Поэтому, достигнув определенного (опять же, мамой) возраста на выданье, я активно занялась отбором, надо сказать вполне естественным, мужчин.
Первый был строителем-отделочником.
Кропотливо, напрягаясь всеми силами своей души, закладывал он фундамент нашего будущего семейного счастья; кирпичик за кирпичиком выкладывал он стены наших отношений. А как он отделывал, вышлифовывал, вылизывал до гладкости, до тоскливого глянца внутренние простенки... Не допускалось ни единой возможности, ни малейшего права на существование хоть какой-то неровности или шероховатости. Все углы были ровными-ровными, правильными-правильными. Я могла бы даже ночью, с закрытыми глазами, безошибочно пройти мимо, ничего не задев.
Все у нас было прочно и солидно. В мои непосредственные обязанности входило, я бы сказала, декоративно подчеркивать интерьер, но ненавязчиво, а так, чтобы еще лишний раз подчеркнуть мастерство построенного и отделанного. «Мой дом – моя крепость» – было главным девизом жизни моего возлюбленного. Но ведь в том-то и дело; для него домом были лишь только стены, железобетонные опоры, арматура, а никак не я. Тогда, быть может, я входила в понятие «крепость»? А крепость это что? Укрепление – ограждение – выдерживать натиск – не покидать своего поста – стоять насмерть... О, боже! И я вдруг поняла, что мне очень хочется заблудиться, набить шишку, может быть даже и не одну, почувствовать легкий сквознячок в комнатах, услышать завывание ветра в прохудившейся крыше. Короче, я поняла, что не в стенах счастье, а в чем-то еще. А, может, мой возлюбленный и не был вовсе профессиональным строителем, а может в растворе, скреплявшем наши отношения, было что-то от зыбучести песков... И я ушла, твердо решив, что подпирать (укреплять) стены – это не для такой умницы, как я.

Второй был специалистом по настилу полов.
Ох, как он стелил, как он стелил, девочки!.. Без единой щелочки. Чтобы не скрипело и не прогибалось, или, как говорят опытные плотники: «чтобы не гуляло». Он укладывал наши отношения так тщательно и скрупулезно, так сосредоточенно, совершенно не отвлекаясь на посторонних, что я наконец-то вздохнула: «Вот это именно то, что мне нужно – твердая почва под ногами!». Я бегала по этой твердости босыми ногами и радовалась ее естественной, прямо-таки первобытной непосредственности, и возможности свободно перемещаться так, как мне хочется и с кем мне заблагорассудится. Вот так я бегала, прыгала, пока в один прекрасный день не загнала занозу. Это было болезненно, прямо до слез: любимый не понимал моей свободной жизни и осуждал мой вольный нрав. На мои стенания по поводу несоответствия и непригодности подобной грубости для моей утонченной души, он обиделся. Он также не понял моих намеков по поводу элитности и отказался измениться, аргументируя это тем, что естественную красоту нельзя прятать. С чем я, будучи истинной женщиной, согласилась, но как контрудар в этом вопросе использовала мужскую амбицию. Лить густой, круто заваренный елейный раствор лести на его самолюбие было делом тонким, но я знала, что «овчинка выделки стоит». Я предложила взамен дощатого пола – положить блестящий паркет. Любимый назвал меня за это гением. И пытался настоять на том, чтоб выложить паркетины в виде моего имени, по типу того, как в Лос-Анджелесе выкладывают звезды с именами знаменитостей. Я, конечно же, поскромничала и отказалась, но должное этой идее отдала: об этом широком жесте узнали все мои подруги и сослуживицы. Последние смотрели на меня дня три с завистью и вели себя гордо и заносчиво. А я почувствовала себя, по меньшей мере, фавориткой Людовика XIV. Все было так хорошо. Потом вдруг я стала замечать, что куда-то подевался безукоризненный блеск, который так ослеплял меня вначале пути; а красота и необычность потускнели и стали привычными, даже обыденными. А потом и вовсе хуже – почва стала уходить из-под ног. Уходила так быстро, что я почувствовала себя на грани опасности. Наверное, как я предположила, там была трещина, которая постепенно становилась все больше и больше и, как результат, - прогнившие отношения. Я закрыла глаза и явственно представила к чему приведет этот процесс. Я увидела огромную яму и себя, сваливающуюся в нее. Нужно было срочно принимать меры. Решительно встав на ноги и, надев свои лучшие красные туфельки, я... застучала каблучками, удаляясь.

Следующий был настоящим писателем. Не по должности, а по внутреннему содержанию. Он всегда и всюду, где только мог, находил столы, стульчики, лавочки, пятачки, уголочки, краешки, завалинки и т.п., на которых денно и нощно что-то писал. Задумчивый взгляд, скрипенье, шуршанье, сопенье, шелест переворачиваемых страниц. Непослушная челка периодически попадает под острие ручки (но это ли преграда для истинного таланта!), и тут же театральным жестом укладывается на высокий, покрытый творческой испариной, лоб. Красиво, да? А, главное, впечатляюще. Ну, как тут не умиляться? И я, грешным делом, возмечтала о зарождении нового «сиквела» – о возможном продолжении романа «Мастер и Маргарита». А почему нет? Мастер – вот он, а образ Маргариты, облагороженный моей практичностью, даже будет смотреться современнее. Все было прекрасно до определенного времени. Что случилось, спросите вы? А вот что. Вдохновение – чувство капризное. Появлялось оно всегда внезапно, и надо сказать, очень часто даже в неподходящем месте. Поэтому, чтобы его ни в коем случае не упустить, необходимо было в любой момент успеть все записать. Я была верной Маргаритой своему Мастеру. Вопрос с ручкой был решен быстро. Я ее попросту повесила моему возлюбленному на шею, как вешают детям ключ от квартиры, чтобы не потерять. С подручным материалом было сложнее. Вначале я, приготовив стопку бумаги для записей, сидела возле нее начеку, готовая в любую минуту доставить ее в то доброполучное место, где моего писателя осенило. Носиться по дому стало моим долгом. Не только для доставки, но и для уборки выкинутых исписанных бумажек. На вопрос, почему он их не оставляет, я услышала не обещающий в ближайшем будущем покой ответ: « я не могу тянуть за собой этот ворох прошлого. Каждый раз я должен начинать все с чистого листа ». Бегать я, в конечном счете, устала, но сдаваться все еще не думала. Я предприняла последнюю, отчаянную попытку: я расставила по всему дому ловушки для поимки разбушевавшегося не на шутку воображения. Бумага для записей висела, торчала, лежала везде, где только можно было представить его, воображения, появление. Итак, капканы готовы, я – тоже. Началась охота. Кто кого. Со временем я даже вычислила его любимые места: на диване и за столом на кухне. Несколько странно – обитать вдохновению в местах, пользующихся спросом у обычных мужчин, не находите? Талант был неистощим. Зато мои силы иссякали с каждым днем. Я потеряла бдительность и поняла, что проигрываю, в тот момент, когда впервые нашла, простите за подробности, в туалетной комнате весь исписанный рулон туалетной бумаги... Дальше – больше. В ход пошли бумажные салфетки с кухонного стола и с него же белоснежная скатерть; потом его ненасытность разом выплеснулась на обои и поглотила их за несколько недель. Затем... затем этот монстр «вдохновение-воображение» посягнул на самое святое – он пробрался в нашу спальню. Когда среди ночи мой возлюбленный вскочил и, схва