Моя душа чудовищно-ревнива: она бы не вынесла меня красавицей.
Говорить о внешности в моих случаях - неразумно: дело так явно, и настолько - не в ней!
- «Как она Вам нравится внешне?» - А хочет ли она внешне нравиться? Да я просто права на это не даю,-на такую оценку!
Я - я: и волосы - я, и мужская рука моя с квадратными пальцами - я, и горбатый нос мой - я. И, точнее: ни волосы не я, ни рука, ни нос: я - я: незримое.
Чтите оболочку, осчастливленную дыханием Бога. И идите: любить - другие тела!
«Люби меня, как тебе угодно, но проявляй это так, как удобно мне. А мне удобно, чтобы я ничего не знал».
«Если бы Вы сейчас вошли и сказали: «Я уезжаю надолго, навсегда», - или: «Мне кажется, я Вас больше не люблю», - я бы, кажется, не почувствовала ничего нового: каждый раз, когда Вы уезжаете, каждый час, когда Вас нет - Вас нет навсегда и Вы меня не любите».

----------------------------------------------------------------------

Лучше потерять человека всем собой, чем удержать его какой-то своей сотой.

-------------------------------------------------------------------------

Письмо:

«Милый друг! Когда я, в отчаянии от нищенства дней, задушенная бытом и чужой глупостью, вхожу, наконец, к Вам в дом, я всем существом в праве на Вас. Можно оспаривать право человека на хлеб (дед не работал, значит - внук не ешь!) - нельзя оспаривать право человека на воздух. Мой воздух с людьми - восторг. Отсюда мое оскорбление.

Вам жарко, Вы раздражены. Вы «измучены», кто-то звонит, Вы лениво подходите: «Ах, это Вы?» И жалобы на жару, на усталость, любование собственной ленью, - да восхищайтесь же мной, я так хорош!

Вам нет дела до меня, до моей души, три дня - бездна (не для меня - без Вас, для меня - с собой), одних снов за три ночи - тысяча и один, а я их и днем вижу!

Вы говорите: «Как я могу любить Вас? Я и себя не люблю». Любовь ко мне входит в Вашу любовь к себе. То, что Вы называете любовью, я называю хорошим расположением духа (тела). Чуть Вам плохо (нелады дома) жара, большевики) - я уже не существую.

Дом - сплошной «нелад», жара - каждое лето, а большевики только начинаются!

Милый друг, я не хочу так, я не дышу так. Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи: чтобы, когда я вхожу, человек радовался».