Поехала на вечернюю службу в другой храм, встретила там давнего своего знакомца Толю, о жизни которого несколько лет назад даже написала повесть "Всякая трава цветет". Жизнь продолжается, и можно опять писать. Представьте себе такого смешного, добродушного крепыша с длинными седыми волосами, в которых и теперь угадывается еще былая их густота, раньше-то они вообще стояли невообразимой копной на его бедовой голове, теперь их меньше, они зачесаны назад, как сложенные послушно два сизых крыла. Борода лопатой, на две бы хватило, да одному досталась. Круглое лицо с маленькими, вечно смеющимися глазками. Бочка живота везде оказывается впереди хозяина, как бы шустро он ни бегал, а бегает он шустро. .
Толя шумно радовался нашей встрече, и пока не началась служба, в небольшом закутке, где стол и несколько стульев, и Толина переодевалка, успел рассказать, как много на свете чудес, они просто на каждом шагу - "Вот сегодня, например, иду - навстречу женщина, лицо все в морщинах, юбка короткая, ноги кривые. Думаю - ну что ж ты, страшная такая, хоть бы юбку бы подлиннее надела бы, прикрыла эти ноги-то свои! И вдруг - раз! - нога у меня отнялась. Вступило - не могу идти, волочу ее кое-как. И сразу: "Господи, милостивый! Прости меня, прости! Никого больше не буду осуждать! Прости! На кой мне эта баба сдалась, что я про нее так подумал! Тьфу на нее! Прости меня, Господи!" Ведь ты посмотри - как Он нас любит! Сразу вразумил, немедленно".
Еще рассказал Толя, как ездил недавно в Оптину пустынь со своим крестником. Попутно заметил, что по-прежнему запивает иной раз и по две недели пьет как не в себя. И что разговорчивые его "друзья" - голоса, о которых он и раньше рассказывал, мучают его временами по-прежнему. С крестником в Оптину помолиться ездили, потому что там, оказывается, у алкоголиков и наркоманов не бывает ломки, они туда ездят как в реабилитационный центр. С крестником в паломничестве была такая история, он вечером стоял к исповеди, но успели исповедать не всех, велели прийти, в том числе и крестника, завтра рано утром. Пошел крестник в скит, где они жили эти дни. "И вот идет он лесом, а навстречу два амбала по два метра ростом. Кругом - ни души. И эти два громилы нависли. Спрашивают - голос как рык звериный: "Ну, что, исповедовался?" Крестник мой со страху как припустил бежать, насилу ноги унес. "Кто это такие?" - спрашивает меня потом. "Да бесы это, бесы, - говорю, - а ты как думал!.." На следующий день он исповедовался, причастился, и такой радостный стал, в меня, говорит, как будто что влилось. Всю дорогу обратную радовался, как ребенок. Давай, говорит, отца привезем сюда, хоть насильно - свяжем да и привезем, потом сам поймет, как тут хорошо".
Рассказывая это, Толя весело смеется. О том, как хорошо быть верующим человеком, он рассказывает везде, всюду и всем. Его, бывало, даже били за это, в неподходящей аудитории. Сам он в своей жизни, можно сказать, дополз до храма на последнем дыхании, когда уже почти растерял по капле свое богатырское здоровье в пьянке и гулянке. А все, что имел в жизни материального, потерял вовсе. Теперь вот служит в храме алтарником. А по совместительству и по доброй своей воле Толя - это ходячее и несмолкающее православное радио, вещающее о том, что для каждого человека, пусть самого упавшего и некудышнего, у Господа припасено столько любви и милосердия, что ум человеческий ни вместить, ни осознать не в силах.
Оригинал взят у
в
Про алтарника Толю