Цитата сообщения fox-cub77 Любовь и флирт в эпоху Возрождения.

История флирта берет свое начало в эпоху раннего Ренессанса. Человечество, проснувшись от долгого сна средневековья, почувствовало неодолимую тягу к плотскому. Взаимное влечение полов, говоря языком той эпохи, носило вулканический характер, «появляясь, как вырвавшаяся из плена стихийная сила, пенясь и шумя».

Телесная любовь не только перестала  быть грехом, но и приобрела героический оттенок, как и идеал физической красоты, идеал плодородия. Повышенная сексуальность считалась нормой, ее воспевали поэты – от бродячих до придворных.

 

В области любви основным принципом была производительность. И это не подлежит сомнению: мужчина хотел прежде всего оплодотворять, женщина — быть оплодотворенной. Повышенная половая деятельность стала в глазах обоих полов явлением нормальным, дающим право на уважение. Совершенным в глазах эпохи был только тот мужчина, который кроме вышеуказанных физических достоинств отличался никогда не потухавшими желаниями, совершенной женщиной — только та, которая вплоть до самого зрелого возраста жаждала любви мужчины.

Другими словами, высшими добродетелями считались вулканические страсти у обоих полов, неослабевающая даже в преклонных летах производительность мужчины и столь же неослабевающее плодородие женщины. Иметь много детей доставляло славу и было обычным явлением, не иметь их считалось наказанием за какой-нибудь грех и встречалось сравнительно редко.

Чисто чувственное воззрение на любовь привело, естественно, к тому, что стремились как можно чаще испытать физическое наслаждение. Другими словами, ненасытность — одна из характерных черт половой жизни Ренессанса. Эту черту мы находим во всех странах: от испанского и итальянского юга до английского или голландского севера, от Западной Франции до Юго-Восточной Германии — всюду мужчины и женщины отличались непомерным аппетитом...

Хотя женщины и пассивны по натуре, однако они в этом отношении не только не уступали мужчинам, а, если верить современным поэтам и новеллистам, даже превосходили их своей требовательностью. Особенно требовательны в любви были, однако, если верить современникам, вдовы. Предписанный законом год траура редко соблюдался, так что даже еще в Средние века были назначены наказания, если вдова вторично вступала в брак по прошествии 30 дней после смерти мужа, и вознаграждение, если она в продолжение года честно оплакивала покойного. Поэтому существовало воззрение, что тот, кто женится на вдове, непременно станет рогоносцем. Испанская пословица гласит: "Que lajomada de la viudez d'una mujer es d'un dia" — "Вдовство вдовы продолжается только один день", а французская пословица гласит: "Печаль вдовы только в ее верхнем платье". Только верхнее платье траурное, так как большинство вдов продолжало носить цветные сверкавшие нижние части костюма как средство воздействия на чувственность мужчины. Третий взгляд гласил: вдовы любят вдвойне, ибо хотят вознаградить себя со вторым мужем за те лишения, которым их подвергал первый, и потому нет ничего опаснее, как жениться на вдове, бывшей уже два или три раза замужем.

В жилах этой эпохи текла более горячая кровь, наполняя сердца мужчин и женщин более страстными желаниями. Чем утонченнее становились средства, позволявшие избежать опасности, тем более возрастала у женщин готовность подчиниться велениям чувств и испытать те радости, которые Ренессанс ценил более всякой другой эпохи. Добрачные связи женщин в эпоху Ренессанса должны были быть в порядке вещей почти во всех слоях населения.

Добрачный секс зачастую рассматривался как некий шаг на пути к браку. Даже если дело до супружества не доходило, намерение в будущем заключить брачный союз обычно выступало как разрешение на интимные связи. Молодые девушки (кроме высших сословий, разумеется) сначала получали от кавалеров обещание жениться и только затем поддавались на их уговоры. Молодые люди поэтому, не задумываясь, раздавали подобные заверения, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности. Похоже, это мало беспокоило как родителей, так и само общество, главное – чтобы такие интимные отношения в итоге привели к заключению брака.

Ухаживания, конечно, были, но весьма грубые и примитивные. В основном мужчина и женщина предпочитали идти к общей цели кратчайшим путем: он не упускал случая «взять плохо укрепленную крепость», она – «открыть ворота неприятелю.

 

Само собой понятно, что во всех странах снисходительные девицы и женщины, охотно позволяющие дерзкому молодцу всевозможные вольности, пользуются большим спросом, чем сдержанные, отказывающие ему в них. Не одна строго нравственная девушка заплатила за свою сдержанность тем, что любовник бросил ее, предпочитая ей другую, которая охотно отдает прелести своего тела во власть его рук за право хозяйничать в его кошельке.

Было бы неосновательно думать, будто роль женщины в этом флирте была совершенно пассивная, будто она сводилась только к тому, что она не противилась. Женщина знала во все времена, что необходимо случаю подставить ножку, чтобы заручиться успехом. А этот маневр заключался в том, что женщина ловко создавала обстановку, которая провоцировала мужчину к весьма ею желанной, хотя и стыдливо отклоняемой активности. Одним из главных средств для достижения этой цели была мода, в которой женщина систематизирует то, что особенно действует на чувственность мужчины. Формы же диктовались моде основной тенденцией века.

    

     Но женщина всегда шла в этом направлении так далеко, как только позволяла эпоха, используя самые смелые средства и формы : смелому декольтированию сверху вниз соответствовало не менее смелое систематическое декольтирование снизу вверх.
     
     Женщина слишком хорошо знала гипнотизирующее воздействие своих ног и еще более - интимных прелестей, хотя бы зрелище длилось всего секунду, другими словами, она скоро угадала значение зрения в любви. И потому глазам мужчины предоставлялись широчайшие свободы. Декольтирование снизу вверх достигалось в эпоху Ренессанса главным образом путем танца или игр, главная прелесть и главная соль которых состояли часто в возможно большем оголении женщины.

 

Чем победоноснее развивалось денежное хозяйство, тем многочисленней становился  класс, предпочитающий жить только для наслаждения, тем женщина в этих кругах все заметнее становилась предметом роскоши. Искусство любви было объявлено важнейшей наукой.

Именно в те времена соблазнение стало превращаться в искусство. Одежда, обувь, прически, аксессуары, духи и поведение - все служило средством для достижения цели.

И куртизанки, и придворные дамы, стремясь подчеркнуть свою женскую привлекательность, делали замысловатые прически, туго затягивали корсет, надевали декольтированные платья, оголяя плечи и грудь, использовали изысканные духи и косметику для глаз и губ. Золотые украшения: серьги, ожерелья, браслеты - были призваны привлечь внимание мужчин к обнажённой шее и запястьям. Веер, зонтик или букет живых цветов в руках завершал наряд готовой к выезду и флирту дамы.

 

Пьер де Бурдей, Сьёр де Брантом (1540-1614) родился в старинной дворянской семье во Франции, рано оказался при дворе, где в это время его старшая сестра была фрейлиной королевы Екатерины Медичи, так что неудивительно, что он девятнадцати лет побывал в Италии... Брантому посчастливилось открыть эпоху Возрождения во всей ее новизне и силе, что определило несомненно его миросозерцание и характер. Он не был мыслителем, даже историком не стал, но он служил при дворе, участвовал во всех войнах своего времени, писал сонеты, диктовал мемуары, это был человек эпохи Возрождения в полном смысле слова, о чем мы знаем, благодаря его трактату «Галантные дамы», что представляет череду любовных эпизодов и рассуждений автора по их поводу, весьма пылких.

Брантом задается вопросом: «что в любовных делах наибольшее утешение сулит - осязание ли, иначе говоря, прикосновение, любовные ли речи или взгляды?»

«Начнем с прикосновения, которое смело можно признать наисладчайшим выражением любви, ибо вершина ее - в обладании, обладание же неосуществимо без прикосновения; как нельзя утолить жажду и голод, не попив и не поев, так и любовь насыщается не взглядами и речами, а прикосновениями, поцелуями, объятиями, заключаясь Венериным обычаем».

Упоминая известные эпизоды из «Ста новелл» королевы Наваррской, Брантом мимоходом раскрывает нравы при дворе Генриха Наваррского, поскольку многие любовные истории были выхвачены буквально из жизни. То, что для известных новеллистов было лишь приемом - указание на достоверность событий, выходит, для Маргариты Наваррской, кстати, она была дочерью французской королевы Екатерины Медичи, - больше, чем прием.

Брантом в Италии осматривал внимательно не только дворцы и другие произведения искусства, не только ее прекрасную природу, но с особенным вниманием итальянских женщин, подпав под их очарование. Побывал он и в Испании.

«Рассудим теперь о взглядах. Само собой разумеется, что глаза первыми вступают в любовную схватку, и сладостен тот миг, когда взору нашему предстает нечто редкое и чудное по красоте. Ах, есть ли в мире что-нибудь прекраснее красивой женщины - либо богато наряженной и разубранной, либо нагой, в постели?!» Можно подумать, Брантом разглядывает с восторгом картины итальянских художников, даже можно угадать, какие и кого.

 

В высшей степени примечательно наблюдение Брантома: «...надо сказать, что в Испании и в Италии дамы куда искуснее и изощреннее наших как в умении надушиться, так и в нарядах и украшениях; наши дамы многому научились у них, а те разные изящные мелочи переняли с античных римских медалей и статуй, во множестве еще сохранившихся в Испании и в Италии, - всякий, кто взглянет на них, найдет, что в одежде и прическах достигли они полного совершенства и весьма достойны восхищения.

 «Что касается француженок, - писал  Брантом, - то за последние 50 лет они научились у других народов стольким любовным тонкостям, переняли такие ухищрения и обычаи, что ныне превосходят в этом отношении все нации». Француженки учились у испанок и итальянок, а сами, в свою очередь обучили немок. Те поделились опытом с англичанками. Женская солидарность в вопросах любви приобрела общеевропейский масштаб.

 

В моду вошло декольте, начался культ женского бюста. Коснуться груди хорошенькой женщины во время танца, считалось в высшей степени комплиментом. В живописи того времени, в особенности у голландцев, прикосновения мужчин к «плодам любви» - излюбленный мотив. Как говорили в ту пору, женская грудь – это первая победа юноши, ежедневная пища мужчины и последнее утешение старика.

Женщины в ответ посвятили мужчин  в тайны своего туалета. Многие благородные дамы позволяли кавалерам исполнять при себе обязанности камеристок – особенно охотно разрешая им надевать себе чулки и башмаки, так как это, по словам одной французской рукописи XVI в., дает "влюбленным дамам самый удобный случай показать мужчинам, которые им нравятся, те прелести, которые иначе они не могли бы обнаружить".

Далее в этой рукописи говорится: "Дамы исходят при этом еще из той мысли, что мужчина с темпераментом никогда не упустит такого случая, чтобы не позволить себе некоторые вольности". С другой стороны, эта ситуация позволяет им всегда помешать ему зайти в его галантных предприятиях дальше, чем "им позволяют их совесть и честь".

Примеры можно найти в новеллах королевы Наваррской, у Брантома и почти у всех современных новеллистов. Брантом пишет: "Часто дамам доставляет удовольствие показываться нам без помех, так как они чувствуют себя безупречными и убеждены, что могут нас воспламенить".Мужчина, который не понимал, чего от него хочет дама, протягивающая ему ногу, считался невежей и подвергался жестоким насмешкам.

Стен, Ян. "Идет гость"

 В другом  сочинении говорится:  "В наше время найдется немного дам, которые не оказали бы подобных знаков милости не только друзьям, но даже и чужим. Некоторые уступали это право ухаживателю уже по прошествии нескольких дней, ибо современные женщины говорят: "Глаза и руки друга еще не делают мужа рогоносцем". И потому они предоставляют рукам и глазам друзей величайшую свободу... Есть немало благородных дам, относительно которых многие придворные кавалеры могут похвастать, что имеют наглядное представление об их тайных прелестях."

 

 

Клингстед Г. Интимный туалет (1720)

Пьер Сюблейра The Pack Saddle 1732-35 г.г.

Подобные вольности, кстати, позволялись и незамужним девушкам. Разумный эксгибиционизм поощрялся в обществе: если слава интимных достоинств юной особы переходила из уст в уста, то это значительно повышало ее шанс на счастливый брак. О тех же девицах, которые отказывали в таких пустяках, ходили слухи, что «им нужно скрывать тайные пороки, которые неминуемо вызовут отвращение в мужчинах, как только они о них узнают».

 

  В эпоху Ренессанса жизнь давала мужчине и женщине сотни возможностей проявления таких грубых форм взаимного ухаживания. Узость условий существования, совместное жительство на ограниченном пространстве, наконец, примитивные средства удовлетворения потребности в совместном общении - все это создавало, так сказать, почву для постоянного воздействия друг на друга.

 

 

Не менее яркое доказательство в пользу основной чувственной тенденции Ренессанса — его отношение к наготе.
Известно, что тогда во всех странах к наготе относились довольно просто. Даже еще в XVI в. на сон грядущий совершенно раздевались, спали голыми. И притом оба пола и все возрасты; обыкновенно муж, жена, дети и слуги спали в общей комнате, не разделенные даже перегородками. Таков был обычай не только в крестьянстве и в низах, но и среди высшего бюргерства и аристократии.

 

Даже перед гостем не стеснялись, и он спал обыкновенно в общей спальне с семьей. Жена ложится спать без платья в присутствии гостя, которого видела первый раз в жизни. Требования стыдливости считались исполненными, если она делала это "целомудренно". Если гость отказывался разоблачиться, то его отказ возбуждал недоумение. Как долго продолжался этот обычай, видно из одного документа, относящегося к 1587 г., в котором обычай этот порицается, следовательно, еще существовал.

Другим выражением этой простоты нравов служило то, что еще в XVI в. мужчины, женщины и девушки голыми перебегали улицу, когда содержатель бани звонил к ее открытию, или в лучшем случае были снабжены только веником, скрывавшим половые части.

 

Физическая красота рассматривалась эпохой Ренессанса не как тайна, которая должна цвести в тиши и обнаруживаться лишь в комнате. Она сияла в праздничной зале, на улице, на ярмарке, где весь народ был зрителем и судьей, она была сокровищем, которым хотели часто вызвать зависть в других.

В первую голову напоказ выставлялась, конечно, женская красота. Делалось это различным образом и в различных формах. Самым благородным средством было, разумеется, искусство. Демонстративность здесь заключалась в том, что художнику заказывали портрет жены или возлюбленной в обнаженном виде. Ее изображали или совсем обнаженной, или в особо претенциозном декольте, как эротическое чудо. Знаменитыми картинами в таком роде являются "Венера дель Трибуна" Тициана, изображающая герцогиню Урбинскую, две картины того же Тициана, изображающие, как король Карл II играет на музыкальном инструменте возле ложа своей возлюбленной, предстающей глазам в совершенно обнаженном виде. Не менее известны обнаженные портреты Дианы Пуатье, метрессы Генриха II.

Генрих II неоднократно заказывал портреты своей юноновской возлюбленной в обнаженном виде, а также приказал высечь ее из мрамора и отлить из серебра. Габриэлла д'Эсте, метресса Генриха IV, также неоднократно воспроизводилась обнаженной. Кажется, нет надобности доказывать, что во всех этих картинах речь шла о демонстративном выставлении напоказ эротической красоты. Относительно Дианы Пуатье надо заметить, что здесь главное внимание было обращено на ее пышную грудь. В таком же духе изобразил Рафаэль Форнарину, Тициан — свою дочь Ливию, Рубенс создал свой гимн в честь Марии Медичи, наполняющий целую залу Лувра. Сюда же относится и нагая статуя-портрет, которую прекрасная сестра папы Джулия Фарнезе заказала для своего склепа в храме Св. Петра.

Положительно не поддается подсчету количество женских портретов, созданных специально ради прекрасной груди оригинала. Прекрасная грудь пользовалась, как уже было указано, высшим почетом в эпоху Ренессанса. Бесконечное число женщин, обладавших этим достоинством, щедро раскрывало свой корсаж и сбрасывало все покровы, дабы глаза каждого могли беспрепятственно наслаждаться этими сокровищами.

Можно без преувеличения сказать, что часто муж или любовник заказывали не портрет возлюбленной, а портрет ее груди, ибо прекрасная обнаженная грудь многих женских портретов Ренессанса представляет не только центр, но и главную суть этих картин. Само собой понятно, что художники стремились сохранить "портретную" точность изображаемой груди. Достаточно сравнить различные портреты прекрасной Симонетты, изображенной как Боттичелли, так и другими художниками, различные портреты кисти Париса Бордоне и Паоло Веронезе, картину Тициана, изображающую Альфонсо д'Авалоса и его возлюбленную, портрет герцогини Лотарингской и др.

Необходимо коснуться еще одной особенности частной жизни, такой как  описание и прославление интимной телесной красоты возлюбленной или жены мужем или любовником в беседе с друзьями, их готовность дать другу даже случай воочию убедиться в этой хваленой красоте. Это одна из излюбленных разговорных тем эпохи. Мурнер говорит в своем "Лужок дураков": "Немало можно найти дураков, хвалящих своих жен в лицо каждому встречному. Они говорят: у меня такая прекрасная жена, что, если бы ты ее увидел, ты бы изумился".
Сеньор Брантом сообщает: "Я знал нескольких сеньоров, которые хвалили своих жен перед своими друзьями и подробнейшим образом описывали им все их прелести".

 

Один расхваливает цвет кожи жены, похожей на слоновую кость, с розовым налетом, как у персика, на ощупь мягкую, как шелк или бархат, другой — пышность ее форм, упругость ее грудей, похожих на "большие яблоки с грациозными остриями" или на "хорошенькие шарики с розовыми ягодами", твердые, как мрамор, тогда как ее бедра — "полушария, сулящие высшее блаженство". Другие хвастают "словно выточенными белыми ногами" жен, подобными "горделивым колоннам, увенчанны"

О духовных качествах супруги или женщины говорят разве под самый конец. Главную роль играет красивое тело, которое описывается с ног до головы и обратно. Описание нередко подкрепляется доказательством. Другу предоставляется возможность подглядеть жену во время купанья или туалета или еще охотнее его приводят в спальню, где спящая жена, не подозревая, что она имеет посторонних свидетелей, предоставляет его взорам всю свою наготу. Порой даже сам муж откидывает скрывающие ее покровы, так что все ее прелести разоблачаются перед взором любопытных.

 

Телесная красота жены демонстративно выставляется напоказ, как клад или сокровище, которые должны возбудить зависть, и сомнению здесь не должно быть места. Вместе с тем обладатель этих сокровищ хвастает ими, чтобы подчеркнуть, что он их собственник. Он делает это не тайно, и жена должна то и дело мириться с тем, что муж подведет к ее ложу своих друзей, даже в том случае, когда она спит, и что он сорвет с нее одеяло, отчасти скрывающее ее тело от взоров.

Надо упомянуть, что такое демонстративное хвастовство исходило не только от мужчины, что и женщина любила хвастать физическими достоинствами любовника или мужа. Разумеется, она поступала не так откровенно, как мужчина. Тем не менее в нашем распоряжении ряд современных документов, ничего не оставляющих желать в смысле откровенности. Это главным образом жалобы вдов, покинутых невест и жен, расхваливающих выше всякой меры добродетели покойного или отсутствующего.

Среди горожан завелся любопытный обычай гостеприимства. Хозяин дома считал честью для себя, если гость через какое-то время вступал в рукопашную с его взрослой дочерью. Если гость пользовался особым почтением, хозяйка нередко посылала ему для времяпровождения хорошенькую дочку.

 

Нередко инициатива в любви принадлежала самим дамам. В Венеции, например, даже очень знатная дама могла послать понравившемуся ей незнакомцу записку с приглашением «на ужин».

Однако, флирт не был привилегией чисто женской. Недаром имена Дон Жуан и Казанова стали синонимами соблазнителя.

В Италии было принято исполнять серенады под окном дамы, в Англии - отправлять с посыльным цветы, вложив в букет надушенную визитку.

Наконец, в моду вошло путешествовать. Путешествующая женщина, понятно, должна была заручиться защитником. Но почему-то предпочитала взять с собой в поездку не мужа и брата, а друга или знакомого. Так как дороги были плохи, то повозки не годились для путешествия, к тому же такое путешествие обходилось дороже и совершалось не так быстро. Путешествовали поэтому обыкновенно верхом. Но и здесь сложность тогдашних путешествий вынуждала к упрощениям.

Если путешествовала дама, то она садилась или спереди, или сзади своего спутника на того же коня. Знатные дамы отправлялись в таком виде и на охоту. Таким образом дама и ее спутник находились в продолжение целых часов в интимной близости. Мужчине к тому же часто приходилось поддерживать женщину там, где дорога пересекалась рытвинами или рвами. Так естественно, что желание водило часто рукой мужчины - и конечно, и женщины! - если только они были добрыми друзьями или сделались таковыми во время путешествия. Что в большинстве случаев так и бывало, вполне понятно и не нуждается собственно в подтверждении, хотя подобные подтверждения можно найти у всех хронистов.

     
     Начиная с миннезингеров и кончая новеллистами, мы узнаем то и дело, что всадник порывисто прижимал к себе и нежно ласкал хорошенькую девушку из знати или здоровую крестьянку. Таково содержание очень грубого рассказа, записанного в XV в. Августом Тюнгером (речь идет о крестьянке и попе), аналогичный случай сообщает циммернская хроника, также возникшая в XV в., где речь идет уже о знатной даме, часто совершавшей недалекие путешествия специально с целью использовать их для флирта.

 

Излюбленным местом увеселений  в эпоху Ренессанса были общественные бани и купальни, где женщины и мужчины купались и мылись совместно. Об этом свидетельствуют не только хроники, но и многочисленные рисунки с натуры Альбрехта Дюрера.

 

Альбрехт Дюрер, 1497 г

Со временем публичная баня слилась с публичным домом, а слова «банщица» и «проститутка» стали синонимами. Храм Гигиеи (богини здоровья) стал храмом Венеры, в котором трудились жрицы любви. Во Франции их называли femmesfoles – «бесшабашные женщины», в Германии – «перепелками в башмаках», в Италии – «соловушками».

С 15 века центр флирта переместился из городских бань на целебные воды, все больше богатых горожан предпринимают «купальные путешествия». Курорты стали модными местами свиданий.

Почти во всех странах Европы существовал обычай «пробных ночей» - когда жених и невеста задолго до свадьбы делили ложе. Этот обычай практиковался не только среди простолюдинов, но и среди дворян. В Германии это называлось Kommnachte – «Ночные посещения». Если парень и девушка не устраивали друг друга, помолвку можно было расторгнуть.

Кстати, первое достоверное описание презерватива было обнаружено в труде итальянского врача Фаллопия в 1564 году. Он утверждал, что придумал, как пользоваться небольшими льняными чехлами, чтобы не подхватить «французскую лихорадку». Большинство историков, однако, придерживается мнения, что презервативами пользовались еще в средние века, а их название было образовано неким эрудитом от персидского слова kondu, которое обозначало продолговатый сосуд из кишок животных для хранения семян. Именно поэтому, вероятнее всего, презерватив был изобретен в Персии.