Царевич торопился. Вода уже появилась на полу пещеры. Он перекидал не мало камней, но проход загораживал огромный валун. Сил уже почти не осталось, Царевич с трудом отодвигал небольшие камни, о валуне уже и не помышляя. Вода хлынула в сапоги.

- Ты молодец! Открыл три запора, - подбадривал его Мудрец.

- Какие такие запоры? – удивился Царевич.

- Те самые, замками которых были мои загадки, - рассмеялся Мудрец, - отгадав их, ты открыл замки первых трех запоров.

- А что, есть еще?

- Да, всего их двенадцать.

- Что, опять загадки?

- Не совсем. Скорее задачки, потом испытания, а последний и не знаю, как назвать.

Вода уже скрывала плечи Царевича. Он понимал, что, не сдвинув огромного валуна ему не выбраться отсюда.

- Но ты справишься, Царевич, ведь дальнейшее лишь изощренные вариации первых трех. С задачками тебе помогут твои друзья. А вот с духом будь осторожен, тут тебе никто помочь не сможет. Это дело только вас двоих.

- И даже ты не сможешь мне ничего подсказать?

- Ты уже все получил от меня. Мои загадки и есть подсказки, они еще пригодятся тебе. Я всего лишь одна твоя грань. Здесь же царствует …

Больше Царевич ничего не услышал, он с головою оказался под водой. Факел погас, Царевича поглотили вода и тьма.

«Ну, вот и конец», - подумал Царевич, - «умереть мне не страшно, я и так уже мертв, только вот жаль, что я так и не смог ничего сделать для своей страны и своего народа. А я так хочу помочь им. Я очень хочу, чтобы на нашей земле была настоящая прекрасная наполненная смыслом жизнь. И я хочу жить на этой земле. Я хочу жить». - Царевич вдруг почувствовал немереную силу в своем теле. – «Да! Я хочу выжить и дать новую жизнь моей стране!» - Ему казалось, что он стал громадным сильным медведем. Он подлез под валун и резким толчком вырвал его из завала. Вода с грохотом устремилась в образовавшийся проход, подхватив с собой и Царевича.

Кубарем Царевич выкатился на пол обширного зала. Он, конечно, ничего не видел, но по эху от падающей воды понял, что находится в широком гроте. «Спасибо тебе, мишка, за твою силу жизни», - подумал Царевич и, вытянув перед собой руки, сделал несколько шагов. Он поднял ногу, чтобы сделать еще шаг, как вдруг все его тело потряс невероятно жуткий животный страх. Царевич вернул ногу на место. Он присел, нащупал на полу камень и бросил его вперед. Камень как будто повис в воздухе, не отзываясь падением. Царевич замер в недоумении, но тут где-то внизу раздался бульк от упавшего в воду камня. От осознания того, что могло бы быть, если бы он не остановился, у царевича волосы встали дыбом. Его нюх словно обострился и он вдруг ясно понял, что надо двигаться вправо. Сделав десяток шагов, он вновь почувствовал животный страх. Осторожно протянув руку вперед, Царевич нащупал прямо перед собой тонкие острые выступы. Чутье подсказывало ему, что необходимо повернуть налево. Так ведомый интуицией Царевич продвигался через зал. Ему казалось, будто тончайшие упругие нити тянутся от его тела во все стороны. Чтобы чувствовать их натяжение, нужна неимоверная концентрация внимания. Незначительное усиление натяжения этих эфемерных нитей подсказывало Царевичу нужное направление. Мысленно он поблагодарил волка за его чутье и интуицию.

Еще шаг и Царевич понял, что находится в узком коридоре. За поворотом он нащупал дверь и толкнул ее. Яркий свет ослепил его. Но удивило Царевича не это. Он оказался в отцовском дворце, а навстречу ему шел радостный отец с распростертыми руками, приветствуя его словами: «С добрым утром, сын мой! Любишь ты, однако, поспать, стол уж давно накрыт и все остывает». Не поверив своим глазам, Царевич обернулся назад за дверь, но там он увидел коридор в собственную спальню. «Неужели мне все это приснилось», - подумал Царевич и направился навстречу отцу. Они обнялись. И тут вдруг Царевич почувствовал, как что-то укололо его в грудь. Он сунул руку за пазуху и вынул перо.

- Сокол! Так все же это не сон! – обрадовался Царевич и попытался мысленно выйти за пределы окружающей его картины, рассеивая свое внимание и как бы поднимаясь над окружающим. После некоторого усилия ему удалось рассредоточить взгляд, голоса стали удаляться, а свет блекнуть. Еще чуть-чуть и все разом исчезло, как какое-то наваждение. Царевич обнаружил себя стоящим посреди небольшого высокого грота освещенного тусклым светом какого-то тлеющего мха. Вода вновь напомнила о себе, заливаясь через край сапог. На самой середине грота стояло нечто вроде алтаря, а на нем лежала огромная толстая книга. Царевич подошел к алтарю. «Книга Судеб» - прочитал он. У Царевича перехватило дыхание. «Вот она, цель моего путешествия! Наконец-то я узнаю все про мою страну. Почему ее народ так вынужден страдать и что надо сделать, чтобы жить счастливо. Здесь должна быть и правда русская» - бурный поток восхищенных мыслей захлестнул Царевича. Он протянул руку, чтобы открыть книгу, но вода уже поднялась до самой книги и подхватила ее. Царевич с досады ругнулся на то, что, мол, кто-то вздумал играться с ним под водой. Но тут он вспомнил про щуку.

- Это ты, щука, балуешь со мной, или мне только показалось? – Царевич внимательно прислушался к шелесту воды. Но в ответ тишина. Царевич еще какое-то время постоял, прислушиваясь скорее к себе, чем к окружающим звукам. И тут, словно из глубины самого себя он услышал собственные еле уловимые мысли о том, что познавший судьбу свою никогда ее неспособен изменить. По телу словно пробежал озноб, Царевич понял, что это ему не годится, не этого он ищет. Он хочет сам вершить свою судьбу и судьбу своего народа.

- Ну и что мне теперь делать? Отсюда нет никакого выхода. Даже заваленного. Даже крысиной норки! Эй, щука, где же твое обещанное чудо?

Впервые ситуация показалась Царевичу совершенно безвыходной. Он оказался в каменном мешке. Вода прибывала. Оставалось и впрямь только рассчитывать на чудо.

- По щучьему велению, по моему хотению пусть здесь образуется выход для меня! – не долго думая, выпалил Царевич.

Ничего не произошло.

- Эй, щука, где же твое чудо? Неужели ты обманула меня? – Царевича переполняла досада. Однако он нашел в себе силы успокоиться и вновь прислушаться к себе, внутренне обращаясь к щуке. И опять его посетила как бы и не его вовсе мысль, о том, что выход в «Книге судеб», вопрос лишь в том, для чего ее открывать.

- Спасибо тебе, чудо-рыбка! Я все понял! – воскликнул Царевич, - Я хочу открыть ее для того, чтобы самому написать свою судьбу!

С этими словами он подтолкнул книгу к небольшому уступу на стене, взгромоздил ее на этот уступ и поставив на попа прислонил к стене грота. С замиранием сердца Царевич открыл книгу.

Шел так Царевич, шел, да так ничего особого и не приметил. Надоело ему.- Мудрец, я уже, наверное, по третьему разу обхожу этот остров, а никакого коня не встретил. Долго еще мне так бродить?

- А ты что, коня надеешься встретить?

- Так, а кого же еще? Ты же сам говорил о коне!

- Говорил. Только я еще говорил про то, что конь твой заперт до поры до времени. А ты ждешь, значит, что он сам к тебе навстречу выйдет?

- Что-то я над этим и не подумал, - Царевич остановился в недоумении, - это что ж, мне подвал или пещеру какую надо искать? А как мне должны помочь мои друзья-зверушки? И вообще, почему их только четыре, у людей ведь слабостей и пороков гораздо больше?

- Это так, ты прав, слабостей у людей значительно больше. Только те слабости касаются простых людей, то бишь хранителей существующего мира. Для тех же, кто решился его изменить, они просто не допустимы. Собственно они все сводятся к одной – сохранить статус-кво, сохранить свою жизнь, свое благополучие и комфортное существование. В лучшем случае улучшить его, но без какого-либо риска потерять уже существующее. Отсюда и порок обладания, обладания всем, что есть в этом физическом видимом устойчивом мире. Такова природа большинства людей, они хранители существующего мира, и их должно быть большинство. Благодаря им мир планеты относительно устойчив и стабилен. Но этого не достаточно, мир не только стабилен, но и изменчив. Причем изменчив не в рамках своих законов, а гораздо радикальнее, меняются сами законы. Это возможно только извне. Вот поэтому творец нового мира должен суметь выйти за пределы существующего мира, а для этого ему и надо преодолеть те четыре слабости, которые и не слабости вовсе, а всего лишь врата, закрывающие проход для хранителей.

- Выходит, я прошел эти врата?

- Пройти-то, ты прошел. Только это еще не все, как видишь. Перед тобой еще одни врата. Ты вышел за пределы своего обыденного сознания, теперь тебе надо выйти к своему духу. Если в первом случае тебе надо было выйти во вне, то теперь нужно открыться и впустить дух в себя. Стать с ним единым.

- Ох, и замучил ты меня загадками, Мудрец!

- Загадки только начинаются, Царевич.

- Какие еще загадки?

- А вот скажи,  что нам позволяет увидеть то, чего мы еще никогда не видели?

- А я знаю что это?

- Конечно, ищи в своем прошлом опыте.

- Ну, тогда может быть воображение?

- Молодец! Так включи свое воображение и найди то, что тебе необходимо.

Не прошел Царевич и сотни шагов, как среди скал ласкаемых морскими волнами заметил то, что пытался представить себе среди нагромождения огромных валунов. Это была пещера.

Пробравшись между валунов, Царевич оказался перед входом в небольшую пещерку.

- Мудрец, как там может быть богатырский конь? Это же нора какая-то!

- Сомневаешься? Лучше ответь, Царевич, благодаря чему, мы можем жить с тем, чего никогда не видели?

Царевич задумался. Если мы чего-то не видели, но живем с этим, то видимо, только потому, что верим в это.

- Это может быть только верой! – воскликнул Царевич, радуясь своей сообразительности.

- Вот тебе и ответ на твой вопрос, - отозвался на его восторг Мудрец.

- Ты предлагаешь просто верить в то, что в этой норке я найду своего коня.

- Не так, верить в то, что какой бы на вид ни был бы твой конь, он есть дух способный перенести тебя в неведомое. И вообще, видимость обманчива, так что будь осторожен.

Царевич соорудил факел и направился вглубь пещеры. Но, сделав пару шагов, он оказался перед глубокой ямой, обойти которую можно было лишь по узенькому проходу между ямой и стеной пещеры. Протискиваясь, Царевич для надежности попытался схватиться за выступающий из стены огромный валун, но тот вдруг легко вывалился из стены и с грохотом свалился в яму. Царевич лишь успел перебраться на другую сторону ямы, как за упавшим валуном из стены хлынула вода, а потолок у выхода из пещеры обвалился. Пещера закрылась.

Не долго думая, Царевич побежал вглубь пещеры. Однако бежать пришлось не долго, впереди Царевича ждал такой же завал.

- Мудрец, я в мышеловке! Как я выйду? Скоро вода заполнит яму и поглотит меня!

- Еще загадку? Хорошо, что позволяет нам следовать тому, что само еще не доказано и сомнительно. Или  что проигравшего делает победителем?

- Да не знаю я! Некогда мне твои загадки отгадывать, спасаться надо!

- А ты зачем сюда пришел? Спасаться?

- Как зачем? За духом! – Царевич вдруг успокоился, подошел к завалу и стал разбирать его.

- Что ты делаешь, Царевич? – полюбопытствовал Мудрец.

- Не видишь что ли, завал разбираю. Мне плевать на все, на выход, на воду. Я пришел за своим конем и должен его найти, а там хоть потоп!

- Правильно. Своим действием ты дал ответ на мою загадку.

- Постой, ты хочешь сказать, что если я поступаю так, как будто я еще не проиграл, то я имею шанс победить?

- Именно. Это называется безупречностью. Побеждает тот, кто не знает поражения.

Царевич с удвоенной силой стал разбирать завал, думая только о том, ради чего он пришел сюда.

У Царевича перехватило дух, ему еще никогда не доводилось видеть столько воды. Восторг переполнял его. Где-то далеко-далеко на горизонте вода сливалось с небом, так что казалось, будто само небо постепенно сжижаясь, спускалось к его ногам. Но восторг был не долгим. «Что дальше?» – подумал он, - «Куда идти теперь?» Плыть было не на чем, да и не известно куда. Подумав немного, Царевич решил идти вдоль берега, в надежде встретить что-нибудь интересное. Так он прошагал целый день. Потом еще. И еще. Пока не увидел знакомую гору. Ту самую, с которой он спустился несколько дней назад.

- Мудрец, я что, на острове?

- Это твой мир, Царевич. Ты достиг его края.

- Края земли? И это весь мой мир?! Какой-то лесок, степь да горы!

- Кто-то и в степь не выходит, суетясь в своем лесочке и занимаясь только выживанием, уж не говоря о горах. А ты вон даже до края добрался.

- Ну и что с этого? Край он и есть край, дальше-то некуда!

- Для кого-то за деревьями тоже могут быть только такие же деревья. Он и не подозревает, что кроме леса может быть что-то еще.

- Опять ищи, да?

- Конечно. Ты ведь хозяин этого мира, его творец. Вот он час твоего истинного творения. Не нравится такой мир, измени, добавь что-то свое.

- Хм, а как я добавлю? Что мне, из под воды что ли землю доставать?

- Может и так. Никто не знает, что там, на дне морском.

- А правда, Мудрец, что там на дне? Люди рассказывают такие небылицы! Вот бы посмотреть, - и Царевич задумался, как бы заглянуть под воду.

- Мудрец, у меня есть идея!

- Ты придумал, чем дополнить твой мир?

- Да нет же, Мудрец! Я знаю, как посмотреть, что там, на дне морском. Ну, или хотя бы на дне этого залива.

- Зачем тебе это?

- Да не важно! Просто интересно. Вон видишь, два облачка плывут. Сейчас представлю, что они ускорятся, будто ветер усиливается. И скоро он будет таким сильным, что отгонит воду из этого залива в море.

Царевич сосредоточился на облачках, стараясь представить, что они начинают двигаться быстрее. Он даже немного вошел в воду, чтобы отслеживать как будет убывать уровень воды. Но тут вдруг его внимание привлекло что-то скользнувшее по ногам. Царевич посмотрел вниз, и чуть не подпрыгнул. Прямо у его ног из воды высунулась зубастая пасть. Это была щука.

- Не губи, Царевич, я тебе пригожусь, - услышал он.

- Это что, и рыбы говорят? – удивился Царевич, - не собираюсь я тебя губить, плыви себе в море.

- Не за себя прошу, за детушек моих. Они пока только здесь на мелкой воде могут жить, - умоляла щука.

- Но мне так интересно, что там таится под водой, - досады Царевича не было предела.

- Ладно, я не трону твоих деток, не душегуб же я все-таки. Живите с Богом.

- Благодарю тебя, Царевич, - промолвила щука, - за это я исполню три твоих желания. Как понадобится что, скажи: «По щучьему велению, по моему хотению пусть будет то-то и то-то», и все исполнится. – Сказала щука, вильнула хвостом и скрылась в глубине вод.

- Эй, Царевич, рот-то закрой, - с еле уловимой иронией прозвучал голос Мудреца.

- Ты слышал, что она сказала? Она что волшебная?

- Нет, конечно, - рассмеялся Мудрец, - ты всего лишь укротил свое праздное любопытство. Теперь не ты ему, а оно служит тебе.

- И что это меняет? Я что-то не улавливаю разницы.

- Ты что, так ничего и не понял? Любопытство убивает жизнь и тем самым лишает тебя чуда. Ты отказал себе в любопытстве и сохранил жизнь, тем самым ты оставил в своем мире место для чуда.

- Это щуку что ли?

- Да, она и есть чудо в твоем мире. Теперь ты собрал всех друзей необходимых тебе для твоего главного знакомства.

- Это ты про кого?

- Про коня твоего. К тому же ты приблизился к неведомому.

- К неведомому? Что это?

- Не догадываешься?

- Это море? Дно морское?

- Это и дно морское и неведомые земли где-то там за горизонтом, которые тебе предстоит сотворить.

- Мудрец, а что я увидел бы, если бы отогнал воду? Разве это не создание новых земель?

- Ты не увидел бы того, что в море. Ты увидел бы только след от подводного мира, увидел бы его смерть. Творить не значит расчленять живой мир в угоду своему любопытству, что бы потом собрать из его окостенелостей машины. Творить это, прежде всего, творить жизнь.

- Еще бы знать, как это делается.

- Всего лишь реализовать свое предназначение. А для этого нужно найти своего коня, освободить его, оседлать и позволить ему нести тебя к твоей судьбе.

- Да, но я так до сих пор не знаю где его найти.

- У тебя большой выбор? – в голосе Мудреца слышалось ехидство, - там, где и все остальное...

- В моем примитивном мире, - закончил фразу Царевич, - всего лишь надо внимательнее присмотреться к нему. Прогуляюсь-ка я еще раз вдоль берега, может что пропустил.

И Царевич побрел вдоль самой кромки воды между ведомым и неведомым, любуясь великолепию обеих стихий.

Долго ли коротко ли ходил Царевич по горам в поисках пути к намеченной им вершине. Ни раз он поднимался на другие вершины, чтобы сверить свой путь и опять спускался к их подножью в поисках извилистой тропы. И вот, наконец, цель достигнута – Царевич на вершине, за которой открылась величественная картина уходящего за горизонт моря. Царевич чувствовал себя героем. Оставалось только спуститься к берегу моря. Он оглянулся назад. Позади оставалась ставшая уже родной страна гор. В поисках намеченной вершины Царевичу пришлось основательно облазить эту страну. Теперь он знал, где и какие тропы соединяют ее высшие точки, какие таятся опасности и где находятся самые красивые места. Он помнил, в каких местах ему довелось потрудиться, и где он наделал ошибок, выбирая неправильное направление. Теперь для него это был целый мир.

- Мудрец, а я понял для чего нужно было спускаться вниз и преодолевать эти нелегкие дороги.

- Да ну! Ну-ка, ну-ка!

- Все просто! Если бы я только перелетал с вершины на вершину, то для меня все это представлялось бы всего лишь набором никак не связанных между собой высших точек. Я бы просто летал от одного идеала к другому, так ничего и не сотворив. Спустившись же вниз, пройдя пешком от одной вершины к другой, набив ссадин и болячек, наделав кучу ошибок и глупостей, я соединил эти вершины, я наполнил их мир содержанием, я сотворил его. И теперь все это, все тропинки, пройденные мной и преодоленные препятствия, все мои глупости, ошибки, страдания и боли, все это составляет мир этих гор. Мой мир. Теперь если мне понадобиться переместиться с вершины на вершину необязательно двигаться пешком, можно и перелететь, но при этом, я буду знать, куда я перелетаю, буду знать, что у подножья этой вершины и как она связана с другими вершинами.

- А теперь скажи, Царевич, смог бы я тебе все это объяснить, если бы ты не попробовал бы все это на собственной шкуре?

- Вряд ли. Ты, Мудрец, как всегда прав. Я бы тебя все равно не понял. Вернее, думал бы, что понял, но это было бы совершенно далеко от действительности.

- Молодец, Царевич. А ведь есть люди, кто так и летает по верхам и не знает настоящей жизни, не ведает, что жизнь твориться там внизу. И не просто внизу, не у подножья любимой вершинки, а между ними, в процессе движения от одной вершины к другой.

- А разве такое может быть? Разве человек, не пройдя ни разу пешком, может летать напрямую с вершины на вершину?

- Нет конечно. Для того чтобы твой конь смог перенести тебя куда-либо, ты должен знать, куда тебе нужно, ты должен представить это место, как если бы ты там находился. А как ты представишь, если ты ни разу там еще не был? Но все же есть исключения.

- Какие исключения, Мудрец?

- Ты можешь довериться своему коню, своему духу-намерению, и тогда он сам перенесет тебя. Но перенесет туда, куда предназначена его идея, его особая вершина, его пик. В этом случае ты, либо найдешь обратный путь в свой мир, либо навечно останешься его пленником.

- Если так, то зачем вообще отправляться в столь опасное путешествие?

- Это путешествие в неведомое. Туда дорогу знает только дух, только твой конь. Именно оттуда приходят по-настоящему новые оригинальные идеи. Но опять же только в том случае, если тот, кто рискнул отправиться туда, умудрился вернуться, проложить обратный путь. Вот за этим и ходят туда. Такими идеями твориться новый мир.

- И что, вот так вот любой дурак может туда отправиться?

- Это ты хорошо сказал. Именно дурак. Но не любой. Надо чтобы конь сам тебя туда перенес. Заметь, на его индивидуальный пик. А это заслужить еще надо. Я же тебе уже говорил, что он может и в прах растоптать и рабом сделать, теперь вот еще и узником. Но главное не в этом. К своему пику он может отправиться только сам, без понуждения. Однако хитрость состоит в том, что он должен служить своему хозяину, сумевшего подчинить его своей воле. Он должен следовать намерению своего хозяина.

- Запутал ты меня. Нужно и подчинить его себе, иначе он уничтожит меня, и при этом позволить ему следовать его собственному намерению. Как это?

- Рановато пока об этом, все равно не поймешь. Ты сначала подчини его себе.

- Ага, знать бы еще где он находится. А потом, что ты мне голову морочишь, Мудрец. На кой мне все эти кони, вершины неведомые? Мне правда нужна русская, узнать как Русь обустроить. А ты мне сказки какие-то рассказываешь. Я вон уже сколько протопал, сотворил всяких миров, а так и не нашел ничего толкового.

- Э-э-э, Царевич. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ты вон чего сделал-то? Лес, степь да горы. Ну и что? Это ж всего лишь вершинки. Это не миры, а их лишь идеи. Ты хоть что-нибудь помнишь в лесу? А в степи? Ты хотя бы малую частичку себя оставил там? Да даже идеи если. Они ведь давно известные тебе, ты их приволок оттуда из той прошлой жизни. Тебе правда нужна? А как ты ее себе представляешь? Лежит себе в готовеньком виде под кусточком, Царевича дожидается?

- А как?

- Как-как! Она лежит, конечно. Но не здесь. Не в этом изъезженном мире. Ты ж ведь новую жизнь хочешь для Руси? Так?

- Так.

- А раз новую, то нужна и новая по-настоящему оригинальная идея.  Так что хочешь ты или нет, а прямая тебе дорога в неведомое.

- Тьфу ты, черт! Опять за свое! Да где искать это неведомое? Где эти кони бегают?

- Ищи.

- Ладно, пошел я к морю, там видно будет.

Долго плутая по извилистым узким тропам, Царевич наконец-то поднялся на вершину. Перед ним открылась величественная картина, впереди далеко-далеко сквозь дымку облаков проглядывались такие же вершины.

- Лепота… Мудрец, мне вспомнились лес и степь. А теперь вот горы. Какая разница, и в каждом случае своя красота и видимо свой смысл. В лесу дальше десяти шагов ничего не видно, в степи все открыто, а в горах - как на ладони.

- Верно подметил, Царевич. Вот так и человеческое восприятие. Одни дальше собственного носа не видят и, сделав шаг, тут же забывают, что у них за спиной осталось. Ковыряются как черви. Другие видят широко, но только то, что напрямую доступно. Так и живут, осваивая и расширяя территорию доступного. А третьи видят далекие вершины и устремляются к ним. Путь их сложен и извилист, зачастую делает огромный крюк. Они опускаются в бездну трудностей и проблем, но, в конце концов, поднимаются на вершину своей цели. Их достижение это новые вершины впереди.

- А больше никаких людей не бывает?

- Бывают. Те, кто устремляются в неведомое.

- Ух ты! А как это?

- Скоро узнаешь.

- Ладно, заберусь-ка я вон на ту вершину. Думаю, с нее будет видно, куда направиться дальше.

И Царевич, не долго размышляя, двинулся по тропе бегущей вниз. Прыгая с камня на камень, дважды скатившись по ним и ободрав ногу, Царевич достиг небольшой горной речки. Но чтобы спуститься к ней и перейти, ему пришлось сделать огромный крюк. Наконец преодолев еще две подобных преграды и карабкаясь по отвесной скале, Царевич поднялся таки на намеченную вершину. Все, что он увидел это другие такие же вершины и растворяющаяся в дымке бездна между ними.

- Мудрец, а могу я сразу оказаться на другой вершине? Напрямую, не спускаясь вниз?

- Можешь, конечно.

- А как?

- Оседлай коня своего. Он перенесет тебя куда угодно и поднимет на любую вершину.

- О каком коне ты говоришь? Нет у меня никакого коня.

- Есть-есть, не скромничай. Он у каждого есть. Только спрятан до срока за дубовыми дверями да пудовыми замками. Сможешь его освободить, сможешь оседлать, тогда будет он служить тебе верой и правдой, и поднимет тебя до небес.

- Что это за конь такой? Где он спрятан?

- Это намерение. Сила духа. Острие духа. Но он может, как возвысить тебя, так и втоптать в грязь.

- Как это?

- Если ты откроешь его запоры, но не сумеешь оседлать, то он оседлает тебя. Он растопчет тебя твоими страстями, твоими желаниями, страхами, гордыней и праздным любопытством. Он превратит тебя в их раба. Поэтому предварительно ты должен сделать их своими друзьями, они должны служить тебе, а не ты им или бороться с ними.

- Так они уже мои друзья.

- Еще не все.

- А кто еще?

- Скоро узнаешь.

- Что ты все загадками говоришь?

- Такова природа того, с кем ты должен встретиться.

- Мудрец, не томи, расскажи, что меня ждет впереди.

- Отстань со своим праздным любопытством. От моих рассказов толку все равно не будет.

- Ну ладно. Ты мне тогда другое скажи. Если я могу сразу оказаться на другой вершине, то зачем все эти трудные замысловатые пути через бездны?

- Если хочешь узнать, спустись туда.

- Но я уже спускался!

- Значит недостаточно. Помнишь о повторяющихся действиях. Ищи.

Царевич с досадой посмотрел вниз, потом обвел взглядом горизонт.

- Вон за теми вершинами облака и дымка похожи на море. Слушай, а может это и вправду море! Точно, там море! Я так сказал! Идем.

Утро. Царевич осмотрелся вокруг. До гор было еще далеко. Вот оно как оказывается: большое и великое всегда кажется рядом – только руку протяни, а на деле до него долгий и трудный путь. Но, достигнув его, забываешь о нем, великое становиться средой твоего пребывания и теряется из виду. «Я не забуду о тебе, когда вернусь», - подумал Царевич.

Резкий порыв ветра оборвал его мысли. Что-то промелькнуло перед глазами. Царевичу показалось, что это перо птицы. «Сокол», - подумал он и вскинул голову к небу. В вышине парила гордая птица. Стрела из колчана мгновенно переметнулась в руки царевича и вместе с луком напряженно следила за соколом.

- Зачем? – раздался голос Мудреца.

- Он думает, я его не достану, - ухмыльнулся Царевич.

- Что, гордыня взыграла?

- Так вот он и есть гордыня и соблазн, - огрызнулся Царевич, - сейчас я его обломаю.

- Не убивай меня, Царевич, я тебе пригожусь, - раздалось с неба.

- Ну вот, и этот туда же. Мудрец, скажешь, и гордыня нужна?

- Гордыня, это пока она вне тебя, а впустишь в свой мир…

- И что будет?

- Будет служить тебе верой и правдой, защищая тебя от искушений ума твоего.

- Так это уже не гордыня получается.

- Совершенно верно, подчиненная гордыня это уже созерцательность, способность поднятся над захватывающим тебя потоком.

- А что она дает мне?

- Взгляд со стороны. Возможность видеть великое издалека с высоты птичьего полета. И тогда всякое величие предстанет пред тобой в своем истинном свете.

- И я не забуду обо всем, что здесь пережил, когда вернусь на Землю? – с надеждой спросил Царевич.

- Да, сокол всегда напомнит тебе о внешнем мире. Он поможет тебе быть одновременно и внутри и снаружи любого мира. Какие бы грандиозные и захватывающие события ни увлекали бы тебя, он в любую минуту поможет тебе взглянуть на происходящее со стороны и вести себя безупречно в самой отчаянной ситуации.

- Ну что ж, грех отказываться от такой помощи. Лети, гордая птица, я не буду тебя убивать.

- Спасибо, Царевич, - услышал он сверху, - возьми мое перо, и когда понадобиться моя помощь, лишь махни им, и я прилечу к тебе. Перо будет тебе напоминанием о возможности выхода вовне, о возможности разотождествления с происходящими событиями.

Царевич принялся было искать перо, но тут вскочил волк и, пробежав несколько шагов, остановился. Перед ним на траве лежало перо. Царевич сунул перо за пазуху и двинулся в направлении гор.

Было ему как-то видение. Будто погружен он лицом в воду, а затылок его выступает над ее поверхностью. И почему-то захотелось ему вынуть лицо из воды, он и сделал так. И как только вынул лицо, то увидел под водой деревни, города, весь мир людской. Понял он, что жил там, как и все люди, а сейчас каким-то образом оказался вовне человеческого мира. Стало ему интересно, как там люди живут, пригляделся и увидел огромное множество людей в городах и селах. Каждый идет по своим делам, кто-то спешит, боясь упустить малое, кто-то целенаправленно идет к своей цели, а вместе получается огромная суетливая толпа. Смотрел он так на них, смотрел, вдруг замечает, что хоть и идет каждый своей дорогой, а в целом они все постепенно куда-то смещаются. И чем дальше они смещаются, тем более упорядоченным становится их движение. В конце концов, это движение выливается в настоящий медленно движущийся огромный людской поток. Интересно ему стало, куда они все идут? Переместил он свое внимание вдоль потока и увидел в конце его страшную картину. Людской поток медленно и неотвратимо двигался к пропасти. На самом краю пропасти стоял, сильно покосившись гигантских размеров обветшалый христианский крест. Людской поток плавно огибал его с двух сторон и срывался в бездну. Он ужаснулся, он бросился к людям, пытаясь остановить их. Но они не видели ни его, ни креста, ни пропасти. Они были слепы и так заняты своими делами, что даже не замечали как друг за другом падали в пропасть.

Долго ли коротко шагали они так по степи, вдруг волк остановился и потянул носом. Царевич и не заметил, что солнце давно уже скрылось за горизонтом, и над степью сгущались сумерки. Он тоже медленно и глубоко втянул воздух ноздрями.

- Воздух, кажется, стал холодней и чище, - обратился он к Мудрецу, - Что это может быть?

- А что говорит тебе твоя интуиция? – отозвался Мудрец.

- Пока не пойму, - Царевич внимательно посмотрел на волка, который хоть и был взволнован, но особого беспокойства не выказывал, - Вроде ничего опасного. Похоже, мы куда-то пришли. Возможно это край степи.

- Да? А что дальше?

- Может быть, горы? – предположил Царевич, сам не поняв, с чего это вдруг он так решил. – Ну да, воздух ведь холодный и чистый как в горах.

Через сотню шагов стали отзываться камни, стуча и скрежеща под ногами. Явно обозначился подъем. Из сумерек надвигался темный силуэт горы.

- Все, привал! - объявил Царевич, - Дальше идти по темноте не имеет смысла. Дождемся утра.

Волк тут же прилег. Глаза его были закрыты, но уши чутко отслеживали все, что происходит вокруг. Царевич развел костер и, устроившись возле него, в глубоком молчании задумался о прошедшем дне.

- Мудрец, я вот что думаю, - наконец произнес он, - Мы столько времени шли сюда к горам, когда как могли оказаться здесь мгновенно.

- Это как?

- Ну, ведь еще в начале пути я мог просто представить, что степь скоро должна закончиться и появятся горы. Тогда не надо было бы целый день бессмысленно шагать по степи.

- Так что же ты не сделал это?

- Ха, если б я знал чего нам нужно. У меня в голове тогда и мысли не было о горах, – тут Царевич вдруг задумался, - Смотри что получается. Мы вынуждены делать повторяющиеся бессмысленные действия тогда, когда у нас нет никакой новой оригинальной идеи, когда мы просто не знаем, куда идти.

- Ты прав, Царевич. Люди заполняют эту дыру механически повторяющимися действиями. Дыру между оригинальными нетривиальными поступками, между актами творения мира. У кого-то на это уходит вся жизнь.

- Получается, что эти циклические действия пустая трата времени? Вместо того чтобы придумывать что-то новое, мы изо дня в день повторяем одно и то же, - Царевич был страшно удивлен собственной мысли.

- Интересно, а откуда ты будешь брать это новое?

- Как откуда? – Царевич открыл было рот, но не нашелся что сказать дальше, - А правда, откуда? Ты же сам говорил, что в потенции все уже есть в моем мире. Значит надо искать в нем?

- И что ты собираешься искать? Как ты себе представляешь эту потенцию?

- Не знаю. Должно быть знания какие-то. Письмена или зашифрованные предсказания. Образы будущего где-то должны же быть записаны. Я слышал что-то о книге судеб.

- Да уж, многие хотели бы ее найти, – в голосе Мудреца слышалась ирония.

- Так ведь тот, кто ее получит, станет правителем мира. Сам посуди, читая ее можно узнать будущее, а если исправить запись, то и изменить его.

- Скажи, Царевич, когда ты что-то не можешь понять в книге, что ты делаешь в этом случае?

- Перечитываю несколько раз это место, пока не пойму.

- Хорошо. А когда что-то потерял в доме?

- Обшариваю его весь, пока не найду.

- Вот видишь, Царевич, не всегда наши повторяющиеся действия бессмысленны.

- Что-то я не понимаю, к чему ты клонишь, Мудрец?

- А что тут непонятного? Чтобы найти что-то новое, ты вынужден прокручивать имеющийся мир по нескольку раз.

- Погоди-погоди. Ты хочешь сказать, что наши циклические действия нужны, чтобы лучше разглядеть уже имеющийся вокруг нас мир? Это что же тогда получается, то что вокруг меня, вот этот вот примитивный мирок и есть та самая книга судеб? Да как все может в нем поместиться? Где оно?

- В нюансах, в мелких  случайностях,  которые ты можешь превратить в закономерности и тем самым сотворить из них новый мир.

- А куда денется этот? Разрушиться?

- Нет. Он уйдет туда, откуда когда-то пришел, в мелкие случайности. Ты просто перестанешь его замечать, но он всегда будет рядом, и даже будет оказывать свое влияние хоть и очень-очень слабое.

- А как я могу случайности превратить в закономерности? Разве это возможно?

- Конечно. Достаточно свое внимание отдать случайному явлению, и оно набирает силу. Чем больше ты отдаешь ему свое внимание, тем  более проявленное  оно становится.

- Так это, наверное, и есть – вкладывать душу!

- Именно! Во что ты вкладываешь свою душу, то и становится явным. Обнаружить неявное и сделать его явным может только твоя душа. Сознанию твоему, твоему эго это не доступно, оно лишь может бесконечно крутить то, что уже является явным. По сути, оно и есть сама эта явность.

- Я понял, явное это то, что я осознаю, - обрадовался он своей мысли, - Господи! Так это ж какая должно быть мизерная часть того, что скрыто от моего сознания! О-о-о, и тот бесконечный мир весь здесь, в этом ничтожном кусочке, тут рядом со мной. А почему я не могу осознать его целиком?

- Да потому что душа твоя есть лишь частица Бога и не может охватить своим вниманием весь потенциальный мир. Для этого нужно внимание самого Бога, т.е. внимание всех душ. А так как у тебя лишь часть этого внимания, то и приходится тебе перемещать его с одних образов мира на другие. Вот и получается, что одни миры приходят на смену других.

- Погоди, Мудрец. Не миры сменяются, а меняется лишь мое видение одного единого мира.

- Это для души так. Для сознания же твоего миром является только то, что ему доступно, то в чем оно живет. Причем сознание не может переходить между этими разными мирами, оно исчезает с ушедшим миром, т.к. является им. Потому и меняются люди сильно и чувствуют буд-то они умерли, когда рушатся их привычные миры. А потом заново выстраивают новый мир и на себя в прошлом смотрят как на совершенно чужого человека.

- Эх, Мудрец, сколько уже раз ты разрушал мой привычный мир! А значит, и убивал меня.

- Нет, Царевич, я тебя не убивал. Ты ведь душа. А сознание твое рассыпалось там, на Земле, когда страна твоя потеряла смысл своего существования. Твоя же задача собрать его заново, собрать новое сознание, новый мир.

- Ладно, Мудрец. Сейчас у меня нет больше никаких новых идей, поэтому займемся циклическим действием, просто ляжем и поспим. Утро вечера мудренее, - сказал Царевич, а про себя подумал, что он и так как бы во сне.

Огляделся вокруг Царевич, - «М-да, что-то унылый у меня мир получается. Хоть бы зверюшку какую встретить». Тут ему показалось, что справа сзади в траве что-то шелохнулось. «Волк?», - подумал Царевич, видимо не совсем еще выйдя из образа. Глядь, а там и вправду волк! Непроизвольно Царевич отскочил в сторону. В руках его оказался лук, тетива натянута, а стрела уже жалом смотрит прямо в глаз волка.

- Не стреляй, Царевич! – услышал он. – Я тебе пригожусь.

- Что? – Царевич чуть было стрелу из рук не выронил.- Это ты сказал или я опять сам с собой разговариваю?

- А как ты  думаешь? – услышал он знакомый голос Мудреца.

- С одной стороны, вроде как он мне, - обратился Царевич к голосу ставший ему уже родным, - а с другой, он ведь мое творение, значит это как бы я сам с собой.

- Вот уже и ты мудрецом становишься, – съехидничал голос. – А зачем ты хотел убить его?

- Не знаю, испугался, наверное.

- Вот именно, ты страх свой хотел убить.

- Так правильно, зачем мне страх? – удивился Царевич, - я должен быть бесстрашным.

- Бесстрашным или храбрым?

- Какая разница?

- А ты посмотри ему в глаза и узнаешь.

Царевич посмотрел на волка. Взгляд его встретился с темной бездной готовой поглотить его. По телу пробежал озноб, и бешено вибрируя, оно стремительно полетело в бездну. Откуда-то издалека он услышал свой собственный голос, - Это только мой образ. И я, и он – мое творение. – Дрожь вдруг схлынула, и уже лишь сознанием Царевич, пролетев сквозь глаза волка, обнаружил себя стоящим на прежнем месте.

- Что это было, Мудрец?

- Стремясь убить страх, ты надеялся сбежать от него. А теперь он будет с тобой всегда.

- Но зачем? Зачем он мне нужен?

- Он же тебе сказал, что пригодится тебе. У него прекрасный нюх и быстрые лапы. С ним ты не пропадешь. Он твои глаза и уши.

- Это что, я теперь все время буду всего бояться?

- Ты чего-то боишься сейчас?

- Нет вроде, - Царевич посмотрел на волка, - а он мне даже чем-то нравиться. У меня от него какая-то собранность и ясность.

- Вот-вот, ты еще потом будешь искать его, тебе скучно без него будет, - рассмеялся голос. – А если бы ты не пустил его в свой мир, он все равно постоянно приходил бы к тебе извне.

- Был у меня уже один такой, тоже говорил, что пригодится.

- И что?

- А ничего. Больше я его и не видел.

- О ком ты говоришь, Царевич?

- О медведе. Когда я был еще в темном лесу, проголодался жутко. Много дней макового зернышка во рту не держал. А тут медведь на встречу. Обрадовался я, думаю теперь избавлюсь от голода, столько мяса, отъемся на много дней вперед. Схватил лук, стрелы, только прицелился, а медведь мне тоже, мол: «Не убивай, я тебе пригожусь». Пожалел. И остался голодным, – в голосе Царевича слышалась досада.

- Не умер?

- А как я здесь оказался тогда? – озираясь и вертя головой, закричал Царевич.

- От голода не умирают, голод это жизнь. Телесная, конечно, но жизнь, – невозмутимо ответил голос, - Кто отправил тебя сюда, ты и сам знаешь.

- Братья? Они что, зарезали меня что ли, отравили? – не унимался Царевич.

- И то, и другое. И да, и нет.

- Как это? – удивился Царевич.

- Пока ты спал душою, твои братья, один умом, другой психикой травили и терзали твое сознание, пока не столкнули в темный лес.

- Погоди-погоди, - Царевич резко помотал головой, - Брр, ты хочешь сказать, что ум это яд, а эмоции – кинжалы?

- Не совсем так. Мысли могут быть ядом, а осуждения кинжалами. И то и другое опасно для жизни, то бишь  для сознания. Один его отравляет и затуманивает, а другой кромсает на куски.

Царевич вдруг опечалился и заплакал.

- Что с тобой, Царевич?

- Я вспомнил о моей стране. Что ей пришлось пережить, пока я спал? Я и сейчас еще сплю.

- Это ты зря. Ты уже не спишь. Душа твоя уже работает. Это не страшно, что еще ничего не сделано, и ты только-только учишься творить свой мир. Главное что душа не спит, что делает то, что может, не увлекаясь умствованиями и осуждениями, критикой других и ожиданием, когда они тоже будут что-то делать. Делай то, что ты можешь и хочешь, и завтра ты уже сможешь больше. И завтра таких, как ты, будет больше.

- Я и не думаю о других. Я даже братьев не осуждаю. Они ведь не хотели зла, они по-своему хотели помочь. Правильно, когда спит душа, в царстве правят эмоции и ум.

- А еще страхи и желания.

- Ты же говорил, что страх полезен.

- Правильно. Только это когда душа не спит и не захватывается им, а принимает его в себя, в свой мир.

Царевич вспомнил о волке и посмотрел на него. Тот был грозен, но удивительно миролюбив. Похоже, он был счастлив, что ему нашлось место в мире Царевича.

- Мудрец, а что, желания тоже могут быть полезны, как и страх? Разве не надо избавляться от желаний? Я знаю, у нас там, на Земле есть даже такая религия.

- Ты уже хотел было избавиться от желаний, только почему-то не стал, пожалел. Видимо уже тогда душа не совсем спала.

- Мудрец, ты о чем? О медведе что ли?

- Конечно. Желания это сила.

-Так-так. Значит, в моем мире нашлось место медведю и волку, - какая-то даже радость наполнила Царевича. – Мудрец, а куда пропал медведь?

- Спячка у него сейчас. Я же говорил, это жизнь тела. А какое у тебя сейчас... – голос замялся, не зная, что и сказать. - Ну, в общем, сам понимаешь.

- Да ладно, я все понял. Не бойся, я уже не переживаю по этому поводу. Что ж, пойдем искать других зверушек! - воскликнул он и, обратившись к волку, - Веди, глаза и уши, - пошагал за ним в степь.

Шел он так, шел, чувствует, с ног валится, да только роща почему-то никак не кончается. Остановился Царевич и задумался.

- Что-то тут не так, ведь я ожидаю, что роща должна закончится, а она не кончается. Эй, мудрец, что скажешь? – обратился он к голосу. – Почему мой образ не реализуется?

- Ты меня назвал мудрецом? – спросил голос.

- Ну да, а кого же еще? – Царевич аж подпрыгнул от нетерпения. – Я что-то не так делаю?

- Спасибо, мне очень приятно, – невозмутимо поблагодарил голос. – Да, ты совершил ошибку, Царевич.

- Где? Когда? В чем она состоит?

- Твой образ отрицательный, а отрицательные образы не реализуются.

- Почему? Какая разница?

- Потому что, думая о конце рощи, ты, прежде всего, представляешь саму рощу и тем самым творишь ее. Попробуй представить себе не зеленые листья на березе.

- Очень просто, пусть будут красными, - недоумевал Царевич. – Вот видишь, получилось.

- Замечательно. Только ты, Царевич, на этот раз использовал не отрицательный образ, а положительный. Ты представил красные листья.

- Ах, вон оно что! – обрадовался Царевич своей догадке. – Я понял, надо было создать образ чего-то, чем заканчивалась бы роща. Так?

- Ты делаешь успехи, Царевич!

Но ничего уже не слыша, Царевич широким шагом направился через рощу, представляя себе, как вон за теми дальними березами откроется широкое поле. И ожидания его не были обмануты. Перед его взором предстала бескрайняя степь, где ветерок играл с высокими травами, гоняя по ним причудливые волны.

- Как давно я не видел такого простора, - с тоской заметил Царевич и тут же всполошился. – Эй, мудрец, что все это значит? Почему все у меня получается бескрайним?

- Каким себе ты все представляешь, таким оно и, получается, - отозвался голос.

- Это понятно. Меня другое беспокоит, - не унимался Царевич, - Это что, я должен продумывать место каждой козявки, чтобы получить нормальный наполненный жизнью богатый разнообразием мир?

- Совершенно верно.

- Стоп, стоп, стоп! Объясни тогда, почему в той жизни, откуда я пришел, мне не нужно было все придумывать?

- Та жизнь на Земле. А эта…

- На луне, что ли?

- Почти угадал. Это астральный мир. Твои предки называли его Небом, современные люди связывают его с космосом.

- Погоди, так я что, в раю?

- Можно и так сказать. Ад или рай, зависит от твоего воображения.

- Да уж, в этом я уже убедился, - улыбнулся Царевич. – Значит ни ада, ни рая, что себе вообразишь, то и получишь. Только не очень мне это все нравится, чувствую себя как в клетке. Все вокруг лишь мои образы. Тут другие-то Души есть?

- А как же, больше чем на Земле.

- Ух, ты! А где они, почему я их не вижу?

- Каждый прибывает в собственном мире.

- Так это что, по клеткам, что ли? Они хоть в гости друг к другу ходят?

- Обязательно, как же без этого. Здесь все свободны.

- Значит, и я могу попасть в мир другой Души?

- Разумеется, но только если они пересекаются или хотя бы соприкасаются какими-либо образами.

- Как мне встретить другую Душу?

- Двигайся, работай с образами. Твори свой мир.

Хорошо говорить, двигайся, а куда? – подумал Царевич. Он встал, огляделся и вдруг почувствовал, что хочет есть. Но чего-либо съестного поблизости не наблюдалось, значит, придется сотворить себе еду. Царевич попытался представить себе, как прямо из воздуха ему в руки вываливается краюха хлеба. Однако никакого хлеба не появилось. Он сделал еще пару попыток, но безуспешно.

- Э-э-э, что-то у меня опять ничего не получается. Мудрец!

- Вижу, - отозвался голос, - ты опять пытаешься создать отрицательный образ.

- Почему, - удивился Царевич, - ведь я представляю хлеб.

- Падающий из воздуха!

- Ну и что?

- И при этом думаешь, что вообще-то такого не бывает. Так?

- Ну, так! Какая разница? Я создаю положительный образ хлеба, - уже сердился Царевич.

- Нет, ты создаешь отрицательный образ нарушения закона, в который сам же веришь.

- Так выходит, я ничего не могу делать против существующих законов?

- Именно так.

- А кто придумывает законы?

- Ты же их и придумываешь. Законы это такие же образы, как и предметы. В данном случае ты просто перенес законы из твоей жизни на Земле сюда в твой личный мир.

- И что же мне теперь делать?

- Создавать новые законы.

- Но как, если я не могу отменить уже существующие?

- Обойди их. Построй такие законы, которые бы не отрицая существующих, обставляли бы их дополнительными условиями и тем самым превратили бы их в частный случай.

- Так, так, - задумался Царевич, - значит, если скатерть-самобранка не противоречит моим представлениям о мире, то она вполне могла бы сотворить мне любую еду?

- Верно мыслишь, Царевич! Только скатерти-самобранки у тебя тоже нет.

- Ерунда! – воскликнул Царевич в восторге. – Ее вполне мог кто-нибудь забыть вон в тех кустах, - Царевич подошел к кустам и с ликованием вынул из них скатерть. – Оп па на!

Через пару минут Царевич сидел перед роскошной скатертью переполненной всевозможными яствами и с наслаждением утолял свой голод.

- Здорово! Вкуснотища! – не переставая жевать, восхищался Царевич. – Чувствую себя настоящим волшебником! Только вот я думаю, еда-то фальшивая, как и все вокруг меня. А я питаюсь ей, утоляю голод, значит, получается, что и я тоже фальшивый.

- Ты делаешь успехи, - отозвался голос.

- Я что, всего лишь образ? – от такого открытия Царевич поперхнулся. – А где моя Душа?

- Ты и есть Душа.

- Если я Душа, то где я? Как я выгляжу? Где я нахожусь?

- Ты выглядишь так, как сам себя представляешь. И находишься там, где себя представляешь. И то и другое это твой мир образов, которые ты творишь.

- Получается, я могу представить себя кем угодно и каким угодно?

- Да, и в какой угодно обстановке.

- Ну, это я уже давно понял. Выходит, что все, что у меня есть это только вот эта сцена, на которой я могу вытворять все что угодно.

- Ты прав. Твой мир это все что у тебя есть, и он неразрывно связан с тобою. Душа и ее мир составляют одно целое. Душа достигает всего, только работая со своим миром, творя его вновь и вновь.

- А как же другие миры, другие Души? Как я попал в земной мир? – отчаяние заползало в Душу Царевича. – Смогу ли я когда-нибудь вернуться туда?

- Конечно. Земной мир это часть твоего мира. Твой мир имеет пересечения с мирами многих Душ, с которыми ты когда-то встречался. Все в твоих руках.

- Ну-ну, которых на самом деле нет! Которые я сам же и придумал.

- Хорошо, все в твоей творческой силе. Так будет правильнее. Что касается того, что есть на самом деле, так все что ты творишь и есть на самом деле. Понял? Твое творение и есть реальность.

Однако Царевич подумал, что пока он ни встретит хотя бы одну Душу, он будет чувствовать себя в этом вроде бы чудесном мире как в клетке. Поэтому решил, что пора идти дальше, то есть работать со своим миром. Для начала Царевич попробовал изменить свой облик, и первое что ему пришло в голову это обернуться серым волком. Не успел представить, как он будет выглядеть, как тут же упал на землю и увидел перед собой свои собственные мохнатые когтистые лапы. Да, видимо, сильна в нас вера в русские сказки, - подумал Царевич. Он какое-то время побегал по степи, насладился ощущением дикой физической силы, и вновь принял человеческий облик.

Вокруг стоял сказочной красоты лес, в листве которого играли веселые солнечные лучи. Все казалось легким и каким-то эфемерным. Стоило только подумать, что вон за той березкой должен быть ручей, как, приглядевшись, тут же обнаруживался действительно журчащий и сверкающий на солнце ручеек. Вода в нем была холодной и удивительно приятной на вкус.

 Странные дела, - подумал Царевич, - похоже, здесь исполняются все мои желания. Вернее все воображаемые мной образы становятся реальными. Где это я?

Получив вдруг такие возможности, Царевич растерялся и никак не мог сообразить, как ими воспользоваться. Он не знал, что делать дальше и куда идти. Вопрос «куда идти» терял свой привычный смысл, ведь теперь вставал вопрос ни куда идти, а куда переместиться. Более того, возможно, это даже и не перемещение вовсе, а только формирование окружающей обстановки. Бр-р-р! Царевич совсем запутался.

Если он может только силою воображения создать любую реальную обстановку вокруг себя, то существует ли вообще пространство в этом мире. У него возникало такое ощущение, что мир этот одновременно и реален и нереален. Будто он находится внутри какого-то фильма, где все предметы есть только образы и поэтому не реальны, но взаимодействуют друг с другом как будто они реальные. Одно было ясно, это мир образов, которыми можно управлять силою воображения.

Осознав это, Царевич содрогнулся, он вдруг ясно представил себе какая ответственность на него ложится, ведь теперь окружающий его мир зависит от прихоти его воображения. А Царевич понимал, что не больно-то он может контролировать свои мысли и свое воображение. Ему даже стало страшно от такого открытия и захотелось с кем-нибудь поделиться грузом своей ответственности или хотя бы посоветоваться.

- Эй, есть тут кто-нибудь? – крикнул он в никуда.

- Чего тебе надобно, добрый молодец? – раздался голос со всех сторон, от которого у Царевича по спине побежали мурашки.

- Ого, ты кто? – с нескрываемым испугом спросил Царевич.

- Я тот, кого ты спрашиваешь, - ответил голос.

- А кого я спрашиваю, - пролепетал Царевич, не совсем ясно понимая, что говорит.

- Меня, - с невозмутимой логикой ответил голос.

- Так кто же ты, как тебя зовут, откуда ты взялся? – посыпал вопросами Царевич, не надеясь получить вразумительного ответа.

- Я тот, кого ты спрашиваешь, - опять невозмутимо ответил голос. - Ты создал меня своим вопрошанием, но ты никак не назвал меня. Когда ты обратился с вопросом, ты ведь предполагал получить ответ от кого-нибудь?

- Да. Но я думал, что здесь кто-нибудь есть.

- Я и есть кто-нибудь.

- И никто одновременно.

- Именно так, ведь ты никак не определил меня.

- От того, что я дам тебе имя, ничего не изменится ты всего лишь голос.

- Ты можешь придать мне внешний облик.

- А сам ты не можешь что ли?

- Только если ты того пожелаешь.

- Ну, хорошо, я желаю, чтобы ты имел возможность самостоятельно формировать свой облик, - ляпнул Царевич и тут же пожалел о сказанном, так как перед ним предстал огромный и жуткий монстр с неопределенными чертами. – Ого, зачем тебе такой ужасный облик? – с трудом произнес Царевич, трясясь от страха.

- Тебе не нравится? Но я взял этот образ у тебя, ведь это ты так представлял меня, - прозвучал разочарованный голос. – Может мне стать деревом?

- Так, похоже, других образов у тебя нет, - немного успокоившись, подвел итог Царевич. – Ладно, обойдемся без внешнего облика.

Монстр тут же исчез, а Царевич отметил про себя что, воочию увидел, как его собственный страх порождает реальных жутких монстров. Хорошо, что мне не пришло в голову представить его злым и агрессивным, - подумал Царевич, - а не то он непременно бы сожрал меня.

- Скажи, если ты мое творение и можешь выглядеть и делать только так, как я это себе представляю, - обратился он к голосу, - значит ты не настоящий?

- А что здесь настоящее? Все, что ты видишь вокруг, создал ты. Значит все это либо настоящее, либо нет, выбирай.

- Да, но я то настоящий. Я все это создал, потому что я Душа. А ты имеешь Душу?

- Не имею, - ответил голос, - но ты можешь одушевить меня, вкладывая свою Душу.

- Так-так, выходит, я разговариваю сам с собою.

- В каком-то смысле да. Создавая образы, ты уже вкладываешь в них свою Душу. Любое твое творение это часть тебя, часть твоей Души.

- Хорошо, откуда тогда ты все знаешь, а я нет?

- Таким ты меня создал, ведь ты ожидаешь, что я отвечу тебе на все твои вопросы.

- Ничего себе, это если я стану сомневаться в тебе, ты станешь лгать мне.

- На самом деле ты все знаешь сам, я всего лишь часть тебя. Ты обращаешься с вопросами к самому себе. Доверься своей памяти, и ты вспомнишь абсолютно все.

Призадумался Царевич, как быть дальше. Получается что все дальнейшие его действия, которые есть только творение образов, являются ничем иным как путешествие по собственной памяти или по собственному внутреннему миру. Откуда ж тогда взялся этот внутренний мир? Царевич попытался вспомнить чего-нибудь эдакого, но кроме жизни во дворце ничего умного не вспоминалось.

- Да как же я могу чего-то вспомнить, если я до этого ничего такого никогда не видел, не слышал и не переживал? – возмутился он.

- Душа твоя это частица Бога, значит в тебе весь мир, все божественное творение, - спокойно объяснял голос. – Но творение это в тебе тонко и неуловимо как грезы, оно как цветок до срока скрытый в семени. И только ты своей Душою способен развернуть его во всей красе, реализовать все его проявления. Превратить потенцию в осознанную реальность – это и означает вспомнить.

- Но как это сделать, - чуть ли ни в отчаянии воскликнул Царевич. – Я не понимаю, что я должен сделать, чтобы вспомнить, чтобы реализовать то, что есть во мне.

- Иди вперед, твори окружающий мир. Приглядись повнимательнее к нему и в нем ты откроешь то, что скрыто до своего срока.

Так, одно ясно, - подумал Царевич, - сидя на месте ничего не изменишь. И посему решил он идти прямо через березовую рощу, ведь когда-то же она кончится.

Долго ли коротко ли ехал младший Царевич, и вот добрался он до перекрестка дорог. А на перекрестке стоит камень, и на камне том надпись: «Пойдешь налево – коня потеряешь, направо – себя забудешь, а пойдешь прямо – мертвому быть». Призадумался Царевич – куда ему путь держать? Глядь, а на дороге следы знакомые, следы его братьев старших. И следы те поведали ему, что старший его брат выбрал левую дорогу, а средний дорогу правую. Понял Царевич, что лежит его путь прямехонько туда, где мертвому быть.

Только не долгою оказалась эта дорога, привела она Царевича в лес и там как-то незаметно растворилась в глухих зарослях. Огляделся Царевич, кругом темный лес. Где ж тут правду искать для земли своей России-матушки. Ни свет здесь правит, а тьма, – подумал Царевич. Но делать нечего, другого пути у него все равно нет, поэтому предстоит ему видимо искать свет истины среди тьмы. И отправился Царевич, куда глаза глядят через буреломы и дремучие заросли.

Потерял Царевич счет времени, не знает, сколько дней, месяцев, а может быть и лет бродит он по темному лесу. Кажется, исходил его вдоль и поперек, да правды так и не нашел, вокруг только мрак. Уже было начал подумывать Царевич, чтобы вернуться, как вдруг вышел он на открытую лесную поляну. На поляне той стоит избушка на курьих ножках, а в дверях старушка сидит, нить прядет. Подошел Царевич, кланяется.

- Фу, фу, - встрепенулась старуха.- Русского Духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче сам пришел.

А Царевич ей:

- Здравствуй бабушка, кто ты и почему живешь в этом  темном и дремучем лесу?

- Здравствуй, здравствуй добрый молодец, проходи в избу, – отвечает старуха. - Я страж этого леса, потому и живу здесь.

- От кого ж охранять-то эту дремучесть, бабушка? - удивился Царевич, протискиваясь в двери.

- Да от таких вот темных как ты и охраняю. Эх, молодость. Это ведь ни лес темен, а в голове твоей темнота, глупенький.

- Ну-ну бабка, ты не задавайся больно-то. Перед тобой Царевич, а не холоп какой-нибудь.

- Вот глупенький, - смеется старуха, - так это же ты задаешься, а не ведаешь, что отец твой уже не царь вовсе и царства у тебя нету.

- Как нету! Что ты мелешь, старуха! Неужели я опоздал, неужели погибла Россия?

- Не спеши с выводами, сынок, не отчаивайся, - успокаивает его старуха, - Не все еще потеряно, хотя и постарались твои братья.

- Как, так это мои братья погубили страну?

- Ну не совсем так. Ты слишком долго бродил в этом лесу, братья же твои пытались спасти страну по-своему каждый со своей правдой. Да только правда их не пошла впрок России.

- Так если старшие братья ничего не смогли сделать, куда уж мне, - опечалился Царевич. - Если верить камню, так я и вовсе не вернусь домой.

- Не печалься, добрый молодец, не вешай голову. Тот камень ведает не только о судьбе путника, но и о пути России. Камень ведь тот не простой, выбрав путь, сделал ты судьбу свою судьбой своей страны.

- Что ж это получается, если меня убьют, то убьют и Россию?

- Совершенно верно! Только Россию твои братья уже убили. Она уже никогда не будет прежней.

- Как убили! Так это что и я мертв тоже?

- Вот умница! Наконец-то дошло, в царстве мертвых ты, сынок, - обрадовалась старуха, как будто ей преподнесли великолепный подарок, - и пока ты не примешь это и не поймешь, что того, кем был ты ранее, больше нет, так и будешь бродить во мраке этого леса.

От такой новости у Царевича ноги подкосились, он вдруг понял, что жизнь окончена.

- Бабушка, что же мне делать теперь? – заплакал Царевич. – И себя погубил и Россию не сберег.

- Не горюй, добрый молодец. Прими баньку, смой пыль дорожную, поспи, утро вечера мудренее.

Помылся Царевич в баньке и лег спать. На утро чувствует, та жизнь, которой он жил до сих пор, вдруг куда-то улетучилась, потеряла значимость и перестала волновать его. Глянул Царевич по сторонам и ахнул, не темный лес стоял кругом, а светлая березовая роща.

- Ух, ты! Красота-то, какая! Бабушка, что это значит, куда подевался темный лес?

- Это избушка моя развернулась, а повернул ее ты. Я же говорила – мрак не в лесу, а в тебе самом. Перестал цепляться за прошлое, вот и открылось будущее. Выбирай и строй.

- Чего строить-то, бабушка?

- Как чего? Жизнь новую. Хватит жить чужим умом, пора и своего набираться.

- Если я умер, если я могу строить новую жизнь, то кто же я сейчас, бабушка? Душа?

- Конечно. Но и не только Душа. Забыл что ли про дорожный камень? Ты еще и Дух твоей страны, ты ее судьба. Твоя новая жизнь это новая жизнь России. Ступай с Богом.

- Постой, я не узнал еще в чем русская правда, без нее я не смогу строить новую жизнь.

- Ступай, ступай. В сердце твоем правда русская, загляни в него поглубже там ты ее и найдешь.

Царевич хотел сказать, что ничего не понял, но, обернувшись, не обнаружил ни избушки, ни старушки.

Средь высоких гор, средь синих морей и белых снегов раскинулась великая земля. Да такая великая, что когда в одном ее конце жизнь только просыпается, в другом – уже солнце прячется за горизонт. Множество морей, гор, лесов, полей и рек покрывают эту землю. Многочисленные виды зверей, птиц и рыб водятся в ее лесах и морях, а в недрах ее неисчислимые залежи полезных ископаемых.
Богатая земля, да только суров климат ее. Почти половина года скрывается она под снегом, зима здесь люта, а лето коротко. Но даже такие сложные условия жизни не остановили отважных и трудолюбивых людей, которые освоили эту землю и создали на ее территории великое государство. И жили они так многие годы, и даже столетия, создавая богатство и славу своей стране.

Но наступили лихие дни. Не заладилось что-то в славном царстве-государстве. При всем богатстве земли стали люди жить в бедности. Да не все, конечно, всегда найдутся те, кто и на горе людском построит свое благополучие. Вот и поселилась вражда и ненависть промеж людьми этой страны. Опечалился государь, не ведает, как спасти свое царство от неминучей погибели. И так прикидывал и эдак, ничего путного не выходит.

А было у того царя три сына. Первый – воин справный, во имя славы своей готовый положить свою жизнь на алтарь великой идеи и порядка. Второй хоть и не боец, но умом верткий и прибыль из всего извлечь способный. Что же касается третьего, так про него никто ничего сказать не мог. Жил он себе в своих думках заоблачных, мурлыкал что-то себе под нос да мастерил забавные игрушки.
Вот и решил царь батюшка обратиться за помощью к сыновьям своим. Так мол, и так, худо жить стало в нашем царстве-государстве, а как поправить положение неведомо. А посему предстоит царевичам отправиться в путь на поиски мудрости, как спасти страну и народ от погибели. Собрались братья скоро и отправились выполнять отцовский наказ.

Старший брат обошел всю страну, увидел, как тяжело живется народу, какие творятся везде беспорядки и беззаконие. Вернулся он к отцу и доложил, что необходимо убавить вольности в стране, ввести жесткую экономию, а народ обеспечить гарантированным пайком, что все должно быть под государевым контролем, тогда, мол, воцарится вновь порядок в стране и народ будет доволен.

Послушал государь старшего сына и сделал все, как тот советовал. С трудом, с большой кровью прошла эта реформа, только вроде жить начали, но вновь беда. Не всем понравился гарантированный кусок хлеба в уплату за утраченную свободу, люди жаждали самостоятельно решать свою судьбу. Не в радость оказался подневольный труд, и упадок вновь стремительно охватил страну.

Через некоторое время вернулся из далекого путешествия по заморским странам средний брат. Он объездил много стран и заметил, что в одних странах живут бедно, а в других богато. И уж больно ему понравилось, как живут в богатых странах. А в тех странах давно уже не было царей, а все продавалось и покупалось. Даже власть, хоть и была выборной, но при соответствующих условиях вполне могла быть купленной или проданной. Это как нельзя лучше устраивало среднего брата. Поэтому он предложил отцу отказаться от власти и передать ее в руки избранников народа, мол, тогда все и наладится само собой.

Покряхтел царь, покряхтел, да делать нечего, уступил он свою власть кому и сам не понял. Что тут началось! Крови конечно большой не было. Тут же все богатство страны стали делить, даже страну и ту поделили на части. Свободу-то все получили, да что с ней делать, когда все богатства страны оказались в руках небольшой кучки ушлых людишек, заботящихся только о своем благополучии. Изменилась страна, да только смотреть на нее невозможно без боли и отвращения, упадок и бедность твердо обосновались в ней.

И ждут теперь люди, когда вернется младший Царевич, может он найдет правду, которая спасет эту страну и ее народ. Правду русскую.

Лежа на диване, он отправился в очередное путешествие.
Вот он в образе русского витязя в кольчуге и шеломе с огромным мечом выходит на поле сражения. Странно. Он один. Ни друзей, ни соратников, ни войска. А вокруг только полчища жаждущих его смерти. Удивляться некогда. Думать о смерти тоже. Он лежит на диване и наблюдает, как с неимоверными усилиями гигантским мечом он крошит все и вся. Остановиться нельзя. Неминуемая смерть. А он лежит на диване и с тоской думает о том, как бессмысленно вынужден уничтожать живое вокруг себя. Руки уже не чувствуют ни усталости, ни какого-либо напряжения, меч сам ходит ходуном превращая живую плоть в бесформенные куски. А враг все прибывает и прибывает, будто каждый кусок превращается в целого и невредимого врага. Вокруг только мерзкие рожи с горящими глазами жаждущими достать его. Не видно ни поля, ни горизонта, ни неба. Он в отчаянии и готов опустить меч, прекратив эту бессмысленную бойню.

Но тут замечает, что вокруг него самые настоящие черти. С рогами, копытами и хвостами. Такие, каких он видел на картинках в детских книжках. Только эти готовы задушить его голыми руками. А еще он увидел, что от острого наконечника его шелома уходит в самую высь светящийся луч, и где-то там наверху другим своим концом связан с сияющей иконой. Иконой Богоматери. Луч яростно мечется, следуя движениям его головы и при этом там, в вышине он не рвет своей связи с иконой. Вокруг уже полный мрак с тысячами пар красных огней, наполненных злобой и ненавистью к нему. И лишь тонкий лучик уходящий ввысь выхватывает рогатые морды, неопровержимо указывая ему на место его пребывания. Там, где смерть уже ничего не решает.

Бессмысленность бойни стала очевидной. Но и опускать меч он тоже не собирался. И тут его осенила мысль. Он перевернул меч и взял его за конец лезвия. Меч вдруг засиял нестерпимо белым светом. Это не был свет раскаленного вещества, в нем не было жара. Цвет меча напоминал цвет белого серебра, но при этом ярко сияющий. Это уже был не меч, а сияющий крест. Свет его осветил бесконечно глубокий колодец, напоминающий многоярусный театр, балконы которого кишели мерзкими тварями. И тогда он стал со всего маху «прикладывать» меч рукоятью между рог этих тварей. Давя друг друга, бесы шарахнулись во все стороны. Двигаясь по кругу, он «крестил» чертей, которые в ужасе искали куда скрыться. Так в круговом движении он заметил, что летит вдоль ярусов, поднимаясь все выше и выше. Скорость нарастала, испуганные рожи мелькали все быстрее и быстрее сливаясь в сплошной поток. И …

Он увидел себя сияющим витязем-победителем, стоящим в своей комнате возле дивана. Возле дивана, на котором лежал он сам. Витязь подошел к нему, наклонился и поцеловал в лоб. Лоб обожгло. Над ним разверзлась пасть чудища - толи собаки, толи дракона, готового вцепиться ему в горло. Не соображая, что делает, он схватил обеими руками за шею этого дракона и стал душить. Страх придал ему огромные силы, еще чуть-чуть и дракон бы сдох. Но тут он в ужасе вспомнил, что это он сам и есть, что он душит самого себя. Отчаяния его не было предела. Он не знал, что делать с этим драконом-собакой. Нельзя было ни отпустить ее, ни задушить. Он шел, не зная куда, а за ним волочилось тело полуживого дракона.

- Пап, что это ты делаешь?
- Игрушку. Для тебя игрушка, сынок.
- А что это за игрушка?
- Скоро узнаешь. Помоги мне лучше.
- Что я должен делать?
- Вот видишь маленькие прозрачные шарики, каждый шарик своего определенного цвета.
- Ой, сколько их много! Их не сосчитать!
- Да. А вот трубочки, сейчас они все очень тоненькие, но они могут растягиваться в своем сечении и делаться более широкими.
- Ого! Их еще больше чем шариков. И они не прозрачные.
- Совершенно верно, их ровно столько, чтобы соединить ими все шарики между собой. Каждый шарик должен быть соединен такой трубочкой с каждым другим шариком. Вот и помоги мне это сделать.
- Хорошо. Какой-то лабиринт получается.
- Теперь взгляни сюда. Этот светящийся экран твое внимание. Приглядись, он состоит из отдельных светящихся точек.
- Ага, вижу.
- Сейчас я рассыплю его на отдельные точки, но невидимая связь между ними останется. Запомни, эта куча светящихся точек твое внимание, которое в действительности представляет собой экран.
- Значит, на нем я буду что-то видеть?
- Да. Мы его засыплем в этот, как ты его назвал, лабиринт.
- Как здорово! Пап, смотри, шарики светятся, когда огоньки попадают в них, они светятся разными цветами в зависимости от цвета шарика.
- Молодец! Помнишь, это экран. Сейчас на нем получается цветная картинка из светящихся шариков. И она меняется в зависимости от того, куда попадают светящиеся точки твоего внимания. Они движутся по трубочкам от одного шарика к другому тем самым, изменяя свой цвет.
- Прямо какое-то кино получается. Только пока какая-то каша, мелькание цветных пятен. А почему некоторые трубочки расширяются?
- Так все задумано. Каждое прохождение твоего внимания через трубочку расширяет ее. И чем шире трубочка, тем более вероятно, что следующая светящаяся точка направится именно по ней, а не по другим менее широким трубочкам.
- Понятно. Но тогда со временем все внимание постепенно сконцентрируется в нескольких кольцах из широких трубочек, и будет бесконечно циркулировать в них.
- Умница, ты совершенно прав. Посмотри, они уже собираются в такие кольца. А что ты видишь на своем экране?
- Ух, ты! Появились пока непонятные, но уже устойчивые образы.
- Смысл им ты должен придать сам. Присмотрись, в каких отношениях они между собой.
- Разве я как-то могу влиять на них? Мне кажется, все внимание движется только по широким трубкам, которые образовали кольца. Ведь чем больше по ним проходит внимания, тем они шире становятся, а это приводит к тому, что по ним движется все больше и больше внимания. Получается замкнутый круг, и эти огоньки теперь никогда не смогут выбраться из замкнутых колец толстых трубок.
- Ты прав, но не совсем. Приглядись повнимательнее и ты увидишь, что небольшая часть внимания время от времени все же иногда покидает эти устойчивые кольца и движется по ответвлениям тонких трубочек. Дело в том, что ширина трубки определяет лишь вероятность направления движения внимания. Поэтому, как бы ни была тонка трубка, по ней все равно когда-нибудь будет направляться твое внимание. Но это случайный процесс, поэтому он не сможет повлиять на общую массу внимания и образовавшиеся кольца будут довольно устойчивыми. А это в свою очередь источник того, что ты на экране своего внимания будешь видеть относительно устойчивую картину лишь незначительно и медленно меняющуюся.
- Да, именно это я и вижу. Но какой тогда смысл в тонких трубках и в том незначительном внимании, которое по ним движется? Ведь эффект от этого движения почти незаметен на той картине, что я вижу на экране.
- Смысл есть. И даже огромный. Во-первых, оно обеспечивает хоть и медленное но все же изменение видимой тобой картины.
- Согласен, иначе бы было совсем скучно, статичная картинка скоро бы надоела. А что еще?
- А во-вторых, и это самое главное, через это мало заметное и редкое движение внимания ты все же имеешь хоть и редкий доступ к новым образам, которые можешь включить в свою картину.
- Но как? Для этого я должен каким-то образом направить туда значительную часть внимания.
- Молодец! Ты все правильно подметил и сам же ответил на свой вопрос. Все что ты можешь самостоятельно делать в этой игрушке, так это совершать выбор, куда должно двигаться твое внимание. Тебе даже направлять его не надо, ты должен только принять решение. И все. Оно само пойдет туда, его потянут трубки, которым ты отдашь предпочтение. Однако это не просто, этому надо учиться. Но я знаю, ты у меня умница, ты освоишь эту науку. Ты будешь творить свои миры.
- Папа, кем же я тогда стану, если научусь этому?
- Человеком, сынок.
- А ты кто?
- Я Бог, я всего лишь тот, кто создал для тебя эту игрушку.
- Значит это вселенная?
- Нет, это не вселенная. Это всего лишь тренажер для тебя, чтобы ты понял, с чем тебе предстоит иметь дело. Вселенную я тебе покажу позже.

Ваша рука под душем. Упругие струи бьют в ладонь. Глаза закрыты, внимание сосредоточено на поверхности ладони. Вы чувствуете, как струи ударяются о вашу кожу и давят на нее. Все что у вас есть это ощущение неравномерного и постоянно меняющегося давления на вашу ладонь. Ваше внимание в плоскости перпендикулярной к потоку воды.

Теперь вы разворачиваете ладонь вдоль потока воды пальцами навстречу потоку, струи уже не бьют в ладонь, а скользят вдоль нее с обеих сторон. Что вы ощущаете? Ощущение будто рука куда-то погружается. Вы уже чувствуете не только давление, но и движение, а благодаря ощущениям с двух сторон ладони вы чувствуете и сам поток, его объемность. Эффект усиливается, если чуть растопырить пальцы. Ваше внимание теперь распределено не только в поперечнике потока, но и вдоль него. И это перераспределение внимания позволило вам перейти от примитивной картины чего-то давящего к пространственной объемной картине движения. Ваше внимание выстроилось в несколько длинных цепочек вытянутых вдоль потока событий. Благодаря этому продольному вниманию вы воспринимаете пространство, время и движение.

Под ногами вода гудящей воронкой уходит в сливное отверстие в ванне. Опустите ладонь в этот поток, и вы почувствуете те же ощущения, как и в струях душа. Но в данном случае вода движется уже не прямолинейно, а по кругу. Ладонь же, расположенная вдоль потока не различает его геометрию, так же как она не замечала самого потока, будучи повернутой к нему плашмя. Растопырьте пальцы обеих рук, так чтобы они расположились вокруг отверстия. Даже с закрытыми глазами вы поймете, что ваши руки находятся в круговом потоке воды.

Рассредоточенное внимание способно обнаружить не только пространство, время и движение, но и их геометрию, геометрию связей между событиями. Наличие кривизны обнаруживает себя уже тем, что практически все в нашем мире в той или иной степени повторяется. А замкнутые потоки событий объясняют нам природу таких повторений. Но какова же причина такой кривизны? Заметим, что кривизна в данном случае наблюдается не только в пространстве, но и во всем причинно-следственном потоке. Т.е. как сказали бы физики, искривлено еще и время. (В данной аналогии соседние струи это не только событийный ряд соседнего объекта в пространстве, но и возможные альтернативные варианты рассматриваемой цепочки.) Исходя из существующих современных представлений, основанных на описании детерминированных причинно-следственных связей, невозможно объяснить источник возникновения такого искривления. Но если взглянуть на это извне по отношению к одной причинной цепочки, то все становится предельно ясно. Кривизна этой цепочки обязана ее связям с другими соседними альтернативными цепочками, на подобие того, как соседние слои воды в потоке влияют друг на друга. Только соседними в данном случае являются не только линии судьбы соседствующих в пространстве объектов, но и их альтернативные варианты. Вот и получается, что последующие события зависят не только от предшествующих в данной цепочке событий, но и от ее альтернативных цепочек. А если учесть круговорот потока, то и от будущих событий тоже. Но этого всего не видно пока наше внимание чрезмерно сконцентрировано на небольшом пятачке отдельной струйки мирового потока, тем самым, находясь как бы внутри него.

Мир летел ему навстречу, навстречу его вниманию. Он же, манипулируя вниманием, пытался охватить им как можно больший поток янтарных нитей. Внимание ему теперь представлялось не одним маленьким сфокусированным пятнышком, а скоплением огромного числа точек постепенно расползающихся поперек потока несущихся навстречу событий. Следуя его намерению, внимание рассредоточивалось.

И вдруг произошло что-то невероятное. Расползание точек внимания предполагалось только в плоскости поперечной к потоку событий. Но на каком-то этапе он заметил, что каким-то образом часть его внимания вдруг обнаруживало себя впереди и позади этой плоскости. Он стал видеть фрагментарно прошлое и будущее. И чем далее он продолжал рассредоточивать внимание, тем все большая его часть оказывалась по обе стороны настоящего. Теперь уже расширение внимания происходило во все стороны. Все смешалось, прошлое, настоящее и будущее были одинаково доступны его вниманию. Он погрузился в потенциальную реальность.

Ему понадобилось не один десяток раз побывать там, чтобы открылась совершенно иная картина вселенной. Она потрясла его своим великолепием. Говорят, что это невозможно передать словами, но отказаться от попытки сделать это тоже невозможно.

Там в потенциальной реальности нити событий становились совершенно условными, т.к. внимание присутствовало везде, и мир остановился. Но только не само внимание, оно не могло окончательно остановиться, движение его точек казалось хаотичным. И лишь со временем, привыкнув к новой реальности, он заметил, что они движутся не беспорядочно. Их движение напоминало танец тысяч и тысяч людей, в котором кружились хороводы маленькие и большие, а танцующие постоянно переходили из одного хоровода в другой. Это было чудо. Он все понял и больше никогда не видел бесконечных янтарных волокон. Они лишь образ создаваемый бесконечным движением хороводов нашего внимания.

Теперь, когда он вновь концентрировал внимание, огромное множество точек его собиралось в значительно меньшее число пятен, которые двигались по сплетению замкнутых траекторий. Внимание локализовалось, огромнейшая часть реальности оставалась за его пределами, и могла быть затронута им только в результате движения этих пятен. Так вновь рождалось время, а циклические траектории разворачивались в бесконечные последовательности событий. Мир вновь превращался в бешено летящий поток событий, реальность актуализировалась.

Однако там где мы бываем, там всегда остается какая-то часть нашего внимания. Это наша память, это те вешки, по которым мы можем вновь вернуться в обозначенное ими место реальности. Так было и с ним, часть его внимания навсегда осталась рассеянной по всей вселенной. Поэтому с тех пор он видел сияющие янтарные хороводы вместо линейного потока времени.

Нет, совсем она его не растворила. Он погружался все глубже и глубже… он не задерживался на раскрывающихся перед ним новых необычных мирках, коими изобилует эта страна… растворяет она только тех, кто прельщается этими экзотическими мирками…
И однажды она раскрыла тайну своей природы. Это была реальность потенций, всего того, что только может с нами произойти. И эти потенции не прибывают в неподвижном состоянии, они тоже меняются по своим законам. Сами потенции воспринимались там ясно и отчетливо, но составляющие их отдельные возможные ветви событий выглядели совершенно расплывчато, т.к. они не просто разветвлялись, но и бесконечно переплетались между собой. Их просто невозможно было отделить друг от друга, оставаясь в мире потенций. Актуализация же отдельной ветви и есть то, что мы обычно воспринимаем как реальность. Эта актуальная реальность и есть наш привычный мир с его фиксированными формами и их динамикой. В свою очередь из нее, где цепь отдельных событий ясна и понятна, потенции смотрятся как фантазии или сон. Они воспринимаются нами как возможность невозможного. Здесь мы не можем представить себе одновременную возможность сразу огромного множества вариантов развития событий, которые к тому же непрерывно влияют друг на друга. Для нас влияние определяется только предыдущими событиями в текущей актуальной ветви. Трудно себе представить, что возможные вчерашние варианты, хоть и не реализовались, но оказывают влияние и сегодня и будут еще долго его оказывать. Это и понятно, ведь время там другое. Наше актуальное время там выглядит всего лишь как параметр, оно там как бы заморожено.
Путешествуя туда и обратно между потенциальной и актуальной реальностями, он заметил, что все упирается в его внимание. Внимание это то, что позволяло ему переходить от одной реальности к другой. Движение внимания внутри реальности и обнаруживало себя как время. Куда переводились стрелки движущегося внимания, то время и включалось. Он увидел мир сотканным из мириадов бесконечных янтарных волокон, которые в свою очередь так же были сотканы из огромного числа еще более тонких волокон. Его внимание с бешеной скоростью неслось вдоль этих волокон, лишь иногда успевая маневрировать между ними. Мир летел ему навстречу, разворачивая в поле его внимания потрясающие картины.

Он ходил туда ни раз. Все довольно просто, оставляешь все здесь… тело, ощущения, эмоции, мысли. Сознание – лишь скользящая точка. По началу, навстречу обрушивалась толпа отвратительных и ужасных образов. Это был тест. Если жуткое чудовище накатывается на тебя словно в стробоскопическом освещении и вызывает бешенную физическую и энергетическую вибрацию и страх, все ясно – не смог оставить все в этой реальности и что-то тащишь с собой туда. Только чистое сознание способно без вреда человеку совершать подобные путешествия. Со временем он научился с первого раза высвобождать сознание, и в тестах отпала надобность, они прекратились.

Врата для него были открыты всегда. Но возникла другая проблема. Он жил там, как и здесь, но это были две разных жизни. Он заметил, что по возвращению оттуда со временем, то, что было там, начинало казаться сном или просто фантазией. Но он прекрасно помнил, что там это было настоящей реальностью. Как быть? Не очень то приятно осознавать себя шизофреником. Однако избавиться от утраты яркости образов одной реальности при переходе в другую никак не удавалось. Дело в том, что и образы физической реальности при переходе туда также теряли свою привычную ясность.

Он заметил, что при переходе туда, теряется ясность, связанная с логикой, зато то, что казалось разуму расплывчатым и интуитивным, там приобретало кристальную ясность и естественность. Но по возвращении оттуда вновь утрачивало ее и со временем казалось какой-то расплывчатой фантазией. И только одно спасло его от сумасшествия. Он принял решение считать то реальностью, что оказывает на него воздействие и оставляет след в нем. С этой точки зрения он жил в двух реальностях, каждая из которых была доступна только в определенных состояниях сознания, из которых другая реальность была недоступна.

Со временем он обнаружил, что та другая реальность кажется отсюда расплывчатой и неопределенной лишь только потому, что была несоизмеримо более обширной чем эта, привычная нам физическая реальность. Эта реальность соответствует лишь одному фиксированному состоянию сознания из бесчисленного числа возможных. Именно эта бескрайность возможного и вызывает в нашем уме неопределенность и расплывчатость. Разум это лишь одно фиксированное состояние сознания из океана возможных, а ему соответствует физическая реальность.

С этого момента он стал чувствовать себя свободно и уверенно в обеих реальностях. Однако та реальность оказалась более притягательной, она манила разнообразием и свободой… она засасывала сознание… она растворяла его….

Автобус. Уже поздно. Пассажиров почти нет. Думая о чем-то своем, краешком глаза он видит впереди сидящего мужчину. Но не мужчина привлекает внимание, а ботинок у него на ноге. На периферии зрения ботинок почти не видим, но удивительно, от него веет такой доброжелательностью и братской любовью!!! Что это? Он повернул голову и взглянул на ботинок. Ничего особенного. Отвернулся. И вновь…. такое чувство, будто роднее этого ботинка никого на свете нет. Как это понимать? Такой доброжелательности даже от людей никогда не чувствовал, а тут какой-то ботинок. Но стоит взглянуть на него в упор, как все пропадает.

Через день, так же в автобусе рассеяно глядя в окно, он почувствовал такую же неограниченную доброжелательность от мелькающих за окном тополей. И вновь, стоило лишь взглянуть на них сосредоточенным взглядом, как все тут же исчезало. Что за игра? Он стал экспериментировать со своим вниманием и скоро понял, что подобная связь с различными предметами возникает только при рассредоточенном внимании на этих предметах. И от всех их веяло безбрежной доброжелательностью и братской любовью.

Продолжая экспериментировать, он обнаружил, что в голове стали возникать мысли, которые явно не могли возникнуть на базе его знаний. Он понимал, что они не могли быть его мыслями, он просто не мог бы самостоятельно придти к ним. Более того, возникали эти мысли только в момент контакта с предметами. По началу казалось, что контакт образуется с отдельными предметами, но из этих приходящих мыслей он узнал, что с ним общается нечто единое, представляющееся нам в силу нашего восприятия в виде множества отдельных предметов. Однако в этом едином присутствовало и некая множественность, они имели единое сознание и называли себя «МЫ».

Они предстали перед ним в образе океана света, где были как более яркие, так и совсем тусклые образования. Это общее сознание состояло из отдельных сознаний, которые были слитны между собой. В него были включены сознания всех предметов и живых существ на Земле. И только сознание живого человека отличалось от всех остальных. Каждый человек представляется для них в виде отдельного особо яркого пузыря, тем самым, образуя в какой-то степени отдельное сознание. Смерть же растворяет тонкую пленку пузыря, и человеческое сознание поглощается океаном всеобщего сознания. Сознание же ярких личностей еще долго остается ярким пятном в едином океане и даже иногда становится частью сознания вновь рождающихся людей.

Он многое узнал от них об океане всеобщего сознания, но главным откровением для него стала правда о смерти. Они поведали ему о двух видах смерти человека. В их представлении океан сознания ограничен с одной стороны тонкой пленкой, которая представляет человеческую жизнь. Человек, рождаясь, выходит из океана в эту пленку жизни. Когда же он умирает, его сознание вновь возвращается в первичный океан, постепенно растворяясь в нем. Но есть и другой вид смерти, когда человек уходит на ту сторону жизни. Что его ждет там, они не знали, как и то, каким образом достигается подобная смерть. Он забыл о них, одержимый стремлением постичь эту тайну.