητωΐς, дор. Λᾱτωΐς (-ΐδος) ἡ Летоида, дочь Лето, т.е. Артемида Anth.
[6] Κύκλωπες — киклопы (по Гесиоду, сыновья Урана и Геи, великаны, занимавшиеся кузнечным ремеслом под руководством Гефеста) Hes.
[7] Ὄσσα ἡ Осса (гора в сев.-вост. Фессалии) Hom.
[8] Τρινακρία (Τριν-ακρία) ἡ Тринакрия, «Трехвершинная» (древнейшее название Сицилии) Thuc., Theocr.
Σικανός ὁ уроженец или житель Сикании (Σικανία — древнее название Сицилии).
[9] Κύρνος ἡ Кирн, остров в Средиземном море, ныне Корсика Her.
[10] Игра слов «лиса» и «лысина»:
ἀλώπηξ (-εκος) ἡ лиса, лисица Her., Plat., Arst.
ἀλωπεκία ἡ выпадение волос (как у линяющей лисы), облысение Soph.
[11] Κυδωνία ἡ Кидония (город на сев.-зап. побережье Крита, соперник Кносса и Гортины).
[12] Κυνόσουρα ἡ Киносура, «Собачий хвост» (мыс на вост. берегу Аттики, к югу от Марафона) Her.
[13] Παρρασία, ион. Παρρᾰσίη ἡ Паррасия (город и область в юго-зап. Аркадии) Hom.
[14] ἀκακήσιος ὁ Акакесий, эпитет Гермеса = ἀκάκητος
ἀκάκητος ὁ податель помощи, благодетель (эпитет Гермеса Hom. и Прометея Hes.)
[15] Φοῖβος ὁ Феб, «Лучезарный» (эпитет Аполлона) Hom., Aesch.
[16] Ἀλκίδας ὁ Алкид — Геракл, потомок Алкея Anth.
[17] Θειοδάμαντας ὁ царь дриопов, не оказал уважение Гераклу, за что был убит.
[18] Ἀμνισιάδες αἱ Амнисиады, нимфы, дочери бога реки Амниса (Ἀμνισός) на Крите.
[19] Ἰνωπός ὁ Иноп, река на о-ве Делос HH.
[20] Πιτάνη, дор. Πῐτάνα ἡ Питана, город в Мисии Her., Plut.
[21] Λίμναι αἱ Лимны, «Болота» (район в юго-вост. части Афин) Thuc.
[22] Ἁλαί Ἀραφηνίδες αἱ Галы Арафенидские, дем в Аттике (в филе Αἰγηΐς).
[23] Οὖπις ὁ Упис («око»), одно из имен Артемиды, по Геродоту, прибыла на о. Делос из страны гипербореев с дарами Илифии (Геродот. История IV 35).
[24] Χιτώνη ὁ Хитона («защита, ограда»), эпитет Артемиды.
[25] Πυθώ (-οῦς) ἡ Пифо, древнее название местности у подошвы Парнасса в Фокиде, где находился город Дельфы Hom., Her.
[26] Βόσπορος ὁ Боспор, «Коровий брод», назван в честь Ио, которая была обращена Зевсом в телицу, чтобы укрыться от гнева ревнивой Геры. Согласно Эсхилу, Ио переплыла Боспор Киммерийский, который и получил от этого свое название.
[27] Μουνυχία, ион. Μουνῠχίη ἡ Мунихия
1) полуостров с одноименным портовым городом близ Афин Her., Thuc.
2) = Ἄρτεμις, как богиня-покровительница порта Мунихия Xen.
[28] Φεραίη ἡ Ферея, покровительница города Феры (Φεραί), эпитет Артемиды.
[29] Οἰνεύς ὁ Эней, царь Калидона. Принося богам благодарственные жертвы за урожай, он забыл про Артемиду, а та в отместку наслала на Калидон чудовищного вепря.
[30] Ἀτρείδης (-ου, ион. -εω) ὁ Атрид, сын Атрея Агамемнон (Ἀγαμέμνων). Разгневал Артемиду своей заносчивой фразой: «Сама Артемида не выстрелила бы лучше». Раздосадованная богиня лишила ахейцев попутного ветра, и в течение многих дней Агамемнон со своим войском не мог начать поход на Трою. Жрец и прорицатель Калхант предсказал, что для того, чтобы умилостивить богиню, необходимо принести в жертву дочь Агамемнона Ифигению.
[31] Ὦτος ὁ От, сын Алоэя и Ифимедии, который, вместе с братом Эфиальтом, был убит Аполлоном за посягательство на власть богов. Братья великаны Отос и Эфиалтес, которые могли быть убиты только друг другом, пытались похитить Артемиду и заставить жениться на одном из них.
[32] Ὠαρίων (= Ὠρίων) ὁ Орион, беотийский охотник. Был поражен стрелой Артемиды за посягательство на ее девственность.
[33] Ἱππώ ὁ Гиппо. Перестала охотиться и почитать Артемиду, и та превратила ее в кобылицу (ἵππος). Стала созвездием Коня. (Гигин. Астрономия II 18, 3)



Καλλίμαχος. Εἲς Ἄρτεμιν
_______________________________

Метки:  

МИСТЕРИИ ОСИРИСА В АБИДОСЕ

Воскресенье, 18 Мая 2014 г. 23:27 + в цитатник
В.В. Солкин
ЕГИПЕТ: ВСЕЛЕННАЯ ФАРАОНОВ



В Абидосе ежегодно проходило великое празднество Осириса, центральная часть которого называлась в древности «шетау» (štȝw), или мистерии. Оно состояло из множества церемоний и процессий, символически представляющих эпизоды из жизни бога.

Церемониал начинался, судя по всему, с трагической смерти Осириса: на бога нападали Сетх и его слуги и убивали его. Это ужасающее каждого египтянина событие, видимо, происходило в глубине храма, так как, судя по частным стелам, большинство паломников этого не видело.

Вслед за этим следовала церемония, называвшаяся prt tpyt (перет тепит) — «первый выход», или же prt Wp-wȝ.wt (перет Упуаут) — «выход Упуаута». Бог Упуаут, воплощение Анубиса и, одновременно, Хора Неджитефа (Ḥr nḏ-it.f) — Хора, Защитника отца своего, выходил из храма, чтобы повергнуть врагов, препятствующих воссоединению из частей и бальзамированию тела Осириса. Воссозданный в результате символической мумификации в храме, бог становился Первым среди Западных (Ḫnty-imn.tyw).

Затем, подготовленное к погребению тело бога, везли к его гробнице, расположенной в пустынном месте Пекер, на юге Абидоса. Процесс перевоза Осириса проходил в три этапа: сначала, во время prt ˁȝt (перет аат) — Великого выхода, погребальный кортеж Осириса Хентиаментиу выходил из храма во главе с Упуаутом. Находящегося на ладье Нешмет (nšmt) бога окружало несметное количество паломников, пришедших, чтобы «пасть ниц и созерцать его совершенство».

Вторым этапом церемонии было прохождение процессии водного потока, символизирующего переход между двумя мирами. Осирис Хентиаментиу совершал это плавание на ладье Нешмет под защитой и руководством бога Тота. Видимо, эта часть церемонии происходила на священном храмовом озере, однако о деталях этой части праздника мы практически ничего не знаем. Наконец, Осириса переносили с ладьи Нешмет на ладью Урет (wr.t) — «Великую», и бог в сопровождении лишь нескольких высших жрецов и сановников, продолжал свой путь к гробнице в Пекер.

С этого момента начинался самый торжественный эпизод церемонии, посвященный возрождению Осириса, проходивший в Золотой обители, неподалеку от гробницы бога в Пекер. Согласно свидетельству царя XIII династии Неферхотепа I, бог появлялся там с невероятным торжеством, окруженный родственными ему богами и богинями. В глубокой тайне в Золотой обители воссоздавался новый образ Осириса из золота и электрума. Ритуал возрождения бога проходил во время «Ночи угасания бога для отдохновения» и «Отдохновения Хора воинственного» — двух церемоний, которые завершались третьей — праздником Хакер, наступавшим сразу же после возрождения бога.

Новый образ Осириса во время Ночи угасания бога для отдохновения возлагали на ложе, и жрец, именовавшийся са-мериэф (zȝ-mri.f) — «сын его возлюбленный», воплощающий собой Хора, совершал над ней ряд ритуалов, вероятно, напоминавших заупокойную церемонию Отверзания уст. Находясь какое-то время рядом с самим богом, са-мериэф следил за тем, когда Осирис будет готов возродиться и в этот ответственный момент поизносил ключевую фразу хакер: «Приди ко мне!»

После того, как в образ бога возвращалась жизнь, он получал эпитет Уннефер (Wnn-nfr) — Существо благое. О возрождении бога оповещали храм, паломников, и весь ликующий тинитский ном, столицей которого считался Абидос. Возродившийся к новой жизни Осирис Уннефер получал оправдание и благословение от сонма богов Гелиополя, в знак чего са-мериэф надевал на его статую особую Корону оправдания; перед народом оглашалось маа (mȝˁ) — оправдательное решение богов, сопровождавшееся всеобщей радостью. Это событие имело двойной смысл: в мире ином — оправдание душ умерших, в мире земном — передачу власти от Осириса к Хору, его законному наследнику. Торжествующий бог возвращался на ладье Нешмет (nšmt) из Пекер в свой абидосский храм среди невероятного столпотворения паломников и местных жителей. Вечером в храме проходила встреча Осириса и божеств его круга.

Среди стел, оставленных в Абидосе царскими посланниками, особое место занимает интереснейшая надпись Икернефрета, вельможи, которого фараон Сенусерт III назначил своим заместителем по организации праздника в Абидосе, так как сам в это время находился с войском в Нубии. В тексте этого уникального памятника, хранящегося в собрании Берлинского музея, повествуется практически обо всех этапах великой церемонии возрождения бога:

«Приказ царский государю-князю, хранителю печати Верхнего Египта, другу единственному, управителю Обоих Домов золота, повелителю Обоих Домов серебра, Икернефрету почтенному. «Приказывает Мое Величество плыть тебе на юг в Абидос, тот, что в Тинитском номе, чтобы сделать работы (mnw) для отца моего Осириса Хентиаментиу, вновь покрыть образ его тайный (bsw — т.е. культовую статую) золотом, которое дал он моему величеству привезти из Нубии в триумфе победы. Да сделаешь ты это образом наилучшим, действуя ради процветания отца моего Осириса. За этим посылает тебя, как приемного сына мое Величество с надеждой в сердце, что выполнишь ты все, что в сердце моем.

Рос ты подобно приемному сыну в заботе Величества моего, единственным избранником моего дворца. Сделало тебя мое Величество спутником, когда был ты юношей [всего] двадцати шести лет. Мое величество сделало это, потому что видел я тебя прекрасным в командовании, красноречивым, [одним из тех], кто уже из лона приходит мудрым. Вот, посылает тебя мое Величество сделать это, потому что знает мое величество, что никто не сможет это сделать кроме тебя. Иди же и возвращайся, когда сделаешь все, что приказало мое Величество.

Сделал я все, что приказал его Величество, выполняя наилучшим образом наказ господина моего для отца его Осириса Хентиаментиу, владыки Абидоса, великого мощью в Тинитском номе. Работал я как жрец са-мериэф для Осириса Хентиаментиу. Отделал я его великую ладью в вечности и бесконечности. Соорудил я для него переносной наос, тот, что несет красоту Хентиаментиу, из золота, серебра, лазурита, бронзы, [драгоценного] дерева сесенеджем и кедра. [Статуи] богов, пребывающих в месте его (т.е. Осириса), сделал я и обновил наосы их. Назначил я жрецов выполнять обязанности их, установил я для них ритуал ежедневный и праздники в начале каждого времени года. Руководил я изготовлением ладьи Нешмет и сделал я кабину ее. Украсил я грудь владыки Абидоса лазуритом и бирюзой, золотом превосходным и всяческими ценными камнями, которые [обычно] украшают тело бога. Я покрыл бога украшениями его с моим титулом тот, кто над тайнами, в моей должности столиста, [ибо] был я чист руками украшая бога, жрецом сем, пальцы которого очищены.

Я руководил процессией Упуаута, когда он выходит защищать отца своего. Я отразил нападающих на ладью Нешмет, я поверг противников Осириса. Возглавлял я Великую процессию, следуя по стопам бога. Сделал я [так], что поплыла божественная ладья, и Тот руководил плаванием. Я сделал кабину [для] ладьи «Господин Абидоса воистину поднимается». Покрытый своими эмблемами прекрасными, прошествовал он к месту Пекер. Очистил я путь бога к его гробнице на юге Пекера. Защитил я Уннефера в тот день великой битвы. Поверг я всех врагов его на берегу Недит. Сделал я [так, что] вошел он в ладью Урет, [ту, что] превозносит его красоту. Возрадовал я восточный берег и дал возликовать берегу западному, [ибо] видят они красоту ладьи Нешмет, пришвартовавшейся в Абидосе. Привезла она [Осириса Хентиаментиу, Владыку] Абидоса во дворец его. Следовал я за богом к обители его и сотворил очищения для него; сделал я обширным престол его. Разрешил я трудности … перед спутниками его»…

Трудно переоценить то значение, которое занимал в египетской культуре этот праздник, символизировавший возрождение природы, души каждого человека, приветствующих победу бога над смертью.

О состоянии блаженства и просветления упоминается в формулах многих стел царей, вельмож, жрецов и некоторых частных лиц. Покидая этот мир, они хотели сохранить память о своем участии в священных церемониях, что было напрямую связано с обретением статуса Аху (ȝḫw) — просветленного духа, спутника Осириса. Именно для этого они воздвигали около «Лестницы Бога Великого», то есть в первом дворе храма свои памятники, свидетельствующие об их участии в таинствах Осириса абидосского. Об этих же состояниях говорилось и в огромном количестве других стел, принадлежавших частным лицам, которые не могли участвовать в таинствах при жизни, но надеялись обрести это право в жизни иной. Пройдя через заключительные испытания и оправдание во время празднества Хакер, усопшие, которые при жизни участвовали в таинствах Абидоса, как и те, кто получил эту возможность лишь после смерти благодаря стеле, установленной в храме, обретали состояние Аху, состояние близости к богу, которое прославляют и воспевают сотни египетских текстов, приравнивая его к просветленному божественному бытию и окончательной победе жизни над смертью.

Удивительно, но в абидосских мистериях, полностью посвященных истории Осириса, практически никакой роли не играет Исида; все основные функции, которые более поздняя традиция приписывает богине, здесь выполняет Упуаут. Он — бог, открывающий пути божественной процессии и, одновременно, его сын-наследник, Хор Неджитеф, персонифицированный жрецами са-мериэф (zȝ-mri.f) и сем (sm). Судя по всему, корни парадоксального отсутствия Исиды лежат в местной традиции, основной акцент которой приходился не на поиски тела бога и его воссоединение, а на его возрождение и передачу царской власти от отца к сыну.


_______________________________

Метки:  


Процитировано 1 раз
Понравилось: 1 пользователю

Поиск сообщений в vissarion
Страницы: 22 ... 12 11 [10] 9 8 ..
.. 1 Календарь