Яков ШЕХТЕР (Израиль) 

 

 

ИЗ КНИГИ «ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ,

или СУДЬБА КОНФОРМИСТА»

 

 

ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ

 

Ишаягу Райсеру сильно не повезло. Во-первых, он родился евреем. Не специально, так получилось. Спроси его сегодня Высшие Силы: «Шая, кем ты хочешь стать?»= – он выбрал бы спокойную участь скандинава. Живи себе в своем фиорде, поглядывай, как солнце тонет меж серых скал, да пей холодную финскую водку. Но кто ж его спрашивал?! Бросили ребенка в жестокий мир, наградив рыжей шевелюрой, картавым голосом и солидным шнобелем.

Вдобавок к такому богатству Господь Б-г произвел Шаю на свет с помощью продавщицы овощного магазина и парикмахера.

Если этот факт биографии тоже можно назвать счастьем, примем его за «во-вторых».

А в-третьих, рождение состоялось в Одессе, в самой середине пятидесятых годов двадцатого столетия, что говорит о многом, для умеющих понимать с полуслова.

Рос Шая не хуже других, шлимазл и горлохват. Достать джинсы, купить пластинки, толкнуть туфли... Окажись родители интеллигентнее или город поцентральней – пустил бы Шая свои способности по более благопристойному руслу научно-технического прогресса, а то и художественного творчества. Но мировые линии пересеклись иначе. Водоворот большой коммерции малого масштаба подхватил тов. Райсера и, протащив через задние ходы московских магазинов, пролеты Гостиного двора и толчею одесской барахолки, тихо опустил на скамью подсудимых. Обвинялся он в мелком мошенничестве и срок получил скромный, почти символический.  

Уже с первых, розовых попыток деловой активности Шае стало обидно за свою национальность. Ведь скольких бед можно было избежать, родись он простым украинцем с типичным лицом или, не про нас будет сказано, молдаванином. Шая выпирал из любой очереди, не мог затеряться в толпе и моментально идентифицировался по национальному признаку. Истинный человек бизнеса должен обладать приятной, но не характерной внешностью; разве может идти речь о серьезном контакте, если вторая сторона громоподобно провозглашает «шо?» и топает ногами, словно мясник на Привозе?

Но самой большой неудачей своей жизни Шая считал переезд в Израиль. Ай, и зачем ему понадобилась эта болячка, кто теперь может установить? Все поехали, и он поехал. Просто сумасшествие какое-то, и больше ничего!

В Израиле Шая прошел по всем кругам олимовского ада: подметал улицы, работал на стройке, убирал квартиры – и всегда за гроши, позорные, жалкие копейки. Спасало лишь то, что официально он всегда оставался безработным, и подачка-пособие, совмещаясь с жалкими грошами, вместе составляли средний прожиточный уровень. Тем не менее, жизнь пошла насмарку, причем навсегда, окончательно и бесповоротно. Но именно тогда, на глубине нервного срыва, Шая впервые обнаружил, что у него есть душа.

Он прочитал про нее в газете. Какой-то религиозный деятель, просвещая репатриированную сионизмом публику, длинно разъяснял особенности еврейской души. Духовность у него затейливо перетекала из Источника прямо в сосуды, но по невидимым каналам.

«О! – подумал Шая, с трудом продравшись через эту сантехнику, – может, и мой нос чего-нибудь да стоит!»

Подумал и немедленно забыл. В битве за хлеб насущный прошло несколько лет. После многих мытарств и невзгод Райсеру наконец повезло – купил магазин. Наверное, столь солидное слово не совсем соответствовало небольшой продуктовой лавочке на стыке Бней-Брака с Рамат-Ганом, но Шая величал ее только таким образом.

«А вот в моем магазине...»= – вставлял он к месту и не к месту, особенно разговаривая с олим первого года обучения.

Дела в лавочке шли из рук вон плохо, доходы с трудом покрывали расходы, и, если бы Шая не надувал каждый месяц налоговое управление, существенно уменьшая сумму оборота, магазинчик пришлось бы просто закрыть.

Прямо через дорогу от лавки начинался Бней-Брак. Этот город никогда не пробуждал теплых чувств в Шаином сердце. Ему не нравились его жители, одетые в черные одежды странного покроя, раздражали их шляпы, пейсы, парики и косынки. Он бы хотел встречаться с ними только в одном месте – у себя в магазине, и то по разные стороны прилавка. Но вот этого почему-то и не происходило. Просто вообще никогда, ни разу. Зато их бесчисленные дети как заводные бегали в магазинчик напротив Шаиного.

Проведя исследование покупательского спроса, походив по Бней-Браку и побеседовав с владельцами тамошних продуктовых лавок, Шая решил перековаться.

– Если искусство требует жертв, то чего можно ждать от торговли?! – объяснил он жене и начал отращивать бороду.

Через несколько недель его магазин заполнился товарами с печатями высшей кошерности, а голову Шаи увенчала кипа непритязательно черного цвета. На входную дверь он прибил мезузу величиной с половину руки, выложив за нее целую пропасть денег. Теперь в Бней-Браке мезуз такого размера стало две: одна на двери центральной синагоги, а вторая у входа в Шаину лавку.

И что вы думаете – сработало! Доверчивые харидеи потянулись на приманку, словно мотыльки к свету керосиновой лампы.

Сначала по мелочи: то, другое, третье, потом вошли во вкус и добрались до четвертого, пятого, шестого...

Дела стали лучше, куда как лучше, но все равно были весьма далеки от процветания. И вот тогда Шая решился на поступок. Втайне, конечно, под покровом темноты и на другом конце города. Еще бы, прознай о таком его друзья и знакомые, они бы... впрочем, нет, они бы просто не выдержали. Короче говоря, Шая пошел к раввину.

– Вот вы говорите: Б-г, – сказал он ему. – А где справедливость? Ведь я держу такие точно товары, одеваюсь, как все, и даже стал по субботам заглядывать в синагогу. А в результате пшик, на хлеб не хватает. Где ж правда, ребе, где ж истина?

– Скажи мне, – спросил раввин, – что ты делаешь, когда нет покупателей?

– Читаю каталоги, изучаю проспекты, заполняю ведомости, – ответил Шая. – Ухо приходится держать востро, иначе недолго и по миру пойти.

– А чем занят конкурент? Ты обращал внимание?

– Во-первых, у него почти всегда есть покупатели. Во-вторых, в свободные минуты он читает огромную религиозную книгу. Впрочем, нет, только он успевает ее раскрыть, как сразу же кто-то приходит. Есть же мазаль у человека, не то что у меня.

Раввин достал с полки увесистый том и передал его Шае.

– Здесь перевод Торы на русский язык и комментарии к нему. Когда в магазине не будет покупателей, открывай и учи.

– Ребе! – воскликнул Шая. – Да я ж закончу ее за два дня. Вы б лучше дали толковый совет, как торговать в религиозной обстановке.

– Это и есть мой совет, – ответил раввин. – Делай, как я сказал, а через месяц приходи снова.

 

«Нет, они тут все ненормальные, – думал Шая по дороге домой. – Наверное, раньше раввины были умнее. Тоже мне, кардинал Ришелье: я к нему с просьбой о помощи, а он мне религиозную пропаганду»=.

Однако книжку Шая не выбросил, а принес в магазин и положил на видное место.

Через несколько дней, перелистав все проспекты и заполнив ведомости на две недели вперед, он достал ее и принялся за чтение. Текст был довольно скучным, но вот пояснения к нему оказались лихими. Прямо с первой буквы комментатор заявил, будто мир создан специально и исключительно для евреев. Шая заинтересовался и стал читать повнимательней, но пришла покупательница. Вообще, день выдался удачным: посетители шли и шли, и Шая, порядком подустав, не добрался даже до конца страницы.

За месяц ему удалось прочитать только первую главу. Удивительное дело – книжка помогла. Покупателей стало гораздо больше, и через месяц Шая отправился на прием к раввину обрадованный и удивленный.

– Ребе, – спросил он, – объясните простому еврею, что творится с его торговлей? Ведь не может одна книжка так изменить мазаль человека!

– Нет страшней зрелища для злого начала, чем еврейская душа над раскрытой Торой, – сказал раввин. – Лишь только завидит, сразу пытается помешать. А как можно помешать тебе, Шая, ты ведь, наверное, не отрываешься от Книги?

– Конечно, конечно, – с готовностью подтвердил Шая. – Совсем не отрываюсь, только когда клиенты приходят.

– Вот потому они и приходят, – улыбнулся раввин.

Шая застыл. Несколько секунд он сопоставлял долги и месячную выручку с оставшимся количеством страниц Книги. Потом спросил:

– Ребе, а у вас найдется еще что-нибудь почитать?

– Найдется-найдется, – ответил раввин и указал на стену, полностью закрытую книжными полками. – Приходи, когда эту дочитаешь.

Шая вышел на улицу Бней-Брака. Мимо спешили по своим делам сотни людей, одетых в странного покроя одежды. Оставаясь по-прежнему загадочными и чужими, они уже почти не вызывали раздражения.

«Душа, – думал Шая, – душа... И кто бы мог подумать...»

АНГЕЛ ИЗ РАМАТ-ГАНА

Наконец это произошло. Инспектор налогового управления тщательно проверил Шаину отчетность и наложил солидный штраф на его скромный продуктовый магазинчик. Жалость так и сквозила в глазах инспектора.

«Эх ты, "оле хадаш", – как бы говорили они, – мухлевать в Израиле надо умеючи. Тут все – евреи, в том числе и работники финорганов».

С печатью мировой скорби на лице инспектор принялся выписывать квитанцию. Казалось, еще секунда – и он порвет бланк или начнет обучать Шаю хитрым приемам ведения отчетности. Однако скорбью все и закончилось, штраф оказался в руках у Шаи, а инспектор, вежливо пожелав хорошей субботы – вот ведь какой негодяй! – покинул магазин.

Взглянув на квитанцию, Шаина жена схватилась за сердце и, простонав только одно слово: «Закрываемся», – свалилась на стул. Судя по всему, торговле пришел конец, а в бурной Шаиной жизни замаячила еще одна точка отсчета.

В Одессе Шая измерял глубину времени категориями «до посадки» и «после». Переехав на Святую Землю, он стал подсчитывать годы «от приезда» и дальше. Теперь, благодаря бдительности фининспектора, в его словарь начал незаметно вторгаться новый критерий: «Когда у меня был магазин».

«Ничего, ничего, – подбадривал себя Шая, – в жизни надо попробовать все. По крайней мере, будет что вспомнить».

Спасение пришло откуда не ждали. Через несколько дней после визита инспектора дверь магазинчика отворил незнакомец. Черная шляпа, седая борода и жидкие пейсы, аккуратно заправленные за уши, не оставляли сомнений в его национальной принадлежности.

– Реб ид, – сказал он, – давайте поговорим. У меня к вам дело.

Незнакомец оказался хозяином соседней лавки, реб Мойшей.

– Не кажется ли вам, что двум продуктовым магазинам тесно на одной улице? – спросил он, начиная разговор в традиционной еврейской манере.

«Если кажется – перекрестись», – чуть было не вырвалось у Шаи. Спохватившись, он придал ответу колорит, соответствующий стране проживания.

– Мне уже давно ничего не кажется, – сказал он. – Да и что тут может казаться, когда бьешься в сорокаградусную жару, как рыба об лед, а Машиаха все нет и нет! Вот если кому чего и кажется, пусть прочитает два раза «Шма Исраэль» и три раза «Шмонэ Эсрэ» – как рукой снимет!

Шаино благочестие произвело на обладателя пейсов приятное впечатление.

– Насчет Машиаха вы не беспокойтесь, – вежливо сказал он, – мы его уже давно ждем. А вот кондиционер не мешало бы купить.

– На какие-такие шекели? – вскинулась жена Шаи. – Тут и так еле-еле концы с концами сводишь, да еще этот инспектор...

– Что, собственно, вы имеете в виду? – перебил ее Шая, уводя разговор подальше от опасной темы. – Например, нам ваш магазин совсем не мешает.

– Я слышал, – сказал реб Мойше, – что вы серьезный человек и все свободное время изуВВ­чаете святые книги.

Он посмотрел на томик русского перевода Торы, чернеющий между банкой маслин и бутылкой оливкового масла.

– Давайте объединим наши усилия. Я хочу купить у вас половину магазина и прекратить ненужную конкуренцию. Назовите цену.

Счастье оказалось так близко, так доступно. Как нечасто появляются в жизни таинственные незнакомцы, и как постоянно нас надувают хорошие знакомые.

– Только одно условие, – сказал реб Мойше, – прибыль будем делить по-еврейски.

Сердце Шаи, сделав секундную остановку, вновь перешло с иноходи на галоп.

«Ну вот, – подумал он, – разбежался на графа Монте-Кристо... Сейчас он тебе скажет!»

И реб Мойше сказал:

– Десять процентов от всех доходов пойдет на цдаку, а остальное будем делить поровну.

– Простите-простите, – зачастила ШаВВ­ина жена, – я не поняла, вы, кажется, сказали «цдака»? Что это такое, зачем оно столько и почему на сторону? Лучше поделим между собой, как вы думаете, а?

Еврей посмотрел на Шаю, как «миснагидский раввин» на плакат о приходе Машиаха. Потом спохватился:

– Ах, да, вы же из России. Дети, украденные большевиками. Ленин, партия, комсомол.

Он снял шляпу и вытер платком лоб.

– От всех доходов евреи отделяют десять процентов на помощь бедным, поддержку изуВВ­чающим Тору и другие добрые дела. Эти проценты являются залогом успешного ведения дел. Так обещал нам Б-г через пророков.

– Послушайте, реб Мойше, – сказал Шая, – зачем вам искать других бедных? Мы тоже с трудом заканчиваем месяц, отдайте нам свои пять процентов – и делу конец.

– Ну, какие вы бедные, – возразил реб Мойше, – у вас свой магазин. А проценты все равно не ваши, если не передать их на благотворительные цели, Господь взыщет их другим способом.

– Как это взыщет? – удивился Шая. – Ангела, что ли, пошлет?

– Зачем ангела? – ответил реб Мойше. – Крыша у вас потечет, или машину украдут, или вор заберется, да мало ли есть способов потерять деньги.

– И кто это все придумал? – возмутился Шая. – Почему я должен без конца платить?! Страховку дай, налоги дай, а теперь еще и Б-гу дай!

– А вы попробуйте подсчитать свои убытки, – спокойно возразил реб Мойше, – сами убедитесь. Впрочем, я не настаиваю, не хотите продавать – не продавайте.

– Перестань ломаться, идиот, – вдруг быстро по-русски сказала жена. – Немедленно соглашайся.

И Шая согласился. Оформление документов решили перенести на начало следующей недели, реб Мойше тепло пожал Шае руку и, прикоснувшись к мезузе у входа, ушел.

Отвечая на радостные поцелуи жены, Шая обдумывал одну неспокойную мысль. Вечером вместо просмотра новостей и щелканья семечек он уселся за книгу расходов и начал вычисления.

Примерно через полтора часа работы странная картина предстала перед его взором. Подсчитав все доходы от торговли и отделив от них десять процентов, Шая получил именно ту цифру, которая стояла в квитанции фининспектора. По всему выходило, что реб Мойше оказался прав.

– Глупости, – сказала жена, – случайно совпало. Надо просто круче крутиться, лучше знать ходы и выходы этой бухгалтерии. Меньше слушай религиозных фанатиков, и предупреждаю тебя заранее: в микву будешь ходить сам.

«Миква, шмиква, – подумал Шая. – Пожертвуй я такую сумму на ближайшую синагогу, меня б за два квартала узнавали. А теперь все уплывет фининспектору, да еще и с позором».

В ту ночь над Рамат-Ганом стояла полная луна. Шая спал беспокойно, вскрикивая и переворачиваясь с боку на бок. Ему снился финВВ­инспектор: он тщательно проверял Шаины отчеты; укоризненно качая головой, выписывал квитанцию, а потом, высвободив из-под пиджака аккуратные крылья, косо взмывал в бело-голубое небо. 

источник