С нами за столом старый маленький дед, тщедушный, на костылях. Фронтовики в большинстве своем небольшого роста, тогда люди ниже были, но телом и духом крепче. Сейчас те из них, что еще живы, уже очень пожилые, немощные, и трудно представить себе их другими, молодыми, здоровыми, смелыми, сильными. Ах, время, время, что ты с нами делаешь!
- Дядя Миша, расскажи нам про войну, про синицу, - просят женщины, - Ильдар вот еще не слышал...
- Это было зимой 41-го, под Москвой, - начал дядя Миша, - Сидели мы в окопах, мерзли. Мороз стоял страшный, за 30-ть. Однажды я услышал, как что-то упало позади меня, обернулся и увидел синицу. Птица замерзла на лету и упала ко мне в окоп. Мне показалось, что она еще жива, я подобрал ее и засунул за отворот бушлата. Через некоторое время синица зашевелилась, высунула голову наружу, но не улетела. Голодная, наверное, подумал я, нарезал тонким слоем сало, пожевал, чтоб помягче было, поднес к её клюву. Она съела предложенное угощение. Я набрал в рот снега, подождал, когда растает, выплюнул в ладонь, поднес, она попила.
Так мы с ней и подружились. Она жила у меня за пазухой, иногда вылетала, сделает пару кругов, нужду справит – и обратно в тепло. А я ее кормил и поил.
Слух о ручной синице моментально распространился вокруг. В первый день о ней знал взвод, во второй - рота, в третий – батальон, в четвертый – весь полк. Люди приходили из соседних частей, чтоб подивиться на ручную птицу, тащили ей еду, а птица великодушно делилась с нами, простыми солдатами, на радость всем последним. Однажды пришел один узбек, посмотрел и сказал: это сам Бог к вам спустился в облике птицы. Я ему, конечно, не поверил, но вот что интересно, вскоре мы пошли в наступление, и на нашем участке немцы не оказали большого сопротивления, бросили окопы и отступили. Хотя в других местах отчаянно сопротивлялись.
- А как ты шел в атаку с птицей за пазухой? Раздавить же мог.
- А она вылетела наружу, летала над нашими головами, пока мы бежали вперед, падали в снег и снова бежали. Когда же ворвались в немецкие окопы, она меня нашла и снова спряталась на груди. Так мы прожили с ней зиму. Я успел к ней привыкнуть, она – ко мне. Днем она вылетала погулять, размять крылья, когда же мерзла или хотела есть возвращалась ко мне.
И вот наступила весна. Мы преследовали отступающих немцев, часто меняли позиции. Стало уже тепло, распускались почки. И вот однажды, когда мы шли по лесу, она вылетела, полетала, вернулась, снова улетела, теперь дольше ее не было, а в третий раз исчезла навсегда. Стало тепло и она решила, что дальше уже может сама прожить.