В колонках играет - ПЧ - земля моя дышит
Настроение сейчас - Странное

Что я не люблю в праздниках - это людей, относящихся к ним с излишней серьезностью. Заморачивающихся на том, сколько чего делать, кто будет, какой стол поставить, и создающих из этого проблему. Типа моей мамы. Конечно, так любые праздники опостыливают.

А сегодня ночью мне было почему-то так жаль уходящий год, и какой-то странный и удивительный трепет - что-то будет, да.
Осталось доупаковать подарки, положить под елку, наведаться к папе, дождаться остальных - нас будет шестеро - и... и...
Ну и вот. С Новым Годом, короче.

Вы понимаете?
Я создаю завихрения. Я завихряю вокруг себя людей. Я создаю ситуации, настроения, возможности. Зачастую, в этих заверхрениях люди встречаются, зацепляются, и - все, они сами себя завихрения, завихренные.
Вы понимаете?
Нет, я не Скручивающий, однако, я - Считывающий. Я считываю все из пространства вокруг меня и завихряю, завихряю.
Эти ленты считываемой информации, образов, как ленты кинопленки - вокруг меня, скручиваются, цепляют еще множество чужих кинолент, и завихряются, завихряются...
Главное еще что... чтобы я сама завихрилась вокруг кого-то. Тогда и я начну завихрять этого человека. Вокруг - я, вокруг - меня. Взаимозавихрения.
Просто я пока не находила людей, которые завихряются быстрее меня. Наверное, мы завихряемся по-разному. Интересно, как?
Вы понимаете?
Завихрять. Люблю это делать. Я закручиваю тугой спиралью судьбы, мнения, взгляды, души. Они цепляются друг за друга, встречаются, и если скорость и ритм (!) их завихрений совпадает, то... то...
То они завихряют вокруг себя уже все сами.
А ленты свистят, шуршат, как крылья, создают неповторимый, неостановимый танец-рисунок.
Все, кого я люблю - в той или иной степени завихряющие. И когда они начинают кого-то завихрять - то и я подхватываю, и мы перезавихряем, зазавихрить можем, и смотрим, как он, человек этот, завихряется.
Те, кто не завихряются, а просто крутятся, они, ну... мы не с ними, они не с нами. Однако, они продолжают быть элементом завихрения, но они - лишь закручиваемые, смешно и нелепо, потому что вихриться они не умеют. Ими так смешно манипулировать.
Я не умру, пока продолжаю вихриться, а завихряться я буду, пока есть события, люди, мнения и взгляды вокруг меня.
Вихрить...
Мне нравится.

[21 Февраля 2011]

Ликующее, восторженное и летящее. Прыгай! Лети!
Не бойся ничего и никогда...
Лети...
Твой страх легок и эфемерен, но - просто будь, я смогу тебя удержать, и небо - бело-сероватое, с льющимися потоками зимнего неба - примет тебя в свои объятия и погребальный саван обратится в плащ победы и торжества! Только - верь!..
А я буду бесшумной тенью, невесомым силуэтом. След в след, сливаясь со стоном воздуха под крылами. И снег будет оседать на волосах, на мокрых прядях, будет просачиваться талой водой в глубь зрачков, вымывая из радужки всю хмарь и грязь города, и мы прорвёмся сквозь волны косых взглядов.
Падающий снег обращает спящий мир в сказочную страну, а небо всё сыплет и сыплет, не касаясь нас - распятых на собственных крыльях, знамений Нового Мира. Мира страшного и красивого, уютно-враждебного, абсурдного, невозможного, но настолько реального, что мы сами - да, мы - кажемся ошмётками странных снов. Наш Мир. И ничей более. Созданный больным воображением двух бессознательных и отчаянных. Отчаявшихся.
Которым нечего терять...
У нас мания величия.
Но пусть наши тайны укроет снег...
Снег...
Снег...
[18 Февраля 2009]

Рисуй, рисуй на моей спине - море рисуй, города вдоль прибрежных волн. Рисуй, видишь, спина моя - белый холст, нетронутый, обнаженный.
Рисуй на ней маслом, акварелью, царапинами вырезай, рисуй, пусть рождается новый мир на нежной глади спины.
Рисуй, кистями, пальцами, лезвиями рисуй, крылья рисуй, перья для ловцов снов и для написания сказок, рисуй на спине моей, Господи, не останавливай кисти своей, коснись позвонков мазками новых историй, линии жизни и судьбы мне рисуй на ладони, стирай полночью и рисуй снова.
Рисуй, бога ради, мира ради, вырежи меня из картона мироздания, не оставляй кроткой картинкой с новыми жизнями на спине.
Господи, если вся жизнь - в вине, дай мне его испить, к крыльям ангелов прикоснуться.
Господи, слышишь, позволь мне проснуться с новыми линиями на ладонях в мире, рисованном на спине.

В колонках играет - Пикник - Перламутр и пырей
Настроение сейчас - Повеяло меня, повеяло.

Вооот, вот теперь Новым Годом - повеяло. Давайте звать снег, много снега, хлопьями, и чтоб температура - минус два, не более, чтобы был липким и мягким.
Холода - напотом, а?
Я пошла наконец-то на почту, отправила и посылку и заказное письмо (таки я ж играю в Новогоднего Слона), потом пошла, докупила подарков, и разорилась на два листа подарочной бумаги - очень-очень классной.
Сейчас поем, нанесу на волосы оттеночник, включу Зимовье Зверей, и - убираться-убираться. Вот мне всегда лучше всего под Новый Год убирается под Зимовье Зверей - некогда, я купила диск, у меня тогда еще инета не было, и вот традиционно я ставлю его в комп на праздничную уборку, обычно - на зимнюю, когда темно и сказочно, и Зимовье Зверей умудряются призвать нужное настроение, силы и зачастую - снег. И остается еще силы вечером упаковать подарки.
Надо кое-что доделать, доплести, допаковать.
И...
Счастье это - плюшевый дракон...

Видишь - город прогнул хребет, снегом укрыв дороги.
Я все равно дохожу к тебе, как бы не мерзли ноги.
Ветер сечется стужей - ворот не поднимай...
Ты мне нужнее больше, чем мой опостылый рай.

Я променяю крылья на зелья, метлу и ночь.
Из всех, кто со мной были - лишь ты способен помочь.
Каждую ночь мне снятся степи, скачка, ковыль...
Протяни мне ладонь свою - я сотворяю быль.

Видишь - город прогнул хребет, ветры вокруг завыли...
Я дохожу к тебе, как бы не мерзли крылья.
Реальность сечется стужей - руки не отпускай...
Хочешь я отведу тебя в мой позабытый край?

Мария Магдалена
в наше время
носит кеды
и тяжелые ботильоны.
Пьет вино,
не вспоминая о крови.
Чтит своего Христа,
Не нося креста...
Ввинчиваясь в метро,
Шепчет в свое нутро:
"Говоришь, все в округе
наполнено любовью?"
Смотрит в твои глаза,
Обрамленные болью.
"Ну что ты смотришь?
Знаешь, что не чтишь,
а все равно выбираешь..."
...Мария выгибает бровь,
ставит на песню плеер...
И больше тебя не слушает.

Скучно ей.

Как угодно ты распинайся,
что угодно ей говори,
но пока Господь не шепнет ей:
"Посмотри,
он воплощенье святой любви."
Она так и не взглянет
в глаза твои.
Помолчи.
Дай ей услышать
голос своего Христа.
В тебе. Внутри тебя.

[18 Марта 2011]

Вот, знаешь, если разбирать мою личность по кирпичикам - я ничем не смогу тебе помочь, потому что я не знаю себя. В смысле, я не знаю, что движет моими поступками и пристрастиями - любопытство - вероятнее всего, ну а что еще? Гордыня, тщеславие, паранойя, тяга к коллекционированию?
Какие мои негативные черты, какие - позитивные?
Люди придумывают меня, каждый, для кого-то я хорошая, добрая, для других - кошмар какой-то, чтоб ей сдохнуть, такой хорошей, кто-то видит во мне полоумную эгоистичную гордячку, кто-то... да, ладно уж, долго и много всякого на мне намотано, и все - мое, что смешно.
Знаешь, есть такая болезнь, я читала - когда ребенок рождается без кожи, в смысле, большая часть кожного покрова у него отсутствует, это похоже на сильный ожог всего тела. Может, это и медицинская байка, но если просто представить возможность такого.
А еще - совсем уж невероятную возможность, что при такой болезни возможна пересадка кожи, и что она - приживется.
Так вот, смотри, я - как этот ребенок без кожи, но мне пересадили много-много лоскутков от совершенно разных людей, даже национальность не имеет значения, и они все прижились.
Вот так и с характером - много-много всего, и все - мое, с младенчества прижившееся, и отдирать лоскуток, например, с гордыней - глупо, и, более того, больно и чревато последствиями - ведь под ним останется непокрытая плоть, подверженная угрозе заражения.
И что ты хочешь, чтобы я сделала после твоих замечаний или упреков? Отодрала лоскуток от тела?
Ты-то разбираешься во всем этом - что из этого что?
Я вот, нет.

Знаешь, пожалуй, я собираю сплетни, которые витают вокруг меня, потому что мне кажется, что сплетни эти - сценарий альтернативных реальностей. И это можно сказать возможность отодвинуть завесу и заглянуть - что же там, каковы альтернативные события, как там, кто там?
И я вполне могу пустить слух лишь потому что мне покажется хорошим сценарием альтернативных событий в совершенно другом мире. Люди охотно верят во все это.
...Зачастую, когда мне приписывают такие грехи - гордыня, тщеславие, паранойя, сумасшествие, зависть, не достойная меня вычурность - я не отрицаю, соглашаюсь, смеюсь, вожу за нос. Пусть сами разбираются, что я такое, с какими приправами.
...А когда зовут меня пустышкой, пустой - я смеюсь еще больше, смех мой разносится в пустоте моего нутра, зеркалит о стенки, и я прекрасно знаю, что пустота эта дана мне для того, чтобы наполнить и наполнять ее сказками, книгами, фенечками, музыкой, ворохом шепотков и слухов, хаосом моего восприятия - ну, и ты говоришь - пуста?
Ты говоришь - сними свою маску, о лживая небогиня! - а как, ну как я сниму собственное лицо, не надо, а? Я не хочу снимать собственное лицо, оно мне нравится, и что с того, что оно такое подвижное, такое эмоциональное, переменчивое?
Почему настоящие лица должны быть похожими на маску - однообразную, холеную, неподвижную?
Просто за моим лицом столько всего бурлит и колышется, вихрится, смеется, рождается - оно не может оставаться неподвижным, оно же не маска.
Не надо, не ищи, у меня нет завязок на затылке или за ушами, не ищи, не найдешь.
Ай! Что ты делаешь?! Не трогай сережки, пожалуйста, у меня нет маски, которая крепится на гвоздики к мочкам.
...Иногда, знаешь - сядь пожалуйста и успокойся - я скучаю по людям, по которым не должна была бы скучать. Но недавно я поняла, что скучаю даже не по ним и не по их образам, сохранившимся у меня внутри (и кто теперь скажет о пустоте?), а по их нераскрывшемуся потенциалу, талантам, личностным возможностям, не созревшему характеру. Скучаю по той возможности, которую они упустили, чтобы стать чем-то на пике собственного существования, скатившись куда-то не совсем для них туда.
Судьба? Да, наверное. Но, знаешь, часто под судьбой подразумевают то, сколько детей-мужей-работ будет, а я не об этом. Судьба - это потенциал. В этом я фаталист, в этом я считаю, что человек должен следовать судьбам, они раскрывают таланты и потенциалы, они поднимают личность над прежним уровнем собственного существования.
Судьба... это любовь. Любовь к себе, любовь в себе. И когда ты любишь себя - не притворяешься, не красишься в немыслимые цвета каждую неделю, не перебираешь парней в поисках любви к себе - а по-настоящему, без поисков смыслов жизней, без поиска любви в ком-то другом, без поиска в себе самодостаточности - то значит, судьбы ведут тебя.
Куда?
Тут важна не цель или результат, а - процесс. Они ведут тебя, крепко держи за руки их, серафимов шестикрылых, огненных, змеев с изумрудными хвостами, золотых рыбок - и становись тем, что ты есть.
Господи, да прекрати ты шарить по моему лицу и рыться у меня внутри - у меня нет масок и дыры в бесконечность, просто я есть я, не надо, не ищи!
Не разочаровывай себя - ты там не найдешь того, чего ты ищешь, бога ради.

А в груди у меня все горит
Сердце Феникса...
И зима за окном все свистит,
Снегом стелется.

Ты не слушай свист её,
Заморозишься.
По земле сволочет,
Весь скукожишься.

Льдом покроешься,
И расколешься.
И в зиму уйдешь,
Невозвратную...

А в груди у меня - Сердце Феникса,
Если хочешь - возьми...
И согреешься.
[19 Декабря 2010]

...Садитесь ближе к огню, зажгите свечи на окнах - пусть они ведут к вам добрые ветра, и пусть злые - обходят вас. Садитесь ближе к пламени... Пусть танцует в ваших зрачках...
А я расскажу вам о том, о чем можно рассказывать только в самую длинную ночь в году, рассказать - и словом по слову пронести в мир. А именно - о Звере и Хозяине его...
...Зверь, оберегающий и защищающий Хозяина, и Хозяин, хранящий Зверя. Зачем они нужны друг другу?.. Кто они?..
Зверь оберегает Хозяина от напастей и врагов, он - рядом, даже если далеко. От любой беды Хозяин может зарыться в огненную - именно огненную, как пламя в Зимний Солтыций, гриву. И выстоят они вместе. Ведь Зверь - он друг, а не просто живность какая, он ближе, возле души, до определенного момента. А Хозяин?.. Хозяин хранит Зверя... от себя самого, от помешательства звериного, полнолунного, когда гложет Зверя тоска полночная, когда вкус крови блуждает стальным по нутру. И от себе подобных Хозяин тоже Зверя хранит. Ибо больше их, а Зверь - один... был бы один, коли Хозяина рядом не было, который держит Зверя под сердцем, рядом, и защищает от криков ярости и злобы, непризнания, от чужой человеческой стали, от недругов, притворяющимися друзьями. Ведь Зверь не злой, Зверь - это Зверь, о себе, о жизни своей он заботится мало, лишь бы те, кто дороги ему, были живы и здоровы...
Кто может быть Хозяином эдакого удивительного, диковинного, волшебного Зверя? Тот, кто больше всего в этом нуждается. Кого одиночество гложет, одиночество, когда под сердцем не тяжело, а просто - пусто, кто хочет заполнить пустоту эту, как колодец в миры Мары, и заполнить её огнем и небом, ветром и смехом безумным.
А Зверем, кто становится Зверем?..
Тот, кто не боится отдавать себя кому-то другому бескорыстно. Не за любовь, не за дружбу - за верность и жизнь. Тот, кому хватает огня, и тот, кто пламень этот раздает по протянутым рукам, по небу всполохами и росчерками. И у кого глаза цвета неба над Валгаллой - ночной покров, или пронзительная синева с отблеском стали, снега.
Так кто же Хозяин? И кто же - Зверь...
...Зажгите свечи в Зимний Солтыций, загляните в глаза тому, кто сидит по ту сторону свечи, вглядитесь в отражение свое в зрачках чужих. Может, именно там вы увидите небо Валгаллы, или всполохи сияющего севером одиночества?..
Зажгите свечи и оглядитесь, вглядитесь, ощутите. Сегодня - волшебная ночь, долгая, пронзительно долгая. Смотрите да увидите, ищите, да обрящете, ибо ночь - лишь покров, лишь плат поверх зеркала Мироздания, и только взмах руки, только взгляд до понимания своей Темной Души, своей Тени.
Своего Хозяина. И своего Зверя...
Мидинваэрне... Пусть распахнет усталые глаза.
Вглядись... в эту ночь уходят по снам. Вглядись. В себя. В эту ночь уходят по тропам из свечей...
Зажгите свечи - они горят и во снах, и в нас. Зажгите свечи. Сегодня Звери ищут своих Хозяев.
[21 Декабря 2009]

Я, знаешь, к тебе привык.
Я, веришь, тебя люблю,
Во сне говорю "Курлык",
И ласковый сумрак ловлю.
Я тебя разбужу с утра,
Пушистой щекой потрусь,
Мурлыкну тебе "Урла?"
И обратно спать завалюсь.
Ты меня разбуди в обед,
Я кушать очень люблю.
Роднее тебя мне на свете нет
За пятку тебя ловлю. :)

В колонках играет - Ничего

Настроение сейчас - Стремное

Была вчера на ярмарке, народу было чуть ли не катастрофически мало - всех сдуло на ту, раздутую коммерческую. Зато посидели хорошо.
А я бегаю пока безработной, сонной, странной и сумасшедшей - ничего не пишется, плетется, потихоньку начинаю заниматься мыловарением. Вижу странные сны, фенечки и жд платформы. Доделываю подарки, смотрю на людей и фильмы, что-то, наверное, жду, отращиваю обратно волосы (гуще и здоровее), пью сладкое в больших количествах, таскаю шоколад из магазинов, и страстно желаю собственную квартиру, чтобы никто и ничего не сказало в два часа ночи, когда я стою на кухне с мыловарением "а ты чего не спишь - тебе завтра вставать!?", и свое волшебное Логово с моими чудесами, распорядком дня, людьми и набором запасных сердец.

Волчья кровь - невесть к чему пропоют ветра.
Я улыбнусь оскалом, я-то знаю об этом всё.
Белым росчерком в тех или этих мирах,
И я знаю, что снег все следы занесёт.

Мне не нужно ни хлеба, ни мяса задаром.
А зрелищ хватает и в жизни по самое горло.
Вы мне оставьте мою свободу - Валгаллу.
А я уж сама путь найду в свой заснеженный Город.

Я не скучаю по хозяйскому голосу и тёплой руке.
Мне роднее холод снегов, и бег по бескрайней степи.
Но рано или поздно я вернусь к Хозяину Горной Реки
Чтоб заново душу свою из огня и золы обрести...

[11 Ноября 2008]

- Волчонок! - засмеялась девушка, оглядываясь по сторонам. Лесная чаща была залита солнечным светом, играло, сияло и ликовало на резных изумрудных листьях и траве, на золотистых волосах девушки.
- Тут я. - отозвался звонкий голосок у неё за спиной. Из-за деревьев вышла ещё одна девушка, чуть помладше первой, рыжая, растрепанная, гибкая и худая, с чертиками на дне синих омутов-глаз.
- Спасибо тебе, Волчонок. - улыбнулась золотистая, протягивая ей маленький плетеный туесок.
- За что? - озадаченно спросила Волчонок, нахмурив тонкие брови. Почему-то серовато-русого цвета.
- Это мой братик был, которого ты из Мглы унесла. - пояснила девушка. Волчонок неспешно раскрыла туесок, и в руках у неё оказался недлинный черный жгут с бусинками - красно-золотыми, коричневыми, зеленоватыми. Такие носили на голове на подобие диадемок, иногда - подвязывали волосы.
- Так это твой малой был? - серо-синие глаза удивленно глянули на девушку - Не знала. На кой ляд он во Мглу-то сунулся? Али не знал, что не соваться туда лучше людям? - она не упрекала - просто спрашивала.
Глубь леса, Мглу чащобную, обходили и звери и птицы, а людям там и подавно делать нечего было. Кто знает, что это такое? Порог, за которым таится Морана, смотрит за миром, а, может, и вовсе Ничто, которое за Чем-то охотится?..
- Да... с дружками поспорил, что сунется туда, и живым выйдет... - потупилась золотистая.
- Ну и вышел. Вернее, выехал. - проворчала Волчонок, примеривая нежданный подарок. Именно она ведь, волчицею серой, вытащила его из тех чащоб, волоком, на себе. И тянулись к ней длинные цепкие пальцы то ль Мораны, то ль ещё чуда какого, но - не успели, не хватило проворства лесного серебристого духа достать, Отцом хранимого. А Отец был тогда, смотрел ясными желтыми глазами за дочерью своей, из тьмы, бежал рядом, и чувствовалось дыхание Его, запах шерсти, а после - крови. И отступила тогда Мгла, в свои чащи, в свою даль невиданную, отпустила молодую волчицу с мальчиком.
Лесной дух улыбнулась.
- Отца благодари, не меня. Он нас хранит.
...А следующей ночью слышался вой, который несся над сонным миром мягкой рысью, поступью, звоном звенел в сердцах, и знали люди - лесные серые духи с ними...
...И волки слышали раскатистое, словно гром, ворчание Отца их, и знали, что Он с ними, всегда, с каждым. И подхватил Он кружево воя, и звенящая песня лилась по небу, до самой глубины его, разгоняя тени недобрых намерений и злые силуэты, взгляды.
...И знали волки - Отец всегда будет с ними, в одной стае, в одном вое, в каждом сердце. И в волчьих, и в людских...
...Пока мир не переменился, и не пришли Другие люди. Пока мир не стал таким, который мы видим за окном...
Но только я знаю, что Отец всегда с нами. Со всеми. И что он смотрит на меня теплыми желтыми глазами, ворчит раскатисто, как гром, и от него пахнет Логовом, теплым, вкусным запахом, с ним и запах шерсти матери, и вой отца, привкус молока и первой крови, и дождя и лунного света. Отблеск снега и шуршание листвы по осени. Он Отец всем стаям, и все мы - одна Стая. И неважно, сколько племен людских помнит о Нем, но мы - помним, мы - Стая, единство, волки, мы...
И теперь я в бегах, в пене, в мыли, в крови, в азарте!
Волчий Бог в облаках намечает мой Путь по карте...

[08 Октября 2009]

Мы - потерянные для мира исполнители желаний.
Мы живём там, где никто не бывал никогда.
Все мы - люди и нелюди - герои странных сказаний.
Я, прислонившись к стеклу, болею. За ним льёт вода...

Узорами сказок души мы умеем творить себя.
На крыльях перо - словно мир в веренице Вселенной.
Мы все - искатели не то любви, не то - своего тепла...
Я разрываю себя, вырываясь из сотворённого плена...

...Мы все - странники диких дорог и путей в небеса.
Нам бы - идти и идти, но нас держат здесь цепи и люди.
Носом кровь, на руке - порез. Это всё... за мои словеса.
Но я не умею предавать свою жизнь. Иначе больше не будет.

[02 Января 2009]

...Он падал. Она видела, как искалеченное тело, чуть изогнувшись, рухнуло на выглаженные камни Дна. Вокруг - лишь скалы. Он. И Тот, Кого Надо Уничтожить. Не просто - Убить, а - Уничтожить, стереть саму память об его существовании, выкорчевать его следы даже там, где следы не отпечатываются. Чтобы вещи забыли его прикосновение, чужая память - его голос, а души - боль, которую он нёс.
Убийца рванулась с места. Да, Он повелел ей не встревать - но сейчас Он изранен, и алая кровь окрашивает камень. Белая волчица прыгнула совершенно бесшумно, распоров неподвижный воздух...

Он шёл через лес, кутаясь в чёрный плащ. Ветки пригибались к земле от снега и льда, дыхание облачком срывалось с губ. Зима выдалась лютой и снежной, но Он почти не утопал в сугробе. И не оставлял следов. Незаметно вечерело, в небе всходило идеально круглое, Волчье Солнце, бросающее серебристые невесомые дорожки сквозь деревья. Вдруг, Он услышал плач. Нет... рыдающее подвывание, совсем тихое. Оглядевшись, фигура в чёрном плаще направилась вправо, небольшим посохом, вернее, длинной прочной палкой, с которой содрали кору, расчищая путь...

...Тот, Кого Нужно Уничтожить замахнулся выбеленной гладкой палкой, но мощные клыки успели перехватит её, потянуть, выдрать из рук, отбросить прочь. Он НЕ ИМЕЕТ ПРАВА касаться того, что принадлежит Другу...

...Он вышел на небольшую заснеженную поляну, укутанную в лунный свет. Поляна была не совсем пуста - её пересекало поваленное, гнутое дерево. Идущий заметил небольшую нору, выкопанную под деревом. Оттуда доносился плач-всхлип. Подойдя поближе, незнакомец внимательно заглянул в подкоп. Потом отложил посох, осторожно запустил в нору бледные руки, не обтянутые перчатками, и вытащил на свет волчонка. Что он делал здесь, посреди лютой зимы, когда ни одна волчица не заводила себе потомства, оставалось загадкой. Вернее, не он. Она...

...Поток воздуха ударил в глаза, прошелестел в белой шерсти. Волчица прильнула к груди земли, скалясь. Враг попятился, вытаскивая из ножен сталь. Убийца зарычала, и скользнула сквозь воздушные потоки, обходя Врага по левому боку, намереваясь либо сделать прыжок, метя в горло, либо вцепиться в бедро, и лишить его подвижности...

- Как же ты тут оказалась, красавица? - улыбнулся Он, откидывая капюшон. Совсем ещё молодое лицо, пепельно-русые, длинные волосы разметались по плечам, серые, живые глаза... Он был красив, так, как может быть красив дикий и смертоносный зверь, а голос звучал уверено и певуче. Маленькая волчица только всхлипнула, доверчиво прижавшись. Она не чуяла от Него запаха человека. Этого запаха просто не было... Только - леса и северного ветра...

...Она выбрала третье - и вцепилась чуть ниже колена, чувствуя, как сокрушается такая хрупкая кость такого мощного Врага. Остриё меча только-только коснулось спины, но Убийца уже отпрянула назад, чувствуя, как что-то тёплое стекает по плечам и передним лапам. Она Уничтожит его...

- Я назову тебя... - вновь улыбнулся Он - ...Зима. - и рассмеялся. Волчица не боялась. Он не причинит ей вреда. И она не оставит Его...

...Рык. Тихий, утробный. И ярость в синих, как небо, глазах. И ещё - холод и лёд. Сейчас она заходила с правой стороны, решив вцепиться в руку и обезоружить Врага. Боли не было. Не должно было быть - и не было...

- Зима! - окликнул Он. Белоснежная волчица, ещё нескладная, как и всякий подросток, вылетела из леса, радостно свесив язык и прижимая большие мохнатые уши к голове. Ей не было ещё и года - но было видно, что Зима вымостится в мощного и сильного зверя. Весна одурманивала запахом набухающих почек и звоном быстрых ручьёв.

...Бросок. Убийца вонзила клыки в руку, чуть выше запястья - ей повезло. И сжала тиски челюстей. Меч со звоном выпал из руки Врага. Даже кольчуга не спасла - волчица чувствовала металлический привкус крови. Клыки увязли в тёплой плоти, раздался сдавленный крик - тогда она отпрянула, уходя от небольшого клинка в левой руке Того, Кого Нужно Уничтожить. Но кожа на руке висела ошмётками, обрывки вен хлестали кровью...

Её первой жертвой стал какой-то бандит с дороги, решивший «узнать», что же находится в Его сумке. Он даже не успел посохом замахнуться, как Зима прыгнула, и спустя полминуты несчастный рухнул с разодранной глоткой. Волчица отошла от трупа, слизывая с морды кровь шероховатым языком, который так доверчиво мог вылизывать Его руки...

...Она наносила стремительные удары. Бок был чуть поцарапан, одно ухо - оборвано, словно в обычной волчьей драке. Враг терял силы, истекая кровью. Убийцу же подпитывала злость.
Но, Он же ещё жив, Он выживет, обязательно выживет, она залижет Его раны, и Он вновь будет играть на флейте свои чудесные песни, гармонию леса...

Её вторым именем стала Убийца - кратко и хлёстко. Он вырастил её, не осуждая, не приручая, как свою. Он стал именно другом. И Зима не оставляла Его никогда, разделяя одиночество и свободу на двоих. Белая волчица и парень с красивыми серо-стальными глазами...

...Раздался вой. Плач, отражающийся от скал, уносящийся высоко-высоко, тревожа сны смертных. Зима сидела возле Него, и, запрокинув голову, плакала. Поздно было зализывать раны, поздно были лечить Его сердце своим присутствием. Он ушёл. Он ушёл один, без неё, не оставив в одиночестве, но не смог остаться сам.
Она всегда была с Ним. Зима делила свободу и одиночество на двоих. Даже последний бой они разделили пополам. И смерть они разделят тоже - на двоих...
Кровь с разодранной спины смешивалась с Его кровью. Волчица лежала, положив голову Ему на грудь. В шерсти прятались серебристые капли. Синие глаза мутнели...
Даже смерть они разделят на двоих...

[05 Октября 2008]

...Мне иногда кажется, что я выдуманная, и что чем старше - тем сильнее это проявляется. Я потеряла имена - они не имеют значений больше как прежде, как казалось, у меня даже ощущения дома толком нет, хотя это и не осознается всегда и постоянно. Имена - да, я отзываюсь на интонации и голоса, а вот "ощущение дома" призрачно присутствует, ну а на самом деле...
...Давай же, выйди в половину пятого утра (?) из дома, поймай электричку наподальше, и езжай - без наушников - просто не хочешь, сонный и невнятный, как полуночный морок. И почувствуешь себя и в самом деле - мороком без определенного места обретения сущности.
Мое прошлое так же невнятно, как и будущее, но если на будущее у меня может даже какие-то судьбы есть, то прошлое будто истончается, или вовсе кусками исчезает, погрызенное хитрыми мышами, а время, которое было в прошлом - время, на которое было отведено прошлое - вообще девается непонятно куда, пожранное неведомой мне хтонической сущностью. Ну, или даже чудовищем. У кого какие бабайки.
Неужели я становлюсь вещью в себе?
...А еще эти непланированные, но даже ожидаемые встречи кажутся мне волшебными и судьбоносными...
Наверное, так.
Привязываюсь не к местам а к людям и городам. Москву не люблю, хотя и красивая - если смотреть отчужденно и не впутываться. Никогда бы не стала работать курьером в Москве. Не-не.
В Питер хочу. Свою квартиру - чтобы ничего лишнего или чужого. И будет не квартира даже - а Логово, Логово Чудес - любой Белый Кролик обзавидуется со своей норой.
А пока я... Морок? Видение, придумка?.. Что-то же истончается, что-то же...
...Даже не читав любимого мною Макса Фрая, и вообще, когда еще даже толком не увлеклась фэнтези - меня гложила некая тоска, тоска по тому что нельзя, чтобы у меня было как у всех, типично-банально-скучно, не просто - не хочу, не так уж много кто хочет, а вот - нельзя, иначе мое призрачное существование потеряет смысл и - все...
Двери в потолке, зеленые трамваи? Радужная тропинка?
Или - мое собственное нутро, ребра-клапаны, душа развернутая как книга?
...Монстр, куда ты пожрал последний год? Столько всего было, а так ушло - будто реально кто-то сжирает. Может это я и есть этот монстр?
А кажется только-только была в Питере, а на самом деле...

Я сегодня буду играть на флейте.
На собственном позвоночнике.
(с) Маяковский

Тело мое белое да касаньем высуши, да лаской вытрави все жиры человечии. Да под ребрами клапаны, ладонями - пальцами, вдави и играй, и играй да не останавливайся.
Я - та флейта, что полуночью зовет усопших всех на поминание, я - та флейта, коей созвучия зовут на жизнь - не ко смерти каяться. А луна в небесах качается, луна на убылье - хоть и полная, ты садись ко мне на облако, я молчу, не заговариваю, а ты пальцами да по клапанам, и услышишь вдруг подреберьями сердце бьется, не останавливаясь. Только вдруг обернется птицей белою, обрастая перьями - в ночь вспорхнет.
...Ты не бойся, милый мой, снится это тебе под музыку, под прОклятую ту флейточку что из тела моего создана, ах бы знать бы тебе, что завещано, что за музыка та заклятая, но ни Крысолов из Гамельна, но вещая пичужка Сирин - никто и знать не может, что завещано во мне лунной силою.
Ты пройдись по клапанам пальцами - да считаю с них лабиринты памяти, я судьбу тебе начертаю славную - лишь научись ты играть как надобно.
...И вернусь я птицей белою, обернувшись собою засветло, только флейта опять зазвучит во мне, запоет во мне да отраваю.
...Тело мое белое да касаньем высуши, да лаской вытрави все жиры человечии, да под ребрами - клапаны. Это флейта - твоя, о бог ты мой, и играй, прошу, про бессмертие.
И луна в окно все светила мне, мир она снизу до верху - обесцветила...
Сердце вдаль рвалось, очумелое...
Покрывалось вновь - бело перьями...

- Скажи мне, Алиса...
- Ммм? - улыбается девушка уголками губ.
- Откуда ты пришла? - он накручивает прядь её длинных волос на палец. В полутьме волосы Алисы кажутся красновато-каштановыми.
- Что ты имеешь в виду? - лукаво щурится она. В серых глазах пляшут огоньки далёких, и колючих осколочков. Звёзд.
Он улыбается. Проводит по её дивным волосам. И со вздохом произносит:
- Не язви, Чеширик. Где твой мир?
- Не так. Мир. С большой Буквы. - она сжимает губы, продолжая улыбаться глазами.
Он ухмыляется. Недобро. Жестоко.
- Хорошо. Где твой Мир? - повторяет вновь... тот, кого мы окрестим просто Он.
- Непра-ави-ильный вопрос... - улыбается Алиса широко, показав остренькие кошачьи клыки.
- А каков же вопрос будет правильным, Чеширик? - спрашивает Он, держа девушку за подбородок пальцами аристократа.
Она чуть наклоняет голову, но не вырываясь из осторожной хватки длинных бледных пальцев. Смотрит в глаза своему собеседнику - долго и внимательно. Где-то у них над головой вспыхивает звёздочка, отражается в черноте зрачков.
- Представь, что было бы интересно узнать в первую очередь... ребёнку. Ребёнку, который случайно встретился с Безумной Алисой... - она осторожно протягивает руку, проводит по щеке. И чувствует под ладонью шероховатую поверхность грима.
Такую же, как и у неё сейчас. Лёгкий и неброский на первый взгляд.
На людях они прячутся даже друг от друга.
Или же - при звёздах.
- Какой твой Мир, Алиса? - Он улыбается - в его глазах на миг вспыхивает пара искр. Потом они вновь становятся холодными и колкими. Как звёзды, сталь. Или разбитые зеркала. По сути, тоже звёзды.
- Он... - Чеширик улыбается - Он... для меня он - настоящий. И для тебя - тоже. А ещё... Ещё там есть много Дорог! И Путей! - её глаза сверкают - Их много. Но ты ведь прошёл их все-все-все, правда?!
Он смотрит на неё - на свою рыженькую Алису. Он понимает, что её нельзя считать глупышкой - просто она не загоняет дитя в своей Душе слишком глубоко. А ещё... ей можно восхищаться. Именно из-за того, какая она есть. А она продолжает говорить дальше, зная его ответ.
- А ещё там будет небо! Оно бесконечное! А по ночам оно будет напоминать бездну, в которую кинули пригоршню серебряных монеток! Или даже золотых... Одни будут ближе, другие - дальше. Дальше, погружённые в бездну. Влюблённые в небо...
У неё ямочки на щеках. Их не скроет даже блёклый грим. И в затемнённых волосах вспыхивают огненные прядки.
- А ещё... ещё там будет море! Дикое и свободное...
- Прямо как ты. - не удержался Он, перебив Чеширика.
- Наверное... - задумчиво отвечает она, глянув вдаль, но, словно спохватившись, продолжила.
- А ещё там будут леса! И трясины... Ты ведь обязательно пойдёшь туда, верно? - её глаза задорно, и немножко грустно блестят.
- А куда же ещё, Чеширик? - внезапно, Он встаёт, берёт длинными белыми пальцами звезду. Она не жжётся. И не холодит пальцы. Его пальцы. Тренькает нитка, словно струна, Он садится обратно, отдаёт звезду Алисе, проводит по её волосам.
- Я знаю. Ты сбережёшь эту звёздочку. Для тебя она не холодная, - Он улыбнулся, и туманом-росою опал на траву и на каштановые в полутьме волосы Чеширика. Она вздохнула, коснулась бисеринок на прядях. Каштановый цвет смывался под пальцами, становился более ярким. Истинно рыжим.
- А там будут настоящие звёзды... - она посмотрела в небо - А ещё я не буду там скучать... ни по кому...
Она встала, провела рукой по звёздам. Те звякнули с холодноватым пренебрежением. Алиса улыбнулась. Она не имеет права срывать здесь звёзды. Она отдала это право.
Чеширик расправила полупрозрачные, но явно пепельные крылья, и вылетела в окно, висящее в воздухе, разделяющим два мира. В суету, уходящее лето, тоску и одиночество.
А на запястье мерцала нежным жемчужным светом звезда на тонкой, но прочной нитке из чужих слов.
Впрочем, не совсем чужих.
Для неё.
Крыланутой Алисы. Чеширика.


[09 Августа 2008]

[И вообще всем, кто Любит Питер]

Завтра приду я - не чесанный и не бритый,
Улыбнусь, и застыну навек в граните,
Слушать, как дождь отбивает ритм,
Слушать и понимать.

Слышу - ветер шумит в колодцах.
На Неве переливы солнца,
Не могу я так проколоться,
И тебя с собою не взять.

Я улягусь асфальто-зверем,
Пропитаю гранитом тело,
Пропитаюсь душою ветром,
И останусь здесь вспоминать.

Как бывали балы и войны,
Как здесь можно уснуть спокойно,
Что такого нет слова - "покойник"...
И как можно здесь рисовать.

Допишу свою жизнь как решу я,
И, линии сердца рисуя
Я живу здесь, ничем не рискуя,
И умею не умирать.

Она...
О, она...
Идёт, улыбается, длинные рыжие хвосты забавно развеваются на ветру. Тёплым и ласковом. Ну скажите, не сказка ли?
Она любит маньячно улыбаться, смотря в глаза прохожим. Те, бедные, пугаются, и ползёт мороз по коже. А она, уходя на четыре шага, истерически смеётся в небо, которое, не выдержав, прольётся. Белым снегом тополиный пух и цветки яблонь. А питерские Тёмные Иные опять хлебают Оболонь. Сидят в кафе с ноутбуками, и с завистью провожают рыжую. И, как назло, рифмуется сразу "бесстыжая". Это звучит на искривлённых усмешкой устах. Она всё это придумала просто так, впопыхах. Потому что ей было скучно. А она хихикнет, и напишет короткий ник золотистой ручкой на ладони. Надеясь, что кое-кто звучание вспомнит.
Улочки Королевства Кривых - не косые, забавные. Ветер гонит фантики конфет и обрывки цветных историй. А она идёт, и смеётся, кричит "А стоит ли"?
Садится на крыше, на башенке, расправляя крылья. А свободное небо раскрашено, облака уплыли. Всё её прихотью, её улыбками. Пускай для других все эти мысли кажутся зыбкими...
А она скучает, мурлычет, как кошка. Ластится, вспоминая, опять уходит левой дорожкою. Она так привыкла, её Королевство - Кривых. Мыслей, Зеркал, Святых. Она подходит к фонтанам, дует на воду, ловит блики цепкими пальцами. А в Москве вновь бездушные окна пялятся. Что ей до них - глупых и одиноких? Ведь у неё есть упоенье, и безумное чувство полёта...

[21 Мая 2008]

Я зову тебя нежно - Питер.
Припадаешь губами в душу.
Узор серебристых нитей
Ты же знай - ни за что не нарушу.

С нелепо брошенной фразы
Я раскрою тебе - себя.
Отраженья витрины смазав
Пролечу, крылом шелестя...

В небе кружимся я и дождь.
В танце диком и непременном.
И в душе ощущая дрожь,
Я зову тебя: "Мой нетленный".

- Смотри… - проговорил парень лет девятнадцати, указывая за спину хрупкой девушки кивком. Она обернулась. В её зрачках застыл ужас. Миллионное войско замерло внизу, под обрывом, и в глазах каждого светилась решимость: победить, или умереть.
- Они пойдут на штурм, Крылатая. Небесная Цитадель рухнет и погребёт их под собой. Ты этого хочешь, Крылатая? – в его голосе слышалась сдерживаемая сталь, и… надежда. Странная, кровавая надежда.
- Нет… - прошептала она – Этого не должно быть… - её плечи дрогнули – Но… у вас есть крылья… почему… зачем я вам нужна?..
- Посмотри. – лаконично проронил парень, и за его спиной возникли иссиня чёрные крылья. Оборванные, половины маховых перьев не было, сустав на сгибе кровил.
- Разве я могу летать? – вздох – И разве могут летать они?
- Я… - запнулась девушка. Парень промолчал, улыбнулся невесело, и протянул ей руку. На широкой ладони плясал тёмно-бордовый огонёк, капля крови. Девушка вздохнула, и ее тонкая белая рука потянулась навстречу. На холодных, молочно-белых пальцах дрожали золотисто-алые искры. Крылатая и Лишённый словно хотели пожать друг другу руки, но ладонь девушки зависла над его ладонью, и капли крови слились в единый, яростный огонёк. Небо раскололось криком. Ветер бесновался, путался в чёрном плаще юноши и в белых одеяниях девушки, гладил длинные волосы. Их крик подхватили миллионы голосов внизу, и двое рванулись к обрыву, каждый зажав в кулаке Огонь Крови. Они синхронно оттолкнулись от края, и… белые крылья девушки рассекли воздух, зашелестело чёрное оперенье оживающих крыл юноши. Они взмыли вверх, и их руки вновь чуть-чуть не сошлись. А внизу…
…внизу оживали Падшие… Лишённые отбрасывали наложенную на них маску, сбивали цепи… и…
…взлетали. Вскоре, вокруг двоих, парящих в воздухе, окружило крылатое войско, словно воронкой поднимаясь с самой земли, и уходя далеко, далеко в небо…
А в ветер вплеталось серебро. Серебро слёз. Крылатая плакала. Она искупала Грехи. Она должна умереть… и она умрёт…
С тем, кто держал Боль вместе с ней… Он улыбался. Он видел возвращение своего народа. И он не боялся…
- Не бойся, Вайт… не бойся… я с тобой… - проговорил он, улыбаясь. Её широкие одежды вились по ветру.
- Мой Ангел… - прошептал он, прежде чем небо разлетелось под напором Возрождённых, и два силуэта: чёрный и белый, устремились к земле. Ветер тщетно пытался подхватить их под крылья, но нет, нет, нет… паденья не остановить, только перья танцуют между собой… белые, и чёрные… и две искорёженные крылатые фигуры на земле, сомкнувшие руки в последний момент… Крылатая, ставшая Святой, и Лишённый, всё же Возродившийся…



[03 Января 2008]

В колонках играет - Пикник - Раз, два
Настроение сейчас - Летят

Знаешь, я думала - все мои раны зарастают, затягиваются и исчезают, сглаживаемые потоками времени, событий и прикосновений, ан нет, вот сковырнулось чуть-чуть, и полилось - не кровью, словами, что...
...Ай да бог мой, смеешься, что ли - что ему искать? Во мне сердце второе наросло и то не до конца, во мне душа разбитая некогда ютилась, да вот, когда разбилась - я и осколков-то не нашла.
Бог мой, ну как ему рассказать, что сердце мое - витраж, я его рисовала с нуля, заново и сначала, и что там было на старом - не помню, что означало, и что я могу предложить кроме памяти-кинопленки, моих настроений ломких как лед в мартовский полдень, что ступишь - и упадешь, ну же, бог мой, ты же как-то идешь, невесомым следом, а больше никого и не надо, ну как ему объяснить?..
Как ему показать, что значить такою быть?

Мое новое сердце - толковое, но оно помнит что было что-то и до него, разбитое ныне и неживое, но было такое, такое, такое...
И я иногда сомневаюсь - осталась ли я живою?

Или выдумал меня из осколков и витражей, туманных духов и миражей, собрал горстями из звезд над крышей, и имя выткал, и чтобы выжить мне сердце выковал из металла, туда засунул что смог найти: и чем дышала, о чем молчала, мечтала тоже, с ума сойти! А после к сердцу приделывал шестеренки, вписал бубенчик, чтоб пело звонко, деталей много, деталей столько, и как все это прижилось?..

И стало снова: и любо-мило, и дождь со снегом, и мир на мир.
Драконы в небе, и феи кружат, на крыше феникс гнездовье свил.
И я по миру - скольжу по краю, весенний ветер, безумных смех.
И ты, мой бог - со мною рядом. Ты мне роднее и ближе всех.

Я смотрю на нее, на мою двойник, отражение, копию. Улыбается мне моей улыбкой, весело блестит глазами. Подцепляет заусенец у ногтя, но не отрывает - тянет. И за этим кусочком начинает отслаиваться вся остальная кожа, как если бы змея сбрасывала. Я смотрю на нее не с ужасом - с непониманием. Что она делает, зачем?
А тем временем мой двойник снимает свою кожу до конца, и под ней оказывается другая, новая, чистая, белоснежная, сияющая. Старая кожа кажется смуглой по сравнению с новой, валяется мешком в седой пыли.
Ангел смотрит и улыбается, ее глаза - синие-синие.
Я отшатываюсь, подхватываю лохмотья старой кожи, пытаюсь накинуть на нее. Ангел исчезает в яркой, слепящей вспышке, уворачивается, уходит, увертывается от тяжести старых одеяний. Ее свет слепит, слепит! Больно моим нечеловеческим глазам, больно казалось, даже слуху, улавливающим звуки иных миров, сочащиеся через поры кожи моего светлого двойника - это ангельские лиры и арфы, это молитвенные песнопения, это - почти ультразвук.
Уйди!
Взмах кожаного мешка, свет гаснет, все исчезает, а кожа распадается седою пылью и серебряным пеплом.
А напротив меня вновь стоит двойник, усмехается, щурит глаза свои серые, бойкие, блестящие, вновь цепляет кусочек кожи у ногтя, и вновь повторяется "раздевание". Но ее кожа - холодно-белая, блестящая, как лед в морозную ночь под луной. Ее глаза - пылающий свет в оковах льда, ее звуки - вьюга, осколки, снег, и смех, смех Вьюжной Королевы. Они завораживают, и я не успеваю среагировать, как мой ледяной двойник, Демон, подхватывает собственную старую кожу, и пытается пленить уже меня.
Увертываюсь, как ранее мой двойник-Ангел, нет, нет, тебе не достать, не отяжелить мои летящие шаги холодною кожею, мертвою, мертвее, чем моя не-жизнь, не отяжелить намерзшим на нее инеем, я буду легка и весела, слышишь!
Слышишь, ухмыляешься, и подходишь ближе, но я бегу, лечу, не догнать, не догнать, не догнать! Тебе меня.
И кожа в твоих руках рассыпается холодным ворохом искр.
Не надо мне ангельских крыльев и демонского лица, не надо, я знаю, что я ни то, ни другое, не надо!
Я - другое, и не хочу быть чем-то еще...
меридиан 3

Серия сообщений "Шамбала":
Часть 1 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 0.
Часть 2 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 1.
Часть 3 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 2.
Часть 4 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 3.

Бог мой, межсезонье это убивает меня, осень - затянувшееся межсезонье, но когда она сходит на нет, и уже не осень и еще не зима - это кошмарно, я мечусь, как солнечный зайчик по клеткам-зеркалам, отражаясь, прыгая и беснуясь, и некуда мне деваться, и чувства странные и пугающие во мне зреют, тревожность моя вся, до капли.
Мне бы знаешь чего, бог мой (да-да, я знаю, межсезонье как очень неустойчивое время можно перелепить, дороги поменять и судьбы, потому и тревожно мне так)? Мне бы дождь этот в том Городе, которому он к лицу, горячий чай, кухню и полочки, огромную ванну с горячей водой и чтобы много-много пузырьков со всякими притираниями-мазями-солями, отварами на травах, музыку, смешной коврик в виде махровых пяточек на полу, две кошки - рыжую и черную, руки бы горячие, теплые, пахнущие имбирем, и - чудо в рукава, на чердаке - драконов разводить, маленьких еще, ничего, к следующей осени уже с меня будут, а сейчас пока каждый в шляпу влезает, и по не твердым пока хребтам их гладить, крылья расправлять и с пола их поднимать, чтобы не застудились, в одеяла пушистые прятать, и чтобы каждый милый такой.
Чудес мне бы - которых не придумать и самому исполнить, а - пощупать, ощутить, обжечься даже, я люблю огонь, он во мне пляшет, пылает.
Давай я стану Хранителем Питерских Драконов, буду им фенечки на лапы плести, на шипы цеплять Ловцы Удач и латунные шелестящие колокольчики, чей перезвон схож с звенящим шелестом шизофрении, дай мне, бог мой, твои ладони, я уткнусь в них, глаза закрою, и - имбирь, корица, еще что-то, и фенечки ношеные - мои.
Межсезонье мнется под моими пальцами, меняется, отдается тревогой-колоколом в гулком сердце моем, пустота отзывается, а дожди идут, идут, смывают снег, дай мне снегу, как героину, господи...

Из дневника Тремера:

...Когда-то, еще в начале нашего с ней знакомства (а период полного признания длился около года-двух), я спросил ее, не напрягает ли ее факт, что она - вампир, Малкавиан, существо, таящее в себе Зверя? Того Зверя, который способен подмять, сломать, стереть саму личность под натиском инстинктов.
Нет, я не пытался убедить ее в том, что вампиры это плохо, просто мне была интересна ее точка зрения, так как сознание и логика Малкавиан оставалась непонятными не только мне. Пусть все они очень индивидуальны, однако, меня это все равно интересовало. Особенно мнение столь молодого вампира.
Она улыбнулась, и по-детски помотала головой, растрепав волосы.
- Нет, - подбирая слова, начала говорить девушка - Нет, не напрягает. Вампиры со своим этим Зверем мало чем отличаются от людей с целым ворохом грехов и пороков. Просто наши грехи приобрели какое-то подобие овеществления, и потому кажется, может, страшнее. А у людей... ну, люди тоже могут стать чудовищами, и, как мне кажется, становятся таковыми чаще, чем мы, вампиры. Просто потому, что мы точно знаем, что нас ждет, опустись мы до уровня ниже, открыв тропу Зверя. А люди думают, что им сойдет с рук, и будет им всем вечная Глоконда. А с рук не сходит. И это уже не люди, честно. Потому мне не страшно. Я хотя бы знаю, что будет отражаться в зеркале в этот момент.
- То есть ты даже рада? - удивился я, вспоминая, что многие молодые вампиры сильно переживают, становятся очень "правильными" по человеческим меркам, и зачастую считают свой удел проклятием. Особенно много таких среди Носферату, Малкавианов, Гангрелов. Оно и ясно - самые неустойчивая психика в вампирской молодости именно у этих кланов, у остальных же с этим как-то по-проще.
- Наверное, да. Да, - ответила Малк увереннее, смотря в окошко и о чем-то думая, подобрав к себе длинные ноги.
- А почему? - я старался подбирать вопросы, чтобы лучше понять, что же ею движет.
- Мне всегда казалась притягательной целая Вечность, нежели ее маленький отрезок...
Я глянул скорее недоуменно. Вроде бы ее никогда не заносило в такие псевдопоэтические дебри, особенно по таким поводам. Неужели для нее это серьезно?
Тогда я потрепал ее за ухом, как большую взъерошенную кошку. Почему-то она и напоминала мне кошку, молодую, гибкую, любопытную, вихрастую.
- Расскажи мне... - попросил я, касаясь пальцами небольшой точки за ухом, не ощущая, но зная, что кожа ее холодна, как и у любого из вампиров. На подушечке моего пальца тускло высвечивался знак Раскрепощения, очень удобная штука, когда надо увидеть что-то чужими глазами и эмоциями, чувствами. Нет, я не прятал этого знака, на его сокрытие пришлось бы наложить еще пару вуалей, так что Малкавиан знала о моих намерениях. И не стряхивала руку с головы.
Тогда мы учились доверять друг другу.
- Расскажи... мне... - с последним словом я выдохнул связку едва слышимых, скорее, ощутимых, звуков, и на мой зов откликнулся знак на кончике пальца...
И я увидел все, без утайки, тумана, стыда, страха или злобы - сознание Малкавиан оказалось удивительно чистым, словно кристаллик хрусталя...
меридиан 2

Серия сообщений "Шамбала":
Часть 1 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 0.
Часть 2 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 1.
Часть 3 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 2.
Часть 4 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 3.

Он вошел в комнату, затянутою мглой, как будто покрывалом. Будто ночь пыталась убаюкать и этих обитателей квартиры, но все ее старания были напрасны - тонкий девичий силуэт все так же обрисовывался на фоне окна, в которого хлынул лунный свет, стоило только скрыться солнцу за напряженной линией горизонта - девушка раздвинула шторы, смотрела, как всходит луна. Нет, нет, полнолуние не влияло на нее - по крайней мере, он об этом не знал точно. Может, и влияло. Все же Малкавианы странно воспринимают окружающую их реальность, особенно - столь молодые, чей неокрепший разум, покрытый трещинами, слоем звуков и чужих голосов, еще был податлив на зов почти что человеческого. Или, наоборот, погружался в нечеловеческое.
Лунные потоки омывали бледное скуластое лицо, вливались в неотрывные, задумчивые глаза. Ночное светило, Солнце Безумных, как его звали в Темные Века, начинало свой неотвратимый взлет, выше, выше, в кобальтово-темном небе, в синих глазах, подсвеченных оранжеватым кармином ночных фонарей.
Он не знал, что видела сейчас девушка-подросток, замершая у окна. Может, иные миры? Или копалась в собственной голове?..меридиан 1

Серия сообщений "Шамбала":
Часть 1 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 0.
Часть 2 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 1.
Часть 3 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 2.
Часть 4 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 3.

- ...ты говоришь какой-то бред. Ну зачем Тремеру Малк, да еще и малолетка?.. - он поморщился, оглядел зал. Народ прибывал нехотя, лениво, все же, поздний вечер понедельника не располагал к посиделкам в баре.
- Да тут та еще история. Дурацкая очень, - его собеседник опустил ворот, явив электрическому свету тонкие бледные губы и острый гладкий подбородок.
- Тремеры ведь относятся к Лунатикам пренебрежительно, как и прочие Кланы, разве нет? - фыркнул громила, приложился к стакану с чем-то крепким.
- Как сказать... знаешь, Тремеры заинтересованы в получении новых знаний любым способом, и, собственно, Малкавианы зачастую являются источником знаний. При чем непознанным источником. Это конечно раздражает умников, но к Безумцам они относятся с должной осторожностью, хотя и более предрасположены к контактам с ними. Даже Сетиты и Равнос относятся к Малкаванам с большим подозрением, по что, они, хи-хи, почти что родственники по способностям.
Начавший этот разговор поморщился, налил в стакан янтарной жидкости.меридиан 0

Серия сообщений "Шамбала":
Часть 1 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 0.
Часть 2 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 1.
Часть 3 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 2.
Часть 4 - Проект "Шамбала". Меридиан равен 3.

В колонках играет - Форт Боярд
Настроение сейчас - Странное х_Х

Сегодня отправилась справляться на счет вакансии продавца-мастера от Кухни Украшений. Встречались в По,Де,По - "Подарки, Декор и Подарки".
Когда спрыгивала с платформы на Белорусской - встретила папика, нахаляву провел в метро. :)
Девушка, которая отвечала якобы за набор персонала - Кира Шапошникова - показалась мне, мягко сказать, странной, более даже - зазнайкой. Очень часто повторяла, что, мол, "мы не делаем попсу", и что "берем не всех, у нас большая текучка кадров". Что-то мне тут подумалось, что мадам звездит. На счет того, что мол, бисерные украшения - попса, кабошоны - попса, и "ваааще, типа мы круче всех" со своими стеклянными украшениями - меня несколько пробесило. Ибо было сказано в достаточно самодовольном тоне.
Ладно, посмотрим, попробуем "пробиться" - и для себя и назло этой зазнайке у которой все "попсааа". Хотя я думаю, она бы себя саму не взяла бы работать - не сказала бы, что она прямо сверх симпатичная в общении и сверхпритягательная. Хотя мне по телефону казалось иначе.
Но в офис я не вернусь - нафиг-нафиг-нафиг. х___Х

Когда-нибудь я переконвертирую свою вечность в нужный формат, закрою глаза и выпаду из всего этого - не будет никаких кругов вечного перфоманса, никаких других поэтов, с которыми я могла бы сравнивать свое творчество, никакой "художественной точки зрения" - ничего этого. Для меня сдохнут все мои неприязни, все эти девочки полные безвкусицей, все эти гнусные таланты, взращенные на попытке что-то там сбацать, и - все.
Отпадет необходимость следить за тем, на каком языке я говорю, быть может, я начну говорить на языке Атлантиды, моей внутренней Атлантиды, и на моем плече будет изображение Шамбалы, и я буду отзываться только на блеск кольца на чужой руке, как струна говорить, ласково, тягуче и упруго, как собственные шаги. Как стрела, попавшая в цель, все еще дрожащая от энергии, вложенной в нее невесомым порывом тетивы.
Все эти люди сотрутся из моей памяти, ведь их выдуют ветра Атлантиды, а вечерами я буду смотреть на ночной город, и видеть в них огни. И то будут огни Атлантиды, которые изнутри, во мне. Но не важно, когда моя вечность будет в нужном формате, любой город будет Атлантидой. Я перестану понимать язык, на котором говорят все эти люди, я буду слушать их по эмоциям, по запаху и шелесту кожи, читать по губам. И исчезать из жизни, забываться, опадая пеплом, уноситься прочь.
Алегриа! Испанское "Радость" звучит так верно, и правильно, фонетически вкусно. Катаю это слово на языке, как леденец, льется по гортани горячей и пряной волной. Алегриа. Радость. Звучно, раскатисто.
Как это будет на языке Атлантиды, помнишь, помнишь?
Я вспомню. Осталось только переконвертировать свою вечность, и я буду петь тебе каждую ночь, перед сном, песни, звучащие над лунными куполами Атлантиды, и покажу тебе в сновидениях ее невесомые нити, тянущиеся к каждому выжившему.
Нет, не выжившему. Сбывшемуся.
Я - сбылась. Осталось лишь вспомнить по воле какой вечности и вспомнить ее формат.
Все мои стихи должны быть на языке Атлантиды. Тогда они правильные.
Дай мне чуть-чуть, щепотку бесконечности и бессмертия, посвященных именно мне, и я буду петь тебе свои фениксовые песни, впитанные мною из волшебных огней Атлантиды при самом моем рождении из соленых морских ветров, сквозняков, пламени. Вот увидишь, я обязательно вспомню.
Ты узнаешь меня по тайному знаку, я узнаю тебя по перстню на пальце... (с)
Пока я пишу на чужом языке - извини, ты не ощутишь всей моей души, как бы я не старалась. Не услышишь. Лишь самое-самое отдаленное, образ, не передающий сладостной той бездны.

...И когда ты понимаешь, что всё безнадёжно кончено, ты завязываешь волосы по мужски в хвост, одевая привычный оттенок улыбки на губы, красишь ногти в беспросветно-чёрный и... ждёшь. Не поддаёшься облачным обидам, прощаешь и принимаешь причуды тех, кто возвращается, на первый взгляд не ожидая от них такой же самоотверженности, но в глубине души скрещиваешь пальцы, ожидая отклика...
...и вот, когда возвращаются, не знаешь - то ли кидаться на шею, то ли протянуть руку, то ли плакать, то ли смеяться. И стоишь в растерянности, не решаясь подойти, захлёбываясь, задыхаясь своей виной. И - смотришь в глаза из-под шикарных волос, как обычно, растрёпанных, и, как обычно - цвета рассветной меди. И молча надеешься, что позволят подойти, что примут, такой, какая ты есть, с твоей бледной кожей, рыжими волосами, синими глазами, дрянным характером, ведьмовством и цельнометаллической нержавеющей верностью...
...слова вывёртываются легко, не спотыкаясь и не цепляясь за строки, не путаясь в моём неровном дрожащем и непонятном почерке. Случайность выпадающих по радио мелодий и песен, кружится голова. Спонтанность - моя отличительная черта, и только огонь да ветер могут за мною поспеть...
..."Я девочка с плеером, с веером." Земфира. А в раздевалке мне вновь достался шестой номерок.
Слова иссякли. Я, похоже, выдохлась.
А ещё... меня вновь зовут дороги.
...выпала песня Цоя. Звезда по имени Солнце.
Ждите, да вознаграждены вы будете в ожидании своём. Ищите, да обрящите...
...И только я, возводя мосты, упираюсь ими в стены, но...
...я ведь умею загадывать желания.
Желания нужно загадывать умеючи. Чтоб исполнились.
Алая бусина на торбе кроваво поблёскивает. Поверье народа веннов на новый лад XXI века...
Кому?
[18 Февраля 2009]

В колонках играет - Зимовье Зверей - Печальный Роджер
Настроение сейчас - Ыц...

Сегодня явно низкое давление - болит башка. А еще я простыл, да...
В субботу были на ярмарке - на полторы тысячи распродала добра, на косарь закупила всякого разного. Просифонилась окончательно, послушали Московскую, поурлыкали, сошли с ума.
В воскресенье были на ДР Сени, сонные и никакущие, ага.
И щас состояние из разряда "э, где я?" О.о
А, до среды дорабатываю в офисе, а потом - в "Просто так" - ур-р-р-р-р.
Мозг, вернись х___Х

Да-да, сие написано на волне вот этого стиха. М-да, короче.

Знаешь, никто никогда не скажет другу: "Прикинь,
Я сегодня увидел со сцены Астрид. Мою безумную Астрид!
Она подпевала тихо, у нее глаза синевы...
Еще она улыбаться умеет - навзрыд."

Никто никогда не скажет, и знаешь, из-за чего?
Я сама как на сцене, взглядом по зрителям-лицам.
Среди всех имен, голосов, ищу мою Астрид, среди кого?
...А потом, уходя в закулисье, устало злиться...

Мне не строят скандалов, я сама кому хочешь скандал.
Только козни обрыдли, цепями обвисли в груди.
И кто-то внутри, средь цепей, едва слышно сказал:
"Ищи свою Астрид!" Но ни разу не повторил.

[27 Сентября 2010]

...Задумавшись, я вдруг поняла, что мое как бы стремление поставить собственное "Я" в центр своего мироздание - одна из версий самозащиты. Очень изощренная, в общем-то, слабопонятная, но - действенная. Этот метод направлен на то, чтобы мою душу не трогали те, кому не надо. Я даю понять, что в моей жизни я - самое главное для себя, и что я совершенно уверена в себе. И что колошматить меня бесполезно - вам же хуже. В общем, как видим, это работает, хотя да, мое эго, собственно, балансирует где-то поблизости от центра, но для здорового, неразрушительного, эгоизма это нормально. И в себе я уверена достаточно, по крайней мере для того, чтобы прокрутить эту фишку - точно. Те, кому надо, и так разберутся, где я сейчас, просто потому, что они мою душу, может, и в руках держали?..
...А еще, да, мое сознание и тело - очень хрупкие "механизмы". Не тело даже, организм. Правда, нарушение у них проявляются по-разному. Сознание, собственно, поднимает щиты и колья обороны, что нормально, и тогда начинается хоррор и повсеместный вынос, повышение эгоистичности и прочее. Ну, а организм начинает о сбоях сигнализировать, ибо чуткостью не обделен, потому всегда стараюсь прислушиваться не только тому, что в голове и в душе, но и к телу. Все это тонко и хрупко, на самом деле, просто у меня хорошая система самосохранения и обороны.
...И, точно, лежа вчера под пледом, на границе где-то между сознательным и бессознательным, когда второе слышно лучше, чем первое, и зачастую можно вести целые разговоры, я услышала фразу, пожалуй, пронзившую все мое существо, от времени до пространства.
Я должна доверять настолько сильно, чтоб никто не видел,
Настолько ясно, чтоб никто не знал...
Я даже подскочила, судорожно нашаривая блокнот и ручку, чтобы записать, пока не забыла, пока не растворилось в ночной тьме и сновидениях, в сознание, в знамени безумия, полощущемся на ветру любимой мною вечности.
Да. Эти строчки - верные. Они - правда-правда-правда...
Они - это я.
[09 Февраля 2011]

Рисовалище.

Она пахнет травами, будто ведьма.
Разом болотом, хной и осокой.
И этот запах, знаешь, особый,
Самый странный, манящий на свете.

В нем есть чудо и колдовство,
Ветер, потоки, немного уюта.
И, быть может кажется, будто
Он решит увязаться и за тобой.

[25 Ноября 2010]

Скоро осень закончится - в этот раз она обошлась мне относительно малой кровью. А там - зима, и уют, приходящий в дом, в логово, когда на улице метет - а ты пьешь теплый чай, ешь вкусности и смотришь мультики. Или плетешь фенечку. А может Ловец доплетаешь. Можно еще книжку почитать. Или стать зверьем и за руки кусаться - не сильно, а только потому, что пахнет чем-то вкусным и пряным.
Зиму и люблю и не люблю - холодно, кучу всего на себя напяливать, но и люблю - чудеса зимние-новогодние, каникулы-отпуска, люди, объятия - чаще, потому что на становится холоднее и надо греться.
А еще обязательно надо будет слепить этой зимой снеговика. И башенку.
У меня еще почему-то горло першит и кашляется, и спать охота, а вообще, все налаживается и идет как надо. И Синюю Банку я доделала - она теперь классная на ощупь. И вообще, Синяя Банка - это символ. Того, что мы сами заполняем свою жизнь любыми, значимыми для нас, знаками. Синяя Банка - это, ну, судьба, и судьбу эту мы сами делаем полной чем-либо. Во как. Так что в религии у меня теперь стоит "Волшебство и Синяя Банка".
Я ее буду заполнять фенечками. С разными-разными узорами и цветами. Дорогу себе выплету.
Бегать теперь с ней буду как с писаной торбой.
А завтра пятница, и, похоже, я отрабатываю часть той, следующей, недели, и все, тугудун-тугудун.
Завтра День Марены. День затухания, сна, летаргии, смерти. Спячка.
И все будет тихо, спокойно, сонно и уютно.
Подбираем нужное, творим Акуну Матату - оставляем хвост позади, складываем лапки под себя, сворачиваем накопленную энергию клубочком - поглубже внутрь, и - ждем самой длинной ночи в году, а позже уже - весны.

В колонках играет - Башня Rowan - Каравелла
Настроение сейчас - Ур-ур-ур...)

Ехала с работы, автобус. Выключаю музыку в наушниках, прошу остановить "у башни". И слышу, что у водилы из динамика доносится древнющий Крэйзи Фрог. Прелесть какая - наверное забавно водить автобус и представлять себя шизанутой лягушкой...)
А еще у меня есть классная картонная банка с металлическим дном и крышкой. Я утянула ее у Фени - когда-то давно там была чашка. Обматываю ее сейчас синим ирисом, чтобы она на ощупь была приятная и шершаво-мягонькая. Она 15 см в высоту и 12 в диаметре - и в следующем году я хочу наполнить ее фенечками. И вообще, буду копить в ней феньки, а перед уездом в Питер половину раздарю в Москве, половину - в Петербурге.
Как мне боги нашептали - дорогу в Питер я выплету сама.
А, и завтра на мою вакансию заполнять анкеты придут две девушки - так что чем черт не шутит, в течении следующей недели освобожусь и метнусь в "Просто так" - постоянно мониторю, в пятницу еще позвоню, уточню кое-чего.

Флешмоб имени Амели
Они бывают разные. Бывают такие они, которые просто - они. А бывают Они - с большой буквы.
Первые они нужны мне эпизодически - время от времени, в качестве массовки и тусовки, погулять, побеситься, не думать о том, а что они подумают? Тем более они все равно обо мне не думают.
А вторые Они - для разговоров, для смеха и для слез, в спину утыкаться и закрывать глаза, снить их и им сниться, Они - это вдохновение. Для меня - ожившие персонажи сказок.
И я - это я, я тоже бываю разная. Для первых я - одновременно отвратительна и прекрасна, эгоистична, быстра и агрессивна, и гений, и талант, и симпатяжка, с надрывом в поведении и звоном в голосе. Прекрасное монстрилко.
Для вторых я - тонкий, звенящий голос, вечная весна, не судимое и неисправимое, родное, привычное, взрывное, отходчивое, отзывчивое.
Я и они? Они и я? Смотря какие они и какая я.

Дурдом временами.)
Елена Викторовна отдает мне файлик с бумагами, просит передать представителю одной фирмы. Проглядываю: вообще написано про другую, даже арендодатель другой. Ы о.О
Захожу в кабинет, спрашиваю, "а разве вот этот-этот тоже самое, что и этот-этот?" о_О
Олег Евгеньевич, работавший там же, за соседним столом, начинает не ржать, но поржакивать, указав пальцами на Елену со словами "В 20-ый раз уже".
Ппц прелесть какая. ^_____^

Уф-ф-ф-ф. Олег Евгеньевич - святой человечище, век ему здравия. А лучше два. Моя сказал честно, что, мол, я всегда хотела работать в творчестве и у меня есть такая возможность, и что я доработаю до конца ноября, может - часть декабря, если уж совсем аврал и некого ставить на замену. То есть никакой агрессии, лишь краткое, спокойное: "Договорились". Никакого психологического давления, ничего.
Побольше бы в жизни таких людей, а.
Вчера, кстати, про работу в "Просто так" спрашивала у рандомного вопросника. Выпала цитата, вроде бы:
- Не могу дождаться завтра.
- А что завтра?
- Я хорошею с каждым днем.
Во как. В пятницу буду звонить той девушке, которая вывешивала вакансию, доуточняться. А в субботу - ярмарка, и мои Ловцы.

Вот понимаешь, в чем прикол. Штука-то какая.
Перед тем, как покинуть этот мир, мы взберемся на зеленеющий холм, снимем кеды и берцы - и будем танцевать, отдельно и парно, огнем, ветром и светом, пылинками кружить, кружиться, тьмой, солнцем и луной, и никто ни от кого не денется. А наша общая - одна на двоих - Смерть будет хлопать в сухонькие костлявые ладоши, и звук будет похож на треск ломающегося тростника, приглушенный выстрел с шелестом песков Времени.
И пока мы танцуем - мы будем жить. Но когда осядем двумя мятежными тенями на лысоватый холм - она подойдет, и поцелует каждого из нас в лоб, по очереди, быстро - чтобы мы не успели провалиться в разные отрезки времени.
Я обещаю, бог мой, что когда ты будешь оседать, опадать - я подхвачу, метнусь, и плечо мое, костлявое, как крыло, будет тебе опорой. Обопрись, не бойся, не надломиться.
Но если падать начну я - подхвати, успей, не дай линии разорваться на два отрезка, пусть ее теплые шершавые губы коснуться наших лбов быстро - сначала ты, прошу, пусть первым будешь ты, чтобы не видел, как ее шершавые теплые губы благословляют меня на новое рождение, это страшно - видеть со стороны, и ладонь в руке держать, шелест крови слышать и биение в висках, дыхание тяжелое, как у каменного исполина - пусть первым ты, я следом, не бойся.
Мы вместе будем звать ее новым именем в новом мире танцуя все те же танцы мироздания на другом лысоватом холме, и пусть имя ее будет - Морта.
Только не отпускай ладонь мою, чувствуя дыхание Её на своем сердце.

Иногда хочется написать "Удачи, не поминай лихом" и пристрелиться от этой меланхоличной безысходности...
Я экономлю слова, считаю вдохи/выдохи до сна, который похожь на смерть.
Хотелось бы поистерить, но - уже не могу. Но хотелось бы. Не получается. И то, что не вывернуто, оседает внутри багровой пылью чахоточной боли.
Музыка - уже Флер. Она серебрится в моей пустой голове отблесками мелодичного эха, и хочется сейчас, оказавшись в бесконечной высоте, не летать, а падать, падать, расслабившись, падать мистически мерцающей звездой, сбывая чужие желания. Но их тоже нужно загадывать умеюче, чтобы они не просто звучали - чтобы они пели.
Я караулю чужие следы и шаги в темных подворотнях своего измотанного сознания, и прячу дешевую медь беспокойства глубже в карманы, не найдя, куда её выкинуть, но и не смея показывать.
А сердце, чертов комок оголившихся нервов, шкалит где-то за тридцать, кося почти что под классику. Классика жанра - такое состояние.
"Слабый, вечно больной, кровоточащий..."
Я одевая шляпу, и сажусь в первую попавшуюся электричку, а та, зараза, оказывается прямо по маршруту попутных ветров. Сидя в полупустом вагоне, надвинув шляпу на глаза, зыркая изредка из-под полей, я грею руки друг о друга, но тщетно. Проходят мимо продавцы иллюзий. Горсть цветастых таблеток мне уже не помогает избавиться от негатива на моей непонятной фотографии жизни, по которой трещиной проходит линия отсутствующего ума.
Такие как я... вернее, таких, как я... обычно стреляют сразу. Отмазываются пораньше, дабы не ввязываться в авантюру под моим знаменем. Авантюру под странным и непонятным названием. И не нужную никому, в общем-то.
Никому нахрен не нужные. Кажется, я это уже говорила...
У одного из нахальных продавцов покупаю сок в вычурной пластиковой бутылке, отдаю мелочь беспокойства, которой у меня полные карманы. Делаю пару глотков напитка, который на самом деле яд, созданный из яблока Познания, интересно, куда сошлёт меня Бог за подобную дерзость?..
А никуда, ему, как и многим прочим, все равно.
Но только не мне. Хотя все равно не верят.
Выходя на знакомой станции, ухожу в ближайший подъезд, открыв домофонную дверь собственным ключом. А что мне, двери они глупые, ключи/домофоны магнитные. Одно время я развлекалась подбором кодов, потом поднадоело...
...Стоя на крыше, поднести к виску калейдоскоп - той частью, где стекло со всякими цветными кусочками. Оборот.
Цветной вихрь прошивает голову насквозь, порождая внутри черепа вьюгу из образов и воспоминаний, слов и песен.
Я ненормальная.
Вот теперь точно:
Удачи. Не поминай лихом.
[26 Мая 2009]

...закрываю глаза, и считаю до ста...
В детстве я не могла сделать, чтобы меня не видели, когда я так делаю. Теперь могу. Меня будут видеть мельком, искоса, за стеклом витрины, но заходя на порог этой лавочки, пропахшей благовониями - не видеть.
С берега - на утесе, но меня не будет там к приходу.
Мельком. Но - не глаза в глаза. Меня придется вылавливать, ловить за плечо, прорвавшись сквозь толпу. Разворачивать к себе и впиваться в омуты зрачков собственным взглядом.
Вот тогда - да. Вот тогда - пожалуйста, смотритесь, пока не надоест, а надоест наверняка быстро. Так ведь всегда. Стоит немного посмотреть мне в глаза, и уже думаешь - и нахрена мне это?
А я... я появлюсь только если почувствую надобность в моем обществе...
Михаэль сказал - Вы, девушки, не знаете, что вам надо.
А я знаю. Ещё бы Вы знали, что Вам надо...
...Я сижу на краю старого причала, холодные волны лижут мне босые ноги. Закрытые глаза отрешают меня от мира. Закрытые глаза... я не вижу, меня не видят.
Попробуй поймать то, чего не видит мир...
...и то, что не видит мир...
Как? Просто. Открой глаза.
Йоханга. Не скучай. Будь.

И так, клавиатура дома вновь не работает (хотя Молот с ней вчера че-то простенькое совершил - работала. До вечера, ага). Зато завтра еду расспрашивать на счет того хэндмейдового магазинчика. Как сказали - зп 15 тысчь (от 15-ти), и находится на станции метро Тверская. Малый Гнездников переулок 12.
Все, нафиг - дорабатываю ноябрь и машу ручкой. Нудятинко, особенно бухгалтерша.
В принципе, от ноября осталось совсем чуть-чуть. Следующую неделю дорабатываю, ловлю Олега Евгеньевича и завешиваю темой, что я просто не успеваю в ритм организации и прочее подобного плана. Впрочем, оно так и есть. Он человек вроде спокойный, надеюсь, орать не будет, ын-н-нь!

Утро, перед самым выходом, у меня почему-то отказала клавиатура, тихо и внезапно. Разбираться с ней времени не было, приду - гляну. И поймаю либо Сеню, либо Мастера (сцук, какого хрена ты говорил, что забежишь, звонил, блин, и не зашел? Я могла пойти в гости к папику чай пить, а вместо этого пришлось дома сидеть. Все, хрен ты меня дома поймаешь), либо Молота - он вчера прикатил из Голицыно за фенечкой и притащил мне бамбуковые палочки для поделок. Хорошо посидели, да. Думаю, он еще приедет как-нибудь - обещал отдать ненужные витражные краски "Декор" вроде бы. Которые "взрослые" по стеклу, ага. Он ими лампочки пытался покрасить.
Пока шла до станции, под приятным снежком - видела дородную даму, которая пронеслась мимо со скоростью лайнера, неся за пазухой... рыжего котенка! Уи-и-и-и!
И в воскресенье были на ДыРе Крис Аивер. Моя там даже покурлыкало со сцены. Чисто по ощущениям - читала хуже, чем на "Сокровищах", ну да ладно, если услышу - учту, как что читать не надо. А вообще, успела расслабиться, думала - не успею почитать.
И, чисто из наблюдений за окружающими. Да, одной своей частью я сходила с ума, впитывала концерт, ехала крышей во все стороны розы ветров - но маленькая моя наблюдалка работала беспрерывно.
А не понимаю я вот какой вещи. Зачем приходить на такой концерт, если будешь все это время трепаться со своей лядью, приставать друг к другу и фоткаться, а потом выйдешь, почитаешь, и, как правильно сказал Фень: "Почитала и съебалась". Я считаю это банальным неуважением. Было столько замечательных исполнителей, столько классного читали, и - просто вот так вот пропустить мимо себя?..
И потом поорать со сцены что-то якобы глубокофилосовственное и да, "съебаться". Можете считать, что я придираюсь, но "на лажу чутье" как говорилось в чьем-то произведении.
Ну да ладно, зато там была Наталья Новак - она пишет классно, хотя читает не очень уверенно, но надеюсь - это у нее пройдет. Встрепанный галчонок с блестящими глазами.
А с Нэксом заваруха, да. Взрывать мозг ему не хочется, обижать - тоже, что делать - блин, неизвестно. Он же классный. Друг. Блин, фигня.
Кстати, была в понедельник у папика, мелкий просто отжигает. Перекидываемся с ним бумажным самолетиком моих рук сложения. Он мельтешит перед телевизором, я - на другом конце комнаты, сижу на диване, пью чай с шоколадкой. По телеку, само-собой, мультики, по привычке палю их краешком внимания.
Мелкий:
- Ты смотришь?
- Ну, чуть-чуть.
Тот, задумчиво:
- Ты наверное руками смотришь...
Э? В смысле?
Он продолжает так же задумчиво, кинув самолетик:
- ...ты точно вампир. Или ангел.
Покатываюсь мгновенно. Похоже, у него отложилось и то, что когда он был младше - я его утягивала в темную комнату и там пугала (сейчас он, кстати, темноты не боится вовсе - отучился), а потом, когда он увлекся рисованием - постоянно рисовала ему крылатых девушек, он принимал их за ангелов.
И еще: взлезая на папика, Сашка на нем буквально висит. Я:
- Саш, ты же тяжелый уже.
- Нет! Я легкий!.. - заминка, обдумал - Как... как камень!
А еще через полторы недели ярмарка - тыгыдын-тыгыдын. Еще столько нужно сделать, а у меня одни каркасы готовы. Ну ничего, сейчас меня в последнюю неделю проштырит и...
Потом к Новому Году - огромную кучу фенечек плести. Ибо хочу, но стоко всего хочу - ужс.
Надо еще заказ для Шон доделать - пусть это будет снег. Наконец-то сегодня додумала, что это будет и как. Осталось начать, пойдет - легче.
А на работе то уныло, то весело. Дико влом заполнять архивные сверки, надо, но никто не торопит и иногда приходят всякие неадекватные тетечки, которые даже не догадываются потянуть за ручку чтобы дверь открыть и которые периодически застревают в туалете с хреновым заедающим замком, ы.
Работается нормально мне только последние пару часов - организм полностью очухивается именно в это время. Ну а в бухгалтерии сидит очень дотошливая тетка, которой походу всегда все не нравится, ы.
А вообще, а вообще, смутное ощущение, что в 2012 что-то изменится. Но совершенно не стремно - поменяется ли работа, большинство людей вокруг меня или что.
Мечта идея - работать секретарем в клубах типа Дождь-Мажор. Хотеть, да. В виду того, что там дресс-код - дело условное. Хотя по внешнему виду у нас придирается только бухгалтерия в лице одной тетечки, но и это ее проблемы. Создавать из этого заморочку я не буду. Тем более, что что-то там внутри подсказывает, что эта фирма мне не надолго - и внезапно что-то изменится. По крайней мере если будет, за что ухватиться - я ухвачусь, а может даже сама найду, что где и как пнуть, чтобы все начало меняться. Постараюсь, по крайней мере.

Там, где я - зверь, ты стоишь за моей спиной. Перехватывая за ошейник, с усмешкой глядишь во Тьму. Но отпустишь - рванусь, зазвучу струной обгоняя яростную волну. В той волне - и страхи, и боли, и чей-то смертельный сон...
Я, обгоняя время, обустраиваю заслон.

Я отвыкла от всех имен, от всего, что связано с членораздельными звуками, и сейчас я отзываюсь на звуки голосов, на интонации, на эмоции, вложенные в выдох.
Я говорю с богами внутри себя, всполохи их присутствия отражаются у меня в зрачках - ты же видишь, видишь, да?..
Перехватив меня за подбородок тонкими руками ты вглядываешься, внимательно, читая, пытаясь понять - что же они говорят, вспыхивая в моих зрачках, словно загорающиеся и мгновенно гаснущие мотыльки.
...Я шевельну мягким ухом - да, да, слышу, но так лень вставать, здесь так тепло, так хорошо, и убирать косматую башку с твоих коленей ну так не хочется, совсем. Но я даже хвостом не шевельну - сделаю вид, что сплю.
Не тяни меня за ошейник, ну, ладно-ладно, встаю, но с тебя чур вкусного сыра с ветчиной. И ветчины. И родниковой воды. И можно даже птичку какую-нибудь. Побольше, да.
Но живую птичку мне никто не даст, и потому довольствуюсь подмерзшим ощипанным трупиком. И сыром. Ветчины...
Как нет?! Вчера съели!? Ну я же видела, вчера, в холодильник...
Это было позавчера?
А... ну ладно. Хочешь, я ради такого благого дела даже обратно из зверя превращусь, в магазин сбегаю? Ну?
Ско-о-о-о-о-олько на улице градусов?! Э... давай напару пойдем, я собакой прикинусь, а? Ну, что, что огненных расцветок? И что, что глаза громадные-кошачье-волчьи?
Там холодно! А в звериной шкуре тепло!
Э... ну ладно, завтра сходим. Ты за ухом почеши, да, вот тут. Ур-р-р-р-р-р...
Ой! Куда? А второе ухо?..
Лягу посреди кухни, растянусь и буду мешаться - вот ходи теперь, переступай.
Ай-яй, не пинайся! Все, ухожу-ухожу.
Все, не мешаюсь. Только сыру оставь?..

...Трое в электричке, три девчонки, одна из них - я... И все - в наушниках. Краем глаза наблюдаю за девчонками. Римка чуть улыбается, лицо застывшее - явно вспоминает тот диковинный взгляд, пойманный утром всё в приснопамятной электричке. Крис тоже задумчива - явно думает об одной подруге, о своём парне, о своих действиях...
А я? Я как всегда... о своём...
- Не о себе.
- Как всегда.
- А о ком?
- Хех...
Небо сегодня было продырявлено моими взглядами...

...В холодном доме круженье звуком порождает осень. Краснокрылая птица станет мной, стремительно рухнув о земь. Мне бы, правда, совсем удавиться, вот только верёвки нет. Я закрываю окна, глаза больные, слишком ярок свет...
Срезаю косы как та, что Д'Арк, кидаю пряди в степной пожар. Но где же ты, мой потерянный Тёмный Дар? Я знаю много, о всём молчу, о том молчу, что на всегда...
И сладким в горле - отравой гольной, и я ухожу в окно. По проводам одна, как тем путём, которому всё равно, сорвавшись вниз, лечу обратно, и всё по новой, и всё сначала. Ветра под парус, волна под килем, прощай, причал мой, мной море правит. Мне имя новое - Мэвэ-Моана...
И ветер степной мой друг - всё тянет жилы из душ и рук. Ты знаешь, друг мой, как же сильно боюсь разлук я. Прощальным словом я будто пулей, пробита насквозь, и не излечишь. К чертям знаменья, ведь не исправишь...
А нет - исправлю. Я ведь упряма. И жестокость моя в крови. Ты взгляд не прятай - смотри-смотри! Сначала первой, потом десятой - вот так уходят в ночной ковыль. А я оставшись в ночи огнём, всё жду гитару - давай споём? Мы петь умеем, мой ветер верный, ты покружи со мной эту ночь. Под утро вспыхнув, совсем угасну, а ты лети, лети, мой прекрасный...
Тебе теперь всё стало ясно...
[17 Марта 2009]