Боже, дай мне спокойствие принять то, что я не могу изменить,

и мужество, чтобы изменить то, что я могу, и мудрость,

чтобы отличить одно от другого.

 

(Рейнхольд Нибур)

прости, свинья, ведь мы всего лишь люди 

---- 

Бог видит всё... он видно - созерцатель 

---- 

мы в Ад (и в рай) уже давно попали! 

---- 

душа (по Фрейду:) расположена вот здесь 

---- 

он взял ружьё и полюбил природу 

---- 

капуста зарубила человека! 

---- 

не бей лежачего! повесь его сначала! 

---- 

«смелее будьте!» - кот кричал мышам 

---- 

добро и зло не могут друг без друга

---- 

ах, если б только розы нас кололи! 

---- 

бессмертна только бабушка с косою!

---- 

Земля была бы счастлива... без нас 

---- 

мечта, я умоляю - не сбывайся! 

---- 

прекрасное, оно всегда - далёко 

---- 

опять меня надежда потеряла 

---- 

извилины красоткам не к лицу! 

---- 

чем больше скажешь, тем услышат меньше 

"Постарайся вдохнуть очень медленно, считая до шести. Потом – пауза, опять на счет шесть. И такой же медленный выдох. И снова пауза. И еще раз, и еще – для начала хотя бы четверть часа кряду..."

(Примечание Недопросветленного - можно начинать со счета на четыре, постепенно через месяцы пытаясь увеличить понемногу счет, сам сэр Шурф Лонли-Локли, судя по Макс Фраю, дошел до счета на 64. Но, тут самое главное - при дыхательных упражнениях нельзя допускать ощущений напряжения, дыхание должно быть ровным и легким, иначе вместо пользы можно повредить здоровье... Еще один полезный момент - дышать следует учиться опусканием-поднятием диафрагмы, а не раздутием-сжатием грудной клетки).

Что дает дыхательная гимнастика? 
"...С чувством времени у меня в ту пору было совсем скверно, поэтому не знаю, как долго пришлось мне цедить сквозь зубы холодный ночной воздух. Но уже после нескольких медленных вдохов я почувствовал себя более-менее сносно: мышцы понемногу расслабились, сердце успокоилось и, что поразило меня больше всего, смертельная усталость, которая уже стала для меня привычным состоянием, почти прошла. То есть я бы и сейчас, пожалуй, с удовольствием заснул, если бы дал себе волю, но желание отдохнуть перестало быть мучительным.
А еще какое-то время спустя разум мой обрел вдруг былую ясность. И вот это оказалось по-настоящему страшно. До сих пор я не понимал, сколь плохи мои дела, не осознавал толком, что потерпел сокрушительное поражение, расплескал понапрасну краденую силу и себя самого заодно вместе с нею выплеснул. Опустевшая дырявая посудина, из которой уже нечего выпить, даже если бы нашелся желающий, – вот что я собой представлял. Это было, мягко говоря, малоприятное открытие, и все же я понял, что не готов добровольно променять эту беспощадную ясность на былой туман в голове. “Не видеть вещи такими, какие они есть, – унизительно для мыслителя, – сказал я себе. – Какой стыд”.
– Ага, – удовлетворенно произнес все тот же голос за моей спиной. – Не такой ты безумец, как может показаться. С разумом твоим все в полном порядке, еще получше, чем у большинства моих знакомых, просто ему давно не давали воли. Ты же сам и не давал, а это, как видишь, дело поправимое… Удивительно все-таки, что в ордене Дырявой Чаши вас не научили успокаивать себя дыханием. И вообще ни в одном ордене послушников не учат правильно дышать – о какой магии после этого может идти речь?! Как можно браться за колдовство человеку, который не умеет управиться с собственным телом и разумом? Вот чего я никогда не пойму."
(c)Макс Фрай.

Никогда не говорите «мне все равно».

Не надо стремиться афишировать свое равнодушие.

Это не показатель Вашей независимости.

Равнодушие — это паралич души.

Что Вы чувствуете, когда Вам говорят «мне все равно»?

Становится пусто и холодно внутри. Вы ёжитесь и протестуете.

Чаще всего, про себя… Ведь собеседнику… «все равно»…

Всего каких-то два слова, а как глубоко проникают они в душу,

занозой впиваются в сердце и остаются гнить, иногда напоминая о себе.

Человек не может жить без уверенности в том,

что он кому-то нужен, что его любят.

Он чахнет, переживает, замыкается в себе, погибает.

Худшее преступление, которое мы можем совершить по отношению к людям, — это не ненавидеть их,

а относиться к ним равнодушно; в этом — суть бесчеловечности.

Прошу, никогда не говорите «мне все равно»… 

 

(с) Иван Охлобыстин

Мне скучно, бес.

       Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.

       Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.

       Доволен будь
Ты доказательством рассудка.

 

В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies — скука
Отдохновение души.
Я психолог... о вот наука!..
Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Виргилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?
Тогда ль, как погрузился ты
В великодушные мечты,
В пучину темную науки?
Но — помнится — тогда со скуки,
Как арлекина, из огня
Ты вызвал наконец меня.
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам и к духам,
И что же? всё по пустякам.
Желал ты славы — и добился, —
Хотел влюбиться — и влюбился.
Ты с жизни взял возможну дань,
А был ли счастлив?

       Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знанье жизни нет —
Я проклял знаний ложный свет,
А слава... луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон... Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ...

   И первое свиданье,
Не правда ль? Но нельзя ль узнать

109

Кого изволишь поминать,
Не Гретхен ли?

       О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
Там, там — где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струи —
Там, на груди ее прелестной
Покоя томную главу,
Я счастлив был...

       Творец небесный!
Ты бредишь, Фауст, наяву!
Услужливым воспоминаньем
Себя обманываешь ты.
Не я ль тебе своим стараньем
Доставил чудо красоты?
И в час полуночи глубокой
С тобою свел ее? Тогда
Плодами своего труда
Я забавлялся одинокой,
Как вы вдвоем — все помню я.
Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье — скуки семя).
И знаешь ли, философ мой,
Что думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?

       Говори. Ну, что?

Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!

110

Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал! —
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она...
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; —
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье...

Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!

Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я —
Я даром времени не трачу.

Что там белеет? говори.

Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,

111

Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.

Всё утопить.

       Сейчас.

 

 

Есть три вещи, о которых не следует говорить ни при каких обстоятельствах, даже тем, кто уверен, будто времени впереди хоть отбавляй: любовь, свобода и чужая глупость.

 

О любви следует молчать, поскольку скудный набор слов, предназначенных для её описания, изношен до дыр задолго до гибели динозавров, и теперь эти вербальные лохмотья способны лишь испортить впечатление, если не вовсе его загубить.

 

О свободе говорить и вовсе бессмысленно: никто толком не знает, что это такое, но всякий рад представиться крупным специалистом по данному вопросу. Среди любителей порассуждать на эту тему я не встречал ни единой души, имеющей хотя бы смутное представление о предмете разговора. Кто знает- молчит, пряча жуткое своё сокровище на самом дне глазных колодцев.

 

Что же до чужой глупости - предмет сей изучен нами даже слишком хорошо. Толковать о нём чрезвычайно приятно, но опасно, ибо слишком велик соблазн поверить, что сам ты и впрямь не таков, как прочие; нашептать себе, будто благополучно удаляешься на индивидуальной спасательной шлюпке от давшего течь "корабля дураков", на борту которого помещаемся мы все без исключения.

 

И есть ещё одна тема, касаться которой то строго запрещено, то совершенно необоходимо. Мы почти не смеем говорить о чудесном. Но иногда... о, иногда оно само заявляет о себе, не брезгуя никакими средствами оповещения. В том числе и нашими устами.

 

Макс Фрай