Ибо, как доктор Лютер говорит в толковании на Псалом 89: «В мирских и внешних делах, связанных с пропитанием и заботой о телесных нуждах, человек сообразителен, разумен и весьма активен; однако в делах духовных и божественных, имеющих отношение к спасению души, человек подобен соляному столпу, вроде жены Лотовой, — да, вреде бревна и камня, безжизненной статуи, которая не шевелит ни глазами, ни устами, ни чувствами, ни сердцем. Ибо человек не видит и не осознает ни ужасного и неистового гнева Божьего по поводу греха, ни смерти [которая является следствием греха], но злоупотребляет своей безнаказанностью, подчас даже сознательно и намеренно, и тем самым обрекает себя на тысячу опасностей и, в конечном итоге, на вечную погибель и осуждение; и никакие молитвы, мольбы, уговоры, ни даже угрозы и упреки не действуют на него; да, все наставления и проповеди проходят для него впустую до тех пор, пока он не будет просвещен, обращен и возрожден Святым Духом, для чего [для обновления Святым Духом], действительно, не были созданы ни камень, ни кирпич, но один лишь человек. И хотя Бог, в соответствии со Своим справедливым и суровым приговором, окончательно и навсегда изгнал прочь падших злых духов, Он, по особой, чистой милости Своей, все же восхотел, чтобы несчастная падшая человеческая природа вновь обрела свои способности и сделалась причастной обращению, благодати Божьей и вечной жизни; но не благодаря своим собственным природным, действенным умениям, наклонностям или способностям (ибо природа человека есть упорная вражда против Бога), а по чистой благодати, посредством милосердного и плодотворного действия Святого Духа».

Однако прежде, чем человек будет просвещен, обращен, возрожден, обновлен и привлечен Святым Духом, он — сам и с помощью собственных природных возможностей — столь же неспособен инициировать духовные изменения, или свое собственное обращение или возрождение, совершать их или содействовать им, как камень, кирпич или кусок глины. Ибо хотя он может управлять своими внешними членами и слышать Евангелие, и до какой-то степени размышлять над ним, а также рассуждать о нем, как мы видим на примере фарисеев и лицемеров, он, тем не менее, считает Евангелие глупостью и не способен уверовать в него. И в этом смысле он поступает даже хуже, чем кирпич, поскольку он бунтует и враждует против воли Бога, если только Дух Святой не действует в нем, не возжигает и не производит в нем веру и прочие добродетели, угодные Богу, и послушание.

В-третьих, таким же образом Святые Писания приписывают и обращение, веру во Христа, возрождение, обновление и все, что относится к их плодотворному началу и завершению, не проявлению способностей якобы присущей человеку по природе свободной воли — ни полностью, ни наполовину, ни в малейшей, даже самой ничтожной или самой незначительной степени, — но in solidum, то есть полностью, единственно, божественному деянию и Святому Духу, как говорит и «Апология».

Разум и свободная воля в определенной мере способны жить внешне благопристойной жизнью; однако родиться вновь и внутренне обрести новое сердце, разумение и наклонности — это может осуществить только Святой Дух. Он открывает разум и сердце человека к пониманию Писаний и послушанию Слову, как написано в Луки 24:25: Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. Также и в Деяниях 16:14: Лидия слушала, и Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел. Он производит в нас и хотение, и действие по Своему благоволению (Флп. 2:13). Он дает покаяние (Деян. 5:31; 2 Тим. 2:25). Он производит веру, Филиппийцам.1:29: Потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него. Ефесянам 2:8: Сие не от вас, Божий дар. Иоанна 6:29: Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал. Он дает сердце, чтобы разуметь, очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать (Втор. 29:4; Мф. 13:15). Он есть Дух возрождения и обновления (Титу 3:5-6). Он берет из плоти сердце каменное и дает сердце плотяное, чтобы мы ходили по заповедям Его (Иез. 11:19; 36:22; Втор. 30:6; Пс. 50:12). Он созидает нас во Христе Иисусе на добрые дела (Еф. 2:10) и делает нас новой тварью (2 Кор. 5:17; Гал. 6:15). Короче говоря, Всякое даяние доброе нисходит от Отца (Иак. 1:17). Никто не может прийти к Христу, если не привлечет его Отец (Ин. 6:44). Никто не знает Отца, кроме того, кому Сын хочет открыть Его (Мф. 11:27). Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1 Кор. 12:3). Без Меня, говорит Христос, не можете делать ничего” (Ин. 15:5). Способность наша от Бога (2 Кор. 3:5). Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил? (1 Кор. 4:7).

— Формула Согласия: Детальное Изложение. Артикул II: О свободной воле или человеческих способностях, §§20-22, 24-26

Лютеранское богослужение (1525 г.)

Когда женщины носят подобающий головной убор в Церкви, особенно во время богослужения, — это похвальный обычай, основанный на библейском предписании (1 Кор. 11:3-15).

— The Lutheran Liturgy, p. 427

Господи Боже, Ты призвал рабов Твоих к предприятиям, конца которых мы не видим, на пути, еще не хоженые, посреди опасностей, еще не ведомых. Дай же нам веру, чтобы идти вперед с твердой смелостью, не ведая, куда мы идем, но зная, что рука Твоя ведет нас, и любовь Твоя подкрепляет нас; через Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.

PlumpChump "Jerusalem_8525"

Что же мы должны проповедовать в свете этого креста? Если мы находим Бога в человеческих страданиях Иисуса, то нам не пристало проповедовать верующим триумфалистское учение о здоровье, преуспевании и свободе от скорбей. Триумфализм ничего не может нам предложить — особенно в те минуты, когда молитва остается без ответа, или приходит болезнь, — он лишь втаптывает раненую душу еще глубже в чувство вины и боли от осознания мнимого недостатка веры. Крест разрушает все человеческие измышления о Боге и приводит нас туда, где Он желает быть найденным, — к спасительному труду Иисуса Христа. С нас довольно того, что в кресте нам открывается глубочайшая боль Бога и раны, которые Он понес из любви к нам, — оттуда мы черпаем утешение.

— Dennis Ngien. Luther As A Spiritual Adviser: The Interface of Theology and Piety in Luther's Devotional Writings, pp. 25-26)

Из всех великих Церквей, обладавших властью преследовать инакомыслящих, одна лишь Лютеранская Церковь не запятнала свои одежды ни единой каплей крови, пролитой из-за мнений. Лютер славно сказал: "Перо, а не огонь должно победить еретиков. Палачи - не учителя богословия. Это не место для силы. Не меч, но слово нужно для этой битвы. Если слово не победит заблуждение, заблуждение устоит, даже если весь мир будет залит кровью". Лютеранская Церковь стояла на этой точке зрения за сотни лет до того, как она стала господствующей, и будет стоять на ней всегда. Тем не менее, она ревностно использует праведные возможности защитить себя и своих детей от проповеди заблуждения, которое прикрывается личиной частных суждений. Она не стала бы сжигать Сервета и даже - ради мнений - не тронула бы и волоска на его голове; но она не позволила бы ему и носить ее имя, проповедовать "иного Иисуса" с ее кафедр, учить заблуждениям в ее университетах или подходить вместе с ее детьми к столу Господа, от которого он отрекся. Ее имя, ее исповедания, ее история, само ее существо протестуют против такого "общения с делами тьмы", против такого снисхождения к ереси, против такого равнодушия по отношению к вере. Она никогда не поступала так. Она никогда не сможет так поступить. Те же, кто воображает, будто право на частные суждения дает людям, принадлежащим к Лютеранской Церкви и носящим ее святое имя, право учить тому, что им вздумается, вопреки ее свидетельству, не понимают ни сути права, на которое претендуют, ни сути Церкви, сама жизнь которой требует, чтобы она отказывала в общении тем, кто пребывает в заблуждении… Принадлежность человека определяется суждениями, к которым он приходит, используя это право… Сами по себе права ничего не дают человеку и не могут изменить природу вещей. Право собирать ничего не собирает; и если, пользуясь этим правом, человек собирает дерево, сено и солому, ни право, ни его использование не превратят их в золото, серебро и драгоценные камни. Церковь не станет употреблять никакого насилия в отношении того, кто решит собирать то, что не устоит перед огнем; но она не примет собранного им как драгоценности и не позволит, чтобы ее детей обманывали этими подделками. Право человека на частное суждение и право Церкви наказывать - это равноценные и согласующиеся друг с другом права, каждое из которых необходимо для того, чтобы предотвратить злоупотребление другим. Разумное использование любого из них - это использование их обоих. Таким образом, мы, протестанты, утверждая право и обязанность людей судить обо всем лично и формулировать свои собственные воззрения, не опасаясь более ни гражданской кары со стороны государства, ни инквизиции со стороны Церкви, утверждаем также право и обязанность Церкви ограждать себя от искажений учения путем изложения истины в своем Исповедании, твердого противостояния ереси, личного предостережения заблуждающихся и, наконец, по отношению к упорствующим, отлучения их от Причастия до тех пор, пока по действию благодати они не увидят заблуждение, которому они присвоили имя истины, и не отрекутся от него.

— Charles Porterfield Krauth. The Conservative Reformation and Its Theology (1872), pp. 174-175

David Giral. Старый дом на реке.

Если бы я стал утешать вас, или мы бы стали утешать самих себя мыслью о том, что, бранясь и сетуя, мы можем расквитаться с этими богохульниками за их произвол и злодеяния, это было бы мирским утешением, причем совершенно бесплодным и даже пагубным для ваших душ и для нашего дела. Даже если бы мы истребили их всех или выгнали их всех силой, или если бы мы возрадовались каре, которую некто другой обрушил бы на них в отместку за наши страдания, во всем этом не было бы ничего хорошего. Ибо это было бы мирским утешением и мирской местью, недостойными нас. Скорее, это приличествовало бы нашим врагами, ибо они, как вы видите, выместили на вас свою злобу, и теперь они довольны и чувствуют себя гораздо лучше. Но что же это за утешение? Есть ли в нем хоть какая-то надежда? Есть ли в нем хоть какое-то терпение? Есть ли в нем хоть что-нибудь от Писания? Они заменили Бога насилием, терпение — мстительностью, вместо надежды откровенно дали выход собственным похотям и сочли, что добились того, чего хотели. Откуда берется такое утешение? Не от Бога. И потому оно, несомненно, должно исходить от дьявола, и это правда. Но к чему приведет дьявольское утешение? Павел говорит нам: «Слава их обернется срамом».

Но посмотрите, какое богатое и достойное утешение вы можете иметь в этих скорбях. Вы уверены, что терпите это насилие и унижения ради Божьего Слова. Что за беда, если они называют это ересью? Вы уверены, что это Божье Слово, а они не могут быть уверены, что это ересь, ибо они не слушают. Они не доказали и не сумеют доказать, что это ересь. Однако на этом шатком основании они взялись хулить и гнать то, чего не знают, как говорит св. Петр; и потому в этом деле у них не может быть доброй совести. Вы же твердо и несомненно знаете, что страдаете за имя Божье.

В силах ли кто представить себе, какое это достойное и блаженное утешение, когда ты уверен, что страдаешь за имя Божье? Ибо кто страдает? Чья это забота? Кто отомстит за наши страдания ради имени Божьего? Св. Петр говорит: «Блаженны вы, если страдаете за правду». Да если бы кто имел царскую власть над всем миром, ему следовало бы с радостью отказаться от своего царства ради таких страданий и не почитать свое царство даже за навоз в сравнении с сокровищем такого утешения.

И потому, дорогие друзья, у вас нет никаких причин искать мести или желать зла вашим врагам. Вам следует от всего сердца пожалеть их. Ибо ваша месть им — если не считать того, что найдет на них в конце времен, — и без того слишком велика. Они уже достаточно наказаны. Вам же они не причинили ничего, кроме пользы, ибо их злоба принесла вам Божье утешение. Они сами нанесли себе рану, от которой едва ли сумеют оправиться (а многие уже не оправятся никогда).

Ибо что за важность, если они до времени причиняли вред вашему телу и имению? Это непременно закончится. И что за важность, если они немного повеселятся, наслаждаясь властью? Это не продлится долго. Лучше сравните свое спасение с их нищетой. Вы имеете добрую, мирную совесть, и на вашей стороне правда; их же совесть омрачена и неспокойна, а дело их обречено; и даже они сами еще не понимают, насколько их дело неправедно. Вы имеете утешение Божье, черпая терпение и надежду в Писаниях; они же имеют дьявольское утешение в мести и видимой тирании. Если бы в вашей власти было выбрать между их участью и вашей, разве вы не избегали бы их участи, словно самого дьявола, даже если бы она выглядела царством небесным, и разве вы не поспешили бы к своей собственной участи, даже если бы она выглядела адом? Ибо небеса не могут быть радостным местом, если там правит дьявол, и ад не может быть печальным местом, если там царствует Бог.

И потому, дорогие друзья, дабы обрести утешение и отомстить за себя достойным и полноценным образом — не только вашим гонителям-людям, но, скорее, дьяволу, который погоняет их, — поступайте с ними так: радуйтесь и благодарите Бога за то, что Он счел вас достойными слышать и познавать Его Слово и страдать за него, и довольствуйтесь уверенностью в том, что вы стоите в Божьем Слове, и что ваше утешение от Бога. Жалейте ваших врагов, ибо на их стороне нет доброй совести, а есть лишь скорбное и жалкое утешение дьявола, проистекающее из их произвола, нетерпимости, мстительности и из их временной тирании. Будьте уверены, что с помощью радости духа, хвалы и благодарения вы причините их богу, дьяволу, больший вред, чем если убьете тысячу своих врагов. Ибо дьявол устроил все это не затем, чтобы утешить их и нанести телесный вред вам, — он стремился опечалить и огорчить вас, внушив вам, что вы не нужны Богу. И потому радуйтесь еще более и смейтесь над ним, чтобы попытка дьявола сорвалась к величайшей его досаде.

— Мартин Лютер. Письмо христианам Мильтенберга (14 февраля 1524)

Из самой сути Конфессионального принципа Лютеранской Церкви, каким мы видим его в ранних истоках и в позднейших плодах Реформационного сознания, вытекает то, что люди, которые, подобно авторам Формулы Согласия «самым искренним образом исповедуют Аугсбургское Исповедание 1530 года», если только они искренни и последовательны, с такой же искренностью исповедуют принцип Книги Согласия; и наоборот. Это искреннее, ex animo [чистосердечное] исповедание Неизмененного Аугсбургского Исповедания требует от лютеранской деноминации на деле проповедовать это самое учение — в том виде, как оно изложено в Исповедании, — во всех церквях, принадлежащих к этой деноминации. Это подчеркивает не только Формула Согласия посредством часто встречающегося оборота «мы верим, учим и исповедуем», но и само Аугсбургское Исповедание, которое провозглашает: «Наши церкви в единодушном согласии учат…».

Таким образом, те, кто принимает это Исповедание, должны реально и единодушно проповедовать изложенное в нем учение; и те, кто принимает его ex animo, должны проповедовать от чистого сердца и с увлечением.

О том, принимает ли конкретная деноминация ex animo определенный набор принципов и учений, можно судить по двум критериям: во-первых, по официальному исповеданию веры этой деноминации; во-вторых, по тому, чему на самом деле официально учат те, кому поручено ее представлять.

Если некий синод принимает ex animo определенные принципы, он тем самым становится их защитником и недвусмысленное заявляет об этом в своих основополагающих, уставных документах, дабы весь мир, и в особенности его собственные члены и члены всех прочих деноминаций, не заблуждались на сей счет.

Однако, во-вторых, официальное учение, которое проповедуют его учителя — будь то профессора, писатели, пасторы, катехизаторы, делегаты, — должно подлинно соответствовать тому принципу, который посылающая их деноминация принимает ex animo. И хотя о деноминации действительно следует судить только на основании ее официальных высказываний; тем не менее, верность и преданность деноминации ее официальным высказываниям поверяется высказываниями ее официальных учителей, будь то пасторов, профессоров или писателей, — и не тем, что они говорят в частном порядке, но тем, что они говорят со своих кафедр, в своих учебниках и публичных заявлениях от имени деноминации, которую они, по собственным словам, представляют, и в особенности тем, что они, как представители Лютеранской Церкви, делают и говорят перед другими христианскими вероисповеданиями и другими христианами.

Если деноминация принимает принципы во всей полноте, но учителя ее проповедуют иное, это похоже на банк с безупречными принципами работы, часть сотрудников которого, вопреки этим принципам и в нарушение оных, исполняют порученные им обязанности, следуя сомнительным финансовым принципам. Как бы часто такой банк ни говорил о своих принципах и своем уставе, как бы красиво ни смотрелись правила, вывешенные на его стене, и какими бы безупречными ни были его президент и члены совета директоров, если он допускает, чтобы официальные сделки совершались сомнительным образом вопреки правилам и принципам, оправдываясь тем, что руководство, дескать, не может ограничивать личную инициативу сотрудников, не стоит винить вкладчиков и другие финансовые учреждения, если они сочтут нужным изъять свои вклады и закрыть свои счета в этом банке.

Настоящий вопрос заключается не в том, что ты формально принимаешь, но во что ты веришь, что ты публично проповедуешь, и что ты оставишь в наследство тем, кто придет после тебя. Если это полноценные лютеранские вероисповедание и практика, то название и количество стандартов не так важно. Если же нет, но на тебя ложится ответственность доказать и показать, что твои ущербные стандарты не свидетельствуют об ущербности твоей лютеранской веры. Аугсбургское Исповедание не задумывалось как всестороннее, полное и окончательно изложение лютеранского вероучения. Оно заканчивается такими словами: «Мы подробно изложили только те вопросы, по которым сочли необходимым высказаться… Если пожелаете нечто большее, мы готовы, если Богу будет угодно, предоставить более обширные сведения в соответствии с Писаниями». Позднейшие Исповедания как раз и содержат эти «более обширные сведения в соответствии с Писаниями», о которых говорится в самом Аугсбургском Исповедании, и без которых оно неполно.

— Theodore E. Schmauk. The Confessional Principle and The Confessions of the Lutheran Church (as Embodying The Evangelical Confession of the Christian Church), pp. 888-890

Как носители публичных признаков Церкви Исповедания требуют практического использования и воплощения, а не формального буквоедства в любом виде. Если Евангелие проповедуется чисто, и Таинства совершаются надлежащим образом, то ортодоксия и церковное общение фактически имеют место, даже если не все ортодоксальные Символы Веры и Исповедания формально упоминаются в церковной конституции или клятвах во время пасторской ординации. И, напротив, торжественные клятвы в верности всей Книге Согласия ничего не стоят, если они остаются только на бумаге (которая, как известно, «все стерпит») формальных документов, тогда как на практике с кафедр, в семинариях и публикациях распространяются учения, противные Книге Согласия. Если Исповедания в действительности не исповедуются, это игрушечные исповедания — нечто вроде фишек в святотатственной игре в церковь.

«Единство Церкви состоит не в принятии одних и тех же Исповеданий, а в принятии и проповеди одних и тех же учений». И, конечно, «церковная община не утрачивает своей ортодоксальности из-за случайно вкравшихся заблуждений, если только она противостоит этим учениям и, в конечном итоге, искореняет их посредством богословской дисциплины». Сама природа Евангелия, а следовательно, и природа евангелической Реформации, требует, чтобы содержание ценилось выше формы, а реальность — выше внешности.

Именно в церковном общении, в первую очередь, происходит исповедание или отречение. Когда церковное общение ограничено кругом церквей, между которыми есть подлинное согласие относительно Евангелия и Таинств, как их определяет Книга Согласия, эти Исповедания используются в полном соответствии с их замыслом и намерением. С другой стороны, когда номинально лютеранские церкви официально практикуют или допускают общение кафедры и алтаря с церквями и служителями, учение которых противоречит Книге Согласия, они, тем самым, объявляют эти Исповедания недействительными, даже если непрестанно поют им дифирамбы по церковно-политическим мотивам. Объединяясь с нелютеранскими церквями в общении кафедры и алтаря, лютеранские церкви перестают быть лютеранскими церквями и превращаются в синкретические секты.

Конечно, вполне можно представить, что время от времени отдельные лютеранские богословы или даже целые группы богословов и их последователей будут обнаруживать, что они утратили свои прежние убеждения и больше не верят, не проповедуют и не исповедуют так, как того требует Книга Согласия. Если это несогласие публично признаётся, и из этого делаются надлежащие практические выводы, никто не может обвинить этих людей в недостойном поведении. Что действительно нетерпимо, и что разрушает целостность Церкви, так это постоянные заверения в конфессиональной верности, когда реальность явно говорит о противоположном.

— Kurt E. Marquart. The Church and Her Fellowship, Ministry and Governance:
Confessional Lutheran Dogmatics. Volume IX, pp. 74-75

Всему этому полностью противоречит идея сектантов и активистов о том, что священнослужители — это, прежде всего, «тренеры» мирян. Как будто Христос сказал не «Паси овец Моих», а «Сколоти из моих овец рабочие бригады, чтобы они сами занимались „настоящим“ служением»! Если задача священнослужителя — не раздаяние сокровищ Евангелия, а что-то другое, то это уже не евангелический (в понимании V Артикула Аугсбургского Исповедания), а законнический и юридический институт. Более того, евангелическое служение не допускает манипулирования людьми. Оно всецело полагается на то, что Бог Сам все совершит посредством Своих святых средств «тогда и там, где Ему угодно» (АИ V:2), а не тогда и там, когда и где предсказывают или предписывают социологические опросы, человеческие стратегии и «формулировки целей». Образ смиренного пастора из знаменитой молитвы, которая украшает стены многих лютеранских сакристиев, бесконечно далек от образа напыщенного религиозного дельца, которому владение «научными» методами гарантирует x процентов статистического успеха на у процентов «эффективных» усилий. Что же именно в служении является божественным установлением? Ведь разговор идет не о так называемом «служении в принципе», но о конкретном служении Слова и Таинства, вверенного здесь, на земле, людям из плоти и крови. «В принципе», т. е., если рассматривать служение как простое поручение провозглашать Евангелие и совершать Таинства, даже Хёфлинг с радостью согласился бы признать «служение» божественным установлением. Однако служение «в принципе» — это такой же плод воображения, как абстрактное Евангелие и абстрактные Таинства. Эти изначально конкретные божественные средства спасения [media salutis] должны применяться в рамках столько же конкретного установленного свыше публичного служения, но при этом последнее не должно само превращаться в еще одно «средство благодати».

— Kurt E. Marquart. The Church and Her Fellowship, Ministry and Governance: Confessional Lutheran Dogmatics. Volume IX, pp. 123-124

Что касается ортодоксальности того или иного церковного объединения, хорошенько запомните: (1) церковное объединение ортодоксально только в том случае, если истинное учение, зафиксированное в Аугсбургском Исповедании и прочих лютеранских Символах, на самом деле проповедуется с его кафедр и в его публикациях, а не просто «официально» провозглашается как его вероучение. Не «официальное» учение, а реальное учение определяет  ортодоксальность церковного объединения, ибо Христу угодно, чтобы все, что Он заповедал Своим ученикам, действительно проповедовалось, а не просто признавалось правильным учением в «официальном документе». Вера во Христа может зародиться и поддерживаться чистым Евангелием только в том случае, если это Евангелие в действительности проповедуется. (2) Церковное объединение не перестает быть ортодоксальным из-за случайных проявлений ложного учения. То, что апостол Павел сказал Ефесским пресвитерам: «И из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деяния 20:30), — исполнилось не только в апостольской Церкви, но и в Церкви Реформации, и будет исполняться в Церкви до Последнего Дня. Церковное объединение утрачивает свою ортодоксальность только тогда, когда оно больше не применяет Римлянам 16:17, а потому не борется с лжеучением, дабы в конце концов искоренить его, но терпит лжеучение, не обличая его, и тем самым, по сути, уравнивает его в правах с истиной.

Он [Лютер] заговорил о предопределении и сказал, что, когда человек начинает спорить на эту тему, это словно неугасимый огонь, и чем больше он спорит, тем больше отчаивается. Наш Господь Бог столь ненавидит подобные споры, что учредил Крещение, Слово и Таинство [Алтаря] как знаки для противодействия им. Мы должны полагаться на эти знаки и говорить: «Я был крещен. Я верую в Иисуса Христа. Я принял Таинство [Алтаря]. Какое мне дело до того, предопределен я или нет?» Во Христе Бог обеспечил нас основанием, на которое мы можем встать, и с которого мы можем взойти на небеса. Он — единственный путь и единственные врата, ведущие к Отцу. Если мы презрим это основание, и во имя сатаны начнем строить здание с крыши, мы непременно рухнем. Если только мы способны веровать, что Бог дал нам обетования, и видеть за этими обетованиями Того, Кто их дал, мы превознесем это Слово. Но поскольку мы слышим его исходящим из уст человека, мы зачастую уделяем ему не больше внимания, чем мычанию коровы.

Моя мать учила нас, детей, пути праведности соразмерно способностям, которыми наделил ее Бог, и показывала нам путь на небеса соразмерно всем знаниям, которыми она обладала. Мы все сознавали свою ответственность перед Создателем за все наши слова и дела, нас учили молитвам, и прилежно внушали нам обязанность произносить их ежевечерне, отходя ко сну. Вследствие столь добросовестной заботы о нашем духовном благополучии как христиан, через Крещение облекшихся во Христа, мы были богобоязненной семьей. В моих воспоминаниях о детстве, проведенном в нашем доме в горах, всплывают уколы совести из-за некоторых детских шалостей, и это свидетельствует о том, что моя мать сумела вложить в мою душу ужас перед грехом и желание избежать осуждения. Это не все, чему следует учить детей, но крупицы истины откровения, которые я получил, продолжали влиять и на мою последующую жизнь, подготовив меня к более полному наставлению относительно провидения Божьего, полученному впоследствии. Полученное же мною от моей добродетельной матери, за плечами у которой было только начальное образование, полученное в приходской школе, затерянной среди усеянных виноградниками холмов Вюртемберга, защитило меня от губительных нападок деистов и атеистов, с которыми я столкнулся в дальнейшем. Когда я вспоминаю об этом, мне на ум приходит мысль, что много зла могло бы быть предотвращено, если бы матери, соразмерно дарованным им благодати и способностям, внушали детям истину Евангелия, пусть даже их наставлениям не хватало бы полноты. Моя мать не была богословом, и это было ей не нужно, чтобы исполнять материнское служение; но она была христианкой, искренне почитавшей Церковь и стремившейся к земному благополучию своих детей. Она не отличалась ученостью, но ей я больше обязан своим христианским поведением и добросовестным отношением к своему долгу, чем всем школам, в которых я учился, и всем книгам, которые я прочел с тех пор, как она вошла в покой, уготованный народу Божьему. О, если бы матери-христианки лучше сознавали высокое призвание и благодатные возможности, которые Бог даровал им в царстве благодати! Это было бы прекрасной защитой от многочисленных разговоров о правах женщин и благотворно повлияло бы на исполнение женщинами своих обязанностей.

— Matthias Loy. Story of my Life (1905), pp. 14-15

Вознесение Господне

Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше. И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь (Лк. 24:45-53).

Первую книгу написал я к тебе, Феóфил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием. И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня, ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым. Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю? Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти, но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо (Деян. 1:1-11).

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа!

Братья и сестры, вместе со всей Церковью Христовой мы совершаем путь от Пасхи к Пятидесятнице, от радости о воскресении Христа к радости схождения Святого Духа, от размышления о том, что Господь совершил ДЛЯ НАС к размышлению о том, что Он совершил и продолжает совершать В НАС и ЧЕРЕЗ НАС.

О Пасхе и Пятидесятнице написано и сказано настолько много, что любой человек — подчас даже неверующий и невоцерковленный — худо-бедно понимает смысл этих событий. Возможно, не принимает его верой, но, во всяком случае, понимает.

И вот, на пути от одного хорошо знакомого и любимого всеми христианами праздника к другому хорошо знакомому, хотя, почему-то, менее любимому, празднику, на 40-й день пути мы с Вами в буквальном смысле спотыкаемся о события дня Вознесения. О, конечно, любой христианин знает о том, что Господь не остался с нами на земле, но вознесся на небеса, где воссел по правую руку Отца, чтобы ходатайствовать за нас. И даже если кто-то по какой-либо причине об этом не знает, не нужно быть гением, чтобы об этом догадаться — ведь Христа сегодня физически нет с нами. Во всяком случае, в том смысле, в котором Он был рядом с апостолами на протяжении трех лет Своего земного служения.

Однако смысл Вознесения ускользает от нас. Даже в библейском тексте рассказ об этом событии занимает всего одну строчку:

By Tristram Sparks

О неприязни антиномистов к учению об освящении

Один ушедший на покой брат пишет, что его очень беспокоит привычка некоторых проповедников говорить так, будто они «ставят под сомнение артикул Формулы Согласия… о Третьем Применении Закона». Странно то, пишет он, что подобное отношение процветает среди будущих конфессиональных пасторов, хотя оно имеет абсолютное сходство с антиномизмом Семинекса! Далее он спрашивает: «Как можно снова и снова перечитывать Писания и не видеть, как много и как часто наш Господь (в Евангелиях) и апостолы (в посланиях) призывают христиан достигать святости, распять плоть, отложить ветхого человека и облечься в нового, преуспевать в деле Господнем, побуждать друг друга к любви и добрым делам, приносить плод..?»

Аугсбургское Исповедание - это ответ Церкви могуществу мира, данный на заре современной истории. По форме оно представляет собой светский документ, написанный мирянами при помощи священнослужителей и предложенный князьями вниманию величайшего двора мира. По сути же оно является носителем и хранителем веры и совести поневоле протестантской Церкви - плодов непосредственного соприкосновения с Божьим Словом - относительно Истинной Веры и Подлинной Церковной Жизни христианства.

[…]

Этот ответ, хотя поводом к его появлению послужило конкретное событие, стал одним из ключевых моментов истории и неизменным изложением принципа. Он принадлежит к тому типу документов, которые именуются уставами, и которые, получив официальное одобрение в качестве описания деятельности того или иного движения, становятся однозначным определением и неизменной основой его принципов. Сама идея юридической силы этих документов предполагает, что они не должны меняться - разве что через большие промежутки времени, и если появится повод, по меньшей мере, столь же серьезный и весомый, как тот, что послужил причиной их создания. Хотя такой документ и становится неизменным основополагающим инструментом, это не всегда осознают его непосредственные составители. Так было и с самими Писаниями, и со многими другими историческими документами. До тех пор, пока еще остаются живые свидетели записанных в них принципов, письменное свидетельство может казаться делом второстепенным, и его ценность не всегда получает должное признание. Однако после того, как исчезает живой голос, и на свет появляются новые поколения, письменный документ становится единственным авторитетным и неизменным основанием для дальнейшего толкования.

— Theodore E. Schmauk. The Confessional Principle and The Confessions of the Lutheran Church (1911), p. lxxix