- А продолжение этой сказки есть?

- Нет. Творец создал себя, наполнив Творение содержанием и смыслом.

- И все? А как же Души и Духи?

- А это уже другая сказка.

- И что, она никак не связана с первой?

- Никак. Она развертывается внутри Творения. Ее герои не имеют никакого доступа к Творцу, но косвенно он играет некоторую роль в их жизни.

- Так правильно, они же находятся внутри Творения.

- Это так, но и Творец тоже находится как бы внутри этой сказки.

- Как так?

Ладно. Вот тебе следующая сказка.

 Жили-были двенадцать братьев. Говорят, был у них отец, но никто никогда и даже сами братья не видели его. Некоторые вообще сомневались в его существовании и считали, что это всего лишь сказка, сказка про старика, который вроде как был, а вроде как и не был. Но жила меж братьями легенда, что, создав царства и соединив их, они увидят отца. Откуда взялась эта легенда, никто уже не помнил, но она глубоко укоренилась в сердцах братьев, потому окрепнув и набравшись сил, принялись они строить свои царства.

В основу каждого из царств была заложена своя особая идея.

Первый брат, особенно не мудрствуя, провозгласил идею самого отца, как идею единого абсолюта, в коем должен слиться весь Мир. Образом его царства был выбран свет. И хлынул народ в царство его, завороженный яркостью и непостижимостью, явленного им образа.

Второй брат, рассудив, что раз в легенде речь о многих царствах, то не может одно царство разом вобрать в себя весь Мир. Идеей своего царства он провозгласил множественность, представив ее в образе неисчислимого множества звезд на фоне бескрайней темноты. Восхитился народ красотою и манящей тайною звезд, и кто не пожелал потерять ее, растворившись в царстве света, отправился в царство второго брата. Так образовалось два самых больших и ярких царства.

Третий брат заметил, что, сколько бы ни было много царств, все они должны быть в конечном итоге соединены между собой. Поэтому его главной идеей стала идея связей, которую он представил в образе вращающихся вокруг друг друга планет. Поразила народ сия механика, загипнотизированный ею шел он в царство третьего брата, построенное между первыми двумя с целью объединить их.

Четвертый брат делал акцент на то, что царства должны быть разными. Идеей его царства стала идея индивидуальности. Свое царство он представил в образе утренней зари незаметно соединяющей свет и тьму, встав между ними и оттеснив третьего брата ближе к первому так чтобы не растаять в ярком свете первого брата и не потеряться среди множества безликих звезд второго. В его царство устремились люди околдованные красотой.

Пятый признал идею индивидуальности, обратив при этом на то, что что-то должно  роднить и согласовывать между собой это разнообразие. Решение этой задачи он видел в идее жизни, как непрерывного процесса рождения многообразия из единого источника. Царством его стало царство жизни, представленное в образе древа жизни и установленное следом за зарею и еще на шаг удалившее тьму от света. Его заселили те, кто в многообразии искал целостность.

Шестой брат предложил решить эту задачу иным путем. Идея жизни ему показалась слишком ненадежной и неэффективной. Он выдвинул идею энергии и силы, которая извне железною рукой способна соединить все царства в единое целое. Образом своего царства он сделал все испепеляющий огонь. Встав за царством жизни, он еще на шаг отодвинул тьму от света. В его царство пришли те, кто уважал силу и искал в ней защиту от неожиданностей и неприятностей.

Седьмой брат согласился с силой, но только подчиненной воле и авторитету. Потому в основу своего царства он положил идею закона и провозгласил себя верховным правителем над всеми царствами. Царство свое он представил в образе грозы, способной как одарить животворной влагой дождя, так и испепелить карающей вспышкой молнии. До этого самыми большими царствами были царства первых двух братьев, царства света и тьмы. Страшась кары, устремился народ в царство закона, чем увеличил его размеры и значительно оттеснил царство  тьмы от царства света. Не понравилось это второму брату, обратился он к первому, чтобы тот подтвердил их близость и усмирил возгордившегося брата. Но первый, хотя и владел самым огромным и ярким царством все же признал первенство идеи закона. Тогда объявил второй брат, что его множественность и тьма безграничны и потому закон ему не указ. Он вознамерился занять место первого брата, раз тот сам отказался от первенства. Но идея множественности погубила его. Брат громовержец ударил его молнией и расколол царство его на множество мелких княжеств как искры рассыпавшихся в темноте. Жителей этих княжеств брат-законник объявил исчадием тьмы и угрозой страшного суда потребовал перейти их в свое царство. Так впервые произошел раздор между братьями, в результате которого исчезло царство второго брата, оставив только образ сияющих звезд во тьме.

Восьмой брат сказал, что соединение царств неизбежно и поэтому все должно быть строго предрешено. Его идеей стала идея судьбы и жесткого порядка. Царство его представляло глыбы льда скованные жесточайшим морозом. Он не стал влезать между светом и тьмой, оставив эти владения Закону. В правление свое он взял не пространство, а время. Царство его было установлено за осколками царства второго брата. Оттуда из темноты он изредка проявлял себя в образе непоколебимого рока.

Девятый брат заметил, что порядок не может быть тотальным, должно быть нечто, что стоит над порядком, что порождает его. Царство свое он построил на идее свободы творчества, которое представил в образе бездонного голубого неба с непрерывно меняющими свою форму облаками. Не воздвигая трон, ни с кем не воюя и не подчиняя себе, он прекрасно осознавал, что весь этот Мир живет благодаря первозданному творческому импульсу их отца, что в творчестве рождены как свет и тьма, так и закон с судьбою. Царство его стояло вне света, тьмы, закона и судьбы, оставаясь невидимым.

Десятый брат, признавая идею творчества, заметил, что всякая идея требует реализации, поэтому себе на вооружение он взял идею намерения и воли, претворяющей творческое откровение в конкретный порядок. Тем самым он обустроил свое царство одновременно во владениях предыдущих двух братьев. Поэтому царство его было в некоторой степени условным. Образ его состоял из частей двух разных существ – человека и коня. Человек символизировал Душу, а конь - Дух.

Одиннадцатый брат молча решил что, сколько бы братья ни спорили, все равно источник и смысл легенды останется тайной, из которой все рождается и в которую все уходит. Идея непостижимого чуда стала основой его царства, обличенного в образ безграничного океана содержащего в себе все возможные замыслы и идеи. Его царство скрылось за царством творчества, оставаясь так же невидимым.

Двенадцатый брат решил поставить точку определив, что для всего есть предел. Идея предела и смерти легла в основу его царства. Образом его стала граница или рубеж, за которым обрывалось данное существование. Стена забвения, за которой забывается все, что остается на этой стороне.

Так образовалось двенадцать царств, из которых два были условны. Все братья понимали необходимость в соединении, но способ такого соединения виделся каждому свой. И эта разноголосица и даже борьба не давала им возможность реализовать вторую часть легенды.

- Все?

- Да. Сказки конец.

- Если я правильно понимаю, все эти братья есть ничто иное, как планеты. И что же это выходит, они никогда не соединяться? Какой тогда смысл в том, что ты говорил мне ранее?

- Не горячись, Царевич. Планеты это царства, а братья – Духи этих планет. Сказка только о них, Души здесь представлены лишь пассивным народом, населяющим планеты.

- Действительно! А как же Души, они вообще имеют какое-нибудь значение в этом строительстве царств?

- Это уже другая сказка.