"Усталый, голодный, злой - ты приходи ко мне,"
Шепот вился во тьме, курился дымок из чаши.
В танце летела, почти не касаясь земли
Гибкая ведьма, вышедшая из чащи.

Сбитые ноги чертят узор в ночи,
Тонкие руки становятся как крыла.
На шее ее вереницей блестят ключи,
"Я подскажу тебе, которым из них открывать".

"Избитый, смурной, в крови - ты приходи ко мне,"
Тропы спутываются узлом, и не свернешь с пути.
Тускло поблескивают глаза в непроглядной тьме.
"Иди на звук сердца, на зов песен в моей груди".
Приходи. Приходи. Приходи.

В колонках играет - Пикник - Пентакль
Настроение сейчас - Улыбаться украдкой

Ударение ставь как хочешь, играй в смыслы, в слова, а я...
Внезапно ощутила. И подобрались нужные музыка и песня.
Ты же трав зеленой кровью кожу жаркую натри,
Пусть сгорает без остатка... Пусть сгорает изнутри.

Ты говоришь мне - Лес, а я покрываюсь мхом, скольжу сквозь ворох теней и трав, растворяюсь в густой тиши. Я же с тобой не спорю, ты, как обычно - прав, вот только сердце мое живое не обманешь, не исхитришь.
Я окликаю вслух, ветер несет мне песнь, голос взмывает ввысь, закручивает в спираль. Ладонь моя кроет след, я становлюсь другой, тенью несется зверь - серебряная волчица...

То тоскует ,то смеется
То резвится на краю.

Ты говоришь мне - Лес,
Я отзываюсь - здесь,
И называю имя...
Делаю шаг вперед.

Бесконечного спектакля
Быть свидетелем немым
И узорами пентакля
Очарованным.

Распахнута настежь, прозрачна, и невесома. Меня можно поранить словом, раскинуты руки, мол, хочешь - впивайся в горло...
Я улыбаюсь украдкой.
Я-то знаю, как искать того, кто становится волком.

Но будь осторожнее, кровь моя в венах поет - оглохнешь.

Только все опять вернется
Неожиданно, как сон...

В груди моей бьется море, о ребра трется, мурлычет ласково, в глаза сияньем просачивается, ну смотри - не отводи взгляда, не насмотришься, голос тихий и монотонный будет чудиться, и сияние это неземное - видеться.
Жизнь моя смешная сказочная, страшна, как виселица, и остается лишь веселиться, да танцевать, по камешкам прыгая, звезды падение высчитывать, судьбу свою вычерчивать. Про таких судеб не пишут, таких не ищут по ветрам и звездам, будто избранных, но это - знаешь ли - к лучшему, что никто из них не дышит в затылок мой, не тянется лапою когтистою - пока не видит никто и не слышит - я живу так, что у меня в груди возникает море, и вскоре оно изольется в ладони солоноватым блеском.
Тягучим сном наполняет комнату, стирает слезы, морщины, и горе мне - если я не поддамся зову, не выйду в ночь полнолуния на карниз, не станцую пламенное фламенко, стуча зубами от холода. Сорваться - долго ли, но это не важно так, я же птица, такая, которая сама умеет присниться, а потом превратиться - в море, в ветра и в солнце.
Видишь, блестит на донце жемчужина, так допей, не оставляй свой глоток другим, это нужно так.
Ты прости меня за бардак, ничего такого в этом же право нет, просто такое пишется, такие письма вот перебрасывать, и чернил оставляя след
отправлять их с подписью:
"Твой простуженный амулет".

В колонках играет - Apocaliptica – No Education
Настроение сейчас - Тан-це-вать

(Я вообще-то из душа вылезла, и спать собиралась уже, НО...!)

Внезапно мир завертелся, заискрился натяжением вен, перевернулся, хлопнулся звонким зеркальным тазом о землю, да и остался так лежать, а гул все тянется длинными волокнистыми сосульками через пространство и сквозь наушники, сквозь существо, и звучи-и-и-ит, звучи-и-и-ит.
Тик-так, тик-так - вздрагиваю от звука часов, а потом - успокаиваюсь и абстрагируюсь. А мои шестеренки почти неслышны, но каждое их движение - порождает ответный порыв.
Вот что я имела в виду под взаимодействием. Тик. Так. Тик. Так. Шестеренки.
Не верю в плохие знамения окружающих, удивляюсь, откуда столько незнакомцев по мою грешную (непременно грешную, слышишь!) душу, которые что-то от меня хотят, а я отбрыкиваюсь и фырчу - ну вот еще что, да кто вы все?!
Копаюсь в чужой мотивации, как в сложном механизме летательного аппарата - вернее, кучи летательных аппаратов, которые уже не летают, но в которых можно найти целые детальки, тихо свистнуть в глубокие карманы и закатанные рукава, а то и унести просто так - им уже не надо - и собрать нечто невероятное, многокрылое, многоглазое, великолепное, жутковатое, такое неуклюжее на земле, но столь притягательное - в полете. Чья грация - грация мотива виолончели в переплетении со скрипкой.
Им все равно уже не надо, а с помощью эдакой "машины" можно улететь за такие границы, что и понять-то не успеешь, что это было, и куда мы, чер-р-р-р-рт побер-р-ри! - направляемся?
Мне нравится копаться в чужих личностях и разбирать на составляющее их поведение. Я - изнутри.
Я - снаружи, это когда вдруг выбирается смешной любопытный зверик, шевелит ушами, и - слушает. И молчит. Открываюсь настежь, пропускаю сквозь себя смысл, как стеклышко. И словно бы покрываюсь витиеватым узором витража.
А потом долго смотрю, сначала - расслаблено, любуясь на переплетения, а потом - внимательнее приглядываюсь, смотрю так и эдак, и то, что мне становится понятным - то, КАК мне становится понятным - перерисовываю на холст, сверяю, пытаясь осознать, где неточность.
И чуть позже рисую сама - линии, пересечения, волнистые, спирали, ломанные. И накладываю два витража друг на друга - смотрю, в какую сторону что повернуло, а что - совпало.

Я всегда была бережлива, чуть ли не алчна до материала - для рукоделия ли, для...
Даже до такого материала, как ненужные существу детальки его личности. Из них ведь можно сделать многое. Разное. Красивое и не очень. Смешное и грустное.
Смотри - собираю все это в марлевой мешок, и закидываю в светящиеся воды безвременья, и жду. Когда с деталек слетит лишнее. Копоть, грязь, ржавчина. Все, что портит эту деталь, все, чем испортила ее личность.
Знаешь, мало кто умеет беречь в себе... да много чего. Искренность, верность - самый просто и близкий для меня пример.
А еще. Самомнение появляется от наличия своего мнения. Не наработанного из чужих шаблонов, не вычитанного специально в поисках оного - а испробованного, подогнанного под себя - как обувь - и, само-собой, вызывающего пересуды. Хэндмейд личностных качеств, можно сказать. Кому-то непонятно, зачем он вообще нужен, кого-то восхищает, кого-то - нет.
А кто-то пытается подражать. Или копировать. Разные, в сущности, вещи.

Смотри! Как красиво! Эти перекладины, рейки, тросы, огоньки и колокольчики, шестеренки и пропеллеры. Когда-нибудь это взлетит. И пригодятся мои пилотские очки.

Я живу, словно вижу во сне сама себя.
Моя кровь сладка, высыхая на белой бумаге - она становится рыже-золотистой. Светится.

Я еще столько не знаю.
А еще столько деталек и болтиков не вытащила из чужих нереализованных возможностей и судеб.
Собирать еще и собирать.
Но мы полетим, я тебе точно говорю - полетим. Куда?
Да в никуда. В везде. Во всюду.
В не быть, в бывать, в туда, сюда, обратно.
В Необитаемое Время.
Да хоть на расходящиеся круги!..
Впрочем, нет. В тот промежуток между расходящимися кругами, где они еще не пересеклись.
Мироздание - виниловая пластинка, и интересно - научиться быть не промежутком в музыке, не нотой в джазе, а - иголкой, которая считывает эту музыку.
Крррак, кррак!
Сыпятся шестеренки - окровавлены пальцы. Осколки вероятного времени - да ну вот еще, пусть так, я из них потом сделаю что-то интереснее.
Мне неинтересно вероятное. Мне нужно невероятное. Желательно, в одном флаконе с неизбежным.
Неизбежно-невероятное.
Вот это - мой вариант, заверните флакончик, с меня - сколько?
Тьфу!
Сплевываю из-под языка последнюю целую шестеренку - маленькую и золотистую.
Какая... какая сволочь! Какая сволочь решила захоронить меня во времени!?
Ну, поздравляю, не получилось.
Такая плата пойдет?
Времянных мертвецов заказывали?
Умри для времени - окстись в вечности!
Смеюсь, звонкая, трясущаяся от наплыва впечатлений и очередного вороха межлокальных кричалок - Кар-р-р-рамба! Свистать всех во всё!

Межлокальные контрабандисты вскидывают вверх флаги, кулаки и мысли.

Зеркальный таз, падая, разбивается об землю - из его поверхности высвобождаются солнечные зайчики и множество разномастных звуков. Соберу на ниточку - будет музыка, на шею или на руку повешу - буду музицировать.
Звуки виолончели, скрипки. И сердца.
Тук-так. Тик-тук.
Сердце вперемешку с раздробленными шестеренками, и от каждой - разный звук.
И поверх этого безобразия - компасная стрелка, движущаяся влево. Размеренно, спокойно, без остановок.

Смеюсь, поскальзываюсь. Падаю.
Зеркало под ногами - совсем не зеркало, а - сплошная темнота, уютная, как в театральном архиве, в помещении без окон. Падаю - и выпадаю.
Сон.

В колонках играет - Пилот - Ершалаим
Настроение сейчас - Странное

Иду, иду, а надо мной поднимаются завитушки, как странный дым, ну что ты, ну я не курю же, эй!
Понимать - не так, не то, иначе - отпускать сознание, открываться и пропускать сквозь себя. Слушаешь, вощущаешь, не объяснишь же, конечно, и потому - молчишь, да изредка спрашиваешь, в остальном же - на вкус палитра ощущений, разговор слепого с немым, вернее, немого со слепым - говорит мне что-то, вернее, шевелит мимикой, а я только на прикосновение понимаю, что имеет в виду, может, со временем я смогу отточить искусство понимания. Интересно же.
Ветви тянуться из тьмы. Ну вот, здравствуй - это мы.

Проходя с полной тарелкой макарон с подливой из кухни в свою комнату - краем глаза глянула в распахнутую ванну. В виду того, что у нас дома - бабье царство, мам, тупо сдернув рубашку, мыла под краном голову, выгнувшись дугой, не закрыв дверь чтобы парилки не было.
В ее 50 с небольшим - у нас с ней одинаковый размер одежды. И позвоночник с лопатками топорщатся, как у меня.
Только хотела ей брякнуть: "Мама, кушать надо больше!" - подумала, что со стороны выгляжу еще хуже - она-то хоть с какой-то толикой оставшегося загара, а я - поганка бледная, ребра, позвоночник, лопатки натягивают кожу - стремное наверное зрелище. Впрочем, когда Джок отфоткала меня в НЮ - именно это и восторгало, что поганка, и ребра, и позвоночник, фотограф мне так и выдала, что хотела нечто чуть-чуть жуткое, с легким налетом отвратности, но не сколько физической, сколько вот такого плана. Оно до сих пор фотки дообрабатываает, кстати. Фенечку ему приручила одну, давно сплетенную, широченную шотландку сиеренево-черно-желтую.
Про фенечки. Пришла фенечка из Минска, от одной знакомой. Она делала мне и Феню парные, и отсылала первого числа сего месяца, когда я только-только начинала разлеплять веки и пытаться вдохнуть. Пришла сейчас, открываю - и, ну, как, эмоции есть, но такие... спокойные. Что-то типа:
"Я любила, я могла отпирать засовы,
От рассвета до темна,
Разбивать оковы.
Полужизнью, полусном
Затереться в стадо,
Сумасшедшей, в основном...
А теперь не надо."
(с) Арлей

Да и сама фенечка красивая. Тут же нацепила на руку.
Вот, продолжая тему, недавно - фотография, с Купалы, да, та самая, легкая полуулыбка и мое задумчиво-печальное выражение, разводы туши и подводки на лице.
- ?
Движение - спокойно смять и выкинуть. Без трепета. Тоже это самое "А теперь не надо".
Вообще, тревожный звоночек был еще год назад - когда я нам с Фенем сплела парные фенечки (мы тогда тоже на Пикник ходили) - рыже-фиолетовые. При том я выбрала цвета как-то даже не задумавшись, что не будет среди этих двух - фениного цвета - синего или красного.
Это мне только что в голову пришло.
И... сколько уже? Чуть больше месяца я его не слышала, а голос я уже не помню. Совсем. Даже тембра - хотя я на голоса фетишист.
Да что там! Мимику - и то не вспомнить. У меня много фотографий, в том числе - распечатанных, но я будто смотрю на осколки, и полная картинка не собирается.
Так-то.
Вот так понимаешь, что такое "расстановка приоритетов".
Я немного боюсь, если Фень ко мне явится, ну, как бывает, мол "извини, бла-бла, давай вновь?"
А я взглядом окаменелым смотреть буду, и не знать, что сказать. Не из-за того, что растеряюсь, или выпаду в осадок.
А потому что внутри к нему - пустота. И ни одни слова ее не опишут, и ничем не расскажешь и не объяснишь ему этого. Да и как-то влом.

Я боялась срываться в бездну, цеплялась, голосила дурным голосом больного на голову ребенка, мол "не надо, не оставляй!.." - а мне только и надо было, что сигануть в бездну. Потому что я даже не думала, что меня там, как-никак, на уровне подсознания - ждут. И я - ждала. На уровне подсознания. Всеми этими песнями, фиолетовыми цветами, образом Шута и бубенцами. Этим "он шел себе по свету, насвистывал!".
Ду-у-у-у-ура!
А еще. Я перестала дергаться, засыпая. Внезапно. Раньше редкий случай, если я засыпая, не дернулась всем телом от ощущения внезапного падения.
Ну а за последние полмесяца - ни разу не просыпалась от этого.
Так-то.

Удивительное затишье - меня нынче не достают в анонимном вопроснике, не выебывается Фень и компания, ни-че-го.
То ли всем надоело, то ли, как предположила Кристинн, у них тама военный совет.
Но тишина - перед бурей?
Фень, кстати, внезапно Люмена заслушал, хотя его не очень любит. Я же продолжаю сходить с ума под калугинского "Казанову".
В четверг, после того, как побываю на Пикнике (А-а-а-а, пан Эдмунд, любовь моя лет с 13-ти) - закрою от Феня вконтакт и закачаю Летопись на читалку целиком. Урывками она конечно тоже штырит не детски, но целиком - а размер у нее как у средней книги - чувствую, совсем крыша съедет.
Плету Фене фенечку.
Но тут внезапно разузнала, что мой летописный соавтор вроде как перестал мотаться по съемным квартирам, а я знаю адрес. Надо будет тоже ему сплести и отправить.
И Нэксу надо сплести фенечку-бурю. И схему уже подобрала.
...Буду перечитывать Летопись, следить за происходящим, и осторожнее, милый мой - вдруг я предпочту быть с монстром, а не с предателем?
Знаешь, любовь, если она была, никогда целиком не уходит, и это чертовски кошмарно. Что-то да остается.
Летун-то тогда просто ушел. А Фень меня предал. И кто из них нынче - чудовище?
Хотя Летуна я никогда чудовищем не считала - как он не пытался себя так выставить. И очень ценил это - что не смотря на все его закидоны я воспринимала его как личность. Хотя не признается ни за что.
Если тянуть слишком долго - становится не надо. А как там у меня дальше сложится - черт ногу сломит в поворотах моей судьбы.
Но смешно будет, да - я это обещаю.

В колонках играет - Осты из "Мост в Террабитию"
Настроение сейчас - Судорожное

В понедельник шла на работу, по дороге увидела - валяется прямо на пути бумажка, явно смахивающая на косарь.
Поднимаю - а это рекламка про займы денег, с одной стороны оформленная под купюру с надписью "Сохраните на всякий случай".
Я что - я как всегда, сунула к себе.
Во вторник вечером зашел папик и.. подкинул денег. Весьма неплохую сумму.
А иду уже сегодня утром на работу, уже почти дошла, и мой взгляд цепляется за ярко-красное пятнышко. Ну, я же как сорока.
Поднимаю. А это - махонькое, чуть больше ногтя большого пальца - сердечко, знаете, такие бывают в День Святого Валентина во всех палатках, открыточки там украшают ими или еще что. Но сейчас же не День Святого Валентина, даже близко не.
Ну и надпись на сердечке. I love you.
Без комментариев.
Так это же еще не все, вы что, погодьте!
Захотела я гадости - зашла в макдак, прикупить да домой пойти, фильмец заглянуть какой-нибудь.
Ну, мне упаковывают заказ, все нормально, прихожу домой...
У меня там во-первых хэппи-мильная игрушка лежит. Дурацкая совершенно, в виде подводной лодки со Спанч Бобом, но сам факт.
И один соус не тот, который надо. Я просила два кисло-сладких, а мне заместо одного из них положили сырный.
Ха-ха, его в макдаке Фень вечно брал себе.
Что за херня?!
А. Пересмотрела "Мост в Террабитию". Именно на таких фильмах я понимаю, что я ку-ку. Потому что. Когда Лэс и Джес начали восстанавливать покинутую цитадель, где-то на моменте, где они тащили доски для нее, меня прорвало. Я и рыдала, и смеялась, без слез, глотая воздух, захлебываясь. И состояние такое... мне это так близко, подкожно, ввенно, всердечно. И то, что "Смотри, ты видишь, видишь?!"
Это моя Ирреальность, в этом вся она - пока я здесь, она со мной, в моих глазах и в руках моих.
А когда Лэс погибла - тут уже и во всю, и так жалко ее, я-то ладно, Фень жив-здоров, и все такое, может мы даже встретимся еще, пусть как человек и нелюдь, но, но, а Лэс и нету, совсем, и Джес не увидит, с автобуса ее не дождется, руки ей не подаст больше, и голоса ее не услышит, как она творит Террабитию, как она размывает границы Реальности, смешивает их, вместе сливает, где они - школьники, но и там же - короли, так и так которые ничего не страшатся и могут совершить все.
А как он уехал, а она одна, и веревка оборвалась - я вот тоже боюсь, что оборвется моя веревка, и все, там я, там.
Но пока нет, пока веревка крепка, крепка, но знаешь - мост в Террабитию сложно строить одному и только для себя. Его нужно строить либо только вместе, либо - для кого-то...
Впрочем, все равно вместе, потому что Лэс все равно ему помогала, направляла, берегла его.
Понимаешь, мост этот не будет крепким, если строить его в одиночку.
Моя веревка пока крепка, но, вдруг, когда-нибудь - она или оборвется или я на ней повешусь, и болтаться буду на стыке двух миров, двух вселенных.
И что тогда?
Мир посылает мне знаки, я слушаю тебя, Мир.

Я, слышишь, Господи, хочу его найти,
Обнять, прильнуть губами к шее, улыбнуться,
И вновь душою окрыленной распахнуться,
И снова слышать музыку в груди.

С меня окончательно слетела вся эта людская шелуха эмоций, и прочее-прочее-прочее.
Слишком много (для меня) народу из ирреальцев, нелюдей, чудных, волшебных становились людвой. Невольно это так же влияло на меня. Изменения, творящиеся вокруг, слишком много именно людвы, привили мне сугубо человеческие чувства, вернее, опять-таки, чувства и зачастую реакции людвы.
А нынче мне спокойно, собранно, насмешливо. И совершенно ясно. Что к чему.
Фень, к прискорбному моему сожалению, вчера реагировал как обычный парень двадцати лет от рода, роду людвы, а не как он утверждал - нелюдей. Но, в общем, его сейчас поносит мордой по асфальту, все прочее, и скучно станет, и...
Вот что значит если нелюдь пытается казаться людвой, даже если сам этого не замечает.
А сегодня я себе еще стрижку сделала. Ну, мне сделали. Фотография - унылие, но хоть как-то представить, что к чему.
Фень, кстати, отдал мне свои фенечки. Которые я ему плела.
А я... я надыбала пепельницу с толстыми стенками, и все это сожгла. Я освобождаю его от любых влияний, включая мои. Ну, кроме тех, что не относятся к поверхностным, а то, что является настоящим - остается.
Потому что связь, она, знаешь, никогда не рвется между Стражем и Зверем.
Глупое, людское "никогда". Такое же глупое слово как "любовь". Потому что оба затасканные донельзя.
Сам факт, что, коль взялся - обратно дороги нет. И не будет. Только если бегать от этого всю жизнь, и прочие жизни, но это тяжко.
Видишь, сгорает? Остается пепел, которым будет кормиться ветер.
Я посмотрю, что ты будешь делать со своей неожиданной свободой.