Из письма княгини Марии Николаевны Волконской своему отцу, прославленному генералу 1812 г., Николаю Николаевичу Раевскому. 21 декабря 1826 г.: Цитата:
«Мои добрый папа, вас должна удивить та решительность, с которой я пишу письма коронованным особам и министрам, но что вы хотите — нужда и беда вызвали смелость и в особенности терпение. Я из самолюбия отказалась от помощи других. Я летаю на собственных крыльях и чувствую себя прекрасно».
Оставалось несколько дней до отъезда Марии Николаевны в Сибирь, к мужу, декабристу Сергею Григорьевичу Волконскому. Что мы знаем о Марии Николаевне? Не той, некрасовской, поднятой на котуры, почти недосягаемой, а реальной, живой, поначалу худенькой, угловатой, а потом прекрасной и таинственной?! Как это все произошло? Можно ли проследить это преображение души, прочесть ее историю, хотя бы ее начало, кем она могла стать и кем не стала, и почему? И еще множество вопросов, порой незначительных, но в них и наши надежды.

....

В конце декабря князь Сергей привез жену в имение Раевских, Болтышку, под Киевом. Мария Николаевна ждала первенца. Он уже знал, что полковник П. И. Пестель арестован, но не знал о событиях 14 декабря 1825 г. Генерал Раевский поведал зятю о них и, предчувствуя, что арест может коснуться и князя, предложил ему эмигрировать. Волконский от этого предложения сразу же отказался, ибо бегство для героя Бородина было бы равносильно смерти.

В начале января 1826 г. Мария Николаевна родила первенца, которого, по семейной традиции, решено было назвать Николаем. Молодая мать заболевает родильной горячкой и о дальнейших событиях вплоть до апреля 1826 г. ничего не знает.


А события тем временем следуют одно за другим. Арестованы Орлов, Волконский, сыновья Раевского. Сам Николай Николаевич едет хлопотать за родственников в Петербург, но к его приезду сыновей отпускают, за ними ничего нет. Утешительно и положение Михаила Орлова, за него ежечасно хлопочет его брат Алексей, второй человек в новом правительстве Николая I. А положение Волконского осложняется еще и тем, что он не хочет давать показания на своих товарищей, и царь в сильном гневе, который обрушивает на голову старого генерала, попробовавшего похлопотать за зятя.

Лишь возвратившись в апреле в Болтышку, Раевский обо всем известил дочь, прибавив, что Волконский «запирается, срамится» и прочее. И конечно, отец сразу же объявил ей, что не осудит ее, если она решит расторгнуть брак с Волконским.

Можно лишь представить себе, каково было все это услышать молодой женщине, измученной долгой болезнью. Раевский, верно, и рассчитывал на то, что она снова покорится воле родителей, но произошло наоборот. Дочь взбунтовалась. Как ее ни отговаривают, она едет в Петербург, добивается свидания с мужем, наносит визиты родственникам мужа, утешая их и мужественно ожидая приговора.

До этого момента она ничего не знала ни о тайных обществах, ни о том, чем занимался Волконский, но узнав, не пришла в ужас, отчаяние, как ее родители. Она впервые начинала понимать своего мужа, осмысливать ту его деятельность, которая была от нее скрыта.

Александр Раевский, горячо любимый брат и кумир юности, насильно увозит ее из Петербурга, обрывая общение Марии Николаевны с семьей мужа. Он увозит ее к тетке, графине Браницкой, где она оставила своего сына.

А в имении Браницкой ее ждало заточение на несколько месяцев — с апреля по август. И все это время она была лишена известий о муже.

Но эти месяцы не прошли даром. В душевном одиночестве, думая о муже, Мария Николаевна как бы рождалась заново. Потребовалась огромная духовная работа, чтобы определить свое отношение к «преступлению» Сергея Григорьевича, понять его, прийти к единственному выводу: что бы его ни ожидало, быть рядом с ним. Это решение тем более ценно, что Мария Николаевна выстрадала его. Если А Г. Муравьева, Е И. Трубецкая и другие жены декабристов не были скованы столь жесткими домашними оковами, были вольны общаться друг с другом, находили поддержку друзей, родственников, всех сочувствующих бунту, то Волконская была вынуждена в одиночку бороться за свой смелый выбор, отстаивать его и даже пойти на конфликт с самыми близкими, любимыми ею людьми. Недаром декабрист М. Лунин назовет Раевских «трусливым семейством», имея в виду их решительное сопротивление отъезду Марии Николаевны.

Цитата:
«Она сделает и должна делать лишь то, что посоветуют ей отец и я...» — это суждение характеризует не только Александра Раевского. Оно в немалой степени рисует нам и положение женщины в начале XIX века. И то, что сделали жены декабристов, и прежде всего Мария Волконская, явило для русского общества событие необычайное, возможно, не менее значительное, чем само восстание.



2 июля 1826 г. подследственным объявили приговор. Сергей Григорьевич Волконский был осужден по первому разряду на 20 лет каторги. 26 июля его отправили в Сибирь. И лишь через несколько недель Александр Раевский рассказал сестре о случившемся. Он собирался в Одессу и попросил Марию Николаевну ничего не предпринимать до его возвращения. Он уехал, оставив Волконскую на попечение сестре, Софье. Уехал, уверенный, что все будет так, как хочет он...

Но едва экипаж скрылся из виду, Волконская спешно стала укладываться, заявив, что поедет в Яготин, Полтавской губернии, в имение брата мужа князя Репина. Софи тотчас оповестила отца. До Яготина Марию Николаевну сопровождали мать и сестра. Вручив ее князю и его жене, они со слезами на глазах уехали.

Вместе с князем Николаем Григорьевичем Репниным и его женой Волконская отправилась в Петербург. Мария Николаевна забрала в столицу и сына. Остановилась она в доме свекрови, княгини Александры Николаевны Волконской, на Мойке (в квартире, где через одиннадцать лет умирал Пушкин).

Мария Николаевна приехала в Петербург 4 ноября. А за две недели до ее приезда в столицу прибыл ее отец, Николай Николаевич. Он встретился с царем, которому верноподданнически объявил, что будет удерживать дочь «от влияния эгоизма Волконских». С «бабами Волконскими» у генерала отношения весьма натянуты.



«Я ДОСТИГЛА ЦЕЛИ СВОЕЙ ЖИЗНИ»

Мария Николаевна пишет прошение государю отпустить ее к мужу, ждет ответа почти месяц. Вечером 21 декабря получен благожелательный ответ Николая I, а уже в 4 часа утра 22 декабря 1826 г., оставив ребенка свекрови, она выезжает в Москву. Хочется отметить и этот факт: своего ребенка она оставляет не матери, а свекрови.

Настолько сильна вражда родного дома, сильно неприятие ее поступков, что Мария Николаевна оставляет своего первенца человеку, с которым она даже мало знакома. Что ж, она решилась и на это, уверенная в своей правоте. Какой силой души надо было обладать, чтобы вынести эту вражду и уехать, не простившись с близкими?!

Вспомним восторженную Машеньку, пишущую письма своему горячо любимому брату... Сколь разнятся поступки Марии Волконской от поступков Маши Раевской. А ей всего лишь девятнадцать лет.

В Москве она на несколько дней останавливается у княгини Зинаиды Волконской (дом З. Волконской дважды перестраивался, ныне там находится Елисеевский магазин - С.А.), давшей в честь ее знаменитый вечер, на котором были А. С. Пушкин, Д. В. Веневитинов и другие известные люди России. И в канун нового, 1827 г., когда в московских домах шли балы, звенели бокалы, она покидала Москву. Ей казалось — навсегда. Отцу она сказала, что на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не вернется... Он чувствовал, что более не увидит ее.

Из всей семьи Раевских лишь три человека — отец, Екатерина и Елена — позже смогли понять, каждый по-своему, поступок Марии Николаевны. Отец 2 сентября 1826 г. писал дочери: «Муж твой виноват перед тобой, пред нами, пред своими родными, но он тебе муж, отец твоего сына, и чувства полного раскаяния, и чувства его к тебе, все сие заставляет меня душевно сожалеть о нем и не сохранять в моем сердце никакого негодования: я прощаю ему и писал ему прощение на сих днях...»

Сибирская жизнь Марии Николаевны только начиналась. Пройдет еще целых тридцать лет, прежде чем придет Указ о помиловании и декабристам разрешат вы ехать. Из 121 ссыльного в живых не останется и двух десятков. Переменится и сама Мария Николаевна, изменится Сергей Григорьевич, произойдет много разных событий но это уже потом, позже.

Говорят, несчастья и страдания преображают человека. Что же касается Марии Николаевны — то эта истина вдвойне верна. Из всех несчастий она вышла зрелой и прекрасной женщиной, мужественной, влюбленной в своего мужа. Впрочем, если у кого то все же закрадется в душу сомнение по любви ли поехала Мария Николаевна вслед за мужем, хочу ответить со всей уверенностью — по любви. Именно любовь зрелое влечение сердца оформировала окончательно ее духовный облик. Еще 31 декабря 1825 г за несколько дней до ареста мужа, она писала ему:

«Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать все, чтобы я могла приехать к тебе если решено, что ты должен оставаться на своем посту».

Волконский сдержал слово, данное жене. Он приехал не к 11 му, а 5 января. При ехал самовольно, зная, что у него остаются считанные часы до ареста. Приехал, чтобы поздравить жену с рождением сына и при ласкать ее, успокоить. Посмотреть на любимые черты, может быть, в последний раз. Он пробыл в Болтышке всего несколько часов.

Именно Марии Николаевне Волконской принадлежат поразительные по своей точности и искренности слова, которые се годня звучат как завещание нам. «Если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, может быть и преждевременно затеял дело свое».

Новые времена подтвердили это.

PS. Я была в имении Раевских в Крыму. Когда решили делать ремонт дома-музея пришлось сорвать плющ совершенно увивший всю заднюю часть дома. Когда стена была очищена глазам сотрудников предстал портрет Марии Волконской. Изображение было выполнено в камне в традиционном облике мадонны с младенцем.Это было сделано по инициативе ее отца. Он гордился своей непокорной дочерью.Умирая он поцеловал ее портрет.А мать так и не простила свою дочь





Владислав Романов
Альманах «Факел», 1990г.