В колонках играет - Kypck - Демон

 

Давай пойдём, лишь ты и я,

Когда распластается вечер по небу,

Как пациент на столе, под наркозом…

Давай пойдём по улицам полупустым,

По закоулкам шепчущим

Ночей бессонных в недорогих отелях

И пыльных ресторанов с панцирями устриц:

По улицам, что следуют, как нудный аргумент

Коварного желанья

Поставить пред тобой всесокрушающий вопрос…

О, не спрашивай же только: «Что такое?»

Давай пойдём – и нанесём визит

 

По комнате женщины ходят и ходят,

Говоря о Микеланджело.

 

Жёлтый туман, что трётся спиной о стёкла оконные,

Жёлтый дым, что мордою трётся о стёкла оконные,

Лизал языком закуты вечера,

Держался над лужами под водостоком,

Собрал на спине весь пепел из труб,

Скользнул по террасе, прыгнул внезапно

И, видя, что на дворе

мягкая ночь октября,

Взвился у дома и тут же уснул.

 

И на самом деле, будет время

Для жёлтого дыма стелиться по улицам

И спиною тереться о стёкла оконные;

Будет время, будет время

Готовить лицо к встрече с лицами, что ты встречаешь,

Будет время для убийств и творений,

И время для дел всех и всех дней труда,

Что вертят на блюде вопрос пред тобой;

Время твоё и время моё,

И время для сотни ещё промедлений,

Для сотни предвидений и пересмотров

Как раз перед тем, как тост взять и чай.

 

По комнате женщины ходят и ходят,

Говоря о Микеланджело.

 

И на самом деле, будет время

Спросить себя: «Отважусь ль я?»,

и «Отважусь ль я?»

Время назад повернуть – и вниз по лестнице,

И лысиной блеснуть среди моих волос –

(Пусть скажут все: «О, как он облысел!»)

Костюм парадный мой,

мой воротник,

стоящий плотно к шее,

Богат и скромен галстук мой, приколотый простой иглой –

(Пусть скажут все: «О, как он похудел!»)

Отважусь ль я

Тревожить мирозданье?

Есть в минуте это время –

Для решений и сомнений, что исчезнут чрез минуту.

 

Ибо знакомо мне всё, всё это я знаю:

Все вечера, и рассветы, и полдни,

Кофейными ложками я измерял свою жизнь;

Знакомы мне все голоса, что затихают

Под музыку из комнаты отцовской.

Так как же я осмелюсь?

Знакомы мне глаза уже, всё это знаю я –

Глаза, что превратят тебя

в законченную фразу,

И вот – оформлен я, к игле уже подвешен,

Приколот я, болтаюсь на стене –

Теперь как я начну

Выплёвывать окурки моих путей и дней?

И как осмелюсь я?

 

Знакомы руки мне уже, всё это знаю я –

В браслетах руки, белые и голые,

(При свете лампы, в русых волосках!)

Что это, платья аромат,

Сбивает меня с темы?

А руки на столе и кутаются в шаль.

Как я осмелюсь?

Как же я начну?

 *** 

Скажу ли я, что на закате шёл

по узким улочкам,

Смотрел, как поднимается дымок из трубок

Покинутых мужчин, торчащих из окон?..

 

Я пару бы имел обломанных клешней

И бегал бы по дну морей безмолвных.

 ***

И день, и вечер, спит столь мирно!

Умело пальцы сгладили его,

Усталый… спящий… иль больной притворно,

Растянут на полу, он здесь, он рядом с нами.

Чай, кексы позади – достанет ли мне сил

Мгновенье подстегнуть и ввергнуть в кризис?

Но хоть рыдал, постился я, рыдал я и молился,

Хоть лысоватый череп мой внесли на блюде,

Я не пророк, и нету тут огромного значенья;

И видел я момент – погасла моя слава,

Схватил пальто и захихикал он – Лакей извечный,

Короче говоря, пришёл я в ужас.

 

И стоит ли того,

после всего,

После чаёв, и мармелада, кружек,

Среди фарфора, средь болтовни твоей, моей,

Да стоит ли вообще оно того –

Вцепиться в саму суть, да с милою улыбкой,

И сжать всё бытие в один лишь малый мячик,

И мяч тот покатить – к вопросу, что последний,

Сказать: «Я Лазарь, я восстал из мёртвых,

Вернулся рассказать, и всё я расскажу» –

Если она, поправивши подушку,

Вдруг скажет: «Но это ведь не то, что я в виду имела;

Совсем это не то, совсем не то».

 

И стоит ли того,

после всего,

Да стоит ли вообще оно того,

После  садов, закатов, мокрых улиц,

После новелл, чаёв и после юбок,

шуршащих на ходу –

Всё это, и намного больше? –

И, что хотел, не в силах я сказать!

Чудесный свет вдруг высветил все нервы

в экранные узоры:

Да стоит ли вообще оно того,

Если она, поправивши подушку, сбросив шаль,

Направившись к окну, вдруг сразу скажет:

«Совсем это не то, совсем не то,

Всё это ведь не то, что я в виду имела».

 ***

Нет! Я не Гамлет, и не претендую;

Я лишь слуга при нём, один из тех,

Что действие вперёд толкают,

и сцены начинают,

Совет дам принцу; я лишь инструмент,

Почтительный, я рад, что я полезен,

Учтивый, осторожный и дотошный;

Сентенций полон, но немного туп;

По временам почти смешон –

А иногда почти как Шут.

 

Старею я… старею…

И закатаю я края штанов.

 

Но зачешу ль я волосы назад?

Отважусь ли я скушать персик?

Ходить я буду в брюках белых –

и буду я по пляжу в них гулять.

Слыхал я, как поют русалки,

одна другой.

 

Не думаю, что мне они споют.

 

Видал я, как плывут они вглубь моря,

Расчёсывая пряди белых волн,

И ветер дул, вода – бела, черна.

Но задержали нас в дворцах морских

Морские девы в красно-бурой тине,

Пока нас не разбудят голоса людей –

и мы утонем.

1917

В отсутствие времени и свободного пространства в мозге ввиду диплома и прочих радостей, решил вот поместить ещё один перевод. В очередной раз принёс рифму в жертву смыслу. Хотя корпел над ритмом - правда, вряд ли он кому-либо ясен, кроме меня.

Есть, кстати, австралийский фильм "Пока не разбудят нас голоса живых ", видимо навеянный этим стихотворением (впрочем, Элиот там открыто цитируется), с Гаем Пирсом в главной роли. Ну, и с темой психоанализа. Не ахти какой шедевр, но атмосферен и хорошо смотрится ночью в одиночестве. 

 

В колонках играет - Cathedral - Aphrodite's Winter

Сегодня цитата будет весьма длинна, потому что я цитириую всю поэму. Перевод выполнен мной. Комментарий ниже.

Полые люди
Томас Стёрнз Элиот
 

Мистер Куртц – он умереть.

Пенни для Старого Гая

 

1

Мы полые люди
Набитые люди
Жмёмся друг к другу,
В головках солома. Увы!
Наши высохшие голоса, когда
Мы шепчем все вместе,
Тихи и бессмысленны,
Как ветер в сухой траве,
Как крысьи шаги по осколкам
В нашем подвале сухом.

Очертанья без формы, тень без расцветки,
Сила застывшая, жест без движенья;

Те, что добрались,
Прямо глядя, до Царствия смерти другого,
Если вспомните нас, то не о пропавших
Душах жестоких, но только
О полых людях
Людях набитых.

2

Взгляд, что мне страшно встретить и в грёзах
В царстве смерти приснившемся, –
Он там не появится:
Там, где взгляд этот –
Солнечный свет на разбитой колонне,
Там, где древо качается,
И голоса
В пении ветра
Торжественней, дальше,
Чем гаснущая звезда.

Позволь быть не ближе
В царстве смерти приснившемся
Позволь мне носить
Намеренно маски:
Крысиную шкуру, кожу вороны, дощечки крестом
В поле
Ведя себя, как делает ветер.
Не ближе…

Не та последняя встреча
В царстве сумерек

3

Это мёртвая земля
Это земля кактусов
Здесь образы в камне
Встают, здесь исполняются
Просьбы – рукой мертвеца
В мерцанье гаснущей звезды.

Это ли как
В царстве смерти другом
Встать в одиночестве
В час, когда мы
Трясёмся от мягкости
Губы, что поцелуют,
Молятся битому камню.

4

Глаза те не здесь
Глаз нет здесь
В этой долине умирающих звёзд
В этой полой долине
Сломаны жвалы наших потерянных царств

В этом последнем месте для встречи
Мы собираемся
И не говорим,
Стоя на береге изобильной реки

Слепы, пока
Глаза не восстанут,
Как вечные звёзды
Многолистная роза
Царства смерти и сумерек
Надежда только
Пустых людей

5

Ходим мы вокруг колючки
Вкруг колючки вкруг колючки
Ходим мы вокруг колючки
В пять часов утра.

Между идеей
И между реальностью
Между движеньем
И действием
Падает Тень

Ибо Твоё есть Царство

Между задумкой
И воплощением
Между эмоцией
И ответом
Падает Тень

Жизнь очень длинна

Между желаньем
И исполнением
Между силами быть
И бытием
И между сущностью
И происхожденьем
Падает Тень

Ибо Твоё есть Царство

Ибо Твоё
Жизнь очень
Ибо Твоё есть

Именно так погибает мир
Именно так погибает мир
Именно так погибает мир
Не прогремев, а со всхлипом. 

Элиот - едва ли не единственный поэт, который трогает меня, и для меня это странно: я в целом не люблю и не понимаю поэзию. Вдохновился на перевод я после другого гениального произведения - "Апокалипсиса сегодня" Фрэнсиса Форда Копполы - где звучат первые строфы этого стихотворения.

Впрочем, ещё позанимавшись переводами, я окончательно понял, что поэзию нужно читать только в оригинале и никак иначе. Выполненный мной перевод есть скорее просто "перевод смыслов" (как перевод Корана). Я пытался создать какой-то ритм, но за рифмой не следил вовсе, тем более что она у Элиота бывает не так часто. Для меня главным было передать смысловое наполнение.

Напоследок небольшая ремарка. Загорелся я мечтой заполучить книгу Элиота в оригинале, чтобы неспешно над нею медитировать, где мне захочется, и не возиться с компьютером и распечатанными бумажками. И вот попал я в Москву, в какой-то здоровенный книжный магазин, где, казалось, есть всё. Но Элиота там была только одна книга - и та в переводе, и вообще какая-то "левая". Покопался я потом в интернете, надеясь хоть таким путём заветную английскую книгу найти и купить. Но ничего внятного я не нашёл - кроме цитат из энциклопедий о том, что Элиот - величайший английский поэт-модернист. А книги ни одной. Так-то.

Такова цена элитарности.